Что сократ ответил на обвинения которые ему предъявлялись в суде

Обновлено: 04.05.2024

Обвинения, возведенные на Сократа, состояли: 1) в том, что он не признает государственную религию, и 2) в том, что он развращает юношей, научая их неверию в государственную религию.

С Сократом случилось то же, что потом случилось с Христом и с большинством пророков и учителей человечества. Сократ указывал людям открывшийся ему в его сознании разумный путь жизни и, указывая этот путь, не мог не отрицать тех ложных учений, на которых основывалась общественная жизнь того времени. И большинство афинян, будучи не в силах вступить на указываемый им путь, хотя и признавая его истинным, не могло терпеть осуждения всего того, что оно считало священным, и, чтобы избавиться от обличителя и разрушителя установленного порядка, предало Сократа суду, который должен был кончиться смертью приговоренного. Сократ знал это и потому не защищался, а только воспользовался судом, чтобы высказать афинянам, почему он поступает так, как поступал, и почему и впредь, если бы ему оставили жизнь, он будет продолжать поступать так же.

Судьи признали Сократа виновным и приговорили его к смертной казни. Спокойно выслушав приговор, Сократ обратился к судьям с следующею речью:

«Люди скажут теперь, – сказал он, – что вы, граждане афинские, неосновательно умертвили мудреца Сократа; скажут, что я был мудрец, хотя я и вовсе не мудрец, только для того, чтобы укорить вас; скажут, что вы неосновательно умертвили меня, потому что, если бы вы немного обождали, это случилось бы само собою, так как я по своему возрасту уж и так близок к смерти. Еще же хочу сказать вам – тем, которые приговаривают меня, – то, что вы напрасно, приговорив меня к смерти, думаете, что я не знаю, чем бы я мог спастись от смерти. Я знаю это, но не делаю, потому что считаю это недостойным себя. Я знаю, что вам бы приятно было слушать, если бы я рыдал, стонал, делал и говорил много другого. Но ни мне, ни кому-либо другому не следует стараться спасаться от смерти недостойным образом. Во всех опасностях есть средства избежать смерти, если только не уважать себя. Избежать смерти нетрудно, гораздо труднее избежать зла: зло быстрее смерти и скорее захватит. Я вот тяжел и стар, и меня захватила смерть, а вы, мои обвинители, вы бодры и быстры, и вас захватило нечто более быстрое – зло. Так что меня, присужденного вами, постигнет смерть; вас же, присудивших меня, постигнет зло и позор, к которым вас приговаривает истина. И я останусь при своем наказании, а вы при своем. Все это так и должно было быть, и все к лучшему.

Кроме того, я хочу еще предсказать кое-что вам, моим обвинителям. Ведь перед смертью люди яснее провидят будущее. Так вот я и предсказываю вам, сограждане, то, что вы будете наказаны тотчас же после моей смерти, – наказанием гораздо более тяжким, чем то, к которому вы меня приговорили. А именно, что с вами случится противное тому, что вы ожидали. Умертвив меня, вы возбудите против себя всех тех осуждающих вас, которых я сдерживал, хотя вы этого и не замечали, и осудители эти будут для вас тем неприятны, что они моложе, и вам будет еще тяжелее переносить их нападки. Так что моя смерть не избавит вас от порицания за вашу дурную жизнь. Вот это я и хотел предсказать вам, моим осудителям. Нельзя избавиться от порицания, умерщвляя людей. Самое простое и действительное средство для этого одно: жить лучше.

Теперь обращаюсь еще к вам, к тем, которые на суде не обвиняли, а оправдывали меня. В последний раз беседуя с вами, я хочу рассказать вам нечто удивительное, случившееся со мной нынче, и то, что я вывожу из этого необыкновенного случая. Во всей моей жизни, в самых важных и самых незначительных обстоятельствах я всегда слышал таинственный голос в моей душе, который предупреждал меня и удерживал от поступков, которые могли принести мне несчастье. Нынче же, как вы сами видите, несмотря на то что со мной случилось обстоятельство, которое считается обыкновенно крайним бедствием, – нынче этот голос не предупреждал и не удерживал меня ни поутру, когда я выходил из дому, ни в то время, когда я входил сюда – в суд, ни во время моей речи.

Что же это значит? А то, я думаю, что то, что нынче случилось со мною, не только не зло, а благо. Ведь, в самом деле, одно из двух: смерть есть полное уничтожение и исчезновение сознания или же, согласно преданию, только перемена и переселение души из одного места в другое. Если смерть есть полное уничтожение сознания и подобна глубокому сну без сновидений, то смерть – несомненное благо, потому что пускай каждый вспомнит проведенную им ночь в таком сне без сновидений и пусть сравнит с этой ночью те другие ночи и дни со всеми их страхами, тревогами, неудовлетворенными желаниями, которые он испытывал и наяву и в сновидениях, и я уверен, что всякий немного найдет дней и ночей счастливее ночи без сновидений. Так что если смерть – такой сон, то я по крайней мере считаю ее благом. Если же смерть есть переход из этого мира в другой и если правда то, что говорят, будто бы там находятся все прежде нас умершие мудрые и святые люди, то разве может быть благо больше того, чтобы жить там с этими существами? Я желал бы умереть не раз, а сто раз, только бы попасть в это место.

Так что и вам, судьи, и всем людям, я думаю, следует не бояться смерти и помнить одно: для доброго человека нет никакого зла ни в жизни, ни в смерти.

И потому, хотя намерение тех, которые осудили меня, было то, чтобы сделать мне зло, я не сержусь ни на осудивших меня, ни на обвинителей.

Однако уже время расходиться: мне – с тем, чтобы умереть, вам – чтобы жить. Кому из нас лучше – знает только Бог».

Вскоре после суда смертный приговор над Сократом был исполнен тем, что он выпил чашу с ядом и спокойно умер среди своих учеников. Подробности о его кончине описаны его учеником Платоном в разговоре «Федон».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

XVI. К АПОЛОГИИ ЗЕМНОЙ ЖИЗНИ

XVI. К АПОЛОГИИ ЗЕМНОЙ ЖИЗНИ В беглом обзоре путей творчества и его диапазона, намеченных в предыдущем изложении только в общих примерных чертах, мы стремились показать возможность на указанном нами пути выйти на простор абсолютного – достижения во временных конкретных

4.8. Спор между софистами и Сократом

4.8. Спор между софистами и Сократом Софизмы (греч. sophisma – измышление, хитрость), которые, как уже говорилось, базируются на разнообразных нарушениях логического закона тождества, представляют собой внешне правильные доказательства ложных мыслей. От софизмов следует

ЗАЩИТА

ЗАЩИТА Защищать себя гораздо труднее, чем других. Сомневающиеся – посмотрите на

1. Судебный процесс над Сократом

1. Судебный процесс над Сократом По ходу изложения мы неоднократно говорили о причинах и обстоятельствах, повлекших за собой преследование философа в судебном порядке. Поэтому начнем с того, что назовем имена тех, кто возбудил судебный процесс против Сократа: молодой и

ЗАЩИТА СЛАБЫХ

ЗАЩИТА СЛАБЫХ Еще в юности мальчик — Арес может взять под опеку кого-то из младших или слабых мальчиков и не давать их в обиду. При этом сам он будет успешно драться и хулиганить, проверяя защитные способности (оборону!) взрослых. И вместе с тем в какой-то момент правильно

Защита от власти?

Защита от власти? Но если права человека как противоположность фундаментализму и погоня за счастьем приводят нас к трудно разрешимым противоречиям, то не являются ли они, прежде всего, защитой от избытка власти? В своем анализе событий 1848 года Маркс сформулировал

Суд над Сократом и его смерть

Суд над Сократом и его смерть В 406 году до н. э. Сократ продемонстрировал гражданское мужество, отказавшись дать свое согласие на то, чтобы восемь командиров, которых обвиняли в преступной халатности во время битвы при Аргинусе, предстали перед судом совместно, а не

ЗАЩИТА

ЗАЩИТА Как-то раз Кришна спокойно обедал у себя дома. Царица Ракмини, его жена, сама подавала ему еду. Вдруг Кришна вскочил из-за стола и побежал через сад на улицу. Взволнованная и недоумевающая Ракмини выбежала вслед за ним. На полпути она встретила мужа, он возвращался

IX. ЗАЩИТА ВЕРЫ (ГБ)

IX. ЗАЩИТА ВЕРЫ (ГБ) Вторая группа примеров отказа от коммуникативной связи или незнания приводит нас несколько ближе к чисто биологическому. Эти примеры очень отличаются от данных мною ранее, но я считаю, что они сравнимы.Кажется общепринятой истиной, что тело,

Глава 5. Знакомство с Сократом

Глава 5. Знакомство с Сократом Десятиклассник: Как вы думаете, нам должны разрешить принимать наркоту? Пит: Без понятия, а ты как думаешь? Десятиклассник: Думаю, нам должны разрешить обдалбливаться, если мы этого хотим. Пит: Гм, почему ты так думаешь? Десятиклассник: Потому

Приложение Б. План курса «Знакомство с Сократом»

Приложение Б. План курса «Знакомство с Сократом» Преподаватель: Питер Богоссян Описание курса В рамках этого восьмичасового курса по критическому мышлению мы вместе рассмотрим некоторые сложные вопросы, сформулируем ответы на них и оценим наш процесс

Защита подчиненных

Защита подчиненных 583Как земля окутана океаном, как дом оберегаем двором, так и государство защищено правителем, а женщина характером.584Преданность мужу — это долг женщины, лояльность — долг министров, защита людей — долг правителя, а хорошее поведение — обязанность

1. Сократ говорит о себе самом. Сократ удивлен, что выдвинутое против него обвинение поддержано столь незначительным большинством голосов.

«Гораздо более удивляет меня число голосов на той и на другой стороне. Что меня касается, то ведь я и не думал, что буду осужден столь малым числом голосов, я думал, что буду осужден большим числом голосов. Теперь же, как мне кажется, перепади тридцать один камешек с одной стороны на другую, и я был бы оправдан.» (36a)

2. Сам Сократ за то, что он совершил, назначил бы себе другое, а именно бесплатное питание в Пританее.

«Какое же наказание, о мужи афиняне, должен я положить себе сам? Не ясно ли, что заслуженное? Так какое же? Чему по справедливости подвергнуться или сколько должен я уплатить за то, что ни с того ни с сего всю свою жизнь не давал себе покоя, за то, что не старался ни о чем таком, о чем старается большинство: ни о наживе денег, ни о домашнем устроении, ни о том, чтобы попасть в стратеги, ни о том, чтобы руководить народом; вообще не участвовал ни в управлении, ни в заговорах, ни в восстаниях, какие бывают в нашем городе, считая с себя, право же, слишком порядочным человеком, чтобы оставаться целым, участвуя во всем этом; за то, что я не шел туда, где я не мог принести никакой пользы ни вам, ни себе, а шел туда, где мог частным образом всякому оказать величайшее, повторяю, благодеяние, стараясь убеждать каждого из вас не заботиться ни о чем своем раньше, чем о себе самом, – как бы ему быть что ни на есть лучше и умнее, не заботиться также и о том, что принадлежит городу, раньше, чем о самом городе, и обо всем прочем таким же образом. Итак, чего же я заслуживаю, будучи таковым? Чего-нибудь хорошего, о мужи афиняне, если уже в самом деле воздавать по заслугам, и притом такого хорошего, что бы для меня подходило. Что же подходит для человека заслуженного и в то же время бедного, который нуждается в досуге вашего же ради назидания? Для подобного человека, о мужи афиняне, нет ничего более подходящего, как получать даровой обед в Пританее, по крайней мере для него это подходит гораздо больше, нежели для того из вас, кто одержал победу в Олимпии верхом, или на паре, или на тройке, потому что такой человек старается о том, чтобы вы казались счастливыми, а я стараюсь о том, чтобы вы были счастливыми, и он не нуждается в даровом пропитании, а я нуждаюсь. Итак, если я должен назначить себе что-нибудь мною заслуженное, то вот я что себе назначаю – даровой обед в Пританее.» 36c-36e)

3. С точки зрения Сократа, его наказание не может состоять ни в тюремном заключении (ибо он не хочет быть чьим-либо рабом), ни в изгнании (ибо он не хочет быть в жалком и гонимом состоянии), ни в наложении штрафа (ибо у него нет никаких денег), ни в отдаче его на поруки состоятельным ученикам, которые внесли бы за него залог (ибо он в силу веления бога и ради человеческой пользы все равно никогда не прекратит своих исследований добродетели и наставления в ней всех людей).

«Ну так вот, убежденный в том, что я не обижаю ни одного человека, ни в каком случае не стану я обижать самого себя, говорить о себе самом, что я достоин чего – нибудь нехорошего, и назначать себе наказание. С какой стати? Из страха подвергнуться тому, чего требует для меня Мелет и о чем, повторяю еще раз, я не знаю, хорошо это или дурно? Так вот вместо этого я выберу и назначу себе наказанием что-нибудь такое, о чем я знаю наверное, что это – зло? Вечное заточение? Но ради чего стал бы я жить в тюрьме рабом Одиннадцати, постоянно меняющейся власти? Денежную пеню и быть в заключении, пока не уплачу? Но для меня это то же, что вечное заточение, потому что мне не из чего уплатить. В таком случае не должен ли я назначить для себя изгнание? К этому вы меня, пожалуй, охотно присудите. Сильно бы, однако, должен был я трусить, если бы растерялся настолько, что не мог бы сообразить вот чего: вы, собственные мои сограждане, не были в состоянии вынести мое присутствие и слова мои оказались для вас слишком тяжелыми и невыносимыми, так что вы ищете теперь, как бы от них отделаться; ну а другие легко их вынесут? Никоим образом, афиняне. Хороша же в таком случае была бы моя жизнь – уйти на старости лет из отечества и жить, переходя из города в город, будучи отовсюду изгоняемым. Я ведь отлично знаю, что, куда бы я ни пришел, молодые люди везде будут меня слушать так же, как и здесь; и если я буду их отгонять, то они сами меня выгонят, подговорив старших, а если я не буду их отгонять, то их отцы и домашние выгонят меня из-за них же.» (37b-37c)

4. Этого никогда не поймут его обвинители и судьи, ибо они ни в чем не верят ему. («В таком случае кто-нибудь может сказать:

«Но разве, Сократ, уйдя от нас, ты не был бы способен проживать спокойно и в молчании?» Вот в этом-то и всего труднее убедить некоторых из вас. В самом деле, если я скажу, что это значит не слушаться бога, а что, не слушаясь бога, нельзя оставаться спокойным, то вы не поверите мне и подумаете, что я шучу; с другой стороны, если я скажу, что ежедневно беседовать о доблестях и обо всем прочем, о чем я с вами беседую, пытая и себя, и других, есть к тому же и величайшее благо для человека, а жизнь без такого исследования не есть жизнь для человека, – если это я вам скажу, то вы поверите мне еще меньше. На деле-то оно как раз так, о мужи, как я это утверждаю, но убедить в этом нелегко. Да к тому же я и не привык считать себя достойным чего-нибудь дурного. Будь у меня деньги, тогда бы я назначил уплатить деньги сколько полагается, в этом для меня не было бы никакого вреда, но ведь их же нет, разве если вы мне назначите уплатить столько, сколько я могу.» (38a-38b)

Обвинения, возведенные на Сократа, состояли: 1) в том, что он не признает государственную религию, и 2) в том, что он развращает юношей, научая их неверию в государственную религию.

С Сократом случилось то же, что потом случилось с Христом и с большинством пророков и учителей человечества. Сократ указывал людям открывшийся ему в его сознании разумный путь жизни и, указывая этот путь, не мог не отрицать тех ложных учений, на которых основывалась общественная жизнь того времени. И большинство афинян, будучи не в силах вступить на указываемый им путь, хотя и признавая его истинным, не могло терпеть осуждения всего того, что оно считало священным, и, чтобы избавиться от обличителя и разрушителя установленного порядка, предало Сократа суду, который должен был кончиться смертью приговоренного. Сократ знал это и потому не защищался, а только воспользовался судом, чтобы высказать афинянам, почему он поступает так, как поступал, и почему и впредь, если бы ему оставили жизнь, он будет продолжать поступать так же.

Судьи признали Сократа виновным и приговорили его к смертной казни. Спокойно выслушав приговор, Сократ обратился к судьям с следующею речью:

«Люди скажут теперь, – сказал он, – что вы, граждане афинские, неосновательно умертвили мудреца Сократа; скажут, что я был мудрец, хотя я и вовсе не мудрец, только для того, чтобы укорить вас; скажут, что вы неосновательно умертвили меня, потому что, если бы вы немного обождали, это случилось бы само собою, так как я по своему возрасту уж и так близок к смерти. Еще же хочу сказать вам – тем, которые приговаривают меня, – то, что вы напрасно, приговорив меня к смерти, думаете, что я не знаю, чем бы я мог спастись от смерти. Я знаю это, но не делаю, потому что считаю это недостойным себя. Я знаю, что вам бы приятно было слушать, если бы я рыдал, стонал, делал и говорил много другого. Но ни мне, ни кому-либо другому не следует стараться спасаться от смерти недостойным образом. Во всех опасностях есть средства избежать смерти, если только не уважать себя. Избежать смерти нетрудно, гораздо труднее избежать зла: зло быстрее смерти и скорее захватит. Я вот тяжел и стар, и меня захватила смерть, а вы, мои обвинители, вы бодры и быстры, и вас захватило нечто более быстрое – зло. Так что меня, присужденного вами, постигнет смерть; вас же, присудивших меня, постигнет зло и позор, к которым вас приговаривает истина. И я останусь при своем наказании, а вы при своем. Все это так и должно было быть, и все к лучшему.

Кроме того, я хочу еще предсказать кое-что вам, моим обвинителям. Ведь перед смертью люди яснее провидят будущее. Так вот я и предсказываю вам, сограждане, то, что вы будете наказаны тотчас же после моей смерти, – наказанием гораздо более тяжким, чем то, к которому вы меня приговорили. А именно, что с вами случится противное тому, что вы ожидали. Умертвив меня, вы возбудите против себя всех тех осуждающих вас, которых я сдерживал, хотя вы этого и не замечали, и осудители эти будут для вас тем неприятны, что они моложе, и вам будет еще тяжелее переносить их нападки. Так что моя смерть не избавит вас от порицания за вашу дурную жизнь. Вот это я и хотел предсказать вам, моим осудителям. Нельзя избавиться от порицания, умерщвляя людей. Самое простое и действительное средство для этого одно: жить лучше.

Теперь обращаюсь еще к вам, к тем, которые на суде не обвиняли, а оправдывали меня. В последний раз беседуя с вами, я хочу рассказать вам нечто удивительное, случившееся со мной нынче, и то, что я вывожу из этого необыкновенного случая. Во всей моей жизни, в самых важных и самых незначительных обстоятельствах я всегда слышал таинственный голос в моей душе, который предупреждал меня и удерживал от поступков, которые могли принести мне несчастье. Нынче же, как вы сами видите, несмотря на то что со мной случилось обстоятельство, которое считается обыкновенно крайним бедствием, – нынче этот голос не предупреждал и не удерживал меня ни поутру, когда я выходил из дому, ни в то время, когда я входил сюда – в суд, ни во время моей речи.

Что же это значит? А то, я думаю, что то, что нынче случилось со мною, не только не зло, а благо. Ведь, в самом деле, одно из двух: смерть есть полное уничтожение и исчезновение сознания или же, согласно преданию, только перемена и переселение души из одного места в другое. Если смерть есть полное уничтожение сознания и подобна глубокому сну без сновидений, то смерть – несомненное благо, потому что пускай каждый вспомнит проведенную им ночь в таком сне без сновидений и пусть сравнит с этой ночью те другие ночи и дни со всеми их страхами, тревогами, неудовлетворенными желаниями, которые он испытывал и наяву и в сновидениях, и я уверен, что всякий немного найдет дней и ночей счастливее ночи без сновидений. Так что если смерть – такой сон, то я по крайней мере считаю ее благом. Если же смерть есть переход из этого мира в другой и если правда то, что говорят, будто бы там находятся все прежде нас умершие мудрые и святые люди, то разве может быть благо больше того, чтобы жить там с этими существами? Я желал бы умереть не раз, а сто раз, только бы попасть в это место.

Так что и вам, судьи, и всем людям, я думаю, следует не бояться смерти и помнить одно: для доброго человека нет никакого зла ни в жизни, ни в смерти.

И потому, хотя намерение тех, которые осудили меня, было то, чтобы сделать мне зло, я не сержусь ни на осудивших меня, ни на обвинителей.

Однако уже время расходиться: мне – с тем, чтобы умереть, вам – чтобы жить. Кому из нас лучше – знает только Бог».

Вскоре после суда смертный приговор над Сократом был исполнен тем, что он выпил чашу с ядом и спокойно умер среди своих учеников. Подробности о его кончине описаны его учеником Платоном в разговоре «Федон».

МАЯ (Свобода)

Часто вся деятельность ума людей направляется не на то, чтобы открыть истину, а на то, чтобы скрыть ее. Такая деятельность ума – главная причина соблазнов.

Суд имеет целью только сохранение общества в настоящем положении и для этого преследует и казнит как тех, которые стоят выше общего уровня и хотят поднять его, так и тех, которые стоят ниже его.

Во всяком нравственном практическом предписании есть возможность противоречия этого предписания с другими предписаниями, вытекающими из той же основы.

Воздержание: что же, не есть и сделаться неспособным служить людям? Не убивать животных: что же, дать им съесть себя? Не пить вино: что же, не причащаться, не лечиться вином? Быть целомудренным: что же, желать прекращения рода человеческого? Не противиться злу насилием: что же, дать убить человеку самого себя и других?

Отыскивание этих противоречий показывает только то, что человек, занятый этим, не хочет следовать нравственному правилу.

Все одна и та же история: из-за одного человека, которому нужно лечиться вином, – не противиться пьянству. Из-за страха прекращения рода человеческого – не воздерживаться от распутства. Из-за одного воображаемого насильника – убивать, казнить, заточать.

Человек не может сделать всего, но то, что он не может сделать всего, не доказывает того, чтобы он должен был делать дурное.

С тех пор как есть люди, разумные существа, они различали добро от зла и пользовались тем, что до них в этом различении сделали люди, – боролись со злом, искали истинный, наилучший путь и медленно, но неотступно подвигались на этом пути. И всегда, заграждая этот путь, становились перед людьми различные обманы, имеющие целью показать им, что этого не нужно делать, а нужно жить, как живется.

Я люблю мужиков: они недостаточно учены, чтобы рассуждать превратно.

Удивляешься иногда, зачем человек защищает самые странные, неразумные положения: религиозные, политические, научные. Поищи – и ты найдешь, что он защищает свое положение.

Как только поступок объясняется сложным рассуждением, будь уверен, что поступок дурной. Решения совести прямы и просты.

МАЯ (Богатство)

Для языческого мира богатство составляет славу и величие. Для христианина богатство есть обличение его слабости или лжи. Сказать: богатый христианин – все равно что сказать: безногий скакун.

Люди так погрязли в материальных интересах, что на проявления души человеческой, выражающиеся в отношениях к людям, смотрят только с точки зрения улучшения своего имущественного положения. Их уважение измеряется богатством того и другого, а не внутренним достоинством человека. Но человек истинно просвещенный стыдится своих владений, своих денег из уважения к своему разумному я.

Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью. Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельствовать против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровища на последние дни. Вот плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа.

Послание Иакова. гл. 5, ст. 1–4.

Я вижу всюду заговор богачей, ищущих своей собственной выгоды под именем и предлогом общего блага.

Бедность научает нас и мудрости и терпению. Ведь и Лазарь жил в бедности и, однако, был увенчан; и Иаков желал иметь только хлеб, и Иосиф находился в крайней бедности и был не только рабом, но и узником, и, однако ж, поэтому мы еще более удивляемся ему. Мы не столько восхваляем его в том случае, когда он раздавал пшеницу, сколько в том, когда находился в темнице, – не столько тогда, когда имел на себе царский венец, сколько тогда, когда был в оковах, – не тогда, когда восседал на троне, а когда подвергался козням и был продан. Итак, представляя себе все это и помышляя о венцах, сплетаемых этими подвигами, будем удивляться не богатству и почестям, не удовольствиям и владычеству, а бедности, оковам, узам и терпению ради добродетели.

Обладание богатством есть школа гордости, жестокости, самодовольного невежества и разврата.

Бесчувственность богачей не так жестока, как их сострадание.

Не уважать надо богатых, а удаляться от их жизни, жалеть их. Богатому должно не гордиться своим богатством, а стыдиться его.

Обвинители закончили, и Сократ сказал речь в свою защиту:
- Граждане афиняне говорят, будто я не признаю государственных богов. Но во всех обрядах и жертвоприношениях я всегда участвовал!
- Говорят, будто я поклоняюсь новым богам.

Просто я слушаю свой внутренний голос. Когда дельфийская пифия слышит голос Бога, когда гадателям боги дают знамения, вы верите. Почему же мне боги не могут что-либо сказать? -

- Говорят, что я порчу нравы юношества. Но как? Учу изнеженности, жадности, тщеславию? Но я сам ведь не изнежен, не жаден, не тщеславен. Учу неповиновению властям? Нет. Я говорю: «Если законы вам не нравятся, введите новые, а пока не ввели, повинуйтесь этим» .

-Учу неповиновению родителям? Нет. Я говорю родителям: «Вы ведь доверяете ваших детей учиться тому, кто лучше знает грамоту, почему же вы не доверяете их тому, кто лучше знает добродетель? »

- Нет, афиняне, мне ставят в вину другое. Когда-то дельфийский оракул сказал: «Сократ – мудрее всех межэллинов» . Я удивился: этого быть не может, ведь я ничего не знаю. Но оракула оспаривать нельзя. И я пошел учиться к политикам, к поэтам, к гончарам, к плотникам.

В своем ремесле они разбирались больше, чем я. Но о таких вещах, как добродетель, справедливость, красота, благоразумие, дружба любой из них знал ничуть не больше, чем я. Однако, каждый считал себя знатоком и обижался, когда мои расспросы ставили его в тупик.

Тут-то я понял, что хотел сказать оракул. Я знаю то, что я ничего не знаю. В этом - мудрость. И многие меня за это ненавидят. Эти люди обвиняют меня, что я учу юношей нехорошему. А я ничему не учу, потому что сам ничего не знаю. Я ничего не утверждаю, а только задаю вопросы.

Задумываясь над разными вопросами, никак нельзя стать дурным человеком, а хорошим можно. Потому я считаю, что совсем не виноват.
Судьи голосуют. Они признают Сократа виновным. Обвинитель должен предложить свою меру наказания, обвиняемый свою, а суд выбрать. Обвинители предложили смертную казнь.

-Пусть Сократ со своей стороны предложит достаточный штраф, и этим отделается- предложили за Сократа меру его наказания те же обвинители.
Но Сократ говорит: - Граждане афиняне, как же я могу предлагать себе наказание, если считаю, что ни в чем не виноват? Я даже думаю, что полезен государству тем, что разговорами своими не даю вашим умам впасть в спячку и тревожу их, как овод тревожит зажерелого коня.

Поэтому я бы назначил себе не наказание, а награду – ну, например, обед за казенный счет, потому что я ведь человек бедный. А то какой же штраф могу я заплатить, если всего добра у меня и на пять мин не наберется?
Это уже похоже на издевательство. Народ шумит, судьи голосуют и назначают Сократу смертную казнь. Приговоренному предоставляется последнее слово.

Он говорит:
- Я ведь, граждане, старый человек и смерти мне бояться не пристало. Что приносит людям смерть, я не знаю. Если загробного мира нет, то она избавит меня от дряхлости, и это хорошо; если есть, то я смогу за гробом встретиться с великими мужами древности и обратиться со своими расспросами к ним, и это будет еще лучше. Поэтому давайте разойдемся: я – чтобы умереть, вы – чтобы жить, а что из этого лучше, нам неизвестно.

Был праздничный месяц и все казни откладывались. Друзья предлагали ему бежать, он сказал:
- Зачем? Чтобы нарушить закон и вправду заслужить наказание? И куда? Разве есть такое место, где не умирают?
Ему сказали:
- Но ведь больно смотреть, как ты страдаешь незаслуженно! Он ответил:

- А вы бы хотели, чтоб заслуженно?
Его спросили:
- Как тебя похоронить?
Он ответил:
- Плохо же вы меня слушали, если так говорите: хоронить вы будете не меня, а мое мертвое тело.
Казнили в Афинах. Ему подали чашу с ядом – он выпил ее до дна.

Меня с юности удивляет тот факт, что Сократ, выпив чашу с ядовитой цикутой, по совету палача стал прохаживаться по помещению, продолжая наставлять своих учеников. Но никому из людей ни прежде, ни сейчас не пришло в голову заглянуть в медицинский справочник, чтобы узнать, что малейшее количество цикуты, попавшее в желудок, немедленно вызывает рвоту и судороги у любого человека.
Отравить человека цикутой, можно только связав его, и, буквально утопив в ней: А Сократ, выпив лошадиную дозу цикуты, расхаживает по комнате взад, вперед, и разговаривает с учениками и его даже не тошнит. Железный видать был желудок у человека.
Или вот, например: По словам Платона в ночь перед казнью Сократ преспокойно спал. И этим самым Платон показывает нам необыкновенную силу духа Сократа. И это такая же несусветная ложь. Ни один психически здоровый человек неспособен на подобное чисто технически. Инстинкт самосохранения не даст этого сделать. А его отсутствие - верный признак безумия и зомбированности.
Для того чтобы спокойно спать в ночь перед казнью, надо быть или полностью невменяемым и вообще не осознавать происходящих событий. А уже если кто хоть немного разбирается в особенностях античной юриспруденции, то может сразу вспомнить, что казнь в древности была отражением поступка человека. И казнить человека через насильственное отравление, как мы уже поняли, можно только за отравление других людей. А вот тут сразу всплывают два факта:
Первый то, что академия Платона была создана на деньги и под давлением Александра Македонского. Значит, Афины были уже завоеваны. А второй факт блестяще доказанный современными греческими учеными, что Македонский прежде чем напасть на какой либо город, посылал "доброхотов" и они заражали соответствующий водопровод брюшным тифом. Такими "доброхотами" могли быть только религиозные фанатики, или люди, близкие которых являлись заложниками Македонского.
Третий факт в том, что греки считали причиной заразных заболеваний отравление ядами. И если бы Сократ отравил одного человека, то он бы отговорился, найдя вескую для суда причину. И его простили бы. Но получается, что он, или его ученики по его команде, отравили, то есть заразили тифом, многих людей.
К тому же можно добавить тот факт, что как Рим, так и древний Самарканд отреагировали на появление македонцев спешным строительством герметичных свинцовых водопроводов. А римляне в частности поголовно умирали в возрасте около сорока лет. Так как не знали, что свинец ядовит.
Также ни в какие ворота не лезет утверждения, что Сократа казнили за призыв отказаться от веры в богов во время войны. Его бы тогда наказали другим способом - просто выгнали бы из города. Но мы то понимаем, что город уже был завоеван.
А судить и казнить сторонника Македонского в городе, завоеванном Македонским, было уже смертельно опасно. И я даже не сомневаюсь, что отравители Сократа впоследствии были уничтожены Македонским или его сторонниками. Но про это конечно ни слова. Платон видимо очень хотел выставить своего учителя героем.

Сократ был приговорен к смертной казни по официальному обвинению за "введение новых божеств и за развращение молодежи в новом духе", то есть за то, что мы сейчас называем инакомыслием. В процессе над философом приняло участие около 600 судей. За смертную казнь проголосовали 300 человек, против 250. Сократ должен был выпить "государственный яд" - цикуту (Conium maculatum, болиголов пятнистый) .
По некоторым причинам казнь Сократа была отложена на 30 дней. Друзья уговаривали философа бежать, но он отказался.

Как повествует ученик и друг Сократа Платон, последний день философа прошел в просветленных беседах о бессмертии души. Причем Сократ так оживленно обсуждал эту проблему с Федоном, Симмием, Кебетом, Критоном и Аполлодором, что тюремный прислужник несколько раз просил собеседников успокоиться: оживленный разговор, дескать, горячит, а всего, что горячит, Сократу следует избегать, иначе положенная порция яда не подействует и ему придется пить отраву дважды и даже трижды.

Собственно говоря, весь месяц со дня вынесения приговора до дня казни был для Сократа сплошным монологом в диалогах о сущности смерти. Зачин был дан на суде, когда после вынесения приговора Сократ сказал: ". Похоже, в самом деле, что все произошло к моему благу, и быть этого не может, чтобы мы правильно понимали дело, полагая, что смерть есть зло.. .

Умереть, говоря по правде, значит одно из двух: или перестать быть чем бы то ни было, так что умерший не испытывает никакого ощущения от чего бы то ни было, или же это есть для души какой-то переход, переселение ее отсюда в другое место.. "

Так ЗА ЧТО же был обвинен Сократ? За введение "новых
божеств"? Каких? Это — в греческий-то многобожеский
пантеон? ! Думаю, речь здесь может идти ТОЛЬКО о введе-
нии Богов Русской Северной Традиции. Известно, что Ге-
раклит и Пифагор были ПОСВЯЩЕНЫ в тайны Русского
Северного Ведизма. . Мне же доподлинно известно, что
Платон — есть Воплощение этих названных двоих. . Стало
быть он тоже был Посвящен — об этом прзрачно говорят
все его произведения. . От Сократа же нам осталось лишь
ТО, что сказал Платон. . ну и еще кое-кто. . Так что: либо
Учитель Платона тоже был Посвящен, либо Платон соз-
дал свои Диалоги с Сократом для каких-то важных целей
и они НЕ соответствую действительности! *)

Нет!
Его обвинили в том, что не чтит богов. Из уст Платона мы узанем, что Сократ говорил: "Меня сам бог поставил в строй, обязав.. . жить, занимаясь философией".
Но все, что мы знаем о Сократе, мы знаем понаслышке, знаем главным образом от учеников его - историка Ксенофонта и философа Платона. Сократ НИЧЕГО не написал сам.
Сократ прожил 70 лет и был приговорён к смерти за «развращение молодежи» и «непочитание богов. В качестве обвинителя выступил Мелет, заявивший, что клятвенно обвиняет Сократа в том, что "он не чтит богов, которых чтит город, а вводит новые божества, и повинен в том, что развращает юношество; и наказание за то - смерть" Для успеха своего обвинения Мелет должен был набрать по крайней мере пятую часть голосов тех, кто заседал в Гелиее. В ответ на обвинение Сократ произнес свою защитительную речь, в которой опровергал выдвинутые против него обвинения, после чего был признан виновным уже большинством голосов. Теперь Сократу надо было самому себе назначить наказание. Он предложил присудить ему пожизненный бесплатный обед в Пританее вместе с олимпийскими чемпионами, а в крайнем случае - штраф в одну мину, после чего присяжные осудили Сократа на казнь еще большим количеством голосов. Тогда Сократ произнес свою третью речь, сказав, что он уже стар (ему было тогда 70 лет) и не боится смерти, которая есть или переход в небытие, или жизнь в Аиде, где он встретится с Гомером и другими выдающимися людьми. В памяти же потомства он, Сократ, навсегда останется мудрецом, тогда как его обвинители пострадают (и в самом деле они, согласно Плутарху, повесились) .
Как свободный афинский гражданин, не был подвергнут казни, а сам принял яд (по распространённой ЛЕГЕНДЕ настой цикуты, но — если судить по симптомам — болиголова пятнистого) .

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: