История уголовной ответственности за преступления против правосудия

Обновлено: 08.05.2024

При подготовке к семинарскому занятию по первой теме важно знать следующие отправные исходные положения: в любом обществе во все времена преступлениям против правосудия всегда уделялось особое внимание, и подтверждение этому – история развития взглядов общества на систему уголовно-правовых норм, предусматривающих ответственность за преступления данной группы. Условно выделяют следующие этапы развития преступлений против правосудия:

Судебники 1497 и 1550 гг. впервые закрепили наказуемость за лжесвидетельство, ложный донос, ябедничество (клевету). В этих же уголовно-правовых актах оговаривалось положение уголовной ответственности за вынесение неправосудного решения и отказ представителя правосудия выполнить полагающиеся функции.

Соборное Уложение 1649 г. включало в себя главу «О суде», где находились нормы о преступлениях против правосудия и в частности статья о вымогательстве путем предъявления так называемого поклепного иска, предполагающего ложный донос и обвинение в совершении какого-либо преступления. Также в данной главе находились уголовно-процессуальные нормы, регламентирующие процессуальные начала осуществления правосудия.

Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. в последующих редакциях 1865 и 1885 гг. стало наиболее передовым в области уголовного права середины XIX в. Впервые законодательно правосудие было определено как объект уголовно-правовой охраны. Но, несмотря на это, еще не сложилась система преступлений против правосудия, а это в свою очередь привело к тому, что в главе «О неправосудии» отсутствовали такие важные нормы, как непринятие должных мер к своевременному расследованию уголовных дел, использование незаконных средств принуждения для признания лицами своей вины при производстве уголовных дел. Отсутствие четкой классификации преступлений данной группы прослеживалось и в том, что нормы о преступлениях против правосудия можно было встретить в различных главах: ложные доносы и показания, данные лицами, не являющимися представителями правосудия, считались преступлением против общественных интересов; норма о лжеприсяге считалась преступлением против веры; в главе «О взломе тюрем, уводе и побегах находящихся под стражей или надзором» объектом преступления считался порядок управления.

В уголовном Уложении 1903 г. была выделена глава, носившая название «О противодействии правосудию», в которой нормы о преступлениях против правосудия были собраны и систематизированы в качественно новом порядке. Большинство норм – фальсификация доказательств, заведомо ложное заявление, недонесение о достоверно известном замышленном или совершенном преступлении, лжесвидетельство, побег из-под стражи, укрывательство преступника, отказ от показаний – вошли и в ныне действующий УК РФ.

Данный законодательный акт первым систематизировал нормы Особенной части советского уголовного права. Однако, несмотря на то, что преступления против правосудия были удачно сгруппированы, Уголовный кодекс правосудие в качестве родового объекта не охранял. Это видно на примере ст.ст. 111, 112 УК РСФСР 1922 г. (постановление неправосудного приговора и незаконное задержание и принуждение к даче показаний), в которых закон тогда называл в качестве объекта посягательства – нормальное функционирование советского государственного аппарата, а также ложный донос и лжесвидетельство (ст.ст. 177-179), где охранялась личность и ее достоинство.

В УК РСФСР 1926 г. появились новые составы преступлений. Анализируемая группа преступлений пополнилась следующими составами: уклонение свидетеля от явки и отказ от дачи показаний, воспрепятствование явке свидетеля (ч. 1 ст. 92); уклонение от исполнения обязанностей народного заседателя (ч. 3 ст. 92); оглашение данных предварительного следствия, дознания или ревизионного обследования (ст. 96); самовольное возвращение высланного в места, запрещенные для его проживания (ч. 3 ст. 82).

Дальнейший политический и социально-экономический уровень развития страны, требовавший качественно нового уровня борьбы с преступностью, дал основания для создания нового Уголовного кодекса и выделения в нем специальной главы – «Преступления против правосудия», охранявшей в качестве объекта уголовно-правовой защиты общественные отношения в области правосудия.

В 1960 г. был принят УК РСФСР, где в главе «Преступления против правосудия» законодатель сконструировал довольно логичную систему и квалифицировал нормы данной группы на три вида по признакам субъекта: 1) преступные посягательства работников судебно-следственного аппарата; 2) преступления, совершаемые лицами, призванными по закону содействовать осуществлению правосудия; 3) преступления, совершаемые иными лицами.

Действующий Уголовный кодекс РФ 1996 г. значительно расширил перечень норм, предусматривающих ответственность за преступления против правосудия, дав возможность правоприменителю более эффективно бороться с этими общественно-опасными деяниями. Но, несмотря на это, единым остался подход к классификации преступлений против правосудия, а именно к общему их основанию – к признакам субъекта.

Нормы, предусматривающие наказания за общественно опасные деяния, совершаемые в сфере правосудия, содержатся уже в первых памятниках отечественного права. Так, статья 20 Пространной редакции «Русской правды» вполне может рассматриваться в качестве прообраза положения, устанавливающего ответственность за заведомо ложный донос. «А иже свержетъ виру, то гривна кун сметная отроку, а кто и клепал, а тому дата другую гривну; а от виры помечнаго 9 (кун)»[40]. Комментируя содержание нормы, А. Н. Щапов пишет: «Если обвиняемый свержет виру, т. е. докажет безосновательность обвинения в убийстве, то он не платит виры, но вносит лишь сметную (от слова сметати — отвергать, отметать) гривну кун — плату представителю княжеской власти — отроку — за участие в суде и оправдании. Обвинитель (кто и клепал) в качестве наказания за ложное обвинение также вносит отроку ту же сумму»[41].

Интерес представляет и статья 38 Краткой редакции Устава князя Ярослава «О церковных судах», где, по сути дела, закреплялся запрет на вмешательство в деятельность последних. «А кто установление мое нарушить, или сынове мои, или внуци мои, или правнуци мои, или от рода моего кто, или от бояр кто, а порушать ряд мои и вступятся, в суды митрополичьи, что есмь дал митрополиту и церкви и пископьям по всем градам по правилам святых отецъ, судивше, казнити по закону»[42]. Такое же значение имела и ст. 14 Синодальной редакции Устава святого князя Владимира.

Для «Русской правды» и княжеских наказов еще не характерно установление круга злоупотреблений правами представителей судебных органов. В этих нормативных актах нет положений, направленных на защиту правосудия «изнутри». Но подобные нормы обнаруживаются уже в документах, получивших наименование судных грамот. Так, ст. 26 Новгородской судной грамоты, определяющая порядок судопроизводства в суде высшей инстанции, запрещает брать взятки (посулы) и решать дела по дружбе: «А докладчикам от доклада посула не взять, а у доклада не дружить никоею хитростью, по крестному целованию. »[43] Сходный запрет содержится в ст. 4 Псковской судной грамоты[44]. Примечательна также ст. 48 последнего документа, устанавливающая ответственность за вымогательство взятки (посула) волостелем, отнявшим у стороны в процессе одежду или коня. В случае обращения в суд с иском волостель отвечал за свои действия как за грабеж[45].

В судных грамотах более разнообразны и уголовно-правовые средства защиты взятых под охрану еще раньше общественных отношений, в частности, независимости суда. «А истцю на истца наводки не наводить, ни на посадника, ни на тысяцкого, ни на владычна наместника, ни на иных судей или докладщиков. А кто наведет наводку на посадника, на тысяцкого, на владычна наместника, или на иных судей или докладщиков или истец на истца у суда или у доклада или у поля, ино взять великим князем и Великому Новгороду на виновном боярине 50 рублев, а на житьем 20 рублев, а на молодшем 10 рублей за наводку», — читаем в ст. 6 Новгородской судной грамоты[46]. Д. А. Донское, интерпретируя данную норму, правильно поясняет, что «наводить наводку в данном случае означает побуждать толпу к нападению на суд либо на противную сторону»[47].

Значительный шаг вперед в регламентации ответственности за преступления против правосудия был сделан с принятием Судебника 1550 г. В ст. 3 данного документа впервые намечается состав вынесения неправильного решения в результате получения взятки: «А которой боярин, или дворецкой, или казначей, или дьак в суде посул возьмет и обвинит не по суду, а обыщется то вправду, и на том боярине, или на дворецком, или на казначеи, или на дьаке взята исцов иск, а пошлины царя и великого князя, и езд., и правда, и пересуд, и хоженое, и правой десяток, и пожелезное взята втрое, а в пене, что государь укажет»[48]. Таким образом, виновные в вынесении за взятку неправосудного решения несли как материальную, так и уголовную ответственность. Они обязывались возместить истцу сумму иска и все судебные пошлины в троекратном размере. Что касается уголовной ответственности, то в соответствии с феодальным правом привилегий наказание в отношении высших должностных лиц указывал глава государства. За данное преступление последний определял меру наказания и представителю судебного аппарата более низкого чина — дьяку. Надо отметить, что Судебник 1550 г. проводил четкую грань между указанным должностным преступлением и добросовестным заблуждением, ошибкой судьи. В ст. 2 специально оговаривался случай, когда неверное решение вынесено судьями «бесхитростно». За это решение ответственности не наступало[49]. Интерес представляют также статьи 4 и 5 Судебника, которые, как можно предполагать, устанавливали ответственность за фальсификацию (подлог) судебных документов, совершенную за взятку: «А которой дьак, — гласит ст. 4, — список нарядит или дело запишет не по суду, не так, как на суде было, без боярьского, или без дворецкого, или без казначеева ведома, а обыщется то вправду, что он от того посул взял, на том дьаке взяти перед боярином вполы да кинута его в тюрьму»[50]. Это означало, что дьяк, составивший за взятку подложный протокол судебного заседания либо неправильно записавший показания сторон или свидетелей, уплачивал половину суммы иска. Другую половину возмещал боярин, который, будучи высшим по должности лицом, должен был следить за своим подчиненным. Дьяк, кроме того, подлежал тюремному заключению. Согласно ст. 5 Судебника подьячий за то же преступление подвергался торговой казни[51]. В том же документе обнаруживаем мы запрет на отказ в правосудии: «А которой боярин, или дворецкой, или казначей, или дьак жалобника своего приказу отошлет, а жалобницы у него не возьмет, и управы ему или указу не учинит, и царю государю, челом биться его не скажет, и учнет тоя жалобник биити челом государю, что ему управы не учинили, и государь ту его жалобницу отошлет тому, чей суд, и велит ему управу учинити, и бояре ему, или дворецкой, или казначей управы не учинят же, быти у государя в опале»[52]. Согласно ст. 53 Судебника, за отпуск (в результате получения взятки) задержанных, находящихся под следствием, недельщик (должностное лицо, на которое возлагалось обязанность поимки татей и разбойников) возмещал истцу причиненный ущерб, подвергался торговой казни и предварительному тюремному заключению до определения наказания государем[53]. Вместе с тем нельзя не обратить внимания на то, что в ст. 6-13 (наряду с ответственностью должностных лиц за неправосудие и лихоимство) предусматривается ответственность (и значительно большая — от торговой казни до тюремного заключения) за ложное обвинение в должностных преступлениях: умышленном неправосудии, произвольном увеличении пошлины и др. «Таким образом, — справедливо замечает С. И. Штамм, — формируется понятие нового состава преступления — преступления против судебной власти»[54]. Особенностью Судебника 1550 г. было также то, что ст. 99, воспроизводя ст. 67 Судебника 1497 г., дополняла ее санкцией в отношении послуха, давшего ложные показания. Помимо возмещения потерпевшему причиненного ущерба, лжесвидетель подвергался торговой казни.

Найдя недостаточной защиту правосудия нормами Судебника 1550 г., законодатель принял ряд дополнительных указов, направленных на усиление такой защиты. В Приговоре «О губных делах» от 22 августа 1555 г., в частности, обнаруживаем как предписания, предусматривающие строгие меры ответственности за лжесвидетельство, так и нормы, направленные против злоупотреблений должностных лиц. Так, в ст. 4 читаем: «Потому лживых казнити по приговору как и в разбойных делах. »[55] А в ст. 15 обнаруживаем: «А учнет староста тайные и разбойные дела делати, и обыскивати в разбойных и тайных делах и во всех обысках обыскивати ложно, не по государеву наказу, или учнет другу дружити, а недругу мстити, или не учнет того беречи, сыскивати [которые] семьями и заговоры в обысках говорит неправду, и не учнет ко государю на те семьи и на те заговоры отписывати, и старосту казнити без милости»[56]. Такое же значение имеет и «Приговор о лжесвидетельстве и ложных исках» от 12 марта 1582 г., который не только устанавливает санкции для лжесвидетелей и лжедоносчиков, но и содержит следующее предписание: «А который судна, боярин, или наместник, или казначей или диак, будет коему составнику или ябеднику помогати, или крамольника таити, и ябеду не учнет обличати, жалобницу примет не по делу, или в суде даст говорити, что не к делу, и на том судие взять истцов иск, пошлины и прожори, а в пене что государь укажет»[57].

Соборное уложение 1649 г. интересно не только тем, что им было расширено количество составов, которые могут рассматриваться как посягательства против правосудия, но и тем, что в этом памятнике феодального права прослеживается тенденция консолидировать нормы, предусматривающие ответственность за деяния такого рода. Весьма примечательна в этом отношении глава 10 Соборного уложения, именуемая «О суде». Конечно, далеко не все в данной главе имеет отношение к регламентации уголовной ответственности за деяния, совершаемые в сфере правосудия. Многие нормы данной главы носят процессуальный характер или могут быть отнесены к полицейскому праву. Однако в то же время в данной главе нашли свое отражение составы как должностных злоупотреблений судейских чиновников, так и посягательств на правосудие со стороны не обладающих властью в этой сфере частных лиц. Здесь получают свое дальнейшее развитие нормы об ответственности за вынесение неправосудного решения, сопряженное со взяточничеством, а также необоснованное обвинение в этом (ст. 5-9, 14), подлог процессуальных документов (ст. 11-13). В отличие от ст. 2 Судебника 1550 г., объявляющей ненаказуемым вынесение ошибочного судебного решения, ст. 10 Соборного уложения устанавливала ответственность, хотя и неопределенную, за подобные деяния: «А будет которой боярин или окольничий, или думной человек, или диак, или кто ни буди судия, просудится, и обвинит кто не по суду без хитрости, и сыщется про то допряма, что он то учинил без хитрости, и ему за то, что государь укажет»[58]. Статьи 15-17 Уложения были направлены на борьбу с волокитой, отказами от разбора дела, связанными с вымогательством взятки. Причем ответственность устанавливалась не только в отношении судей, но также в отношении дьяков и подьячих[59]. В этой же главе нашли свое отражение составы лжесвидетельства и отказа от дачи показаний на повальном обыске (ст. 162-166)[60]. Соборное уложение допускало доставку лица в суд приводом и предусматривало наказание за неисполнение предписания о явке в виде битья батогами (ст. 119)[61]. Особо хочется отметить, что в анализируемом документе уделено немалое внимание всякого рода нарушениям порядка в суде. Сконструированы, в частности, самостоятельные составы оскорбления суда и судьи, причинения судье телесных повреждений, убийства судьи (ст. 105-107)[62]. Вместе с тем Соборное уложение предостерегало судей от ложных обвинений в совершении подобных деяний: «А будет судия учнет государю бить челом на кого в бесчестье о управе ложно, и сыщется про то допряма, что он бил челом ложно, и ему за то по сыску учинити тот же указ, чего бы довелся тот, на кого он о управе бил челом»[63].

Конечно, нельзя не учесть, что вне рамок гл. 10 Соборного уложения оставались некоторые составы преступлений против правосудия: ложное обвинение в великом государевом деле или измене (ст. 17 гл. 2), ложный донос царю по обвинению бояр и воевод во взяточничестве (ст. 12 гл. 7), ложное обвинение военнослужащего в преступлении (ст. 31 гл. 7); лжеприсяга и лжесвидетельство (ст. 27-29 гл.11); ложное крестоцелование (ст. 49 гл. 21); подкидывание вещей с целью обвинения в краже (ст. 56 гл. 21); недоносительство и укрывательство некоторых преступлений (ст. 19 гл. 2; ст. 59-65 гл. 21). В ст. 2 гл. 12 определялась ответственность за злоупотребления лиц, осуществляющих правосудие в патриаршем суде[64].

Тенденция структурного обособления составов преступлений против правосудия получила дальнейшее развитие с принятием Уложения «О наказаниях уголовных и исправительных» 1845 г. В данном нормативном акте была выделена отдельная глава (глава 5 раздела V), получившая наименование «О неправосудии». Здесь были объединены наиболее существенные отклонения от выполнения функции правосудия: неправосудное умышленное или ошибочное постановление приговора или решения по делу (ст. 394 и 398); незаконное освобождение от наказания и необоснованное его смягчение (ст. 396); назначение чрезмерно сурового наказания из корыстных или иных личных видов (ст. 395). Нормы данной главы, согласно ст. 399, могли быть распространены на должностных лиц, которым вверен надзор за правильностью и законностью судебных решений и приговоров, прокуроров, стряпчих, чиновников, скрепляющих судебные определения (секретарей) и т. п.[65]. Это, однако, не исключает вывода о том, что в анализируемом законодательном акте правосудие как самостоятельный объект уголовно-правовой охраны рассматривалось в узком смысле этого слова. Комментируя ст. 399 Уложения, С. М. Казанцев отмечает: «Секретарь суда не случайно оказался в перечне чиновников, вершащих правосудие. В дореформенном процессе, как гражданском, так и, в особенности, в уголовном, ему отводилась важная роль: он составлял доклад, он должен был заботиться о наличии в приговоре ссылок на ту или иную статью закона, он имел право и даже должен был указать суду на противоправность принимаемых решений и мог свое заявление занести в протокол заседания. Но и после введения судебных уставов секретарь суда мог способствовать, а в некоторых случаях и предопределить несправедливый приговор или решение суда (например, путем уничтожения вещественных доказательств по делу).

Прокурор мог привлекаться к ответственности за неправосудие в случае, когда он умышленно отказывался от протеста на неправосудный приговор или решение либо от поддержания обвинения в судебном заседании без достаточных к тому оснований, если это привело к незаконному оправдательному приговору»[66]. Нарушения обязанностей и злоупотребления должностных лиц, призванных содействовать выполнению задач правосудия, нашли свое отражение в другой главе раздела V Уложения — главе одиннадцатой, содержащей несколько отделений, первое из которых именовалось «О преступлениях и проступках чиновников при следствии и суде», а третье — «О преступлениях и проступках чиновников полиции»[67]. От последних должностных лиц во многом зависело исполнение судебных актов.

Названная выше тенденция не была, однако, устойчивой. Во-первых, неидентично в разное время решался законодателем вопрос о круге общественно опасных деяний, относимых к соответствующей группе преступлений. Например, ответственность за различные формы противодействия осуществлению правосудия со стороны частных лиц регламентировалась не в упомянутом разделе Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, а предусматривалась в других разделах данного памятника права.

Напротив, в Уголовном уложении 1903 г. именно эти преступления (заведомо ложное заявление, заведомо ложное обвинение перед властью, лжесвидетельство, фальсификация доказательств, недонесение о достоверно известном замышленном или совершенном преступлении, укрывательство преступника, отказ от показаний, побег из-под стражи или мест заключения и др.) были объединены в одной главе (7) «О противодействии правосудию». Причем перечень данных преступлений свидетельствует о том, что понятие правосудия здесь имеет более широкое содержание, чем в Уложении «О наказаниях уголовных и исправительных». Консолидации норм, направленных на защиту правосудия от посягательств «изнутри», в Уголовном уложении не было[68].

Во-вторых, в советский период развития российского уголовного законодательства составы преступлений против правосудия обособлялись не всегда. Главы, специально посвященной ответственности за указанные посягательства, не было ни в УК 1922 г.[69], ни в УК 1926 г.[70] Например, в УК 1922 г. эти преступления были рассредоточены по четырем главам и относились к контрреволюционным преступлениям, к преступлениям против порядка управления, к должностным преступлениям против жизни, здоровья и достоинства личности[71].

Отрицание необходимости выделения составов посягательств против правосудия в самостоятельную главу Уголовного кодекса нашло в соответствующий период поддержку у некоторых ученых. М. Д. Шаргородский, в частности, писал, что «суд и прокуратура являются органами управления, и поэтому преступления против них должны находится в главе “Преступления против порядка управления”»[72].

Позднее российский законодатель вновь изменил свою позицию по вопросу определения места составов преступлений против правосудия в системе Особенной части уголовного закона, посвятив таковым гл. 8 УК РСФСР 1960 г.[73] Сходная глава имеется и в новом УК России (гл. 31).

Обособление анализируемых составов в отдельные структурные элементы уголовно-правового акта присуще отнюдь не только российскому законотворчеству. Тенденция признания необходимости самостоятельной защиты правосудия уголовно-правовыми средствами в последние годы наметилась и в законодательстве некоторых зарубежных стран.

Наглядным примером в этом отношении является УК Франции, вступивший в силу в 1994 г. Если в ранее действовавшем Code penal 1810 г. рубрикация «Преступления против правосудия» отсутствовала, то в новом французском УК содержится глава, именуемая «О посягательствах на деятельность суда» (глава 4 раздела III), объединяющая три отдела:

1. О воспрепятствовании судебному преследованию.

2. О воспрепятствовании отправлению правосудия.

3. О посягательствах на судебную власть.

Безусловно, подобный подход к решению проблемы уголовно-правовой охраны соответствующей группы общественных отношений является не единственным. Так, в УК Германии раздела, сходного с гл. 31 УК РФ, нет. Немецкий исследователь Томас Формбаум (Thomas Vormbaum) пишет, что термин «Rechtspflegedelikte» (Преступления против правосудия) не упоминается ни в одном промежуточном заголовке, ни в одном параграфе, что в комплексе «защита правосудия» упорядочены лишь некоторые деликты. Черта защиты правосудия видна только применительно к «Aussagedelikte» (криминальные показания), сгруппированным и выделенным законодателем[74]. Тот же автор, однако, отмечает, что между немецкими учеными достигнут консенсус о существовании понятия «Rechtspflegedelikte», хотя и считается спорным вопрос о принадлежности тех или иных деяний к кругу этих преступлений[75].

Но, если в ФРГ упомянутой категорией оперируют только в теории, то в России соответствующий термин употреблен законодателем в названии главы Уголовного кодекса, содержащей внушительное количество статей (23).

Представляется, что структурное обособление составов преступлений против правосудия в рамках УК РФ является не случайным шагом российского законодателя, а предпринятым в результате поиска эффективных средств дифференциации оснований и пределов уголовной ответственности и продиктованным необходимостью учета своеобразия существенных признаков рассматриваемых посягательств.

Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 28.06.2022 № 20 разъяснены вопросы применения судами законодательства об уголовной ответственности за преступления против правосудия.

Это первые разъяснения высшей судебной инстанции вопросов уголовной ответственности за незаконные задержание, принуждение к даче показаний, фальсификацию доказательств и результатов оперативно-розыскной деятельности, заведомо ложный донос, заведомо ложные показания, заключение эксперта, специалиста или неправильный перевод.

В них дана подробная правовая характеристика признаков указанных составов преступлений против правосудия.

Добросовестное заблуждение заявителя относительно события преступления и (или) его существенных обстоятельств, в том числе
о причастности к этому преступлению конкретных лиц, исключает умышленный характер его действий и наступление уголовной ответственности по статье 306 УК РФ.

Также разъяснено, что заведомо ложные заключение или показание эксперта, показание специалиста, а равно заведомо неправильный перевод
в суде либо в ходе досудебного производства (статья 307 УК РФ) заключаются, в частности, в таких умышленных действиях, как искажение специалистом в своих показаниях действительных обстоятельств, имеющих значение для доказывания, неправильное отражение экспертом в заключении результатов проведенного исследования, искажение переводчиком смысла переведенного текста, а также в бездействии в тех случаях, когда, например, специалист или эксперт в ответах на поставленные им вопросы не сообщают (умалчивают) о существенных для дела обстоятельствах, о которых
им известно или которые были установлены ими в ходе исследования, либо когда переводчик осуществляет неполный перевод.

Кроме того, закреплено, что при рассмотрении уголовных дел
о фальсификации доказательств судам следует учитывать особенности доказывания в различных видах судопроизводства, установленные в АПК РФ, ГПК РФ, КАС РФ, КоАП РФ, УПК РФ.

Прокурор уголовно-судебного отдела К.В. Даниличева

Прокуратура
Ярославской области

Прокуратура Ярославской области

15 июля 2022, 00:00

О правоприменительной практике по делам об уголовной ответственности за преступления против правосудия

В них дана подробная правовая характеристика признаков указанных составов преступлений против правосудия.

В данной статье автор обращается к зарубежному опыту регулирования уголовной ответственности за преступления против правосудия, формируя вывод о возможном заимствовании отдельных нормативных положений, содержащихся в иностранных уголовных законах. В процессе написания статьи использованы общенаучные методы познания: анализа и синтеза, логический, формально-юридический, статистический, сравнительно–правовой метод в сочетании с системным анализом исследуемых правовых проблем, а также (анализа, синтеза и др.).

Ключевые слова: правосудие, преступления против правосудия, система преступлений против правосудия, зарубежный опыт, объем уголовной ответственности, авторитет судебной ветви власти .

Судебная власть является самостоятельной и независимой ветвью государственной власти. Справедливое и эффективное правосудие является гарантией защиты прав и свобод граждан и организаций, позволяет привлечь к юридической ответственности виновных лиц, повышает авторитет государства. В этой связи любые формы посягательств на сложившуюся систему правосудия Российской Федерации выступают одним из наиболее опасных факторов, угрожающих стабильности нашего государства и всей системе государственной власти и национальной безопасности, что обусловливает необходимость принятия законодателем жестких уголовно–правовых мер, направленных на охрану и защиту судебной системы и сферы правосудия.

В настоящее время УК РФ предусматривает ответственность за преступные деяния, посягающие на правосудие, закрепляя ряд составов соответствующих преступлений и санкции за их совершение. В то же время, анализ уголовно-правовых санкций, предусмотренных за отдельные виды преступлений против правосудия, дает основания утверждать, что институт уголовной ответственности в данной сфере нуждается в дальнейшем совершенствовании. Прослеживается явная попытка законодателя минимизировать объем наказания при совершении преступлений непосредственно судьями, что нельзя признать справедливым. Обосновывается вывод о том, что при вынесении заведомо неправосудных приговоров виновным должно назначаться наказание, связанное с лишением свободы и крупными штрафами.

В Конституции Российской Федерации [1] термин «правосудие» неоднократно используется применительно к характеристике деятельности органов государственной власти. В статье 118 подчеркивается, что правосудие в Российской Федерации осуществляется только судом. В статье 124 Конституции говорится о том, что правосудие должно быть независимым и полным, что достигается финансированием судов только из федерального бюджета. Статья 24 Конституции Российской Федерации подтверждает право граждан участвовать в отправлении правосудия.

Вышеизложенное свидетельствует о том, что правосудие — важнейшая составляющая правового демократического государства, которым провозгласила себя Российская Федерация. В этой связи выделение в Уголовном кодексе Российской Федерации [2] (далее также — УК РФ) отдельной главы, посвященной регулированию уголовной ответственности в сфере посягательств на систему правосудия, представляется вполне обоснованным, учитывая давнюю историю развития рассматриваемого института.

Понятие преступлений против правосудия может быть раскрыто, исходя из помещения системы данных видов преступлений в Раздел Х Уголовного кодекса РФ, посвященный регулированию ответственности за совершение преступлений против государственной власти, а также места судебной власти в системе органов управления Российского государства. Этими же соображениями руководствуются и многие другие исследователи.

Например, Ю. В. Радзевановская и Е. С. Иванов предлагают под преступлениями против правосудия понимать совокупность уголовно наказуемых общественно опасных деяний, препятствующих законной деятельности органов правосудия по реализации конституционных принципов осуществления государственной власти [9, c. 130; 6, c. 213].

Существуют и другие научные определения, не имеющие существенных отличий от вышеприведенных. В этой связи, исходя из анализа авторских дефиниций и уголовно–правовых норм, содержащихся в главе 31 УК РФ, можно сделать вывод о том, что преступления против правосудия — это преступные деяния, посягающие на законную деятельность судебных и правоохранительных органов в сфере осуществления правосудия, производства предварительного расследования, исполнения уголовных наказаний, совершаемые гражданами и должностными лицами.

Анализ составов, содержащихся в главе 31 УК РФ, показывает, что все преступления данной категории совершаются только с прямым или косвенным умыслом, что подчеркивается и наименованиями отдельных статей («Вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта»; «Заведомо ложный донос»; «Заведомо ложные показание»).

В качестве целей и мотивов преступлений против правосудия называются:

– воспрепятствование осуществлению правосудия;

– воспрепятствование всестороннему, полному и объективному расследованию дела;

– мотивы мести за деятельность в сфере правосудия;

– корыстные побуждения и т. д.

Основаниями классификации преступлений против правосудия могут выступать субъекты преступления, цели посягательства, наличие потерпевшего, форма объективной стороны, последствия и другие значимые факторы. Например, в зависимости от статуса субъекта преступления все составы главы 31 УК РФ можно подразделить на:

– преступления, совершаемые органами дознания и предварительного следствия (статьи 300, 301, 302, 304);

– преступления, совершаемые надзорными органами (статьи 300, 303);

– преступления, совершаемые судьями (статья 305);

– преступления, совершаемые иными участниками уголовного судопроизводства, имеющими статус специального субъекта (статьи 307, 308, 310, 311, 312);

– преступления, совершаемые гражданами, не имеющих признаков специального субъекта (статьи 294, 295, 296, 297, 298.1 и другие).

Исследователи выделяют и другие основания для классификации данных видов преступлений. Например, Б. В. Коробейников проводит дифференциацию преступлений против правосудия, исходя из их последовательного размещения в главе 31 Кодекса, группируя деяния по общим родовым и видовым признакам [7, c. 192]. При этом для такого преступления, как «Укрывательство преступлений» (статья 316 УК РФ), автор создает отдельную группу, с чем сложно согласиться. Более разумным видится помещение статьи 316 в группу преступлений, препятствующих исполнению вступивших в законную силу судебных решений и актов.

Собственное видение структуры преступлений в сфере правосудия демонстрирует профессор В. Н. Кудрявцев, полагающий, что все рассматриваемые деяния относятся к одной из следующих групп:

1) преступления, субъектами которых являются судьи, работники судебных органов и сотрудники правоохранительных органов;

2) преступления, потерпевшими от которых являются лица, указанные в первой группе;

3) преступления, препятствующие ведению судопроизводства и исполнению судебных решений [8, c. 609].

В то же время, представляется, что данная классификация имеет довольно ограниченный характер, поскольку основывается только на субъектном составе и направленности действий виновных, что свидетельствует о ее недостаточной разработанности.

И. И. Голубов в качестве оснований для дифференциации преступлений против правосудия выделяет такой признак, как применение насилия либо отсутствие насилия в посягательствах, что позволяет автору выстроить следующую систему преступлений:

1) преступления против правосудия, сопровождающиеся причинением насилия без указания степени опасности (статья 302);

2) преступления против правосудия, сопровождающиеся причинением насилия, не опасного для жизни и здоровья (статьи 296 и 309 (части 3) УК РФ);

3) преступления против правосудия, сопровождающиеся причинением насилия, опасного для жизни и здоровья (статьи 296, 309 (части 4) и 313 УК РФ);

4) преступления против правосудия, сопровождающиеся причинением психического насилия (статья 296 (части 1–2); статья 302; 309, 313);

5) преступления против правосудия, не сопровождающиеся причинением физического или психического насилия [5, c. 36].

Данная классификация определенно заслуживает внимания, однако она также характеризуется ограниченностью и основана только на единственном признаке. В целом, значение классификации преступлений против правосудия состоит в том, что данный научный процесс позволяет сгруппировать и дифференцировать преступные деяния по различным основаниям; глубже исследовать характерные признаки отдельных преступлений; выделить особенности субъектов и потерпевших от данных видов преступлений; подвергнуть тщательному анализу мотивы и цели совершения преступлений против правосудия.

При характеристике преступлений против правосудия особое внимание следует уделить преступлениям, совершаемым судьями. Процесс отправления правосудия характеризуется непосредственным рассмотрением судами дел в рамках конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства, что следует из текста статьи 123 Конституции Российской Федерации. Результатом (итогом) такой деятельности является принятие судебных актов — решений, определений, постановлений, судебных приговоров.

На данном этапе возможно совершение преступных деяний в виде вынесения заведомо неправосудных приговоров. Данная проблема является одной из наиболее острых в современном судейском сообществе.

Порядок судопроизводства основан на строгой регламентации всех действий, которые совершаются в суде при подготовке к рассмотрению и рассмотрении дел, отнесенных к его компетенции. Умышленное отступление от данных норм с целью вынесения заведомо незаконного судебного решения влечет крайне негативные последствия для общества и государства, существенно подрывает авторитет судебной власти, формирует чувство незащищенности и уязвимости у населения, что недопустимо в правовом государстве.

При этом обращает на себя внимание тот факт, что судебная практика по преступлениям, совершенным судьями, крайне немногочисленна. Исследование, проведенное Н. В. Романенко, показало, что в среднем ежегодно около 15 судей становятся лицами, в отношении которых инициируется или осуществляется уголовное преследование. Более 75 % преступлений судей связаны с их профессиональной деятельностью, причем большинство из них (более 80 %) квалифицируется именно по статье 305 УК РФ (вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта) [10, c. 16].

Заведомо неправосудный приговор может быть вынесен в различных формах. Практике известны случаи, когда приговор выносился вообще без проведения судебного заседания. Например, согласно материалам одного из дел, мировому судье А. поступило для рассмотрения по существу уголовное дело по обвинению С. в совершении преступления, предусмотренного статьей 319 УК РФ. Из-за неявки в судебное заседание подсудимого судья неоднократно переносил судебное заседание, после чего у судьи возник умысел, направленный на вынесение приговора в отношении С. без проведения судебного заседания.

Реализуя преступный умысел, судья А. вынес (изготовил и подписал) заведомо неправосудный приговор о признании С. виновным в совершении преступления, предусмотренного статьей 319 УК РФ, назначив ему наказание в виде штрафа в размере 6000 рублей. При этом А. внёс в данный приговор не соответствующие действительности сведения о проведении открытого судебного заседания и присутствии необходимых участников уголовного процесса.

Суд признал А. виновным в совершении преступлений, предусмотренных статьей 305 УК РФ, а также ч. 1 статьи 292 УК РФ, указав при этом, что А. вынес указанный неправосудный приговор с целью придания вида эффективности своей деятельности, связанной со своевременным рассмотрением указанного уголовного дела, по которому С. дважды не являлся в судебное заседание в назначенное время [3].

При вынесении судьей иного судебного акта, имеющего признаки неправосудности, также наступает уголовная ответственность. Например, согласно материалам одного из дел, судья районного суда Х. на протяжении длительного времени выносила заведомо неправосудные судебные акты, в числе которых:

– постановление о снижении осужденному срока наказания, назначенного приговором Московского городского суда;

– решение о пересмотре приговора о снижении общего срока назначенного наказания;

– постановление об удовлетворении ходатайства адвоката осужденного о пересмотре приговора Московского городского суда вследствие издания уголовного закона, имеющего обратную силу и ряд других судебных решений, признанных заведомо неправосудными.

Х. была признана виновной по п. «в» ч.5 ст. 290, п. «в» ч.5 ст. 290, ч.1 ст. 305, ч.1 ст. 325, ч.5 ст. 291.1 УК РФ [4].

В то же время, несмотря на привлечение судей к уголовной ответственности, обращает на себя внимание мягкость приговоров, выносимых в отношении подсудимых. Так, в первом из приведенных примеров подсудимому был назначен штраф в размере 60 тысяч рублей с одновременным освобождением от уголовной ответственности по амнистии. Во втором примере судье по статье 305 УК РФ было назначено лишение свободы на срок 1 год, при этом заведомо неправосудные судебные решения принимались судьей из корыстной цели, за незаконное вознаграждение в виде взятки.

Вышеизложенное дает основания утверждать, что при привлечении судей к уголовной ответственности вид и размер наказания, назначаемого виновным, нельзя признать отвечающим целям уголовного наказания. Представляется, что вынесение заведомо неправосудных приговоров должно сопровождаться наказанием, связанным с лишением свободы, крупными штрафами и лишением права занимать государственные должности.

В качестве примера достаточно жесткого подхода к подобным преступлениям можно привести нормы Уголовного кодекса Испании. В статье 446 за умышленное вынесение неправосудного приговора предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок до 4 лет со штрафом и лишением права занимать судебные должности на срок от 10 до 20 лет [11].

Подводя итоги исследования, следует подчеркнуть, что преступления против правосудия представляют собой умышленные общественно опасные деяния, совершаемые в целях воспрепятствования нормальной деятельности судебных органов, органов дознания и предварительного следствия; органов прокуратуры; иных участников уголовного судопроизводства и других смежных правоотношений. Наибольшую опасность представляют преступления, совершающиеся судьями в процессе отправления правосудия, поскольку они направлены на умышленное создание препятствий к вынесению законного и обоснованного решения по делу. Многие из совершаемых преступлений сопряжены с преследованием виновными корыстных побуждений, что требует пересмотра подходов отечественного законодателя в сторону ужесточения уголовной ответственности в отношении судей.

Основные термины (генерируются автоматически): УК РФ, преступление, уголовная ответственность, правосудие, Российская Федерация, государственная власть, совершение преступлений, судебное заседание, судья, неправосудный приговор.

Ключевые слова

зарубежный опыт, правосудие, преступления против правосудия, система преступлений против правосудия, объем уголовной ответственности, авторитет судебной ветви власти

правосудие, преступления против правосудия, система преступлений против правосудия, зарубежный опыт, объем уголовной ответственности, авторитет судебной ветви власти

Похожие статьи

Необоснованные действия государственных обвинителей при.

звена за качественную подготовку государственных обвинителей к участию в судебных заседаниях

В статье рассматривается уголовно-правовые нормы, которыми регламентированы наказания за преступления против правосудия. Показано что сегодня, есть все основания совершенствовать систему наказаний за преступления против правосудия.

Ключевые слова: судебная власть, правосудие, наказание, наказание за преступления против правосудия, уголовная ответственность за преступления против правосудия.

The article deals with the criminal law norms regulating punishment for crimes against justice. It’s quite evident that today there is every reason to improve the system of penalties for crimes against justice.

Keywords: judicial power, justice, punishment, punishment for crimes against justice, criminal responsibility for crimes against justice.

Наказание представляет собой центральный институт уголовного права, в котором более полно и наглядно проявляется направленность уголовной политики государства. Наказание по праву считается самым эффективным уголовно-правовым средством борьбы с преступлениями и преступностью, так как позволяет прервать общественно опасную деятельность лиц, совершающих преступления.

В литературе по юриспруденции понятие уголовного наказания используют в различных значениях, например:

‒ правовое последствие совершения преступления [9];

‒ средство уголовно-правового воздействия на виновное лицо [12, c.79];

‒ средство уголовно-правовой борьбы с преступлениями [14, C.101];

‒ кара виновному лицу за содеянное [15, c.77];

‒ ущерб, причиняемый на основе судебного приговора [8, c.102] и пр.

В Руководящих началах по уголовному праву РСФСР 1919 г. [7] наказание определяли, как меру принудительного воздействия, благодаря чему власть обеспечивает порядок общественных отношений от нарушителей.

В УК РСФСР 1922 г. [6] понятие наказание было вовсе исключено из законодательства и заменено на понятие «мера социальной защиты».

В Основах уголовного законодательства Союза ССР и республик 1958 г. [5], понятие наказания восстановили, под которым, в частности, понимали меру принуждения, применяемую к лицу, признанному виновным в совершении поступления, со стороны государства и по приговору суда.

Сегодня наказание, как мера государственного принуждения, заключается в предусмотренном Уголовным кодексом Российской Федерации (УК РФ) [2] лишении или ограничении определенных прав и свобод в отношении осужденного лица, что соответствует положениям ст. 29 Всеобщей декларации прав человека [1], в соответствии с которой каждый человек, может быть, подвергнут тем или иным ограничениям, установленных законом для обеспечения признания и уважения прав и свобод других людей.

Главным субъектом наказания является лицо, которое признается виновным в совершении того или иного преступления. Назначая такому лицу наказание, суд тем самым параллельно оказывает и превентивное воздействие на других граждан. Приговор, вынесенный судом, содержит в себе государственное осуждение поступка и порицание преступника. В то же время, очевидно, что наказание обращено и в будущее, так как оно восстанавливает социальную справедливость, обеспечивает перевоспитание осужденного лица и предупреждает совершение им новых преступлений.

Таким образом, назначая наказание за то, или иное преступление, суд закладывает основу для обеспечения решения задач, поставленных уголовным законом и достижение поставленных перед ним целей.

В литературе была предпринята попытка в процентном соотношении представить тяжесть преступлений против правосудия, в результате чего, были получены следующие результаты:

‒ преступления небольшой тяжести — 53 % или 27 преступлений;

‒ преступления средней тяжести — 25 % или 13 преступлений;

‒ тяжкие преступления — 20 % или 10 преступлений;

‒ особо тяжкие преступления — 2 % или 1 преступление.

При этом основным видом наказания за преступления против правосудия является лишение свободы. В случае если норма статьи не предусматривать такого наказания, то еще одним из суровых видов наказания является арест и обязательные работы 18 и 4 % соответственно или 9 и 2 преступления. В качестве дополнительных, в гл. 31 УК РФ, представлены такие виды наказания, как штраф, лишение права заниматься определенной деятельностью или занимать определенные должности и ограничение свободы [11, c.53].

В то же время следует обратить внимания, что в соответствии с Федеральным законом от 28.12.2013 г. № 431-ФЗ «О внесении изменений в статью 8 Федерального закона «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации» [3] с 1 января 2017 года был введен механизм принудительных работ в уголовное законодательство. В части преступлений против правосудия, принудительные работы предусмотрены, например, в ст. 294 УК РФ, предполагающей наказание за воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования.

В то же время обращает на себя внимание, что большая часть статей, расположенных в гл. 31 УК РФ все еще предусматривают максимальные сроки лишения свободы. Например, в ст. 295 УК РФ предусмотрено наказание от 12 до 20 лет лишения свободы и вплоть до смертной казни. При этом в ст. 295 УК РФ речь идет только лишь о посягательстве на жизнь лица, которое осуществляет правосудие. В то время как, например, за убийство в ст. 105 УК РФ максимальный срок наказания составляет 15 лет лишения свободы и только лишь квалифицированные виды убийств, предполагают назначение наказания до 20 лет лишения свободы вплоть до смертной казни.

Тем самым преступление против правосудия в виде только лишь покушения на жизнь лица, осуществляющего правосудия законодатель считает намного более опасным, нежели убийство.

Также обращает на себя внимание, что за угрозу насилием или само насилие в связи с осуществлением правосудия, законодатель считает менее опасными, нежели покушения, и устанавливает за такие деяния максимальный срок лишения свободы всего в 10 лет.

В ст. 305 УК РФ за вынесение заведомо неправосудного приговора, решения или иного судебного акта ответственность предусмотрена максимально в 10 лет лишения свободы. Например, если бы сегодня действовала смертная казнь, человек был казнен, а впоследствии выяснилось, что приговор был заведомо неправосуден, является ли десять лет лишения свободы в данном случае адекватным наказанием за причиненные страдания? Представляется, что нет. По всей видимости, в данном случае наказание должно наступать не за вынесение неправосудного приговора по ст. 305 УК РФ, а за убийство по ст. 105 УК РФ или же в ст. 305 УК РФ наказание должно быть значительно выше, в частности, в ч. 2 указанной статьи, где предусмотрено наказание в виде лишения свободы от 3 до 10 лет. Представляется, что в ч. 2 ст. 305 УК РФ и вовсе не должно быть нижнего предела наказания.

По нашему мнению, в гл. 31 УК РФ, прежде всего, законодатель неверно определяет цели наказания, ставя органы государственной власти в лице суда и содействующих ему в осуществлении правосудия органов, в более привилегированное положение, по отношению к остальным субъектам преступлений против правосудия.

Любое действие человека, так или иначе, должно преследовать определенную цель. Во многом цели определяют пути методы и средства. Такое положение вполне относится и к уголовному наказанию, которое очень часто имеет определяющее влияние на уголовное право в целом.

Основными целями уголовного права являются:

‒ предупреждение совершения новых преступлений.

Общеизвестно, что эффективность уголовного права в целом сводится к вопросу об эффективности и правильного определения целей наказания. Определение целей наказания является принципиальным вопросом в уголовном праве. Как верно отмечает Н. С. Таганцев, являясь личным страданием, причиненным виновному за совершенное им деяние, наказание должно организовываться таким образом, чтобы оно служило тем целям, которые преследует государство. [13, c.97].

Часть 2 ст. 43 УК РФ определяет цель наказания, как восстановление социальной справедливости, исправление осужденного и предупреждение совершения новых преступлений. Представляется, что назначения наказаний в преступлениях против правосудия в отношении судей и иных органов, содействующих правосудию, сегодня не достигает данной цели, а лишь позволяет органам правосудия, при совершении последними преступлений, предусмотренных гл. 31 УК РФ уйти от строгого наказания, которое соответствовало бы цели, указанной в ч. 2 ст. 43 УК РФ, получить минимальный срок и далее чувствовать себя практически безнаказанными. Также такое положение дел не соответствует принципу справедливости, на который указано в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 22.12.2015 № 58 «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания» [4], где, в частности, указано, что справедливое наказание способствует решению задач и достижению целей, указанных в ст. ст. 2 и 43 УК РФ. При этом справедливость наказания заключается в его соответствии характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельством его совершения и личности виновного. Принимая во внимание личность виновного в ст. 305 УК РФ, которым является непосредственно судья, представляется, что совершение данным субъектом любого преступления носит повышенную общественную опасность, следовательно, и наказание за совершение преступления данным субъектом должно быть более строгим.

Также необходимо обратить внимание на то, что лишение свободы в большей степени имеет частное предупреждение, то есть оно действует на субъекта исключительно во время отбывания срока лишения свободы. Как мера специального предупреждения лишение свободы имеет довольно противоречивый характер, так как не все заключается в том, как именно прочувствует назначенное наказание осужденное лицо, многое также зависит от того какие барьеры воздвигаются на пути возможного совершения новых преступлений в дальнейшем осужденным.

Если обратиться все к той же ст. 305 УК РФ, в частности, к ее части второй, обращает на себя внимание тот факт, что никаких барьеров для предотвращения дальнейшего совершения преступления не воздвигнуто. Так, после отбывания наказания в виде лишения свободы, судья, вынесший неправосудное решение, может и дальше продолжать свою деятельность, так как ч. 2 ст. 305 УК РФ не предусматривает лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, как основной вид наказания, что неверно. Не содержит запрета занимать определенную должность или заниматься определенной деятельностью и ст. 301 УК РФ, в которой предусмотрено наказание за незаконное задержание, заключение под стражу или содержание под стражей. Тем самым такой вид наказания может назначаться судом в качестве дополнительного наказания, однако, сомнительно, что судья, в отношении другого судьи воспользуется данным правом.

Представляется, что общественная опасность преступлений, прежде всего, должна определяться признаками состава преступления, именно они, будучи объединенными в четыре элемента состава преступления, являются непосредственными показателями общественной опасности того или иного деяния.

Исходя из изложенного, сегодня есть все основания пересмотреть подходы к определению наказаний за преступления против правосудия.

В качестве вывода следует отметить, что в рассматриваемой группе преступлений, показатель в виде максимального срока лишения свободы является не прямым, а косвенным, то есть своего рода искусственно установленным. Методика, которая имеет место сегодня при установлении эквивалентности между общественной опасностью и максимальным размером наказания, построена на методе экспертных оценок, что, по нашему мнению, неверно. Как видим из приведенных примеров, особенность наказаний за совершение преступлений против правосудия является то, что их опасность, выраженная в размерах наказания, сегодня определена бессистемно, и оставляет за рамками внутреннюю систематизацию и видовое деление.

Основные термины (генерируются автоматически): УК РФ, наказание, лишение свободы, преступление, правосудие, Российская Федерация, максимальный срок лишения свободы, осужденное лицо, уголовное наказание, Уголовный кодекс.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: