Запрет пыток в практике европейского суда по правам человека

Обновлено: 24.04.2024

Ильинская Ольга Игоревна, старший преподаватель кафедры международного права Московского государственного юридического университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА), кандидат юридических наук.

Проведен анализ постановлений ЕСПЧ, вынесенных по статье 3 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г., на основе которого сделан ряд выводов.

Статья 3 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее — Европейская конвенция 1950 г., Конвенция, ЕКПЧ) гласит, что «никто не должен подвергаться пыткам или бесчеловечным или унижающим его достоинство обращению или наказанию». Государство ни при каких обстоятельствах не имеет права отступать от требования этой статьи, что неоднократно подчеркивалось Европейским судом по правам человека (далее — ЕСПЧ, Суд). Чтобы «попасть» в сферу действия ст. 3, ненадлежащее обращение должно достичь «минимального уровня жестокости» . Его установление является относительным и зависит от ряда обстоятельств: продолжительность периода плохого обращения, его физические и психические последствия, а также в ряде случаев пол, возраст, состояние здоровья жертвы и т.д.

Рассматриваемая статья содержит три понятия: «пытки», «бесчеловечное обращение или наказание», «обращение и наказание, унижающее человеческое достоинство». Критерии оценки для указанных категорий нарушения ст. 3 изначально были сформулированы Судом в т.н. Греческом деле 1969 г. . Здесь пытки были определены как «бесчеловечное обращение, целью которого является получение (от жертвы. — О.И.) информации или признания или же осуществление наказания». Бесчеловечное обращение или наказание определялось как «обращение, намеренно влекущее серьезные моральные или физические страдания и не могущее быть оправданным в данной ситуации». Под унижающим достоинство обращением или наказанием понималось «обращение, которое грубо унижает человека перед другими и принуждает его поступать против своей воли или совести». Но в 1978 г., рассматривая дело «Ирландия против Великобритании», ЕСПЧ дал более широкое толкование этим понятиям, указав, что пытки представляют собой «особую форму преднамеренного бесчеловечного обращения, вызывающего очень серьезные страдания». По мнению Суда, различие между понятием пыток и понятием бесчеловечного или унижающего достоинство обращения определяется главным образом степенью интенсивности причиняемых страданий. Таким образом, Суд определил, что пытки связаны с причинением «очень серьезных страданий», причем они охватывают все проявления жестокого обращения, не ограничиваясь лишь теми, которые имеют целью получение информации. С учетом того факта, что положения ЕКПЧ должны интерпретироваться в контексте событий сегодняшнего дня, был сформулирован подход к толкованию понятия «пытка» в свете формирования все более высоких стандартов защиты прав человека, состоящий в том, что «некоторые акты, которые были квалифицированы в прошлом как „жестокое и бесчеловечное обращение“ в отличие от „пытки“ будут квалифицироваться в будущем иначе»

«Бесчеловечное обращение» как более широкое понятие характеризуется такими признаками, как умышленный характер совершаемого деяния (преднамеренность), применение подобных мер каждый раз на протяжении нескольких часов подряд (систематичность) и причинение в результате их применения если не фактического вреда здоровью, то по крайней мере длительных физических и психологических страданий. Угроза применения пыток, если возможна ее реализация, также может квалифицироваться Судом в качестве «бесчеловечного обращения». К примеру, в постановлении «Гафген против Германии» (2010) Суд пришел к выводу, что применявшиеся при допросе в полиции прямые угрозы заявителю подвергнуть его значительным страданиям с целью получения от него информации были настолько серьезными, что должны квалифицироваться в качестве «бесчеловечного обращения». Вместе с тем способ допроса не достиг такого уровня жестокости, чтобы считаться пытками. То есть основное различие между пыткой и бесчеловечным обращением заключается в степени страданий, причиняемых потерпевшему.

Кроме того, в постановлении «Гафген против Германии» ЕСПЧ рассмотрел вопрос о допустимости доказательств, полученных под угрозой пытки. Суд определил, что эффективная защита лиц от использования методов расследования, не совместимых со ст. 3, может, как правило, требовать исключения из доказательной базы тех доказательств, которые были получены в нарушение ст. 3 Конвенции. При этом такая защита и справедливость судебного разбирательства по уголовному делу будут под угрозой лишь в том случае, если доказательства, полученные в нарушение ст. 3, будут иметь определяющее влияние на осуждение заявителя. В данном деле как раз и был исследован вопрос о том, предопределяли ли доказательства, полученные в нарушение ст. 3 (под угрозой пыток), результат судебного разбирательства — осуждение или содержание приговора заявителю. Было заявлено, что признание подобных доказательств не превращает судебное разбирательство в несправедливое, при условии, что такие доказательства не оказывают решающего влияния на результат судебного разбирательства. Как было установлено, национальный суд основывался исключительно на новом, полном признании заявителя, сделанном в процессе судебного разбирательства. Иные доказательства, включая оспариваемые, использовались не для доказательства вины заявителя, а лишь для проверки правдивости его признания. Следовательно, причинная связь между запрещенными методами расследования и осуждением заявителя отсутствовала. Поэтому Суд заключил, что нарушения ст. 6, гарантирующей право на справедливое судебное разбирательство, в данном деле не было. Иной вывод был сделан относительно последствий обращения, квалифицируемого в качестве пыток. В частности, Суд отметил, что использование признаний, полученных в нарушение ст. 3, всегда превращало судебное разбирательство в целом в несправедливое, а доказательства, полученные в нарушение этой статьи, не должны приниматься во внимание, если негуманное обращение квалифицируется в качестве пыток. Как полагают Х. Сауер и М. Трильш, выводы ЕСПЧ, содержащиеся в постановлении «Гафген против Германии», являются сомнительными, поскольку, исследуя вопрос о допустимости доказательств, полученных в нарушение ст. 3, Суд сформулировал положение о том, что пытки и бесчеловечное обращение не всегда имеют одинаковые последствия для судебного разбирательства: если использование доказательств, полученных в результате применения пыток, превращает судебное разбирательство в целом в несправедливое, то бесчеловечное обращение не обязательно приводит к такому же результату. Однако в самой формулировке ст. 3 трудно усмотреть подобное различие.

Для квалификации ненадлежащего обращения в качестве унижающего достоинство необходимо принимать во внимание такие факторы, как внушение жертвам вследствие применения соответствующих мер чувства страха, неполноценности, стремление оскорбить и обесчестить жертву, сломить ее физическое и моральное сопротивление. То есть термин «унижающее достоинство» обращение не означает просто неприятное или вызывающее неудобство. В Постановлении «Ирландия против Великобритании» было отмечено также, что унижающими достоинство могут быть действия, совершенные как в присутствии третьих лиц, так и в частной обстановке. Рассматривая дело «Прайс против Соединенного Королевства» (2001), ЕСПЧ также придерживался подхода, согласно которому, чтобы определить, было ли обращение с заявителем «унижающим достоинство» по смыслу ст. 3, надо установить, преследовало ли оно цель унизить и оскорбить заинтересованное лицо. Однако отсутствие такой цели не может окончательно исключать возможность установления нарушения ст. 3. Таким образом, намерение унизить, оскорбить жертву является лишь одним из факторов, принимаемых Судом во внимание, но он не определяющий.

Вопрос о нарушении анализируемой статьи чаще всего возникает в связи с содержанием под стражей или же в местах лишения свободы, т.е. речь идет, как правило, о сферах, связанных с деятельностью правоохранительных органов. Что касается России, то одним из первых постановлений ЕСПЧ по жалобам российских заявителей, где была признана приемлемость жалобы по ст. 3, стало Постановление по делу «Калашников против России» (2002). Заявитель жаловался, в частности, на неудовлетворительные условия содержания под стражей. Интересно обратить внимание на аргументы, приводимые в подобных случаях государством-ответчиком. Так, в деле Калашникова власти РФ утверждали, что условия содержания заявителя не отличались от условий содержания большинства лиц, заключенных под стражу в России, или, по крайней мере, не были хуже. То есть государство само признает неудовлетворительность условий содержания лиц под стражей в России и несоответствие этих условий требованиям, установленным для пенитенциарных учреждений государств — членов Совета Европы. Очевидно, такая ситуация связана с тем, что при вступлении в эту международную организацию Россия была не готова имплементировать стандарты обращения с заключенными, практикуемые в Европе. Исследование практики ЕСПЧ последних лет не позволяет говорить об улучшении в России ситуации с условиями содержания и обращения с лицами, содержащимися под стражей, и заключенными. В ситуации неуменьшающегося потока жалоб по ст. 3 на бесчеловечные условия содержания в российских СИЗО Суд, рассматривая очередное подобное дело — «Ананьев и другие против России» (2012), — заключил, что проблема бесчеловечных условий содержания в российских СИЗО имеет структурную природу. Она связана с плохим функционированием российской пенитенциарной системы и недостаточностью правовых гарантий от злоупотреблений. Поэтому в связи с большим количеством дел, их повторяемостью, масштабом и структурной природой проблемы было принято решение применить процедуру «пилотного» постановления и дать конкретные указания с тем, чтобы содействовать российским властям и Комитету Министров в его исполнении.

В Конституции Российской Федерации содержится ст. 21, запрещающая подвергать человека пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации N 5 от 10 октября 2003 г. гласит, что «Российская Федерация как участник Конвенции о защите прав человека и основных свобод признает юрисдикцию Европейского суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случае предполагаемого нарушения Российской Федерацией этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после вступления их в силу в отношении Российской Федерации. Поэтому применение судами вышеназванной Конвенции должно осуществляться с учетом практики ЕСПЧ во избежание любого нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод» . То есть для правильного применения упомянутой ст. 21 Конституции Российской Федерации российский судья должен исследовать правовые позиции (прецеденты) ЕСПЧ по данному вопросу, что является необходимой предпосылкой для неукоснительного соблюдения Россией ст. 3 Конвенции 1950 г. Однако многочисленные постановления ЕСПЧ, устанавливающие нарушение ст. 3, свидетельствуют о том, что российские суды попросту игнорируют прецеденты толкования, сформулированные ЕСПЧ в соответствующих постановлениях. Здесь следует согласиться с Б.Л. Зимненко в том, что «согласование внутригосударственного и международного права может происходить через толкование норм международного и внутригосударственного права».

Выше отмечалось, что вопрос о нарушении ст. 3 ЕКПЧ чаще всего возникает в связи с содержанием лица под стражей или в местах лишения свободы. Однако Суду в своей деятельности приходилось сталкиваться и с ситуациями иного характера. В этом плане представляет интерес Постановление по делу «Z. и другие против Соединенного Королевства» (2001). Рассматривая это дело, ЕСПЧ напомнил, что обязанностью любого участника Конвенции 1950 г. является обеспечение каждому человеку, находящемуся под его юрисдикцией, прав и свобод, определенных в этой Конвенции. Эта обязанность, закрепленная в ст. 1 ЕКПЧ, взятая в совокупности со ст. 3, требует от государства предпринять все меры для обеспечения того, чтобы лица, находящиеся под его юрисдикцией, не подвергались пыткам или бесчеловечному или унижающему достоинство обращению, включая жестокое обращение, осуществляемое частными лицами.

Нарушение государством ст. 3 может быть признано и в том случае, если принимается решение об экстрадиции лица в государство, где оно может стать жертвой пыток или жестокого обращения. К примеру, в Постановлении «Ходжаев против России» (2010) ЕСПЧ признал нарушение ст. 3 в отношении гражданина Таджикистана З. Ходжаева, который в 2001 г., спасаясь от преследования за принадлежность к организации «Хизбут-Тахрир», бежал в Россию, где был арестован и заключен под стражу до экстрадиции. Рассматривая данное дело, Суд, наложив по просьбе адвоката Ходжаева запрет на экстрадицию до принятия окончательного решения, указал, что утверждения заявителя о том, что в случае экстрадиции в Таджикистан он в нарушение ст. 3 ЕКПЧ может стать жертвой пыток или бесчеловечного обращения, подтверждаются сведениями ряда источников. Было констатировано, что жестокое обращение с задержанными является стойкой проблемой Таджикистана и что российские власти не провели расследования возможного жестокого обращения в запрашивающей стране. Соответственно, осуществление экстрадиции повлечет нарушение ст. 3.

Исследование практики применения Европейским судом по правам человека ст. 3 ЕКПЧ позволяет сформулировать ряд выводов: 1) рассматривая дела, связанные с негуманным обращением, Суд выработал определенные правовые позиции, позволяющие разграничивать понятия «пытки», «бесчеловечное обращение или наказание», «обращение и наказание, унижающее достоинство»; 2) анализируемая статья распространяется на неопределенный круг ситуаций, расширяющийся по мере совершенствования стандартов защиты прав человека; при этом в каждом случае негуманного обращения требуется достижение определенного «минимума жестокости»; 3) чаще всего вопрос о нарушении ст. 3 возникает в связи с содержанием лица под стражей или в местах лишения свободы. Для России эта проблема чрезвычайно актуальна, и, к сожалению, приходится констатировать, что российские суды игнорируют прецеденты толкования ст. 3 Конвенции 1950 г., сформулированные ЕСПЧ, чем и обусловлен поток жалоб, направляемых по этой статье. Между тем соблюдение Россией Конвенции 1950 г. предполагает необходимость учета российскими судами правовых позиций ЕСПЧ.

Но пока, наши судьи не хотят применять Конвенцию и учитывать правовую позицию ЕСПЧ при вынесении приговоров по уголовным делам.

Здравствуйте. С вами адвокат, председатель коллегии Камский уголовно-правовой центр Ихсанов Альберт Флюрович. Сегодня в продолжение обсуждения темы, посвященной правам и свободам, я хочу рассмотреть статью 3 Европейской конвенции о запрете пыток.

В Европейской Конвенции по правам человека запрету пыток посвящено одно единственное предложение, и оно звучит как — Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию. При этом понятие «пытки» и «бесчеловечное или унижающее достоинство обращение» не раскрывается.

Что такое пытки?

Существует Конвенция ООН против пыток, участницей которой является и Россия. Согласно данному документу, пытка — это умышленное причинение сильной боли, либо физического или нравственного страдания государственным должностным или официальным лицом с целью получить определенные сведения или признания, наказать, запугать или принудить.
Единственное исключение, когда действия не признаются пыткой – это когда боль и страдания возникают в результате санкций или вызываются ими случайно. Например, в случае использования силы или спецсредств при задержании.

Что такое бесчеловечное обращение?

При этом, бесчеловечное обращение всегда носит преднамеренный, систематический и длительный характер. В результате такого обращения человеку причиняются либо телесные повреждения, либо сильные физические или психические страдания. Различие между пыткой и бесчеловечным обращением, в основном, исходит из разницы в степени жестокости причиненного страдания, а так же пытка требует доказательства той или иной конкретной цели, как я уже говорил, другие виды жестокого обращения этого не требуют.

Таким образом, если жестокое и бесчеловечное унижающее достоинство человека обращение применяется в качестве пытки, то оно и есть пытка. Если такое обращение причиняется без цели пытки, неумышленно, то оно в пытку не входит.
Например, когда арестованного помещают в сырое неотапливаемое тёмное помещение, потому что такие помещения – это нормальное их состояние, то это рассматривается как жестокое и бесчеловечное, унижающее достоинство человека обращение. А вот если арестованного помещают в это же самое помещение с целью сломить его и заставить подписать оговор на себя или других лиц, то такое «жестокое и бесчеловечное, унижающее достоинство человека обращение» становится уже пыткой.

Унижающее достоинство обращение вызывает у человека чувство страха, тревоги и собственной неполноценности. В отличие от пыток унижающее достоинство обращение может причинять только нравственные страдания человеку, нанести психологическую или психическую травму.

Металлическая клетка в суде под запретом — ЕСЧП

Примером подобного обращения является помещение обвиняемого в металлическую клетку во время суда. В базе решений ЕСПЧ, нарушение ст. 3 Конвенции, связанное с содержанием заявителя в клетке в зале суда, является одним из самых простых и понятных нарушений Европейской Конвенции, по которому в отношений поступающих из России жалоб сформирована четкая и однозначная практика, позволяющая каждому, кого поместили в клетку в ходе судебного процесса, получить от государства 7 500 евро.

Ранее мной уже подавались подобные жалобы в ЕСПЧ по нарушению, связанному с помещением в металлическую клетку. И могу сказать, что это эффективный способ защитить свои права и получить компенсацию. Если вам нужно составить жалобу в ЕСПЧ, обращайтесь, я постараюсь вам помочь.
На сегодня все. До свидания

Норма ст. 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Европейская конвенция), запрещающая пытки, носит абсолютный характер, т.е. ни при каких обстоятельствах отступлений от запрета нарушать это право не существует, в отличие, например, от права на жизнь. В контексте прав заключенных под действие ст. 3 Конвенции подпадают следующие основные случаи: причинение физических страданий и (или) нравственных переживаний, ненадлежащие условия в местах принудительного содержания, отсутствие необходимых условий для инвалидов (технические приспособления и оснащение), ненадлежащая медицинская помощь, ненадлежащие условия транспортировки и др.

За последние пять лет (2013–2017 гг.) ЕСПЧ было вынесено 444 постановления против России, в которых было установлено нарушение ст. 3 Европейской конвенции. Оценивая эти данные, следует учитывать, во-первых, что спектр нарушений, на которые распространяется действие ст. 3 Конвенции, разнообразен, и не всегда они имеют отношение к уголовно-исполнительной системе или правам заключенных. Например, нарушения по так называемым «чеченским делам», когда заявители испытывают страдания по причине исчезновения их родственников и неисполнения государством процессуального обязательства по проведению эффективного расследования. Во-вторых, статистика является относительной, поскольку по устоявшейся практике и схожим нарушениям ЕСПЧ объединяет дела (иногда десятки дел) в группу и выносит по ним одно постановление. Также в предлагаемых вашему вниманию данных не учтены дела, которые были завершены путем мирного урегулирования спора и одностороннего признания Россией факта нарушения прав.

Постановления ЕСПЧ о нарушении Россией ст. 3 Конвенции (2013–2017 гг.)

Ст. 3 Конвенции	2013	2014	2015	2016	2017	Итого
Запрет пыток	7	1	4	–	8	20
Бесчеловечное и унижающее обращение	49	50	44	64	107	314
Отсутствие эффективного расследования	16	9	20	13	22	80
Объединенные нарушения (например, по ст. 2 и 3)	2	11	8	3	6	30
Итого	74	71	76	80	143	444

За период 2013–2016 гг. количество постановлений в связи с нарушениями ст. 3 Европейской конвенции практически не менялось, заметное увеличение (почти на 79%) произошло в 2017 г. Это связано с оптимизацией ЕСПЧ процесса рассмотрения жалоб – активным объединением жалоб-клонов в группы, а также рассмотрением в упрощенном порядке (без постановки перед сторонами вопросов). Так, в 2017 г. Суд вынес в общей сложности 15 595 решений, что в 7 раз больше, чем в 2016 г. Если в предыдущие годы с момента подачи жалобы до ее коммуникации проходило около полутора лет, то в настоящее время по упрощенной процедуре уже в течение полугода государству предлагается прокомментировать жалобу.

По абсолютному количеству решений ЕСПЧ, в которых установлено нарушение ст. 3 Европейской конвенции, Россия лидирует среди всех 47 стран Совета Европы. Статистика Суда за пять лет демонстрирует, что в 2013 г. четыре страны – участницы Конвенции лидировали по количеству таких нарушений, однако к 2017 г. стабильную динамику увеличения нарушений показывает только Россия.

Количество постановлений ЕСПЧ о нарушении ст. 3 Конвенции в отношении четырех стран (2013–2017 гг.)

2013	2014	2015	2016	2017
Россия	74	71	76	80	143
Румыния	33	34	40	40	29
Украина	36	17	33	37	19
Турция	37	28	27	19	4

К сожалению, заметных изменений в подходе к расследованию пыток в местах принудительного содержания у российских органов власти не наблюдается. Жалобы на применение пыток к заключенным, как правило, должным образом не расследуются, уголовные дела в отношении лиц, применивших пытки, не возбуждаются. При этом в последние годы наметилась тенденция – против заключенного, обратившегося в следственные органы с заявлением о пытках, возбуждается уголовное дело по ст. 306 УК РФ за заведомо ложный донос по обвинению сотрудника пенитенциарного учреждения в совершении тяжкого преступления. Прокуратура поддерживает обвинение, а суды выносят обвинительные приговоры. Эта тенденция очень опасна, поскольку оставляет безнаказанным и фактически легализует произвол сотрудников пенитенциарных учреждений. Случаи привлечения к ответственности сотрудников правоохранительных органов или УИС по факту применения пыток к заключенным редки и, как правило, возможны только при общественном резонансе.

Проблема ненадлежащих условий в местах принудительного содержания очень медленно, но все же решается. В частности, в целях исполнения пилотного Постановления ЕСПЧ от 10 января 2012 г. по делу «Ананьев и другие против России» (жалобы № 42525/07 и № 60800/08) тюремное население России медленно, но стабильно сокращается. Так, по состоянию на 1 января 2012 г. в учреждениях УИС содержалось 755 600 человек, на 1 августа 2018 г. – 587 111. Этот факт наглядно доказывает положительный эффект пилотного постановления по выявлению и разрешению системной проблемы в стране. Говорить о полном решении проблемы перенаселенности, конечно, не приходится – по прошествии шести лет с момента вынесения постановления в некоторых СИЗО сохраняется нехватка спальных мест, и заключенные спят по очереди. Вместо того чтобы активнее избирать меру пресечения, не связанную с содержанием под стражей, Россия продолжает выплачивать компенсацию заключенным, содержащимся в бесчеловечных и унижающих условиях.

Первый судебный акт, в котором ЕСПЧ подробно исследовал положение инвалидов в исправительных колониях России, – Постановление от 6 февраля 2014 г. по делу «Семихвостов против России» (жалоба № 2689/12). После его вступления в силу в отдельных СИЗО и колониях начали появляться пандусы, поручни и иные технические приспособления для лиц с ограниченными возможностями. Однако эти изменения, к сожалению, введены далеко не везде. Кроме того, до тех пор, пока в пенитенциарном учреждении будет отсутствовать штатная единица санитара, за заработную плату осуществляющего уход за осужденными-инвалидами, Европейский Суд будет продолжать устанавливать нарушение ст. 3 Европейской конвенции, а Россия – выплачивать компенсацию (в настоящее время за инвалидами в колониях ухаживают добровольцы за плату чаем, сигаретами, продуктами).

Жалобы заключенных в национальные органы на ненадлежащую медицинскую помощь являются наиболее распространенными. Адвокаты и правозащитники, работающие по этой категории жалоб, знают, что ФСИН России и ее территориальные органы таких нарушений не признают. Ответы из указанного ведомства не выходят за рамки выводов о том, что заключенный получает медицинскую помощь в соответствии с установленными стандартами, нарушений в ходе проверки не установлено. По одной из жалоб (№ 59016/17 «Петров против России») о неоказании заключенному медицинской помощи государству было предложено представить замечания по вопросам приемлемости и существу жалоб, которые ЕСПЧ обозначил отдельным перечнем. Примечательно, что Россия не посчитала необходимым давать какие-либо замечания или комментарии, а просто направила ЕСПЧ копию медицинской карты заявителя на 255 страницах, из которых отлично читаемыми были 15 – это вложенные в разные места карты акты о его отказе от медицинской помощи, подписанные сотрудниками СИЗО. Заявитель отрицает факт существования этих отказов. В то же время следует отметить и положительный момент – перед отправкой копии медкарты в ЕСПЧ заявителю стали оказывать необходимую медицинскую помощь, которой он добивался на протяжении двух лет.

Таким образом, на первый взгляд, практика Европейского Суда существенно не меняет подход российских органов власти к рассмотрению и расследованию жалоб на пытки, бесчеловечное обращение и наказание. Однако при более глубоком изучении ситуации видно, что ЕСПЧ способствует выявлению и разрешению системных проблем как на законодательном, так и на правоприменительном уровнях, что подтверждают приведенные примеры.

Для решения проблемы пыток необходим комплекс действий, который предлагают, в частности, представители правозащитного сообщества. К ним относятся в том числе криминализация пыток; создание Национального превентивного механизма после ратификации Факультативного протокола к Конвенции ООН против пыток, других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания (принят 18 декабря 2002 г. Генеральной Ассамблеей ООН за № 57/119); увеличение срока хранения записей видеорегистраторов и камер (в настоящее время он составляет месяц), введение уголовной ответственности за отсутствие, изменение и порчу этих материалов, а также за препятствование обращению пострадавшего к адвокату, правозащитнику или соответствующему органу и т.д.

Если в ближайшие годы заметные изменения в подходах российских органов власти к рассмотрению и расследованию жалоб заключенных на пытки не произойдут, логично предположить, что количество обращений в ЕСПЧ будет расти. Если 10 лет назад Европейский Суд для многих заключенных был абстрактным понятием, то сегодня это реальный субсидиарный механизм защиты их прав.

По мнению экспертов «АГ», постановление отражает устойчивые подходы в прецедентной практике Суда к оценке заявлений обвиняемых о получении от них признательных показаний в результате физического и психологического насилия со стороны сотрудников правоохранительных органов. При этом они отметили, что последствия данного постановления для судьбы заявителя не вполне очевидны, поскольку ЕСПЧ не высказался в пользу желательности пересмотра вынесенного в отношении него приговора.

Европейский Суд по правам человека вынес постановление по делу «Сергей Иванов против России», в котором заявитель жаловался на жестокое обращение сотрудников полиции и заключенных исправительного учреждения, отсутствие эффективного расследования его жалоб, признание виновным в совершении уголовного преступления на основе его показаний, полученных в результате жестокого обращения, что нарушило ст. 3, п. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Как следует из материалов дела, в июне 2004 г. заявитель был задержан по обвинению в ограблении. В отделении полиции на протяжении нескольких часов к заявителю применялись различные формы насилия с целью добиться подписания им явки с повинной, которую тот в конце концов подписал, указав, что совершил ограбление совместно с тремя другими лицами.

В июле 2004 г. на имя начальника отдела Оперативно-розыскного бюро ГУ МВД РФ по Приволжскому федеральному округу поступил доклад, согласно которому трое из пяти человек, задержанных по делу Иванова, признались в грабеже и сотрудничали со следствием. При этом Сергей Иванов якобы запугивал обвиняемого, содержавшегося в том же следственном изоляторе, угрожая его жизни. В связи с этим в докладе рекомендовалось перевести заявителя в исправительную колонию ИК-14.

С июля по ноябрь 2004 г. Сергей Иванов содержался в исправительной колонии ИК-14, где продолжал подвергаться жестокому обращению со стороны заключенных. Целью избиений было заставить его признаться в преступлениях, которые ему инкриминировали, и прекратить писать жалобы. Во время нахождения в ИК-14 заявитель подписал признательные показания в совершении шести преступлений. На основании жалоб заявителя следственными органами многократно выносились отказы в возбуждении уголовного дела, которые признавались законными и обоснованными органами прокуратуры.

В 2005 г. состоялось судебное разбирательство по основному уголовному делу Иванова. На предварительном слушании заявитель просил исключить как доказательства протоколы его допросов, поскольку содержащиеся в них показания были получены в результате жестокого обращения сотрудников полиции и осужденных ИК-14. Суд заслушал двух свидетелей – сына Сергея Иванова и одного из заключенных исправительной колонии, освободившегося после отбывания наказания, которые подтвердили слова о фактах избиения. Сын заявителя указал, что на свиданиях с отцом видел следы избиений, а бывший заключенный сообщил, что в период содержания в ИК-14 Сергея Иванова регулярно вывозили в полицию, и после возвращения он не мог самостоятельно подниматься по лестнице, жаловался на боли в голове и спине.

Суд счел, что показания этих свидетелей не подтверждают утверждения о жестоком обращении. По мнению суда, история болезни Сергея Иванова, в частности посттравматическая энцефалопатия, остеохондроз шейного отдела позвоночника и форма дистонии, которую ему диагностировали в 1991 г., объясняли его жалобы на головные боли и боль в спине и ногах. Суд пришел к выводу: утверждения о том, что признательные показания были даны по принуждению, не основаны на фактических обстоятельствах дела, и отклонил ходатайство о признании его показаний недопустимыми доказательствами.

В июне 2006 г. Сергей Иванов и ряд других обвиняемых были признаны виновными в ограблениях и разбойных нападениях в составе преступной группы. Иванов был приговорен к 19 годам лишения свободы, при этом в приговоре указывалось, что наказание назначено с учетом признательных показаний и сотрудничества с органами следствия. В 2007 г. Верховный Суд РФ снизил срок наказания Иванову до 16 лет. В 2013 г. Варнавинский районный суд Нижегородской области снизил срок наказания заявителя до 15 с половиной лет в связи с внесенными в УК РФ изменениями.

Правительство РФ в отзыве на жалобу Иванова утверждало, что заявитель не представил доказательств в подтверждение своих заявлений, позволяющих соблюсти стандарт доказательства «вне разумных сомнений». Они указали, что никаких повреждений при помещении в СИЗО-1 у заявителя не было.

Правительство заявило, что ИК-14 имела подразделение, действующее в качестве следственного изолятора, причем только в этом подразделении мог содержаться Сергей Иванов в качестве лица, содержащегося под стражей. Поэтому осужденные заключенные ИК не могли причинить ему травмы, а если бы заявитель получил телесные повреждения, это было бы описано в медицинских документах. Относительно травм, зафиксированных во время его медицинского осмотра 29 июня 2004 г., Правительство заявило, что соответствующий материал был уничтожен по истечении срока хранения.

Рассмотрев материалы дела, Европейский Суд отметил, что травмы заявителя не были зафиксированы при помещении его в СИЗО-1 после того, как он был доставлен в отделение полиции. Суд отметил, что непредоставление объяснений со стороны Правительства о причинах столь серьезного нарушения делает главный довод российской стороны об отсутствии каких-либо травм у Сергея Иванова в соответствии с записями из следственного изолятора неубедительным.

Европейский Суд также отметил, что утверждения заявителя о жестоком обращении в июне 2004 г. подтверждаются заявлениями его жены и сыновей, которые видели его на судебном заседании. ЕСПЧ указал, что, как следует из материалов дела, полученная от заявителя явка с повинной без присутствия адвоката является нарушением права подозреваемого на юридическую помощь, и использование такого заявления в качестве доказательства делает его недопустимым.

Относительно довода Правительства РФ о том, что утверждения заявителя были необоснованными в связи с отсутствием зафиксированных у него травм в медицинских документах ИК-14, Суд отметил, что жестокое обращение имело место при попустительстве и участии администрации ИК, поэтому отсутствие медицинских записей не может служить основанием для отклонения утверждений Сергея Иванова.

С учетом своей прецедентной практики Суд пришел к выводу, что повторные акты насилия во время содержания заявителя под стражей в период с июня по ноябрь 2004 г., которым он подвергался со стороны сотрудников полиции и заключенных исправительной колонии, действовавших по их указанию, с учетом их жестокости и цели получения признания, приравниваются к пыткам.

Европейский Суд отметил, что заявления о жестоком обращении были отклонены следственными органами и прокуратурой, которые основывались на заявлениях полицейских и заключенных, отрицавших любые правонарушения, при этом ни разу не проводилась судебная медицинская экспертиза. Таким образом, ЕСПЧ пришел к выводу, что российские власти не провели эффективного расследования утверждений Сергея Иванова о жестоком обращении в соответствии с требованиями ст. 3 Конвенции.

Относительно нарушения п. 1 ст. 6 Конвенции Европейский Суд отметил, что полученные в результате жестокого обращения признательные показания были положены в основу обвинительного приговора. При этом суд отклонил ходатайство заявителя о признании недопустимыми доказательствами его показаний, содержащихся в протоколах допросов, а при назначении наказания назвал явку с повинной как смягчающее наказание обстоятельство.

Как отметил ЕСПЧ, Нижегородский областной суд не провел надлежащую независимую оценку соответствующих медицинских осмотров, свидетельских показаний и других доказательств с целью установления оснований для исключения признательных показаний заявителя из перечня допустимых доказательств, чтобы обеспечить справедливость судебного разбирательства. Вывод суда о том, что состояние заявителя в результате предполагаемого жестокого обращения объяснялось его историей болезни, не основывался на каком-либо медицинском экспертном заключении. Отсутствие тщательной оценки качества оспариваемых доказательств и обстоятельств, в которых они были получены, не было исправлено и Верховным Судом РФ.

В таких обстоятельствах ЕСПЧ пришел к выводу, что судебное разбирательство заявителя было несправедливым и имело место нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции.

По итогам разбирательства Европейский Суд присудил заявителю 50 тыс. евро в качестве компенсации морального ущерба. Суд также отметил, что имеются основания для применения ст. 413 УПК РФ для возобновления судебного разбирательства по делу заявителя.

Комментируя постановление, адвокат Сергей Князькин отметил положительную тенденцию Европейского Суда при признании нарушений по ст. 3 Конвенции также признавать и нарушение права на справедливое судебное разбирательство. В то же время Сергей Князькин обратил внимание, что это не оформлено Судом в полной мере, что дает возможность не пересматривать дело Сергея Иванова в порядке ст. 413 УПК РФ. «И даже ссылка Европейского Суда в данном деле на ст. 413 УПК РФ как норму закона, которая должна быть применена при нарушении ст. 6 Конвенции, не дает никакой гарантии, что настоящее дело будет пересмотрено», – отметил эксперт.

По мнению Сергея Князькина, Европейский Суд при обнаружении факта пыток и бесчеловечного обращения и содержания в СИЗО должен автоматически признавать нарушение п. 3 (b) ст. 6 Конвенции. «Это очевидный факт, когда лицо, находящееся в нечеловеческих условиях или подвергающееся пыткам, не может в должной мере осуществлять свою защиту, выстраивать все элементы своей защиты, нормально работать с адвокатами, органами следствия и суда. Надеюсь, что практика ЕСПЧ в ближайшее время выкристаллизует эту тенденцию, что позволит решить проблему пересмотра уголовных дел по новым обстоятельствам по ст. 413 УПК РФ, так как будет признано нарушение права на защиту. И в таких случаях пересмотр дела должен быть обязательным», – заключил Сергей Князькин.

Доцент кафедры уголовно-процессуального права Университета им. О.Е. Кутафина Артем Осипов отметил, что постановление ЕСПЧ по данному делу отражает устойчивые подходы в прецедентной практике Суда к оценке заявлений обвиняемых о получении от них признательных показаний в результате физического и психологического насилия со стороны сотрудников правоохранительных органов.

Он обратил внимание, что ЕСПЧ повторил свою устойчивую позицию о том, что отсутствие защитника при получении от фактически заподозренного в преступлении лица заявления о явке с повинной влечет за собой нарушение его права на получение юридической помощи. Последующее использование такого заявления в доказывании делает судебное разбирательство в целом несправедливым.

Как отметил Артем Осипов, негативной оценки ЕСПЧ снискало и качество процессуальной проверки следственными органами и судом доводов заявителя о применении к нему насилия: «Ограничение такой проверки процедурой, предусмотренной ст. 144 и 145 УПК РФ, устойчиво признается ЕСПЧ нарушением требований к ее качеству и всесторонности, которые требуют обязательного возбуждения уголовного дела».

По словам Артема Осипова, данное постановление Суда является еще одной важной попыткой со стороны ЕСПЧ транслировать российским правоприменителям систему требований к качеству проверок (в том числе судебных) доводов о незаконном получении признательных показаний обвиняемых, данных в отсутствие защитника. «Заостряет это решение и проблему внепроцессуальных встреч оперативных сотрудников с заключенными, требуя своевременного медицинского освидетельствования последних после таких бесед на предмет наличия у них телесных повреждений», – отметил эксперт.

Артем Осипов также отметил, что последствия данного решения Суда для судьбы заявителя не вполне очевидны, поскольку ЕСПЧ не высказался в пользу желательности пересмотра вынесенного в отношении него приговора. По словам эксперта, Президиум Верховного Суда РФ в такой ситуации, возобновив производство по делу, может отказать в пересмотре судебных решений, если признает, что исключение признательных заявлений осужденного из общего массива доказательств не влияет на доказанность его вины.

2018 – год двадцатилетия действия в России Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Напомню, что Конвенция ратифицирована Россией 30 марта 1998 г. По статистике на конец 2017 г. ЕСПЧ признал в 994 жалобах против России нарушение запрета ст. 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Европейская конвенция) из 2253 постановлений, вынесенных по существу. То есть более трети всех рассмотренных жалоб так или иначе были связаны с пытками, бесчеловечным или унижающим достоинство обращением и наказанием. Конечно, большинство жалоб касалось условий содержания в СИЗО или колониях, но статистические данные все равно показательны, поскольку выводят Россию в «абсолютные лидеры» среди стран – членов Совета Европы по этим категориям дел. Более того, Россия также «лидирует» среди всех стран СЕ по количеству постановлений, в которых был признан материальный аспект пыток – то есть установлено, что заявителей действительно пытали. Так, в общей сложности против России было вынесено 58 постановлений в связи с пытками, против Турции – 31, против Украины – 15, против Италии и против Молдовы – по 9 постановлений. В отношении других стран – членов СЕ – одно-два либо ни одного.

Информация о пытках во время нахождения в местах предварительного заключения и пенитенциарных учреждениях продолжает поступать в независимые СМИ и на новостные ленты правозащитных организаций практически ежедневно, и громкий скандал с ИК-8 в г. Ярославле только подтверждает распространенность пыток и их использование сотрудниками ФСИН как повседневной практики. К сожалению, очевидно, что Россия не исполняет свои обязательства по установлению полного запрета пыток.

Помимо Европейской конвенции, пытки запрещены ст. 5 Всеобщей декларации о правах человека и ст. 7 Международного пакта о гражданских и политических правах. Конвенция ООН против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания (далее – Конвенция ООН против пыток) и Европейская конвенция по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания также предусматривают специальные формы контроля за исполнением государствами-участниками запрета пыток. Российская Федерация является участницей всех названных договоров и, более того, регулярно отчитывается перед международными органами о том, как именно она исполняет свои обязательства, но основную рекомендацию Россия пока так и не выполнила – не ввела уголовного запрета пыток, о чем недавно напомнила Уполномоченный по правам человека в РФ Т. Москалькова.

Запрет пыток – это не просто предписания нескольких международных договоров: он относится к общепризнанным нормам международного права jus cogens, являющимся нормами прямого действия, обязательными для всех государств. В Постановлении ЕСПЧ от 21 ноября 2001 г. по делу Al-Adsani v. UK (Аль-Адсани против Соединенного Королевства, жалоба № 35763/97) ЕСПЧ сослался на практику других международных судов, в частности Международного Трибунала по Бывшей Югославии, чтобы продемонстрировать, что запрет пыток, наряду с запретом геноцида и рабства, признается различными международными органами нормами jus cogens. Само по себе данное дело в большей степени касается не пыток как таковых, а возможности привлечь за них государство к ответственности, особенно если государство не является членом Совета Европы. Следует отметить, что законодательные запреты пыток на уровне государств во многих случаях являются исполнением требований международного права, и именно нормы международного права определяют содержание запрета на национальном уровне.

Статья 3 Европейской конвенции сформулирована предельно лаконично, но в абсолютных терминах: «Никто не должен подвергаться пыткам или бесчеловечному или унижающему его достоинство обращению или наказанию». Определение пытки приводится в ст. 1 Конвенции ООН против пыток: «“пытка” означает любое действие, которым какому-либо лицу умышленно причиняется боль или страдание, физическое или нравственное, чтобы получить от него или от третьего лица сведения или признания, наказать его за действие, которое совершило оно или третье лицо или в совершении которого оно подозревается, а также запугать или принудить его или третье лицо, или по любой причине, основанной на дискриминации любого характера, когда такая боль или страдание причиняются государственным должностным лицом или иным лицом, выступающим в официальном качестве, или по их подстрекательству, или с их ведома или молчаливого согласия». То есть пытка заключается в «намеренном бесчеловечном обращении, причиняющем очень серьезные и жестокие страдания». В данном случае важно подчеркнуть слово «намеренном» – то есть сотрудник, который применяет жестокое и бесчеловечное обращение, знает об этом, специально к этому готовится и хочет причинить боль и страдание, чтобы своими действиями добиться определенного результата.

Запрет пыток относится к абсолютным правам, то есть нет никаких исключений, которые бы оправдывали такие действия. Единственное – «. плохое обращение должно достигать минимального уровня жестокости. ». Оценка того, что можно считать таким минимумом, по своей природе относительна; она зависит от всех обстоятельств дела, в том числе от длительности наказания, его физических или психических последствий, а в некоторых случаях – от пола, возраста и состояния здоровья жертвы. Следует отметить, что ЕСПЧ в своей практике последовательно расширяет круг запрещенных действий.

Хотя норма ст. 3 Конвенции лапидарна, обязательства по ней были истолкованы ЕСПЧ расширительно, они включают три аспекта: сам по себе запрет пытать, который составляет материальный аспект нарушения; обязанность расследовать любое обоснованное заявление о пытках, при этом расследование должно быть эффективным, то есть потенциально вести к привлечению виновных к ответственности; обязанность государства законодательно регулировать запрет пыток на национальном уровне и обучать сотрудников правоохранительных органов и сотрудников пенитенциарных учреждений профессиональному поведению, исключающему применение ими пыток.

Несмотря на впечатляющую приведенную статистику, случаи применения пыток или бесчеловечного обращения также встречались и продолжают встречаться в других странах Европы. Проанализируем, насколько часто случаются такие ситуации и как на них реагируют национальные власти.

Одно из первых дел, в рамках которого рассматривались вопросы полицейского насилия, – Ireland v. UK (Ирландия против Соединенного Королевства, Постановление ЕСПЧ от 18 января 1978 г., жалоба № 5310/71). Суть – сотрудники правоохранительных органов применяли определенные техники допроса в отношении лиц, подозревавшихся в терроризме в Северной Ирландии в 1971 г. В частности, их заставляли стоять, держа руки и ноги врозь, подняв руки над головой, лишали пищи, сна, подвергали постоянному шуму и заставляли носить на голове черный колпак, закрывающий лицо. Суд постановил, что эти «пять методов», применявшихся в сочетании, преднамеренно и на протяжении многих часов подряд, причинили этим лицам если не телесные повреждения, то, по крайней мере, сильные физические и психические страдания, а также вызвали у них острые нарушения психики в ходе допросов. Данные действия были признаны бесчеловечным обращением, так как здоровью подозреваемых не нанесли серьезного ущерба.

После направления жалобы Ирландии в ЕСПЧ в 1972 г. премьер-министр Великобритании Эдвард Хит публично заявил, что такие методы допроса больше не будут использоваться, и они действительно больше не применялись. Согласно отчету Европейского комитета по предотвращению пыток (ЕКПП), в 1990 г. к этому времени уже существовали правила поведения для сотрудников правоохранительных органов, включающие запрет на содержание заключенного (задержанного) in communicado, предписывали предоставление доступа к юридической помощи и медицинскому обследованию по первому требованию. Следует отметить, что именно эти три критерия показывают, насколько государства обеспечивают защиту от пыток. Судя по отсутствию жалоб против Великобритании в ЕСПЧ, связанных именно с избиениями со стороны полиции, механизмы предупреждения пыток работают. Последний отчет ЕКПП 2016 г. также это подтверждает: эксперты указали, что не получили ни одной жалобы на физическое насилие, однако случаи вербальных оскорблений имели место.

Опыт Франции нельзя назвать столь же успешным. Система уголовного преследования там во многом схожа с российской. Одно из наиболее показательных дел – Selmouni v. France (Сельмуни против Франции, Постановление ЕСПЧ от 28 июля 1999 г., жалоба № 25803/94). Заявитель, в частности, подвергся многочисленным ударам, следы которых покрывали его тело так, что можно было предположить, что удары такой интенсивности причиняют сильную боль, даже если не оставляют заметных следов. Кроме того, были свидетельства, что заявителя изнасиловали бейсбольной битой, тащили за волосы, заставляли бежать по коридору, а стоящие вдоль стен полицейские ставили ему подножки, чтобы он упал, его заставили встать на колени перед молодой женщиной, которой сказали: «Смотри, как сейчас кто-то запоет», затем один из полицейских показал ему свой пенис со словами: «На, соси» и стал мочиться на него, ему угрожали паяльной лампой, а затем шприцем. Знакомо, не так ли?

Тем не менее в постановлении по данному делу интересно описание того, как заявитель одновременно с направлением жалобы в ЕСПЧ обжаловал действия полицейских во Франции. Так, пытки применялись 25–28 ноября 1991 г., а осуждены полицейские были в марте 1999 г., за четыре месяца до вынесения ЕСПЧ постановления и спустя неделю после устного слушания в Большой Палате ЕСПЧ (похожая ситуация наблюдалась с первым российским «пыточным» делом «Михеев против России», Постановление ЕСПЧ от 26 января 2006 г., жалоба № 77617/01). При этом следует учитывать, что заявитель участвовал в процедуре как гражданский истец, и его статус жертвы не был определен в национальном производстве. Но даже с учетом недостатков уголовного преследования полицейских за пытки они были осуждены, и в приговоре указывалось, что «они должны быть сурово осуждены, так как такое поведение не может быть оправдано». В то же время в отчете ЕКПП о визите во Францию в 2010 г. по-прежнему упоминаются жалобы на полицейское насилие и необходимость постоянного обучения сотрудников полиции профессиональному поведению, исключающему применение ими пыток.

Изучение отчетов ЕКПП о визитах в страны Европы позволяет выделить лидеров в противодействии пыткам, которые, как правило, имеют специализированные независимые органы, обязанные предотвращать пытки, – национальные превентивные инструменты, в том числе заниматься обучением сотрудников правоохранительных органов. Так, в отчетах ЕКПП о визитах в Германию указывается, что жалоб на применение насилия в полицейских участках и тюрьмах нет, за исключением нескольких жалоб на применение избыточной силы в момент задержания.

Последний отчет ЕКПП о визите в Нидерланды также информирует о том, что эксперты не получили ни одной жалобы на насилие в полицейском участке, за исключением жалоб на неоправданное использование наручников. Следует отметить, что в последнее десятилетие ситуация с тюремным населением в Нидерландах является уникальной, так как лишение свободы почти перестало использоваться как вид наказания и применяется в исключительных случаях.

Отчеты ЕКПП о визитах в Швецию также показывают низкий уровень полицейского насилия, хотя в некоторых случаях сотрудники полиции применяют чрезмерную силу при задержании, однако при этом ЕКПП отметил, что гарантии доступа к юристу и медицинской помощи соблюдаются не всегда.

В Испании, напротив, гарантии доступа к юристу и врачу обеспечиваются, но насилие со стороны полицейских более распространено.

Изучение отчетов ЕКПП свидетельствует о повсеместном снижении в Европе полицейского насилия, которое является исключением, а не нормой. Во многих странах ЕКПП в значительно большей степени озабочен условиями содержания мигрантов или душевнобольных.

К сожалению, российская практика полицейского насилия, наряду с практикой наших соседей – Турции и Украины, является исключением из общеевропейской тенденции развития.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: