Спасович владимир данилович особенности судебного красноречия

Обновлено: 24.04.2024

Ознакомиться Назначить курс группе

Спасович Владимир Данилович (1829—1908) — одаренный юрист, известный своими теоретическими работами в области уголовного права и уголовного процесса, гражданского и международного права, литератор, публицист и критик. Поражают колоссальный масштаб личности Спасовича, его широчайшая образованность в области юриспруденции, поистине безграничные эрудиция и кругозор. Эти качества в сочетании с виртуозным владением словом, ярким и образным языком сделали его настоящим лидером, вождем русской адвокатуры, создали ему славу непревзойденного судебного оратора. В справедливости этих слов можно убедиться, ознакомившись с данной книгой. Вступительная статья Резника Г. М. Для адвокатов, работников прокуратуры, следователей, судей, студентов, аспирантов, преподавателей и всех, кто интересуется историей российской юстиции.

Спасович Владимир Данилович (1829—1908)
Король русской адвокатуры
Дело Давида и Николая Чхотуа и др. Тифлисское дело
Дело Дементьева
Дело Овсянникова
Дело Дмитриевой и Каструбо Карицкого
Дело о Павле Гайдебурове, судимом по поводу изданного им перевода книги Вундта «Душа человека и животных»
Дело об уроженце Царства польского, дворянине Евстафие Шомберге-Колонтае, обвиняемом в выпуске в обращение фальшивых государственных кредитных бумаг
Дело о графе Ираклие Моркове, судимом за убиение крестьянина Будилы
Дело о студенте Мечиславе Стравинском и редакторе «С.-Петербургских ведомостей» А. Сомове, преданных суду за напечатание в «С.-Петербургских ведомостях» статьи Стравинского, оскорбительной для местных властей Эстляндской губернии
Дело о почетном гражданине Петре Щапове, судимом по поводу издания им перевода «Писем об Англии» Луи Плана
Дело об убийстве фон Зона
Дело о кишиневском мировом судье Кирияке, судимом в дисциплинарном порядке за превышение власти
Дело о государственном преступлении, так называемое «нечаевское»
Дело о дуэли между Утиным и Жоховым
Дело Долгушина, Дмоховского и других, обвиняемых в составлении, напечатании и распространении прокламаций преступного содержания
Дело о составлении подложного духовного завещания от имени умершего капитана гвардии Седкова
Дело правления С.-Петербургско-Тульского банка с О. К. Нотовичем
Дело Мельницких

СУДЕБНЫЕ РЕЧИ, 2020
СУДЕБНЫЕ РЕЧИ, 2019
СУДЕБНЫЕ РЕЧИ, 2018
СУДЕБНЫЕ РЕЧИ, 2017
СУДЕБНЫЕ РЕЧИ, 2016
СУДЕБНЫЕ РЕЧИ, 2015
СУДЕБНЫЕ РЕЧИ, 2014
СУДЕБНЫЕ РЕЧИ, 2010

Мы используем cookie :)

ООО «Электронное издательство Юрайт» использует файлы cookie с целью персонализации сервисов и повышения удобства пользования веб-сайтом. «Cookie» представляют собой небольшие файлы, содержащие информацию о предыдущих посещениях веб-сайта. Если вы не хотите использовать файлы «cookie», измените настройки браузера.

Образовательная платформа для университетов и колледжей. Предлагаем цифровой учебный контент и сервисы для эффективного образования.

Интересы подсудимых Сапожкова и Дюзинга в значительной степени между собою солидарны; верить им также нельзя, верить следует только истории дела, которая открывается оговором Дмитриевой. Но для того чтобы сделать правильную оценку этого оговора, нужно проследить всю жизнь Дмитриевой. Первый факт, на который обращу ваше внимание, это именно образ жизни Дмитриевой до 1867 года. Вера Павловна принадлежит к знатному и зажиточному роду. Вы слышали из судебного следствия, что она получила в приданое 9 тысяч рублей и могла рассчитывать еще на наследство приблизительно в 25 тысяч рублей. Она была женщина красивая, и следы этой красоты видны еще теперь. Когда ее выдали замуж, ей было всего 17 лет. Замужество в такие ранние годы во многих случаях может быть уподоблено лотерее, но лотерее не без проигрышей. В большинстве подобных случаев возникают такие раздоры, такие семейные несогласия, из которых нет выхода. Нередко виновным бывает то лицо, которое сильнее: глава семейства, то есть ее муж. Здесь вы слышали показание мужа Дмитриевой; он прямо говорит, что виноват был он один в том, что по прошествии четырех лет они разошлись. Я не могу сказать этого, потому что не знаю поводов, послуживших к разрыву. Но почему бы там ни было, дочь возвратилась к своим родителям, которые не могли не быть в претензии на своего зятя. С этих пор Дмитриева живет у своих родителей, сначала безвыездно в деревне, и здесь-то у ней открываются болезни, болезни внутренние, от которых она лечится с 1864 года. Болезни эти играют весьма важную роль в обстоятельствах настоящего дела. Множество врачей призываются ее лечить, а в 1867 году ее лечит почти весь медицинский персонал города Рязани. Прежде всех призывается Каменев; она страдала в это время кровохарканьем и отсутствием регул. Затем ее лечат Модестов и Битный-Шляхто, по показанию которого, она спрашивала его в последних числах марта, не беременна ли она. Битный-Шляхто, найдя у ней отклонение матки, делает ей операцию, после которой менструации восстанавливаются. Факт этот чрезвычайно важный, и им положительно доказывается, что в конце марта не начиналась еще беременность, первым признаком которой служит приостановка регул. Сама Дмитриева говорит, что беременность ее качалась с мая месяца. Но так как первое движение младенца в утробе матери обнаруживается не ранее пятого месяца, то едва ли она в то время могла быть положительно уверена в своей беременности. Приостановка регул, как аномалия весьма обыкновенная у Дмитриевой, сама по себе, без других признаков, не могла ее убедить в этом. Около этого-то времени и состоялся перевод Сапожкова в Рязань, будто бы вызванного для произведения выкидыша, когда о беременности не было еще почти и разговора. Что касается отношений Дюзинга к Сапожкову, то они существовали еще гораздо прежде вопроса о переводе последнего и были как частного, так и служебного свойства. К тому же Сапожков был известен как врач опытный, честный и знающий свое дело. Поэтому ничего нет мудреного, что когда открылась вакансия на должность уездного врача в Рязани, то между многими соискателями преимущество было отдано Сапожкову. Первое письмо об этом, в котором ни слова не говорится про Дмитриеву, было послано Дюзингом к Сапожкову в июне 1867 года, то есть в то время, когда беременность Дмитриевой не была еще ей самой известна. Ясно, следовательно, что между беременностью Дмитриевой, лечением ее в это время и переводом Сапожкова в Рязань нет ничего общего. В рассказе Дмитриевой о том, как она познакомилась с Сапожковым, весьма неправдоподобны ее указания на то, что посредником между ею и Дюзингом по вопросу о выкидыше был Карицкий, связь которого с нею была тайной для Рязани. Карицкому было бы несравненно удобнее посоветовать ей самой обратиться к Дюзингу, с которым она была знакома с 1864 года, и тот, по всему вероятию, как мало сведущий в женских болезнях, вместо себя отрекомендовал бы ей другого врача, хоть, например, того же Сапожкова. Более правдивым поэтому нужно считать показание Дюзинга, который говорит, что в конце июня Дмитриева по старому знакомству обратилась к нему с просьбой указать ей врача, которому она могла бы довериться и поручить себя, и так как перевод Сапожкова в то время уже состоялся, то он, Дюзинг, зная его как хорошего акушера, и рекомендовал его Дмитриевой. В этом смысле Дюзингом было написано второе письмо его к Сапожкову от 1 августа 1867 г., где помещена такая фраза: "У меня есть одно дело, за которое можно получить вознаграждение". В этой фразе нет ничего медицинского: полагаю, что она относится к тем денежным отношениям, которые существовали между Дюзингом и Сапожковым. Письмо это писано 1 августа, а в своем показании Дмитриева говорит, что только в августе составлен план об изгнании плода, план, которому надо было дать еще созреть. Результатом письма было то, что Сапожков 8 августа действительно явился в Рязань, но здесь оказалось, что Дмитриева не особенно нуждалась в помощи докторов и, не дожидаясь Сапожкова, уехала в деревню, вследствие чего Сапожков, не видавшись с Дмитриевой, возвратился в Скопин. Вторая поездка Сапожкова также окончилась ничем, потому что он снова никого в Рязани не застал, кроме Дюзинга, который перед ним только извинялся. Вскоре после второй поездки Сапожкова, Дмитриева снова начинает просить Дюзинга пригласить врача, которого он обещал ей отрекомендовать, говоря, что она чувствует себя очень нехорошо и т. д. И вот, пишется третье письмо, в котором есть слова, играющие в глазах обвинения столь важную роль, а по моему мнению, совершенно невинные. Слова эти -- маточный зонд и маточное зеркало. Затем в письме говорится об особе, требующей услуг и могущей рекомендовать врача Сапожкова другим своим знакомым. Но из этой последней фразы можно сделать какое угодно предположение. Вспомните объяснение эксперта о зонде и зеркале. Употребление последнего не представляет никакого вреда и до беременности, и после ее. Что же касается до зонда, то этот инструмент употребляется при лечении всех женских болезней для распознавания неровностей и для гигиенических целей. Но употребление зонда во время беременности может быть опасно, сказал эксперт. Беременность Дмитриевой была констатирована гораздо позднее письма, в котором упоминается о зонде, уже после того, как Сапожков приехал в Рязань и был созван консилиум; следовательно, нет никакого основания видеть что-либо подозрительное в просьбе Дюзинга приезжать с маточным зеркалом и маточным зондом. Дюзинг не пишет ни слова, для какой надобности он просит привезти эти инструменты, и есть только указание на то, что они нужны для исследования болезней Дмитриевой.

Обвинение указывало на то, что слова "маточный зонд" в письме были зачеркнуты Сапожковым. Но я не вижу в этом обстоятельстве ничего такого, что набрасывало бы тень на обоих врачей. Я прошу вас вспомнить, что оба врача были посажены в тюрьму и что от них отбирались весьма строгие показания. В подобный момент действительно можно запутаться: Сапожков не захотел истребить этого письма, думая заручиться в нем средством для оправдания; но так как Дмитриева уже объяснила, что выкидыш был произведен посредством прокола зондом, то ему в то же время не захотелось оставить в письме такое слово, которое может навести сомнение на его участие в этом преступлении. Но кто из нас. если бы узнал, что началось уголовное следствие над близким нам человеком, не только не зачеркнул бы подобную фразу, но не истребил бы даже все письма, говорящие о нашей близости к этому человеку, дабы таким образом избавить себя от неприятности быть запутанным в чужое дело?

Относительно знакомства Сапожкова с Дмитриевой допускаю, что в первое свидание их шел разговор о разных разностях, не идущих к делу. Между прочим, Дмитриева намекнула о своем намерении произвести выкидыш. Сапожков начал ее лечить; но когда ей понадобился острый зонд, он отказался ехать за ним в Москву, и затем последовал консилиум, происходивший, по всей вероятности, 26 октября, и после которого ей стали давать различные плодогонные средства: янтарные капли, спорынью, лущи- Но прежде чем разбирать годность этих средств для предположенной цели, надежно вникнуть в положение доктора, когда его призывает больная и обращается к нему с подобным предложением. Оно обыкновение делается не открыто, а намеками, сначала весьма отдаленными, затем больная открывает врачу, что ужасно страшится последствий беременности и что она поэтому желает освободиться от плода. Как в этом случае поступить врачу? Пойти и донести начальству? Но его после этого ни в один дом не пустят, если он вздумает разглашать все тайны, может быть даже мимолетные желания, которые сообщают ему больные. Да и кем он явится к начальству? Доносчиком без всяких доказательств. Мало того, он не может это сделать еще и потому, что связан клятвой, отбираемой от каждого врача по окончании курса, клятвой, которая обыкновенно пишется на латинском языке на обороте каждого диплома и где, между прочим, говорится: "Обещаюсь все тайны семейные хранить, никогда не злоупотреблять выраженным мне доверием". Во-вторых, врач ко всякому заявлению больного должен прежде всего отнестись критически и разобрать в точности, нет ли достаточных поводов к приведению в исполнение заявленного ему желания; он не может знать заранее, какие будут роды, не будут ли они происходить при таких условиях, когда понадобится врачу самим законом уничтожить плод в утробе матери. Спрошенный на суде эксперт говорил присяжным, что когда видно, что ребенок не может остаться живым и сама мать умрет от этих родов, тогда врач имеет полное право преждевременно извлечь ребенка из утробы при помощи оперативных средств. Затем врач становится иногда в такое положение. Ему говорят: "Я больна, роды у меня обыкновенно бывают мучительные, мне страшно, я боюсь их, помогите! Что мне делать? Я не могу их вынести". Донос был бы не мыслим. Увещевать больную, что это невозможно, что это грех -- лищняя трата времени. Сказать, что я вас брошу, что я не возьмусь за это дело -- не практично, не человечно, так нельзя поступать с женщиной, которая убита, находится в отчаянии, в таком отчаянии, что готова решиться на все. Лучший способ есть -- избранный в настоящем деле Сапожковым, то есть говорить больной: теперь не время, посмотрим, увидим. А время между тем уходит; пройдет один месяц, два месяца -- всегда будет надежда на то, что у женщины, в особенности у женщины увлекающейся, характер мыслей изменится, дурь пройдет и в одно прекрасное утро она отправится куда-нибудь на богомолье. Есть сотни способов спасти ребенка, кроме доноса. Каждый благородный врач, верный благоразумию и принятой им присяге, не может поступить иначе. Так поступил Сапожков, а потому образ его действий самый простой, самый естественный.

Что касается до лущей, то Дюзинг ничего о них не знал, и об употреблении их Сапожковым имеется показание одного Битного-Шляхто. Но это показание не проверено. Притом опасность от этого средства обусловливается продолжительностью употребления его, а в данном случае оно употребляется только в течение двух недель и результата никакого не последовало. После консилиума Дюзинт имел будто бы с Сапожковым разговор о спорынье, но если и действительно Дюзинг советовал употребление этого средства, то это вследствие того, что по освидетельствовании он нашел у Дмитриевой бели в таком количестве, что радикальное прекращение их представлялось необходимым, а для того он посоветовал употребить спорынью, как лекарство, рекомендуемое в подобных случаях многими медицинскими авторитетами. Затем в квартире Дмитриевой не было найдено ни одного рецепта плодогонного медикамента, который был бы прописан Дюзингом. Притом спорынью можно найти во всякой лавочке, так как собирание ее не представляет никакого затруднения, и всякая деревенская баба знает ее употребление. Когда Дюзинг свидетельствовал Дмитриеву во время консилиума, она до такой степени настойчиво требовала от него произведения выкидыша, что он решил более никогда не бывать у нее и в этом смысле дал ответ Кассель, которая за ним приехала. Если Сапожков не сделал того же самого, то вследствие причин весьма понятных: во-первых, он потратил свое время и труды и не получил за них никакого вознаграждения и, во-вторых, потому, что если бы он ее оставил, то она обратилась бы к первой повивальной бабке или сама проколола бы себе околоплодный пузырь.

Между тем, время шло, и дело приближалось к концу. Мать зовет ее с собой в Москву; Дмитриева обещает приехать после, и у ней уже начинаются схватки. Требования делаются все настойчивее и настойчивее, так что, наконец, Сапожков наотрез отказывает ей в исполнении ее желания, объясняя, как показывает Дмитриева, что у него руки не поднимаются. Она говорит, что он отказал ей по недостатку мужества, но едва ли, господа, с этим можно согласиться? После этого, по ее словам, она решается поручить себя Карицкому, который исполняет ее желание. Затем все дело забывается, и уже через два года завеса, его прикрывавшая, была поднята рукою Дмитриевой, открывшей преступление и оговорившей при этом Дюзинга, Сапожкова и Карицкого.

Вы можете обвинить их, если у вас есть на то другие соображения, потому что вы судите по совести. В вашей власти стать на ту или другую точку зрения, но мое мнение таково, что верить одному оговору Дмитриевой нет никакой возможности.

Спасович Владимир Данилович (1829--1908 гг.) -- родился 16 января 1829 г. в г. Речице Минской губернии. Начальное образование он получил в минской гимназии, которую в 1845 году окончил с золотой медалью. В 1849 году по окончании юридического факультета Петербургского университета работал чиновником в Палате уголовного суда. 22-х лет защитил магистерскую диссертацию по кафедре международного- права. После пропажи в канцелярии палаты одного из томов уголовного дела был уволен. Занимался педагогической работой. Был близок с известным ученым юристом К. Д. Кавелиным, по рекомендации которого занял в Петербургском университете кафедру уголовного права.

Одаренный юрист, известный своими теоретическими работами в области уголовного права и уголовного процесса, гражданского и международного права, он также известен как литератор, публицист и критик. Отдельные положения его магистерской диссертации "О праве нейтрального флага и нейтрального груза" были использованы в парижских декларациях 1856 года.

Спасович является автором одного из лучших в свое время учебников русского уголовного права, после опубликования которого ему была присуждена степень доктора прав.

Блестящий лектор, он пользовался у студентов популярностью. Являясь врагом рутинных взглядов в науке уголовного права и процесса, он вызвал тем самым недовольство университетского начальства. В связи со студенческими волнениями в 1861 году вместе с группой передовых ученых оставил Петербургский университет.

Появление учебника Спасовича вызвало большие нападки реакционной профессуры, которая подвергла жестокой критике прогрессивные положения, выдвинутые в нем. Эти яростные нападки привели к тому, что в 1864 году по распоряжению Александра II учебник был запрещен, а Спасович, избранный к этому времени ординарным профессором Казанского университета, к исполнению служебных обязанностей допущен не был. В адвокатуру Спасович вступил в 1866 году. Выступал в качестве защитника по ряду политических дел.

Спасович -- оратор огромной эрудиции, большой художник, глубокий знаток истории и литературы. Был очень требователен к себе и коллегам по работе. Речи свои отрабатывал в мельчайших подробностях. Они поражают силой чеканного слова, богатством языка и глубиной мысли, умелым использованием сравнений. В его речах никогда не встретишь напыщенных фраз, стиль их прост, доходчив. Свои речи строил всегда в строгом логическом порядке, широко и умело используя богатство русского языка.

Однако следует отметить, что его речи не отличаются внешней отделкой, их сила и значение во внутреннем содержании. Несомненным достоинством речей Спасовича является удачная их планировка, тщательно продуманный анализ собранных по делу доказательств. В речи он умело и убедительно ставит каждое доказательство на свое место. Большой психолог, он всегда находит правильный тон речи, ему чужда несдержанная полемика с противником.

Спасович одинаково силен как в делах, где подсудимый отрицал свое участие в преступлении, так и в делах, где квалификация преступлений была сомнительной, или совершение преступления оспаривалось. Одной из лучших его речей является речь по делу об убийстве Нины Андреевской. Здесь умело и, правильно распределен обильный доказательственный материал. Эта речь показывает большую подготовительную работу адвоката перед выступлением в суде.

Обращает на себя внимание та часть выступления В. Д. Спасовича, где он полемизирует с медицинскими экспертами. Эта полемика свидетельствует о глубоком знании большого количества работ, посвященных специальным вопросам медицины.

Несмотря на то, что в отдельных местах речь перегружена излишними подробностями, она является образцом глубокого и обстоятельного анализа судебных доказательств. Речь эта имеет большой теоретический и практический интерес, Она свидетельствует об исключительно умелом оперировании косвенными доказательствами.

Касаясь ораторского творчества Спасовича, следует отметить, что из замечательной плеяды дореволюционных адвокатов никто так умело и широко не пользовался научными знаниями, как Спасович. Глубокие, поистине энциклопедические знания были его могучим оружием в судебном поединке.

Давая характеристику В. Д. Спасовичу, А. Ф. Кони писал:

"В числе многих и многие годы я восхищался его оригинальным, непокорным словом, которое он вбивал, как гвозди, в точно соответствующие им понятия, -- любовался его горячими жестами и чудесной архитектурой речи, неотразимая логика которых соперничала с глубокой их психологией и указаниями долгого, основанного на опыте житейского раздумья" .

Отмечают, что Спасович, начиная речь, как бы разочаровывал слушателей. Первую фразу он всегда произносил с большим внутренним напряжением. Оратор вначале заикался, слова были непокорны, фразы рождались тяжело, резали слух, но проходили первые минуты, и он овладевал аудиторией, произносил речь уверенно, твердо, убедительно. Замеченные дефекты сглаживались богатством мыслей, которые щедро подаются ярким, образным языком.

В некоторых своих речах Спасович затрагивает этические вопросы деятельности адвоката в уголовном процессе. Так, по делу Всеволода Крестовского он, касаясь осуществления защиты по назначению суда, говорит:

"Это такая же служба, как воинская повинность; ее можно исполнять двояко, как казенщину, формально, или с усердием, влагая душу в дело, употребляя все усилия, чтобы подействовать на ум и сердце судей. Я полагаю, что только тот, кто исполняет эту обязанность последним из двух способов, заслуживает, чтобы его уважали, и, конечно, когда кому защитник понадобится, а он может понадобиться всякому, то пожелают найти только такого защитника, который бы не делал ни малейшего различия между делом, назначенным ему от суда, па повинности, и делом защищаемым им по соглашению".

Далее он подчеркивает, что выбор адвокатом средств защиты должен быть предельно добросовестным, свободным от выбора клиента. В средствах защиты не должно быть места сомнительным доказательствам, предоставленным клиентом.

В своих работах, освещающих деятельность адвоката, он подчеркивает ее общественный характер, призванный служить широким интересам правосудия.

Известный публицист Г, Джаншиев в одной из своих статей дал следующую оценку деятельности Спасовича:

"Спасович своею многолетнею адвокатской практикой принес громадную пользу и новому суду, и молодой адвокатской корпорации. Благодаря своим общественным и научным познаниям и мастерской разработке юридических вопросов, Спасович пользовался большим авторитетом в глазах судов всех степеней, не исключая и кассационного. Ни один десяток вопросов можно отметить в кассационной практике, разрешенных при деятельном и просвещенном содействии такого талантливого и трудолюбивого юриста" .

Отдав адвокатской деятельности 40 лет своей жизни, Спасович всегда сочетал эту работу с литературной и научной деятельностью. Десять томов его собраний сочинений посвящены самым разнообразным отраслям знаний. Здесь исследования, посвященные вопросам права, крупнейшими из которых являются "О праве нейтрального флота и нейтрального груза", "Об отношениях супругов по имуществу по древне-польскому праву" и ряд работ, посвященных гражданскому праву.

Большим вкладом в науку является разработанная им теория судебно-уголовных доказательств, теория взлома, большое количество работ по вопросам уголовного права и процесса.

Следует также отметить критические, литературно-публицистические статьи, посвященные разбору творчества русских и западных писателей: творчеству Пушкина, Лермонтова, Мицкевича, Сенкевича, Байрона, Гёте, Шиллера, Шекспира и др.

Литературные труды В. Д. Спасовича свидетельствуют о большом таланте и многогранности его интересов. Деятельность этого замечательного юриста оставила яркий след в истории дореволюционной русской адвокатуры.

IV. Жуковский Владимир Иванович

IV. Жуковский Владимир Иванович Жуковский Владимир Иванович (1836--1899 гг.) -- окончил юридический факультет Петербургского университета в звании кандидата в 1861 году. В 1862 году поступил на должность судебного следователя в Оренбургской губернии. В последующем работал на

Дело о крушении парохода "Владимир"

Дело о крушении парохода "Владимир" По данному делу суду были преданы Криун -- капитан русского парохода "Владимир" и Пеше -- итальянский подданный, капитан итальянского парохода "Колумбия", обвинявшиеся в совершении неправильных маневров по управлению вверенных им

Антонов-Овсеенко Владимир Александрович (1883–1938), известный советский государственный деятель

Антонов-Овсеенко Владимир Александрович (1883–1938), известный советский государственный деятель * * *Родился 9 марта 1883 в Чернигове в семье потомственного дворянина. В 1900 его зачислили в Николаевское военно-инженерное училище (в Петербурге).В 1902 В. А. Антонов-Овсеенко

Теребилов Владимир Иванович (1916–2004), видный прокурорский и судебный деятель

Теребилов Владимир Иванович (1916–2004), видный прокурорский и судебный деятель * * *Родился в Петрограде на Васильевском острове в бедной семье. До 1931 учился в школе. Трудиться начал в 15-летнем возрасте учеником токаря на ленинградском заводе «Красный Октябрь». Весной 1932

Блинов Владимир Михайлович (1918–1990), государственный советник юстиции I класса

Блинов Владимир Михайлович (1918–1990), государственный советник юстиции I класса * * *Родился 19 февраля 1918 в г. Иваново-Вознесенк в семье рабочего. В 1933, после окончания школы-семилетки, поступил в Ивановский энергетический техникум. В 1937 призван в армию и направлен на учебу в

Устинов Владимир Васильевич (р. 1953), действительный государственный советник юстиции

Устинов Владимир Васильевич (р. 1953), действительный государственный советник юстиции * * *Родился в городе Николаевске-на-Амуре Хабаровского края в семье прокурора. Учился в средней школе, затем стал работать токарем-инструментальщиком на Кореновском сахарном заводе в

3. Владимир Мономах

3. Владимир Мономах В 1113 г., после смерти Святополка, киевляне во время большого мятежа пригласили занять великокняжеский стол переяславского князя Владимира Мономаха (1113—1125), которому «вси люди были рады. и сяде на княжение в мире и с радостию» и «мятеж улегся». К тому

Владимир Алексеевич Гиляровский. Король репортажа

Владимир Алексеевич Гиляровский. Король репортажа Сама личность этого человека была исключительной, жизнь дала ему в руки богатейший материал. В 1871 году, не окончив гимназии, он бежал из дома. Его странствия продолжались десять лет – был бурлаком на Волге, крючником,

Владимир Галактионович Короленко. Разоблачение дворянских хищений. Мултанское дело

Владимир Галактионович Короленко. Разоблачение дворянских хищений. Мултанское дело Расследования в русской журналистике всегда определялись личностью автора. Наиболее интересные из них принадлежат перу великого русского писателя Владимира Галактионовича Короленко

Владимир Львович Бурцев. Разоблачение Азефа

Владимир Львович Бурцев. Разоблачение Азефа Личность Владимира Львовича Бурцева (1862 – 1942) достаточно уникальна для того, чтобы рассказать о нем подробнее. В разное время его называли по-разному: журналистом, историком, следователем, революционером. Эмигрантская

Программа «Взгляд»: Дмитрий Захаров, Владислав Листьев, Александр Любимов, Владимир Мукусев, Александр Политковский

Программа «Взгляд»: Дмитрий Захаров, Владислав Листьев, Александр Любимов, Владимир Мукусев, Александр Политковский Новейшая эпоха, обогатившая нашу жизнь гласностью и свободой прессы, легализацией бизнеса и многопартийностью, принесла немало новых тем и возможностей

Чем лучше человек, тем труднее ему подозревать других в бесчестии (Utquisqueestviroptimus, itadifiillimeessealiosimprobossuspicator)

С искусством мало говорить, но много заставлять думать (Coll’arte didirpocoe difarpensareassai).

XIX век в России, пожалуй, можно назвать временем расцвета российской адвокатуры. Судебная реформа 1864 года утвердила в Российской империи открытый и гласный суд, стороны обвинения и защиты, точно как и обвинитель и обвиняемый, получили равные права. Расширились полномочия следователей. Но самое главное, что подсудимые получили право на обжалование приговора и передачу их дела в высшие инстанции. Нововведением стал суд присяжных, который созывался в случае особо тяжких уголовных преступлений.

Основы судебной реформы, разработанной по инициативе императора Александра II, содержатся в Судебных уставах. Над этими уставами работала целая команда самых выдающихся правоведов России. Активное участие в составление уставов принимал и молодой юрист Владимир Данилович Спасович [3]. Им восхищались Тютчев и Достоевский, его портреты рисовали выдающиеся художники своего времени — И. Е. Репин, Н. А. Ярошенко и И. Я. Гинцбург. Ф. М. Достоевский, не любивший юристов, произнес такую фразу по отношению к Спасовичу: «Талант из ряда вон, сила» [1, с. 57]. Его признавали королем русской адвокатуры. И это было справедливо.

Владимир Данилович Спасович родился 16 января 1829 года в семье врача, в Минской губернии. Начальное образование получил в Минской гимназии и окончил ее с золотой медалью. Далее поступил на юридический факультет Петербургского университета, где получил степень магистра по международному праву. Светило русской философии, истории и права Константин Дмитриевич Кавелин обратил свое внимание на молодого аспиранта Спасовича и содействовал началу его карьеры в Петербургском университете в качестве преподавателя по гражданскому праву. Спасович очень любил свою профессию. У уже будучи профессором говорил: «Нет профессии, которая была бы мне больше по душе, как профессорская на пользу студентам» [6, с. 79]. Один из его студентов выдающийся правовед своего времени Анатолий Федорович Кони (1844–1927) оставит впечатляющий отзыв о своем преподавателе: «Я восхищался его оригинальными, непокорными словами, которые он вбивал, как гвозди, в точно соответствующие им понятия, любовался его горячими жестами и чудесной архитектурой речей, неотразимая логика которых соперничала с глубокою их психологией и указаниями долгого и основанного на опыте житейского раздумья» [2].

Однако в университете он надолго не задержался. В 1861 году он поддержал выступления студентов, за что и был уволен с должности преподавателя.

Вскоре Владимир Данилович Спасович находит свое истинное предназначение в должности адвоката. Он выступал в качестве защитника по многим громким делам, начиная с 1866 года и почти вплоть до самой смерти в 1906 году. На его счету числится целый ряд государственных дел, связанных с революционными и радикальными группировками, развернувшими свою деятельность в 60-х годах XIX века (дела «нечавцев», «гушинцев», дела «50-ти», «193-х», «20-ти», «17-ти», «14-ти», польской партии «Пролетариат», «21-го», «22-х» и др.).

Главной особенностью, которой обладал В. Д. Спасович, и которая отличала его от других не менее известных адвокатов того времени, это индивидуальный подход к каждому подзащитному. Его интересовали не только сухие факты, опровергающие обвинения подсудимому, но и его личные качества, привычки, психологические особенности, нравственные принципы.

Владимир Данилович сравнивал следственный процесс с историческим исследованием. Он настаивает на том, что для начала нужно изучить все доступные источники и проанализировать их, отсечь все легенды, которые сложились вокруг преступления, а уже потом делать решительные выводы. На примере так называемого «Тифлисского дела», или дела Давида и Николая Чхотуа, о смерти Нины Андреевской, Спасович показывает, насколько важно тщательно изучить все улики и, самое главное, на что он обращает внимание, прожить вместе с жертвой ее последний день. Это дело окончилось поражением Спасовича. Несмотря на все приведенные им доказательства, приговор присяжных о наказании Давида Чхотуа и Габисония. Сам Спасович так прокомментировал это: «По тифлисскому делу не могу доныне отрешиться от глубочайшего убеждения, что оно кончилось печальною ошибкой, что пострадали невинные люди, указанные заблуждающейся народною молвой» [4, с. 1].

Многие современники Спасовича отмечали его энциклопедический ум. Он был хорошим специалистом по криминалистике, судебной медицине, истории. И это делало его опасным соперником стороны обвинения. «При разборе я надеюсь вас убедить, что ни одна улика не уцелеет, все они раскрошатся в мелкий песок; одни из них, из фактов, обратятся в противное тому — небылицы, другие получат смысл безразличных, третьи — сомнительных, и весь искусственно построенный замок обвинения превратится в марево, в мираж» [5], — заявлял адвокат.

Еще одной характерной чертой Спасовича как представителя защиты была его принципиальность. Он был адвокатом, который часто руководствовался своими нравственными соображениями. Если Спасович при рассмотрении дела выяснял, что его подзащитный целиком и полностью виновен, он незамедлительно отказывался от ведения дела.

Однако, несмотря на все свои достоинства, Владимир Данилович постоянно находился под надзором III отделения царской канцелярии. Сам Александр II не раз обращался к руководству этого отделения с просьбами принять меры против знаменитого адвоката. Во многом такое отношение со стороны властей он заслужил, защищая государственных преступников.

К примеру, Спасович защищал народника якобинского толка Петра Никитича Ткачёва за перевод книги Э. Бехера «Рабочий вопрос». Повторно защищать Ткачёва ему пришлось по делу нечаевцев. Сам Владимир Данилович характеризовал своего подзащитного так: «Ткачёв человек весьма сосредоточенный, углубленный в себя, молчаливый, человек прежде всего книжный, абстрактный, который живет в отвлеченностях, у которого сильна рефлексия . Именно эта сосредоточенность, именно эта жизнь в абстрактной сфере и незнание жизни действительной и заставили Ткачёва допустить в способе выражения своей идеи несколько коренных, капитальных ошибок» [6]. Адвокат в первую очередь обращал внимание на личность своего подзащитного, пытался разобраться в его психологии и нравственности, старался понять его мировоззрение. «Он находил, что, помогая суду заглянуть в тайны души подсудимого и изучить ее изгибы, защитник должен сказать в пользу обвиняемого все, что последний не может, не умеет или не хочет сказать, не закрывая, однако, при этом глаз на истину и указывая голословно на влияние и воздействие среды, личностей или обстоятельств, без их тщательного изучения и проверки и без сопоставления личности искушаемого со свойствами и приемами искушения» [2].

Спасович не упускал случая разоблачить судебный произвол. Он вполне тактично, но достаточно резко критиковал ошибки, допущенные стороной обвинения во время следствия. Применяя свои гениальные познания в различных науках, он опровергал улику за уликой, доказывая невиновность своих подзащитных. Спасович считал своей целью показать суду, что во многих загадочных и страшных преступлениях на самом деле нет ничего тёмного и таинственного, что такими их делает лишь болезненное воображение пострадавших, свидетелей и следователей. «Действительность оказывается без всякой поэзии: она суха и прозаична» [5], — произнес Владимир Данилович как-то раз в одной из своих защитных речей.

Смелые заявления, уникальные юридические приёмы и методы, принципиальность и удивительная искренность сделали Владимира Даниловича Спасовича культовой фигурой в адвокатской среде второй половины XIX века. С него брали и по сей день берут пример многие адвокаты. Высоконравственный и независимый Спасович навеки вошел в историю как король российской адвокатуры.

Основные термины (генерируются автоматически): Владимир, дело, Петербургский университет, российская адвокатура, судебная реформа, III, адвокат.

Ораторское искусство – искусство красиво говорить, выражать свои мысли.
Владимир Данилович Спасович - оратор огромной эрудиции, большой художник, глубокий знаток истории и литературы. Одаренный юрист, известный своими теоретическими работами в области уголовного права и уголовного процесса, гражданского и международного права, он также известен как литератор, публицист и критик.

Прикрепленные файлы: 1 файл

Реферат Риторика.docx

Ораторское искусство – искусство красиво говорить, выражать свои мысли.

Владимир Данилович Спасович - оратор огромной эрудиции, большой художник, глубокий знаток истории и литературы. Одаренный юрист, известный своими теоретическими работами в области уголовного права и уголовного процесса, гражданского и международного права, он также известен как литератор, публицист и критик.

Владимир Данилович Спасович родился 16 января 1829 года в семье врача, в Минской губернии. Начальное образование получил в Минской гимназии, которую окончил с золотой медалью в 1845 году. В 1849 году окончил юридический факультет Петербургского университета. По окончании юридического факультета работал чиновником в Палате уголовного суда. 22-х лет защитил магистерскую диссертацию по кафедре международного права. После пропажи в канцелярии палаты одного из томов уголовного дела был уволен. Занимался педагогической работой. Был близок с известным ученым юристом К. Д. Кавелиным, по рекомендации которого занял в Петербургском университете кафедру уголовного права.

Следует отметить, что его речи не отличаются внешней отделкой, их сила и значение во внутреннем содержании. Несомненным достоинством речей Спасовича является удачная их планировка, тщательно продуманный анализ собранных по делу доказательств. В речи он умело и убедительно ставит каждое доказательство на свое место. Большой психолог, он всегда находит правильный тон речи, ему чужда несдержанная полемика с противником.

"В числе многих и многие годы я восхищался его оригинальным, непокорным словом, которое он вбивал, как гвозди, в точно соответствующие им понятия, - любовался его горячими жестами и чудесной архитектурой речи, неотразимая логика которых соперничала с глубокой их психологией и указаниями долгого, основанного на опыте житейского раздумья"

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: