Запрет евреям занимать должности присяжных поверенных адвокатов

Обновлено: 19.04.2024

Судебная реформа императора Александра II вызвала к жизни создание русской адвокатуры, как свободной профессии.

Адвокат – «Присяжный Поверенный» – законом был поставлен в положение совершенно независимое от органов власти исполнительной, что давало ему возможность, действуя, конечно, в рамках закона, вносить немало коррективов в судопроизводство, блюдя за тем, чтобы русский суд был действительно «скорый, правый и милостивый».

Произносимые в судах речи присяжных поверенных, в силу Высочайшего Указа Правительствующему Сенату, не подлежали никаким цензурным ограничениям (даже во времена существования предварительной цензуры), что давало возможность печатать их полностью во всей повременной печати, даже в тех случаях, когда в речах присяжных поверенных были мысли и слова, которые не могли бы быть напечатаны, если бы они не были произнесены в суде. Этим преимуществом оппозиционно настроенные адвокаты нередко и пользовались, внося в свои речи элементы критики существующего порядка и социального строя.

С другой стороны, адвокат сам договаривался с клиентом о высоте гонорара, а клиент выбирал адвоката по своему усмотрению. Выбирал того, кого он считал наиболее ловким и способным для защиты его интересов. Интересы же лица, которое обращалось к адвокату, далеко не всегда были в соответствии с нормами закона и морали.

Новосозданная в России независимая адвокатская профессия открыла широкие возможности для лиц с юридическим образованием, каковое требовалось для зачисления в адвокатуру, в которой возможности для преуспевания в жизни были ничуть не меньше, если не больше, чем на государственной службе.

И в адвокатуру устремились молодые образованные юристы, независимо от вероисповедания, племени, происхождения. Ни для кого никаких ограничений в этом отношении первые два с лишним десятилетия существования присяжной адвокатуры не было.

Идеалистически настроенная молодежь шестидесятых и семидесятых годов составила первые кадры русских адвокатов и положила основы той высокой морали, которая была характерна для всего русского суда, как судей и прокуратуры, так и для адвокатуры.

Евреи не составляли исключения. Ведь это были десятилетия, в которые среди образованных евреев господствовали ассимиляционные настроения; свое и всего еврейства будущее они не отделяли от будущего России. А конфликт начала 80-х годов еще не наступил.

Свободная профессия адвоката – в известной степени профессия посредника между двумя сторонами. И очень часто от ловкого и умелого посредника зависело то или иное решение суда. Посредничество же два тысячелетия было основным занятием евреев, дававшим им средства к существованию. И в этой области они достигли высокого совершенства, почувствовали себя в родной стихии. – И устремились в адвокатуру, предпочитая ее государственной службе к поступлению на которую тогда не было для евреев никаких препятствий.

Как пример можно привести совершенно добровольный отказ от государственной службы и переход в адвокатуру прокурора Одесского окружного суда еврея А. Пассовера, имевший место в 1872 году, т. е. задолго до того, когда появились ограничения для евреев при поступлении на государственную службу. Пассовер не был исключением. Немало евреев, поступивших на государственную службу, поступили так же.

Зная все это, вряд ли можно безоговорочно согласиться с распространенным мнением, что юристов-евреев толкнули в адвокатуру ограничительные мероприятия русского правительства, наступившие, напомним, только в третьем десятилетии после реформы 1864 года.

Кроме этих мотивов (отрицать их нельзя), были и побуждения другого порядка, как идеалистические, так и материалистические: возможность с позиций свободного адвоката принимать участие и влиять в вопросах политических и общественных; возможность лучше устроить свою жизнь в смысле заработка, чем пребывая на государственной службе.

Было и еще два мотива, которые влияли на евреев-юристов, побуждая их предпочитать адвокатуру государственной службе. О них не говорилось и не писалось, но что они существовали вряд ли можно отрицать. Для еврея, воспитанного в бытовых условиях еврейской среды с соблюдением всех многочисленных и сложных обрядов еврейской религии, нелегко было психологически в среде русской, православной, каковой была среда русского чиновничества. Нелегко было и, будучи правоверным евреем, активно принимать участие в обрядовой стороне русского суда, каковая была неразрывно связана с христианством.

Кроме того, выросшие в подавляющем большинстве в черте оседлости и хорошо знавшие настроения широких масс населения по отношению к евреям, молодые юристы при выборе своей карьеры не могли не учитывать и эти настроения. Должного авторитета и уважения в темных тогда массах полуграмотного населения, полного предрассудков и предубеждений к тем, кто, по их понятиям, являются «врагами господа нашего Иисуса Христа», они, как евреи, приобрести не могли, даже в мундире Министерства Юстиции. Невысказанно, в душе, они это сознавали и делали отсюда соответствующие выводы.

Все это вместе взятое и толкало евреев в адвокатуру, ряды которой все больше и больше наполнялись евреями.

Войдя в адвокатуру они, понятно, не перестали быть евреями и сохранили тот «внутренний облик», который отличает их от всех других народов, что не осталось незамеченным их коллегами не-евреями, хотя, как уже сказано выше, поднимать этот вопрос в адвокатской среде считалось неэтичным, оскорблением тех высоких принципов, которые были священны для русской интеллигенции и легли в основу Судебной Реформы.

И когда, в 80-х годах, начался период разных ограничительных по отношению к евреям мероприятий правительства, выразившихся, в частности, в установлении процентной нормы для адвокатов-евреев, большинство русской адвокатуры отнеслось к этим мероприятиям определенно отрицательно. Такую же позицию заняло и подавляющее большинство русской общественности и печати.

Но тем не менее процентная норма для адвокатов была введена: 15 % для адвокатов Варшавского, Киевского и Одесского судебных округов; 10 % – для округов Петербургского и Московского и 5 % – для всех остальных округов Российской Империи.

Ограничения эти касались только лиц иудейского вероисповедания и не распространялись на евреев любого из христианских вероисповеданий. Это побудило немало евреев, относившихся индифферентно к вопросу религии, перейти в одну из христианских религий и тем сразу приобрести те права, в которых они были ограничены пока оставались в иудейской религии.

Норма была введена на основании доклада министра Манасеина, утвержденного Государем, и считалась «временной» впредь до выработки и утверждения соответствующего закона.

Выработка постоянного закона о евреях в адвокатуре была поручена особой комиссии, состоявшей из сенаторов, судей, профессоров и представителей адвокатуры.

Комиссия эта работала очень долго (с 1894 до 1904 года) и всесторонне изучала и обсуждала этот нелегкий вопрос. Выработанный комиссией законопроект только в 1904 году был представлен Государственному Совету на утверждение, но так и не был утвержден в связи с настроениями кануна первой русской революции. И вопрос о проценте евреев в адвокатуре до самого 1917 года решался на основании, упомянутых выше, «временных правил».

Вопрос этот действительно был нелегкий. И мнения отдельных членов комиссии были весьма различны: одни были против какой бы то ни было процентной нормы вообще; другие – за полное запрещение евреям быть в числе Присяжных поверенных в русских судах; третьи, наконец, ставили под вопрос целесообразность и логичность при установлении нормы руководствоваться только и исключительно иудейским вероисповеданием.

К числу последних принадлежал и известный адвокат Ф.Н. Плевако, который при вынесении комиссией законопроекта, остался при особом мнении, каковое он и изложил письменно. Ограничения, основанные на религиозном признаке, по мнению Плевако, не могут быть признаны удовлетворительными, ибо нравственно неустойчивые люди могут обойти эти ограничения путем крещения. Евреи не могут обладать нравственными качествами, присущими русскому народу, и не могут быть носителями русского правосознания. Для принятия в сословие присяжных поверенных некоторых разрядов лиц должно служить не вероисповедное начало, а начало национальности, принадлежности к известному народу или племени. Поэтому, писал Плевако, уж лучше увеличить процент евреев-нехристиан, до 15 и даже 20 %, но не открывать доступа в адвокатуру крещенным евреям.

Точка зрения Плевако не была одобрена большинством членов комиссии. И до самой революции 1917 года в России существовали некоторые ограничения только для евреев иудейского вероисповедания и не распространялись на евреев крещенных.

Таково было, в самых общих чертах, положение евреев-присяжных поверенных при русских судах.

Но кроме «присяжных поверенных» существовал еще и институт «помощников присяжных поверенных» – юристов, работающих при одном из полноправных присяжных поверенных. Число их было неограниченно и множество евреев, обходя некоторые ограничения, заполняли собою их ряды, фактически ряды русской адвокатуры.

Участие, значение и влияние евреев в русской адвокатуре было огромно и непрестанно росло, несмотря на все ограничения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

ГЛАВА XXVIII. РУССКИЕ ЕВРЕИ

ГЛАВА XXVIII. РУССКИЕ ЕВРЕИ Государство Израиля было построено на ожидании массовой иммиграции. Без этого Бен Гурион не пошел бы на изгнание палестинцев в 1948 году и на захват арабских земель. Первые волны иммиграции в Израиль из Восточной Европы охватили беженцев,

ФРАНЦУЗЫ, ЕВРЕИ И РУССКИЕ

ФРАНЦУЗЫ, ЕВРЕИ И РУССКИЕ «Французы живут для чужого. Мудрого, может быть, даже гуманного и рачительного хозяина, но… чужого. А русские не захотели… Франция постепенно перестает быть самостоятельной страной, превращается в лишенный мозга социальный труп, подобно

Евреи и православные русские аристократы: начало «плодотворного сотрудничества»

Евреи и православные русские аристократы: начало «плодотворного сотрудничества» А какие взятки брались русским православным начальством уже в конце XVIII столетия! Известен случай иркутского губернатора Трескина: его жена собрала по пуду (16 кг) бумажных рублей

Олег Юрьевич Козинкин Адвокаты Гитлера. Правда о войне, или Почему врут историки

АДВОКАТЫ ГИТЛЕРА (Немного насчёт превентивных ударов и их ярых сторонников и поклонников в современной военно-исторической науке)

АДВОКАТЫ ГИТЛЕРА (Немного насчёт превентивных ударов и их ярых сторонников и поклонников в современной военно-исторической науке) Всё не терпится современным разоблачителям сталинизма доказать (вслед за Гитлером), что «злодей Сталин» всё же мечтал и собирался первым

Суды и адвокаты

Суды и адвокаты Франция — страна республиканских, демократических ценностей, страна прав и свобод. Адвокат, судья, все профессии, связанные с соблюдением закона, — это важно, почетно, престижно и часто хорошо оплачивается. Люди во Франции уважают закон и отстаивают свои

РУССКИЕ И ЕВРЕИ

РУССКИЕ И ЕВРЕИ ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС Вот уже две тысячи лет, если не все три с половиной, «еврейский вопрос» путешествует по свету. Где бы ни появлялись представители этого народа, везде встает и «вопрос». То им «болеют» Египет и Персия, то Испания с Францией, а то Германия с

Адвокаты Чубайса сдали Чубайса (Заседание шестьдесят третье)

117. Адвокаты

117. Адвокаты Лукиан рассказывает об одном человеке, отправившемся к адвокату спросить совета по своему делу. Адвокат холодно выслушивает его и ничего определенного не говорит. Он полон недоумения, сомнения, нерешительности и своим видом напоминает буриданова осла.

Суды и адвокаты

Суды и адвокаты Франция – страна республиканских, демократических ценностей, страна прав и свобод. Адвокат, судья, все профессии, связанные с соблюдением закона, – это важно, почетно, престижно и часто хорошо оплачивается. Люди во Франции уважают закон и отстаивают свои

РУССКИЕ И ЕВРЕИ ПРОТИВ ОЛИГАРХОВ (Александр ПРОХАНОВ беседует с Авраамом ШМУЛЕВИЧЕМ, раввином из Хеврона, историком и сионистом)

РУССКИЕ И ЕВРЕИ ПРОТИВ ОЛИГАРХОВ (Александр ПРОХАНОВ беседует с Авраамом ШМУЛЕВИЧЕМ, раввином из Хеврона, историком и сионистом) Александр ПРОХАНОВ. Не часто раввины заходят в газету “Завтра”. Какова цель вашего приезда в Россию? Авраам ШМУЛЕВИЧ. Я был приглашен

-- Русские, организуйтесь! Русские, вооружайтесь!

-- Русские, организуйтесь! Русские, вооружайтесь! ЖИТЕЛИ ДЕРЕВНИ САГРА под Екатеринбургом дали вооруженный отпор карателям, выбили их вон, отстояв родные дома, а потом — засели в долгую оборону, сдерживая наступление превосходящих сил представителей власти всех

Сергей Погорельский РУССКИЕ И ЕВРЕИ: ШАНС ДИАЛОГА ( мысли русского интеллигента )

Сергей Погорельский РУССКИЕ И ЕВРЕИ: ШАНС ДИАЛОГА ( мысли русского интеллигента ) ПОД ГИПНОЗОМ СТАРЫХ МИФОВ Начиная диалог с радикальными представителями еврейства, мы должны сначала осмыслить их первые заявления о России. Не будем трогать гротескные фигуры вроде

П.К. Я ХАЙФУ ПОКИНУЛ, ПОШЁЛ ВОЕВАТЬ. (“Русские” евреи сражались за Cербию)

П.К. Я ХАЙФУ ПОКИНУЛ, ПОШЁЛ ВОЕВАТЬ. (“Русские” евреи сражались за Cербию) В дни, когда самолеты НАТО бомбили Сербию, а из Косово мирное население бежало в сопредельные страны, Израиль оказывал беженцам посильную помощь — направлял на Балканы врачей, медицинское

Сергей Погорельский РУССКИЕ И ЕВРЕИ: ШАНС ДИАЛОГА ( мысли русского интеллигента )

Сергей Погорельский РУССКИЕ И ЕВРЕИ: ШАНС ДИАЛОГА ( мысли русского интеллигента ) “АНТИСЕМИТИЗМ” ЗАКАЗЫВАЛИ? ТА “ОХОТА НА АНТИСЕМИТОВ”, которая разыгралась на наших глазах, была бы невозможна, если бы ее режиссеров попыталась урезонить существенная часть

Василий Ертаулов БЕЗОПАСНОСТЬ КАК ЯСАК (“Русские, уходите!” Или “русские, защитите!”. )

Василий Ертаулов БЕЗОПАСНОСТЬ КАК ЯСАК (“Русские, уходите!” Или “русские, защитите!”. ) Посетивший недавно Москву казахстанский глава Назарбаев заговорил вдруг о том, как он любит, оказывается, и русских людей, и русский язык — создает даже некий фонд в

Историю появления и становления российской дореволюционной адвокатуры можно проследить по следующим ключевым хронологическим отметкам.

1864 г. – принятие Судебных уставов, создававших институт присяжных поверенных в России и суды присяжных.

1866 г. – непосредственный запуск новой судебной системы и начало работы присяжных поверенных. С этого момента началось создание Советов присяжных поверенных как органов самоуправления адвокатского сословия. Однако за последующие 40 лет было создано лишь три таких Совета: в Москве, Санкт-Петербурге и Харькове.

Образование адвокатских Советов в иных губерниях искусственно тормозилось и блокировалось государством административными методами (сенатский запрет 1874 г.), так как адвокаты были слишком неподконтрольными и зачастую оппозиционно настроенными по отношению к самодержавному режиму. Кроме того, регулярно предпринимались различные попытки реформирования института защитников, предполагавшие в основном ограничение их прав (см. инфографику из газеты «Вести Советов присяжных поверенных» № 8, стр. 2). Такую государственную политику можно назвать если не попытками полного уничтожения российской адвокатуры, то, по крайней мере, совершенно точно ограничениями ее независимого развития.

Также в 1874 г. появился институт частных поверенных, требования к которым (цензы, прежде всего, образовательный) были значительно ниже, чем к присяжным поверенным. Первоначально предполагалось, что частные поверенные будут работать только по гражданским делам и в мировых судах, но фактически (в связи с нехваткой присяжных поверенных) они работали на всех позициях, в том числе и по уголовным разбирательствам.

Следующие рубежные годы – 1904–1906. После издания в 1905 г. Октябрьского Манифеста Николая II об изменении государственного устройства, даровавшего подданным некоторые гражданские права и свободы, началась общая либерализация режима, выразившаяся в том числе в снятии административных препонов к созданию новых Советов присяжных поверенных (хотя новые Советы по высочайшему разрешению начали организовываться даже немного раньше – с 1904 г.). В общем в период Революции 1905 г. и накануне нее Советы присяжных поверенных (помимо ранее созданных в Петербурге, Москве и Харькове) появились еще и в Новочеркасском, Одесском, Казанском, Иркутском, Омском и Саратовском округах судебных палат. В 1916 г. к ним добавились Советы присяжных поверенных в Киеве и Ташкенте.

Наконец, фактически последней хронологической отметкой в истории русской присяжной адвокатуры является 1917 г., когда после Октябрьской революции большевики одним махом отменили как старую судебную систему в целом, так и вместе с ней присяжную адвокатуру. Впрочем, в том или ином виде старые судебные институты и присяжная адвокатура просуществовали на обломках Российской империи примерно до конца 1919 г. (в частности, в Новочеркасске и Киеве, а также в неподконтрольных некоторое время большевикам сибирских регионах).

Возвращаясь же к вопросу о царских контрреформах, нужно заметить, что как таковых радикальных контрреформ адвокатуры не проводилось (за исключением временного запрета создавать новые Советы присяжных поверенных), но были заметные контрреформы суда.

Уже в 1872 г., после оправдания 42 из 78 подсудимых судом сословных представителей Петербургской судебной палаты по «Нечаевскому делу» (первый гласный политический процесс в России), государь-император распорядился срочно представить ему соображения, какие меры следует принять для «предупреждения подобных неудовлетворительных приговоров» в дальнейшем. Министр юстиции граф Константин Пален тут же внес предложение в Государственный совет об изменении некоторых статей Судебных уставов и создании нового органа – Особого присутствия Правительствующего сената для рассмотрения политических дел антигосударственной направленности, которое было принято и утверждено императором 7 июня 1872 г. Таким образом, контрреформирование судебной системы началось уже через шесть лет после ее запуска, после первого же крупного политического процесса. Попытки ужесточения судебных практик и проведение контрреформ с разной степенью успешности предпринимались и дальше.

В 1874 г., как уже указывалось, был наложен мораторий на создание новых Советов присяжных поверенных, кроме трех уже имевшихся, а в 1876-м министр юстиции граф Пален хотел затруднить условия для поступления в присяжную адвокатуру, учредить при судах наблюдательные (за поверенными) комитеты, установить лимиты числа присяжных поверенных и т.д. Этот проект Минюста, однако, был отложен царем «до особого распоряжения».

Тем не менее, к 1878 г. законодательно закрепилась неподсудность суду присяжных вообще всех политических дел, в том числе дел о печати, о государственных преступлениях и преступлениях, совершенных против должностных лиц (Закон от 9 мая 1878 г. «О подсудности и порядке производства дел о государственных преступлениях»). В соответствии с указанным актом все дела, имевшие политический характер, изымались из ведения суда присяжных на уровне окружных судов и передавались в Судебные палаты, где рассматривались с участием сословных представителей, что было весьма серьезным искажением изначального смысла Судебных уставов.

Далее можно указать и на другие контрреформы судебной системы, которые проводил уже император Александр III, воцарившийся после убийства своего отца Александра II в 1881 г. Так, сильнейший удар по Судебной реформе был нанесен отменой мировых судов везде, кроме Москвы и Петербурга, в 1889 г. с передачей судебной власти по данной категории дел в городах – городским судьям, а в сельской местности (для крестьян) – земским начальникам. Восстановлен институт мировых судей был лишь в 1912 г.. Кстати говоря, до земских начальников для крестьян существовали сословные суды – волостные, которые действовали наравне с мировыми, но пользовались у крестьян большей популярностью, поскольку действовали больше на основании правового обычая, чем формального закона.

В 1885 г. обер-прокурор Константин Победоносцев, считающийся главным архитектором контрреформ Александра III, предлагал царю вернуть судебную систему в зависимость от административного аппарата, отменить несменяемость судей, пресечь публичность всех судебных заседаний, «принять меры к обузданию и ограничению деятельности присяжных поверенных», ликвидировать суд присяжных. Однако этим идеям не дали ход, в том числе благодаря блокированию контрреформ на уровне Сената обер-прокурором Анатолием Кони.

Тем не менее, в 1887 г. было провозглашено право суда рассматривать уголовные дела при закрытых дверях, а позже сузилась гласность и гражданского судопроизводства. Предпринимались попытки запрета публикации отчетов о политических процессах в прессе. Появились и другие инициативы по ограничению прав присяжных поверенных и контрреформированию суда (см. К.П. Краковский «Судебная контрреформа второй половины XIX в.: историография и историко-правовые проблемы»), однако многие из них (в основном касающиеся присяжных поверенных) по тем или иным причинам потонули в бюрократической волоките на уровне Государственного совета.

Одновременно в судебной практике сформировался так называемый обвинительный уклон, в первую очередь, в деятельности судебных следователей, о чем прямо говорил в своих воспоминаниях Анатолий Кони: «Со времени оставления мною совместной службы со следователями в Петербурге прошло почти тридцать лет. Многое в судебной практике с тех пор изменилось и едва ли к лучшему. По делам, проходившим через мои руки по должности обер-прокурора уголовного кассационного департамента, я видел, как постепенно и нередко при явном влиянии и внушении, идущем с иерархических высот, вторгалось в следственную практику одностороннее обвинительное творчество. Оно проявлялось в расширении исследования далеко за пределы состава и свойства преступления и движущих к нему побуждений, в производстве ненужных и напрасных экспертиз по вопросам, из которых фантазия играла гораздо большую роль, чем разумная потребность, в приемах, облегчающих обвинителю на суде обход прямых запрещений закона…» (А.Ф. Кони: Собрание сочинений в 8 томах. Том 1 «Из записок судебного деятеля», глава «Судебные следователи»).

Также необходимо заметить, что в 1890 г. фактически был введен запрет на адвокатскую профессию для лиц не православного вероисповедания (для представителей иных конфессий была оставлена возможность допуска по специальному разрешению Министерства юстиции), а в 1909 г. вышли предписания Сената, фактически не допускавшие в состав присяжных поверенных женщин, по формальному основанию, дескать в Судебных уставах указано, что «присяжный поверенный носит фрак».

Всероссийский союз адвокатов ставил перед собой очень амбициозные задачи в области профессиональной деятельности – разработки и совершенствования правил адвокатской этики, внутренней организации сословия присяжных поверенных, содействия подъему нравственного уровня, ограждения членов сословия от произвола. Также Союз адвокатов намеревался оказывать содействие правовой науке и судебной практике, объединяя и обрабатывая богатый материал, черпаемый адвокатами из их профессиональной деятельности. И, наконец, Союз адвокатов предполагал содействовать улучшению материального обеспечения членов сословия, их семейств на случай смерти, болезни или неспособности к труду, созданию пенсионной кассы и иных видов взаимопомощи (здесь и далее – цитирую по книге Гессена И.В. «История русской адвокатуры», 1914 г., Том 1).

А уже 5-6 октября 1905 г. в Москве состоялся II Всероссийский съезд адвокатов, проведению которого также препятствовала полиция. На съезде было решено принять активное участие в выборах в первую Государственную Думу, поддержать всеобщую политическую забастовку и оказать ей содействие как юридической помощью, так и всеми доступными средствами, в том числе и материальными.

В дальнейшем, однако, как отмечает Гессен, Союз адвокатов «не сделал решительно ни одного шага для осуществления намеченных профессиональных целей. Союз весьма настойчиво сопротивлялся всяким внешним давлениям и обнаруживал тем больше жизнеспособности, чем давление было сильнее. Но он не смог выдержать внутренних трений, даже не трений, а просто уменьшения интереса к союзу. События развивались тогда быстро и бурно, значительная (пролетарски настроенная) часть адвокатуры стала презрительно трактовать союз как “буржуазную организацию”, и он быстро умер».

Таким образом, всероссийские съезды адвокатов 1905 г. и порожденный ими Всероссийский союз адвокатов сыграли некоторую политическую роль в истории страны, однако оставили лишь слабый след в профессиональной жизни отечественной адвокатуры. Но именно в этот момент отношения между государственной властью и адвокатурой окончательно испортились. Вновь созданный Союз адвокатов со стороны органов государственной власти не просто не был признан, а вскоре после петербургского съезда адвокатов некоторые его делегаты за участие в Союзе даже были привлечены к жандармскому дознанию по ст. 126 Уголовного уложения (об участии в сообществе, заведомо поставившем целью своей деятельности ниспровержение существующего в государстве общественного строя), поскольку одной из задач учрежденного Всероссийского союза адвокатов, как и было указано ранее, являлось изменение политического режима в России. К чести всех адвокатов – членов Союза они заступились за своих коллег путем подачи заявления в жандармские управления о своей принадлежности к Союзу. В результате такого массового демарша и страха излишней общественной огласки и скандала привлечение к уголовной ответственности за членство в Союзе адвокатов летом того же 1905 г. было прекращено.

Вместе с тем русское общество высоко оценило политическую активность адвокатуры. В учрежденной вскоре Государственной Думе ее представители сыграли весьма заметную роль: председателем Госдумы первого созыва был избран присяжный поверенный Сергей Муромцев, а в целом среди депутатов всех четырех созывов дореволюционного парламента было стабильно по два-три десятка представителей сословия присяжных поверенных.

После роспуска первой Госдумы Николаем II вместе с другими депутатами-кадетами Сергей Муромцев подписал так называемое «Выборгское воззвание» с призывом оказывать пассивное сопротивление власти – не платить налогов, не идти на военную службу и т.д., за что был приговорен к трем месяцам лишения свободы и находился в Московской губернской тюрьме (знаменитой «Таганке», где «все ночи полные огня») летом 1908 г. Кроме того, Муромцев был исключен из дворянского сословия, что лишило его права быть и присяжным поверенным.

В такой острой внутриполитической обстановке вполне логично, что Февральская революция 1917 г. сгруппировала адвокатов вокруг Временного правительства. Адвокатское сословие, инкорпорированное в его состав, официально признало существенное искажение имперскими властями первоначального смысла Судебной реформы Александра II. Так, постановлением Временного правительства при Министерстве юстиции была образована Комиссия по восстановлению основных положений Судебных уставов 1864 г., искаженных всевозможными изменениями и дополнениями. В Комиссию вошли 60 человек (все – известные юристы, присяжные поверенные и общественные деятели). Возглавил эту комиссию министр юстиции, бывший присяжный поверенный Александр Керенский, а его заместителем стал сын одного из авторов Судебной реформы – Александр Зарудный, также присяжный поверенный, который фактически и нес всю основную нагрузку работы в данной структуре (Звягинцев А.Г. «Три века российской прокуратуры»).

В этой комиссии существовала и специальная адвокатская подкомиссия, возглавляемая присяжными поверенными Николаем Муравьёвым и Николаем Карабчевским, которая занималась пересмотром «накопившихся за 1870–1900-е гг. ограничений адвокатуры» (Троицкий Н.А. «Корифеи российской адвокатуры», глава книги «Н.К. Муравьёв»). Кстати говоря, показательно, что, став министром юстиции Временного правительства, Александр Керенский первым делом приехал на встречу с Петроградским советом присяжных поверенных и выразил надежду на поддержку адвокатами нового правительства и активное участие в его деятельности. На что петербургские защитники высказали своему коллеге-поверенному «полное согласие». Первыми шагами «февральской власти» в области адвокатуры стали снятие национальных, религиозных и гендерных ограничений на вступление в корпорацию присяжных поверенных, а также отмена запрета на участие защитников в специализированных военных судах (Скрипилёв Е.А. «Российская присяжная адвокатура после Февральской буржуазно-демократической революции»). Вскоре, однако, власть в стране переменилась…

Резюмируя все изложенное, нельзя сделать вывод, что имперскими властями проводился жесткий курс на полное уничтожение независимости адвокатуры, однако принимались, несомненно, меры по искусственному созданию условий для ограничения ее развития, а также проводились существенные контрреформы в отношении судебной системы в целом.

Коллеги, представляю Вашему вниманию вторую часть исторической заметки об адвокатуре. На этот раз материал посвящен особенностям участия присяжных поверенных в политических процессах. Не претендуя на детальное освещение и разбор конкретных судебных дел, скромно предлагаю к прочтению краткий срез черт, присущих стилю политической защиты периода имперской России.

Для удобства прочтения ниже приведена ссылка для скачивания файла в формате PDF:

Часть II. К вопросу об участии присяжных поверенных

в политических процессах

Деятельность присяжных поверенных в Российской империи условно можно разделить на три основных этапа:

1864–1881 гг. – становление института присяжных поверенных и включение адвокатов в социально-политическую жизнь общества;

1881–1901 гг. – существование в условиях реакционного политического курса;

1901–1917 гг. – революционный период.

Сами представители адвокатуры главной своей задачей считали «борьбу за соблюдение законности, правовых норм и гарантий, против юридических ошибок и тем более предвзятости, извращений, наветов» [1] .

Подзащитными присяжных поверенных в большинстве своем оказывались представители революционно настроенных групп с довольно радикальными взглядами. Адвокаты были увлечены идеями борьбы против царизма и остатков крепостничества, выступали за буржуазные преобразования и строили свою защиту «с уважением к воззрениям подсудимых». Лозунг адвокатской деятельности, в особенности в революционный период, – «помощь слабым в жизненной борьбе с сильными» [2] . Нередкими были случаи, когда защитники отказывались от гонораров.

Конец XIX – начало XX века характеризуется увеличением количества политических процессов, число подсудимых исчислялось десятками и сотнями. Российская адвокатура того времени ярчайшим образом проявляла себя на таких процессах.

Первый этап становления адвокатуры в России, положивший начало традициям политической защиты, характеризуется рядом крупнейших и резонансных дел. В 1866 году прошел первый политический процесс с участием присяжных поверенных – дело ишутинцев / или / Каракозовское дело. В силу того, что подсудимых обвиняли в попытке убийства царя, дело велось довольно жестко, подсудимые были неактивны, да и сами адвокаты, их в этом деле было 11 человек, выступили, по распространенному мнению, несколько бледно. Тем не менее, речи отдельных представителей адвокатуры вызвали восхищение публики. В частности, присяжный поверенный В.П. Гаевский, использовав недостаток улик против своего подзащитного (революционера И.А. Худякова), сделал акцент на его человеческом достоинстве: «Вся деятельность Худякова проникнута такою любовь к Отечеству, такою искреннею верою в его великую будущность, что с ним положительно не уживаются недображелательство к народу и желание гибели его освободителя». Сам И.А. Худяков позже вспоминал о своем защитнике: «Конечно, его энергии я обязан своею жизнью» [3] . Зачастую защита имела эмоциональный характер и была рассчитана на завоевание доверия суда и присяжных заседателей.

О линиях защиты

Одним из основных приемов, к коим прибегали адвокаты, было превознесение нравственных качеств подзащитных. Так, присяжный поверенный В.Ф. Леонтьев, выступавший защитником Веры Фигнер на процессе «14-ти», проходившем в Петербургском военно-окружном суде в 1884 году, утверждал, что его подзащитная принадлежит к натурам, которые «так страстно любят правду, что во имя этой любви к правде, во имя осуществления идеалов правды не могут остановиться и перед необходимостью пролития крови» [4] .

Особого внимания заслуживает «процесс нечаевцев». Это дело знаменито ярчайшим составом защиты: В.Д. Спасович, Д.В. Стасов, А.И. Урусов, В.И. Танеев, К.К. Арсеньев; В.Н. Герард; Е.И. Утин; П.А. Потехин; А.М. Унковский; А.А. Герке и другие (всего 23 адвоката). Процесс длился с 1 июля по 11 сентября 1871 года. На скамье подсудимых находилось 79 человек, среди них были участники «Народной воли», а также представители других кружков; формулировка обвинения – «заговор с целью ниспровержения правительства во всем государстве». Процесс вызвал интерес со стороны публики, в том числе высших сановников, деятелей литературы и искусства.

Адвокатами были согласованы три линии защиты:

юридический разбор и опровержение обвинительного акта;
умаление значимости революционных сил;
раскрытие и даже поэтизация нравственного облика подсудимых [5] .

Уже первым выступающим защитником все эти линии были продемонстрированы. А.И. Урусов утверждал, что к политическим преступлениям приводит «увлечение самыми благородными идеями». А обвинение опровергалось им следующим образом: «способ обвинения: данных нет, улик нет, нужно прибегнуть к соображениям». Довольно отчетливо прослеживалась линия принижения значимости революционных идей подсудимых. Так, адвокаты, говоря о Нечаевской организации упоминали такие выражения, как «вместилище пустоты», «как идея – это симптом весьма важный, как факт – это ничтожество».

Стиль защиты, примененный присяжными поверенными, привлек общественность к самому институту адвокатуры и обозначил его значимость в общественно-политической жизни страны. Так, поэт Ф.И. Тютчев в письме к дочери отметил: «Я был поистине восхищен талантом некоторых адвокатов, например, князя Урусова и Спасовича…» [6] . Итоги процесса: 42 подсудимых оправданы, 28 привлечены к тюремному заключению, двое – заключены в смирительный дом, двое – отправлены в ссылку в Сибирь; четверо – приговорены к разным срокам каторги. Безусловно, подобный успех адвокатуры в защите революционных групп не устраивал правительство, поэтому после процесса над нечаевцами наметились тенденции к ослаблению демократических завоеваний времен судебной реформы и, в частности, к ограничению свободы деятельности адвокатов.

О смелости

Пожалуй, крупнейшим по значимости и масштабам политическим процессом в дореволюционной России был процесс «193-х». Причиной судебного разбирательства явилось так называемое «хождение в народ», имевшее место в 1874 году. В «ниспровержении и изменении порядка государственного устройства» обвинялись 193 «наиболее опасных преступника», которых объединили в единое преступное сообщество. Процесс длился с 18 октября 1877 по 23 января 1878 года. Подсудимые вели себя более, чем просто активно: устраивали массовые протесты в зале суда, произносили революционные речи и т.п. Состав адвокатуры по праву можно назвать самым блестящим за всю историю. Всего в деле принимали участие 35 адвокатов, среди которых В.Д. Спасович, Д.В. Стасов, П.А. Александров, В.Н. Герард, Е.И. Утин, Г.В. Бардовский, А.Л. Боровиковский, П.А. Потехин, А.Я. Пассовер, А.Н. Турчанинов, М.Ф. Громницкий, В.О. Люстиг, Е.И. Кедрин, В.В. Самарский-Быховец, А.А. Черкесов, В.М. Бобрищев-Пушкин, Н.М. Соколовский, Е.В. Корш и другие, в качестве защитника также выступал криминалист, доктор права Н.С. Таганцев [7] .

Адвокаты вели себя довольно смело. В первую очередь, защитники опротестовывали факт объединения их подзащитных в единое преступное сообщество. Ими отмечалось отсутствие у «сообщества» определенных целей, программы и отработанной схемы действий, то есть образующих сообщество элементов. Адвокаты мастерски использовали уловку суда разбить подсудимых на группы для раздельного слушания дел: присяжные поверенные заявили, что, если нет нужды в одновременном разбирательстве дела о сообществе, стало быть, нет и такого сообщества. В целом, адвокатам удалось опровергнуть доводы обвинения, и суд был вынужден вынести приговор более мягкий, чем тот, на который рассчитывало правительство.

Следует отметить, что главное направление защиты, используемое адвокатами, – обвинять существующий социально-политический строй – в указанном процессе прослеживается довольно отчетливо. В этом контексте примечательна речь присяжного поверенного Д.В. Стасова: «Никакие политические процессы, никакие заключения не остановят того хода мысли, который есть неотъемлемое достояние жизни общества в данный момент его исторического развития» [8] . Блистательно защищавший народницу Веру Засулич адвокат П.А. Александров в своей заключительной речи указывал на недостатки существующей политической системы: «Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренной, и остается пожелать, чтобы не повторялись причины, производящие подобные преступления, порождающие подобных преступников». Позже Д.М. Герценштейн вспоминал о П.А. Александрове: «…он не защищал Засулич, он обвинял весь строй – такого было впечатление, и в этом была его сила и залог его победы» [9] .

О психологии

Акцент на нравственных свойствах личностей подсудимых также зачастую становился основной линией защиты. Тот же П.А. Александров в деле Веры Засулич ярко использовал этот прием: «В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею…». Н.М. Соколовский на процессе «193-х» подчеркивал личностные качества подсудимых: «Нам говорят о циничном разврате, а мы видим девушек, при одном взгляде на которых всякая мысль о разврате должна заставить покраснеть» [10] .

После цареубийства 1 марта 1881 года отношение к подсудимым, обвиняемым в политических преступлениях, стало еще более жестким. Защитники то и дело сталкивались с предвзятостью суда. В.Д. Спасович, выступая на процессе по делу «17-ти», вновь собравшем весь цвет российской адвокатуры, утверждал: «Не для настоящего процесса, так для будущего пойдет впрок, если практика перестанет производить все будущие процессы от цареубийства, как не производятся все дела об убийстве от убиения Авеля Каином» [11] .

О молодых адвокатах

Начало нового века было ознаменовано распространением массового движения протеста, всерьез угрожавшего основам самодержавия. Одновременно с этим пришло поколение молодых адвокатов, которые пользовались средствами защиты, значительно отличающимися от тех, что были характерны для представителей старого поколения. Так, И.В. Гессен, сравнивая речи Ф.Н. Плевако в защиту рабочих Коншинской мануфактуры и В.А. Маклакова по делу Долбенковских крестьян, наглядно демонстрирует разницу между старой и молодой адвокатурой: «один прибегает к приему captatio benevolentiae (снискания расположения) судей, другой – бросает им вызов; один просит извинить грубость толпы, другой – возлагает на судей ответственность за эту грубость; один молит о снисхождении, как для людей обреченных, другой – требует элементарной справедливости» [12] . Представители старшего поколения адвокатуры в большинстве своем заботились о судьбе самих подсудимых, в то время как их преемники использовали заседания суда в качестве одного из средств политической борьбы. Так, в процессе над участниками Обуховского дела, имевшем место с мая по июль 1901 года, защитники использовали довольно «грязные» методы: защищая более юных, перекладывали ответственность на старших; указывали, что рабочие в день беспорядков были пьяны и т.д. Отсюда произрастает вывод – в начале XX века по своему составу и убеждениям адвокатура стала другой. Нарастание революционного движения угрожало не только самодержавию, но и всему тогдашнему классу буржуазии, к представителям которого и принадлежали адвокаты.

Среди политических процессов начала XX века можно выделить проходивший в апреле 1904 года процесс деятелей «Союза освобождения» Е.В. Аничкова и А.В. Тырковой, которых обвиняли в попытке распространения журнала «Освобождение», 333 экземпляра которого были изъяты у них при возвращении из-за границы. Защитниками выступали М.Л. Мандельштам, Н.П. Карабчевский и Б.Г. Барт. Адвокатам удалось опровергнуть ряд доводов обвинения. М.Л. Мандельштам доказал, что провоз через границу еще не означает попытку распространить издание, а является лишь приготовлением к ней, что, в свою очередь, не наказывается по закону. Н.П. Карабчевский указывал на недоказанность намерения обвиняемых распространить журнал, а не просто доставить его в Россию [13] . В этом процессе защита ловко использовала недостаточность доказательств и неточность формулировок обвинения.

Обобщая, среди основных приемов политической защиты, использовавшихся представителями адвокатуры:

защита от предвзятости суда;
очищение личности подсудимых от клеветы обвинения;
использование процессуальных нарушений в пользу подзащитных;
обвинение социального строя и апеллирование к общественному мнению.

Присяжные поверенные оказывались неизбежно вовлеченными в общественно-политическую жизнь страны и играли немаловажную роль в происходящих событиях: «адвокатура демонстрировала весь микрокосм мнений о политическом развитии страны» [14] . Значимость работы присяжных поверенных довольно четко оценил адвокат В.Д. Спасович: «Мы не искали крестов, мы не получали медали за храбрость, но мы кое-что сделали, не щадя живота, о чем можно судить по тому вою целых стай шакалов, которые тоскуют о вырванной из их пасти добыче» [15] .

Подводя итог, заключим, что присяжные поверенные в дореволюционный период в большинстве своем защищали представителей революционных и радикальных движений. Если адвокатам XIX века была свойственна либеральная позиция, соединенная с отрицанием неизбежности радикальных мер, то присяжные поверенные начала XX века были в большей мере политически активны, возглавляли политические организации, представлявшие интересы довольно разнородных групп населения. Проявляя солидарность с идеями своих подзащитных, присяжные поверенные содействовали русскому освободительному движению, в конечном счете приведшему к коренным изменениям общественно-политического строя, что, безусловно, само собой демонстрирует роль института присяжных поверенных в историческом развитии России.

Изучение и оценка дореволюционного опыта организации адвокатуры носит больший прикладной характер, чем может показаться на первый взгляд. Стоит признать, что ряд современных процессов, имеющих политический окрас, при прочих разных есть отголоски исторического противостояния духа отечественного политического устройства и естественной тяги неизбежно формируемого гражданского общества к защите прав и свобод человека как высшей ценности. Сменилась риторика, понятие «смелости» защитника теперь имеет другой привкус и во многом по принципу кругов Эйлера соприкасается с понятием «безопасность». Вместе с тем, быть может исторические традиции правозаступничества, преломившись через призму современных обстоятельств общественно-политической жизни, будут способствовать тому, что здоровый экономический климат и недопустимость необоснованного попрания свобод человека приобретут характер ординарных явлений.

«Страна, забывшая свою культуру, историю,

традиции и национальных героев —

обречена на вымирание».

[1] Троицкий Н.А. Адвокатура в России и политические процессы 1866-1904 гг. – Тула. – 2000. С. 265.

Третьим важнейшим достижением реформы 1864 г. наряду с принципом несменяемости судей и судом присяжных стал институт адвокатуры. Прежде он в России отсутствовал, хотя его необходимость и была просвещенным людям вполне очевидна (так, еще Пушкин указывал на нее в своей «Истории пугачевского бунта»). Создав сословие адвокатов (присяжных поверенных), судебная реформа наделила их функцией самоуправления и предъявила повышенные требования к соблюдению ими этических норм. Советы присяжных поверенных, учрежденные при новых судах, решали, кто достоин быть членом корпорации, и могли отказать лицам, которые не имели необходимых нравственных качеств, даже если они удовлетворяли всем прочим требованиям. Опротестовать такой отказ было невозможно.

Самоуправление и корпоративность адвокатуры укладывались в общий тренд того времени: в том же 1864 году были учреждены органы земского самоуправления, а шесть лет спустя – городского. Считалось, что самоуправление позволит институтам гражданского общества стать автономными от государства и его бюрократии. С точки зрения либералов-реформаторов, в этом и состоял смысл создания адвокатуры как отдельной корпорации. В значительной степени эта цель была достигнута. Однако никакой адвокатской монополии на судебное представительство в Российской империи, по существу, не возникло. Общественное мнение было настроено решительно против монополии. После первоначальных колебаний законодательство двинулось по пути «сертификации» юридической деятельности, а не по пути ее лицензирования: иными словами, адвокатский статус давал престиж и служил удостоверением высокого профессионализма его обладателя, но не был непременным условием для занятия юридической практикой, в том числе для судебного представительства. Отказ от монополии объяснялся растущим «спросом на право» при нехватке подготовленных кандидатов в адвокатуру; снижать же планку требований в целях расширения адвокатских рядов считалось недопустимым. Не обладая монополией на профессию, присяжные поверенные были в то же время призваны служить образцом для остальных профессионалов.

Поэтому наряду с присяжной адвокатурой, члены которой могли выступать в любых судах, был вскоре создан институт частных поверенных, которые тоже могли выступать в судах, но лишь в тех, при которых получали аккредитацию. Даже в высшем суде – кассационном Сенате – они также могли представлять тяжущихся, причем без ограничений (сопровождая и такие дела, которые в первой инстанции велись другими поверенными). От частных поверенных формальное юридическое образование не требовалось, нужен был только определенный практический опыт. Кроме того, пришлось по факту признать существование помощников присяжных поверенных (стажеров) как особого сословия, хотя в законах о них почти ничего не говорилось. При нехватке времени у адвокатов помощники вели дела и в гражданских, и в уголовных делах, причем не имея адвокатского статуса. Да и сами тяжущиеся могли вести дела лично или назначить своими представителями близких родственников. А в мировых судах, где рассматривалось большинство дел, к представительству допускались вообще все правоспособные граждане. Именно таким образом в империи удовлетворялся все более растущий «спрос на право». Адвокатов не хватало: даже перед Первой мировой войной на одного адвоката в России приходилось в 10 раз больше жителей, чем в Англии. При этом наблюдалась крайняя неравномерность: много адвокатов было в столицах, Киеве, Варшаве и Одессе, а вот в Омске или Казани их плотность была уже в 5–6 раз меньше.

Урок той реформы для нашего времени состоит в том, что адвокатская монополия скорее вредна, чем полезна. Русскому правительству технически ничего не стоило создать монополию и при этом широко открыть ворота в адвокатуру всем, кто удовлетворяет минимальным требованиям. Однако оно не двинулось по пути примитивной девальвации адвокатского статуса, а предпочло выстроить открытую многоуровневую систему, в которой разные категории профессионалов могли достаточно свободно конкурировать друг с другом. Подобная система вовсе не является чем-то уникальным: так, в Швеции и Финляндии, судебные системы которых принадлежат к числу наиболее исправных, адвокаты и поныне не имеют никакой монополии на судебное представительство и любые другие виды юридических услуг. За тяжущимся остается неограниченное право выбирать себе представителей и консультантов. Что же касается расхожего довода о необходимости защиты социально уязвимых групп от ошибочного выбора, то он явно неприложим к предпринимательским структурам, составляющим самый лакомый кусок юридического рынка. Подобный патернализм необходим разве что бабушкам и нелеп в применении к коммерсантам.

Монополия означает необходимость получать лицензию на определенное занятие. Однако в данном случае ясные экономические резоны для такой меры отсутствуют. Вопрос о влиянии лицензирования на цену и качество услуг является сложным, он с трудом поддается эмпирическому анализу, однако исследования профессора Морриса Кляйнера из Университета Миннесоты показывают, что в целом лицензирование профессий к положительным эффектам не ведет, и этот вывод верен даже в отношении учителей и дантистов. Нет оснований думать, что с юристами будет иначе, тем более имея в виду, что лицензирование будет наверняка сопровождаться «захватом регулятора», поскольку регулировать допуск в профессию будут именно те, кто уже в нее допущен. Это особенно опасно в Российской Федерации – стране, где непотизм и коррупция являются обычным делом, принципы меритократии решительно попраны, репутационные механизмы потерпели крах, а этика служения, имевшаяся в Российской империи, осталась лишь в преданиях. Отделить зерна от плевел в таких условиях не получится. Результатом будет лишь извлечение дополнительной ренты за счет потребителей, а вовсе не повышение качества услуг. Вывод: эту страну спасут только свобода и конкуренция, а не воздвижение новых барьеров для деятельности. Только на такой основе возможен бурный рост экономики и культуры, сравнимый с тем, что последовал за великими реформами 1860-х гг.

Это последняя статья из цикла, посвященного судебной реформе 1864 г. Предыдущие читайте в «Ведомостях» от 5.12.2014, 23.01.2015 и 28.04.2015.

Черта оседлости, или, точнее, «черта постоянной еврейской оседлости», – это ареал, открытый для легального и постоянного проживания в Российской империи тех, кто исповедовал иудаизм, т. е. евреев как конфессии. За пределами ее периметра проживание евреев строго воспрещалось и преследовалось за исключением некоторых категорий. Ограничения имелись и внутри самой черты оседлости, например, на проживание евреев в сельской местности (к городским поселениям относились и местечки).

В переносном смысле понятие черты оседлости стало синонимом политики государственного антисемитизма в России, особенно во второй половине XIX в. Режим черты оседлости строго коррелировал с политикой российских монархов в еврейском вопросе или, иными словами, с уровнем их антисемитизма и с соответствующей степенью дискриминации евреев: периодами относительной либерализации ее режима считались царствования Павла I и Александра II.

Как таковая черта оседлости в России была введена указом Екатерины II от 23 декабря 1791 г. На ее царствие пришлись все три раздела Польши (1772, 1793 и 1795 гг.), каждый из которых добавлял России на западе обширные земли, плотно заселенные евреями, или по-польски «жидами». С присоединением к России Курляндии, а в 1815 г. еще и 10 привислинских воеводств (позднее губерний), составивших так называемое Царство Польское, автоматически возникли как бы две новые зоны черты оседлости: они не были слиты в единый ареал уже имевшейся черты, как таковой, а существовали в силу своей исторической и правовой специфики параллельно и автономно. Мало того, евреи из официальной черты оседлости не могли переселяться в Царство Польское и наоборот, что было отменено только в 1868 г. Но с точки зрения проницаемости остальной так называемой внутренней России для евреев что из черты, что из царства различий не было никаких.

После включения в 1818 г. в черту оседлости Бессарабской области ее сводный контур более не менялся и охватывал воеводства Царства Польского и губернии: Бессарабскую, Виленскую, Витебскую, Волынскую, Гродненскую, Екатеринославскую, Киевскую, Ковенскую, Минскую, Могилевскую, Подольскую, Полтавскую, Таврическую, Херсонскую и Черниговскую. Даже внутри этого ареала евреям запрещалось селиться в сельской местности, а также в отдельных городах, в частности в Николаеве, Ялте, Севастополе, частично – в Киеве, где им дозволялось жить только в особой части города, а именно на Подоле: интересный случай переноса самого принципа черты оседлости во внутриселенный масштаб.

После 1818 г. в России оказалось сосредоточено около половины всего мирового еврейства, причем всех их империя чистосердечно потчевала традиционными еврейскими кушаньями: удвоенным налогообложением, например. Черта оседлости была одним из главных инструментов российского правительства в его политике по отношению к еврейскому населению: с ее помощью резко ограничивались или дозировались межнациональные, межконфессиональные, межсословные и межрегиональные контакты с участием евреев.

Еврейские массы в городах и местечках черты оседлости характеризовались повышенной рождаемостью, скученностью населения, явной и латентной безработицей: иными словами, большая часть российского еврейства все более погружалась в бедность и нищету, толкавшие их, во-первых, в революционное движение и, во-вторых, прочь из черты оседлости.

Александр II, став освободителем для российских крестьян, таковым же для российских евреев так и не стал. Но при нем начались либерализация статуса евреев и расширение круга корпораций, свободных от дискриминации чертой оседлости. В этот круг вошли купцы I и II гильдий, выпускники вузов и лица со степенью доктора или магистра, мастеровые и ремесленники, отставные рекруты и некоторые другие. В циркуляре от 3 апреля 1880 г. министр внутренних дел Маков предписал губернаторам внутренних губерний не выселять незаконно поселившихся в них евреев до пересмотра всех законов о евреях, что интерпретировалось как признак подготовки царя к освобождению российских евреев и отмене черты оседлости. Но были такие планы или не были, цареубийство 1 марта 1881 г. перечеркнуло их на корню.

1917–2017: Наследственные болезни российской экономики

Изжить неуважение к предпринимателям, засилье государства, непроизводительный бюджет и зависимость от сырья до сих пор не удалось

Александр III зарекомендовал себя контрреформатором и наряду с Елизаветой I был, пожалуй, самым яростным антисемитом во всей династии Романовых. С его воцарением по России прокатилась первая из трех больших волн еврейских погромов – в 1881–1884 гг. (две другие – 1903–1906 и 1917–1921 гг. – выпадут на властвование Николая II и на безвластие Гражданской войны). Нет, он не давал указаний погромщикам, но его отношение превосходно характеризует пассаж из письма варшавскому генерал-губернатору Гурко: «Сердце мое радуется, когда били евреев, но допускать этого ни в коем случае нельзя, так как от них богатеет земля русская». Любой цинизм лучше фанатизма, и даже такое отношение – прогресс на фоне елизаветинского mot: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли».

Не забудем и введенную в 1886 г. numerus clausus для государственных гимназий и университетов, более известную как «трехпроцентная норма»: в черте оседлости – не более 10%, на остальной территории России – не более 5%, а в Москве и Санкт-Петербурге – не более 3%. Нормы эти, как правило, полностью выбирались медалистами, что фактически закрывало немедалистам дорогу к отечественному высшему образованию и толкало их или в заграничные университеты, или к вынужденно циничному крещению.

Царствование Николая II явилось продолжением отцовской, а не дедовской линии. Последний русский царь, будущий православный святой, верил не только в Распутина и его байки, но и в «Протоколы сионских мудрецов», а когда выяснилось, что «Протоколы» однозначно фальшивка, не стеснялся об этом сожалеть. В середине его царствия по России с грохотом прокатился новый вал погромов, начавшийся в апреле 1903 г. с Кишинева. После этого погромы и черта оседлости сделались предметом внешней политики, став камнем преткновения на переговорах с иностранными державами о новых займах России. В 1904 г. президент США Рузвельт сделал представление России, жестко потребовав от нее изменений в еврейском вопросе и строгого соблюдения Русско-Американского соглашения о торговле и навигации 1832 г. Сюрреалистичным был отказ царя пойти навстречу США в их требовании не препятствовать перемещениям по России граждан США, в том числе иудейского вероисповедания: коль скоро договор подразумевает подчинение американских граждан в России российскому законодательству, то, стало быть, к ним применим и режим черты оседлости. В 1911 г. Штаты денонсировали договор.

Победа или власть

Военный историк Константин Гайворонский о том, почему в 1917 году революция произошла в России и не произошла в других воюющих странах

Политическое бесправие и депортации привели к тому, что началась массовая эмиграция евреев из России, а погромы ее многократно усилили: в 1881–1914 гг. только в США из России эмигрировало более 1,5 млн человек, причем экономически и творчески наиболее активных и продвинутых. Еврейская молодежь из числа остающихся изо всех сил рвалась сквозь бастионы черты оседлости и столь же массово уходила «в революцию», во все ее ответвления и рукава. Это напугало власть, заставило ее подумать не только о кнуте, но и о прянике, по возможности небольшом. Но когда Столыпин предложил царю и вовсе отменить запреты на проживание евреев в сельской местности по всей империи (за исключением областей казачьих войск), Николай отказался.

Общее бесправие, униженность, запертость и затертость в черте оседлости большей части еврейского населения крупнейшей в мире державы, претендующей на свой высокий пюпитр в европейском «квартете» и глобальном «оркестре», смотрелись вопиющим атавизмом и аномалией. Упрямое – вопреки всему – отстаивание черты оседлости подрывало международный авторитет Российской империи, тянуло ее вниз и назад, осложняло экономические связи с другими странами. После Кишинева получить займы от европейских банковских консорциумов, и не только с еврейским участием, стало крайне сложно.

Неудивительно, что призывы об отмене черты оседлости и об уравнении евреев в правах звучали постоянно. На стыке XIX–XX вв. это стало лозунгом не только еврейских организаций, но и частью программ большинства общероссийских партий, кроме черносотенных. За пределами Царского Села существовал консенсус, неплохо сформулированный Витте: «Я был бессилен заставить пересмотреть все существующие законы против евреев, из которых многие крайне несправедливы, а в общем законы эти принципиально вредны для русских, для России, так как я всегда смотрел и смотрю на еврейский вопрос не с точки зрения, что приятно для евреев, а с точки зрения, что полезно для нас, русских, и для Российской Империи». Витте улавливал и провиденциальную связь между еврейской политикой царя, революцией и судьбой монархии: «Я убежден в том, что, покуда еврейский вопрос не получит правильного, неозлобленного, гуманного и государственного течения, Россия окончательно не успокоится».

Но при всех царях российское правительство упорно отказывалось от ликвидации черты, обещая взамен лишь медленное и постепенное расширение прав евреев – по мере прогресса их ассимиляции. 31 мая 1910 г. евреи-депутаты Госдумы Фридман и Нисcелович при поддержке кадетов все же вынесли законопроект об отмене черты на рассмотрение Думы. Их поддержали 166 депутатов, в том числе 26 от партии октябристов. Но правые добились передачи законопроекта в комиссию о неприкосновенности личности, где его благополучно замылили.

Развязка наступила иначе и как бы сама собой – во время и благодаря Первой мировой войне. В 1914–1916 гг. по причине якобы поголовной нелояльности из западных прифронтовых губерний во внутренние губернии России было выселено 250 000–350 000 евреев. Но едва лишь дунув на черту оседлости, война фактически ее и сдула, уничтожила: еврейские беженцы, эвакуированные и интернированные, расселились по внутренним губерниям далеко и широко. Признанием этого факта стал циркуляр очередного министра внутренних дел Щербатова от 15 августа 1915 г., изданный под давлением межпартийного Прогрессивного блока в Думе. Формально циркуляр не упразднял черту оседлости, но разрешал евреям жить (временно!) во всех городских поселениях страны, кроме столиц и местностей, находившихся в ведении министерств Императорского двора и Военного (Москва, Петербург, Ялта, Царское Село, области казачьих войск, а также сельская местность).

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: