Где же наши куры девочки орут не орите дуры съел их земский суд

Обновлено: 16.05.2024

— Кушай тюрю, Яша!
Молочка-то нет!
«Где ж коровка наша?»
— Увели, мой свет!
Барин для приплоду
Взял ее домой.
Славно жить народу
На Руси святой!

«Где же наши куры?» —
Девчонки орут.
— Не орите, дуры!
Съел их земский суд;
Взял еще подводу
Да сулил постой.
Славно жить народу
На Руси святой!

Разломило спину,
А квашня не ждет!
Баба Катерину
Вспомнила — ревет:
В дворне больше году
Дочка. нет родной!
Славно жить народу
На Руси святой!

Затем мужики поют песню «Барщинную»:

Кончив песню, крестьяне вспоминают о старых порядках:

Один из мужиков скептически отзывается о «молчанке, говорит, что мужики горазды ругаться, вспоминает, как их барыня решила того, «кто скажет слово крепкое», нещадно драть. Прекратили ругаться, а как объявили волю, «душу отвели» — ругались так, что «поп Иван обиделся». Другой — «детина с черными большими бакенбардами» — рассказывает про «Якова верного — холопа примерного». Помещик Поливанов был жадный, скупой, пил горькую, «деревушку на взятки купил». Дочь выдал замуж, но, повздорив с зятем, приказал высечь его, потом прогнал вместе с дочерью, ничего не дав. Был у него верный слуга Яков.

Яков жил вместе с барином, был вернее пса. Племянник Якова, Гриша, вырос и попросил позволения барина жениться на девушке Арише. Но барин сам имеет виды на Аришу и поэтому отдает Гришу в солдаты, несмотря на мольбы Якова. Яков запивает, потом пропадает. Поливанову плохо без Якова: он к нему привык. Внезапно через две недели Яков возвращается. Поливанов собирается к сестре в гости, Яков везет его. Проезжая лесом, сворачивает в глухое место — Чертов овраг. Помещик пугается, начинает умолять Якова пощадить его, обещает всякие блага. Яков отвечает, что не станет марать руки убийством. Перекидывает вожжи через сук и сам вешается. Барин остается один. Кричит, зовет людей, но никто не отзывается. Барин проводит в овраге всю ночь, «стонами птиц и волков отгоняя». Утром его находит охотник, барин возвращается домой, причитая: «Грешен я, грешен! Казните меня!»

После этого рассказа мужики спорят, кто грешней — кабатчики, помещики, мужики или разбойники. Клим Лавин затевает драку с купцом, из которой выходит победителем. Ионушка, «смиренный богомол», рассказывает о силе веры — историю про юродивого Фомушку, который звал людей спасаться в леса, а его арестовал становой и повез в острог. Фомушка с телеги кричал: «Били вас палками, розгами, кнутьями, будете биты железными прутьями!» А утром пришла воинская команда — допросы, усмирение, «пророчество строптивого чуть в точку не сбылось». Иона упоминает о Ефросиньюшке, божьей посланнице, которая поягляется в холерные годы и «хоронит, лечит, возится с больными». Рассказывает о том, как турки монахов Афонских топили в море.

Иона Ляпушкин был богомолом и странником. Крестьяне знали его и не только не гнушались им, но спорили, кто первый приютит его. Все выносили ему навстречу иконы, а Иона шел не с теми, у кого икона богаче, но за той, которая больше ему пойравится, нередко за самой бедной. Иона рассказывает притчу о двух великих грешниках.

Первые уроки родной речи я получила на крылечке бабки Устюшки, нашей соседки. Там собирались ее подружки, и моя бабушка в том числе, и их размеренный, напевный говор, сами звуки и голоса отзывались в моем детском сердечке сладкой истомой.
В доме не было книг, мне не читали сказок, мама от зари до зари работала на колхозном поле, а бабушка была неграмотной. Но в этих разговорах на крылечке я слышала многое из того, что потом сама находила в сказках, в стихах и народных песнях. Это были колдуньи, вылетающие в трубу, исчезающие на снегу следы, наговоренные запоры и замки, замерзающие в зимней степи люди, выходившие к деревне волки, разбойники с большой дороги, любовные истории и многое-многое другое. Только тогда это были не сказки – назывались имена и прозвища колдунов и разбойников, а также деревни, где они жили. Упоминался каменный дом на большой дороге в соседнем селе и связанная с ним жуткая история с разбойным нападением. Говорили, что замерзшую в санях вторую жену моего деда привезла к дому лошадь. Я каждый день встречала на улице и героинь любовных историй со счастливым концом, и их несчастных соперниц, сохнущих от любви.

Это для городских ребятишек ступа бабы Яги – сказочный предмет, а у меня все детство она была перед глазами. На мельнице рушили просо, из серых, невзрачных семян получалось золотистого цвета пшено, потом в тяжелой, темной, чуть треснувшей деревянной ступе мама толкла его к праздникам и пекла пшенные блинчики. Мой дядя был мельником, и я часто бегала к нему на работу. По деревянному желобу сыпалась из-под жерновов мука, все было покрыто слоем мельчайшей серой мучной пыли. А за мельницей прятался заросший ряской и осокой таинственный глухой омут, мимо которого боязно было ходить. Какие сказки? Я знала, что здесь-то, в этом омуте, и живут русалки, кикиморы, водяной…

От деревни к реке спускаются огороды. Хорошо бежать босиком вниз по нагретой солнцем дорожке! А вот обратно… Смотрю снизу вверх – одинаковые ровные грядки с цветущей картошкой. А деревня далеко-далеко, дома закрыты почти одинаковыми садами. Который из них наш? И вдруг в одном из проемов вижу что-то непонятное, красное, движущееся. Я чувствую страх и панику и начинаю реветь. Проходящий мимо мужик спрашивает: «Ты чего кричишь?» «Кричать» в деревне означало «плакать». Я показываю рукой в сторону страшного красного цвета: «Там – война!» Немудрено было, наслушавшись вдовьих разговоров о войне и пролитой крови, увидеть ее в развешенных для просушки на ветру ярких платках и покрывалах.

Когда бабушка умерла, я какое-то время гостила в селе Чернитове, на берегу реки Цны. Там двоюродный дядя, Артемьев Алексей Андреевич, работал фельдшером, а его жена, Евгения Васильевна – учительницей. В их доме я увидела то, чего в нашей старой, низкой, крытой соломой избе никогда не было: книги, куклы, диван, резную этажерку, кружевные занавески на окнах, половики и даже отдельную спальню. В обед не просто садились есть, а накрывали на стол.
Шла масленичная неделя, и на бричке, которая полагалась фельдшеру, меня повезли в старинное село Новотомниково, в гости к родственникам дядиной жены. Хозяйка, учительница Лидия Васильевна, готовила обед, а ее муж и сыны ушли на реку драться на кулачках стенка на стенку. Вернулись они румяные, возбужденные, шумно обсуждали эти самые кулачки, хохотали. А потом сели обедать за большой круглый стол. Такого супа я в жизни не ела! Я все приговаривала: «Как сладко! Как сладко!» Хозяйка забеспокоилась: «Может, я вместо соли сахар положила?» Все стали пробовать, нахваливать, а я все твердила: сладко. Наконец хозяйка догадалась: «Вкусно?» Такого слова я не знала. Она переспросила: «Еще налить?» Я кивнула. И все заговорили: «Вкусно, вкусно, ей понравилось».

Спроси любую старуху в нашей деревне, что такое «забелить», и она ответит: разбавить молочком. У нас коровы не было, и когда кто-нибудь к празднику приносил банку молока, мама растягивала ее надолго, добавляя в кашу. Но бывало, она крошила в миску хлеб, лук, добавляла воды и постного маслица, подсаливала и давала нам с сестрой, приговаривая: «Кушай тюрю, Яша, молочка-то нет.// - Где ж коровка наша? - Увели, мой свет.// - Где же наши куры? Девочки орут. // - Не орите, дуры! Съел их земский суд».
Это мама запомнила с давних школьных времен, она окончила четыре класса. Я еще не знала, что это Некрасов, что это стихи. Кроме «земского суда» мне было все понятно, все это была жизнь.

В Погореловке открыли библиотеку, и мы с мужем бабки Устюшки Иваном Еремеевичем стали ее первыми читателями. Молодая библиотекарша, увидев меня, пятилетнюю, в первый раз, поэкзаменовала: «Читай при мне», и только потом выдала яркие, красивые книги. Я буквально проглотила их, рассмотрела картинки, а вот идти менять застеснялась, упросила маму. Она принесла новые книжки, но сказала: «Тебе велели самой приходить». Я пошла сама. Библиотекарша не поверила, что я так быстро все прочитала, и попросила пересказать. Я стала читать наизусть. Она уже махала руками: «Хватит, хватит», а я все досказывала скороговоркой прочитанное. Какой же огромный мир существовал за пределами нашей деревни! Сколько новых слов было в языке! О значении одних можно было догадываться самой, о значении других спрашивать у взрослых.

Вот мама стегает ватное одеяло, растянутое во всю горницу на пяльцах. Керосиновая лампа висит на крючке над одеялом. Я с книжкой пристраиваюсь сбоку, чтобы видно было буквы, читаю про себя. Встречается непонятное слово, я спрашиваю: «Мам, а что такое дрын?» Мама, не поднимая головы, поясняет: «Дрын? Это орясина». Я понимаю, что отвлекаю ее, но осторожно переспрашиваю: «А что такое орясина?» – «Да это хлобызина». Подождав минутку, я все же пытаюсь уточнить: «Ну мам, а хлобызина-то – что?» Мама наконец поднимает голову: «Это кол, палка». Некоторое время мы смотрим друг на друга, а потом начинаем дружно хохотать…

Учитель просит открыть книжку и рассказать, что изображено на рисунке, кто там стоит возле нарисованного трактора. Он называет фамилии учеников, все по очереди встают и отвечают одно и то же: «Трактористка». Учитель сердится. Я понимаю, что он хочет услышать, но никак не могу вспомнить это мягкое, нежное, волшебное слово, которое уже встречала в книжках… Очередь неумолимо движется, и вот она доходит до меня. Я не успеваю вспомнить, но, боясь учительского гнева, решаюсь ответить так, как говорят у нас в деревне. Он громко спрашивает: «Нина, кто?» Я так же громко отвечаю: «Девка!» – «Правильно! Только не девка, а девушка! Вы поймите, девушка работает на тракторе наравне с мужчинами!»
Вот оно! Вот оно, это нежное, мягкое слово: де-е-вушка! Какая же это радость – запоминать новые слова!

Когда мне было три годика, в деревню провели радио. Когда я заканчивала восьмой класс, в доме появилось электричество, и я перестала оставлять в тетради темные круги от керосиновой лампы, из-за которых приходилось аккуратно переписывать все заново. Теперь же, когда телевизор есть в каждом доме, деревенская речь почти утратила свою самобытность. Даже старухи уже редко употребляют слова, которые сами собой всплывают в памяти, когда я приезжаю домой. Эти слова неожиданно вспыхивают в голове, и я произношу их со сладким ностальгическим томлением: поветь, жамки, пажа, зыбка, пехтель, пристатно…
Но и сейчас еще деревню можно удивить незнакомым словечком. Приехал к нам фотокорреспондент столичного журнала сделать несколько снимков для статьи. День ходит по улице, ничего не снимает, другой день ходит… Народ интересуется: «А чего же ты не фотографируешь?» Он отвечает: «У меня хандра». Какой же хохот пошел по деревне, когда жители выяснили, что такое хандра! С каким смаком и удовольствием поддразнивали друг друга: «Что это ты такой невеселый? Может, у тебя хандра? Ха-ха-ха!»

Язык, как и все в этом мире, меняется. Уходят в прошлое дорогие моему сердцу понятия, значения, звукосочетания и смыслы. Жаль, что не применяют сейчас таких слов, как: радеть, благоволить, обиходить. Некоторые слова, которые мне в свое время даже трудно было запомнить, уже изживают себя. Например, сбруя – это же так много: хомут, седло, чересседельник, удила, супонь, уздечка, шлеи, постромки, подпруги… А лошадей осталось одна-две на всю деревню. Зато даже бабки на крылечке спокойно и деловито произносят: мобильный телефон, спутниковая антенна, компьютер…

Я и сейчас учу родную речь, родной русский язык. Но Боже мой, иногда лучше бы не знать, что с детства любимые слова так «обогатились»! Страшно подумать, что черемуха – это вовсе не цветущее дерево, а отравляющий газ. Подснежник – не весенний цветок, а замерзший под снегом и обнаруженный весной бомж. Братки – не близкая родня, а бандиты. А эти к месту и не к месту вставляемые словечки, замусорившие речь: «как бы», «типа», «конкретно», «реально»… Наверное, мы к ним привыкнем, как привыкаем к цивилизации со всеми ее плюсами и минусами. Но все же хочется верить, что богатство русского языка прибудет не этими словами-паразитами, а свежими, родными, напевными, присущими нашему языку и нашей великой литературе словами. Хочется говорить по-русски так, чтобы в языке не было той двусмысленности, которая не имеет ничего общего с глубиной.

Здравствуйте, Нина!
Когда-то, в детстве, я гостила во время каникул у своих бабушек в деревнях Московской и Тульской областей. Сейчас вот думаю, что надо было эти слова - то напевные, то набатные, то звенящие или тоскливые - собирать да записывать в тетрадочку. Мала была. Не могла даже представить, что с деревенскими моими родственниками и их соседями, знакомыми, уйдёт в небытиё какая-то часть языка. Да, она(эта часть) зафиксирована в словарях, но она уже не живёт, не дышит , не звучит.
В литературных произведениях, изображающих быт моего детства и юности, неуклюже и неуместно смотрятся подчас слова из сегодняшнего лексикона : автор не знает КАК говаривали тогда. Он бОек и скор, но нет исторической правды. А порой нет и элементарной грамотности, к сожалению.
Ваши мысли очень созвучны моим, они мне очень близки.
С уважением и пожеланием удачи во всех начинаниях,

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

как я понял в борщевой набор не входит мясо а без него это просто вареные овощи можно даже на винегрет пустить .достижение за 20 лет вставания с колен\ борщ по путински без мяса \блин надо зарегистрировать торговую марку пока ротенберги не перехватили)))

Учитывая природные катаклизмы нынешнего лета, можно предположить, какая нас ждёт клизма по осени в свете утверждения "борщевого набора" эталоном пищевого благополучия.

В СССР борщ в тарелку наливали до краёв, так что большой палец официанта был в борще. Е сегодня даже презику дают пол советской порции

«Кушай тюрю, Яша! Молочка-то нет!» — Где ж коровка наша? — «Увели, мой свет! Барин для приплоду Взял ее домой». Славно жить народу На Руси святой! — Где же наши куры? — Девчонки орут. «Не орите, дуры! Съел их земский суд; Взял еще подводу Да сулил постой. » Славно жить народу На Руси святой! Разломило спину, А квашня не ждет! Баба Катерину Вспомнила — ревет: В дворне больше году Дочка. нет родной! Славно жить народу На Руси святой! Чуть из ребятишек, Глядь, и нет детей: Путя взял мальчишек, Гундя — дочерей! Одному уроду Вековать с семьей. Славно жить народу На Руси святой!»

Господа левые пытаются критиковать нынешний режим с "продовольственных" позиций. Но это заведомый проигрыш, потому что в СССР со жратвой было во много раз хуже, чем потом. Режим загнал страну в изоляцию своей внешней политикой, и это ещё не раз скажется на экономике и уже сказалось. Но как раз эту изоляционистскую политику левые не критикуют. Следовательно, дай им власть, и они только усугубят ситуацию. Если что, на многих предприятиях уже серьёзные проблемы с заменой и ремонтом оборудования из-за санкций. Как и с рынками сбыта тоже. Что сделают левые в случае прихода к власти для выхода из изоляции? Ничего не сделают, они и не предлагают ничего.

Это обман. С продовольствием не было хуже. Сознательная политика некоторых членов политбюров. Из РФ все вывозилось практически подчистую. 1\3 всего производимого. Это в СССР, значит на долю РФ было не менее половины вывоза. В республиках слово дефицит было неведомо. Да и я не сильно страдал будучи студентом

А где это вы,госьподинъ фёдоров углядели т.н. левых,которые стремятся во власть? Если речь идёт о различных "партиях",типа кпрф,то вас обманули,они совсем не левые,а все другие,уж тем более левыми не являются. Ну а про голод и очереди километровые времён социализма,то врёте вы,как сивый мерин

Ибо,исскуственно созданное,такое как дефицит,не есть показатель того жива система,иль почила в бозе. Так что дышите глубже,а то задохнитесь ненароком от ненависти к прошлому своей страны(или не своей,кто вас знает)

Сайт рекомендован для всех граждан 18+

"Кушай тюрю, Яша!
Молочка-то нет! "
– Где ж коровка наша? –
"Увели, мой свет!
Барин для приплоду
Взял ее домой".
Славно жить народу
На Руси святой!

– Где же наши куры? –
Девчонки орут.
"Не орите, дуры!
Съел их земский суд;
Взял еще подводу
Да сулил постой. "
Славно жить народу
На Руси святой!

Разломило спину,
А квашня не ждет!
Баба Катерину
Вспомнила – ревет:
В дворне больше году
Дочка.. . нет родной!
Славно жить народу
На Руси святой!

Чуть из ребятишек,
Глядь, и нет детей!
Царь возьмет мальчишек,
Барин – дочерей!
Одному уроду
Вековать с семьей.
Славно жить народу
На Руси святой!

Никто как бог!
Не ест, не пьет
Меньшой сынок,
Гляди – умрет!

Дала кусок,
Дала другой –
Не ест, кричит:
"Посыпь сольцой! "

А соли нет,
Хоть бы щепоть!
"Посыпь мукой", –
Шепнул господь.

Раз-два куснул,
Скривил роток.
"Соли еще! " –
Кричит сынок.

Опять мукой.. .
А на кусок
Слеза рекой!
Поел сыпок!

Хвалилась мать –
Сынка спасла.. .
Знать, солона
Слеза была!. .

Средь мира дольного
Для сердца вольного
Есть два пути.

Взвесь силу гордую,
Взвесь волю твердую:
Каким идти?

Одна просторная –
Дорога торная,
Страстей раба,

По ней громадная,
К соблазну жадная
Идет толпа.

О жизни искренней,
О цели выспренней
Там мысль смешна.

Кипит там вечная
Бесчеловечная
Вражда-война

За блага бренные.. .
Там души пленные
Полны греха.

На вид блестящая,
Там жизнь мертвящая
К добру глуха.

Другая – тесная
Дорога, честная,
По ней идут

Лишь души сильные,
Любвеобильные
На бой, на труд

За обойденного,
За угнетенного,
Стань в их ряды,

Иди к униженным,
Иди к обиженным -
Там нужен ты!

Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная,
Матушка-Русь!

В рабстве спасенное
Сердце свободное –
Золото, золото
Сердце народное!

Сила народная,
Сила могучая –
Совесть спокойная,
Правда живучая!

Сила с неправдою
Не уживается,
Жертва неправдою
Не вызывается, –

Русь не шелохнется,
Русь – как убитая!
А загорелась в ней
Искра сокрытая, –

Встали – небужены,
Вышли – непрошены,
Жита по зернышку
Горы наношены!

Рать подымается –
Неисчислимая,
Сила в ней скажется
Несокрушимая!

Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и забитая,
Ты и всесильная,
Матушка-Русь!. .

То, что Вам рекомендовала Анастасия ("Эх, полным-полна коробушка, / Есть и ситцы и парча") - из поэмы "Коробейники".

Тема песни «Русь» сливается с ее идеей в единое целое – речь идет о непоколебимости Руси, о ее возможности встать с колен из любого состояния.
Страна характеризуется как живое существо – мы можем говорить об этом, исходя из использования олицетворений (например, «Русь не шелохнется»).
Песнь построена на антитезе. Русь описывается.

"Кушай тюрю, Яша!
Молочка-то нет!"
- "Где ж коровка наша?"
- "Увели, мой свет"
Барин для приплоду
Взял ее домой!"
Славно жить народу
На Руси святой!

"Где же наши куры?"-
Девчонки орут.
"Не орите, дуры!
Съел их земский суд;
Взял еще подводу
Да сулил постой. "
Славно жить народу
На Руси святой!

Разломило спину,
А квашня не ждет!
Баба Катерину
Вспомнила - ревет:
В дворне больше году
Дочка. нет родной!
Славно жить народу
На Руси святой!

Чуть из ребятишек,
Глядь - и нет детей:
Царь возьмет мальчишек,
Барин - дочерей!
Одному уроду
Вековать с семьей.
Славно жить народу
На Руси святой!

Потом свою вахлацкую,
Родную, хором грянули,
Протяжную, печальную -
Иных покамест нет.
Не диво ли? широкая
Сторонка Русь крещеная,
Народу в ней тьма тем,
А ни в одной-то душеньке
Спокон веков до нашего
Не загорелась песенка
Веселая да ясная,
Как ведреный денек.
Не диво ли? не страшно ли?
О время, время новое!
Ты тоже в песне скажешься,
Но как. Душа народная!
Воссмейся ж наконец!

Беден, нечесан Калинушка,
Нечем ему щеголять,
Только расписана спинушка,
Да за рубахой не знать.
С лаптя до ворота
Шкура вся вспорота,
Пухнет с мякины живот.

Верченый, крученый,
Сеченый, мученый,
Еле Калина бредет.

В ноги кабатчику стукнется,
Горе потопит в вине,
Только в субботу аукнется
С барской конюшни жене.
----------
"Ай, песенка. Запомнить бы. "
Тужили наши странники,
Что память коротка,
А вахлаки бахвалились:
"Мы барщинные! С наше-то
Попробуй, потерпи!
Мы барщинные! выросли
Под рылом у помещика;
День - каторга, а ночь?
Что сраму-то! За девками
Гонцы скакали тройками
По нашим деревням.
В лицо позабывали мы
Друг дружку, в землю глядючи,
Мы потеряли речь.
В молчанку напивалися,
В молчанку целовалися,
В молчанку драка шла!.
- "Ну, ты насчет молчанки-то
Не очень! нам молчанка та
Досталась солоней!-
Сказал соседней волости
Крестьянин, с сеном ехавший
(Нужда пристигла крайняя,
Скосил - и на базар!).-
Решила наша барышня
Гертруда Александровна,
Кто скажет слово крепкое,
Того нещадно драть.
И драли же! Покудова
Не перестали лаяться
А мужику не лаяться -
Едино что молчать.
Намаялись! уж подлинно
Отпраздновали волю мы,
Как праздник: так ругалися,
Что поп Иван обиделся
За звоны колокольные,
Гудевшие в тот день".

Такие сказы чудные
Посыпались. и диво ли?
Ходить далеко за словом
Не надо - всё прописано
На собственной спине.

"У нас была оказия,-
Сказал детина с черными
Большими бакенбардами,-
Так нет ее чудней".
(На малом шляпа круглая,
С значком, жилетка красная,
С десятком светлых пуговиц,
Посконные штаны
И лапти: малый смахивал
На дерево, с которого
Кору подпасок крохотный
Всю снизу ободрал.
А выше - ни царапины,
В вершине не побрезгует
Ворона свить гнездо.)
- "Так что же, брат, рассказывай!"
- "Дай прежде покурю!"
Покамест он покуривал,
У Власа наши странники
Спросили: "Что за гусь?"
- "Так, подбегало-мученик,
Приписан к нашей волости,
Барона Синегузина
Дворовый человек,
Викентий Александрович.
С запяток в хлебопашество
Прыгнул! За ним осталася
И кличка: "Выездной".
Здоров, а ноги слабые,
Дрожат; его-то барыня
В карете цугом ездила
Четверкой по грибы.
Расскажет он! послушайте!
Такая память знатная,
Должно быть (кончил староста),
Сорочьи яйца ел".

Поправив шляпу круглую,
Викентий Александрович
К рассказу приступил.

ПРО ХОЛОПА ПРИМЕРНОГО - ЯКОВА ВЕРНОГО

Был господин невысокого рода,
Он деревнишку за взятки купил,
Жил в ней безвыездно тридцать три года,
Вольничал, бражничал, горькую пил.
Жадный, скупой, не дружился с дворянами,
Только к сестрице езжал на чаек;
Даже с родными, не только с крестьянами,
Был господин Поливанов жесток;
Дочь повенчав, муженька благоверного
Высек - обоих прогнал нагишом,
В зубы холопа примерного,
Якова верного,
Походя бил каблуком.

Люди холопского звания -
Сущие псы иногда:
Чем тяжелей наказания,
Тем им милей господа.
Яков таким объявился из младости,
Только и было у Якова радости:
Барина холить, беречь, ублажать
Да племяша-малолетка качать.
Так они оба до старости дожили.
Стали у барина ножки хиреть,
Ездил лечиться, да ноги не ожили.
Полно кутить, баловаться и петь!
Очи-то ясные,
Щеки-то красные,
Пухлые руки как сахар белы,
Да на ногах - кандалы!

Смирно помещик лежит под халатом,
Горькую долю клянет,
Яков при барине: другом и братом
Верного Якова барин зовет.
Зиму и лето вдвоем коротали,
В карточки больше играли они,
Скуку рассеять к сестрице езжали
Верст за двенадцать в хорошие дни.
Вынесет сам его Яков, уложит,
Сам на долгушке свезет до сестры,
Сам до старушки добраться поможет,
Так они жили ладком - до поры.

Вырос племянничек Якова, Гриша,
Барину в ноги: "Жениться хочу!"
- "Кто же невеста?" - "Невеста - Ариша".
Барин ответствует: "В гроб вколочу!"
Думал он сам, на Аришу-то глядя:
"Только бы ноги господь воротил!"
Как ни просил за племянника дядя,
Барин соперника в рекруты сбыл.
Крепко обидел холопа примерного,
Якова верного,
Барин,- холоп задурил!
Мертвую запил. Неловко без Якова,
Кто ни послужит - дурак, негодяй!
Злость-то давно накипела у всякого,
Благо есть случай: груби, вымещай!
Барин то просит, то песски ругается,
Так две недели прошли.
Вдруг его верный холоп возвращается.
Первое дело - поклон до земли.
Жаль ему, видишь ты, стало безногого:
Кто-де сумеет его соблюсти?
"Не поминай только дела жестокого;
Буду свой крест до могилы нести!"
Снова помещик лежит под халатом,
Снова у ног его Яков сидит,
Снова помещик зовет его братом.
"Что ты нахмурился, Яша?" - "Мутит!"
Много грибков нанизали на нитки,
В карты сыграли, чайку напились,
Ссыпали вишни, малину в напитки
И поразвлечься к сестре собрались.

Курит помещик, лежит беззаботно,
Ясному солнышку, зелени рад.
Яков угрюм, говорит неохотно,
Вожжи у Якова дрожмя дрожат,
Крестится. "Чур меня, сила нечистая!-
Шепчет,- рассыпься!" (мутил его враг),
Едут. Направо трущоба лесистая,
Имя ей исстари: Чертов овраг;
Яков свернул и поехал оврагом,
Барин опешил: "Куда ж ты, куда?"
Яков ни слова. Проехали шагом
Несколько верст; не дорога - беда!
Ямы, валежник; бегут по оврагу
Вешние воды, деревья шумят..
Стали лошадки - и дальше ни шагу,
Сосны стеной перед ними торчат.

Яков, не глядя на барина бедного,
Начал коней отпрягать,
Верного Яшу, дрожащего, бледного,
Начал помещик тогда умолять.
Выслушал Яков посулы - и грубо,
Зло засмеялся: "Нашел душегуба!
Стану я руки убийством марать,
Нет, не тебе умирать!"
Яков на сосну высокую прянул,
Вожжи в вершине ее укрепил,
Перекрестился, на солнышко глянул,
Голову в петлю - и ноги спустил.

Экие страсти господни! висит
Яков над барином, мерно качается.
Мечется барин, рыдает, кричит,
Эхо одно откликается!

Вытянув голову, голос напряг
Барин - напрасные крики!
В саван окутался Чертов овраг,
Ночью там росы велики,
Зги не видать! только совы снуют,
Оземь ширяясь крылами,
Слышно, как лошади листья жуют,
Тихо звеня бубенцами.
Словно чугунка подходит - горят
Чьи-то два круглые, яркие ока,
Птицы какие-то с шумом летят,
Слышно, посели они недалеко.
Ворон над Яковом каркнул один.
Чу! их слетелось до сотни!
Ухнул, грозит костылем господин!
Экие страсти господни!

Барин в овраге всю ночь пролежал,
Стонами птиц и волков отгоняя,
Утром охотник его увидал.
Барин вернулся домой, причитая:
"Грешен я, грешен! Казните меня!"
Будешь ты, барин, холопа примерного,
Якова верного,
Помнить до судного дня!

"Грехи, грехи,- послышалось
Со всех сторон.- Жаль Якова,
Да жутко и за барина,-
Какую принял казнь!"
- "Жалей. " Еще прослышали
Два-три рассказа страшные
И горячо заспорили
О том, кто всех грешней.
Один сказал: кабатчики,
Другой сказал: помещики,
А третий - мужики.
То был Игнатий Прохоров,
Извозом занимавшийся,
Степенный и зажиточный
Мужик - не пустослов.
Видал он виды всякие,
Изъездил всю губернию
И вдоль и поперек.
Его послушать надо бы,
Однако вахлаки
Так обозлились, не дали
Игнатью слово вымолвить,
Особенно Клим Яковлев
Куражился: "Дурак же ты. "
- "А ты бы прежде выслушал. "
- "Дурак же ты. "
- "И все-то вы,
Я вижу, дураки! -
Вдруг вставил слово грубое
Еремин, брат купеческий,
Скупавший у крестьян
Что ни попало, лапти ли,
Теленка ли, бруснику ли,
А главное - мастак
Подстерегать оказии,
Когда сбирались подати
И собственность вахлацкая
Пускалась с молотка.-
Затеять спор затеяли,
А в точку не утрафили!
Кто всех грешней? подумайте!"
- "Ну, кто же? говори!"
- "Известно кто: разбойники!"
А Клим ему в ответ:
"Вы крепостными не были,
Была капель великая,
Да не на вашу плешь!
Набил мошну: мерещатся
Везде ему разбойники;
Разбой - статья особая,
Разбой тут ни при чем!"
- "Разбойник за разбойника
Вступился!" - прасол вымолвил,
А Лавин - скок к нему!
"Молись!" - и в зубы прасола.
"Прощайся с животишками!"-
И прасол в зубы Лавина.
"Ай, драка! молодцы!"
Крестьяне расступилися,
Никто не подзадоривал,
Никто не разнимал.
Удары градом сыпались:
"Убью! пиши к родителям!"
- "Убью! зови попа!"
Тем кончилось, что прасола
Клим сжал рукой, как обручем,
Другой вцепился в волосы
И гнул со словом "кланяйся"
Купца к своим ногам.
"Ну, баста!"- прасол вымолвил.
Клим выпустил обидчика,
Обидчик сел на бревнышко,
Платком широким клетчатым
Отерся и сказал:
"Твоя взяла! не диво ли?
Не жнет, не пашет - шляется
По коновальской должности.
Как сил не нагулять?"
(Крестьяне засмеялися.)
- "А ты еще не хочешь ли?"-
Сказал задорно Клим.
"Ты думал, нет? Попробуем!"
Купец снял чуйку бережно
И в руки поплевал.

"Раскрыть уста греховные
Пришел черед: прислушайте!
И так вас помирю!"-
Вдруг возгласил Ионушка,
Весь вечер молча слушавший,
Вздыхавший и крестившийся,
Смиренный богомол.
Купец был рад; Клим Яковлев
Помалчивал. Уселися,
Настала тишина.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: