Частные иски и гражданско правовая ответственность за картель

Обновлено: 28.04.2024

1. Гражданско-правовая ответственность — это обеспеченное государственным принуждением возложение предусмотренных законом или договором лишений имущественного характера на лицо, совершившее неправомерное действие.

Применение мер ответственности есть применение санкции — возникновение, изменение или прекращение гражданского правоотношения, применяемое к правонарушителю, понуждающее его к определенному поведению и явно для него нежелательное. Вместе с тем не всякая санкция есть мера ответственности. Так, удержание вещи, подлежащей передаче должнику ( ст. 359 ГК), есть санкция, но не ответственность. Принуждение к исполнению обязательства есть санкция, но не ответственность. Санкция — род, мера ответственности — вид.

Значение. Существование норм об ответственности и применение (угроза применения) этих норм призваны способствовать предупреждению неправомерного поведения, восстановлению положения, существовавшего до правонарушения. Кроме того, применение мер ответственности свидетельствует об осуждении неправомерного поведения; ответственность — гражданское наказание.

2. Ответственность в гражданском праве обладает специфическими чертами, которые, с одной стороны, позволяют отличать ее от иной правовой ответственности (административно-правовой, уголовно-правовой и т.д.). С другой стороны, благодаря указанию этих черт становится возможным отграничить меры ответственности от других гражданско-правовых санкций.

К таким специфическим чертам относятся следующие.

1. Это всегда имущественная ответственность.

В гражданском праве недопустимо воздействие на личность правонарушителя (лишение свободы, задержание и т.п.). Меры ответственности в гражданском праве всегда затрагивают имущественную сферу правонарушителя. Их применение предполагает возложение дополнительного имущественного обременения (обязанности) либо лишение имущественного права.

2. Как и любая правовая ответственность, она обеспечивается принуждением. Но если чаще всего ответственность немыслима без принуждения, то в гражданском праве в одних случаях к правонарушителю применяются меры принуждения (например, по решению суда взыскивается неустойка), а в других случаях существует лишь угроза применения таких мер. Правонарушитель может и добровольно возложить на себя какие-либо лишения (например, возместить убытки, причиненные нарушением обязательства).

3. Гражданское право основывается на необходимости обеспечения восстановления нарушенных прав ( п. 1 ст. 1 ГК). Меры ответственности направлены на возмещение затрат (потерь) потерпевшего. Таким образом, меры ответственности в гражданском праве характеризуются компенсационной (восстановительной) функцией. Но не во всех случаях происходит именно компенсация — восстановление положения, существовавшего до правонарушения, бывает ограниченная ответственность (об этом далее).

Кроме того, необходимо учитывать, что главной функцией любой правовой ответственности является штрафная. Она (ответственность) направлена на то, чтобы обеспечить предупреждение (превенцию) новых правонарушений. Большинство гражданско-правовых мер ответственности органически сочетают штрафную и компенсационную (восстановительную) функции. К ним относятся возмещение правонарушителем убытков, уплата многих неустоек и т.д.

При таком подходе меры гражданско-правовой ответственности предстают как одновременно (и «на равных») сочетающие в себе направленность на восстановление положения, существовавшего до правонарушения (компенсационная функция), и на превенцию правонарушений (штрафная функция). И кроме того, наличие штрафной функции означает, что такие меры представляют собой меры наказания.

4. Ответственность в гражданском праве — это ответственность участников правоотношения друг перед другом (должника перед кредитором, причинителя вреда перед потерпевшим). Строится она на началах юридического равенства: нет власти и подчинения; каждый участник правоотношения отвечает за допущенное им правонарушение перед другим участником.

Ответственность участников гражданского правоотношения перед государством (публично-правовая ответственность) возможна лишь в исключительных случаях, предусмотренных законом (например, ст. 169 ГК).

В большинстве других отраслей права, напротив, ответственность перед государством является общим правилом.

5. Правовая ответственность всегда нормативно обоснована. Законом предусматриваются юридические факты, порождающие охранительное правоотношение, формы и способы защиты субъективных прав и т.д.

В гражданском праве в установлении и применении мер ответственности в какой-то мере действует принцип диспозитивности. Например, можно установить неустойку за неисполнение обязательства; если закон не запрещает, то размер неустойки, установленной законом, может быть увеличен по соглашению сторон, потерпевший по своему усмотрению может требовать или не требовать от правонарушителя возмещения вреда и т.д. Однако охранительные нормы гражданского права дают меньше простора диспозитивности, нежели нормы регулятивные. Так, способы защиты гражданских прав предусматриваются только законом ( ст. 12 ГК), как и формы защиты ( ст. ст. 11 , 14 ГК).

Недопустимо заключение заранее соглашения об устранении или ограничении ответственности за умышленное нарушение обязательства ( п. 4 ст. 401 ГК).

6. В гражданском праве к ответственности привлекаются не только граждане (физические лица), но и организации (юридические лица), а также Российская Федерация, субъекты Российской Федерации и муниципальные образования.

7. В гражданском праве вина правонарушителя предполагается. Поэтому бремя доказывания отсутствия вины лежит на правонарушителе.

В некоторых случаях закон предусматривает наступление ответственности и без вины правонарушителя, а также ответственности за чужую вину.

Как и всякая другая правовая ответственность, гражданско-правовая ответственность характеризуется тем, что она представляет собой негативную реакцию государства на правонарушение; поведение правонарушителя осуждается.

3. Гражданско-правовая ответственность реализуется в рамках охранительных правоотношений.

Основаниями возникновения таких правоотношений являются правонарушения.

Субъектами охранительного правоотношения являются кредитор и должник, потерпевший и причинитель вреда.

Кредитор и потерпевший имеют права требования (они управомоченные лица). Должник и причинитель вреда — лица, несущие обязанности, они привлекаются к ответственности.

Управомоченным лицом в охранительном правоотношении может быть любой субъект гражданского права: физические лица, юридические лица, Российская Федерация, субъекты Российской Федерации, муниципальные образования.

В составе правосубъектности принято выделять такой элемент, как деликтоспособность, т.е. способность нести ответственность за совершенное гражданское правонарушение. Все субъекты гражданского права, за исключением физических лиц, всегда деликтоспособны, т.е. в случае совершения правонарушения могут быть привлечены к ответственности. Граждане же становятся деликтоспособными с достижением 14-летнего возраста. Они несут имущественную ответственность по сделкам; на общих основаниях отвечают за причиненный вред (соответственно п. 3 ст. 26 и п. 1 ст. 1074 ГК). Однако в случае, когда у несовершеннолетнего в возрасте от 14 до 18 лет нет имущества, достаточного для возмещения вреда, то вред полностью или в недостающей части возмещают законные представители несовершеннолетнего, если они не докажут, что вред возник не по их вине ( п. 2 ст. 1074 ГК). Такая дополнительная ответственность именуется субсидиарной.

Лица, не достигшие 14 лет, неделиктоспособны. За их действия-правонарушения отвечают их законные представители, если не докажут, что вред возник не по их вине ( п. 3 ст. 28 , ст. 1073 ГК). Неделиктоспособными являются также граждане, признанные недееспособными. Вред, причиненный такими гражданами, возмещается их опекунами или организациями, обязанными осуществлять за такими гражданами надзор, если они не докажут, что вред возник не по их вине ( п. 1 ст. 1076 ГК).

Неделиктоспособным является также гражданин, хотя и дееспособный, однако совершивший правонарушение в таком состоянии, когда он не мог понимать значения своих действий или руководить ими.

Гражданин, ограниченный в дееспособности, деликтоспособен: он несет ответственность по сделкам и за причиненный вред ( п. 1 ст. 30 ГК).

Содержанием охранительного правоотношения является право кредитора, потерпевшего требовать от должника, причинителя вреда восстановления нарушенного права и соответствующая обязанность должника, причинителя вреда.

Правоотношение является имущественным, относительным, простым по структуре содержания (односторонне обязывающим).

Ответственность за картели главным образом административная. Что касается уголовной, то «чисто антимонопольный состав» в УК один, а за последние пять лет по нему было всего два приговора. Но это не значит, что сговор на торгах останется без наказания. Действуют административные статьи, а также другие уголовные составы, которые применить легче. Разбираемся, почему так происходит и что планирует изменить ФАС. Эксперты рассказывают, что еще могут вменить участнику картеля и о каких рисках стоит помнить бизнесу.

Картели: почему статья осталась без практики

По статистике ФАС, ежегодно выносят несколько сотен решений по делам о картелях, количество привлеченных к административной ответственности юрлиц достигает 1500, сумма административных штрафов – 3 млрд руб. При этом «чисто антимонопольный состав» в Уголовном кодексе один – это ст. 178 УК («Ограничение конкуренции»). Там говорится о картеле, который повлек извлечение крупного дохода (50 млн руб.) или причинение крупного ущерба (10 млн руб.). Число дел по ней можно пересчитать по пальцам одной руки. За пять последних лет было вынесено только два приговора, оба в 2019 году. Это объясняется возможностью освободиться от уголовной ответственности при условии, что лицо первым сообщит о преступлении, поможет его раскрыть или возместит ущерб, отмечает Антон Гусев, руководитель практики уголовно-правовой защиты бизнеса ALUMNI Partners (ранее Bryan Cave Leighton Paisner) ALUMNI Partners (ранее Bryan Cave Leighton Paisner) Федеральный рейтинг. группа Антимонопольное право (включая споры) группа Арбитражное судопроизводство (средние и малые споры - mid market) группа ВЭД/Таможенное право и валютное регулирование группа ГЧП/Инфраструктурные проекты группа Земельное право/Коммерческая недвижимость/Строительство группа Интеллектуальная собственность (Защита прав и судебные споры) группа Интеллектуальная собственность (Консалтинг) группа Международный арбитраж группа Налоговое консультирование и споры (Налоговые споры) группа ТМТ (телекоммуникации, медиа и технологии) группа Транспортное право группа Трудовое и миграционное право (включая споры) группа Цифровая экономика группа Банкротство (включая споры) (high market) группа Комплаенс группа Корпоративное право/Слияния и поглощения (high market) группа Международные судебные разбирательства группа Налоговое консультирование и споры (Налоговое консультирование) группа Природные ресурсы/Энергетика группа Семейное и наследственное право группа Уголовное право группа Фармацевтика и здравоохранение группа Финансовое/Банковское право группа Частный капитал 2 место По выручке 2 место По выручке на юриста (более 30 юристов) 5 место По количеству юристов Профайл компании × . Кроме того, статья была частично декриминализирована, замечает Артур Большаков, управляющий партнер АБ Большаков, Челышева и партнеры Большаков, Челышева и партнеры Федеральный рейтинг. группа Уголовное право Профайл компании × . Так, сейчас действует редакция ст. 178 УК от 2015 года, она почти в четыре раза меньше по своему наполнению по сравнению с предыдущей редакцией от 2011 года.

Узость применения нормы также связана с несовершенством законодательной конструкции состава преступления. Это так называемая бланкетная норма, говорит Большаков. В ней нет конкретных признаков преступления, а есть отсылка к другому нормативному акту, который не является уголовным законом. Норма указывает на незаконность действий именно со ссылкой на другой закон. Например, чтобы привлечь к уголовной ответственности по ст. 178 УК, необходимо не только установить признаки ст. 11 закона о защите конкуренции, но и признаки ограничения конкуренции. Они сформулированы в п. 17 ст. 4 закона о защите конкуренции.

Чтобы образовать объективный состав преступления по ст. 178 УК, нужно установить и доказать минимум четыре признака:

1) речь идет о заключении между конкурентами картельного соглашения, что запрещено ст. 11 ФЗ «О защите конкуренции»;

2) ограничение конкуренции имеет общественно опасное последствие – п. 17 ст. 4 ФЗ «О защите конкуренции»;

3) между деянием и последствием есть причинно-следственная связь;

4) гражданам, организациям или государству был причинен крупный ущерб. Либо речь идет о доходе в крупном размере.

Такое понимание уголовного закона общепринятое. Его также использует ФАС.

Не только 178 УК: смежные составы

Из-за сложности доказывания нарушения предпочитают квалифицировать по более простым статьям. Сговоры участников торгов с заказчиками «обрастают» другими преступлениями: экономическими (мошенничество, растрата, коммерческий подкуп), коррупционными (дача и получение взятки) и должностными (превышение или злоупотребление полномочиями). Так, в 2019 году за коммерческий подкуп и сговор в рамках проведения торгов на обслуживание медицинского оборудования на сумму свыше 4 млрд руб. были наказаны замминистра здравоохранения Самарской области Альберт Навасардян и совладелец ООО «Современные медицинские технологии» Сергей Шатило. Они получили реальные сроки – три и 3,5 года в колонии общего режима соответственно.

Сговор на торгах, по-моему, невозможен без манипуляции начальной максимальной ценой контракта. Как правило, именно поэтому следствие устанавливает группу лиц, в которую входят должностные лица заказчика и сотрудники компаний-поставщиков. Последние часто дают признательные показания, чтобы избежать ответственности по ст. 210 УК («Преступное сообщество»).

Виктория Бурковская, АБ «ЕПАМ»

В целом практика достаточно стабильна, подтверждает Геннадий Есаков, советник Адвокатское бюро ZKS Адвокатское бюро ZKS Федеральный рейтинг. группа Уголовное право 16 место По выручке на юриста (менее 30 юристов) 41 место По выручке Профайл компании × , профессор НИУ ВШЭ: сговор с заказчиком расценивается как злоупотребление или превышение полномочий по ст. 285, 286 УК, при наличии взятки добавляется ст. 290 УК: «Здесь каких-то новаций нет, практика достаточно устоявшаяся. То есть создание преимущественных условий в конкурсной документации, её «заточка» под конкретного поставщика вполне подпадают под уголовный состав».

УК также предусматривает другие составы преступлений, косвенно затрагивающих антимонопольные отношения. Например, ст. 165 УК («Причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием»); ст. 183 УК («Незаконные получение и разглашение сведений, составляющих коммерческую, налоговую или банковскую тайну»); ст. 185.3 УК («Манипулирование рынком»); ст. 185.6 УК («Неправомерное использование инсайдерской информации»); ст. 200.5 УК («Подкуп работника контрактной службы, контрактного управляющего, члена комиссии по осуществлению закупок»); ст. 204 УК («Коммерческий подкуп») и другие.

Предложения ФАС

Чтобы ст. 178 использовалась чаще, ФАС предлагает усилить ответственность и расширить свои полномочия по выявлению картелей. Представители ФАС не один раз выступали с мнением, что помочь спасти экономику от картелей может жесткое законодательство. Ведомство представило законопроект «О внесении изменений в УК РФ и УПК РФ». В последней его версии, о которой писали «Ведомости», предлагалось лишать на шесть лет свободы владельцев компаний, членов совета директоров и топ-менеджеров за умышленные картельные сговоры. То, что лицо распоряжается в фирме более чем 50% голосов или является руководителем, ФАС предлагало считать особым отягчающим обстоятельством. Для остальных, кто просто выполняет указания, напротив, предлагалось снизить предельное наказание с шести до пяти лет лишения свободы.

При этом ФАС предложила оставить в составе ст. 178 только два вида последствий, которые указаны в ч. 1 ст. 11 закона о защите конкуренции: причинение крупного ущерба гражданам, организациям или государству либо извлечение дохода в крупном размере. Также ведомство предлагает в целом радикально упростить описание состава преступления. Но предложение ФАС некоторые юристы уже раскритиковали: основную проблему видят в том, что если сейчас решения ФАС не имеют преюдициального значения и остаются одним из доказательств по уголовному делу, то при упрощении они будут почти автоматически копироваться в приговор суда.

Следствию даже не потребуется обосновывать крупный размер деяния, поскольку он также будет обосновываться в решении ФАС, передающей дело в уголовную плоскость. Другими словами, если этот законопроект будет принят, ФАС фактически будет наделен судебными функциями.

Артур Большаков, управляющий партнер АБ «Большаков, Челышева и партнеры»

Законопроект пока не прошел первое чтение и получил критический отзыв Верховного суда.

Также в Госдуму внесен Законопроект № 848392-7 «О внесении изменений в Федеральный закон «О защите конкуренции», который принят в первом чтении в феврале 2020 года. Геннадий Есаков указывает на ряд содержащихся в нем нововведений.

– создаётся реестр участников, ограничивающих конкуренцию соглашений (срок пребывания в чёрном списке – три года);
– разрешается затребовать без судебного решения персональные данные и сведения об абонентах услуг связи (включая данные о расположении оконечного оборудования, IP-адресах, принадлежности номеров);
– изъятие (выемка) документов и предметов в случае отказа их добровольно выдать без судебного решения (почти как по УПК – понятые, протокол);
– получение объяснений антимонопольным органом (отказ от дачи – административная ответственность, но адвокат не предусматривается);
– срок давности по картелям и сговорам на торгах продлевается, по сути, до четырёх лет, а при наличии признаков состава преступления – до шести лет;
– в числе позитивных изменений – упорядочивается механизм смягчения ответственности при «доносе» о картеле. В частности, регулируется порядок заключения соглашения о сотрудничестве.

Скорее всего, ко второму чтению законопроект существенно доработают на основе критики от комитетов ГД по экономической политике, по безопасности и по энергетике. Есаков отмечает замечания: риски увеличения необоснованного давления на бизнес и злоупотребления правом со стороны проверяющих органов при наделении ФАС полномочиями, присущими правоохранительным органам, дублирование положений законодательства.

Обходимся без манипуляций

Проблемы могут вызвать главным образом попытки бизнесменов манипулировать процедурой торгов. Нередки случаи, когда предприниматели, изначально сговорившись, демонстрируют согласованное поведение на торгах. Другая ситуация – правоохранительные органы устанавливают, что все участвовавшие в торгах компании управлялись из одного центра, все цифровые ключи находятся в руках у одного человека. Так, в последнее время стали возбуждаться уголовные дела по ст. 178 УК по фактам участия в торгах с одного IP-адреса или из одного кабинета. «Повод – так называемое формальное или номинальное участие с имитацией конкурентной борьбы и незначительным, около 1%, снижением начальной максимальной цены контракта», – поясняет Артур Большаков.

В отличие от административной ответственности по ст. 14.32 КоАП, где доказывают только факт заключения картельного соглашения, для привлечения к уголовной ответственности нужно доказать и направленность умысла на ограничение конкуренции. «Если компания хотела облегчить выполнение формальных требований 44-ФЗ и принятых на его основе нормативных правовых актов, связанных с заключением госконтрактов с единственным поставщиком, то это не будет считаться умыслом, направленным на ограничение конкуренции», – говорит Большаков. Но ФАС и правоохранительные органы зачастую считают иначе, предупреждает он: «Они ссылаются в том числе на то, что при номинальном участии цена контракта на торгах снижается на 1%, в других случаях в среднем на 30%. При этом игнорируют, что если бы контролирующее лицо не выставило вторую компанию, то снижения вообще бы не произошло».

Здесь есть позитивный эффект от формального участия, и состава преступления нет. Тем не менее, если в конкурсе участвует аффилированная компания – даже если это почти не имеет практического значения, - это может значительно увеличить вероятность возбуждения уголовного дела и привлечения к уголовной ответственности по ст. 178, 2004, 201, 285, 286 УК.

Лучше отказаться следовать «рекомендациям» заказчиков и других «советчиков» участвовать в торгах «двумя» компаниями. Искусственная статистика конкуренции на торгах ни к чему хорошему не ведет.

Ярослав Кулик, Kulik & Partners Law

Также необходимо соблюдать границы общения с заказчиком. "Нет ничего противозаконного в том, что заказчик знает будущего кандидата на контракт. Но нельзя договариваться и создавать преимущества для кого-то", - утверждает Кулик. Аналогичным образом стоит вести себя и с конкурентами: "Почти всегда можно найти следы коммуникаций - в том числе у сотрудника конкурента или заказчика, - и все тайное однажды станет явным."

Бизнесу нужно научиться понимать, как формируются антимонопольные и уголовные риски, обращает внимание Кулик: "Это достигается обучением, в том числе практикой – имитацией «рейдов на рассвете», которые проводит ФАС, внедрением политики по предотвращению сговоров на торгах, включая систему контроля за ее функционированием - комплаенса."

Наиболее частым на настоящий момент среди нарушений антимонопольного законодательства является заключение антиконкурентного соглашения (ст. 11 Закона № 135-ФЗ, ответственность за которое предусмотрена ст. 14.32 КоАП РФ).

Благодаря широкому освещению Федеральной антимонопольной службой в СМИ результатов своей деятельности любой теперь знает хотя бы в общих чертах, что такое сговор (заключение антиконкурентного соглашения) и что за это грозит.

Самым распространенным среди видов ответственности за данное нарушение является назначение административного штрафа.

Однако ответственности можно и избежать с помощью так называемой «программы освобождения», предусмотренной примечанием 1 к ст. 14.32 КоАП РФ.

Для того, чтобы воспользоваться такой «программой», необходимо соблюсти несколько условий, прямо обозначенных в указанном выше примечании, а именно:

- добровольное заявление в антимонопольный орган о заключении недопустимого антиконкурентного соглашения;

- отсутствие у антимонопольного органа соответствующих сведений и документов о совершенном административном правонарушении;

- заявитель отказался от участия или дальнейшего участия в соглашении;

- сведения представлены в достаточном объеме для установления события административного правонарушения;

- заявитель является первым лицом, выполнившим все вышеперечисленные условия.

Иных условий для освобождения от ответственности за заключение антиконкурентного соглашения, кроме вышеперечисленных в примечании 1 к ст. 14.32 КоАП РФ, законодательство не содержит.

Соответственно, лицо, намеревающееся предпринять действия в целях освобождения от ответственности, руководствуется ни чем иным, как приведенными условиями.

Несмотря на исчерпывающий перечень и однозначность указанных условий, судебная практика по данному вопросу недавно пополнилась примерами нестандартного применения «программы освобождения».

В рамках судебного дела № А40-208369/18 судами Московского округа была рассмотрена законность постановления антимонопольного органа о привлечении хозяйствующего субъекта к административной ответственности за заключение антиконкурентного картельного соглашения.

Во главу угла в данном споре был поставлен вопрос о том, подлежало ли в действительности освобождению от ответственности лицо в связи с подачей им добровольного заявления о нарушении.

Антимонопольным органом было отказано в таком освобождении и назначен административный штраф.

Данный отказ был мотивирован тем, что одновременно с подачей заявления о «признании» нарушения заявитель продолжал совершать аналогичные нарушения, не относящиеся и не рассматриваемые в рамках уже возбужденного дела.

При этом о других нарушениях заявитель в антимонопольный орган не сообщил.

Такое признание одного нарушения и сокрытие иных контролирующий орган счел недобросовестными действиями, направленными исключительно на избежание ответственности.

Таким образом, в рассматриваемом случае антимонопольным органом была принята во внимание не совокупность условий, прямо поименованных в законодательстве, а иные обстоятельства, не относящиеся напрямую к рассматриваемому органом делу, но характеризующие поведение общества.

Следует отметить, что законодательство не ставит возможность применения «программы освобождения» в зависимость от наличия иных нарушений и действий/поведения в целом заявителя.

И, как следствие, не обязывает антимонопольный орган анализировать и оценивать соответствующие обстоятельства.

Равным образом законодательство не отражает и какие-либо ограничения по количеству раз применения т.н. «программы освобождения» к одному и тому же субъекту.

Из этого следует, что законодательство в нынешнем виде не направлено на «раскаяние», а лишь способствует упрощению рассмотрения антимонопольными органами дел о картелях.

В этой связи представляется сомнительным вменение в вину заявителю его желание избежать ответственности.

Неординарность примененного подхода и отсутствие соответствующих предпосылок в законодательстве косвенно подтверждается и тем, что на протяжении длительного время не утихают дискуссии на предмет ужесточения и существенного ограничения «программы освобождения» именно путем введения однократности ее применения[1].

Однако по состоянию на настоящий момент данные обсуждения в законодательную плоскость не перешли.

Именно поэтому вышеобозначенное дело представляет особый интерес, когда антимонопольный орган взглянул на обращение заявителя гораздо шире, нежели требует законодательство, тем самым, лишь ухудшив положение лица.

Помимо вышеупомянутого основания для отказа в освобождении от ответственности, судами также было обращено внимание на невыполнение такого обязательного условия, как отсутствие у антимонопольного органа всех сведений, необходимых для установления события нарушения.

Аналогичный подход был отражен также и в судебном деле № А40-208368/18 (дошедшем до Верховного Суда Российской Федерации).

В обоих делах суды ссылаются на п. 10.3 Постановления Президиума ВАС РФ от 30.06.2008 № 30 о том, что рассматриваемое условие выполняется, если заявление о «признании» подано в антимонопольный орган до оглашения резолютивной части решения по делу о соответствующем нарушении.

Однако данные разъяснения были оценены в качестве исключительно относящихся к толкованию момента обращения в антимонопольный орган.

Вместе с тем, ранее суды, в том числе Московского округа, придерживались несколько иного правового подхода.

Так, например, в деле № А40-173651/2017 судами, с учетом разъяснений Постановления № 30, фактически был сделан вывод о том, что только сам факт вынесения решения (оглашения резолютивной части) антимонопольным органом свидетельствует об обладании им всей совокупности необходимых сведений для установления события нарушения.

То есть пока не вынесено решение, антимонопольный орган не обладает достаточным количеством информации и доказательств.

В этой связи, как указали суды, для выполнения условия «программы освобождения» об отсутствии у контролирующего органа комплекса сведений в достаточном объеме заявление о «признании» должно поступить в орган до вынесения им резолютивной части решения.

Надо отметить, что данный подход является более формальным, хотя и отвечающим буквальному содержанию как нормы ст. 14.32 КоАП РФ, так и разъяснений Постановления № 30.

В более «свежих» делах суды гораздо детальнее погрузились в оценку фактических обстоятельств.

Несмотря на большую предпочтительность индивидуального подхода к каждому конкретному делу, следует отметить, что, в контексте вопроса о привлечении к административной ответственности, соответствующее законодательство (как и его применение) должно быть направлено на обеспечение интересов привлекаемого к такой ответственности лица, не ограничивая и не ущемляя их.

Поэтому заявитель, намеренный воспользоваться «программой освобождения», вправе понимать, какие последствия повлекут его действия: будет ли он привлечен к ответственности или освобожден от нее.

Однако оставление данного вопроса фактически на усмотрение антимонопольного органа может привести к субъективности и необеспечению защищенности прав и интересов заявителя.

Приведенные примеры из судебной практики отражают стремление антимонопольных органов искоренить проблему картелей любыми способами.

Однако являются ли такие примеры единичными случаями лишь оценки обстоятельств конкретного дела или положат начало применению абсолютно нового подхода к освобождению от ответственности за антиконкурентные соглашения – покажет практика.

[1] см., например, проект Федерального закона «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях» (ID проекта 02/04/12-17/00076395, подготовлен ФАС России 15.12.2017)

30 июня 2020 г. Пленум Верховного Суда РФ обсудил проект постановления «О практике рассмотрения судами гражданского иска по уголовному делу» (далее – Проект), которым были обобщены позиции судов по основным спорным вопросам применения данного института.

В проекте постановления Пленума Верховный Суд ориентирует нижестоящие инстанции на искоренение практики необоснованной передачи таких исков на рассмотрение в порядке гражданского судопроизводства

Ввиду лаконичности законодательного оформления концепции соединенного процесса судебному органу необходимо соблюсти принцип «primum non nocere» (от лат. «не навреди»).

Поскольку преступное деяние может также посягать на субъективные гражданские права, оно одновременно отвечает признакам гражданско-правового обязательства, возникшего из причинения вреда (деликта). Потерпевший приобретает право на предъявление соответствующего гражданского иска в уголовном процессе (ч. 1 ст. 44 УПК РФ).

Деликтное требование как достаточный критерий

К числу имущественных притязаний, возникших в результате преступления, может быть отнесен широкий круг гражданско-правовых требований, поэтому в проекте предпринята попытка процессуально отграничить требования, подлежащие рассмотрению вместе с уголовным делом, от предъявляемых в порядке гражданского судопроизводства.

Для этого судебный орган воспользовался спорным, на мой взгляд, критерием характера причинно-следственной связи между преступлением и причиненным ущербом.

Требования о возмещении имущественного вреда, причиненного преступлением, включая притязания, возникающие из причинения вреда в результате действий виновного лица, когда уничтожение или повреждение чужого имущества входило в способ совершения преступления, а также иски о компенсации морального вреда (в том числе возникшие вследствие причинения вреда личным неимущественным правам либо принадлежащим потерпевшему нематериальным благам), подлежат разрешению в ходе уголовного судопроизводства (п. 1, 7 Проекта, ч. 1 ст. 44 УПК).

Напротив, в п. 11 Проекта уточнено, что требования имущественного характера, связанные с преступлением, но вытекающие из правоотношений по последующему восстановлению нарушенных прав потерпевшего или направленные на возмещение ему упущенной выгоды, подлежат разрешению в порядке гражданского судопроизводства (например, о признании гражданско-правового договора недействительным, об индексации присужденных денежных сумм, о возмещении расходов страховым организациям, о возмещении ущерба в результате смерти кормильца, о возмещении утраченного заработка (дохода) в результате повреждения здоровья, о взыскании процентов за пользование чужими денежными средствами, о взыскании неполученного дохода и т.п.).

С точки зрения процессуальной экономии разделение требований на связанные с непосредственным причинением вреда в результате преступления и относящиеся к последующему восстановлению нарушенных прав потерпевшего выглядит оправданным в той мере, в которой гражданский иск может быть в силу УПК РФ рассмотрен в уголовном деле. На откуп судов в рамках гражданского судопроизводства отдаются лишь те требования, которые являются отдаленным следствием преступления, – т.е. представляют собой опосредованный вред.

Цель концепции соединенного процесса в уголовном судопроизводстве заключается в скорейшем разрешении притязаний потерпевшего, наиболее тесно связанных с рассматриваемым противоправным деянием, а также имеющих непосредственно компенсаторную направленность и призванных восстановить нарушенные преступником-делинквентом правоотношения. Разрешение в уголовном судопроизводстве гражданско-правового требования, вытекающего из деликтного обязательства, обусловлено тем, что собранные и исследованные в уголовном процессе доказательства позволяют в кратчайшие сроки и без совершения дополнительных процессуальных действий разрешить имущественные притязания потерпевшего.

Полагаю, при разграничении требований, подлежащих рассмотрению в ходе уголовного дела и в рамках самостоятельного производства по гражданскому делу, следует руководствоваться положениями ст. 44 УПК РФ, по смыслу которых в качестве гражданского иска в уголовном деле рассматривается исключительно деликтное требование, а предъявление иных гражданско-правовых требований осуществляется в порядке гражданского судопроизводства. При таком подходе потребность в дополнительном критерии отпадает.

Упущенная выгода в интересах потерпевшего

Спорным представляется также исключение из перечня притязаний, подлежащих рассмотрению в ходе уголовного процесса, требования о возмещении потерпевшему упущенной выгоды, являющейся разновидностью убытков (ст. 15 ГК РФ).

Как верно указал в процессе обсуждения проекта член Научно-консультативного совета ВС Константин Калиновский, в некоторых случаях наличие упущенной выгоды является элементом состава преступления (например, ст. 180 УК РФ) и подлежит доказыванию наряду с иными обстоятельствами.

Вместе с тем с позиции разрешения деликтного требования конструкция состава преступления значения не имеет. Возмещение неполученных доходов, упущенной выгоды, финансовых потерь (например, уменьшение стоимости акций или иного имущества по причинам, не связанным с его повреждением) является предметом деликтного обязательства. Соответственно, все деликтные убытки подлежат взысканию в рамках уголовного процесса. Статья 15 ГК РФ, посвященная требованию о взыскании убытков, не устанавливает самостоятельного вида обязательства по их возмещению, дополнительно регулируя вопросы, связанные с компенсаторным присуждением, – т.е. взыскание внедоговорных убытков в любом случае осуществляется на основании ст. 1064 ГК РФ. Данное требование в полном объеме подлежит рассмотрению в качестве гражданского иска в уголовном деле.

Единое обязательство из причинения вреда

Пунктом 12 Проекта из числа требований, рассматриваемых в уголовном судопроизводстве, исключен «регрессный иск» о возмещении страховой медицинской организацией расходов причинителю вреда в порядке, предусмотренном ст. 31 Федерального закона «Об обязательном медицинском страховании в Российской Федерации».

В данном случае, полагаю, при разработке Проекта была допущена неточность, поскольку в силу подп. 4 п. 1 ст. 387 ГК РФ при суброгации право требования к должнику, ответственному за наступление страхового случая, переходит к страховщику на основании закона (ст. 965 Кодекса).

В результате сингулярного правопреемства требование к делинквенту о возмещении расходов, возникших в результате причинения вреда здоровью или имуществу потерпевшего, переходит к страховщику и влечет процессуальную замену на стороне истца-потерпевшего.

Если размер страховой выплаты не покрывает всю сумму причиненного вреда, на стороне истца возникает процессуальная множественность лиц, образованная делением требования к должнику. При этом оба требования вытекают из одного обязательства, в связи с чем согласованность их размеров может быть лучше обеспечена при рассмотрении в рамках одного дела.

В связи с этим полагаю целесообразным в ходе рассмотрения судом требования потерпевшего в рамках уголовного дела одновременно разрешать требования как страховой организации к причинителю вреда, так и потерпевшего о возмещении ущерба, превышающего размер страховой выплаты (см. также п. 8 Проекта).

Ответственность за совместное причинение вреда

Отдельного внимания заслуживает, на мой взгляд, проблема совместного причинения вреда лицами, совершившими одно или несколько взаимосвязанных преступных деяний.

До разработки обсуждаемого Проекта в практике судов активно применяются действующие положения Постановления Пленума Верховного Суда СССР от 23 марта 1979 г. № 1 «О практике применения судами законодательства о возмещении материального ущерба, причиненного преступлением» (в ред. от 26 апреля 1984 г.),

в п. 12 которого содержатся значимые для практики разъяснения правил возложения солидарной ответственности на лиц, совместно совершивших преступные деяния. В частности, обращено внимание на случаи, когда лица причиняют ущерб одним преступлением с множественностью эпизодов, в которых установлено их совместное участие (абз. 2 п. 12), а также при совершении разных преступлений в рамках одного уголовного дела, не связанных общим намерением, в том числе в случаях, когда одним преступлением были созданы условия для совершения последующего (абз. 3 п. 12).

В судебной практике признаки совместности получили дальнейшее развитие. Так, в постановлении президиума Ивановского областного суда от 31 июля 2015 г. по делу № 44г-8/2015 в качестве признаков совместного характера действий в гражданско-правовом смысле указаны: согласованность действий, их скоординированность и направленность на реализацию единого намерения.

Данные разъяснения актуальны, когда совместные действия осужденных квалифицируются судом в качестве разных преступлений.

Например, Вторым кассационным судом общей юрисдикции было рассмотрено гражданское дело по иску предприятия о возмещении вреда, причиненного преступлением. Согласно ранее вынесенному приговору вред предприятию был причинен в результате фиктивного трудоустройства Б. При этом М. и Ж. были осуждены за мошенничество (ч. 4 ст. 159 УК РФ), а П. – за злоупотребление полномочиями (ч. 1 ст. 285 УК РФ). Роль М. заключалась в том, чтобы оказать воздействие на П., занимавшего должность руководителя предприятия, для оформления фиктивного трудового договора, обеспечения видимости законности действий и начисления фиктивно трудоустроенному Б. зарплаты. В свою очередь Ж. распорядилась полученными от фиктивного трудоустройства Б. денежными средствами, завершив тем самым хищение. Рассматривая гражданский иск о возмещении вреда за деликт, суды трех инстанций подтвердили совместный характер причинения вреда, несмотря на различную квалификацию действий осужденных.

Проект не содержит разъяснений в части признаков совместности причинения вреда подсудимыми, несмотря на востребованность формирования устойчивой практики высшим судебным органом.

Кроме того, предлагается возложить ответственность за причиненный совместно вред на подсудимого, в отношении которого дело не было выделено в отдельное производство, или не освобожденного от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям.

Вероятно, ВС руководствовался тем, что при освобождении лица от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям виновное лицо до вынесения приговора принимает меры по заглаживанию причиненного преступлением вреда, в связи с чем дополнительное возложение на него ответственности за гражданско-правовой деликт было бы избыточным, ведь деликтное обязательство уже исполнено по соглашению сторон. Верховный Суд подчеркнул, что процессуальное выбытие лица из уголовного судопроизводства в связи с выделением дела не исключает привлечения к деликтной ответственности в солидарном порядке как основного обвиняемого, так и лица, в отношении которого было выделено уголовное дело.

Данная позиция, на мой взгляд, вызывает вопросы в части привлечения к деликтной ответственности лица, освобожденного от уголовной ответственности в связи с истечением сроков давности, установленных ст. 78 УК РФ.

Во-первых, правила течения срока давности привлечения к уголовной ответственности и срока исковой давности по гражданско-правовым обязательствам существенно различаются. Если первый исчисляется со дня совершения преступления до момента вступления приговора в силу, то течение второго начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права и о том, кто является надлежащим ответчиком по иску о защите данного права. То есть если потерпевший не смог опознать преступника в момент совершения деяния, а правоохранительным органам не удалось установить его личность в течение длительного времени, в том числе за пределами срока давности привлечения к уголовной ответственности, за потерпевшим сохраняется право на возмещение ему вреда, причиненного преступлением.

Во-вторых, исковая давность не распространяется на требования о защите личных неимущественных прав и других нематериальных благ, а также о возмещении вреда, причиненного жизни и здоровью.

Соответственно, положением абз. 3 п. 24 Проекта из числа ответчиков, на мой взгляд, безосновательно в нарушение ч. 1 ст. 54 УПК РФ исключен причинитель вреда, в отношении которого вынесено решение об освобождении от уголовной ответственности за истечением сроков.

Поскольку такое лицо является солидарным должником по деликтному иску, который продолжает рассматриваться в уголовном деле, полагаю целесообразным не возлагать на истца бремя подачи идентичного иска к такому лицу в порядке гражданского судопроизводства, а разрешать требования ко всем солидарным должникам совокупно по единому деликтному обязательству в уголовном деле. Для этого необходимо сохранить статус лиц, освобожденных от уголовной ответственности, в качестве ответчиков по гражданскому иску в уголовном процессе.

Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда РФ недавно изучила очень необычный спор. Суть его в следующем - некий гражданин в Краснодарском крае написал жалобу на местного полицейского чина, обвинив человека в погонах во всех грехах. Список прегрешений был длинный - от взяток с подчиненных до незаконного оформления на родню участков земли. Всего бдительный гражданин написал три жалобы за короткий срок, каждый раз добавляя обвинений.

Проверки показали, что ни один факт коррупции, в заявлениях на имя начальства полицейского, не подтвердился. И когда проверки завершились, переживший неприятные моменты правоохранитель пошел в суд, чтобы защищать свое честное имя. И несложному, на первый взгляд, делу пришлось дойти до высокой судебной инстанции. Верховный суд пересмотрел итоги этого гражданского дела и разъяснил, когда такие заявления-кляузы считаются порочащими честное имя, а когда - гражданским правом любого россиянина и борьбой с коррупцией.

Итак, истец, руководитель районной полиции, принес в суд иск о защите чести, достоинства и деловой репутации. Полицейский просил суд признать не соответствующими действительности сведения, которые распространил заявитель в своих письмах. И еще просил обязать ответчика написать опровержение cвоим начальникам и представителям Следственного комитета, которые разбирались с жалобами.

Райсуд полицейскому отказал. Судебная коллегия по гражданским делам Краснодарского краевого суда это решение отменила и приняла другое. Апелляция признала не соответствующими действительности и порочащими честь, достоинство и деловую репутацию сведения, которые заявитель приводил в своих письмах. Проигравший полицейский пожаловался в Верховный суд.

Первое и второе заявление бдительный гражданин отправил начальнику областной полиции с разницей в несколько дней. В заявлениях приводился длинный список преступлений начальника местной полиции - он и назначает подчиненных на хорошие места за деньги, и данью всех подчиненных обкладывает, и отбирает "удобных" сотрудников на хорошие должности, а плюс к этому еще и участки земли в округе ворует. В общем, заявитель проявил удивительную осведомленность о тайной жизни местной полиции. Жалобы проверяла Служба собственной безопасности областного главка МВД. Факты не нашли подтверждения.

Райсуд, отказывая полицейскому написал, что тот "не представил доказательств, что ответчик хотел причинить ему вред, то есть злоупотребил правом". Областной же суд, отменив отказ, напротив, пришел к выводу, что отправленные ответчиком заявления содержали "негативную, умаляющую честь, достоинство и деловую репутацию истца информацию". И эта информация "не свидетельствовала о намерении истца исполнить свой гражданский долг". Письма были направлены "исключительно с намерением причинить вред другому лицу". То есть гражданин злоупотребил правом.

Вот как выглядит этот спор глазами Верховного суда РФ. Суд напомнил про 152-ю статью Гражданского кодекса, в которой сказано, что человек может требовать опровержение порочащих его сведений, если их распространитель не докажет, что они соответствуют действительности. Потом Верховный суд указал на свой пленум, на котором говорилось об исках о защите чести и достоинства (N3 от 24 февраля 2005 года). На пленуме было сказано следующее - обстоятельствами, имеющими значение для дела, являются: факт распространения сведений ответчиком и порочащий характер этих сведении и несоответствие их действительности. При отсутствии хотя бы одного из этих обстоятельств иск судом не может быть удовлетворен. Не соответствующими действительности названы сведения о фактах и событиях, которые не имели место в реальности. Порочащими являются сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданином или юридическим лицом законодательства, совершение нечестного поступка, неправильное, неэтичное поведение в личной, общественной или политической жизни, недобросовестность в бизнесе и прочее. На пленуме напомнили - обязанность доказывать соответствие действительности распространенных сведений лежит на ответчике. Истец обязан доказать лишь факт распространения информации человеком, к которому предъявлен иск, и порочащий характер этих сведений.

Но есть и другая "сторона медали". В соответствии с Конвенцией о защите прав человека и нашей Конституцией, гарантирующей свободу слова, позицией Европейского суда по правам человека, при рассмотрении дел о защите чести и достоинства, судам следует различать две вещи. Это утверждение о фактах, соответствие действительности которых можно проверить, и оценочные суждения, мнения или убеждения, которые не являются предметом судебной защиты по 152-й статье Гражданского кодекса. Суждения, будучи "выражением субъективного мнения и взглядов ответчика, не могут быть проверены на соответствие действительности".

В нашем случае, сказал Верховный суд, местному суду надо было установить, были ли высказывания автора писем оценочным суждением, мнением или убеждением автора. На истце лежала обязанность доказать факт распространения сведений и их порочащий характер. А на ответчике - соответствие действительности этих фактов.

Верховный суд процитировал свой пленум о защите чести и достоинства. Там было сказано, что если гражданин обращается в органы с заявлением и приводит какие-то сведения о готовящемся или предполагаемом преступлении, но они не подтверждаются, то написание заявления само по себе не может стать основанием для привлечения его автора "к гражданско-правовой ответственности по 152-й статье ГК". В таком случае речь идет о "реализации гражданином права на обращение в органы, которые по закону обязаны проверять поступившую к ним информацию". Требования о защите чести и достоинства могут быть удовлетворены лишь в одном случае - если суд установит, что заявление в органы не имело под собой никаких оснований и было продиктовано не намерением исполнить гражданский долг, а исключительно намерением причинить вред другому человеку, то есть было злоупотребление правом.

В нашем случае краевой суд , согласившись с иском, "не привел мотивов, по которым он пришел к такому выводу, не сослался на доказательства, имеющиеся в деле, не дал оценки доводам жалобщика о том, что он писал для проверки профессионализма полицейского и не носили умысла причинения ему вреда". По мнению Верховного суда, дело апелляция должна пересмотреть.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: