Тщеславие это мой любимый из грехов адвокат дьявола
Обновлено: 18.04.2024
Один из величайших актеров в истории кино, икона, живая легенда: сегодня Аль Пачино исполняется 80 лет. Составлять списки из его лучших ролей — дело непростое, ведь практически все его фильмы признаны и любимы как кинокритиками, так и зрителями по всему миру. Но мы все-таки попытались и выбрали 10 картин, которые хочется пересматривать снова и снова.
Крестный отец (1972)
Абсолютная классика мирового кинематографа и первая серьезная работа актера. «Крестный отец» Фрэнсиса Форда Копполы считается одним из лучших фильмов в истории кино и стабильно входит в первую пятерку 250 лучших фильмов по версии веб-сайта IMDb. За работу в этом фильме Аль Пачино, тогда еще совсем молодой актер, впервые был номинирован на премию «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана. Хотя в том году Аль Пачино бойкотировал церемонию награждения, выразив недоумение, почему он был номинирован в категории «Лучший актер второго плана», тогда как его коллега по фильму Марлон Брандо, имевший гораздо меньше экранного времени, был номинирован в категории «Лучший актер главной роли».
Серпико (1973)
Роль в драме «Серпико» считается одной из сильнейших в карьере актера. Фильм рассказывает историю честного полицейского, который попал в коррумпированную систему.
Фильм основан на реальных событиях и прекрасно показывает семидесятые, хотя и сейчас проблема коррупции в американской полиции — частая тема для обсуждений. Возможно, именно поэтому фильм не теряет своей популярности и спустя почти 50 лет.
Пугало (1973)
Драматическое роуд-муви, завоевавшее «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля в 1973 году. Два парня с разными судьбами едут из одного уголка Америки в другой в поисках счастья и лучшей жизни: один только что вышел из тюрьмы и мечтает открыть мойку автомобилей, второй недавно вернулся из плавания и узнал, что во время его отсутствия у него родился ребенок. Денег у них нет, но есть жажда жизни и любовь к приключениям, о которых и рассказывает фильм. Чтобы вжиться в образ, Аль Пачино и его партнер по фильму Джин Хэкмен на протяжении нескольких недель прикидывались бродягами и ездили автостопом по всей Калифорнии.
Лицо со шрамом (1983)
Изначально эту роль должен был исполнить Роберт Де Ниро, но в последний момент он отказался от участия в съемках. Зато теперь в роли амбициозного и харизматичного гангстера сложно представить кого-то, кроме Аль Пачино.
Несмотря на то, что после выхода картина получила разгромные отзывы от критиков, современными киноведами «Лицо со шрамом» расценивается как один из величайших гангстерских кинофильмов в истории.
Запах женщины (1992)
Не самая типичная для Аль Пачино роль стала одной из его лучших работ и принесла ему долгожданный и заслуженный «Оскар», который стал его первым успехом после семи предыдущих номинаций. Аль Пачино сыграл слепого полковника Фрэнка Слэйда, гордого и ироничного. Сцена, где Слэйд танцует танго с молодой незнакомкой, считается одной из самых узнаваемых в истории кино.
Путь Карлито (1993)
Кто же лучше сыграет наркобарона, если не Аль Пачино? Крупный наркоторговец Карлито Бриганте выходит на свободу после 5 лет тюремного заключения и хочет раз и навсегда завязать с криминалом и начать спокойную жизнь со своей любимой. Но у его близкого друга другие планы, и он пытается снова втянуть Карлито в опасную авантюру. Фильм снят по роману Эдвина Торреса «После работы», а партнером Аль Пачино стал не менее талантливый Шон Пенн.
Адвокат дьявола (1997)
Конечно, этот фильм мы любим еще и благодаря Киану Ривзу в главной роли. Но стоит признать, что Аль Пачино — едва ли не лучшее воплощение дьявола на киноэкране. Его персонаж по имени Джон Мильтон (имя выбрано в честь автора эпической поэмы 17 века «Потерянный рай») — обаятельный, умный и не знающий поражений адвокат, личность, полная пороков и соблазна.
Благодаря этой роли Аль Пачино стали считать одним из лучших злодеев американского кино.
Бессонница (2002)
«Бессонница» режиссера Кристофера Нолана — ремейк скандинавского нуара. Аль Пачино сыграл роль детектива, приехавшего на Аляску, чтобы расследовать убийство молодой девушки. Одну из лучших ролей здесь сыграл не только Аль Пачино, но и Робин Уильямс, который снялся в весьма неожиданном для него амплуа.
Венецианский купец (2004)
«Венецианский купец» — экранизация одноименной пьесы Уильяма Шекспира. Аль Пачино играет Шейлока — алчного ростовщика, который абсолютно не вписывается в общую атмосферу дружелюбия и счастья, царившую в Венеции.
Но по классике жанра (это все-таки Шекспир) жизнь всех героев меняется, когда в историю вмешивается любовь. Фильм не получил должного внимания кинокритиков и является одним из самых малоизвестных в карьере Аль Пачино, но посмотреть его стоит хотя бы ради безупречной игры актера.
Ты не знаешь Джека (2010)
Фильм основан на реальных событиях и повествует о деятельности врача Джека Кеворкяна, которому дали прозвище «Доктор Смерть». Кеворкян был одним из первых американских врачей, поддержавших идею легализации эвтаназии.
Сам 82-летний Джек Кеворкян, который присутствовал на премьере картины, отметил, что был шокирован игрой актера: «Аль Пачино был просто невероятным, я словно смотрел на себя в зеркало».
«Адвока́т дья́вола» (англ. The Devil’s Advocate ) — мистическая драма по одноимённому роману Эндрю Найдермана. Талантливого адвоката из Флориды Кевина Ломакса после очередного успешного процесса приглашают в Нью-Йорк на работу в крупной юридической компании Джона Милтона.
Режиссёр: Тейлор Хэкфорд. Сценаристы: Джонатан Лемкин и Тони Гилрой.
Теглайн: «У зла свой путь к победе.»
Слоганы: «The newest attorney at the world's most powerful law firm has never lost a case. But he's about to lose his soul.» «Speak of the devil» «Devil begins and wins.»
Как твой адвокат, советую держаться от меня подальше.
As your attorney, I'm advising you to keep the fuck away from me.
Старт был неплох, но ни у кого не получалось выигрывать всю жизнь.
It was a nice run, Kev. Had to close out someday. Nobody wins them all.
Кевин Ломакс: Надо вывести номер четыре и шесть. Я бы так же избавился и от номера двенадцать, но обвинитель это сделает за нас.
Майзел: Номер шесть? Ты шутишь? Она — мой козырь.
Кевин Ломакс: И мой кандидат на выброс.
Майзел: Четвёртый? Тот с косичками? Это зря: он присяжный от защиты и абсолютно лоялен.
Кевин Ломакс: Вы его ботинки видели?
Майзел: Слушай, гений, может быть во Флориде ты действительно чего-то стоишь, но здесь Нью-Йорк, мой феттер, мы здесь из апельсинов сок не давим.
Кевин Ломакс: Эти ботинки он чистит каждый день. И сам стирает свою одежду. Вы думаете, он добродушный увалень — я уверен, он спит с пистолетом под подушкой. Он из тех, кто возделывает только собственный сад. И номер шесть, ваш фаворит, женщина с разбитой жизнью.
Майзел: Да она же учительница католической школы. Верит в человеческое сострадание.
Кевин Ломакс: Нет. Она явно не в порядке. Что-то не так. Она хочет вершить суд, потому что мечтает отомстить за свои обиды. — перед процессом, в котором Кевин выбирает присяжных
Kevin Lomax: Let's get rid of Number four, six. I'd say lose Number twelve, but the prosecutor's gonna fuck up and do it for us.
Meisel: Number six? You're kidding, right? She's my first choice.
Kevin Lomax: She's my first pass.
Meisel: And four? With the dreadlocks? That's crazy. That's a defendant's juror.
Kevin Lomax: Did you see his shoes?
Meisel: Look, kid, maybe down in Florida you are the next big thing. This is New York. We're not squeezing oranges here.
Kevin Lomax: He polishes those shoes every night. He makes his own clothes. He looks like a brother with an attitude, but I see a man with a gun under his bed. And woe betide the creature who steps into his garden. Number six… your favorite… she's damaged goods.
Meisel: She's a Catholic schoolteacher. Believes in human frailty…
Kevin Lomax: No. Something's missing from her. She's wrong. She wants on this jury. Somebody hurt her and she wants revenge.
Убивать добротой — это наш секрет.
That's our secret: kill you with kindness.
Джон Милтон: Я уверен, у вас есть секрет.
Кевин Ломакс: Мужской туалет. В мужском туалете окружного суда в Дюва́ле есть дырка в стене в соседнюю комнату — я больше пяти лет слушал, как совещаются присяжные.
John Milton: I was sure you had a secret.
Kevin Lomax: The men's room. Upstairs men's room in the Duval County courthouse. There's a hole in the wall to the next room. I spent five years listening to juries deliberate.
Здесь есть курица, чемпион тик-так-ту, всегда выигрывает. Она знаменитость!
There's a chicken, plays tic-tac-toe, never loses. He's famous.
Будь вместе с толпой. Обожаю толпу.
Stay in the trenches. Only way I travel.
Умей из всего извлечь пользу, а потом забыть.
You use it. You embrace it. And then you move on.
Джон Милтон: Это твоя жена, парень. Она больна, и нужно, чтобы ты позаботился о ней. Но вот что странно: неужели тебе самому не пришло в голову отказаться от этого дела?
Кевин Ломакс: Одного боюсь. Я брошу это дело, ей станет лучше… и я возненавижу её. А я не хочу носить в себе обиду, Джон. Я могу выиграть этот процесс, я должен выиграть, я выполню свою работу, а затем… затем… всё сделаю, чтобы ей помочь.
Джон Милтон: Сдаюсь, уговорил. — Милтон уговаривает Кевина бросить дело и посвятить себя помощи жене
John Milton: It's your wife! She's sick, she needs you. She's got to come first. All right, wait a minute. Do you mean the possibility of leaving this case has never entered your mind?
Kevin Lomax: You know what scares me? I quit the case, she gets better… and I hate her for it. I don't want to resent her. I've got a winner here. I've got to nail this fucker down and put it behind me. Just get it done. Then… then… put all my energy into her.
John Milton: I stand corrected.
Человеческий аппетит возрос до такой степени, что может расщеплять атомы с помощью своего вожделения. Их эго достигло размеров кафедрального собора. Смазывая даже убогие мечты зелёными, как доллары, и жёлтыми, как золото, фантазиями, можно добиться того, что каждое человеческое существо превратится в честолюбивого императора и будет обожествлять самого себя. Пока мы суетимся, совершаем одну сделку за другой, кто позаботится о нашей планете? И это в то время, когда воздухом нельзя дышать, а воду нельзя пить, даже пчелиный мёд приобретает металлический привкус радиоактивности. Все заняты тем, что торгуют контрактами на будущее, а ведь будущего уже нет: в нас целый миллиард эдди борзунов, несущихся трусцой в будущее, и каждый из них готов надругаться над бывшей планетой Господа, а потом отказаться нести ответственность. Когда они дотронутся до клавиши компьютера, чтобы подсчитать свои часы работы, оплачиваемые в долларах, придёт прозрение, но будет поздно — им придётся заплатить по счетам, они попытаются отказаться от своих обязательств — не выйдет.
You sharpen the human appetite to the point where it can split atoms with its desire. You build egos the size of cathedrals. Fiber-optically connect the world to every eager impulse. Grease even the dullest dreams with these dollar-green, gold-plated fantasies until every human becomes an aspiring emperor, becomes his own god. As we're scrambling from one deal to the next, who's got his eye on the planet? As the air thickens, the water sours, even bees' honey takes on the metallic taste of radioactivity and it just keeps coming, faster and faster. There's no chance to think, to prepare. It's buy futures, sell futures, when there is no future. We got a runaway train, boy. We got a billion Eddie Barzoons all jogging into the future. Every one of them is getting ready to fistfuck God's ex-planet, lick their fingers clean, as they reach out toward their pristine cybernetic keyboards to tote up their fucking billable hours. And then it hits home. You got to pay your own way, Eddie. It's a little late in the game to buy out now.
Возможно, Бог слишком часто предавался азартным играм с будущим человечества, он бросил всех нас на произвол судьбы.
Maybe God threw the dice once too often. Maybe He let us all down.
Кевин Ломакс: Кто же ты?
Джон Милтон: О, у меня так много имён…
Кевин Ломакс: Сатана?
Джон Милтон: Зови меня папой.
Kevin Lomax: What are you?
John Milton: I have so many names.
Kevin Lomax: Satan.
John Milton: Call me Dad.
Определённо, тщеславие — мой самый любимый из грехов. Он так фундаментален. Себялюбие — это естественный наркотик.
Vanity is definitely my favorite sin. Kevin, it's so basic. Self-love. The all-natural opiate.
Джон Милтон: Чувство вины — это всё равно что мешок тяжёлых кирпичей — да сбрось-ка их с плеч долой.
Кристабелла Андреоли: Я знаю, что ты чувствуешь — сама через это прошла. Иди ко мне, иди, и скорее сбрось с себя этот груз.
Кевин Ломакс: Я не могу этого сделать.
Джон Милтон: А для кого ты таскаешь все эти кирпичи? Для Бога? В самом деле, для Бога? Так позволь открыть тебе маленький секрет про нашего Бога. Ему нравится наблюдать, он большой проказник — подумай над этим: он даёт человеку инстинкт, дарит этот экстраординарный подарок, а потом, ради развлечения для своего ролика космических трюков, устанавливает противоположные правила игры. Это самый жестокий розыгрыш за все минувшие века: смотри — но не смей трогать, трогай — но не пробуй на вкус, пробуй — но не смей глотать. И пока ты прыгаешь с одной ноги на другую, что делает он? Хохочет, так что его мерзкая задница вот-вот лопнет от натуги, и он — закомплексованный ханжа и садист, он просто рэкетир, и поклоняться такому Богу — никогда.
Кевин Ломакс: «Лучше царствовать в Аду, чем служить на Небесах?» [1]
Джон Милтон: А почему нет? Здесь, на земле, я погружён в её заботы с сотворения Мира, я пестовал каждую новинку, которую мечтал заполучить человек, я помогал ему во всём и никогда не осуждал. Более того, я никогда не отвергал его, несмотря на все его недостатки. Я фанатично влюблён в человека. Я гуманист, быть может, последний на Земле. Кто станет отрицать, если только он не выжил из ума, что двадцатый век был исключительно моим веком! Ведь этот век, Кевин, от альфы до омеги — мой. Я достиг апогея силы. Теперь мой звёздный час, наш звёздный час.
John Milton: You know, I'll tell you, boy… guilt it's like a bag of fucking bricks. All you got to do is set it down.
Christabella Andreoli: I know what you're going through. I've been there. Just come here. Come here. Let it go.
Kevin Lomax: I can't do that.
John Milton: Who are you carrying all those bricks for? God? Is that it? God? I'll tell you… let me give you… let me give you a little inside information about God. God likes to watch. He's a prankster. Think about it. He gives man instincts. He gives you this extraordinary gift, and then what does He do? I swear, for his own amusement, his own private, cosmic, gag reel, He sets the rules in opposition. It's the goof of all time. Look, but don't touch. Touch, but don't taste. Taste, but don't swallow. And while you're jumping from one foot to the next, what is He doing? He's laughing his sick, fucking ass off! He's a tightass! He's a sadist! He's an absentee landlord! Worship that? Never!
Kevin Lomax: «Better to reign in Hell than serve in Heaven», is that it?
John Milton: Why not? I'm here on the ground with my nose in it since the whole thing began! I've nurtured every sensation man has been inspired to have! I cared about what he wanted and I never judged him! Why? Because I never rejected him, in spite of all his imperfections! I'm a fan of man! I'm a humanist. Maybe the last humanist. Who, in their right mind, Kevin, could possibly deny the 20th century was entirely mine? All of it, Kevin! All of it. Mine. I'm peaking, Kevin. It's my time now. It's our time.
Свобода, милый, в том, чтобы не пришлось о чём-то сожалеть.
Freedom, baby, is never having to say you're sorry.
Кевин Ломакс: А как же любовь?
Джон Милтон: Её слишком переоценили, биохимически — это всё равно как съесть большое количество шоколада.
Kevin Lomax: What about love?
John Milton: Overrated. Biochemically no different than eating large quantities of chocolate.
6. «Я американец, прячусь здесь от нашей полиции. Зовут Майклом. Можете донести на меня ― заплатят хорошо, только ваша дочка потеряет на этом отца, а могла бы найти мужа». Майкл Корлеоне, «Крестный отец»
7. «Моя бывшая жена живет в этом доме. Представляешь? Ездим в одном лифте. После встречи с ней пью три рюмки, чтобы успокоиться». Бенни «Левша» Руджеро, «Донни Браско»
8. «Деньги неизбежно ведут к вершине». Джон Милтон, «Адвокат дьявола»
9. «Герои делали революцию и проливали кровь за свободу, а к власти пришли подлецы и мудаки». Том Добб, «Революция»
10. «Не пожимай плечами, я же слепой. Язык тела прибереги для девочек». Фрэнк Слейд, «Запах женщины»
11. «Старые записи ставят только на первом-втором свидании. Надо узнать друг друга поближе. Ты запускаешь старые пластинки, и она сразу понимает: какой ты тонкий и сентиментальный. А с постоянной бабой это все нафиг не нужно». Фрэнк Кэллер, «Море любви»
12. «Все, чему нас научила история – убить можно любого». Майкл Корлеоне, «Крестный отец II»
13. «Убивать добротой — это наш секрет». Джон Милтон, «Адвокат дьявола»
14. «В танго не бывает ошибок, не то что в жизни. Это очень просто, поэтому танго такой замечательный танец. Ошибаешься - сделай вид что так и надо, и танцуй дальше». Фрэнк Слейд, «Запах женщины»
15. «Умей из всего извлечь пользу, а потом забыть». Джон Милтон, «Адвокат дьявола»
16. «Можно ли простить врага? Бог простит! Наша задача организовать их встречу». Тони Монтано, «Лицо со шрамом»
В Нью-Йорк по приглашению главы крупного юридического концерна прибывает Кевин Ломакс, молодой адвокат. До этого он был известен тем, что защищал исключительно негодяев и притом не проиграл ни одного процесса.
На новом месте работы он вполне счастлив, он живет в роскошной квартире с любящей женой, его окружают интересные люди.
Определенно, тщеславие – мой самый любимый из грехов. Он так фундаментален, самолюбие – это естественный наркотик.
Свобода в том, чтобы не пришлось о чем-то сожалеть.
— Кто же ты? Сатана?
— Зови меня папой.
Убивать добротой – это наш секрет.
Умей из всего извлечь пользу, а потом забыть.
Умей сгруппироваться, достичь успеха и не терять сон.
— Чувство вины — это все равно что мешок тяжелых кирпичей, да сбрось-ка их с плеч их долой… А для кого ты таскаешь все эти кирпичи? Для Бога? В самом деле, для Бога? Так позволь открыть тебе маленький секрет про нашего Бога. Ему нравиться наблюдать, он большой проказник: он дает человеку инстинкт, дарит этот экстраординарный подарок, а потом, ради развлечения для своего ролика космических трюков, устанавливает противоположные правила игры. Это самый жестокий розыгрыш за все минувшие века: смотри — но не смей трогать, трогай — но не пробуй на вкус, пробуй — но не смей глотать… И пока ты прыгаешь с одной ноги на другую, что делает он? — хохочет, так что его мерзкая задница вот-вот лопнет от натуги, и он — закомплексованный ханжа и садист, он просто рэкетир, и поклоняться такому Богу — никогда.
— Лучше царствовать в Аду, чем служить на небесах?
— А почему нет? Здесь, на земле, я погружен в ее заботы с сотворения Мира, я приветствовал каждую новинку, которую мечтал заполучить человек, я помогал ему во всем и никогда не осуждал. Более того, я никогда не отвергал его, несмотря на все его недостатки; я фанатично влюблен в человека; я гуманист, быть может, последний на Земле. Кто станет отрицать, если только он не выжил из ума, что двадцатый век был исключительно моим веком! Ведь этот век, Кевин, от альфы до омеги, мой; я достиг апогея силы; теперь мой звездный час, наш звездный час…
Человеческий аппетит возрос до такой степени, что может расщеплять атомы с помощью своего вожделения. Их эго достигло размеров кафедрального собора. Смазывая даже убогие мечты зелеными, как доллары, и желтыми, как золото, фантазиями, можно добиться того, что каждое человеческое существо превратится в честолюбивого императора и будет обожествлять самого себя.
Пока мы суетимся, совершая одну сделку за другой, кто позаботится о нашей планете? И это в то время, когда воздухом уже нельзя дышать, а воду нельзя пить, даже пчелиный мед приобретает металлический привкус радиоактивности.
Все заняты тем, что торгуют контрактами на будущее, а ведь будущего уже нет! У нас целый миллиард Эдди Борзунов, несущихся трусцой в будущее, и каждый из них готов надругаться над бывшей планетой Господа, а потом отказаться нести ответственность. Когда они дотронутся до клавиши компьютера, чтобы подсчитать свои часы работы, оплачиваемые в долларах, придет прозрение, но будет поздно. Им придется заплатить по счетам. Отказаться от своих обязательств не выйдет!
Возможно, Бог слишком часто предавался азартным играм с будущим человечества. Он бросил всех нас на произвол судьбы.
Определенно, тщеславие – мой самый любимый из грехов. Он так фундаментален, самолюбие – это естественный наркотик.
— Чувство вины — это все равно что мешок тяжелых кирпичей, да сбрось-ка их с плеч долой… А для кого ты таскаешь все эти кирпичи? Для Бога? В самом деле, для Бога? Так позволь открыть тебе маленький секрет про нашего Бога. Ему нравиться наблюдать, он большой проказник: он дает человеку инстинкт, дарит этот экстраординарный подарок, а потом, ради развлечения для своего ролика космических трюков, устанавливает противоположные правила игры. Это самый жестокий розыгрыш за все минувшие века: смотри — но не смей трогать, трогай — но не пробуй на вкус, пробуй — но не смей глотать… И пока ты прыгаешь с одной ноги на другую, что делает он? — хохочет, так что его мерзкая задница вот-вот лопнет от натуги, и он — закомплексованный ханжа и садист, и поклоняться такому Богу — никогда.
— А почему нет? Здесь, на земле, я погружен в ее заботы с сотворения Мира, я приветствовал каждую новинку, которую мечтал заполучить человек, я помогал ему во всем и никогда не осуждал. Более того, я не отвергал его, несмотря на все его недостатки; я фанатично влюблен в человека; я гуманист, быть может, последний на Земле. Кто станет отрицать, если только он не выжил из ума, что двадцатый век был исключительно моим веком! Ведь этот век, Кевин, от альфы до омеги, мой; я достиг апогея силы; теперь мой звездный час, наш звездный час…
Автор статьи
Читайте также: