Что сказал шмидт на суде

Обновлено: 02.05.2024

До Майдана не знал, не видел и не понимал Украину. 28 ноября 2013-го на центральной площади Кривого Рога собрались три сотни людей с вещами, "тормозками". Хотели устроить свой Майдан. Чуть позже подъехали три автобуса с тітушками. Окружили протестующих. Тогдашний вице-премьер Александр Вилкул сказал – кого заметят на протестах, закатают в асфальт. Народ разошелся по домам.

После избиения студентов 30 ноября решил поехать в Киев. В поезде было опасно, поэтому двинулся автобусом – с продавцами. Чтобы не было проблем на въездах в город, залез в большую сумку, свернулся калачиком.

На Майдане было трудно. Но там родился мой патриотизм. Разговоры, молитвы, звуки барабанов перевернули сознание. Почувствовал, что такое украинский дух. В детдоме нас каждый год 9 мая одевали в белые рубашки, красные галстуки и заставляли смотреть российские парады. Учителя говорили, что запорожские казаки – преступники и бандиты.

В палатке партии "Свобода" встретил одногруппника из детдома Максима Худана на позывной "Севастополь". Он запросил у разведки Майдана. В детдоме научился хитрить, чтобы избегать наказания. Это пригодилось. "Внедрялся" в тітушок. За три дня меня взяли в Мариинский парк. Варил кашу и узнавал их планы. Сбрасывал нашим эсэмэски. При входе в парк сидели бывалые зэки из Донецка. Сразу могли определить, кто настоящий гопник, а кто – засланный казачок. Должен разговаривать, как тітушки, имитировать наркомана, даже драться с протестующими.

Максим ЯРОШ 34 года, бывший разведчик полка "Азов". Родился 21 сентября 1981-го в городе Кривой Рог на Днепропетровщине. Родители сдали его в детский дом, не помнит их. В школе нравились математика и физкультура. По поведению имел "неуд", он закончил только шесть классов, среднее образование так и не получил. "Отправляли в психиатрическую больницу и в милицию. Из-за этого теперь не могу поступить в университет и найти нормальную работу". С детства хотел стать детективом или поваром. На Майдане в Киеве был разведчиком. Раненый во время столкновений на улице Грушевского 19 февраля 2014 года.Весной поступил в разведки полка “Азов”. За все время службы не сделал ни одного выстрела. Около двух недель был в плену. Во время обстрела получил контузию. В Шевченковском райсуде Киева свидетельствовал в деле против работницы "Министерства госбезопасности" ДНР 47-летней гражданки России Ларисы Чубарової на позывной "Тереза". На суде по делу бывшего главы киевского управления Службы безопасности Александра Щеголєва облил зеленкой подсудимого и его адвоката. Щеголєва подозревали в причастности к организации убийств на Майдане (Щеголев под арестом до 12 августа. Суд продолжается. – Страна). Живет в Киеве.Работал поваром в кафе. Уволили, когда узнали о запись из психиатрической больницы. Холост. Детей не имеет

19 февраля на улице Грушевского получил осколочное ранение в спину. "Беркутовцы" бросали гранаты и в воздухе стреляли по ним дробью. Передо мной стоял мужчина, на вид, лет 40. Ему осколки посекли лицо и живот, забрали в госпиталь. Тогда погибли семеро моих друзей.

Когда Россия забрала Крым и начались военные действия на Донбассе, хотел вступить в Нацгвардию. Не взяли из-за проблемы с милицией. В апреле 2014-го со мной связался "Севастополь". Предложил вступить в разведку батальона "Азов". Сразу согласился. Официально меня не оформляли.

В начале мая послали на базу "Азова" в Мариуполе. Таскал мешки, помогал строить баррикады, стряпал. Думал, в разведчики берут крепких мужиков. Был удивлен, когда данные приносили бабушки, школьники, инвалиды. Учился шифрованию, незаметно подавать знак и получать информацию. За две недели отправился в первый боевой выход.

Во время вылазок на позиции противника вспоминал самые страшные моменты из детства. Понимал, что тогда было хуже, а сейчас могут только убить. Добывал информацию о количестве и расположении вражеских групп. На боевые задания ходил с пистолетом и шестью гранатами. За все время не сделал ни одного выстрела. Использовать оружие разрешали только в крайнем случае. Одну гранату берег для себя.

В середине июня "Севастополь" сказал, что я хорошо справляюсь. Дал задание попасть в Свято-Успенский монастырь в районе города Угледар Донецкой области. Говорит, там переодетые священниками люди удерживают украинских патриотов и пленных. Через монастырь налажена поставка оружия. Надо узнать количество боевиков, кто привозит оружие и что делают с пленными. Машиной довезли до крайнего украинского блокпоста. До монастыря добирался на попутках. По легенде я – сирота, ненавижу Украину. Познакомился с батюшкой, на вид, лет 40, имел татуировки иероглифа на шее.Он взял меня разнорабочим.

На территории монастыря изготавливали гробы и отправляли в ДНР. В погребах сидели до 15 местных, которые были недовольны сепаратистами. Как-то к церкви подъехали несколько микроавтобусов. Нужно было скачать гроба и отвезти в район Марьинки. Позвали меня и еще нескольких. В дороге на гривны записывал ориентиры и номера машин. Не заметил, как заехали на большой блокпост сепаратистов без опознавательных знаков и флагов. Люди рыли окопы. Снова рассказал свою легенду. Летний очередной вроде бы поверил. Но еще раз осмотрел с ног до головы: "Ты подозрительный. Останешься до выяснения обстоятельств".За несколько часов отвезли в бывшее отделение милиции Марьинки. Там боевик Бизон посмотрел в глаза: "Это – засланный казачок". Меня избили. Бизон сказал: "Пять дней не кормить и не поить, сам все расскажет".

Посадили в гараж. Взяли отпечатки пальцев. До тех пор никто даже имени не спросил. Перед выходом на задание говорили, что среди боевиков много бывших милиционеров и Сбушников. Понял, что будут пробивать по базе, поэтому лучше назвать настоящее имя. Обрадовались: поймали главу "Правого сектора"! Начали фотографироваться. Сказал, что я – не тот, за кого принимают. Боевики бросали под ноги учебные гранаты и смотрели на реакцию. Я плакал и ходил под себя в туалет – чтобы поверили, что боюсь. Смотрели на пальцы и плечи. У стрельцов на пальцах – мозоли, а на плечах – след от ремня автомата.Расспрашивали о планах командования. Призывали покаяться и перейти на сторону ДНР.

Рядом держали пленных украинских солдат. Из них издевались, били. Если находили патриотическое тату, ножом вырезали. Я сидел у двери и в щель видел все.

За несколько дней на базу приехала женщина на позывной "Тереза". Из гаража с местными вытащила избитого пацана, лет 6-7. Говорила, что ей жалко ребенка. Забрала якобы на лечение. Когда вернули обратно, было видно, что малого пытали. Вырвали зуб. "Тереза" била по голове и в живот женщину из Донбасса. Считала ее украинской шпионкой. Заставляла переписать на нее квартиру и машину.

В 20-х числах июня наша артиллерия начала обстреливать позиции сепаратистов возле Марьинки. На базу прибежала разъяренная "Тереза". Требовала, чтобы пленные присоединились к боевикам. Била ногой и рукояткой пистолета. Увидела у одного тату "Правого сектора", а на другом – форму Вооруженных сил Украины. Сказала, чтобы караульный расстрелял их. Тот отказался, потому что не было приказа коменданта. "Тереза" двумя выстрелами убила одного, тремя – другого.

Подошла ко мне и предложила сотрудничать. Я стоял на коленях, руки связаны за спиной, начал плакать и умолял не убивать. Говорит: "Поменяй фамилию, не позорься"! И ударил ботинком по голове.

Обстрел усилился. Меня, как "родственника" Дмитрия Яроша, запихнули в багажник синих "Жигулей" – чтобы обменять на сепаратистов. Но потом кто-то вытащил и сказал, что здесь будут лежать патроны. Встретил одного из организаторов антимайдану в Киеве. Он сделал вид, что не узнал. Дал пинка и сказал, чтобы больше меня здесь не видел.

Пошел в сторону Украины. Уже была паника, никто не заметил, что я исчез. Пробирался кукурузными полями. Услышал свист и несколько сильных взрывов. Упал на землю и пополз. Наткнулся на сломанную пляжный зонт и четыре трупа сепаратистов. Видимо, пили пиво и попали под обстрел. Поднял с земли соленый орешек и съел. Это была единственная еда за несколько дней. Стал вспоминать, что делать при обстреле. На базе учили: можно снять с трупа броник и накрыться. Но это будет долго, поэтому накрылся телами боевиков. Через некоторое время рядом разорвался снаряд. От ударной волны потерял сознание. Когда очнулся, обстрел уже закончился.

Сбросил с себя тела. Из носа шла кровь, звенело в ушах и крутило в животе. По всем признакам – контузия. Поплелся в сторону украинских позиций. Вышел на трассу. Проїздило синее такси. Водитель остановился и предложил подвезти. Высадил у ворот базы. Не взял ни копейки. Сказал: "Это – наименьшее, что могу сделать".

Свои расспрашивали, кто такой, сделали проверку через СБУ. Не рассказал, что разведчик. Мол, патриот Украины, который попал под обстрел. Поверили и отпустили.

После контузии путаю названия населенных пунктов и теряюсь в датах. В одной сельской больнице попросил помощи. Объяснил: напали гопники, забрали все ценные вещи. Умыли, обработали раны и дали обезболивающее.

В "Азове" сказали, что моя военная карьера закончилась. Отправили на лечение до железнодорожного госпиталя. Выкручивало внутренние органы, внутри будто все горело. Но смотрел на других контуженных, которые разговаривали с собой или имели какие-то страхи, и понимал – мне повезло. Врачи сказали, что к службе непригоден.

В прошлом году в апреле по телевизору увидел, что СБУ задержало "Терезу". Позвонил и предложил помощь как свидетель. Передо мной выложили несколько фотографий и попросили опознать его. Это было не трудно. Через несколько дней вызвали в суд, я дал показания. Рассказал, как она пытала украинцев и убила двух солдат.

26 февраля в этом году пришел на суд по делу председателя киевского СБУ времен Революции достоинства Александра Щеголєва. Он хотел сделать кольца спецназа вокруг Майдана. Первое сжимается и занимается расстрелами, второе – собирает и вывозит тела. Операцию назвали "Бумеранг". Прокурор просил ему пожизненное. А адвокат смеялась, говоря о погибших майдановцев. Хотелось подойти и дать пощечину обоим. Спросил у журналиста, который стоял рядом: "Какое наказание будет, если вылить зеленку?" "Максимум штраф", – ответил. Я вышел из зала суда, купил две банки зеленки. Одну вылил на Щеголєва, вторую – на адвоката.А надо было бы их свиной кровью окропить. Семерых из Небесной сотни я знал лично.

На Майдане познакомился с девушкой Олей. Имела порок сердца. Носил ей цветы в больницу – и влюбился. Обещала ждать с фронта. Раз приехал в отпуск с гранатой и показал ей. Из-за мелочи поссорились. Она на эмоциях сообщила в полицию, что у меня есть оружие. Ничего не нашли. Но когда узнал, что сдала меня, разошлись.

За все время службы не получал ни выплат, ни зарплат. После возвращения из плена просил главного разведчика "Азова" на позывной "Троян" дать хотя бы медальку, чтобы было что вспомнить. Никаких наград так и не получил. Как и статуса участника боевых действий.

Народ никогда не забудет своего верного и бесстрашного сына. Священные реликвии о нем бережно хранятся в музеях не только Севастополя, но и всего Крыма, Москвы, Ленинграда, Киева, Одессы, Харькова и других городов. Свято чтят память о нем и моряки-черноморцы. Имя Матюшенко носят один из районов Севастополя и одна из его бухт. Именем бесстрашного буревестника революции называются корабли. О нем говорится в десятках книг, а кинофильм о революционном подвиге потемкинцев стал шедевром мировой кинематографии.

«КОМАНДУЮ ФЛОТОМ. ШМИДТ»

Гг. судьи! Перед вашими беспристрастными глазами прошло дело, во главе которого был я. Не могло это дело стать совершенно ясным, т. к. оно явилось здесь как обрывок общего великого русского дела, самая сложность которого не позволяет нам, современникам, обнять его беспристрастным взором. И этот обрывок русского дела, слабо освещенный свидетельскими показаниями, ждет теперь над собой вашего приговора!

Я говорил вам, гг. судьи, что не должно быть в этом деле произнесено ни одного слова неправды — только одну правду вы слышали от меня, и, я знаю, вы верили мне.

Предсмертная серьезность моего положения, ответственность перед родиной побуждают меня еще раз сказать вам о тех молодых жизнях, которые ждут со мной вашего приговора. Клянусь вам, что те случайные свидетельские показания, которые устанавливали ряд улик против того или другого матроса и тем увеличивали вину некоторых из них, не могут, не должны быть приняты во внимание. Верьте мне, что стройное накопление улик не может руководить вами. Верьте мне, что все они были совершенно однородной массой, что никому из них нельзя вменить в вину близость к Шмидту. Все они были одинаково близки мне, и что сама правда требует, чтобы ответил я один за это дело, в полной мере. Сама правда повелевает выделить меня.

Я не прошу снисхождения вашего, я не жду его. Велика, беспредельна ваша власть, но нет робости во мне, и не смутится дух мой, когда услышу ваш приговор.

Не первая Россия переживает дни потрясений, и в истории всех народов, при взаимном столкновении двух начал — отжившей и молодой народной жизни были всегда жертвы.

В минуту государственного хаоса не могут не возникать такие глубоко-трагические недоразумения.

Я встречу приговор ваш без горечи, и ни минуты не шевельнется во мне упрек вам. Я знаю, что и вы, гг. судьи, страдаете, вы так же, как и мы, жертвы переживаемых потрясений народных.

Без ропота и протеста приму смерть от вас, но не вижу, не признаю вины за собой!

Когда провозглашенные политические права начали отнимать у народа, то стихийная волна жизни выделила меня, заурядного человека, из толпы, и из моей груди вырвался крик! Я счастлив, что этот крик вырвался именно из моей груди.

Я знаю, что столб, у которого встану я принять смерть, будет водружен на грани двух разных исторических эпох нашей родины. Сознание это дает мне много силы, и я пойду к столбу, как на молитву…

Позади за спиной у меня останутся народные страдания и потрясения тяжелых лет, а впереди я буду видеть молодую обновленную, счастливую Россию.

Великая радость и счастье наполнят мне душу, и я приму смерть!»[5]

Транспорт «Прут».

Прощай, Зинаида!

Сегодня, принял приговор в окончательной форме, вероятно, до казни осталось дней 7—8. Спасибо тебе, что приехала облегчить мои последние дни. Живи, Зинаида. Забудь тяжелые дни и люби жизнь по-прежнему. Не жди приговора в России, поезжай в Испанию, там рассеешься, из газет все равно узнаешь, когда совершат казнь. Я совершенно счастлив и покоен.

В моем деле было много ошибок и беспорядочности, но моя смерть все довершит, и тогда, увенчанное казнью, мое дело станет безупречным и совершенным.

Я проникнут важностью и значительностью своей смерти, я потому иду на нее бодро, радостно и торжественно.

Если бы даже мне вернули жизнь, то и тогда не ломай своей, не иди за мной, а живи, Зинаида, для себя, или людей, они везде есть, будь счастлива…

Прощай, Зинаида. Еще раз благодарю тебя за те полгода жизни-переписки и за твой приезд. Обнимаю тебя, живи, будь счастлива.

Письмо опубликовано в журнале «Каторга и ссылка», 1925, № 5 (18), стр. 100—102.

Мы - мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути!

«Я знаю, что столб, у которого я стану, будет гранью двух разных эпох истории, и радуюсь избранью». stankevich_d March 19th, 2015

109 лет назад, 19 марта 1906 года, погиб один из руководителей революционных восстаний 1905 года Петр Петрович Шмидт, известный как лейтенант Шмидт. Он был расстрелян вместе с тремя соратниками по приговору военно-морского суда.
Родился Петр Петрович в Одессе в 1867 году, в семье потомственного морского офицера. Всю свою жизнь Шмидт посвятил морской службе. Революция 1905 года застала его в Севастополе в звании капитана 2-го ранга. Шмидт не просто поддержал выступления угнетенных народных масс, он стал одним из лидеров революционного движения Севастополя. Его речь, произнесенная 20 октября 1905 года на похоронах участников расстрелянной демонстрации, получила общероссийскую известность. Вот отрывок из этой речи известной как «Клятва Шмидта»:
«Клянемся им в том, что мы никогда не уступим никому ни единой пяди завоеванных нами человеческих прав. Клянусь! Клянемся им в том, что всю работу, всю душу, самую жизнь мы положим за сохранение нашей свободы. Клянемся им том, что доведем их дело до конца и добьемся всеобщего избирательного, равного для всех права. Клянусь. »
В тот же день Шмидт был арестован. Но уже через 2 недели его освободили под давлением массовых народных выступлений. Шмидта избирают пожизненным членом Совета рабочих депутатов Севастополя. Узнав об этом Петр Петрович сказал: «…Они никогда не пожалеют о том, что выбрали меня пожизненным депутатом. О, я сумею умереть за них!»
В ноябре начинаются протестные выступления солдат и матросов, перерастающие в восстания на боевых кораблях и в гарнизоне Севастополя. Шмидт решает возглавить эти выступления. Вот что рассказал об этом решении адвокат, защищавший Шмидта на суде (эти воспоминания приводит К.Г.Паустовский в своем произведении «Черное море»): «После казни Шмидта нашлись люди, пытавшиеся изобразить поведение Шмидта как попытку вызвать восстание с негодными средствами. Это не так. Восстание, лишенное руководства, надвигалось стихийно. Удержать от него матросов было немыслимо. Руководить восстанием было некому… Тогда, в последнюю минуту, матросы позвали Шмидта. Шмидт честно сказал, что восстание обречено на провал. Он согласился руководить им только для того, чтобы не оставлять матросов одних, чтобы взять вину на себя, уменьшить кровопролитие и сохранить живую революционную силу. Поэтому, уезжая на «Очаков», Шмидт сказал, что идет на Голгофу. И он был прав.»

Памятник П.П.Шмидту в Бердянске

15 ноября Шмидт берет командование над восставшим крейсером «Очаков» и телеграфирует Николаю II: «Славный Черноморский флот, свято храня верность своему народу, требует от вас, государь, немедленного созыва Учредительного собрания и не повинуется более вашим министрам. Командующий флотом П. Шмидт». В тот же день «Очаков» топят ураганным огнем береговой артиллерии. Чудом выжившего Шмидта и его сына арестовывают.
Во время судебного процесса Шмидт не признавал себя виновным и не просил о снисхождениях. Он горячо выступал в защиту своих соратников, беря всю вину на себя: «Клянусь же вам, что те случайные свидетельские показания, которые установили ряд улик против того иди другого матроса и тем увеличили вину некоторых из них, не могут, не должны быть приняты во внимание. Верьте мне, что все они были предо мною совершенно однородной толпой, что никому из них нельзя вменять в вину близость к Шмидту. Все они были одинаково близки мне, и если я обращался к ним со словом, то ко всем сразу. Верьте же, г.г. судьи, что никого из них нельзя карать равным со мной приговором.» Адвокат Шмидта скажет о той речи: «…Он сделал все, чтобы спасти матросов. Этой речью он вырвал у суда не меньше десяти жизней.»
Шмидт знал, какой приговор его ждет, но при этом он не пытался бежать, считая, что тогда он бросит своих соратников. Он с возмущением отверг попытки его сестры затянуть дело медицинскими освидетельствованиями. Шмидт тогда сказал сестре: «Если я ненормален, то ненормальны все сто тридцать миллионов населения России, т. е. вся революционная Россия. Если бы я теперь был выпущен из каземата, то при тех же обстоятельствах поступил бы точно так же!». Он прошел этот путь до конца с достоинством и внутренним ощущением правоты.
Что заставило этого человека, до той поры ничем не выделявшегося, вдруг взять на себя колоссальную ответственность за судьбу огромного числа людей, не сломаться под этим тяжким грузом и, не дрогнув, принять за это смерть? В тот переломный для России момент Шмидт почувствовал, что здесь и сейчас вершится история, и что он должен взвалить на себя этот «крест» ответственности за судьбу Родины. Именно об этом Анри Барбюс сказал: «История сейчас выкликает каждого из нас по имени». И именно об этом Шмидт говорил на суде в своей последней речи. Б.Л.Пастернак в поэме «Лейтенант Шмидт» приводит эту речь достаточно близко к тексту:

«Напрасно в годы хаоса
Искать конца благого.
Одним карать и каяться.
Другим - кончать Голгофой.

Как вы, я - часть великого
Перемещенья сроков,
И я приму ваш приговор
Без гнева и упрёка.

Наверно, вы не дрогнете,
Сметая человека.
Что ж, мученики догмата,
Вы тоже - жертвы века.

Я тридцать лет вынашивал
Любовь к родному краю,
И снисхожденья вашего
Не жду и не теряю.

Как непомерна разница
Меж именем и вещью!
Зачем Россия красится
Так явно и зловеще!

Едва народ по-новому
Создал конец опеки,
Его от прав дарованных
Поволокли в аптеки.

Всё было вновь отобрано.
Так вечно, пункт за пунктом,
Намереньями добрыми
Доводят нас до бунта.

В те дни, - а вы их видели,
И помните, в какие, -
Я был из ряда выделен
Волной самой стихии.

Не встать со всею родиной
Мне было б тяжелее,
И о дороге пройденной
Теперь не сожалею.

Поставленный у пропасти
Слепою властью буквы,
Я не узнаю робости,
И не смутится дух мой.

Я знаю, что столб, у которого
Я стану, будет гранью
Двух разных эпох истории,
И радуюсь избранью».

Почему он приковывал к себе такое всеобщее жадное внимание? Потому что в любые эпохи каждого человека, наверное, интересует его будущее. А в этом лице люди видели своё будущее. Как и будущее страны в целом.

Сейчас, конечно, всё не так. Стоило мне набрать это имя — «лейтенант Шмидт» — в поисковике, как он услужливо предложил мне публикацию под названием «Вор, дезертир и психический больной». А большинство жителей России, если ещё и помнят имя лейтенанта Шмидта, то, увы, только потому, что за его сыновей выдавали себя Остап Бендер, Балаганов, Паниковский и другие герои «Золотого телёнка» Ильфа и Петрова. Герои нашего времени, близкие и понятные нашим современникам люди — это жулики и мошенники, а отнюдь не революционеры. В чудесное время мы живём! :)
Лейтенант Шмидт вовсе не был «аццким большевиком», а скорее был идеалистом-демократом. Разве стал бы большевик посылать царю дерзкие, но при этом наивные телеграммы, вроде такой знаменитой: «Славный Черноморский флот, свято храня верность своему народу, требует от Вас, государь, немедленного созыва Учредительного собрания и не повинуется более Вашим министрам. Командующий флотом П. Шмидт». А сегодня Шмидта дружно ненавидят правые всех сортов, от охранителей («мятежник! бунтовщик!») до бандеровцев («проклятый коммуняка!») и российских либералов. Последнее может показаться странным, но это так. Несколько лет назад один из бывших лидеров ельцинистской «ДемРоссии» либерал Евгений Ихлов, ныне покойный, прокомментировал мою публикацию о Шмидте: «Лейтенант Шмидт поднял мятеж. В любой стране за это офицеров расстреливают. Если, конечно, они не становятся правителями». Мой ответ: «А Штауффенберга и его подельников тоже правильно казнили? Тоже ведь устроил мятеж, да ещё во время войны, против Верховного Главнокомандующего! Ах, мерзавец! Надо, наверное, наградить участников той казни, если они ещё живы, выдать им премию за верность родине и фюреру».
Какими глазами современники смотрели на лейтенанта Шмидта, мы можем судить по посвящённой ему поэме Бориса Пастернака. Реальный Шмидт на суде сказал:
«Господа судьи! Перед вашими беспристрастными глазами прошло дело, во главе которого был я. [. ] Предсмертная серьёзность моего положения, ответственность перед родиной побуждают меня ещё раз сказать вам о тех молодых жизнях, которые ждут со мной вашего приговора. Верьте мне, что все они были совершенно однородной массой, что никому из них нельзя вменить в вину близость к Шмидту. Все они были одинаково близки мне, и что сама правда требует, чтобы ответил я один за это дело, в полной мере. Сама правда повелевает выделить меня.
Я не прошу снисхождения вашего, я не жду его. Велика, беспредельна ваша власть, но нет робости во мне, и не смутится дух мой, когда услышу ваш приговор. Не первая Россия переживает дни потрясений, и в истории всех народов, при взаимном столкновении двух начал – отжившей и молодой народной жизни были всегда жертвы. В минуту государственного хаоса не могут не возникать такие глубоко трагические недоразумения. Я встречу приговор ваш без горечи, и ни минуты не шевельнётся во мне упрёк вам. Я знаю, что и вы, гг. судьи, страдаете, вы так же, как и мы, жертвы переживаемых потрясений народных.
Без ропота и протеста приму смерть от вас, но не вижу, не признаю вины за собой! [. ] Я знаю, что столб, у которого встану я принять смерть, будет водружён на грани двух разных исторических эпох нашей родины. Сознание это даёт мне много силы, и я пойду к столбу, как на молитву…»
А вот как Пастернак пересказывал в стихах эту последнюю речь подсудимого:
Напрасно в годы хаоса
Искать конца благого.
Одним карать и каяться.
Другим — кончать Голгофой.
Как вы, я — часть великого
Перемещенья сроков,
И я приму ваш приговор
Без гнева и упрёка.
Наверно, вы не дрогнете,
Сметая человека.
Что ж, мученики догмата,
Вы тоже — жертвы века.
Я тридцать лет вынашивал
Любовь к родному краю,
И снисхожденья вашего
Не жду и не желаю.
.
В те дни, — а вы их видели,
И помните, в какие, —
Я был из ряда выделен
Волной самой стихии.
Не встать со всею родиной
Мне было б тяжелее,
И о дороге пройденной
Теперь не сожалею.
Поставленный у пропасти
Слепою властью буквы,
Я не узнаю робости,
И не смутится дух мой.
Я знаю, что столб, у которого
Я стану, будет гранью
Двух разных эпох истории,
И радуюсь избранью.
Да, в каком-то смысле — не том, что у Ильфа и Петрова — все граждане республиканской и советской России, СССР стали «детьми лейтенанта Шмидта», поскольку именно за такую Россию, республиканскую, без царского самодержавия, он боролся. В другой стране Шмидт почитался бы как один из отцов-основателей нового государства. Но в двух государствах победившей буржуазии — России и Украине — всё не так, здесь память исторических героев затаптывается ногами и стирается с карты — на Украине откровенно и грубо, в России пока — застенчиво и украдкой.

Лейтенант Шмидт в искусстве:

Елена Флёрова (1943—2020). Лейтенант П.П. Шмидт. Прощание перед казнью. 1973

Леонид Мучник (1896—1966). Вооружённое восстание на крейсере «Очаков». 15 ноября 1905 года. 1940

Вячеслав Жемерикин (1942—2005). Лейтенант Шмидт. 1972

19 (6) марта — день расстрела Петра Шмидта.
Из советского диафильма о нём:

Сын Петра Петровича Евгений стал эсером, а потом, увы — белогвардейцем

Вот так начнёшь заниматься темой революции, и вдруг появляются из темноты, проступают из тумана забвения персонажи удивительные и абсолютно неправдоподобные. Таким был и лейтенант Шмидт.

Надо честно сказать: революционеры-дворяне нередко отличались крайней наивностью и плохо ориентировались в мире вещественном. Хорошей иллюстрацией к этому тезису служит печальная судьба лейтенанта Шмидта, в порыве добрых чувств женившегося на проститутке и в порыве гражданских чувст возглавившего бунт на корабле.

А был он родом из очень славной семьи.
Отец и полный тёзка будущего революционера Пётр Петрович Шмидт дослужился до звания контр-адмирала, был градоначальником Бердянска и Бердянского порта. Дядя, Владимир Петрович Шмидт, носил чин полного адмирала, являлся кавалером всех российских орденов, был старшим флагманом Балтийского флота.

Отец нашего героя

Лейтенант российского флота Петр Шмидт, видимо, унаследовал храбрость своих родных, но проявил ее очень необычно. Так, например, не побоявшись всеобщего осуждения, он женился на проститутке.

Молодые люди познакомились в Петербурге, где молодой человек служил, а девушка работала в публичном доме. В последнем, собственно, и состоялось их первое "свидание". Пётр Шмидт пришёл туда с друзьями и заказал "девку".
— Она была моих лет. Жаль мне её стало невыносимо. И я решил спасти, — писал в своих воспоминаниях Шмидт.

Изначально планировалось обойтись менее "радикальными" методами, чем свадьба. Так, офицер пошёл в банк, где на его счету было 12 тысяч, снял все деньги и отдал проститутке "на новую жизнь". Огромные, надо сказать, по тем временам деньги. Например, офицерские жалования в начале XX века в Российской Империи после повышения в 1909 году были следующие: подпоручик имел оклад 70 рублей в месяц, плюс 30 копеек в день за караульные и 7 рублей доплату за наём жилья, итого всё вместе рублей 80. Поручик получал жалование в размере 80 рублей плюс те же квартирные и караульные ещё рублей 10, в сумме 90 рублей. Штабс-капитан получал оклад от 93 до 123 рублей, капитан - от 135 до 145 рублей, а подполковник от 185 до 200 рублей в месяц. Полковник Царской армии получал от Государя жалование в размере 320 рублей в месяц, генерал в должности командира дивизии имел оклад 500 рублей, а генерал в должности командира корпуса – 725 рублей в месяц.

Мелкие государственные служащие получали 20 рублей в месяц. Столько же получали простые служащие почты, земские учителя младших классов, помощники аптекарей, санитары, библиотекари.
А тут целое состояние! Можно начать жизнь с чистого листа!
Удивительно, но на путь исправления дама почему-то встать не спешила. Деньги пропали в неизвестном направлении, а девушка продолжила работать в борделе. Но моряк был не из тех, кто привык отступать.

— Я увидел, как много душевной грубости в ней, я так верил, что это навеяно жизнью, что понял: отдать тут нужно не деньги, а всего себя. Чтобы вытащить её из трясины, решил жениться. Думал, что, создав ей обстановку, в которой она вместо людской грубости найдёт одно внимание и уважение. вытащу, — вспоминал несчастный идеалист.

Несчастный отец молодого бунтаря, поняв, что сына не переубедить, от огорчения умер. Прямо хочется добавить: "И лучше выдумать не мог".

И все же дочь мещанина, жрица любви Доминика Павлова в 1888 году вышла замуж за потомственного офицера Петра Шмидта.

Замечу, что в конце XIX века было очень модным занятием перевоспитание проститутки. Спасибо Достоевскому! Среди либерального студенчества развивалась теория о том, как здраво и гуманно - жениться на падшей женщине и развить тем самым её личность.

Через год после свадьбы — в феврале 1889 года — у пары родился сын, которого назвали Евгением. К тому моменту мичман Шмидт служил на Черноморском флоте, куда его перевели с Балтийского "из-за неподходящего климата". И все же одно дело красивые теории и совсем другое - практика жизни. У Пётра учащаются нервные срывы, его лечат. Пара развелась, а сын остался с отцом.

Влияния дяди хватает, чтобы оставить его во флоте. Правда, уже на торговых суднах.

Может, все бы и утряслось потихоньку, но тут подоспела Русско-японская война. Снова служба, не очень успешная: по вине лейтенанта Шмидта судно попало в аварию, потом тёмная история с растратой казённых денег. Влиятельный дядя не успевает спасать горе-племянника.

И наконец, роковой мятеж.

Во время первой русской революции в 1905 году на Севастопольском рейде в ноябре среди других кораблей находился крейсер "Очаков". Его экипаж был настроен революционно. Одним из руководителей восстания стал как раз Пётр Шмидт. Он передал сигнал, предназначенный лично императору Николаю II: "Командую флотом, Шмидт". Петр объявляет себя главнокомандующим флота, утверждает, что что за ним стоит весь русский народ, что он требует от царя созыва Учредительного собрания, а в случае отказа отделит Крым от России и будет там президентствовать.

Кроме речей, Шмидт предпринимает и кое-какие конкретные действия.
К восставшему "Очакову" присоединился миноносец "Свирепый". По приказу самопровозглашенного командующего флотом миноносец попытался захватить и подвести к борту "Очакова"
минный транспорт "Буг", на котором находилось 300 мин.
Своеобразный шантаж. Если начнете стрелять по "Очакову", то последует такой взрыв, что пол-Севастополя разнесет.
Однако черноморская эскадра не пошла за бравым лейтенантом.
Миноносец "Свирепый" был обстрелян, и захват "Буга" не удался.
На следующий день эскадра открыла огонь по "Очакову".
Мятеж был подавлен.

А что же сын? В 1905 году Евгений Шмидт всецело захвачен революционными идеями. Он сам добрался до
"Очакова", как только узнал о начавшемся восстании.

Отец и сын

40 дней юноша находился под арестом, но суда избежал. Как сообщают источники, его "вызволили
родственники". Не иначе как вездесущий дядя лейтенанта, которому Евгений приходился внучатым племянником.
Февральскую революцию Евгений Шмидт также принял с воодушевлением.
Он просит у Временного правительства разрешения именоваться не просто Шмидтом,
а Шмидтом-Очаковским.
Временное правительство разрешает. Это было в мае. А уже в ноябре 1917 года, после Октябрьского переворота, Шмидт-Очаковский вопрошает в своих записях: "За что ты погиб, отец!
Ужели для того, чтобы сын твой увидел, как рушатся устои тысячелетнего государства,
как великая нация сходит с ума, как с каждым днем, как с каждой минутой все более
втаптываются в грязь те идеи, ради которых ты пошел на Голгофу?"

Очнувшийся от революционного дурмана Евгений Шмидт служил в белой армии, покинул Крым вместе с последними частями врангелевской армии.
Советское правительство не раз предлагало сыну прославленного революционера вернуться,
но он неизменно отвечал отказом.
Евгений Шмидт умер в 1951 году в Париже в полной нищете.
В эмиграции он написал воспоминания об отце, в которых признал, что "совершилась полная
переоценка ценностей". Увы, все слишком поздно.

А вот как отозвалось громкое имя в нашей литературе:

"И вот наконец ранней весной 1928 года почти все известные дети лейтенанта Шмидта собрались в московском трактире, у Сухаревой башни. Кворум был велик — у лейтенанта Шмидта оказалось тридцать сыновей в возрасте от 18 до 52лет и четыре дочки, глупые, немолодые и некрасивые".

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: