Судья конституционного суда вправе изложить свое особое мнение если
Обновлено: 04.05.2024
Госдума 21 октября одобрила во втором, решающем чтении президентский пакет законопроектов в развитие его же поправок к Конституции. Наибольший резонанс вызвали поправки в закон «О Конституционном суде» (КС). Ко второму чтению депутат Госдумы Павел Крашенинников и сенатор Андрей Клишас предложили комплекс поправок, в том числе запрет на публикацию в любом виде особых мнений судей КС по поводу решений КС. Кроме того, парламентарии предложили запретить судьям также «критиковать в какой бы то ни было форме решения», которые КС уже принял.
Принятие решений в КС коллегиальное, при их подготовке все высказываются, приводится вся аргументация, напомнил Крашенинников, отвечая на критику оппозиционных депутатов на заседании Госдумы 21 октября: «После принятия коллегиального решения выносится данный документ, и надо сказать, что, в отличие от других судебных решений, это решение окончательное, оно не подлежит обжалованию». Запрет на обнародование особого мнения судей нужен «для избежания политизации конституционного процесса», объяснил Крашенинников: «Это единственное, для чего он нужен».
Депутат от ЛДПР Сергей Иванов заявил, что особое мнение запрещают судьям не в уголовном процессе, где может быть тайна, связанная с личностью человека, с безопасностью. Он предупредил коллег, что тем из них, кто будет назначен представителем Госдумы в КС, также будет запрещено что-либо комментировать. «И вот эти все [изменения] проходят под эгидой того, что мы приводим все в соответствие с Конституцией. Где в Конституции об этом было написано?!» – возмутился депутат. В Конституции написано, что разбирательства во всех судах открытые и гласные, за исключением определенных случаев, напомнил Иванов: «Но какие здесь определенные случаи, когда мы определяем, соответствует Конституции законодательная норма или не соответствует? Это полная узурпация власти».
Особое мнение судей становится тайной
Поправки также изменяют порядок назначения председателя КС и двух его заместителей: сейчас президент выбирает их, а Совет Федерации утверждает, но только из числа судей КС. Теперь можно будет выбирать не только из числа судей КС. Клишас заявил газете «Коммерсантъ», что новая норма, касающаяся порядка назначения председателя КС и его заместителей, не отменяет других требований к кандидату на должность судьи КС. Согласно закону судьей КС может быть назначен гражданин РФ не моложе 40 лет с безупречной репутацией, имеющий высшее юридическое образование и стаж работы по юридической профессии не менее 15 лет, обладающий признанной высокой квалификацией в области права. Однако из текста поправок Клишаса и Крашенинникова прямо не следует, что требования для судей КС распространяются и на их руководителей, назначаемых не из их числа.
Опрошенные «Ведомостями» юристы с Клишасом согласны: описанные в законе требования к судьям КС будут распространяться и на вновь назначенных руководителей суда. «Клишас прав в том, что новые нормы не отменяют других требований к кандидату на должность судьи КС», – говорит старший партнер коллегии адвокатов Pen & Paper Константин Добрынин. С этим согласен и доктор юридических наук, бывший член президентского Совета по правам человека Илья Шаблинский: «Это логично, если [на эти должности] будут выбирать кого-то из Совета безопасности или какого-то работника администрации [президента], то он должен соответствовать тем же критериям, что и все остальные судьи».
Вопрос «вызревания» подобной нормы, несомненно, имеет политическую составляющую и не имеет отношения к попыткам закрыть реальные пробелы действующего законодательства, отмечает Добрынин. «Президент хочет, как и во всем, иметь возможность юридического маневра, даже – и тем более – если это касается ключевых позиций в высшем судебном органе страны. Было бы странно, если бы эту возможность законодатели не положили на законодательную бумагу и оперативно не сделали законом. Вопрос теперь в фигуре, которая рано или поздно сменит [нынешнего председателя КС] Валерия Зорькина на этом тяжелом для него посту», – говорит собеседник «Ведомостей».
Те, кто готовил поправки, полагают, что власть должна быть еще более консолидированной, чем сейчас, считает Шаблинский. Это фактически означает отказ от принципа разделения властей, отмечает эксперт.
"16" октября 2020 года юридическую общественность всколыхнула и возмутила новость из Государственной Думы РФ о том, что ко второму чтению утвержден проект поправок к ФКЗ о Конституционном Суде РФ (далее - Суд, КС РФ), касающийся запрета публикации особых мнений судей к итоговым решениям и мнений к "отказным" определениям.
СМИ, в свою очередь, озвучили позицию разработчиков проекта поправок, почему особые мнения публиковать не нужно. Но, к сожалению, данные пояснения не согласуются ни с принципами правового государства, плюрализма мнений и независимости судей (если говорить в общем), ни с процессуальными вопросами конституционного судопроизводства, ни с самой сущностью особых мнений и их ценностью для общества.
Учитывая, что особые мнения судей КС РФ являются предметом моего исследования, то не могу промолчать и не высказать свое суждение относительно данного вопроса (заранее прошу простить меня за эмоциональность).
1. Судьи Конституционного Суда активно используют право высказывать отдельные мнения
Во-первых, что меня очень возмутило, а в некоторых аспектах даже удивило, что среди коллег и в СМИ присутствует стойкое убеждение, что мнений судьи КС РФ давно не высказывают, а если их кто и пишет, то лишь многоуважаемый судья К.В. Арановский.
"Выражаю несогласие" (с) по первому аспекту. В качестве опровержения хотелось бы привести выборочные данные статистики, представленные в таблице 1. Слева указано количество мнений за последние 6 лет, а справа количество мнений с разницей в 10 лет.
Таблица 1. Сравнительное количество мнений судей КС РФ за периоды с 2004 - 2009 гг. и с 2014 - 2019 гг.
| Год | Кол-во мнений | Год | Кол-во мнений |
| 2019 | 18 | 2009* | 7 |
| 2018 | 16 | 2008* | 1 |
| 2017 | 17 | 2007* | 16 |
| 2016* | 17 | 2006* | 8 |
| 2015* | 18 | 2005* | 21 |
| 2014* | 8 | 2004* | 13 |
| 94 | 66 |
*Статистика за 2004 - 2016 гг. получена с сайта "Институт прецедента"
Таблица 1 надглядно демонстрирует, что за последние годы судьи, наоборот, написали дополнительных мнений в 1,5 раза больше, чем за аналогичный период 10-15 лет назад.
"Выражаю несогласие" (с) по второму аспекту, касающемуся конкретных судей, которые не молчат и продолжают высказывать мнения по вопросам, которые были или могли стать предметом рассмотрения в Суде (таблица 2).
Таблица 2. Судьи КС РФ, высказывавшие мнения за 2017- 2019 гг.
| Судья КС РФ | Мнения |
| Арановский К.В. | 9 |
| Гаджиев Г.А. | 9 |
| Кокотов А.Н. | 9 |
| Казанцев С.М. | 7 |
| Бондарь Н.С. | 6 |
| Данилов Ю.М. | 6 |
| Князев С.Д. | 4 |
| Ярославцев В.Г. | 1 |
Таблица 2 демонстрирует, что за три года больше всех мнений в одинаковом количестве высказали три судьи: К.В. Арановский, Г.А. Гаджиев и А.Н. Кокотов. Следовательно, довод уважаемых коллег и многочисленных СМИ опровергается тем, что особые мнения в Конституционном Суде пишет исключительно один судья. Таким образом, просто цифры подтверждают, что судьи, имеющие различный опыт работы в Суде, активно используют свое право на подготовку отдельного мнения.
2. Зачем нам особые мнения?
Тут хотелось бы парировать коллегам по поводу "бесполезности", "ненужности" и вообще "рудиментности" данного института в системе конституционного правосудия.
В юридической науке чаще всего спор сводится не к тому, что этот институт не является необходимым и никакой пользы обществу не несет, а в чем исследователи видят "опасность" особых мнений в международных судах и конституционных судах стран континентального права.
Основные аргументы "против" [i] особых мнений:
- подрывают судебную власть и направлены на критику большинства, голосовавшего за принятие итогового решения;
- подрывают авторитет суда;
- могут содержать неуважительную риторику.
Те особые мнения Конституционного Суда, которые уже были проанализированы мной, не содержат в себе ни один из приведенных выше доводов "против". Следует отдать должное нашим судьям в том, что они всегда в крайне уважительной форме высказывают отдельные мнения, не подрывая авторитета самого Суда, а также авторитет и общеобязательность решения, которое было принято большинством. Вот что об этом говорит судья Н.С. Бондарь в своем мнении [ii] :
« мнение судьи как способ процессуального реагирования на итоговое решение Конституционного Суда не обязательно должно быть связано с критической оценкой тех или иных положений, содержащихся в постановлении (как это имеет место и в данном случае); оно может быть продиктовано, прежде всего, желанием представить некоторые дополнительные аргументы в пользу принятого решения, дать уточняющие пояснения по отдельным положениям и выводам, содержащимся в принятом решении, которые в последующем могут вызвать неоднозначное толкование в законотворческой и правоприменительной практик »
То есть судьи, прежде всего, пытаются обратить внимание законодателя, правоприменителя, практиков или общественности к таким важным моментам, как например:
- пояснения мотивировки итогового решения Суда , которая может вызвать неоднозначное толкование в законотворческой и правоприменительной практике;
- аргументы, которые были озвучены сторонами в процессе, но не нашли своего отражения в итоговом акте;
- заключения научных учреждений и ученых, которые были подготовлены по запросу Суда;
- какая усматривается пробельность в законодательстве или правовая неопределенность, несмотря на недопустимость принятия жалобы к рассмотрению;
- способы толкования тех или иных норм, исключающие формальный подход правоприменителя;
- рекомендации правоприменителю, каким образом квалифицировать и применять норму в том или ином случае;
- заострение внимания о существовании ошибочного или неверного применения норм, которые не стали предметом рассмотрения КС РФ, для предотвращения судебных ошибок в общих судах;
- обращение к общественности по острым социальным вопросам (суррогатное материнство, образование, избирательные права лиц с ограниченными возможностями и т.д.).
Это не весь перечень вопросов, которые судьи самостоятельно исследовали и изложили в своих мнениях (здесь сгруппирована только седьмая часть мнений за 28 лет практики Суда). Поэтому мне вдвойне горько слышать о том, что судьи КС РФ мнений не пишут, вопросы права не исследуют и для науки и общества особые мнения ничего не значат.
Также заслуживает внимания и объем особых мнений, качество их написания, анализа, аргументации. Это в очередной раз подтверждает важность данного института судопроизводства, который развивает правовую науку и дает толкование по многим аспектам абсолютно различных отраслей права.
Следует отметить, что самые объемные мнения за последние три года (более 15 страниц) написаны судьями К.В. Арановским, С.М. Казанцевым, А.Н. Кокотовым, Г.А. Гаджиевым, Н.С. Бондарем.
Однако, это не просто формализованный судебный строгий сухой текст, а настоящее научное высказывание, которое подкрепляется и доктринальными ссылками, и правовыми позициями самого Суда (что в очередной раз подчеркивает, что судьи поддерживают, а не подрывают его авторитет), и судебной практикой ЕСПЧ.
Но самым удивительным для меня открытием было то, что из особых мнений можно почерпнуть огромный объем полезной информации именно для юридической практики. За время проведения своего исследования я продолжаю вести судебные споры клиентов и практически в каждом особом мнении нахожу для себя что-то необходимое и важное, что позволяет мне глубже и шире взглянуть на проблему и тем самым намного эффективнее защитить интересы клиента. Прошу не воспринимать это как некий юношеский романтизм начинающего юриста-практика, но я действительно сожалею, что не обладаю обширным словарным запасом, чтобы описать то восхищение и уважение к судьям за их особые мнения.
И поэтому предстоящие поправки вызывают такое возмущение, потому что МЫ - ЮРИСТЫ и НАШИ ДОВЕРИТЕЛИ, надеюсь, что многие коллеги меня поддержат, МЫ не должны лишаться этого права НА ДОСТУП И ГЛАСНОСТЬ ПРАВОСУДИЯ.
Наконец, полагаю, что федеральный законодатель не может лишить СУДЕЙ КС РФ права на ПУБЛИКАЦИЮ ОСОБЫХ МНЕНИЙ, вторгаясь тем самым в сферу независимости судебной власти и конституционных прав судей КС РФ. Даже несмотря на широкую дискрецию законодателя, о которой неоднократно упоминал в своих решениях сам Суд, лишение судей этого права выходит за рамки соразмерности и никак не обосновывает, чем же публикация особых мнений наносит урон конституционному правосудию, в частности, и обществу в целом.
P.S.: на днях, просматривая архив Вестника Конституционного Суда, наткнулась на нулевой выпуск. Вначале там приводится Постановление о создании КС РФ, потом фотографии и биографии всех судей, а далее такое вступительное слово:
[i] Mistry H. Judicial authority, dissent and the project of international justice : дис. – University of Nottingham, 2016; Ултургашев П. Ю. Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации: некоторые аспекты регулирования //Журнал конституционного правосудия. – 2011. – №. 4. – С. 19-23
[ii] Мнение судьи Н.С. Бондаря к Постановлению Конституционного Суда РФ от 18 июля 2019 г. N 29-П
Журнал «Закон» попросил меня оценить поправку в Закон о Конституционном Суде, которая предусматривает запрет публикации особых мнений судей Конституционного Суда РФ. По просьбе редакции публикую данный комментарий в своем блоге.
Если абстрагироваться от эмоций и абсолютно провинциального «там на Западе», когда под одну якобы «западную» гребенку стригутся страны и правопорядки не только с разными, но и прямо противоположными подходами, то отношение к институту особого мнения укладывается в две традиции. При этом каждая из них имеет, разумеется, свою логику.
Континентальная традиция исходит из принципа неделимости судебного решения, когда все гипотетические разногласия между судьями, расхождение их мнений и т.п. остаются в пределах стен совещательной комнаты, а судебное решение выносится от имени суда в целом. Институту особого мнения судьи в такой системе места не остается. Если он где-то и появляется (например, в советском праве), то адресуется не широкой публике и сторонам, а исключительно вышестоящему суду при обжаловании судебного решения. Особое мнение в таком случае не провозглашается и до сторон не доводится, а приобщается к делу в закрытом виде. Ознакомиться с ним может лишь вышестоящий суд. В целом такая логика связана с принципиальной для континентальной системы права идеей деполитизации судейского корпуса, когда судья рассматривается не как политический субъект, представляющий какую-то партию или идеологию, а как беспристрастный правовед, чье личное мнение словно растворяется в коллегиальном судебном решении.
Американская традиция, напротив, видит в судье политически субъектного индивида, который либо избран населением, либо назначен по партийному принципу, оставаясь на своем посту республиканцем или демократом, либералом или консерватором, левым или правым. При такой модели судье нужны дополнительные процессуальные инструменты, которые позволяли бы ему при любых обстоятельствах отстаивать свою политическую позицию, в какой-то мере словно отчитываясь перед приведшей его в судейское кресло политической силой. Одним из таких инструментов и является институт особого мнения, которое должно открыто провозглашаться, публиковаться, подчеркивая индивидуальную политическую субъектность судьи. Американская логика вписывается в знаменитую и уникальную двухпартийную систему, которая дает возможность сохранять баланс между правом и политикой, удерживая судебную власть от скатывания в политический радикализм, с правосудием несовместимый. Впрочем, мы видим, что сегодня данная политико-судебная модель испытывает очевидный кризис, связанный именно с политической радикализацией. В этом, наверное, ее системный недостаток, который был не столь заметен в более спокойные времена.
Ясно также, что континентальная традиция подвергается в последние годы (как и во многих других случаях) колоссальному давлению со стороны экспансионистски действующей американской традиции, когда институт особого мнения автономизируется, отрывается от своих корней и имплементируется в те правопорядки, где для него нет никаких политических предпосылок. Отсюда особые мнения судей построенного по американскому образцу ЕСПЧ, отсюда особые мнения судей разнообразных судов Восточной Европы, отсюда ведущиеся уже пару десятилетий и периодически выливающиеся в разнообразные законопроекты ожесточенные споры о необходимости ввести институт особого мнения во Франции. Поэтому надо понимать, что континентальная традиция — это своего рода архетип, который остается таковым, невзирая на перипетии развития права в разных странах этого географического региона, в той же мере, в какой французская кухня останется французской даже тогда, когда большинство реальных французов будет питаться в фастфудах.
Россия является типичным примером континентального правопорядка, имплементировавшего в последние десятилетия огромное количество различных американских институтов, причем часто толком не понимая их истоки и подлинную природу. Одним из них является институт особого мнения судьи в его американском смысле, что особенно ярко проявилось в конституционном судопроизводстве. Сегодня маятник двинулся в обратную сторону. В этом можно увидеть какие-то конъюнктурные причины, которые, возможно, и имеют место. Но это мелочи, за которыми всегда скрываются глубинные институциональные закономерности: когда тот или иной институт не отражает какую-либо политическую, экономическую, социальную и т.п. логику, он либо становится инородным телом, либо деформируется, либо исчезает. Последнее является не самым плохим вариантом.
Остается другой вопрос: если особое мнение судьи не обнародуется, то кому оно адресуется, учитывая, что для Конституционного Суда нет никаких вышестоящих инстанций, которые могли бы с этим мнением ознакомиться? Зачем тогда вообще нужен данный институт? Скорее всего, он просто останется памятником американского влияния на российское право, пока либо окончательно не отомрет (в континентальном духе), либо вновь не вернется к изначальным пределам (если гипотетически предположить «вторую волну» американского влияния).
На этой неделе, 21 октября, Госдума во втором чтении примет президентские поправки в закон «О Конституционном суде». В первом чтении Госдума их одобрила 13 октября, и уже 16 октября комитет по госстроительству рекомендовал принять проект во втором чтении. Ко второму чтению в проект (сокращает число судей КС после внесения поправок в Основной закон) глава думского комитета по госстроительству Павел Крашенинников и глава комитета Совета Федерации по конституционному законодательству Андрей Клишас внесли изменения, серьезно меняющие инициативу.
Согласно предложенным парламентариями поправкам судьи КС, как и сейчас, имеют право выразить свое особое мнение, но публичным оно теперь быть перестанет. «Особое мнение или мнение судьи приобщается к протоколу заседания Конституционного суда и хранится вместе с ним», – будет говориться теперь в ст. 76 закона о КС. Сейчас в ней говорится о том, что судья КС, не согласный с решением Конституционного суда, вправе письменно изложить свое особое мнение: «Особое мнение судьи приобщается к материалам дела и подлежит опубликованию в «Вестнике Конституционного суда Российской Федерации» вместе с решением КС». Дополнительно теперь будет оговорено, что судья Конституционного суда «не вправе обнародовать особое мнение или мнение в какой-либо форме или публично на него ссылаться». То есть эти документы станут закрытыми.
Другое изменение коснется выбора председателя и заместителя председателя КС. Теперь запрет на назначение председателя суда и его заместителя не из числа судей КС будет снят.
Поправки окажут влияние не только на институт Конституционного суда, но и на доверие к правосудию и государству, говорит судья КС в отставке Тамара Морщакова. Сейчас свои мнения публично могут высказывать даже те судьи, которые голосуют «за», так как их мнения касаются мотивов принятых решений, говорит Морщакова, а изменения все равно не принудят судью голосовать так, как он не думает, просто его позиция станет менее эффективной. Она добавила, что среди поправок есть и другие недопустимые изменения: «Судья не вправе высказываться относительно своего особого мнения, даже если он его не опубликовал, но имел. Это явная ущербность, которая уже квалифицирована ЕСПЧ как нарушение права свободно выражать свое мнение».
«Явная абсурдность запрета разглашать и публиковать особое мнение судьи высшего суда заключается в том, что особые мнения – это локомотив развития права в любой стране, это правовое просвещение в чистом виде, ведь несогласные с решением судьи показывают слабые места, алогичность, а порой и ошибочность решений большинства», – считает старший партнер Pen & Paper Константин Добрынин. Яркий пример особого мнения – позиция Константина Арановского по вопросу версии закона о СМИ, ограничивающей долю иностранцев в медиа, говорит Добрынин: «Тогда он отметил очевидную вещь: нельзя получить «положительную пользу» от ограничений прав, так как сама идея ограничений предусматривает, что они вводятся для избежания чего-либо, а не для приобретения».
Коллеги-юристы возмущаются поправками в закон о Конституционном суде, согласно которым судей лишат права на публичное особое мнение. Трудно сказать, как много коллег и насколько часто используют эту практику в своей работе. Да и в целом тема особого мнения судей (в странах common law – dissenting opinions) очень широка и многогранна. Поэтому попытаюсь ответить только на один вопрос: есть ли единая общепринятая международная точка зрения на необходимость особых мнений?
Немного теории. Право судей на особое мнение отнюдь не всегда признавалось ведущими теоретиками и судьями, оставившими свой след в теории права. Например, в решении Верховного суда США Pollock v Farmers Loan and Trust Co. от 1895 г. судья Уайт указал, что «единственной целью, которую может выполнить детальное особое мнение, если таковая и существует, является ослабление единства большинства и подрыв уверенности в решении суда». Известнейший американский судья Лернед Хенд жаловался, что особые мнения «отменяют значение единства, на котором авторитет суда собственно и основывается». А судья Верховного суда США и известнейший теоретик common law Оливер Уэнделл Холмс указал в собственном первом особом мнении в Верховном суде, что «особые мнения бесполезны и нежелательны».
Кроме того, практика особых мнений отнюдь не всегда поддерживалась ведущими судами. Code of Judicial Conduct of American Bar Association содержал серьезные ограничения по особым мнениям с 1924 по 1972 г., указывая, что «весьма важно, чтобы судьи устанавливали самоограничение для того, чтобы способствовать единству мнения. Они не должны уступать гордыне выражения своего собственного мнения». Кстати, по мнению многих комментаторов, сам Верховный суд США возник в качестве признаваемой институции, когда председатель суда Маршалл в деле Talbot v Seeman (1801) ввел правило «единого мнения суда» – до этого суд использовал практику английского King’s Bench, когда каждый судья представлял свое решение.
В 1987 г. в прецедентном деле R v Howe в палате лордов (она тогда выполняла функции Верховного суда Великобритании) было заявлено, что решение лордов по уголовным делам должно быть единым. В Германии при внесении изменений в Judicature Act в 1877 г. возможность особых мнений была отвергнута как «несовместимая с авторитетом судов и хорошим отношением между судьями». К этому вопросу вернулись уже после Второй мировой войны при создании Федерального конституционного суда.
Что касается современности, то на этот счет существует доклад одного из департаментов Европарламента «Особые мнения в практике Верховных судов государств – членов ЕС» (2012). Вот краткий обзор его заключений:
– практика написания судьями особых мнений достаточно распространена в ЕС, из 27 государств (на 2012 г.) публикация особых мнений полностью запрещена только в семи, но в некоторых имеются ограничения – например, такие мнения возможны только по конституционным делам;
– фактически нет различия в применении практики особых мнений между странами common law и civil law;
– публикация особых мнений разрешена во многих международных судах, за исключением CJEU (Court of Justice of European Union);
– основные аргументы за особые мнения: они позволяют поддерживать независимость судей и свободу выражения ими мнений, улучшают качество судебных решений и транспарентность судебного процесса, способствуют диалогу с нижестоящими судами;
– основные аргументы против: защита авторитета судов и их решений, защита судей от политического давления, уверенность в том, что решение соответствующих судов окончательно и непротиворечиво, поддержка коллегиальности среди судей;
– подходы стран к вопросу особых мнений сугубо индивидуальны, но существует общее понимание, что особые мнения должны быть ограничены в количестве, члены суда должны быть с ними ознакомлены заранее и они должны быть написаны в духе уважения к точке зрения коллег.
Если посмотреть еще немного глубже, то в исследовании особых мнений в конституционных судах Judicial Dissent in European Constitutional Courts: A Comparative and Legal Perspective (Каталин Келемен, 2018 г.) указано, что, несмотря на общее положительное отношение к подобной практике, даже в европейских странах civil law оно отнюдь не повсеместно. Исключение составляют Чехия, Франция, Италия, Люксембург, Нидерланды. Следует учитывать, что по своей сути конституционные суды являются судами sui generis, поскольку совмещают чисто юридическую (разрешение споров) и политическую (правотворчество) функции. Ограничение права конституционных судей на особое мнение – вопрос, таким образом, в значительной мере политический, а не сугубо юридический.
Трудно однозначно выступать за или против особых мнений в деятельности как Конституционного, так и любого иного суда. Но очевидно, что никакого единого идеологического подхода к этой практике нет и быть не может. Ну и, разумеется, вопрос должен быть открыт для дискуссии прежде всего между членами самого судебного сообщества, а то получится, что им навязывают то, чего они сами не хотят. Пока ни голосов судей Конституционного суда, ни прочих авторитетных судей абсолютно не слышно.
Автор статьи
Читайте также: