Если подсудимый психически болен а суд не обращает на это внимание

Обновлено: 03.05.2024

Разберем - где, когда и как учитываются болезни человека, который «привлекается» по уголовному делу. У каждого есть какие-то болезни, даже если это молодой 20-летний парень. Но болезнь болезни рознь. Какие-то болезни могут серьезно влиять на судьбу обвиняемого, а какие-то «ничего не весят».

В уголовном деле есть различие – психическая болезнь или физическая.

С психической болезнью своя история – она влияет на вменяемость и на возможность привлечь к уголовной ответственности в принципе. При «непорядках» с психикой применяются принудительные меры медицинского характера – отдельный механизм УПК.

Но данная статья о болезнях физических.

Итак, на каких этапах уголовного процесса болезнь может иметь значение.

Приостановление дела

Согласно п.4 ч.1 208 УПК тяжелая болезнь может повлечь приостановление следствия.

Но она (болезнь) должна быть такой, чтобы не давать возможности обвиняемому участвовать в следственных действиях. Иначе говоря, он должен не иметь возможности говорить (быть допрошенным), двигаться или вообще должен быть без сознания. И это нужно подтвердить медицинским заключением. Забота об этом медицинском заключении ложится на следователя - это обвиняемый может «спокойно себе лежать в коме», а у следователя процессуальные сроки.

Аналогичный подход и к судебной стадии. Согласно п.2 ч.1 238 УПК судья приостанавливает дело в случае тяжелого заболевания обвиняемого, если оно подтверждается медицинским заключением.

Приостановление дело временное. Оно заканчивается если не выздоровлением, то хотя бы восстановлением способности обвиняемого приминать участие в деле. Либо заканчивается тем, что обвиняемый «уходит» так далеко, откуда его никому не достать.

Избрание меры пресечения

Болезнь может быть такая, что не дает заключить обвиняемого под стражу (арестовать).

Болезни эти тяжелые, и, в силу этого, симулировать их или создавать искусственно - маловероятно.

Существует отдельный Перечень таких заболеваний и процессуальный порядок их фиксации.

Если болезнь выявилась или появилась уже в СИЗО – то человека нужно освобождать ( ч.1.1 110 УПК ). Главный критерий в этом вопросе – что человека нельзя вылечить в условиях СИЗО.

Суд, при рассмотрении ходатайства следователя об аресте обязан выяснять, имеются ли у обвиняемого такие болезни, о чем его отдельно спрашивают. На этом вопросе от судьи «человек в клетке» обычно оживляется, поскольку думает, что судья интересуется его здоровьем, а значит, как-то ему сопереживает. Ничего подобного, судья просто обязан соблюсти все формальные требования.

Подробнее про заболевания, препятствующие заключению в СИЗО, смотрим здесь .

Учет при назначении наказания

Состояние здоровья не значится в списке обязательных смягчающих обстоятельств (перечисленных в ч.1 61 УК ). Оно относится к группе иных смягчающих обстоятельств (о которых упомянуто в ч.2 61 УК )

Эту категорию смягчающих суд не обязан учитывать. Он может согласится их учесть, но вправе и отказать в этом, так как это право суда, но не обязанность ( п.28 Пленума № 58 ).

Отдельно можно использовать состояние здоровья не самого осужденного, а его родственников - это также может быть учтено как смягчающее обстоятельство (подробнее здесь: Иждивенцы у осужденного, учет при наказании ).

Защита всегда приобщает документы о «болячках» обвиняемого – все-таки это смягчающее. Суд не противится этому, для него такое смягчающее не особо обязывающе – просто напишет в приговоре, что он «учитывает состояние здоровья» и даст такой срок, какой и хотел.

Следователь тоже без особых возражений приобщает к делу документы о здоровье обвиняемого, ему они никак не мешают.

Освобождение от наказания

Существует также отдельный перечень болезней, которые освобождают от наказания. И этот перечень несколько отличается от перечня болезней, препятствующих заключению в СИЗО.

Процедура предполагает освобождение только в порядке исполнения приговора ( п.6 397 УПК ). Это особый порядок, отличный от основного судебного разбирательства.

Это значит что во время судебного разбирательства, если защита ссылается на наличие физической болезни – то никто обвиняемого не отпустит. Просто вынесут приговор и уже потом, в отдельном порядке, в порядке исполнения приговора будут рассматривать – освобождать или нет. Все это время больной осужденный будет сидеть, хотя болезнь этому препятствует.

Кстати, это проблемный пробел в законе – например, во время суда у человека развивается прогрессирующая болезнь и он может погибнуть. Но нет, сначала «влепим» приговор и только потом, в отдельном процессе, будем решать, что там с болезнью.

Подробнее про нюансы процедуры освобождения по болезни, что и как учитывается судом - смотрим здесь .

Отсрочка от исполнения наказания

Если такое понятие как освобождение по болезни в законе урегулировано четко ( 81 УК ), то отсрочка наказания по болезни урегулирована менее подробно.

Нормативная база для применения отсрочки наказания по болезни состоит всего из одной нормы: п.1 ч.1 398 УПК "исполнение приговора "может быть отсрочено судом на определенный срок при наличии болезни осужденного, препятствующей отбыванию наказания, - до его выздоровления".

Мера эта временная. Выздоровел – добро пожаловать «на этап».

Другие механизмы освобождения и смягчения наказания смотрим здесь .


Эксперты поддержали постановление Европейского Суда, но при этом разошлись в оценке его значимости для правоприменительной практики России. По мнению одного из них, позиция Суда обращает более пристальное внимание на значимость оглашенных показаний для существа дела. Другой считает, что ни данное постановление, ни другие ему подобные ничего не изменят, и российские суды будут продолжать оглашать показания неявившихся свидетелей по своему усмотрению.

Европейский Суд принял постановление по делу «Задумов против России». Осужденный за убийство Роман Задумов подал жалобу на нарушение его права на справедливое судебное разбирательство в связи с оглашением показаний отсутствующего в судебном заседании свидетеля обвинения, что, по мнению заявителя, нарушило п. 1, 3 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, гарантирующей право на справедливое судебное разбирательство и право обвиняемого допрашивать дающих против него показания свидетелей.

Как следует из приговора, в октябре 2010 г. Роман Задумов вместе со знакомым А. пришли в квартиру Х., находившегося в состоянии тяжелого алкогольного опьянения, по приглашению К., которая на протяжении нескольких дней распивала с хозяином квартиры спиртное. По причинам, не установленным следствием, заявитель потребовал у Х. паспорт, когда тот не отреагировал на это требование, заявитель и А. начали избивать Х. до тех пор, пока тот не перестал дышать. Все произошло в присутствии К., которой затем дали 100 руб. «за молчание».

Через неделю с К. случился эпилептический припадок на улице, после чего она была госпитализирована и направлена на лечение вызванных злоупотреблением алкоголем психоза и припадков. Во время прохождения лечения К. с разрешения главного врача медицинского учреждения была допрошена следователем, проводящим предварительное расследование смерти Х. Согласно медицинскому заключению, в тот момент К. находилась в состоянии, позволявшем ей давать ответы на вопросы, и не имела острых психических расстройств.

Во время допроса К. рассказала о произошедшем в квартире Х., указав, что Задумов и А. вдвоем нанесли погибшему не менее 40 ударов ногами. Через некоторое время после этого Роман Задумов и его знакомый были задержаны по подозрению в убийстве Х. Впоследствии А. признал свою вину, однако Задумов отрицал причастность к убийству.

В феврале 2011 г. суд заслушал свидетелей обвинения. Свидетельница К. также была вызвана на судебные заседания, но не явилась на них. Судебные приставы представили в суд отчет о том, что К. не была найдена по месту жительства и, по словам ее матери, может проходить лечение в психоневрологическом диспансере.

В тот же день суд заслушал показания свидетельницы Д. – следователя, осуществлявшего предварительное расследование дела. Она сообщила, что во время проведения допроса психологическое состояние К. было адекватным, она давала последовательные показания, правильно рассказала о событиях. Прокурор подал ходатайство об оглашении показаний К. в судебном заседании, но оно было отклонено до получения дополнительной информации о состоянии здоровья свидетеля.

Согласно письму, направленному психоневрологическим лечебным учреждением в суд, К. находилась на лечении с января 2011 г. и должна была быть выписана в начале марта 2011 г. Прокурор, ссылаясь на факт неясности даты выписки К., вновь заявил ходатайство об оглашении в судебном заседании показаний К. Несмотря на возражения стороны защиты, оно было удовлетворено со ссылкой на ст. 281 УПК РФ.

В заключительном судебном заседании адвокат Романа Задумова заявил, что показания К., которые являются основным доказательством обвинения, не могут квалифицироваться как надежные, поскольку даны лицом, страдающим органическим психическим расстройством и алкогольной зависимостью, что ставит под сомнение его способность правильно воспринимать и воспроизводить события. Кроме того, он добавил, что проведение допроса свидетельницы, проходящей лечение в психиатрическом медицинском учреждении, ставит под сомнение достоверность ее показаний. Адвокат также отметил, что оглашение показаний К. нарушает право обвиняемого на допрос свидетеля в соответствии с п. 3 ст. 6 Европейской конвенции.

Несмотря на заявления адвоката, в апреле 2011 г. суд приговорил заявителя и А. к лишению свободы сроком на десять и восемь лет. Суд апелляционной инстанции оставил приговор без изменения.

В отзыве на жалобу в ЕСПЧ Правительство РФ утверждало, что судебное разбирательство в отношении Романа Задумова было справедливым. Власти предприняли необходимые действия для обеспечения явки свидетельницы К. в суд, однако длительное нахождение в стационаре помешало ей присутствовать на судебном заседании. Кроме того, правительство указало, что обвинение заявителя основывалось и на других доказательствах, достаточных для его осуждения. Ссылаясь на положения УПК РФ, а также разъяснения Верховного Суда и Конституционного Суда, российское правительство сообщило, что заявителю были предоставлены достаточные процессуальные гарантии, направленные на обеспечение его права допрашивать свидетелей, дающих показания против него.

Европейский Суд отметил, что ранее неоднократно принимал решения, согласно которым состояние здоровья свидетеля или факт прохождения им стационарного лечения могут служить веской причиной его отсутствия в ходе судебного разбирательства. Однако, по мнению Суда, принятие национальными судами такой причины отсутствия должно зависеть не от истории болезни человека, а от его состояния во время судебного разбирательства.

В этой связи ЕСПЧ отметил, что в течение месяца после получения судом информации из медучреждения о планируемой выписке К. в начале марта было проведено по меньшей мере шесть судебных заседаний, на которых были заслушаны показания свидетелей. При этом в деле не приведены основания того, почему суд счел невозможным или нецелесообразным заслушивать К. во время одного из этих заседаний.

Европейский Суд указал, что, хотя заявитель и использовал свое право на изложение собственной версии событий, ему не была предоставлена возможность оспорить показания К., несмотря на ее доступность для допроса. Таким образом, отметил ЕСПЧ, несмотря на существование в российской правовой системе процессуальных гарантий, обеспечивающих право обвиняемого на допрос свидетелей, свидетельствующих против него, национальные суды в данном деле не смогли предоставить достаточных процессуальных гарантий для выстраивания обвиняемым своей защиты.

По итогам разбирательства ЕСПЧ признал нарушение п. 1, 3 ст. 6 Конвенции. При этом Суд отказал в удовлетворении просьбы заявителя о выплате ему компенсации в 1 млн евро, указав, что для лица, которое было осуждено в ходе разбирательства, признанного не соответствовавшим требованиям ст. 6 Конвенции, наиболее подходящей формой возмещения будет повторное рассмотрение или возобновление уголовного дела по вновь открывшимся обстоятельствам в соответствии со ст. 413 и 415 УПК РФ.

Комментируя решение ЕСПЧ, адвокат Сергей Князькин отметил, что запрет на оглашение показаний свидетеля, не допрошенного в ходе судебного разбирательства, нарушает равные права сторон. «Если показания свидетеля имеют ключевое значение для дела, то такое оглашение показаний по практике Европейского суда является нарушением прав по п. 3 (d) ст. 6 Конвенции. Такую правовую позицию ЕСПЧ занимал всегда и всегда ее отстаивал. Не изменил своей правовой позиции ЕСПЧ и в настоящем деле», – пояснил Сергей Князькин.

Он также напомнил, что многочисленные нарушения этого права в России привели в 2016 г. к внесению дополнений в УПК РФ (п. 5 ч. 2 ст. 281), которые позволили оглашать показания отсутствующих свидетелей или потерпевших и использовать их как доказательства обвинения, если не удалось установить место их нахождения для вызова в судебное заседание. По мнению Сергея Князькина, постановление Европейского суда имеет важное значение для правоприменительной практики в России, поскольку обращает более пристальное внимание на значимость оглашенных показаний для существа дела и возможность уравновешивания прав сторон.

В свою очередь адвокат АБ «Багрянский, Михайлов и Овчинников» Филипп Багрянский выразил уверенность в том, что оглашение показаний свидетеля вместо его допроса в суде в любом случае является грубейшим нарушением права на справедливое судебное разбирательство. «Несмотря на то, что в данном конкретном деле Европейский Суд признал нарушение права на справедливое судебное разбирательство (что, несомненно, замечательно), ни данное постановление, ни другие ему подобные ничего не изменят. Напротив, непринципиальность ЕСПЧ фактически легализует порочную практику по оглашению показаний свидетелей. На практике это будет означать лишь одно – что российские суды так и будут продолжать оглашать показания неявившихся в судебное заседание свидетелей», – считает Филипп Багрянский.

Устюжанина Ольга

Уголовно-процессуальным законом, как и нормативными правовыми актами других отраслей права, установлены процессуальные сроки, исчисляемые с момента совершения уголовно наказуемого деяния до наступления правовых последствий. В частности, по истечении срока давности привлечения к уголовной ответственности виновное лицо не подлежит наказанию.

При этом обстоятельства, в которых данные сроки протекают, бывают разные.

Так, в октябре 2019 г. я приняла поручение на защиту интересов Л. – потерпевшей по уголовному делу в отношении Д., обвиняемого по ч. 2 ст. 167 и ч. 1 ст. 119 УК РФ.

Согласно обстоятельствам дела, в августе 2018 г. Д. на территории частного сектора города на своем автомобиле преследовал автомобиль, которым управляла Л. Обогнав машину Л. и преградив ей движение, Д. обстрелял автомобиль девушки из травматического пистолета, повредив двери и несколько стекол. После этого он подошел к обстрелянному автомобилю и через открытое стекло со стороны водителя несколько раз ударил Л. кулаком по голове, схватил за волосы, сопровождая свои действия высказыванием угрозы убийством.

Все действия Д. были вызваны личной неприязнью к малознакомой Л., которая возникла в результате общения в соцсетях.

На момент заключения соглашения на оказание потерпевшей юридической помощи расследование было завершено, и уголовное дело поступило в Егорьевский городской суд Московской области для рассмотрения по существу. В ходе предварительного слушания защита обвиняемого заявила о необходимости возвращения дела прокурору в порядке ст. 237 УПК, поскольку, по ее мнению, обвинительное заключение не соответствовало требованиям закона в связи с нарушением порядка назначения и проведения судебной психиатрической экспертизы в отношении потерпевшей.

В обоснование ходатайства защита обвиняемого привела доводы о наличии сомнений в способности потерпевшей правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать показания. Кроме этого, защита Д. обратила внимание суда, что в ходе предварительного следствия в отношении потерпевшей дважды назначались амбулаторные психиатрические экспертизы, которые не были проведены, при этом постановления об их назначении сторонами не обжаловались, не отменялись и не признавались незаконными.

Я как представитель потерпевшей, в свою очередь, пояснила суду, что Л. не состояла и не состоит на учете у психиатра или нарколога, никогда не лечилась у врачей данных профилей; имеет высшее образование; является сотрудником российской авиакомпании и положительно характеризуется по месту работы. В ее функциональные обязанности входят действия, требующие четкости выполнения и быстрой реакции при принятии рациональных решений, что предполагает стабильное психическое здоровье.

При этом я ссылалась на п. 7 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 2010 г. № 28 «О судебной экспертизе по уголовным делам», в котором указано на недопустимость назначения и производства судебной экспертизы в отношении потерпевшего, за исключением случаев, предусмотренных п. 2, 4 и 5 ст. 196 УПК, без письменного согласия потерпевшего либо его законного представителя (представителей), а также на п. 4 ч. 1 ст. 196 УПК, согласно которому назначение и производство судебной экспертизы обязательно, если необходимо установить психическое или физическое состояние потерпевшего при наличии сомнений в его способности правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для уголовного дела, и давать показания.

Объективных доводов о необходимости проведения экспертизы защитой обвиняемого представлено не было – впрочем, они отсутствовали и в постановлениях следователей о назначении психиатрической экспертизы.

Мы возражали против возвращения дела прокурору, поскольку срок давности привлечения обвиняемого к уголовной ответственности истекал и Д. мог остаться безнаказанным, а проведение психиатрической экспертизы потерпевшая воспринимала как личное оскорбление.

В итоге, несмотря на наши возражения, суд вернул дело прокурору в порядке ст. 237 УПК для производства дополнительного следствия, а именно – проведения психиатрической экспертизы потерпевшей.

Не согласившись с решением суда, прокурор и сторона потерпевшей обжаловали его в апелляцию. Московский областной суд отменил решение и вернул дело в первую инстанцию для рассмотрения иным составом суда. Свое решение апелляция мотивировала тем, что поведение потерпевшей не вызывает сомнений в ее психическом здоровье.

В ходе нового судебного следствия защита обвиняемого вновь ходатайствовала о психиатрической экспертизе потерпевшей. На этот раз необходимость исследования обосновывалась обстоятельствами, возникшими сразу после инцидента. В частности, после того как Д. применил насилие к Л. и расстрелял ее машину, девушка не растерялась и не покинула свой автомобиль, а начала преследовать нападавшего, который пытался скрыться с места происшествия.

Данные действия защита обвиняемого интерпретировала как расстройство психики Л. – по их мнению психически здоровый человек, которому угрожают убийством, не может из-за страха преследовать лицо, гипотетически способное осуществить эти угрозы.

Мы вновь заявили возражения против назначения психиатрической экспертизы, мотивируя надуманностью оснований для ее проведения. В частности, мы указали, что поведение Л. было допустимым и логичным, поскольку она осознавала, что может запечатлеть транспортное средство нападавшего с помощью видеорегистратора и, вероятно, – способствовать задержанию Д. путем блокировки движения его машины на одной из улиц частного сектора, где разворачивались события. В связи с этим поведение потерпевшей нельзя охарактеризовать как действия лица, имеющего психическое расстройство.

Тем не менее 13 августа 2020 г. суд вынес постановление о назначении в отношении Л. амбулаторной комиссионной комплексной психолого-психиатрической судебной экспертизы. Ее проведение было поручено судебным экспертам отделения Центра судебно-психиатрических экспертиз ГБУЗ МО ЦКПБ.

Мы обжаловали постановление в Московский областной суд, однако апелляционная жалоба не была рассмотрена в связи с тем, что указанное постановление было промежуточным актом и подлежало рассмотрению после принятия итогового решения по делу.

Мы не стали препятствовать исполнению постановления, хотя и не были с ним согласны. В назначенное время Л. явилась в медучреждение для проведения экспертизы, однако отвечать на вопросы экспертов отказалась, вследствие чего Центр судебно-психиатрических экспертиз ГБУЗ МО ЦКПБ представил суду справку о невозможности определить психическое состояние Л. и ответить на поставленные судом перед экспертами вопросы.

Суд, продолжая рассматривать уголовное дело по существу, вновь удовлетворил ходатайство защиты обвиняемого, заключавшееся на этот раз в проведении психиатрической экспертизы потерпевшей в условиях стационара, и направил дело в ФГБУ «НМИЦ психиатрии и наркологии им. В.П. Сербского». В постановлении суд, как и прежде, выразил сомнения в способности потерпевшей правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать показания.

От проведения данной экспертизы Л. отказалась, о чем представила суду соответствующее заявление.

Исчерпав все возможности проведения в отношении потерпевшей разного вида психиатрических экспертиз, суд был вынужден продолжить судебное следствие, в ходе которого Л. снова давала показания, а защита обвиняемого и суд по-прежнему сомневались в их правдивости, поскольку вопрос о психическом здоровье потерпевшей, поставленный защитой, фактически оставался неразрешенным.

Выступая в прениях, я предложила суду рассмотреть поведение потерпевшей как активное отстаивание ее прав и законных интересов, которое заключается не только в юридической помощи представителя, но и в самостоятельном направлении жалоб, ходатайств, участии во всех судебных заседаниях на протяжении более двух лет; активном содействии расследованию обстоятельств дела на досудебной стадии, а также самостоятельном сборе доказательств и их представлении следствию и суду. Преследование потерпевшей автомобиля обвиняемого позволило зафиксировать номер ТС (впоследствии это стало основным доказательством вины Д. в инкриминируемых деяниях). Я обратила внимание суда на то, что, когда Л. преследовала автомобиль Д., он пытался скрыться, и Л. было понятно, что Д. боится впоследствии быть узнанным правоохранителями и задержанным. В связи с этим такое поведение потерпевшей свидетельствует не о психическом расстройстве, а напротив – о правильном понимании ситуации и логическом, последовательном принятии решений.

Представитель потерпевшей и гособвинитель приводили данные доводы суду, в том числе заявляя возражения на ходатайства защиты Д. о назначении и проведении психиатрических экспертиз в отношении Л., но суд не счел их убедительными. В своем последнем постановлении суд указал, что считает неправильным со стороны Л. преследовать Д. после его нападения и угроз, а также учитывает поведение потерпевшей в ходе судебного следствия, что позволяет сомневаться в ее психическом здоровье и, следовательно, доверять ее показаниям. При этом суд не указал, что конкретно в поведении потерпевшей в ходе судебных заседаний вызывало сомнения в ее психическом здоровье.

Несмотря на это, при вынесении приговора обвиняемому суд учел неоднократно озвученную позицию стороны потерпевшей о том, что преследование Д. со стороны Л. было актом смелости и обусловлено желанием наказать Д. за содеянное в соответствии с действующим законодательством.

Наша позиция нашла отражение в приговоре – в мотивировочной части суд, уже не сомневаясь в правдивости показаний потерпевшей и ее адекватности, принял их как доказательства виновности Д.

Стоит отметить, что при невозможности провести психиатрическую экспертизу потерпевшему (в том числе в случае отказа потерпевшего от исследования) вопрос о его психическом состоянии остается открытым, и суд вынужден учитывать показания потерпевшего как достоверные. В связи с этим судебные акты о назначении психиатрических экспертиз в отношении потерпевшей «диссонировали» с приговором, поскольку не имели логического завершения.

С учетом назначавшихся экспертиз в отношении Л. рассмотрение уголовного дела длилось с октября 2019 г. по декабрь 2021 г. Это позволило освободить Д. от наказания в связи с переквалификацией одного из преступлений в связи с истечением двухлетнего срока давности уголовного преследования.

Обжалованные в апелляцию постановления о назначении психиатрических экспертиз так и не были отменены. Приговор в отношении Д. также остался без изменения. Остается надеяться, что противоречия в судебных актах, на которые мы указали в кассационной жалобе, будут устранены.

«Душевное расстройство имеет значение для судьи не как болезнь, а как явление, исключающее ответственность. Не потому человек становится невменяемым, что он болен, а потому, что болезнь лишает его свободы суждения и свободы выбора того или другого образа действия». В.П. Сербский

Константинова Дарья

На практике и в теории вопрос квалификации действий лица, совершившего запрещенное уголовным законом деяние в состоянии невменяемости, недооценен и в достаточной степени не проработан.

На написание данного текста меня сподвигла реальная практическая ситуация, связанная с неправильной, по моему мнению, квалификацией действий лица, совершившего запрещенное уголовным законом деяние в состоянии невменяемости. К сожалению, на практике, хотя и в теории тоже, вопрос квалификации действий такого лица недооценен и в достаточной степени не проработан, так как данные обстоятельства на степень суровости вынесенного решения не влияют.

Вместе с тем бывают случаи, когда квалификация действий невменяемого лица влечет серьезные правовые последствия для окончательного решения по делу и судьбы других фигурантов. В моей ситуации судебное решение, которым, как мне кажется, были неверно квалифицированы действия обвиняемого, повлияло на приговор в отношении других лиц, также являющихся фигурантами по уголовному делу. Формально в качестве доказательства по делу это судебное решение не учитывалось, но правоприменители зачастую толкуют приговор в отношении соучастника (или решение о применении принудительных мер медицинского характера) как обстоятельство, имеющее преюдициальное значение для оценки действий других соучастников, хотя таковым оно являться не может.

Особенно часто трудности в квалификации деяний встречаются при юридической оценке преступлений, совершенных в составе группы. Если в ходе расследования установлено, что кто-либо из соучастников совершил деяние в состоянии невменяемости, то, как правило, уголовное дело в отношении такого фигуранта выделяется в отдельное производство. При этом в большинстве случаев следователь дает юридическую оценку действиям невменяемого лица, аналогичную действиям других соучастников, а суд соглашается с данной квалификацией, так как принимаемое по итогам рассмотрения дела решение (применение принудительных мер медицинского характера) не зависит от оценки совершенного деяния.

Еще одной ситуацией, когда квалификация действий невменяемого может иметь первостепенное значение, является вопрос конкуренции статей, по одной из которых срок давности привлечения к уголовной ответственности истек или уголовное преследование прекращается вследствие акта об амнистии. При таких условиях обвиняемый может быть освобожден от ответственности по данным основаниям, что, по моему убеждению, не может повлечь применение в отношении него принудительных мер медицинского характера.

В данной статье хотелось бы остановиться на квалификации деяний, совершенных лицом в состоянии невменяемости, которые закон относит к умышленным.

В уголовном праве верная квалификация преступления зачастую зависит от направленности умысла обвиняемого, то есть правильной оценки субъективной стороны преступления.

Так, в Постановлении Пленума ВС РФ от 27 декабря 2007 г. № 51 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» указано: «Содеянное должно быть квалифицировано в соответствии с частью 1 статьи 30 УК РФ как приготовление к мошенничеству, если обстоятельства дела свидетельствуют о том, что умыслом лица охватывалось использование подделанного документа для совершения преступлений, предусмотренных частью 3 или частью 4 статьи 159 УК РФ».

По направленности умысла происходит разграничение покушения на убийство от умышленного причинения вреда здоровью разной степени тяжести.

Давайте порассуждаем, существует ли возможность установить умысел на совершение какого-либо преступления у лица, находящегося в состоянии невменяемости?

В ст. 24 КУ РФ указано, что виновным в преступлении признается лицо, совершившее деяние умышленно или по неосторожности.

Умышленным преступлением признается деяние, совершенное с прямым или косвенным умыслом.

Умысел является прямым в том случае, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления.

Умысел является косвенным, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность наступления общественно опасных последствий, не желало, но сознательно допускало эти последствия либо относилось к ним безразлично.

В действиях лица, совершившего общественно опасное деяние, запрещенное Уголовным кодексом РФ, в состоянии невменяемости, вины быть не может. Данное лицо в ходе совершения деяния не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия), либо руководить ими вследствие болезненного состояния психики. То есть в действиях этого лица нет таких обязательных признаков, характерных для умышленного преступления, как осознание общественной опасности своих действий, предвидения возможности или неизбежности общественно опасных последствий, желание их наступления (в том числе, в случае отсутствия только волевого признака – неспособности лица руководить своими действиями). Данные критерии невменяемости четко указаны в ст. 21 Уголовного кодекса РФ.

Заслуженные деятели российской уголовной науки А.Н. Игнатов и Ю.А. Красиков отмечали: «Лица, душевно больные, слабоумные, не способные осознавать характер совершаемых ими действий или оценивать их социальное значение, а также не способные руководить своими действиями из-за поражения волевой сферы психики, не могут действовать умышленно или неосторожно в уголовно-правовом смысле. В их объективных действиях нет вины, поэтому, рассматривая дела об общественно опасных деяниях, совершенных лицами в состоянии невменяемости, суд выносит не приговор (решение о виновности или невиновности), а определение» (Игнатов А.Н., Красикова Ю.А. Уголовное право России: Особенная часть. Учебник. В 2 т. Т. 1. 2003.)

Вина в теории уголовного права является основным и обязательным признаком субъективной стороны преступления, при этом приведенные в качестве примера вышеуказанные составы разграничиваются именно по данной стороне состава, то есть по направленности умысла.

Установить умысел у лица, совершившего деяние в состоянии невменяемости, в ходе расследования уголовного дела невозможно в связи с особенностями психики данного лица.

Учитывая это обстоятельство, по уголовным делам в отношении данной категории лиц при проведении расследования, доказывание таких обстоятельств, как виновность лица в совершении преступления, формы вины и мотивов не требуется, в отличие от обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовному делу в отношении вменяемых лиц (ст. 73, 434 УПК РФ).

Уголовный закон также признает невозможность установления умысла у невменяемого лица, предусматривая, что совершение преступления совместно с невменяемым лицом соучастием не является.

Так, соучастием в преступлении признается умышленное совместное участие двух и более лиц в совершении умышленного преступления. Умышленное участие означает осознание лицом факта участия в преступлении и волевую направленность на его совершение (ст. 32 УК РФ). Указанные признаки в деянии, совершенном лицом в состоянии невменяемости, отсутствуют.

В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 14 февраля 2000 г. № 7 «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних» сказано: «Необходимо иметь в виду, что совершение преступления с использованием лица, не подлежащего уголовной ответственности в силу возраста (статья 20 УК РФ) или невменяемости (статья 21 УК РФ), не создает соучастия».

Ввиду отсутствия возможности установления умысла у лица, признанного невменяемым, правоприменители обязаны руководствоваться презумпцией невиновности и все сомнения рассматривать в пользу обвиняемого, в том числе при оценке совершенного деяния.

Исходя из смысла закона и всего вышесказанного, действия лица, совершившего запрещенное Уголовным кодексом РФ деяние, необходимо квалифицировать исключительно по фактическим наступившим общественно опасным последствиям, принимая во внимание объективную сторону состава преступления, так как умысла или неосторожности в действиях такого лица в уголовно-правовом смысле быть не может. Иная квалификация противоречит нормам уголовного права, а также принципу презумпции невиновности. К сожалению, судебно-следственная практика идет по иному пути.

Так, постановлением Чертановского районного суда г. Москвы действия П. были квалифицированы по ч. 3, ст. 30, п. «ж, з» ч. 2 ст. 105 УК РФ, при этом установлено, что П. совершил общественно опасное деяние, квалифицируемое как покушение на убийство группой лиц по предварительному сговору, по найму. Потерпевшему действиями П. причинен тяжкий вред здоровью, а указанная квалификация была дана с учетом направленности умысла признанного невменяемым лица, совершившего общественно опасный поступок. В случае квалификации по фактически наступившим общественно опасным последствиям действия П. подлежат юридической оценке по признакам п. «г» ч. 2 ст. 111 УК РФ.

Хотелось бы еще раз отметить, что основаниями прекращения уголовного дела могут являться истечение сроков давности привлечения к уголовной ответственности, а также акт об амнистии. В случае неверной квалификации совершенного деяния существенно нарушается право обвиняемого на прекращение уголовного дела (преследования) по названным основаниям.

Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы РФ, по своей сути. содержат все необходимые нормы для правильной квалификации рассматриваемых деяний. Однако в связи с отсутствием единообразия судебной практики возникает острая необходимость в соответствующих разъяснениях Верховного Суда РФ. Этот вопрос очень важен, так как речь идет о наименее социально защищенной категории граждан.

Право на защиту каждого, кто подвергся уголовному преследованию, признается и гарантируется Конституцией Российской Федерации (статьи 17, 45, 46, 48, 123), общепризнанными принципами и нормами международного права и международными договорами Российской Федерации в качестве одного из основных прав человека и гражданина.

Порядок реализации данного конституционного права определяется Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации, при применении норм которого должны учитываться правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации и практика Европейского Суда по правам человека.

Обеспечение права на защиту является обязанностью государства и необходимым условием справедливого правосудия.

В целях единообразного разрешения судами вопросов, возникающих в практике применения законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве, Пленум Верховного Суда Российской Федерации, руководствуясь статьей 126 Конституции Российской Федерации, статьями 2 и 5 Федерального конституционного закона от 5 февраля 2014 года N 3-ФКЗ "О Верховном Суде Российской Федерации", постановляет дать следующие разъяснения:

2. Судам необходимо иметь в виду, что право обвиняемого на защиту включает в себя не только право пользоваться помощью защитника, но и право защищаться лично и (или) с помощью законного представителя всеми не запрещенными законом способами и средствами (часть 2 статьи 16, пункт 11 части 4 статьи 46, пункт 21 части 4 статьи 47 УПК РФ), в том числе давать объяснения и показания по поводу имеющегося в отношении его подозрения либо отказаться от дачи объяснений и показаний; возражать против обвинения, давать показания по предъявленному ему обвинению либо отказаться от дачи показаний; представлять доказательства; заявлять ходатайства и отводы; давать объяснения и показания на родном языке или языке, которым он владеет, и пользоваться помощью переводчика бесплатно, в случаях, когда обвиняемый не владеет или недостаточно владеет языком, на котором ведется судопроизводство; участвовать в ходе судебного разбирательства в исследовании доказательств и судебных прениях; произносить последнее слово; приносить жалобы на действия, бездействие и решения органов, осуществляющих производство по делу; знакомиться в установленном законом порядке с материалами дела. Процессуальные права обвиняемого не могут быть ограничены в связи с участием в деле его защитника и (или) законного представителя.

Предусмотренные нормами уголовно-процессуального закона права должны быть разъяснены в объеме, определяемом процессуальным статусом лица, в отношении которого ведется производство по делу, с учетом стадий и особенностей различных форм судопроизводства. В частности, при рассмотрении дела по существу судом первой инстанции разъяснению обвиняемому подлежат не только права, указанные в части 4 статьи 47 УПК РФ, но и другие его права в судебном разбирательстве, в том числе право ходатайствовать об участии в прениях сторон наряду с защитником (часть 2 статьи 292 УПК РФ), а при отсутствии защитника - участвовать в прениях сторон (часть 1 статьи 292 УПК РФ), право на последнее слово (статья 293 УПК РФ).

4. Право обвиняемого лично осуществлять свою защиту, реализуемое посредством его участия в судебном разбирательстве, обеспечивается судом. В отношении обвиняемых, содержащихся под стражей либо отбывающих наказание в виде лишения свободы, суд первой инстанции принимает меры по обеспечению их участия в судебном заседании непосредственно либо в случаях, предусмотренных частью 6.1 статьи 241 и частью 2 статьи 399 УПК РФ, путем использования систем видеоконференц-связи. Вопрос о форме участия таких лиц в судебных заседаниях судов вышестоящих инстанций решается судом, рассматривающим дело (часть 2 статьи 389.12, часть 2 статьи 401.13 УПК РФ).

5. Судам следует проверять, извещен ли обвиняемый о дате, времени и месте заседания суда первой, апелляционной или кассационной инстанции в сроки, установленные соответственно частью 4 статьи 231, частью 2 статьи 389.11, частью 2 статьи 401.12 УПК РФ. При несоблюдении указанных сроков суд выясняет у обвиняемого, имел ли он достаточное время для подготовки к защите. Если суд признает, что этого времени было явно недостаточно, а также в иных случаях по просьбе обвиняемого, в целях обеспечения требований части 3 статьи 47 УПК РФ суд объявляет перерыв в судебном заседании либо откладывает его на определенный срок.

6. Если после вынесения приговора или иного судебного решения обвиняемый и (или) его защитник ходатайствуют о дополнительном ознакомлении с материалами дела для составления апелляционной жалобы, суду, в производстве которого находится дело, надлежит уточнить, какие именно материалы дела им необходимы. При разрешении такого ходатайства суд выясняет, знакомились ли обвиняемый и (или) его защитник по окончании предварительного расследования со всеми материалами дела и не были ли они ограничены в праве выписывать любые сведения и в любом объеме, за свой счет снимать копии с материалов дела, а также знакомились ли они с протоколом судебного заседания. В случае удовлетворения ходатайства суд определяет срок для дополнительного ознакомления с учетом установленных обстоятельств.

7. В силу требований части 2 статьи 123 Конституции Российской Федерации и части 1 статьи 247 УПК РФ разбирательство дела в суде первой инстанции проводится при обязательном участии обвиняемого. Рассмотрение дела в отсутствие обвиняемого допускается лишь в случаях, предусмотренных федеральным законом.

Исходя из положений частей 1 и 4 статьи 247 УПК РФ ходатайство обвиняемого, не уклоняющегося от явки в суд, о рассмотрении дела в его отсутствие может быть удовлетворено судом только по делам о преступлениях небольшой и средней тяжести.

Если обвиняемый, заявляя ходатайство о заочном рассмотрении дела, ссылается на обстоятельства, которые препятствуют его участию в судебном разбирательстве, то суд вправе признать данное ходатайство вынужденным, отказать в его удовлетворении и назначить судебное заседание с участием обвиняемого либо, при наличии к тому оснований, приостановить производство по делу.

8. В соответствии с положениями части 2 статьи 243, статьи 257 УПК РФ и нормами главы 36 УПК РФ в их взаимосвязи председательствующий в подготовительной части судебного заседания разъясняет всем участникам судебного разбирательства не только их права, но и обязанности, знакомит с регламентом судебного заседания. При этом подлежат разъяснению также положения статьи 258 УПК РФ, предусматривающей меры воздействия за нарушение порядка в судебном заседании, неподчинение распоряжениям председательствующего или судебного пристава, в том числе возможность удаления из зала заседания по решению председательствующего (коллегии судей) и последствия такого удаления.

Если нарушение порядка в судебном заседании, неподчинение распоряжениям председательствующего или судебного пристава допускает обвиняемый, то в зависимости от характера нарушений он предупреждается председательствующим о недопустимости такого поведения либо по мотивированному решению председательствующего (коллегии судей) удаляется из зала заседания на определенный период (например, на период допроса потерпевшего или свидетеля; до окончания судебного следствия или завершения прений сторон).

Следует учитывать, что закон не предусматривает обязанность суда уведомлять обвиняемого по возвращении в зал судебного заседания о содержании проведенных в его отсутствие судебных действий и исследованных доказательств. При наличии просьбы обвиняемого о получении такой информации суд предоставляет ему время для обращения за помощью к своему адвокату.

9. Если при рассмотрении дела в отсутствие обвиняемого в соответствии с частью 4 статьи 247 УПК РФ защитник не приглашен самим обвиняемым, его законным представителем или другим лицом по поручению обвиняемого, то суд в целях обеспечения состязательности и равноправия сторон и права обвиняемого на защиту принимает меры к назначению защитника. Такие же меры суду необходимо принять и в случае, когда обвиняемый удален из зала судебного заседания, а дело слушается в отсутствие защитника.

10. Судам необходимо иметь в виду, что предусмотренное частью 1 статьи 50 УПК РФ право на приглашение защитника не означает право обвиняемого выбирать в качестве защитника любое лицо по своему усмотрению и не предполагает возможность участия в деле любого лица в качестве защитника. По смыслу положений части 2 статьи 49 УПК РФ, защиту обвиняемого в досудебном производстве вправе осуществлять только адвокат.

Кроме того, при наличии любого из обстоятельств, указанных в статье 72 УПК РФ, участие защитника исключается во всех стадиях уголовного судопроизводства.

Если между интересами обвиняемых, защиту которых осуществляет один адвокат, выявятся противоречия (признание обвинения одним и оспаривание другим по одним и тем же эпизодам дела; изобличение одним обвиняемым другого и т.п.), то такой адвокат подлежит отводу (пункт 3 части 1 статьи 72 УПК РФ, подпункт 2 пункта 4 статьи 6 Федерального закона от 31 мая 2002 года N 63-ФЗ "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации", пункт 1 статьи 13 "Кодекса профессиональной этики адвоката" (принят Всероссийским съездом адвокатов 31 января 2003 года).

Исходя из взаимосвязанных положений части 1 статьи 72 УПК РФ установленное в пункте 3 данной нормы ограничение относится к случаям, когда защитник в рамках данного или выделенного из него дела оказывает или ранее оказывал в ходе досудебного производства либо в предыдущих стадиях судебного производства и судебных заседаниях юридическую помощь лицу, интересы которого противоречат интересам защищаемого им обвиняемого. Однако это не исключает возможность отвода защитника и в иных случаях выявления подобных противоречий, не позволяющих ему участвовать в данном деле.

11. При разрешении ходатайства обвиняемого, заявленного в соответствии с частью 2 статьи 49 УПК РФ о допуске одного из близких родственников или иного лица в качестве защитника, суду следует не только проверять отсутствие обстоятельств, указанных в статье 72 УПК РФ, но и учитывать характер, особенности обвинения, а также согласие и возможность данного лица осуществлять в установленном законом порядке защиту прав и интересов обвиняемого и оказывать ему юридическую помощь при производстве по делу.

В случае отказа в удовлетворении такого ходатайства решение суда должно быть мотивированным.

12. В силу части 1 статьи 50 УПК РФ защитник или несколько защитников могут быть приглашены для участия в деле как самим обвиняемым, так и его законным представителем, а также другими лицами по поручению или с согласия обвиняемого.

Если обвиняемым заявлено ходатайство об отложении судебного заседания для приглашения избранного им защитника, то обвиняемому следует разъяснить, что в силу положений части 3 статьи 50 УПК РФ при неявке приглашенного им защитника в течение 5 суток либо в течение иного более длительного, но разумного срока со дня заявления такого ходатайства суд вправе предложить обвиняемому пригласить другого защитника, а в случае отказа - принять меры по его назначению.

В том же порядке суд при отводе единственного адвоката, осуществляющего защиту обвиняемого, принимает меры к обеспечению участия в судебном заседании другого адвоката.

Когда защиту обвиняемого осуществляют несколько приглашенных им адвокатов, неявка кого-либо из них при надлежащем уведомлении о дате, времени и месте судебного разбирательства не препятствует его проведению при участии хотя бы одного из адвокатов.

13. Согласно части 1 статьи 51 УПК РФ участие защитника в уголовном судопроизводстве обязательно, если обвиняемый не отказался от него в порядке, установленном статьей 52 УПК РФ. При этом участие в судебном заседании обвинителя (государственного обвинителя) не является безусловным основанием для обеспечения участия в нем защитника, поскольку обвиняемый на любой стадии производства по делу вправе по собственной инициативе в письменном виде отказаться от помощи защитника.

При разрешении такого заявления суду надлежит иметь в виду, что нежелание обвиняемого пользоваться помощью защитника должно быть выражено явно и недвусмысленно. В суде первой инстанции отказ от защитника может быть принят при условии, если участие защитника в судебном заседании фактически обеспечено судом.

Заявление обвиняемого об отказе от защитника ввиду отсутствия средств на оплату услуг адвоката либо неявки в судебное заседание приглашенного им или назначенного ему адвоката, а также об отказе от услуг конкретного адвоката не может расцениваться как отказ от помощи защитника, предусмотренный статьей 52 УПК РФ.

В случае, если суд принял отказ обвиняемого от защитника, решение об этом должно быть мотивированным.

14. Исходя из положений части 2 статьи 50, пункта 1 части 1 и части 3 статьи 51 и статьи 52 УПК РФ в их взаимосвязи суд принимает меры по назначению защитника во всех случаях, когда обвиняемый в судебном разбирательстве не воспользовался своим правом на приглашение защитника и при этом не заявил в установленном порядке об отказе от защитника либо такой отказ не был принят судом. При этом следует иметь в виду, что закон не предусматривает права обвиняемого выбирать конкретного адвоката, который должен быть назначен для осуществления его защиты.

15. К лицам, которые в соответствии с пунктом 3 части 1 статьи 51 УПК РФ в силу своих физических или психических недостатков не могут самостоятельно осуществлять свое право на защиту, следует относить, в частности, тех, у кого имеется психическое расстройство, не исключающее вменяемости, а также лиц, страдающих существенным дефектом речи, слуха, зрения или другим недугом, ограничивающим их способность пользоваться процессуальными правами. В целях создания необходимых условий для реализации такими лицами процессуальных прав и при наличии оснований суду следует обсуждать вопрос о необходимости привлечения к участию в деле соответствующих специалистов (владеющих навыками сурдоперевода, применения системы Брайля и т.д.).

16. По смыслу положений пунктов 8 и 9 части 4 статьи 47 УПК РФ в тех случаях, когда участие обвиняемого в судебном разбирательстве обеспечивается путем использования систем видеоконференц-связи, суду в целях надлежащего обеспечения права обвиняемого пользоваться помощью защитника необходимо разъяснить ему право общения с защитником в отсутствие других участников судебного заседания и принять меры к обеспечению возможности такого общения.

17. В случае изменения государственным обвинителем в ходе предварительного слушания или судебного разбирательства обвинения в пределах его полномочий, предусмотренных частью 8 статьи 246 УПК РФ, суд с учетом мнения обвиняемого и его защитника предоставляет им время, необходимое для подготовки к защите от поддержанного государственным обвинителем обвинения.

18. Судам надлежит реагировать на каждое выявленное нарушение или ограничение права обвиняемого на защиту. При наличии к тому оснований суд, в частности, вправе признать полученные доказательства недопустимыми (статья 75 УПК РФ), возвратить уголовное дело прокурору в порядке, установленном статьей 237 УПК РФ (часть 3 статьи 389.22, часть 3 статьи 401.15 УПК РФ), изменить или отменить судебное решение (статья 389.17, часть 1 статьи 401.15 УПК РФ) и (или) вынести частное определение (постановление), в котором обратить внимание органов дознания, предварительного следствия, соответствующей адвокатской палаты или нижестоящего суда на факты нарушений закона, требующие принятия необходимых мер (часть 4 статьи 29 УПК РФ).

Суд может не признать право обвиняемого на защиту нарушенным в тех случаях, когда отказ в удовлетворении ходатайства либо иное ограничение в реализации отдельных правомочий обвиняемого или его защитника обусловлены явно недобросовестным использованием ими этих правомочий в ущерб интересам других участников процесса, поскольку в силу требований части 3 статьи 17 Конституции Российской Федерации осуществление прав и свобод человека не должно нарушать права и свободы других лиц.

19. Обратить внимание судов на то, что, по смыслу части 2 статьи 389.24 УПК РФ, отмена оправдательного приговора по мотивам нарушения права обвиняемого на защиту не допускается. Оправдательный приговор может быть изменен по указанным мотивам лишь в части, касающейся основания оправдания, по жалобе оправданного, его защитника, законного представителя и (или) представителя (часть 3 статьи 389.26 УПК РФ).

20. С учетом взаимосвязанных положений статей 389.22, 389.23 и части 1 статьи 389.24 УПК РФ о том, что обвинительный приговор, определение, постановление суда первой инстанции могут быть отменены или изменены в сторону ухудшения положения осужденного не иначе как по представлению прокурора либо жалобе потерпевшего, частного обвинителя, их законных представителей и (или) представителей, при новом рассмотрении дела в суде первой или апелляционной инстанции после отмены приговора в связи с нарушением права обвиняемого на защиту, а также по иным основаниям, не связанным с необходимостью ухудшения положения обвиняемого, не допускается применение закона о более тяжком преступлении, назначение обвиняемому более строго наказания или любое иное усиление его уголовной ответственности.

21. В связи с принятием настоящего постановления:

признать не действующим на территории Российской Федерации постановление Пленума Верховного Суда СССР от 16 июня 1978 года N 5 "О практике применения судами законов, обеспечивающих обвиняемому право на защиту";

исключить пункт 3 из постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 5 марта 2004 года N 1 "О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации" (с изменениями, внесенными постановлениями Пленума от 5 декабря 2006 г. N 60, от 11 января 2007 г. N 1, от 9 декабря 2008 г. N 26, от 23 декабря 2008 г. N 28, от 23 декабря 2010 г. N 31 и от 9 февраля 2012 г. N 3).

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: