Судебный поединок во франции это

Обновлено: 24.04.2024

Единоборства и поединки один на один были широко распространены во многих военных культурах, начиная от гомеровской Греции и до Японии Нового времени. Однако суд поединком, похоже, является уникальным для Европы обычаем. Поединок рассматривался как разновидность испытания (ордалии), когда правота или неправота сторон конфликта изобличалась «божьим судом». Такая форма испытания признавалась законом и широко практиковалась вплоть до конца эпохи Средневековья.

Корни обычая

В европейской культуре война издревле рассматривалась как разновидность судебного конфликта, в котором победу или поражение присуждает высший, божественный суд, сравнивая достоинства обеих сторон. Чтобы победить врага, воину было недостаточно превосходить его ростом, силой, вооружением и храбростью. Победитель должен был выступать со стороны правды и сам быть праведным. Это представление имело последствия сразу в двух направлениях. С одной стороны, война связывалась с восстановлением нарушенного права и велась достойными людьми по определённым канонам. С другой стороны, военные обычаи проникали в правовую систему, в том числе в форме судебного поединка.

Поединок на вазе из Иберии, III–II века до н.э.
legit.ng

Происхождение этого обычая уходит в глубину кельто-германских древностей. Римский историк Тит Ливий рассказывал о завершившемся поединком споре между двумя иберийскими вождями, Корбисом и его племянником Орсуей. После смерти предыдущего правителя, приходившегося, соответственно, одному братом, а другому отцом, оба претендовали на его наследство. Отказавшись от предложенного римским полководцем Публием Сципионом судебного посредничества, вожди объявили, что рассудить их может только бог войны Марс. Когда Сципион в 206 году до н.э. устроил в Испании праздник в честь одержанных им побед над карфагенянами, оба противника на глазах тысяч зрителей сошлись в поединке. Победу одержал старший и более опытный Корбис, который и стал следующим правителем.

Подобные поединки происходили в Галлии в эпоху Юлия Цезаря. Ещё один римский историк, Веллей Патеркул, рассказывал о судебных поединках у германцев.

Хольмганги и эйнвиги в Скандинавии эпохи викингов

В скандинавских сагах мы находим множество упоминаний о поединках викингов. Выделяются две их разновидности: единоборство один на один с более или менее свободными правилами (эйнвиги) и очень формальный хольмганг. Название последнего дословно означает «прогулка по острову». Действительно, там, где это было возможно, такие поединки проводили на небольших островках. Плащом или бычьей шкурой на земле размечали квадрат шириной приблизительно 3 м, внутри которого должна была происходить схватка. Если один из бойцов в ходе боя заступал за очерченное пространство одной ногой, то это считалось отступлением, если обеими — бегством, что приравнивалось к поражению. Бились, как правило, до первой крови, после чего тот, кто был ранен, мог потребовать прекратить сражение. Проигравший был обязан заплатить выкуп (хольмслаусн) — три марки серебром. Если один из бойцов погибал на хольмганге, его смерть не считалась убийством.

В обществе викингов судебный поединок был законным способом разрешения конфликтов, нередко вспыхивавших из-за женщин или собственности. Датский летописец Саксон Грамматик приводил слова легендарного короля Дании Фроти III, который заявил, что при рассмотрении любого спора мечи заслуживают больше доверия, чем слова. С другой стороны, мотивы многих описанных в сагах поединков далеки от благородства. Для бывалых воинов поединок с менее опытным противником зачастую служил просто развлечением или формой узаконенного разбоя. Чтобы вступить в выгодный брак или заполучить приглянувшуюся ему вещь, задире достаточно было заявить свои притязания. Отказ от поединка навлекал на уклонившегося несмываемое клеймо позора.

Таким профессиональным бойцом, использовавшим своё искусство для получения наживы, был, например, Льот, упомянутый в «Саге об Эгиле»:

«Он был шведом по происхождению и не имел родичей здесь в стране. Он приехал сюда и разбогател, убив многих честных бондов на поединках из-за их земель и добра. Таким образом он собрал много земель и всякого добра».

Судебный поединок в германском праве

В правовом поле обычай судебного поединка впервые зафиксирован в «варварских правдах» франков, бургундов, алеманнов, лангобардов и других германских народов в VI–VIII веках. Его распространению способствовал общий культурный упадок, который привёл к деградации правовых институтов и форм судебного дознания в эпоху Тёмных веков. В судебных делах, в которых отсутствовали прямые свидетельства преступного умысла, для определения правоты сторон судьи прибегали к принесению присяги, испытанию огнём, водой и другим формам ордалии. Судебный поединок также относился к сфере божественного суда, поскольку считалось, что победа в нём определяется правотой или неправотой участников боя.

Один из первых законов, регламентировавших проведение судебного поединка, издал в 501 году бургундский король Гундобальд. Отмечая участившиеся среди его подданных злоупотребления судебной присягой и происходившую от этого порчу нравов, король предоставлял тяжущимся сторонам право разрешать спор поединком:

«Чтобы подорвать эту преступную привычку, мы в соответствии с настоящим законом постановляем, что всякий раз, когда возникает судебный спор у наших людей, и тот, кто обвиняется, отрицает, что у него нужно искать данную вещь или что он несёт ответственность за совершённое преступление, тогда (…) не следует отказывать им в праве на поединок».

«Алеманнская правда», датируемая 712–730 годами, предписывает испытание поединком при обвинении в умышленном убийстве, грабеже и лжесвидетельстве. Поединок допускается также в качестве способа разрешения земельных споров. В этом случае судья должен взять горсть земли с оспариваемого участка и бросить её между противниками. Перед началом поединка обе стороны должны прикоснуться к ней своими мечами и поклясться в законности своих притязаний. Проигравшая сторона, помимо утраты права на землю, должна заплатить штраф за лжесвидетельство.

В королевстве франков закон Гундобальда о судебном поединке признал в 630 году король Дагоберт. При Каролингах поединок получил полное господство в сфере судебных доказательств и применялся при разрешении спорных случаев по гражданским и уголовным делам. Людовик Благочестивый в 803 году издал специальный капитулярий, регламентировавший проведение судебного поединка, а также меру ответственности каждой из сторон:

«Если (…) (в суде) показания обеих сторон противоречат друг другу и ни одна из сторон не хочет уступать другой, то двое из их числа, по одному от каждой стороны, должны быть избраны, чтобы со щитом и палицей в руках сражаться один против другого на поле боя. И побеждённый боец должен потерять свою правую руку из-за лжесвидетельства, которое он совершил. Другие свидетели с той же стороны, могут сохранить свою руку (через выплату штрафа)».

Интересно, что капитулярий предписывал, что сражаться друг против друга должны свидетели от каждой из сторон конфликта, а не обвинитель и обвиняемый.

Расцвет эпохи поединков

Наиболее полные описания судебных поединков встречаются в законодательных сводах Высокого Средневековья — таких, как «Саксонское зерцало» (1230), «Королевское фуэро» (1256), «Семь партид» (1262) и другие. В одном из документов приведён перечень из семи преступлений, которые считались достаточно серьёзными для использования суда поединком: государственная измена, умышленное убийство, обвинение в ереси, дезертирство, похищение свободных лиц, лжесвидетельство и изнасилование. Если виновность обвиняемого нельзя было неопровержимо доказать свидетельскими показаниями, а обе стороны настаивали на своём заявлении, судья мог в этом случае прибегнуть к поединку. В Англии судебный поединок разрешался только в тех случаях, когда тяжущиеся стороны имели равное по знатности происхождение. Таким образом, сеньор был не в праве сражаться со своим вассалом, а господин — со своим слугой. Единственным исключением из этого правила было обвинение в государственной измене. Считалось, что для лица благородного происхождения вызов на поединок являлся единственно приемлемым способом ответа на такого рода обвинение.

Во Франции и в Германии потребовать суда поединком мог любой человек. Однако если знатный обвиняемый имел право не принимать вызов, который бросил ему обвинитель более низкого статуса, то вызов более знатного менее знатный не мог отвести без уважительных причин. Существовал также ряд других ограничений. Нельзя было принудить сражаться священнослужителей, мужчин младше 14 или старше 60 лет, евреев, калек и женщин. Освобождающими от поединка обстоятельствами считались потеря глаза, уха, сломанная рука, отсутствующие зубы или пальцы на руках. В таком случае обе стороны должны были доказывать свою правоту в обычном суде.

Впрочем, обвинитель, имевший право на освобождение от поединка, всё же мог при желании добиться возможности сделать вызов. В Англии был известен случай, когда 70-летнему старику удалось получить соответствующее разрешение суда, после чего обвиняемый признал свою вину.

Обвиняемые, которые не имели права на освобождение, но при этом не могли или не хотели сражаться сами, должны были найти себе защитника. Для этого они могли обратиться к любому родственнику, соседу или другу. Сплошь и рядом богатые и могущественные лица принуждали вассалов или других зависевших от них людей выступать в качестве своих защитников. Суд запрещал брать деньги за выполнение такого рода услуг, поскольку эта обязанность считалась добровольной. Запрет породил целый подпольный рынок профессиональных бойцов-«чемпионов» (от английского champ — площадка для поединка). К примеру, некий Уильям Коупленд упоминается в английских документах начала XIII века в связи с не менее чем восемью боями, проводившимися на протяжении 17 лет в таких отдалённых местах, как Йоркшир или Сомерсет. Существовали ещё более внушительные послужные списки. В силу специфики профессии эти бойцы имели плохую репутацию и низкий общественный статус. Само собой, когда такого рода практика становилась явной в суде, она не получала одобрения.

Большинство судебных поединков представляли собой единоборства, однако бывали исключения из этого правила. В Германии известны случаи, когда семеро бойцов сражались против семерых противников, однако не одновременно, а в серии поединков, следовавших один за другим. К сожалению, соответствующий фрагмент из «Саксонского зерцала» не вполне понятен, поэтому остаётся неизвестным, как именно и почему это было сделано. Самый, возможно, крупный известный групповой бой произошёл в 1396 году около Перта в Шотландии. Противниками выступали кланы Чаттан и Кей, собравшие по 30 человек с каждой стороны. Бойцы были вооружены боевым топором, мечом, кинжалом и, что самое необычное, луком с тремя стрелами. Защитная броня не допускалась, все сражались обнажёнными до пояса. Бой продолжался до самого вечера. Погибли 50 участвовавших в нём бойцов. Восемь выживших членов клана Чаттан обеспечили ему победу.

Организация и проведение поединка

Простолюдины бились пешими, вооружившись большим щитом и деревянной палицей. В этом случае никаких условных ограничений не соблюдалось: обычной тактикой считалось бросать друг другу в глаза песок, ставить подножки и т.д.

Знать же, как правило, сражалась верхом на коне, в доспехах, со щитом, копьём, мечом и другими атрибутами рыцарского снаряжения. Такой поединок был схож с турниром, хотя и имел гораздо меньше условностей. Запрещалось ранить коня противника, а в остальном участники были свободны. Если при столкновении на копьях боец падал с коня, другой имел право его добить. В отличие от турниров и других видов боёв, судебный поединок не предполагал передышки и вёлся до победы одной из сторон. Судья мог прервать поединок по требованию упавшего или раненого противника, однако после третьего такого требования соответствующий боец мог быть объявлен проигравшим.

Поединок происходил в присутствии судей в заранее назначенный день. Вызвавший был обязан явиться за час до полудня, а принявший вызов — до девятого часа. Опоздание приравнивалось к поражению. Перед началом боя оба противника приносили присягу: обвинитель — в справедливости своего обвинения, обвиняемый — в своей невиновности. Сам поединок происходил на специально оборудованной площадке, имевшей 40 шагов в ширину и 80 шагов в длину. По центру ставили столб, вокруг которого рисовали на песке или выкладывали соломой круг. Чтобы одержать победу, отнюдь не обязательно было убивать противника на месте — достаточно было вытеснить его за пределы круга.

«Всеобщая хроника Испании» описывает поединок, который пришлось вести доблестному рыцарю Диего Ариесу против назначенных ему судом пяти противников. Вот что происходило после того, как он убил второго:

«Гонсало Ариес с разрубленной головой упал с коня. Диего Ариес, его противник, подъехал к столбу, положил на него руку и сказал: «Этот противник побеждён, слава Господу, давайте сюда следующего». На что присяжные ответили: «Поединок не закончен, противник в круге». Диего пришлось слезть с лошади и, взяв за ногу Гонсало, тащить его за круг. Подойдя к черте, Диего ногой выпихнул кровавую тушу соперника за круг, вернулся к столбу, положил на него руку и сказал: «Этот побежден, давайте следующего. Ибо лучше драться с живыми, чем таскать мертвецов».

Если один из противников был ранен, ослабел или потерял оружие, он мог признать себя побеждённым, выкрикнув: «Сraven!», то есть «Я сломлен!». В этом случае он выходил из поединка живым, но наказывался денежным штрафом и последующим изгнанием.

Обвиняемый, проиграв поединок, признавался виновным в инкриминируемом ему преступлении. Если он оставался жив, его приговаривали к смерти. Если он погибал на месте, то мёртвое тело выволакивали из круга за ноги, а затем вешали в назидание живым. Имущество в этом случае отходило казне. Бывали случаи, когда казнили бойца, проигравшего чужое дело, а вместе с ним и обвиняемого, и державшего его сторону свидетеля.

Если проигравшим оказывался обвинитель, его противника торжественно оправдывали, а его самого — в случае если он оставался жив, — штрафовали и отправляли в изгнание. Мера наказания напрямую зависела от тяжести преступления. Смертные приговоры были чаще характерны для обвинений в тяжких уголовных преступлениях.

Поединок на больших мечах из фехтовального трактата Ханса Талхоффера. Германия, 1459 год.
kb.dk

Упадок и исчезновение поединков

Обычай судебного поединка вызывал сильное неудовольствие со стороны церковной власти. Эдикт короля Гундобальда столкнулся с серьёзной оппозицией со стороны Вьенского архиепископа Авита. Архиепископ Лионский Агобард в 831 году пытался побудить императора Людовика Благочестивого запретить судебный поединок. Собор в Валенсии в 855 году угрожал обоим участникам поединка отлучением от церкви. Людовик VII ограничил судебный поединок в гражданских делах определённой суммой иска. В 1260 году Людовик IX запретил их проведение в своих владениях. Филипп IV Красивый запретил поединки в 1303 году, но три года спустя снял запрет в отношении тяжких обвинений, когда вина подсудимого не могла быть доказана свидетелями или другими средствами. Во Франции судебный поединок в качестве доказательства по уголовным делам исчез с конца XIV века. Примерно тогда же он стал ограничиваться, а затем был запрещён на территории Германии, Венгрии, Италии и Испании.

Причина исчезновения судебных поединков кроется как в усилении королевской власти, которая осуществляла политику унификации права, так и в результате постепенного развития правовой науки и совершенствования техники судебного дознания. Старинная традиция постепенно видоизменялась в сторону бескровных спортивных баталий, неотличимых от массового зрелища. С другой стороны, в среде знати ещё долго сохранялась практика дуэлей. В отличие от судебных поединков, дуэли публичная власть не регламентировала. Поручителем здесь выступала личная честь участников поединка. Дуэли происходили тайно, их участникам приходилось скрываться. Королевская власть с неодобрением смотрела на эти остатки прежней свободы и со временем смогла поставить их под свой контроль.

Дуэли овеяны ореолом романтики, героизма и любви. Благодаря романам Александра Дюма и фильмам жанра плаща и шпаги может показаться, что мы знаем о них все. Однако художественные и кинематографические произведения значительно упрощают историю, а иногда и вовсе «переписывают» ее в угоду сюжету. Подробнее о том, какими были дуэли, как они проходили на самом деле и как монархи с ними боролись, мы поговорим на выставке «Дуэль. От Божьего суда до благородного преступления». А сегодня расскажем о сражении, которое стало знаком конца эпохи судебных поединков, турниров и единоборств на поле боя за рыцарскую славу и честь.

Дуэль как поединок, в котором защищалась оскорбленная честь, пришла на смену «Божьему суду» — поединку, в котором определялся виновный в преступлении. Торжественный церемониал «Божьего суда» с его строгим ритуалом уступил место неписанным правилам дуэльного кодекса чести.

Портрет короля Генриха II. Франция, мастерская Франсуа Клуэ, вторая половина XVI века. Музей Лувра, Париж

Один из последних судебных поединков во Франции произошел в первой половине XVI века — во времена, когда страной правил Генрих II. Будучи наследником престола, он крайне неприязненно относился к отцу, королю Франциску I, враждовал с его фавориткой Анной де Писсле, герцогиней д’Этамп, а также всеми, кого он причислял к лагерю ее сторонников. Однажды Генрих II распустил слух, намекающий на любовную связь герцогини с ее зятем Ги Шабо, бароном де Жарнаком. Барон отверг обвинения, назвав человека, распространявшего подобные слухи, лжецом. Генрих II как будущий король не мог лично ответить на оскорбление, поэтому вместо него это сделал его друг Франсуа де Вивонн де Ла Шатеньере. Он объявил, что Жарнак в личном разговоре сознался ему в интимной связи со своей тещей. В ответ на это Жарнак назвал Ла Шатеньере лжецом и получил от того вызов на поединок.

Король Франциск I разрешения на поединок не дал. Он опасался, что исход боя будет неблагоприятным для Жарнака, потому что его противник Ла Шатеньере считался во Франции одним из сильнейших мастеров клинка. 31 марта 1547 года Франциск I умер, к тому моменту дело тянулось уже больше года. Спустя всего три недели после своего вступления на престол, новый король Генрих II отправил к Жарнаку своего герольда с вызовом на поединок от имени Ла Шатеньере. Монарх желал сделать этот поединок символом начала своего правления, ознаменованием полной победы над прежним окружением покойного короля и герцогиней д’Этамп.

Поединок должен был выглядеть как торжество справедливости и божественной воли. Бой пытались провести в полном соответствии с правилами «Божьего суда». Схватке на ристалище предшествовала шестичасовая церемония, включавшая в себя все процедуры, предусмотренные правилами: осмотр оружия бойцов секундантами, принесение предписанных по такому случаю клятв, оглашение дела и кары, которая должна постичь проигравшего, ритуал прохождения по ристалищу бойцов в сопровождении многочисленной свиты и сторонников.

Каждый участник боя должен был биться в полном рыцарском доспехе, вооруженный мечом, щитом и двумя кинжалами, — это был преднамеренный выбор Жарнака. Он имел право выбрать оружие, так как получил вызов на поединок. Его противник Ла Шатеньере был особенно силен в бросках и захватах, но щит и специально оговоренный Жарнаком утяжеленный латный наруч не позволяли Ла Шатеньере прибегнуть к своим лучшим приемам.

Перед боем Жарнак усиленно тренировался, посещал церковные службы и всячески демонстрировал набожность. Ла Шатеньере, напротив, проводил время в пирах и увеселениях, так как был абсолютно уверен в легкой победе. В день поединка, 10 июля 1547 года, в его шатре около ристалища был заранее накрыт праздничный стол, чтобы отметить победу с королем и близкими друзьями.

Во время боя Жарнаку удалось воспользоваться выгодным моментом и подсечь колено противника. Такой удар считался в рыцарской этике подлым приемом, но во время «Божьего суда» участники поединка могли использовать любую, даже случайно представившуюся возможность (впоследствии французские дуэлянты будут называть этот коварный прием «ударом Жарнака»). Получив столь тяжелое ранение, Ла Шатеньере несколько раз пытался подняться и всякий раз снова падал. Несмотря на это король медлил с прекращением поединка. Промедление стоило Ла Шатеньере унижения, поскольку признать себя виновным он отказывался. Жарнак, не желая добивать своего противника, дважды обращался к королю с просьбой остановить бой, а к Ла Шатеньере — с просьбой признать свое поражение и клевету.

Ла Шатеньере отнесли в его шатер, где он, не вынеся позора, сорвал наложенные на рану повязки и умер от потери крови. Поединок, произошедший всего за две недели до коронации Генриха II, вместо триумфа королевской партии стал ее полным поражением.

Результат поединка вызвал раскол среди придворных, военачальников и даже солдат. Победа Жарнака над превосходившим его силой и воинским искусством противником была торжеством правды над клеветой. Весь двор знал, что Ла Шатеньере сражался против истины и собственной совести, исключительно в интересах Генриха II.

Таким образом, была скомпрометирована сама судебная процедура: монарх, выступивший в роли судьи, показал свою неспособность оставаться беспристрастным арбитром. Изменилась и юридическая роль поединка: из судебной процедуры, в ходе которой выявлялся виновный в уголовном преступлении, он превратился в схватку, поводом для которой стало обвинение в клевете и отстаивание чести. Лучше всех новую идеологию поединка чести сформулировал сам барон де Жарнак, сказав королю Генриху II следующее: «Наши жизни и имущество принадлежат королям, души принадлежат Богу, а честь принадлежит только нам самим, поскольку над моей честью у моего короля нет совершенно никакой власти».

Статья написана по материалу каталога выставки «Дуэль. От Божьего суда до благородного преступления». Автор – Василий Новосёлов.

Во второй половине XIV века в Нормандии жили два вассала графа Алансонского: сеньоры Жан де Каруж и Жак Легри. В юности они были друзьями и Легри даже стал крёстным сына, родившегося у де Каружа в первом браке. К несчастью, супруга де Каружа и его сын вскоре скончались, и отношения между друзьями испортил земельный вопрос, а именно поместье, которое они не поделили и которое граф Алансонский подарил Жаку Легри. Де Каруж, считавший, что поместье должно отойти ему, как часть приданного его новой жены – красавицы Маргариты – начал судебную тяжбу, которую проиграл. С этого момента дела де Каружа, который ввязался в ещё один судебный процесс с графом Алансонским, стали идти всё хуже, в то время как Легри наоборот добился успеха и стал графским фаворитом, что отнюдь не улучшило его отношения с бывшим другом.

Возвратившемуся через несколько недель де Каружу Маргарита, которая гостила у свекрови, поведала, что в один из дней его отсутствия, когда она находилась в доме почти одна, так как свекровь уехала, в поместье нагрянул Легри со своим подручным и изнасиловал её. Надо сказать, что у Легри была репутация распутника и дебошира, так что ничего невероятного в обвинении не было. Однако, ни свидетелей, ни каких-либо улик Маргарита представить не могла, и даже мать де Каружа, вернувшаяся вечером дня преступления домой, утверждала, что не заметила тогда в поведении Маргариты никаких перемен. Пикантности делу добавлял тот факт, что Маргарита, остававшаяся бесплодной все года брака, вскоре обнаружила, что ждёт ребёнка.
Де Каруж обратился к графу Алансонскому за справедливостью, но, видимо, зная о положении Легри при дворе, столь мало надеялся на приговор в свою пользу, что даже не явился на графский суд, который, ожидаемо, снял с Легри все обвинения. Это не остановила де Каружа, который подал иск в Парижский парламент, и, так как не располагал никакими доказательствами преступления, кроме слов супруги, потребовал Божьего суда, то есть - поединка.

Легри был вызван в Париж, где нанял известного адвоката, из дневника которого нам известны интересные подробности процесса. Допросы подозреваемого, его сообщника и других свидетелей ничего не дали, Маргарита же твёрдо стояла на своём, и её поведение произвело впечатление не только на суд, но и на адвоката Легри, усомнившегося в невиновности своего подзащитного в дневнике. Нужно сказать, что для Маргариты ставки были очень высоки, так как в те негуманные времена за ложное обвинение в подобном громком деле виновную ожидала смертная казнь: если бы её муж проиграл поединок, то Маргариту в тот же день сожгли бы на костре.

Ввиду того, что обычными средствами установить истину суду не удалось, и стороны продолжали стоять на своём, то король дал согласие на Божий суд. Утром 29 декабря 1386 года Жан де Каруж и Жак Легри сошлись в смертельном бою. После жестокой схватки раненый де Каруж исхитрился повалить Легри на землю, раскрыл ему забрало, приставил кинжал к лицу и потребовал признаться в преступлении, но беспомощный Легри крикнул, что не виновен в том, в чём его обвиняют, и де Каруж заколол его. Труп Легри подвергли поруганию, а де Каруж получил солидную пенсию и должность и впоследствии у него и Маргариты родилось несколько детей. Через десять лет в 1396 году Жан де Каруж погиб в сражении против турок при Никополе.

Был ли виновен Легри в преступлении или нет? Историки могут лишь повторить вслед за его адвокатом: "Наверное, мы никогда не узнаем, что же на самом деле случилось в тот злополучный день."

Последняя дуэль, официально назначенная судом, то есть, судебный поединок, призванный восстановить справедливость самым радикальным образом и доказать правоту одной из сторон, произошел во Франции в 1386 году.

Это событие отражено как минимум в четырех различных источниках: Хронике Сен-Дени, в мемуарах адвоката ле Кока, Хронике Фруассара, Хронике Жана Ювеналя и Chronographia regum Francorum.

Участниками ее стали два благородных человека из Нормандии, Жан де Карруж и Жак ле Грис (Jean de Carrouges, Jacques Le Gris). Оба они служили графу Пьеру II де Алансону. По утверждению Фруассара, ле Грис был более любим графом и вероятно поэтому, тот вручил ему в управление богатое поместье Aunou-le-Faucon, которое когда-то принадлежало отцу его жены. Карруж несколько раз пытался решить дело в судах, но в итоге даже потерял часть своих изначальных земель. В 1385 году он отправился в Шотландию вместе с адмиралом Жаном де Вьеном. Согласно хронике Фруассара (Книга II, главы 171-173), целью экспедиции было присоединение к шотландским войскам и организация шевоше (военных рейдов, направленных на уничтожение коммуникаций и припасов, а также деморализацию населения враждебной страны) по северу Англии. Во время похода, Эдуард III успел собрать армию и выдвинуться на север, встретив шотландско-французские войска и предложив им сражение. Однако шотландцы решили уйти с поля и французам также пришлось ретироваться. Дойдя до Эдинбурга, французы поняли, что остались одни на защите столицы чужой страны, так как войска и часть населения ушли дальше на север. Дальнейшие события оказались почти катастрофическими. Обойдя английскую армию, 3000 французов смогли прорваться в Нортумбрию, но в итоге отступили и были разбиты, потеряв добычу и часть людей, к концу года они смогли вернуться во Фландрию на арендованных на последние средства кораблях. Не смотря на провал экспедиции, Карруж показал себя с лучшей стороны и заслужил рыцарские шпоры.

Его будущий оппонент, Жак ле Грис, успел за свою жизнь поучаствовать в нескольких небольших военных кампаниях под руководством де Алансона и сблизиться с ним достаточно, чтобы получить в управление поместье Эсмэ (Exmes). До начала трагических событий Карруж и ле Грис были достаточно дружны и в 1377 году ле Грис даже стал крестным отцом его первенца.

Считая, что его обвинения могут счесть слабыми для обычного разбирательства, Карруж решил прибегнуть к крайней мере и сразу просить божьего суда поединком, отказ от которого означал бы автоматическое признание вины. Добившись вызова ле Гриса в Париж, Карруж в присутствии короля бросил ему перчатку и провозгласил официальные обвинения. Ле Грис же, сочтя обвинения ложными, потребовал в ответ 40 тысяч ливров, чтобы сгладить пятно на его чести.

Слушания и разбирательства длились насколько долго, что Маргарита успела родить ребенка, предположительно зачатого от ле Гриса. Сами разбирательства ни к чему не привели и, как и планировал де Карруж, была назначена дуэль. Начальной датой было выбрано 27 ноября, но из-за отъезда и задержки короля, ее перенесли еще на месяц, так как монарх хотел присутствовать на ней лично. Дуэль состоялась в монастыре Saint-Martin-des-Champs, ныне находящимся в черте Парижа, а в то время - в нескольких сотнях метров от городской стены.

Итак, посмотрим на то, как развивалась дуэль глазами очевидца. Хроника Сен-Дени писалась во времена Карла VI и основным ее составителем был монах Мишель Пинтуан (Michel Pintoin монах - бенедиктинец и кантор из аббатства Сен-Дени), который почти постоянно был при короле и записывал некоторые события прямо по ходу их развертывания. Даже если он не присутствовал на дуэли лично, то в любом случае, получил известия из первых уст. Слово Мишелю Пинтуану:

De duello domini Johannis Carrouget contra Jacobum le Gris
Duel de Miessire Jean de Carrouges avec Jacqnues le Gris

29 января 1386 года

. Большая толпа окружила ристалище, а король, лорды и судьи возвышвались над ней, сидя на помосте, согласно обычаю. Оба поединщика прибыли в назначенное место и готовились к сражению, неподалеку от стен монастыря Сэн-Мартин-дэ-Шампс, где должно было произойти испытание.

Как только маршал дал сигнал к началу боя, оба бойца спешились* и направив друг на друга мечи, начали медленно сближаться и подойдя друг к другу на близкое расстояние, начали бой. В первой атаке де Карруж получил укол в бедро (atteint d'un coup d'epee dans la cuisse)** и эта рана могла стать для него смертельной, если бы его враг оставил острие своего меча в его ране, но он мгновенно вынул меч, а вид крови заставил зрителей содрогнуться. Однако раненый рыцарь не только не испугался, но и проявил еще больший пыл. Он продолжил бой и пока судьба не благоловолила ни одному из бойцов.

В этот момент Жан, собравшись с силами и храбростью, подскочил к своему противнику как можно ближе и воскликнул: «Этот день решит нашу ссору». И с этими словами схватил ле Гриса левой рукой за венец шлема (par le sonmiet de son casque) и потянул противника на себя, шагая назад. Этим приемом он свалил ле Гриса на землю и тот не успел быстро подняться из-за веса доспехов, пока де Карруж придавил его и, достав кинжал (poignard), он долго искал уязвимое место в кирасе противника и с большим трудом смертельно ранил его. Побежденный Жак так и не признал своей вины, хотя Карруж, придавив его к земле, громко требовал сознаться.

Согласно установленному правилу, тело ле Гриса отвезли за черту города и повесили в тот же день, так как его вина была установлена в поединке.

Леди де Карруж была шокирована произошедшим и считала себя виновной в смерти ле Гриса, по ее мнению, излишне жестокой. После смерти мужа она ушла в монастырь.

Цит. по: Pintoin M. Chronique du religieux de Saint-Denys, contenant le règne de Charles VI, de 1380 à 1422. Paris, Crapelet, 1839. pp. 462-467

*Добавим, что хроника монаха Сен-Дени обозначает началом дуэли пеший поединок, в то время как Фруассар упоминает, при общей схожести повествования, что сначала бойцы провели несколько сходов в конном джостре, и только потом спешились.

**Учитывая, что оба бойца были в доспехах, поразить можно было только внутреннюю сторону бедра, не прикрытую латным элементом.

Изображение поединка де Карружа и ле Гриса в Хронике Фруассара, манускрипт British Library Royal MS 14 E IV, f. 267v. Иллюстрация создана почти на 100 лет позже описываемых событий и представляет картину, не совпадающую с описаниями, однако, несомненно, яркую и запоминающуюся.

Де Карруж, победив на дуэли, получил множество почестей и компенсацию ущебра, которая позволила ему заиметь дом в Париже и наладить дела в Нормандии. Он и леди Маргарет завели еще двоих детей, а в 1390 году он получил титул chevalier d'honneur был принят в личный отряд короля, что давало еще большие доходы и привилегии. Жан оставался при короле до 1395 года, а в 1396 году, на фоне перемирия с Англией, он вместе с Жаном де Вьеном, с которым уже ходил в Шотландию много лет назад, отправился в крестовый поход против Османов. В составе большого корпуса европейских рыцарей, включавшего в себя не мало знаменитых деятелей Столетней войны. В битве под Никополем де Карруж погиб вместе со своим полководцем де Вьеном.

Такова история последней назначенной королевским судом дуэли во Французском королевстве, наследующей древнему, уходящему в эпоху бронзы праву официального решения противоречий поединком перед лицом высших сил. Конечно же, это не была последняя дуэль на французской земле как таковая - многие нобили в последующие века решали свои противоречия поединком, порой устраивая его в рамках турниров и других формальных мероприятий, вполне публичное и даже перед королем проливая кровь друг друга по вопросам чести и достоинства. Конечно же, и "дуэль в кустах", то есть, с минимумом свиделелей или полностью без оных, также оставалась частью французской культуры. Последняя дуэль такого типа вероятно произошла в 1967 году.

Стоит сказать пару слов о произошедшем с точки зрения истории боевых искусств

Во-первых, мы видим пример спешивания для боя, что начало случаться все чаще во второй половине XIV века и стало впоследствии частью турнирной практики. Традиционное начало поединка верхом на копьях можно также считать частью установленного порядка боя. Сам ход дуэли показывает последовательный переход от конного боя в пешему и через более длинное оружие к более короткому и следом за ним, борьбе и добиванию. В такой схеме составлено подавляющее большиство трактатов, посвященных поедикам в доспехах, начиная от "Гладиатории" в первой половине XV века и заканчивая "Атлетикой" Пауля Гектора Майра в середине XVI-го.

Также интересен прием, приведенный де Карружем против ле Гриса. Захват за шлем и попытка уронить противника вперед описаны, например, у Фиоре, а также присутсвуют в контексте борьбы с оружием в других мансуриптах. Интересно, что захватить достаточно гладкий бацинет было возможно только в случае, если он имел очень спеицифическую, но удивительно популярную в те годы во Франции форму c вытянутым острым верхом либо был украшен какой-либо нашлемной фигурой, позволяющей захватить ее рукой.

Бацинет второй половины XIV века, форму которого можно встретить во многих франзцурских изобразительных источниках эпохи. Подобный шлем вполне мог быть на голове ле Гриса в день поединка.

И последнее, что я упомяну в этом тексте это кинжал. Специфическое наименование poignard относится обычно к колющим типам, предназначенным для пробивания кольчуг и продевания его в стыки между латными элементами. Он также является неотъемлимой частью дуэльной практики позднего средневековья.

И все это позволяет прийти к выводу, что реальные поединки эпохи соотвествовали боевой традиции, отраженной в источниках о ней, а навыки, преподаваемые мастерами боя, действительно могли помочь на войне и в поединке.

Кроме данных хроник, для подготовки текста я использовал книгу "The Last Duel" авторства Eric Jager (2004), а также статью "What Really Happened at the Last Duel?" авторства Ariella Elema (2016).

Жили-были при французском дворе две знатные дамы. Одна была фавориткой короля Франциска I и ее звали Анна де Писслё, герцогиня д'Этамп. Другая была фавориткой его сына -- будущего короля Генриха II -- и ее звали Дианой де Пуатье. Фаворитки люто друг друга ненавидели.

А еще среди придворных был известен некий Ги де Шабо де Сен-Желе, более известный как барон де Жарнак (хотя в 1546 году этот титул все еще был за его отцом). Ему было 32 года, и он славился роскошью нарядов и вообще жил не по средствам.

Возможно, это мало бы кого волновало, если бы не одно обстоятельство -- уже шесть лет Ги де Шабо был женат на Луизе де Писслё, сестре герцогини д'Этамп. При таких обстоятельствах роскошный образ жизни близкого родственника королевской фаворитки всех очень даже волновал. И раздражал.

Однажды, завидев Жарнака в особо роскошном наряде, дофин Генрих ядовито поинтересовался у дворянина, на какие средства тот роскошествует, ведь у него нет своего источника доходов. Возможно, принц рассчитывал, что Жарнак сошлется на милости герцогини д'Этамп, но ответ был гораздо интересней. Должно быть, у Ги де Шабо помутилось в голове, когда он давал ответ:

-- Ваше высочество, -- сказал он. -- Вы забыли, что недавно мой отец женился на очень богатой вдове Мадлен де Пюи-Гийон. Она добра ко мне и содержит меня.

После такого двусмысленного ответа Генрих стал везде рассказывать, что Жарнак является любовником мачехи, которая его и содержит. Через некоторое время слух дошел до Жарнака, и тот пришел в ярость.

-- Тот, кто это сказал, -- публично объявил он, -- кто бы он ни был -- злой, трусливый и подлый человек!

На этот раз оскорбился наследник престола. Но так как принцы не могут драться на поединках, он обратился к своему другу Франсуа де Вивону, сеньору де Ла Шатеньере, чтобы тот стал его представителем и дрался на поединке вместо него.

Про таких как Ла Шатеньере говорят, что они просты как валенки, но поскольку во Франции валенок нет, скажем, что он был незатейлив, как медная монета. Ему было 26 лет, и хотя он вырос при дворе, он был простодушен, доверчив и был скорее простым рубакой, чем придворным.

А еще он был уверен, что принцы и короли всегда говорят правду, поэтому, безоговорочно доверяя Генриху, стал утверждать, что сам слышал, как Жарнак сказал позорную фразу, что "спит со своей мачехой".

Франциск I запретил дуэль. Так уж получилось, но он не желал терять ни Жарнака, ни Ла Шатеньере. Первый был родственником его фаворитки, и он не хотел ее расстраивать. А второй и вовсе был его крестником. Так что король приказал дворянам забыть о поединке и не лезть в "распри ревнивых женщин" (хотя, подозреваю, он мог использовать и более энергичное выражение).

Казалось бы, дело закончилось. Но в 1547 году Франциск умер, и вопрос с поединком был поднят вновь. Это была не просто дуэль, как ее изображают в кино. Это был судебный поединок в старых добрых традициях. С судьями, с герольдами, со множеством зрителей и сооруженными для королевской семьи и придворных трибунами рядом с королевским замком Сен-Жермен-ан-Лэ.

Да и враги были не похожи на те изображения, что во множестве создавались в XIX веке. Жарнак и Ла Шатеньере были облачены в доспехи, вооружены старинным оружием, да еще и прикрывались щитами.

Никто не сомневался в исходе поединка. Хотя Ла Шатеньере был моложе, он имел гораздо больший боевой опыт, да и вообще был выносливей и сильней. Но это не значит, что оба не готовились к поединку. И конечно, каждый обратился к итальянским мастерам.

Так уж получилось, что французы часто обвиняли итальянцев в трусости, т.к. те придумывали какие-то дьявольские фокусы вместо того, чтобы как встарь рубиться на мечах. Но при этом французские дворяне периодически обращались к ним за советами. И в этот раз каждый получил совет. Только очень разные.

Поединок начался предсказуемо. Франсуа де Вивон, сеньор де Ла Шатеньере вовсю теснил Жарнака, и все думали, что тут Жернаку и конец, когда неожиданно тот пригнулся и прикрыл голову щитом, после чего нанес противнику рану под коленом, перерезав ему связки. Ко всеобщему потрясению Ла Шатеньере рухнул. Он пытался продолжить поединок, пытался подняться, хотя и не смог, он даже пытался нанести удар противнику лежа, но и эта попытка оказалась неудачной.

-- Ла Шатеньере! -- закричал Жарнак. -- Верни мне честь! Перед Богом и королем проси прощение за оскорбление, которое ты мне нанес!

А вот дальше показания свидетелей путаются. В одних рассказах о поединке утверждается, что Ла Шатеньере истекал кровью, и его унесли прочь уже умирающим. В других, что он умер на следующий день, сорвав в досаде за поражение повязку. Сходятся рассказы лишь в двух пунктах -- Ла Шатеньере не мог встать, хотя и пытался, и он не сказал ни слова.

Так как Франсуа де Вивон молчал, Жарнак бросил к королю:

-- Сир, я умоляю вас считать меня благородным человеком! Я передаю в ваши руки Ла Шатеньере. Берите его.

И что же? Король молчал. Он вообще медленно думал, а тут и вовсе был в растерянности. Так же растеряна была и Диана де Пуатье.

Тогда Жарнак бросился к поверженному противнику и вновь попросил его отречься от своих слов. Напрасно. Ла Шатеньере верил королю, был горд и не желал сдаваться, все еще пытаясь нанести ответный удар. Да и что он мог сказать? С точки зрения простого рубаки, Жарнак и правда жил за счет женщин, так что Франсуа не от чего было отрекаться.

Жарнак в очередной раз бросился к королю:

-- Сир, я прошу вас, позвольте мне передать его вашей милости, ведь он рос в вашем доме… Сир, сочтите меня благородным человеком!

Но король так и не научился действовать в экстремальных ситуациях. Он молчал, а когда заговорил. Вот только действительно ли он заговорил? Во всех историях приводятся разные слова Генриха. Обычно королевские изречения, а тем более приговоры, запоминают хорошо, так что разнобой рассказов заставляет предположить, что все это попытки хоть как-то обелить монарха.

Жарнак вновь бросился к противнику и сказал ему удивительные слова:

-- Признайся перед Создателем, и останемся друзьями!

Тщетно. Как тщетно было и обращение к королю:

-- Сир, по крайней мере, во имя Господа нашего, заберите его!

Бесполезно. Тогда Жарнак обратился к Диане де Пуатье. С тем же успехом. Он метался между королем и противником, зрители начали роптать.

Как вообще заканчиваются судебные поединки?

Они могут закончиться смертью одного или обоих участников. Но пока оба были живы. Они могут закончиться признанием вины одного из участников. Но Ла Шатеньере, хотя и не мог сражаться, вины не признавал. В поединок мог вмешаться король. Но король был в ступоре. Что оставалось Жарнаку?

А с другой стороны -- рассказы, что от полученных ран Ла Шатеньере истек кровью. Как это вообще могло произойти, да еще и достаточно быстро? Жарнак перерезал противнику связки -- от этого не умирают. Он хотел получить признание, которое оправдало бы его, и даже предложил своему противнику дружбу. Он просил короля вмешаться. Все это как-то расходится с версией об истекающем кровью де Вивоне.

Да и что тот должен был в досаде срывать? Это заявление "Он был в горе, содрал повязки и умер" являлось просто штампом уже другого -- XIX века. Вы наверняка читали множество таких историй. А вот в 1547 году кровотечения останавливали прижиганием! Хотя я вполне могу поверить, что такое варварство могло привести к смерти. Да, Амбруаз Паре уже написал своей трактат о хирургии, но понадобилось еще больше 10 лет, чтобы к нему стали прислушиваться.

Так как, скорее всего, закончился поединок Жарнака и Ла Шатеньере? А, скорее всего, пометавшись между королем и противником, и не дождавшись ответа ни от одного, ни от другого, Жарнак добил противника.

Грубо и жестоко? Да. Но это судебный поединок. Смерть противника автоматически обеляла Жарнака. А получить оправдание другим способом он не смог.

Еще одним косвенным подтверждением такого исхода служит и неожиданные волнения среди зрителей, которые в едином порыве принялись грабить шатер Ла Шатеньере. "Горе побежденным!"

Этот поединок стал последним судебным поединком во Франции. А выражение "удар Жарнака" стало обозначать неожиданный, часто предательский удар, хотя в XVI веке ничего незаконного в действиях Жарнака не было.

На стене замка Сен-Жермен-ан-Лэ висит мемориальная доска в память об этом событии. Туристы всегда рассматривают ее с немалым интересом.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: