Объективная истина и некоторые вопросы оценки судебных доказательств при осуществлении правосудия

Обновлено: 30.04.2024

Рассмотрение и разрешение судебного дела состоят из определения предмета судебной деятельности; установления в результате доказывания обстоятельств, имеющих значение для дела; определения прав и обязанностей лиц, участвующих в деле; разрешения дела по существу.

Суд не может разрешить ни одного дела, не выяснив его обстоятельств. В каждом конкретном случае он устанавливает юридические факты, с которыми нормы права связывают возникновение, изменение и прекращение правоотношений, определяет спорные правоотношения (существует ли на самом деле то право, о котором просит истец; лежит ли на ответчике соответствующая обязанность, в чем именно она заключается). Деятельность суда направлена на познание сущности рассматриваемого дела, его юридического и фактического состава.

Для установления обстоятельств, которые суд не может непосредственно воспринимать, используются явления, воспринимаемые судом непосредственно и несущие ему информацию о фактах. Это судебные доказательства. Они являются средством опосредованного познания судом фактов, имеющих значение по делу.

Часть 1 ст. 55 ГПК РФ определяет доказательства в гражданском процессе как сведения о фактах, на основании которых суд устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, обосновывающих требования и возражения сторон, а также иных обстоятельств, имеющих значение для правильного рассмотрения и разрешения дела. Аналогично определяет судебные доказательства АПК РФ (ч. 1 ст. 64) и КАС РФ (ч. 1 ст. 59).

Сведения об обстоятельствах дела могут служить доказательствами в суде только в том случае, когда они получены в порядке, предусмотренном законом.

ГПК РФ, АПК РФ, КАС РФ регламентируют форму, в которой могут быть получены сведения о фактах. Последние только тогда являются доказательствами, если установлены предусмотренными законом средствами доказывания. Так, абз.2 ч. 1 ст. 55 ГПК РФ закрепляет современную систему средств доказывания. Ее системообразующим фактором выступает цель доказывания, т.е. правильное и своевременное установление фактических обстоятельств дела.

Абз. 2 ч. 1 ст. 55 ГПК РФ устанавливает элементы системы: объяснения сторон, показания свидетелей, письменные доказательства, вещественные доказательства, заключения экспертов, аудио- и видеозаписи. Часть 2 ст. 59 КАС РФ к числу средств доказывания относит объяснения лиц, участвующих в деле, показания свидетелей, полученные, в том числе, путем использования систем видеоконференц-связи, а также письменные и вещественные доказательства, аудио- и видеозаписи, заключения экспертов. Указанные нормы закрепляют исчерпывающий перечень подлежащих применению в гражданском процессе и в административном судопроизводстве доказательств. Следует отметить, что арбитражное процессуальное законодательство закрепило открытый перечень доказательств, указав, в том числе, в качестве таковых иные документы и материалы (ст. 89 АПК РФ). Это дает основание подразделить доказательства на формализованные и неформализованные. Иные документы и материалы носят неформализованный характер. Традиционные доказательства имеют жесткую процессуальную регламентацию, иные - мягкую. Закон не содержит процессуальных условий, соблюдение которых гарантирует допустимость иных документов в рамках арбитражного процесса. К иным документам и материалам могут быть отнесены только те доказательства, которые содержат информацию, которая не может быть закреплена каким-либо формализованным доказательством.

Включение в АПК РФ иных документов и материалов как средства доказывания в арбитражном процессе определенным образом поменяло модель доказывания по арбитражным делам. В соответствии со ст. 89 АПК РФ иные документы и материалы допускаются в качестве доказательств, если содержат сведения об обстоятельствах, имеющих значение для правильного рассмотрения дела. Иные документы и материалы могут содержать сведения, зафиксированные как в письменной, так и в иной форме. К ним могут относиться материалы фото- и киносъемки, аудио- и видеозаписи и иные носители информации, полученные, истребованные или представленные в порядке, установленном АПК РФ.

Иные документы и материалы могут содержать сведения, зафиксированные как в письменном, так и в ином виде. Эти данные могут быть получены как в рамках процесса, так и вне его (например, заключение независимого эксперта). Иные документы и материалы могут представляться сторонами и другими лицами, участвующими в деле, по их ходатайству истребоваться судом. Иные документы и материалы для приобретения статуса доказательства должны быть приобщены к материалам дела на основании определения суда. Отказ суда в допуске таких доказательств должен быть мотивирован и может быть обжалован лицами, участвующими в деле, в апелляционном порядке. Таким образом, иные документы и материалы — это документы и предметы материального мира, содержащие сведения, имеющие значение для установления по делу обстоятельств, подлежащих доказыванию, которые представлены участниками судопроизводства и приобщены к материалам гражданского дела.

Помимо процессуальных требований к форме доказательств, они также должны отвечать признакам относимости и допустимости.

Судебными доказательствами могут быть лишь сведения о фактах, подтверждающие наличие или отсутствие обстоятельств, имеющих значение для правильного разрешения спора. Относящимися к делу являются те фактические данные, которые служат средством установления обстоятельств, значимых для дела. Суд принимает только те доказательства, которые имеют значение для рассмотрения и разрешения дела (ст. 59 ГПК РФ, ст. 67 АПК РФ, ст. 60 КАС РФ).

Доказательство считается относящимся к делу тогда, когда между содержанием судебного доказательства и фактами, подлежащими установлению, имеется объективная связь. Решение вопроса об относимости доказательств проходит в два этапа: 1) определение значения обстоятельства и факта, для установления которого используется доказательство; 2) установление наличия объективной связи между обстоятельствами, подлежащими установлению, и доказательством.

Немаловажное значение имеет признак допустимости доказательств.

В соответствии с ч. 2 ст. 50 Конституции РФ при осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона.

Содержание и форма судебных доказательств неотделимы друг от друга. Относящиеся к делу факты не могут служить доказательством, если они не получены из установленных законом средств доказывания (ст. 60 ГПК РФ, ст. 68 АПК РФ, ст. 61 КАС РФ).

Допустимость доказательств является одним из основополагающих начал представления, исследования и оценки доказательств на всех стадиях гражданского и арбитражного процессов. Поэтому допустимость доказательств правильнее рассматривать как принцип доказывания.

Процессуальные критерии допустимости доказательств в гражданском, арбитражном процессах, административном судопроизводстве следует рассматривать идентично. Процессуальная составляющая допустимости доказательств включает следующие критерии: 1) надлежащий субъектный состав лиц, осуществляющих процессуальные действия по доказыванию; 2) надлежащий источник фактических данных; 3) соблюдение процессуального порядка собирания, представления и исследования доказательств; 4) установленные законом пределы доказывания на стадиях судопроизводства.

Таким образом, допустимость доказательств подразумевает наличие материально-правовой и процессуальной сторон.

Денис Рябинин, адвокат НОКА «Хабаровский краевой юридический центр»

Приговор - важнейшее решение, принимаемое судом по уголовному делу. Приговор выступает как акт правосудия, что качественно выделяет его среди других процессуальных актов. Он должен отвечать высоким правовым и нравственным требованиям, быть отражением истины и справедливости. Справедливость приговора как важнейшего акта правосудия зависит не только от грамотно проведенного расследования, но и от того, насколько достоверно и глубоко суд, рассматривавший дело, исследовал все фактические обстоятельства произошедшего, имеющие значение для его разрешения по существу, и дал им надлежащую правовую и нравственную оценку.

Действующий процессуальный закон термин «справедливость» употребляет применительно к наказанию, назначенному судом, называя, при этом, его как важнейшее требование, предъявляемое к приговору. Согласно ст. 379 УПК РФ, одним из оснований к отмене или изменению приговора является его несправедливость, которая в трактовке закона связана с несправедливостью назначенного наказания.

Но справедливость приговора не сводится только к соразмерности наказания осужденному, хотя она составляет важный и необходимый ее компонент. Различные авторы в понятие справедливости обоснованно вкладывают более широкий смысл. Так, Ф. М. Кудин пишет, что справедливость выражает моральное требование о том, чтобы приговор «устанавливал виновность либо невиновность подсудимого в соответствии с тем, что имело место в действительности, чтобы в приговоре было правильно квалифицированно деяние лица и определено наказание в соответствии с тяжестью преступления и личностью виновного»[7, с.423]. М.С. Строгович, перечисляя требования к приговору, указывал, что приговор «должен быть справедлив - это значит, что он должен устанавливать действительную вину или невиновность подсудимого и наказывать его в соответствии с его виною» [6, с.325]. Как верно отмечает П.А. Лупинская, только в приговоре суда находит подтверждение ранее возникшее уголовно-правовое отношение или устанавливается отсутствие факта, порождающего это правоотношение, и, следовательно, отсутствие у суда права на признание лица виновным и его наказание»[2, с.17]..

Однако означает ли это, что суд, рассматривающий уголовное дело, обязан в ходе судебного следствия установить объективную истину?

Объективная истина предполагает наличие таких знаний и выводов об обстоятельствах дела, которые правильно отражают существующую вне человеческого сознания действительность, полученных в рамках соответствия процессуальным нормам. При этом в ходе своей познавательной деятельности суд «руководствуется целью восстановить в виде идеального (мыслительного) образа произошедшее событие» »[1, с.112] - обстоятельства совершенного деяния. Таким образом, объектом изучения суда, в отличие от биологов, например, будет являться не существующие в реальной сегодняшней действительности явления, а событие, возникшее в жизни людей в определенный период времени в прошлом. При этом, если процесс размножения болезнетворных бактерий или грибков биолог имеет возможность наблюдать воочию, с помощью технических средств, и на основе увиденного делать выводы по изучаемой проблематике, то исследование обстоятельств жизненного события – преступления - судом опирается на искусственное моделирование в уме обстоятельств произошедшего, базисом для которого становятся те факты, которые были связаны с изучаемым явлением. Цель получения указанных фактов обуславливают разделение уголовного процесса на стадии – в ходе предварительного расследования формируется определенный конгломерат информации о совершенном деянии, позволяющий определить его как преступное, устанавливающий круг лиц, причастных к совершению деяния, подтверждающий наличие в действиях данных лиц состава преступления и т.д., который именуется как собранная по делу доказательственная база. На стадии же судебного разбирательства превалирующим является «уяснение сути правового конфликта» [1, с.153] посредством исследования той самой пресловутой доказательственной базы. Суд должен прийти к убеждению о доказанности или недоказанности обвинения на основании исследования представленных сторонами доказательств и принять властное решение – разрешить уголовное дело. «Установить истину в уголовном процессе, – пишет П. Лупинская, – означает познать прошедшее событие и все обстоятельства, подлежащие установлению по уголовному делу, в соответствии с тем, как они имели место в действительности» [3, с.129].

Однако суд не устанавливает объективную истину, а судит об ее установлении или не установлении, исследуя и оценивая в процессе судебного разбирательства представленные сторонами доказательства той или иной версии произошедшего в прошлом жизненного события, при вынесении решения именем Российской Федерации и назначении виновному меры воздаяния. Действительно, если в материалах уголовного дела наличествует комплекс доказательств, достаточных для установления виновности лица в совершении преступления и указанное лицо действительно совершило данное деяние, то мы будет говорить о том, что суд установил истину по делу. В то же время, если в ходе предварительного расследования не было собрано достаточных доказательств виновности обвиняемого (действительно совершившего преступление), вследствие чего приговором суда он был оправдан, установил ли суд объективную истину? Исходя из изложенного выше определения думается, что нет. Но, вместе с тем, нельзя не констатировать то, что судом все же дана оценка установлению истины, однако не истины объективной, а истины юридической, процессуальной, поскольку недоказанность вины обвиняемого (пусть даже и совершившего инкриминируемое преступное деяние) влечет вынесение оправдательного приговора судом, так как в рамках таковых отношений действует принцип презумпции невиновности.

И.Я. Фойницкий в связи с этим отмечал: «Суду указывается как событие, так и его причина; ему ставится не вопрос: что произошло и кем оно причинено, а вопрос: произошло ли данное событие и составляет ли причину его, внешнюю и внутреннюю деятельность определенного обвиняемого? Суду представляются и доказательства, имеющиеся для разрешения этого вопроса. Ему остается лишь определить точность или истинность доказательств и поставить их в логическую связь с искомым» [8, с.179-180].

Приговор суда является элементом правоприменительной практики, и к нему применима оценочная категория истины – справедливость, т.е. справедливо только то, что основано на истине. Именно в этом аспекте (справедливая оценка доказательств) необходимо рассматривать установление истины судом.

Таким образом, познание истины по уголовному делу происходит в процессе установления обстоятельств дела, а затем, при правовой оценке установленного события, уступает место истине юридической, под которой следует понимать «соответствие юридического знания правовой действительности» [1, с.127-134]. При объективном установлении обстоятельств уголовного дела их правовая оценка становится обоснованной.

Процессуальная (юридическая) истина является относительной объективной истиной. Относительность объективной истины вовсе не означает «неполноту следствия по делу» или «неполно расследованное дело», как считают некоторые авторы [4, с. 26]. М.С. Строгович указывал, что относительную истину нельзя трактовать как максимальное приближение к истине. Она такая же объективная истина, но только не полная, характеризующаяся незавершенностью процесса познания, которая и не требуется для разрешения уголовного дела по существу. «Абсолютно все о событии, являющемся преступлением, и о совершившем его лице суд вовсе не должен устанавливать, но то, что суд должен установить для правильного разрешения дела, т.е. совершено ли преступление, какое именно, совершил ли его обвиняемый, – это должно быть установлено абсолютно верно» »[6, с.75]. В этом и заключается особенность правовой регламентации процесса познания в уголовном судопроизводстве – необходимостью решения возникающих жизненных ситуаций на строго юридических основаниях, ограниченных рамками предмета и пределов доказывания, только теми способами и средствами, которые допускаются уголовно-процессуальным законом.

В процессе доказывания по уголовному делу необходимо стремиться к достижению объективной истины в том объеме и теми способами, которые определены законом. Цель деятельности суда заключается в принятии обоснованного, законного и справедливого решения на основании представленных и полно, объективно и всесторонне исследованных в суде доказательств. Кроме того, в приговоре должна быть дана юридическая и общественно-нравственная оценка фактов, установленных судом при рассмотрении уголовного дела

В том случае, если установленная судом юридическая истина не тождественна истине объективной при наличии установленных законом оснований возможен пересмотр приговора суда. «Судебное решение почитается за истину, но если эта презумпция падает, если решение оказывается ошибочным, оно должно быть заменено другим, справедливым. Истина – высший закон правосудия, стремлением к ней должны быть проникнуты все меры его» [8, с.510].

Аверин А.В. Истина и судебная достоверность (постановка проблемы). СПб., 2007.

Лупинская П.А. Решения в уголовном судопроизводстве. Их виды, содержание и формы. – М.: Юридическая литература, 1976.

Лупинская П.А. Уголовный процесс. Учебник. - М., 1995.

Пискун О.А. Истина в уголовном судопроизводстве: дис. … канд. юрид. наук: 12.00.09. Иркутск, 2006.

Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса: в 2 т. Т. 1. Основные положения науки советского уголовного процесса. М.: Наука, 1968.

Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса: в 2 т. Т. 2. М.: Наука, 1968.

Уголовный процесс/Под ред. П.А. Лупинской и И.В. Тыричева. М., 1992.

Основные термины (генерируются автоматически): объективная истина, суд, истина, уголовное дело, приговор, приговор суда, жизненное событие, правовая оценка, предварительное расследование, судебное разбирательство.

Похожие статьи

объективная истина, суд, уголовное дело, истина, приговор.

Доказательственное значение материалов одного уголовного.

Проблема расхождения позиций адвоката (защитника).

Приговор суда был отменен, уголовное дело направлено на новое судебное разбирательство [7].

Правовыми последствиями этих расхождений является, как правило, отвод защитника и отмена приговора суда.

Специфика приговоров, вынесенных в особом порядке.

материалами уголовного дела, либо на стадии предварительного слушания судебного разбирательства.

Проблемы оценки доказательств по уголовному делу

Виды приговоров суда | Статья в журнале «Молодой ученый»

Типичные ошибки, допускаемые судами при вынесении.

Цель доказывания в уголовном процессе | Статья в журнале.

Проблемные вопросы, возникающие в практике судов при.

В статье рассматриваются актуальные проблемы оценки доказательств по уголовному делу.

Ключевые слова: уголовный процесс, доказательство, доказывание, оценка доказательств, относимость доказательств, допустимость доказательств, достаточность доказательств, достоверность доказательств

Значительным и достаточно сложным этапом процесса доказывания является оценка доказательств, так как только от нее зависит законность и обоснованность принимаемых решений по уголовным делам.

На сегодняшний момент у ученых-правоведов отсутствует единое мнение по поводу того, что необходимо понимать под оценкой доказательств. Определение понятия оценки доказательств можно вывести из Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, если говорить о ней как о собранных и проверенных доказательствах, при этом такую оценку процессуальные органы производят по своему внутреннему убеждению, которое основано на анализе всех обстоятельств уголовного дела и всей совокупности собранных доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью.

Оценка доказательств является основанием для принятия по делу решений, при этом важно отметить определяющую роль дознавателя, следователя, прокурора или суда в установлении относимости, допустимости и достоверности каждого из доказательств. Целью оценки доказательств является их определение с точки зрения относимости, допустимости, достоверности, достаточности. Относимость влечет за собой оценку содержания доказательств с позиции взаимосвязи с предметом доказывания, то есть с действительными обстоятельствами уголовного дела. Допустимость — важное свойство доказательства, которое характеризует его с точки зрения соответствия положениям действующего уголовно-процессуального законодательства. Достаточность доказательств — требование, которое предъявляется к собранной совокупности доказательств при принятии конкретных процессуальных решений [1, с. 3].

Законодатель в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации постарался дать наиболее полное и непротиворечивое определение, что породило правовую однозначность, но вместе с тем не разрешило научные споры о понятии оценки доказательств.

На основании части 1 статьи 17 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации Судья, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь и дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью.

Оценка доказательств по внутреннему убеждению означает следующий порядок: ни дознаватель, ни следователь, ни прокурор, ни суд не вправе и не должны руководствоваться оценкой, которая предлагается кем-либо другим, а также перелагать обязанность оценки доказательств за нее на другое лицо. Оценивая доказательства по своему внутреннему убеждению, дознаватель, следователь, прокурор и суд обязаны руководствоваться законом.

Под законом в этом случае следует понимать не только уголовно-процессуальное законодательство, но и иные источники уголовно-процессуального законодательства, а в некоторых случаях и иных отраслей. Возникает вопрос, как быть, если поступить по закону не позволяет совесть? На мой взгляд, следует поступать по совести, так как законы бывают несовершенными и несправедливыми.

Оценивать доказательства на основании своей совести — это значит не только подчинить такую оценку профессиональному правосознанию, но и подвергнуть ее нравственному самоконтролю, основанному на общечеловеческих ценностях и истинах о справедливости и порядочности. Тема оценки доказательств имеет продолжение в статье 88 Уголовно-процессуального кодекса, а разрыв данной темы на две части, на мой взгляд, представляется весьма спорным в своей целесообразности.

Оценка относимости доказательств. Суммарный анализ имеющихся научных точек зрения касательно сущностной характеристики названного свойства позволяет сделать вывод о том, что оценка относимости доказательства состоит в определении его пригодности своим содержанием устанавливать факты, являющиеся предметом доказывания. Проще говоря, оценка относимости доказательства производится путем сопоставления информации, содержащейся в этом доказательстве, с тем кругом обстоятельств, которые необходимо установить.

В теории уголовного процесса при оценке судом относимости доказательств в стадии рассмотрения уголовного дела по существу различают общий и непосредственный критерии [8, с. 101–104]. При этом в качестве общего критерия рассматривается как перечень обстоятельств, подлежащих доказыванию, сформулированный в УПК РФ (ст. 73, 421, 434), так и положения Уголовного закона, конкретизирующие названные обстоятельства применительно к составу преступления, а также устанавливающие обстоятельства, смягчающие либо отягчающие наказание (ст. 61, 63 УК РФ). Непосредственным же критерием оценки относимости доказательств выступают фактические обстоятельства выдвинутого обвинения, т. е. относимыми являются все те сведения, которые либо подтверждают, либо опровергают его.

Особого внимания суда заслуживает оценка относимости косвенных доказательств. Относимость прямых доказательств, содержание которых совпадает с расследуемым событием (или его исключает) и виновностью (невиновностью) обвиняемого, всегда очевидна. Что же касается решения вопроса об относимости косвенных доказательств, то в этом случае нередко возникают трудности. Это вызвано прежде всего тем, что каждому косвенному доказательству, взятому в отдельности, может быть дано несколько взаимоисключающих истолкований. При этом относимость того или иного доказательства может неоднократно меняться под влиянием новых сведений об обстоятельствах рассматриваемого уголовного дела. Они приобретают значение для дела и должны оцениваться только в совокупности с другими доказательствами. Поэтому, оценивая относимость того или иного доказательства, суду необходимо тщательно сопоставить и увязать его с другими доказательствами, исследованными в судебном заседании, как, например, это сделал суд, разрешая ходатайство адвоката о вызове нового свидетеля.

Суть эпизода судебного разбирательства заключается в следующем. При рассмотрении уголовного дела по обвинению М. в убийстве адвокат Е. заявил ходатайство о том, чтобы вызвали в суд и допросили в качестве свидетеля гражданина Т., который, со слов подсудимого, подарил последнему нож, найденный на месте преступления и приобщенный к делу в качестве вещественного доказательства. Государственный обвинитель полагал, что ходатайство адвоката следует отклонить, поскольку факт, о котором может свидетельствовать гражданин Т., к рассматриваемому делу отношения не имеет. Подсудимый М. заявил, что это не тот нож, которым он наносил удары потерпевшему, однако факт совершенного им убийства не отрицает, хотя в силу опьянения обстоятельств совершенного преступления не помнит.

Усмотрев пробел в цепи доказательств, ходатайство адвоката суд удовлетворил. В результате выяснилось, что гражданин Т. был очевидцем убийства. При этом, опасаясь негативных для себя последствий, действительное орудие преступления он с места происшествия забрал и спрятал, а другой нож, испачкав кровью убитого, подкинул. При производстве дополнительных судебных действий следственного характера и эта версия подтвердилась [14].

Свобода оценки доказательств в Уголовно-процессуальном кодексе возведена в принцип уголовного судопроизводства. Оценка доказательств с позиции достоверности означает их анализ с целью ответа на вопрос, насколько сведения, то есть фактические данные, составляющие их содержание, отвечают действительности, говоря другими словами, соответствуют ли они философской категории истины.

Нормы, закрепленные в частях 2–4 статьи 88 Уголовно-процессуального кодекса, определяют процедуру признания доказательств недопустимыми. Эта процедура различна в зависимости от того, на какой стадии процесса решается вопрос о недопустимости доказательств.

Оценка судом данного свойства доказательств занимает особое место, поскольку ошибка в этой части может привести к искусственному дефициту доказательств в смысле их достаточности для правильного вывода, а в конечном счете — к судебной ошибке и постановлению незаконного приговора.

Казалось бы, вопрос оценки доказательств с точки зрения допустимости исследован «вдоль и поперек» и не содержит научного интереса. Такое утверждение верно, но только отчасти. Действительно, свойствам и правилам оценки доказательств посвящены работы многих ученых, таких как: Золотых [4], Орлов [11], Кипнис [5] и т. д. Однако количество ошибок, допускаемых судами в этой связи, особенно в отношении допустимости доказательств, свидетельствует о том, что эта проблема по-прежнему остается актуальной.

Требование допустимости, основанное на конституционном запрете использовать при осуществлении правосудия доказательства, полученные с нарушением закона (ч. 2 ст. 50 Конституции РФ), подчеркивает особенную социальную ценность процессуальной формы, что обязывает меня обратиться к некоторым проблемным моментам, связанным с оценкой сведений о фактах с точки зрения указанного свойства.

В развитие конституционных положений относительно допустимости доказательств законодатель подходит к решению этого вопроса достаточно императивно. В ч. 1 ст. 75 УПК РФ установлено, что доказательства, полученные с нарушением требований уголовно-процессуального закона, являются недопустимыми и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания любого из обстоятельств, предусмотренных ст. 73 названного Кодекса. Буквальное толкование указанной нормы приводит к выводу о безоговорочном признании доказательства, полученного с нарушением закона, недопустимым, не вдаваясь при этом в оценку существа нарушения.

Если основываться на этом императиве, то оценка допустимости доказательств с точки зрения процессуальной формы сводится лишь к установлению ее нарушения. То есть любое, пусть даже формальное, упущение в формировании доказательства уже означает отсутствие свойства допустимости. Такое изложение закона ограничивает усмотрение судьи в оценке доказательств и «размывает» принцип оценки по внутреннему убеждению, «подмешивая» к нему опять же свойства формальной оценки. В результате важнейшие для аргументации судебного решения доказательства исключительно по формальным основаниям нередко оказываются вне уголовного судопроизводства. Например, отсутствие подписи одного понятого, участвовавшего в осмотре места происшествия, может при таком подходе свести на нет результат всего следственного действия. Между тем этот процессуальный дефект еще не есть свидетельство того, что понятой в осмотре места происшествия не участвовал. Для признания обстоятельств, установленных при осмотре места происшествия, достоверными и допустимыми имеет значение не столько наличие или отсутствие подписи понятого, сколько его участие в осмотре и подтверждение в протоколе результатов осмотра. Нередко доказательства, установленные при первичном осмотре места происшествия, становятся главными доказательствами обвинения или же, наоборот, оправдания невиновного. Следовательно, формальное отсутствие подписи понятого в протоколе осмотра места происшествия можно компенсировать его допросом в суде по тем обстоятельствам, которые позволили бы принять решение о допустимости или недопустимости, а затем и достоверности сведений о фактах, указанных в этом протоколе.

Высказанная мной точка зрения в процессуальной науке не новшество. Она имеет среди ученых и сторонников, и противников. Например, ряд авторов, среди которых Мухин И. [9, с. 120–123] и Лобанов А. [7, с. 42–43], утверждают, что независимо от характера нарушений в уголовном судопроизводстве нельзя использовать доказательства с процессуальными издержками. Столь категоричная позиция объясняется желанием видеть процедуру собирания доказательств абсолютно свободной от процессуальных нарушений. Признание никчемности, бесплодности затраченных усилий на собирание доказательств с процессуальными нарушениями, считал В. М. Савицкий, ориентирует на позитивный результат в борьбе с фальсификацией. Только так, по его мнению, можно возродить, сохранить и приумножить у практических работников чувство ответственности за честь, здоровье и жизнь людей, оказавшихся в орбите правоохранительной деятельности [12, с. 57–59]. На первый взгляд подобная позиция известного ученого весьма привлекательна, особенно с точки зрения усиления ответственности работников следственных органов по отношению к выполняемым ими обязанностям. Но при более глубоком рассмотрении этой проблемы нетрудно заметить, что полное воплощение этой идеи в жизнь будет малопродуктивным и приведет к еще большей волоките в расследовании и судебном рассмотрении уголовных дел, необоснованному оправданию или обвинению.

На предварительном следствии вывод должностного лица, в производстве которого находится уголовное дело, особого решения о недопустимости соответствующего доказательства не требует [6, с. 115]. Такое доказательство не применяется в обоснование выводов, которые содержатся в итоговом уголовно-процессуальном документе, венчающем стадию предварительного расследования, то есть в обвинительном документе следователя или обвинительном акте дознавателя. Таким образом, это доказательство не входит в число подлежащих исследованию в судебном разбирательстве. Думается, что суд в стадии судебного разбирательства может возвратиться к оценке доказательства, признанного недопустимым органом расследования, и принять по этому вопросу другое решение, поэтому досудебное следствие не зря называют предварительным.

Доказательствами следует считать только такие сведения, которые были получены из предусмотренного законом источника. Если же сведения были получены из источников, не предусмотренных законом, то они не могут быть применены в обоснование выводов и решений по уголовному делу. Этого признака лишены и, следовательно, не могут быть признаны доказательствами: слухи, сведения, содержащиеся в газетных публикациях, телепередачах и т. д., а также информация, которая была получена в ходе проведения негласных оперативно-розыскных мероприятий, то есть без проверки их следственным путем [3, с. 6].

Сведения по уголовному делу добываются путем производства закрепленных в Уголовно-процессуальном кодексе процессуальных действий, порядок которых регламентирован уголовно-процессуальными нормами. Данная регламентация призвана осуществить достоверность данных, на основе которых разрешается уголовное дело. Например, если следователь произвел обыск/выемку без понятых, то он тем самым нарушил требование Уголовно-процессуального кодекса, и содержание протокола этого следственного мероприятия должно быть подвергнуто неразрешимым сомнениям.

Оценка достоверности доказательств. Проблема оценки доказательств судом с точки зрения достоверности приобретает особую актуальность в современном российском уголовном судопроизводстве. Это обусловлено тем, что до принятия УПК РФ достоверным признавалось такое доказательство, истинность которого не вызывает сомнений [11, с. 53]. Этим свойством подчеркивалось соответствие сведений о фактах реальной действительности. Таким образом, достоверное знание, полученное в результате уголовно-процессуального познания, приравнивалось к истине. Между тем существенным отличием УПК 2001 г. является тот факт, что истина больше не рассматривается как основная цель уголовного судопроизводства. Поэтому вряд ли можно раскрывать понятие «достоверность доказательства» через понятие «истина», как это делалось ранее. Думается, что здесь требуется иной подход.

Как справедливо полагают некоторые ученые, с учетом сегодняшних реальных возможностей уголовно-процессуального познания следует исходить из того, что достоверность доказательства — это прежде всего юридическая категория [1, с. 262]. Оценка, как мыслительный акт, представляет собой установление соответствия (несоответствия) объекта оценки заранее определенным критериям или требованиям. Следовательно, для того чтобы оценить доказательство с точки зрения достоверности, необходимо сформировать эти критерии, не забывая при этом процессуальный характер исследуемой категории. В качестве таковых в процессуальной науке предлагается рассматривать другие доказательства, имеющиеся в уголовном деле [10, с. 37]. То есть для того, чтобы суду установить, достоверно ли то или иное доказательство, его нужно сопоставить не с некой объективной действительностью, а с другими реально существующими доказательствами по делу. Соответственно, неопровергнутость доказательства другими доказательствами позволяет судить о его достоверности. Подобное решение поставленной задачи мне представляется вполне обоснованным, особенно учитывая принципиальное законодательное положение о том, что доказательства оцениваются судом по внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в деле доказательств (ч. 1 ст. 17 УПК РФ). Конечно, такой путь познания позволяет суду приступить к решению вопроса о достоверности доказательства только тогда, когда в судебном заседании уже исследовано достаточное количество других доказательств. В этом случае работает логический закон достаточного основания, в силу которого всякое утверждение может быть признано соответствующим действительности только тогда, когда оно имеет достаточное основание. Как в свое время писал В. Д. Арсеньев, нельзя решать вопрос о достоверности каждого отдельно взятого доказательства, а также недопустимо делать окончательные выводы об искомых по делу обстоятельствах на основе изолированной оценки отдельных доказательств [2, с. 148].

Таким образом, можно сказать, что доказательствами по уголовному делу могут являться фактические данные, которые получены из законного источника и имеют отношение к обстоятельствам, подлежащим установлению по любому уголовному делу. Данная формула имеет действительное практическое значение, с ее помощью можно определить доказательственную важность каждого материала, находящегося в уголовном деле; и отсутствие одного из признаков, перечисленных в этой формуле, будет говорить о том, что определенный материал, будь то документ или предмет, доказательством не является.

Отсутствие в законе определения понятий относимости, допустимости, достоверности и достаточности дает основание для порождения разных мнений в правовой литературе по вопросу содержания данных категорий. Отсутствует единство в их трактовке среди дознавателей и следователей, что также создает некоторые трудности. Достаточно споров в науке и на практике ведется по вопросу доказательственного значения материалов, которые были получены до возбуждения уголовного дела, и доказательств, которые были представлены защитником. Все перечисленные проблемы нуждаются в изучении, уточнении и переосмыслении.

Основные термины (генерируются автоматически): доказательство, оценка доказательств, Уголовно-процессуальный кодекс, уголовное дело, внутреннее убеждение, суд, РФ, уголовное судопроизводство, Российская Федерация, судебное разбирательство.

В статье рассматриваются вопросы реализации судейского усмотрения в гражданском судопроизводстве в процессе оценки доказательств по внутреннему убеждению судьи.

Ключевые слова: судейское усмотрение, гражданское судопроизводство, пределы осуществления, оценка доказательств по внутреннему убеждению.

The article discusses the implementation of judicial discretion in civil proceedings in the process of assessing evidence based on the judge's internal belief.

Keywords: judicial discretion, civil proceedings, limits of implementation, evaluation of evidence on internal belief.

Оценка доказательств, по мнению большинства теоретиков, является завершающим этапом (стадией) процесса судебного доказывания.

При изучении дискуссионных вопросов, связанных с выявлением пределов осуществления усмотрения суда, исследователи сталкиваются с проблемой соотношении судейского усмотрения и оценки доказательств по внутреннему убеждению судьи.

Задачей данного исследования является формулирование обоснованного ответа на вопрос, реализуется ли судейское усмотрение в гражданском судопроизводстве в процессе оценки доказательств по внутреннему убеждению судьи при помощи логического, системного, формально-юридического, нормативного методов исследования.

Дискуссия о соотношении судейского усмотрения и оценки доказательств по внутреннему убеждению судьи ведется довольно давно.

Так, К. И. Комиссаров считал, что в сферу судейского усмотрения не включается оценка доказательств по внутреннему убеждению [5]. Аналогичной позиции придерживалось большинство советских исследователей. Эту тенденцию объясняет Р. И. Опалев, ссылаясь на господство принципа объективной истины [6].

Действительно, если предположить, что суд, действуя в рамках принципа законности, признает одни и те же доказательства, например, достоверными и недостоверными, то объективность упомянутой истины ставится под угрозу.

Ученые, отстаивающие данную позицию, ссылаются на то, что внутреннее убеждение как категория выражает субъективное, психическое отношение судьи к фактически существующей действительности, что суд, формируя свое мнение относительно качества или же количества доказательств, основывается на собственных морально-нравственных установках, профессиональном и жизненном опыте [4].

Некоторые исследователи придерживаются точки зрения, что в процессе оценки доказательств по внутреннему убеждению имеет место усмотрение суда.

Так, А. Барак считает, что «первая область судейского усмотрения относится к решению о фактах» [3].

О. А. Папкова, изучая данную проблему, указывает, что деятельность по представлению и истребованию доказательств, а также деятельность, связанная с их исследованием и оценкой является «единой по природе и целям» [7]. Отсюда следует деление доказывания на следующие стадии: собирание, исследование и оценка доказательств. Автор полагает, что применения судейского усмотрения осуществляется при определении относимости доказательств, установлении допустимости доказательств, оценке доказательств.

Интересно отметить, что наличие таких диаметрально противоположных позиций в рамках исследования одной проблемы можно объяснить.

Так, Р. О. Опалев считает, что такое явление связано «с определенными методологическими сложностями в процессуальной науке» [6]. Автор утверждает, что доказывание регламентируется не только при помощи правовых, но и посредством логических законов, последние же игнорируются и не рассматриваются в рамках исследований указанной проблемы.

Полагаем, что в процессе оценки доказательств суд реализует собственное усмотрение. Аргументируем свою позицию следующим: оценка доказательств является не только психической, мыслительной деятельностью. Да, действительно, осуществляя оценку, судья не связан чьими-либо мнениями или суждениями. Но законодатель в нормах права очерчивает границы, устанавливает область, в рамках которых судья осуществляет деятельность по оценке доказательств по своему внутреннему убеждению.

Так, суд ограничен общими условиями оценки доказательств, содержащимися в статье 67 ГПК РФ и статье 71 АПК РФ. В частности, примечательно, что суд обязан отразить в мотивировочной части решения доводы относительно того, почему определенные доказательства приняты или отвергнуты судом, обязан указать основания, по которым одним доказательствам отдано предпочтение перед другими.

Помимо вышеуказанного, суд ограничивается пределами выбора средств доказывания (требование допустимости доказательств, установленное в статье 60 ГПК РФ, статье 68 АПК РФ). Суд не может заменить средство доказывания, явно определенное в законе, не вправе выйти за пределы перечня средств доказывания, однако в силу обстоятельств суд усматривает, какое количество и качество имеющихся доказательств необходимо. Например, в силу статьи 57 ГПК РФ и статьи 66 АПК РФ суд вправе предложить сторонам представить дополнительные доказательства.

Рассматривая требование об относимости доказательств, следует отметить, что суд определяет обстоятельства, имеющие значение для дела (ст. 56 ГПК РФ, ст. 65 АПК РФ), выносит на обсуждение обстоятельства, даже если стороны на них и не ссылались (ст. 56 ГПК РФ). В данном случае при определении обстоятельств, имеющих значение для правильного рассмотрения дела, усмотрение суда будет ограничиваться нормами материального права, которые подлежат применению исходя из специфики конкретных сложившихся правоотношений. Важно отметить, что указанный предел определен в части 2 статьи 65 АПК РФ.

Таким образом, суд в рамках реализации собственного усмотрения оценивает доказательства как в ходе принятия, истребования и исследования доказательств, а также непосредственно в процессе формулирования судебного решения.

Обобщая вышесказанное, следует отметить, что оценка доказательств по внутреннему убеждению предусматривает применение судом собственного усмотрения. Чтобы сформировать внутреннее убеждение, суду необходимо в процессе исследования и оценки доказательств, в процессе осуществления мыслительной деятельности соотнести свое формирующееся субъективное мнение с правовыми пределами (ограничениями) судейского усмотрения.

Ключевые слова

судейское усмотрение, гражданское судопроизводство, пределы осуществления, оценка доказательств по внутреннему убеждению

Что есть истина? Вопрос вопросов философской науки получил весьма специфическое преломление в доктрине уголовного процесса, прежде всего в контексте ее (истины) совместимости с принципом состязательности, охраны прав и свобод человека и гражданина, презумпцией невиновности и прочими завоеваниями либеральной реформы уголовного судопроизводства новейшего времени.

Мнения ожидаемо разделились на pro et contra: часть исследователей высказала убеждение в том, что истина – это высший закон правосудия, другие принялись «ругать» ее фетишем и наследницей советского прошлого. К сожалению, основная масса работ по рассматриваемой проблематике, на мой взгляд, продолжает носить сугубо умозрительный характер, что не позволяет неискушенному читателю уловить практическую составляющую возможного реформирования уголовного судопроизводства в предложенном ключе. Однако, как известно, все наши знания предназначены в конце концов для того, чтобы вернуться обратно в практику и активно влиять на ее развитие[2].

В этой связи, давайте попробуем взглянуть на дискуссию об истине в уголовном процессе с утилитарной точки зрения и ответить на вопрос: что в практическом плане представляет собой институт установления истины в уголовном процессе и возможно ли его вплетение в ткань состязательного уголовного судопроизводства?

I. Истина в уголовном процессе.

Прежде всего, следует определиться с углом зрения, отражающим авторское отношение к предложенной проблематике. Анализируя институт установления истины в уголовном судопроизводстве необходимо исходить из того, что содержание понятия «истина» в уголовном процессе и в гносеологии не совпадает, как не совпадают по содержанию и многие другие изначально философские категории, используемые в уголовном процессе, например «личность», «справедливость», «права человека» и т.д. Более того, попытки искусственной имплантации философских категорий в правовое поле, как это попытались сделать авторы указанного выше законопроекта, на мой взгляд, заранее обречены на провал, поскольку такие категории во всей своей абстрактной неопределённости просто не годятся для целей правового регулирования. Таким образом, говоря об установлении истины в уголовном судопроизводстве, мы вкладываем в него строго определенный юридический смысл, отличный от более широкого понимания истины в философской науке.

При таком подходе в самом общем виде под установлением материальной (объективной) истины в уголовном процессе следует понимать такой подход к доказыванию, при котором субъект доказывания осуществляет его:

по собственной инициативе,
вне зависимости от доказательственной активности сторон,
руководствуясь при этом принципом всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств уголовного дела (средство достижения истины).

Если же инициатива в доказывании принадлежит сторонам, а суд, оставаясь относительно пассивным, выступает лишь в качестве независимого арбитра в споре сторон, говорят о формальной (юридической) истине[3].

При этом надо иметь в виду, что в обоих случаях истина по своей сути остается юридической, поскольку процесс ее отыскания всегда связан определенными процессуальными (юридическими) правилами и процедурами. Это очень важное уточнение в том смысле, что я не склонен ставить знак равенства между установлением истины и раскрытием преступления «во что бы то ни стало». Правила допустимости доказательств остаются незыблемыми, и в этом смысле они, конечно, в определенной степени затрудняют установление материальной (объективной) истины в угоду истине юридической. Но это не предмет спора, а данность, которую необходимо учитывать каждому криминалисту-практику.

Здесь необходимо сделать еще одно важное дополнение. Было бы большим заблуждением считать, что пассивный суд не стремится к установлению истины. Однако в рамках так называемой чистой состязательности она рождается в споре сторон. При этом стороны самостоятельно собирают доказательства для предоставления их суду, однако, в отсутствие независимого[4] органа, обязанного действовать объективно, всесторонне и беспристрастно, вынуждены соблюдать определенные процедуры, связанные с взаимным раскрытием доказательств, что в значительной степени обеспечивает объективность предоставляемой суду информации.

На основании изложенного позволю себе подвести некоторые предварительные итоги:

а) понятие истины в философском смысле не тождественно понятию истины в уголовном процессе, поэтому любые философские споры на основе обусловленности одного понятия другим не имеют практической ценности;

б) истина в уголовном процессе, как ее не назови, суть истина юридическая, поскольку ни один существующий процессуальный порядок не предусматривает ее отыскание в отрыве от юридических процедур;

в) дискуссия об истине в уголовном судопроизводстве по своей сути сводится к выбору оптимальной модели уголовно-процессуального доказывания, что, впрочем, не мешает каждой из существующих моделей по-своему стремиться к отысканию истины[5].

II. Истина и состязательность.

В рамках правовой дискуссии довольно часто выдвигаются суждения о том, что институт установления истины в уголовном судопроизводстве вступает в непримиримое противоречие с его же принципом состязательности. Для того, чтобы понять так ли это, необходимо прежде всего разобраться с содержанием данного принципа. Такой разбор представляет определенную сложность, поскольку единого подхода к содержанию принципа состязательности на сегодняшний день в доктрине нет. В самом общем виде данный принцип в уголовном судопроизводстве можно свести к следующим тезисам:

а) жесткое разграничение процессуальных функций обвинения, защиты и разрешения дела, соединенное с запретом совмещения их в одном лице;

б) наделение сторон обвинения и защиты равными правами и возможностями в отстаивании своей позиции перед судом;

в) ограничение роли суда в процессе созданием необходимых условий для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуществления предоставленных им прав.

Дискуссия противников и сторонников института установления материальной (объективной) истины развернулась вокруг последнего пункта и свелась, по сути, к противоположным ответам на вопрос: должен ли суд быть активным участником отыскания истины независимо от инициативы сторон или его роль сводится к пассивному арбитру в споре, опять таки независимо от активности сторон в процессе[6]. Активность суда в практическом плане означает его возможность самостоятельно допрашивать свидетелей, назначать производство экспертизы, а также иным образом собирать доказательства по собственной инициативе в целях полноты и объективности судебного разбирательства. По мнению противников института установления объективной истины такая активность суда на практике может обернуться восполнением неполноты предварительного расследования, а значит является реализацией функции обвинения, что для суда недопустимо. С точки зрения юриста-практика должен сказать, что такие опасения не лишены оснований, но об этом чуть ниже. В любом случае, можно констатировать, что активная роль суда, стремящегося к установлению истины, подвергается остракизму со стороны сторонников чистой состязательности с точки зрения чрезмерного вмешательства государства со всеми его властными институтами в ход уголовного судопроизводства. В этом смысле такое чрезмерное вмешательство не может не отражаться на интересах сторон (особенно, когда все участники, призванные объективно и беспристрастно исследовать в ходе предварительного расследования материалы уголовного дела, находятся на стороне обвинения), что на мой взгляд нельзя признать допустимым.

III. Истина и состязательность в российском уголовном процессе.

Действующий УПК РФ, в отличие от предшествующих ему процессуальных законов[7], никак не упоминает ни об истине, ни о средствах ее достижения. Вместо этого правоприменителю предлагается смесь континентальной и англо-саксонской моделей построения уголовного судопроизводства с отказом от установления материальной истины, состязательностью на стадии предварительного расследования и пассивным судом-арбитром. При ближайшем рассмотрении, однако, выясняется, что УПК РФ закрепляет по сути классическую смешанную модель уголовного судопроизводства, активно сдобренную нормами-декларациями в духе чистой состязательности. Такое положение вещей явилось результатом очень непростой и разнонаправленной работы составителей нового российского процессуального кодекса[8].

Для иллюстрации сказанного, приведу два положения, которые имеют отношение к рассматриваемой проблематике:

1. В главе 6 УПК РФ следователь поименован в качестве стороны обвинения. Следовательно, в силу ч. 2 ст. 15 УПК РФ на него не могут быть возложены функции стороны защиты. Но в то же время он обязан в рамках расследования устанавливать обстоятельства, исключающие преступность и наказуемость деяния (п. 5 ст. 73 УПК РФ), а при их установлении вынести постановление о прекращении уголовного дела (гл. 29 УПК РФ), что, по идее, налагает на него обязанность в определенных случаях действовать в интересах защиты. Получается, что на стадии предварительного расследования реализация принципа состязательности в отношении следователя сводится к декларативному отнесению его к стороне обвинения, что, конечно, в определенной степени не может не дезорганизовывать его работу. Попытка же провести содержательный анализ процессуального статуса следователя приводит к убеждению, что на стадии предварительного расследования реализован как раз принцип установления материальной истины путем всестороннего, полного и объективного исследования материалов уголовного дела. Чем еще можно объяснить положения ч. 4 ст. 152 УПК РФ и ч. 2 ст. 154 УПК РФ, где всесторонность, объективность и полнота (как средства достижения материальной истины) упоминаются в качестве ценностных характеристик предварительного расследования?

2. Активность суда положениями УПК РФ действительно ограничена, что не позволяет говорить о том, что принцип установления материальной истины в настоящее время распространяется и на судебные стадии. В отличии от УПК РСФСР 1960 года российский суд не вправе по собственной инициативе возбудить уголовное дело, вернуть материал для производства дополнительного расследования, самостоятельно допрашивать свидетелей и иным образом восполнять неполноту предварительного расследования. Учитывая, помимо прочего, последствия отказа государственного обвинителя от обвинения, а также всевозможные сделки со следствием и правосудием, можно уверенно сказать, что в стадии уголовного судопроизводства материальная истина уступает место формальной в полном соответствии с принципом состязательности. Вместе с тем нельзя не отметить, что на практике правоприменитель зачастую сталкивается с явным непринятием судом своих ограниченных функций, что выражается, например, в активном допросе свидетелей и потерпевшего фактически вместо государственного обвинителя, а также содействии последнему в восстановлении допустимости доказательств, полученных с нарушением требований процессуального закона[9]. Происходит это во многом потому, что государственный обвинитель ведет себя в процессе пассивно, а суд, несмотря на декларативные нормы о состязательности, продолжает считать себя обязанным устанавливать истину, то есть самостоятельно сделать за прокурора его работу. Беседуя со многими судьями, критикующими пассивность прокурора в процессе, мне приходилось слышать, что суд-де орган борьбы с преступностью, а некомпетентность отдельного участника уголовного судопроизводства (в данном случае прокурора) не может являться препятствием для установления истины по делу. Хотя все понимают, что это не от хорошей жизни.

IV. Истина и состязательность. Возможность симбиоза.

Возможность сблизить позиции противников и сторонников института установления истины по уголовному делу видится мне в создании модели построения уголовного судопроизводства, учитывающей основные «болевые» точки каждой из сторон дискуссии. В этой связи хочу предложить несколько тезисов, в самом общем виде отражающих суть авторского видения такой модели.

1. Суд, осуществляя свою основную и единственную функцию в уголовном процессе (функцию разрешения уголовного дела) не может являться в полном смысле субъектом доказывания как его понимает УПК РФ (ст. 85). Поясню сказанное. В ходе судебного разбирательства суд может быть сколь угодно активным в своем желании правильно разрешить дело, но изначально он связан пределами судебного разбирательства, которые задает сторона обвинения. Выход за такие пределы для суда невозможен. Поэтому в ходе судебного разбирательства суд всего лишь осуществляет ревизию доказательственного потенциала сторон с тем, чтобы в итоге соотнести его с парадигмой обвинительного заключения на предмет истинности или ложности содержащихся в нем тезисов как относительно вины, так и в части предложенной обвинением правовой квалификации содеянного. При этом он не вправе собирать доказательства, тем более по собственной инициативе, поскольку обратное неминуемо уводит его от функциональных начал разрешения дела в сторону обвинения или защиты. При такой постановке вопроса судебное разбирательство выступает в качестве средства верификации знания стороны обвинения об обстоятельствах деяния путем состязательного исследования доказательств сторон, и в этом смысле, суд, безусловно, выступает в качестве одного из ключевых субъектов отыскания юридической истины по уголовному делу.

2. Осуществление стороной обвинения возложенной на нее законом функции (уголовное преследование) невозможно без полного, объективного и всестороннего расследования. В свою очередь необходимость всесторонности и объективности расследования вынуждает нас четко отделить функцию обвинения от самостоятельной функции в уголовном процессе – функции расследования уголовного дела, которая осуществляется специально уполномоченным и независимым должностным лицом – следователем. Независимость следователя от сторон в рамках осуществления расследования уголовного дела, с одной стороны, диктует необходимость в отказе от самостоятельного принятия им правоприменительных решений о начале расследования (возбуждение уголовного дела), его прекращении (прекращение уголовного преследования), а также о привлечении лица в качестве обвиняемого, что является безусловной прерогативой стороны обвинения. С другой стороны, следователь не должен завесить от позиции сторон (в частности, стороны обвинения) в отношении необходимости применения мер процессуального принуждения.

3. Объективность и всесторонность расследования уголовного дела должна достигаться в том числе через предоставление возможности стороне защиты (вне зависимости от ее (стороны) желания такой возможностью воспользоваться) активно участвовать в процессе сбора доказательств вообще и опровержения доказательств обвинения (например, путем предоставления стороне защиты возможности осуществить перекрестный допрос свидетелей обвинения) в частности.

4. Подобный подход, при котором расследование уголовного дела осуществляется независимым следователем при участии сторон, а результаты такого расследования становятся объектом оценки беспристрастного, но, в известной степени, пассивного[10] суда, на мой взгляд, способен, во-первых, придать элемент состязательности наряду с судебными и досудебным стадиям уголовного процесса, а во-вторых, обеспечить достижение юридической истины без совмещения функций сбора, проверки и оценки доказательств, с одной стороны, и уголовного преследования с другой, в руках стороны обвинения, объективность и беспристрастность которой подвергаются последнее время обоснованному сомнению.

Предложенные в настоящей работе тезисы так называемой «оптимальной» модели построения уголовного судопроизводства я планирую расширять в рамках отдельного исследования, чему, безусловно, будут способствовать критические замечания и содержательные дополнения читателя. Вместе с тем, оставаясь убежденным противником коренной переработки процессуального закона, считаю принципиально возможным на основе переосмысления и модернизации существующей модели уголовного процесса России создать условия, при который истина в уголовном судопроизводстве будет рождаться в муках состязательности на благо правосудия.

[2] Философия в вопросах и ответах: Учебное пособие для вузов / под ред. проф. Е.Е. Несмеянова. – М.: Гардарики, 2000. С. 278.

[3] Не сложно обнаружить, что концепция материальной истины характерна для романо-германской системы уголовно-процессуального права. В свою очередь англосаксонская система концепцию материальной истины отвергает, оставаясь в парадигме истины формальной.

[4] Независимого, в первую очередь, от интересов сторон.

[5] В этом смысле я полностью разделяю точку зрения Л.В. Головко, изложенную в журнале Библиотека криминалиста. Научный журнал. №4(5), 2012. С. 65 – 87.

[6] Видимо, правильнее будет сказать, в рамках такой активности.

[7] Имеются в виду Устав уголовного судопроизводства 1864 года, УПК РСФСР 1922, 1923 и 1960 годов.

[8] Подробнее см.: Мизулина Е.Б. Как создавался УПК // Материалы международной научно-практической конференции, посвященной принятию нового Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. М., 2002.

[9] Например, по собственной инициативе вызывает и допрашивает следователя, проводившего предварительного расследование, об обстоятельствах производства спорных следственных действий. В итоге после такого допроса доказательство, полученное в результате следственного действия, признается допустимым полностью или в интересующей обвинение части.

[10] Пассивного в том смысле, что он пассивно относится к стремлению стороны обвинения навязать ему повторное расследование уголовного дела, чем снять с себя часть ответственности (если не всю) за судьбу публичного обвинения.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: