Признание защитником виновности подсудимого когда последний ее отрицает означает

Обновлено: 18.04.2024

1. Показания обвиняемого - сведения, сообщенные им на допросе, проведенном в ходе досудебного производства по уголовному делу или в суде в соответствии с требованиями статей 173, 174, 187 - 190 и 275 настоящего Кодекса.

2. Признание обвиняемым своей вины в совершении преступления может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств.

Комментарий к ст. 77 УПК РФ

1. Показания обвиняемого - это сведения об обстоятельствах, входящих в объем предъявленного обвинения, а также иных обстоятельствах, доказательствах и источниках доказательств, сообщаемые в ходе допроса лицом, привлеченным к уголовной ответственности. Показания обвиняемого - это не только средство доказывания обстоятельств уголовного дела, но и средство защиты обвиняемого от предъявленного обвинения. Поэтому наряду с показаниями (сведениями о конкретных обстоятельствах) обвиняемый вправе также давать объяснения, которые могут содержать версии и предположения, выдвигаемые им в свою защиту. Эти объяснения не считаются доказательствами, ибо являются не сведениями об обстоятельствах, а умозаключениями, однако в отличие от подобных объяснений свидетелей и потерпевших объяснения обвиняемого имеют непосредственное значение для процесса доказывания, так как порождают юридическую обязанность следователя, дознавателя, прокурора, суда проверить все выдвинутые обвиняемым версии и предположения, могущие иметь хоть сколько-нибудь разумное основание. Во всяком случае, объяснения обвиняемого должны быть опровергнуты или подтверждены доказательствами, собранными по уголовному делу. Объяснения следует отличать от вероятностных сведений, которые фактически являются показаниями об обстоятельствах дела, например, суждение о приблизительной скорости движения транспортного средства, возрасте соучастника преступления, потерпевшего и т.д. См. об этом пункт 3 коммент. к ст. 75 настоящего Кодекса.

3. Дача показаний - право, а не обязанность обвиняемого, в связи с чем законом не предусмотрена его ответственность за отказ от дачи показаний, причем в отличие от свидетеля обвиняемый вправе отказаться от дачи показаний по любым вопросам, а не только против самого себя, своего супруга или близких родственников. Более того, отказ от дачи показаний является правом обвиняемого (п. 3 ч. 4 ст. 47). По российскому законодательству обвиняемый не несет и ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Это объясняется тем, что угроза такой ответственности может в критических ситуациях толкнуть невиновного на самооговор: например, при наличии внешне убедительных, хотя и не соответствующих действительности доказательств виновности в инкриминируемом преступлении, которые заставляют обвиняемого опасаться своего осуждения не только за это преступление, но и за дачу заведомо ложных показаний.

4. Показания обвиняемого могут быть признательными или оправдательными. Различают полное признание, т.е. подтверждение обвиняемым всего объема предъявленного обвинения, и признание частичное. При частичном признании обвиняемый может, например, отрицать свое участие в отдельных эпизодах преступной деятельности, свою особо активную роль в совершении преступления, его умышленный характер, возражать против правильности квалификации его действий, данной в предъявленном обвинении, и т.д. Если же обвиняемый признает объективную сторону своих действий, но отрицает их виновный (умышленный или неосторожный) характер либо по иным основаниям не соглашается с оценкой этих действий как уголовно-противоправных, его показания не могут рассматриваться как признательные.

5. Уголовно-процессуальный закон относится к признательным показаниям обвиняемого как к любому другому доказательству, требуя подтверждения его совокупностью иных доказательств, собранных по данному уголовному делу (ч. 2 коммент. статьи). При этом достаточной может являться лишь такая совокупность доказательств, в которой присутствуют также и доказательства, имеющие своим первоисточником не признание обвиняемого, но другие независимые от показаний обвиняемого источники информации.

Под ред. А.В. Смирнова "КОММЕНТАРИЙ К УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОМУ КОДЕКСУ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ" (ПОСТАТЕЙНЫЙ), 5-е издание

Защитник-адвокат в своей речи, естественно, противостоит стороне обвинения в состязательном процессе. В отличие от позиции прокурора как «говорящего публично судьи» позиция защитника не может не быть односторонней. Его участие в судебных прениях подчинено определенным нравственным началам.

Главное в нравственно оправданном ведении защиты в целом и в содержании и построении защитительной речи — умение верно определить свою позицию, опираясь на правовые и нравственные ориентиры.

Защитник может применять только законные средства и способы защиты. Выступая на стороне человека, обвиняемого в нарушении закона, он сам должен неукоснительно соблюдать законы, пользоваться только легальными средствами.

Защитник вправе применять лишь нравственно допустимые приемы защиты. В частности, юн не вправе лгать суду, склонять суд к неправде, хотя бы это было выгодно его подзащитному. «У адвоката не только нет права на ложь, не только нет права на использование искусственных, надуманных, фальсифицированных доказательств — у нега нет права и на неискренность, Нет права на лицедейство»[94], — пишет Я. С. Киселев.

Защищая конкретного человека от обвинения в преступлении, защитник не может оправдывать само преступление. А. Ф. Кони, критикуя в свое время пороки адвокатуры, писал о справедливой тревоге в связи со случаями, когда «защита преступника обращалась в оправдание преступления, причем, искусно извращая нравственную перспективу дела, заставляла потерпевшего и виновного меняться ролями»[95].

Защита должна осуществляться на основе согласованности позиции защитника и подсудимого по принципиальным вопросам, и прежде всего по вопросу признания или отрицания вины.

По поводу последнего положения во многих публикациях приводились и приводятся аргументы в пользу двух противоположных точек зрения, да и адвокатура, и суды далеко не сразу и не твердо встали на одну определенную позицию. Речь идет о ситуации, когда подсудимый в суде виновным себя не признает и последовательно настаивает на своей невиновности, а в процессе судебного следствия виновность его подтверждена достаточными и проверенными доказательствами и сам защитник приходит к убеждению) что его подзащитный виновен, строить же защитительную речь на отрицании виновности бесперспективно.

Многие авторы считают, что в таком положении возможно и нравственно оправдано расхождение позиций подсудимого и защитника. Защитник в своей речи вынужден признать виновность подсудимого доказанной и, соответственно, настаивать на смягчении его участи. Так, Л. Д. Кокорев в одной из последних работ писал: «Руководствуясь нравственными принципами, адвокат не может утверждать то, в чем сам не убежден, не может лгать, не может поступать против своей совести и внутреннего убеждения. И если в ходе расследования, судебного следствия адвокат пришел к выводу, что вина обвиняемого установлена, он из этого и должен исходить, строя свою защиту; иной путь будет ложью, сделкой с совестью»[96].

Другие ученые высказывают противоположное мнение: защитник, который вопреки воле подсудимого переходит по сути на позицию обвинения, оставляет подзащитного без помощи, без защиты. «Создается такое совершенно нетерпимое с юридической и этической точек зрения положение: в судебном разбирательстве происходит состязание не между прокурором и защитником, а между прокурором и защитником, с одной стороны, и подсудимым — с другой. Между прокурором и адвокатом создается «трогательное единение». Заявление защитника о виновности подсудимого представляет чрезвычайно тяжелый удар по защите. »[97].

Судебная практика последнего времени, как правило, исходит из того, что признание защитником виновности подсудимого, когда последний ее отрицает, означает нарушение права на защиту, обязанности защитника использовать все законные средства и способы защиты, ре действовать во вред обвиняемому.

Что касается нравственной стороны такого решения, то здесь приходится идти по пути морального выбора в условиях морального конфликта, когда соблюдение одной нормы влечет за собой нарушение другой. Но предпочтение все же следует отдать нравственной обязанности, до конца защищать от обвинения другого человека, который доверил свою судьбу адвокату, надеется на его помощь. А обвинение пусть поддерживает тот, кому это положено. Разумеется, защитник-адвокат в этой сложной ситуации должен использовать даже малейшие возможности для опровержения обвинения в его основе, а также представить суду соображения о доказанных по делу фактах, говорящих в пользу подсудимого, положительно характеризующих его личность и т. д. Необходимо учитывать, что сама позиция подсудимого, последовательно настаивающего на своей невиновности, может породить сомнение в верности обвинительной версии, что вправе использовать защитник в своей аргументации.

Структура речи защитника в какой-то мере напоминает структуру речи обвинителя, так как они посвящены одному предмету, хотя освещают его с разных сторон. Но здесь, конечно, нет таких жестких канонов, которые определяют построение речи обвинителя, выступающего от имени государства.

В речи защитника ярко проявляется гуманизм самой профессии адвоката и его миссии, выполняемой в суде. Он стремится помочь человеку, который, пусть по своей вине, попал в беду, или же тому, кто вовсе не виновен, но может оказаться осужденным по ошибке в результате некритического отношения к необоснованному обвинению. Обвиняемый, представший перед судом, еще не осужден. Защитник более, чем другие участники судебного разбирательства, обязан уважать достоинство подсудимого, щадить его самолюбие и выступать в их защиту, в том числе и при произнесении своей речи. Защитник, по выражению А. Ф. Кони, — «друг, советник» обвиняемого.

Речь защитника должна в концентрированной форме представить суду все то положительное, что характеризует личность и поведение подсудимого. Все обстоятельства, смягчающие наказание, установленные по делу, необходимо отчетливо и убедительно отметить в речи, а обстоятельства, отягчающие ответственность или доказанные сомнительно, оценить соответствующим образом. При характеристике подсудимого нельзя допускать преувеличения, вопреки фактам утверждать о несуществующих добродетелях подсудимого. Это может породить недоверие к речи и позиции защитника в целом. Если защита ведется по групповому делу, то защитнику следует избегать в своей речи изобличения других подсудимых в совершении преступления. Но в жизни возникают такие ситуации, когда интересы подсудимых противоречивы и между их защитниками дискуссия неизбежна. При этом защитник одного подсудимого заинтересован в том, чтобы суд признал виновным в целом или в большей части подсудимого, которого защищает другой защитник. На практике адвокаты в подобных случаях говорят о праве своеобразно понимаемой «необходимой обороны», что отражает вынужденный характер действий фактически на стороне обвинения. Ю. И. Стецовский пишет, что адвокату очень важно «стремиться ограничить защиту тем минимумом, который действительно необходим для опровержения обвинения или смягчения ответственности подзащитного. Всякие заявления защитника против других лиц можно считать оправданными, если без этого нельзя осуществить защиту обвиняемого, доверившего защитнику свою судьбу. Защитник должен быть предельно тактичным и сдержанным в отношении тех обвиняемых, против которых направлена его аргументация»[98].

Недопустимо строить защиту на подчеркивании негативных сторон личности потерпевшего, его отрицательных нравственных качеств. Тем более нельзя унижать достоинство потерпевшего. Если действия потерпевшего на самом деле способствовали совершению преступления, спровоцировали его и это имеет юридическое значение, то Это обстоятельство может и должно быть освещено в речи защитника. Но всегда следует помнить, что потерпевший — жертва преступления, а судят того, кто обвиняется в причинении ему ущерба, горя, нравственных страданий.

В речи защитника нельзя использовать доводы, несостоятельность которых очевидна. Обман, ложь, сознательное искажение фактов глубоко безнравственны. Они несовместимы с престижем адвоката как человека и как юриста, выполняющего гуманные функции. А с позиций результативности защиты они представляют опасность и для судьбы клиента адвоката. Обнаруженный обман даже «в мелочах» подрывает доверие ко всему, что говорил защитник, так как честность градаций не имеет.

В то же время адвокат в своей речи не обязан упоминать обстоятельства, могущие повредить защите, если о них не говорил обвинитель. Это относится также к критике обвинения с позиции «то, что не доказано бесспорно, не может быть положено в основу обвинения» или «версия подсудимого, не опровергнутая обвинением, должна признаваться за истинную». Здесь мы имеем дело с нравственным правом строить тактику защиты в соответствии с правами, предусмотренными законом.

Судебная речь защитника будет тогда достигать своей цели, когда защитник владеет искусством доказывать, убеждать, спорить и приемами судебного красноречия. С развитием состязательного начала в российском уголовном процессе эти умения приобретают все более актуальное значение.

В своей речи защитник прямо ведет полемику, спор с обвинением. И сама манера, форма этого спора должна отвечать определенным нравственным установлениям.

В «Пособии для уголовной защиты», изданном в 1911 г., профессор Л. Е. Владимиров рекомендовал адвокатам помнить, что «судебный бой не есть академический спор и здесь целесообразно быть односторонним и пристрастным». Он рекомендовал защитникам: «. будьте постоянно и неуклонно несправедливы к обвинителю. Рвите речь противника в клочки и клочки эти с хохотом бросайте на ветер. Противник должен быть уничтожен весь, без остатка. Нужно осмеять соображения обвинителя, осмеивайте их! Будьте беспощадны. Придирайтесь к слову, к описке, к ошибке в слове. Это ведь не умственный диспут, а потасовка словами и доводами, потасовка грубая, как сама общественная жизнь людей»[99]. Несколько ранее он же писал: «. судебное состязание не есть бой, не есть война; средства, здесь дозволяемые, должны основываться на совести, справедливости и законе».

Конечно, судебные прения ни в правовом, ни в нравственном отношении нельзя рассматривать как «потасовку» между сторонами, своего рода «игру без правил». Их участники, говорящие публично, вправе пользоваться лишь нравственно дозволенными приемами, обязаны соблюдать собственное достоинство, уважать честь и достоинство своих противников и других участвующих в деле лиц, помнить, что они обращаются к суду, уважение к которому проявляется и в соблюдении нравственных норм.

4. ЭТИКА БЛАГОДАТИ КАК ЭТИКА СВОБОДЫ.

4. ЭТИКА БЛАГОДАТИ КАК ЭТИКА СВОБОДЫ. ЕЕ ПРОБЛЕМА В СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ.ШЕЛЕР И ГАРТМАНПроблема сублимации приводит нас к вопросу о сублимации произвола, или, в терминах богословских, к вопросу о взаимоотношении свободы и благодати. Весьма важно, однако, показать, что

Ю.Н.Давыдов Этика убеждения и этика ответственности: Макс Вебер и Лев Толстой (*)

Ю.Н.Давыдов Этика убеждения и этика ответственности: Макс Вебер и Лев Толстой (*) Этическая мысль. Вып. 7. М.: ИФ РАН. 2006.Когда заходит речь об этике Льва Толстого, у нас – в соответствии с традицией, сложившейся еще до революции 1917 года, но закрепленной и освященной

8. «Слова, слова, слова» Этика речи

8. «Слова, слова, слова» Этика речи Не ходи сплетником в народе твоем. Ваикра 19:16 Это, наверное, чаще всего нарушаемая заповедь из 613. Она запрещает говорить плохое о человеке, даже если это правда, кроме случаев, когда вашему собеседнику эта информация жизненно необходима

§ 2. Этика обвинительной речи прокурора

§ 2. Этика обвинительной речи прокурора Судебные прения, в которых участвует прокурор, составляют лишь часть его деятельности по поддержанию государственного обвинения перед судом. Прокурор, произнося обвинительную речь, выполняет функцию уголовного преследования. Он

1. Этика гуманистическая и этика авторитарная

1. Этика гуманистическая и этика авторитарная Если мы, в противоположность этическому релятивизму, не отказываемся от поиска объективно значимых норм поведения, то какие критерии этих норм мы можем найти? Тип критериев зависит от этической системы, нормы которой мы

2. Этика субъективистская и этика объективистская

2. Этика субъективистская и этика объективистская Что с точки зрения гуманистической этики мы должны ответить тем, кто отказывает человеку в способности самому устанавливать объективно значимые нормативные принципы?Одна из школ гуманистической этики принимает вызов и

Речи Заратустры

Речи Заратустры О трёх превращениях Три превращения духа называю я вам: как дух становится верблюдом, львом верблюд и, наконец, ребёнком становится лев.Много трудного существует для духа, для духа сильного и выносливого, который способен к глубокому почитанию: ко всему

Речи Заратустры

Речи Заратустры О трёх превращениях Три превращения духа называю я вам: как дух становится верблюдом, и львом — верблюд, и, наконец, ребёнком становится лев.Много трудного существует для духа, для сильного и выносливого духа, в котором живёт почтение: ко всему тяжёлому

Глава Х О РЕЧИ ЖИВОЙ И О РЕЧИ МЕДЛИТЕЛЬНОЙ

Глава Х О РЕЧИ ЖИВОЙ И О РЕЧИ МЕДЛИТЕЛЬНОЙ Не всем таланты все дарованы бывают.[107]Это относится, как мы можем убедиться, и к красноречию; одним свойственна легкость и живость в речах, и они, как говорится, за словом в карман не полезут, во всеоружии всегда и везде, тогда как

Глава Х О речи живой и о речи медлительной

Глава Х О речи живой и о речи медлительной Не всем таланты все дарованы бывают [1] Это относится, как мы можем убедиться, и к красноречию; одним свойственна легкость и живость в речах, и они, как говорится, за словом в карман не полезут, во всеоружии всегда и везде, тогда как

Речи Заратустры

Речи Заратустры О трех превращениях Я говорю вам о трех превращениях духа: о том, как дух стал верблюдом, верблюд — львом и, наконец, лев — ребенком.Много трудного существует для духа, для духа сильного и выносливого, способного к почитанию: всего самого трудного и

XX. ЭТИКА САМООТРЕЧЕНИЯ И ЭТИКА САМОСОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ

XX. ЭТИКА САМООТРЕЧЕНИЯ И ЭТИКА САМОСОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ Теперь, когда мы достаточно ориентированы в проблемах и результатах, достигнутых прежней этикой, мы можем попытаться рассмотреть вопрос о внутренних связях между этикой самоотречения и этикой самосовершенствования

Речи Заратустры

Речи Заратустры О трех превращенияхТри превращения духа называю я вам: как дух становится верблюдом, львом верблюд и, наконец, ребенком становится лев.Много трудного существует для духа, для духа сильного и выносливого, который способен к глубокому почитанию: ко всему

Выступление защитника в судебных прениях — важный этап защиты. В адвокатской практике существуют три основные защитительные позиции, которые обуславливают содержание, структуру и объем речи защитника. Они сводятся к просьбе:

— о смягчении наказания;

— о переквалификации деяния;

— об оправдании подсудимого.

Пункт 5 Стандарта устанавливает, что адвокат должен согласовать с подзащитным позицию по делу исходя из презумпции невиновности. То есть речь идет об одной позиции, но не о совокупности двух позиций. Если презумпция невиновности на стороне защиты, то адвокату нельзя соглашаться с виновностью подзащитного, когда подсудимый отрицает ее. Но если защитник сойдет с этой позиции, то он забывает благоприятную стороне защиты презумпцию невиновности и лишает себя одного из лучших своих доводов. Фактически в этом случае защитник помогает обвинению.

Исходя из адвокатской этики, адвокат при осуществлении защиты должен следовать одной позиции подсудимого, самостоятельно выбирая тактику и средства защиты. Защитительная речь должна состоять из опровержения доводов обвинения и подтверждения позиции защиты. Защитник при выборе позиции защиты связан той позицией, которую занял его подзащитный, даже если он и не соглашается с ней.

Ошибка возникает, когда защитник занимает двойственнную позициию. Адвокаты называют позицию защиты об оправдании подсудимого генеральной, а позицию о назначении минимального наказания — факультативной. Подобное «раздвоение» объясняют тем, что подсудимый обязывает защитника избрать такую альтернативную линию защиты. Так, в конце всего судебного следствия защитник отстаивает невиновность своего подзащитного в выдвинутом обвинении. В своей речи в прениях снова дает оценку доказательствам, собранным предварительным следствием и исследованным в судебном следствии. Он еще раз доказывает невиновность подзащитного, но завершает свою речь обращением к суду с просьбой при вынесении приговора и назначении наказания учесть обстоятельства, смягчающие наказание подсудимого.

Последней просьбой защитник разрушает свою позицию, занятую ранее и согласованную с подзащитным.

Защитники в такой ситуации избранную двойную тактику защиты подкрепляют письменным заявлением подсудимого. На взгляд судьи, такая тактика защиты является проигрышной и уязвимой, она ослабляет позиции стороны защиты, направленные на оправдание подсудимого. Если суд слышит от защитника, что подсудимый не виновен, но ему надо смягчить наказание, то это скорее можно расценить как признание вины. В данной ситуации позиция адвоката означает «ни войны, ни мира». Известный судебный деятель П. Сергеич писал: «Не допускайте противоречия в своих выводах. Это правило нарушается нашими защитниками. Они подробно и старательно доказывают полную неприкосновенность своего клиента к преступлению, а потом заявляют, что на случай, если бы их доводы не показались присяжным убедительными, они считают себя обязанными напомнить им обстоятельства, могущие служить основанием к снисхождению. Несколько заключительных слов обращают всю защиту в пепел. Лицо, привлеченное в качестве обвиняемого, может быть либо виновным, либо невиновным. Третьего не дано. Альтернативы быть не может. Лучшая форма рассуждения перед судьями — это дилемма, одно из двух».

Известный советский правовед И. Д. Перлов также говорил, что это наиболее сложный и трудный вопрос: обвиняемый отрицает свою вину, а защитник не находит в деле оснований для того, чтобы разделить его позицию. Где же выход? Ученый предлагал, чтобы защитник, не оспаривая правильность отрицания подсудимым своей вины, предоставлял суду возможность самому дать оценку этому отрицанию. Но если суд не согласится с подсудимым, то он просит суд учесть смягчающие ответственность подсудимого обстоятельства.

Анализируя изложенное, считаем, что, допустив противоречия в своих выводах, защитник оставил своего подзащитного без защиты, поскольку высказал просьбу принять во внимание смягчающие обстоятельства, а значит, он фактически признал виновность своего подзащитного в совершении преступления, хотя подзащитный занимает позицию отрицания вины. Адвокат должен убедить подзащитного, чтобы создать ясность позиции защиты для участников другой стороны, для всех лиц, участвующих в судебном заседании, прежде всего для суда.

Четкая позиция адвоката помогает суду уяснить суть дела, позицию стороны защиты по делу. Следует согласиться с П. А. Лупинской, которая справедливо отмечает, что защитник должен четко определить свою позицию. Он не вправе выступать перед судом с альтернативными предложениями: оправдать подсудимого либо, если суд признает его все же виновным, изменить квалификацию обвинения или назначить минимальную меру наказания. Наличие таких альтернативных вариантов противоречит интересам защиты подсудимого, делает оба вывода малоубедительными для суда. Защитник должен сказать все, что можно привести в пользу подсудимого, но сделать только один вывод — тот, который он считает наиболее правильным по итогам судебного следствия и наиболее благоприятным для его подзащитного.

Окончание защитительной речи адвоката не может идти вразрез с ее началом, иначе она подрывает всякое доверие к подсудимому. Такая архитектура речи, на наш взгляд, недопустима, поскольку малейшие сомнения в невиновности подсудимого утрачиваются с подачи стороны защиты. Иногда ясно, что факты и в самом деле навлекают на подзащитного сильные подозрения в причастности к преступлению. Но мысль недоговоренная порой сильнее мысли, выраженной прямо. Поэтому защитник не может в прениях утверждать, что не вполне убежден в невиновности подзащитного, и просить суд о снисхождении. Такое поведение адвоката является опрометчивым и непростительным.

Между тем альтернативная линия защиты встречается в судебной практике.

Из практики. Президиум Вологодского областного суда, проверяя доводы жалобы о несоответствии позиции адвоката К. в прениях сторон позиции самого осужденного, указал следующее. Как видно из показаний Д., он отрицал свою вину в разбойном нападении. Утверждал, что в ходе обоюдной драки с вооруженным ножом П. он также достал нож и, размахивая им в ходе самообороны, мог задеть потерпевшего по руке. Кроме того, нанес П. несколько ударов ногами и руками по телу. В протоколе судебного заседания речь адвоката К. действительно изложена противоречиво. Из протокола следует, что, поддержав позицию подзащитного в прениях, адвокат обратил внимание суда на отсутствие доказательств хищения и на непризнание подсудимым своей вины в причинении тяжкого вреда здоровью П., однако просил квалифицировать действия Д. по ч. 1 ст. 114 УК. Для разрешения указанных противоречий президиум заслушал адвоката К., который пояснил, что записанная в протоколе судебного заседания фраза о квалификации действий Д. по ч. 1 ст. 114 УК была предложена им как один из вариантов в случае, если суд отвергнет доводы защиты о невиновности Д. в причинении тяжкого вреда здоровью потерпевшего. Данные адвокатом пояснения нашли подтверждение в материалах дела. Из протокола судебного заседания видно, что Д. против доводов адвоката не возражал. В кассационной жалобе на приговор, а впоследствии и в надзорной жалобе осужденный не только не указал на нарушение его права на защиту, но и просил квалифицировать его действия по ч. 1 ст. 111, ч. 1 ст. 158 УК, фактически признавая вину в причинении тяжкого вреда здоровью П. В суде второй инстанции адвокат К. поддержал изменившуюся позицию своего подзащитного. При указанных обстоятельствах президиум признал, что право осужденного Д. на защиту нарушено не было (постановление президиума Вологодского областного суда от 01.02.2016 № 44у-10).

Безусловно, само по себе признание вины, как и явка с повинной, не может быть главным доказательством совершения лицом преступления. В любом случае, все показания лица нуждаются в дополнительном проверке и подтверждении объективными фактами: осмотром места происшествия, заключениями экспертов и др.. Кроме того, в отечественных реалиях, к сожалению, достаточно часто встречаются случаи давления со стороны сотрудников правоохранительных органов с целью принуждения лица к даче признательных показаний, не соответствующих действительности.

Необходимо помнить, что признание вины не всегда влечет за собой вынесение обвинительного приговора, если показания лица противоречат иным доказательствам. Поэтому, если лицо дает ложные признательные показания по каким-либо причинам (стресс, испуг, внешнее давление, стремление взять вину за другое лицо на себя), оно в любом момент может изменить свои показания. Никакой ответственности изменение показаний не повлечет. Однако, чтобы у суда были основания доверять таким показаниям, необходимо пояснить причину. То же самое касается случаев, когда ранее лицо отрицало совершение им преступления, а затем решило признаться.

Если правоохранительные органы еще не знают о совершении Вами преступления, Вы можете написать явку с повинной. Для этого нужно явиться в отделение полиции и сказать, что Вам нужно написать явку с повинной. Так как такой документ значительно облегчает работу сотрудникам правоохранительных органов, препятствовать Вам не будут. В явке с повинной нужно будет правдиво изложить все обстоятельства совершенного деяния. Явку с повинной также можно сделать в присутствии адвоката, это будет являться еще одним доказательством добровольности явки.

Если производство по уголовному делу уже ведется, Вы можете в любой момент, в том числе в суде, дать признательные показания. Это можно сделать не только при допросе, но и самостоятельно изъявить желание дать показания, что является правом подозреваемого (обвиняемого).

В этом случае признание вины и явка с повинной будет учитываться в силу ч.1 ст.62 УК РФ и при отсутствии отягчающих обстоятельств наказание не будет больше 2/3 от максимального. Также суд может по собственной инициативе назначить Вам наказание ниже минимального в силу ст.64 УК РФ, в том числе и при наличии отягчающих обстоятельств. Также признание вины учитывается при выборе вида наказания, избрании дополнительного наказания, возможности осудить условно и т.д.

Законодательство предусматривает и другие формы признания вины, например, ходатайство о рассмотрении дела в особом порядке. Уголовное дело рассматривается в особом порядке в случае, если было совершено преступление небольшой или средней тяжести, подсудимый полностью признает свою вину и прокурор не возражает против такого порядка рассмотрения дела. В этом случае суд практически не исследует доказательства, кроме тех, которые касаются личности подсудимого. Однако, если не Вы совершили преступление, или оно квалифицировано неверно, соглашаться на написание такого ходатайства нельзя, так как впоследствии такой приговор очень трудно обжаловать. В любом случае, назначенное наказание не может быть больше 2/3 от максимального.

Еще одной формой признания вины является заключение досудебного соглашения о сотрудничестве. В этом случае при отсутствии отягчающих обстоятельств наказание не может быть больше половины от максимального. Если же в качестве наказания предусмотрено пожизненное лишение свободы, то оно не применяется, а наказание не может быть больше 2/3 от максимального срока лишения свободы (не пожизненного).

С уважением, адвокат Анатолий Антонов, управляющий партнер адвокатского бюро «Антонов и партнеры».

1. Судебное следствие начинается с изложения государственным обвинителем предъявленного подсудимому обвинения, а по уголовным делам частного обвинения - с изложения заявления частным обвинителем.

2. Председательствующий опрашивает подсудимого, понятно ли ему обвинение, признает ли он себя виновным и желает ли он или его защитник выразить свое отношение к предъявленному обвинению.

Комментарий к ст. 273 УПК РФ

1. Окончательное обвинение может содержаться в обвинительном заключении или обвинительном акте, а также в постановлении прокурора об изменении обвинения (ч. 4 ст. 221). Кроме того, прокурор в ходе предварительного слушания может изменить обвинение (ч. 5 ст. 236), а судья частично прекратить уголовное дело (ст. 239), что отражается в постановлении о назначении судебного заседания. Возникает вопрос: какое из этих обвинений излагает государственный обвинитель? Вряд ли можно согласиться с тем, что, несмотря на последующие изменения обвинения, в том числе прокурором, государственный обвинитель должен излагать устаревшее "предъявленное обвинение". Очевидно, государственный обвинитель излагает последнюю версию обвинения с учетом всех последующих изменений.

2. В данной статье не говорится о том, что государственный обвинитель оглашает обвинительное заключение или обвинительный акт - речь идет лишь об изложении обвинения. Только по делам частного обвинения частный обвинитель излагает заявление о привлечении лица к уголовной ответственности. Полагаем, что государственный обвинитель вправе избрать любую форму изложения обвинения: огласить полностью или частично обвинительное заключение (акт), а также постановление прокурора об изменении обвинения либо сформулировать обвинение исходя из содержания постановления о назначении судебного заседания (если обвинение было изменено на предварительном слушании). В любом случае изложение должно содержать данные о личности подсудимого, существо и формулировку обвинения. Из текста комментируемой статьи не ясно, должен ли обвинитель, излагая обвинение, приводить и перечень доказательств, подтверждающих обвинение. В суде с участием присяжных заседателей это, безусловно, необходимо, так как во вступительном слове государственный обвинитель должен изложить не только существо обвинения, но и порядок исследования представленных им доказательств (ч. 2 ст. 335). Полагаем, что и в прочих случаях обвинителю, излагая обвинение, целесообразно сослаться на доказательства, которые представлены стороной обвинения в судебное разбирательство, поскольку следующим шагом после изложения обвинения и выяснения позиции стороны защиты будет определение порядка исследования доказательств, и обвинителю еще раз придется оглашать перечень представленных в суд обвинительных доказательств, но уже в отрыве от существа и формулировки обвинения, что не вполне логично.

3. Согласно ч. 2 настоящей статьи председательствующий задает подсудимому и его защитнику четыре раздельных вопроса: а) понятно ли подсудимому обвинение; б) признает ли он себя виновным; в) желает ли подсудимый выразить свое отношение к предъявленному обвинению; г) желает ли его защитник выразить свое отношение к предъявленному обвинению. Если подсудимый заявит, что обвинение ему непонятно, председательствующий должен разъяснить ему, в совершении какого преступления он обвиняется, в чем состоит сущность этого обвинения, какой уголовный закон применен. Для того чтобы не создавалось впечатление, что суд изначально стоит на позиции обвинения, и для предотвращения давления на подсудимого председательствующий, задавая вопрос о признании виновности, должен тут же разъяснить подсудимому, что непризнание им своей виновности или отказ от ответа на этот вопрос не будут обращены против него, т.е. не станут расцениваться судом как отягчающее наказание обстоятельство. К сожалению, на практике часто происходит по-другому, и вопрос судьи о признании виновности превращается в требование, сопровождаемое уговорами признаться, а то и угрозами строгого наказания в адрес строптивого подсудимого. Подобное поведение глубоко непрофессионально.

4. Самостоятельное значение имеет вопрос о том, вправе ли подсудимый отказаться отвечать на вопрос, признает ли он себя виновным, ссылаясь на свое право не свидетельствовать против самого себя (ч. 1 ст. 51 Конституции РФ). Полагаем, что он вправе это сделать, так как термин "не свидетельствовать" применительно к обвиняемому достаточно условный - он не означает, что обвиняемый занимает положение свидетеля. Не означает он и того, что обвиняемый вправе отказаться только от дачи показаний, а не от ответа на вопрос, признает ли он себя виновным. Право не свидетельствовать против самого себя есть право хранить молчание, право на отказ от ответа на любые вопросы, и в первую очередь те, которые касаются виновности обвиняемого. Это вытекает и из смысла п. 3 ч. 4 ст. 47, в котором говорится о том, что обвиняемый имеет право возражать против обвинения. Но право возражать предполагает, что обвиняемый вправе и воздержаться от возражений, в том числе путем отказа отвечать на вопрос о том, признает ли он себя виновным.

5. Если подсудимый признает себя виновным частично, председательствующему следует уточнить, на какую часть обвинения (эпизоды, обстоятельства либо статьи, части и пункты статей уголовного закона) распространяется признание, а какую часть он отвергает. Подсудимый вправе мотивировать занятую им позицию. Иногда подсудимые, признавая объективную сторону обвинения, отрицают свою вину (умысел или неосторожность) либо уголовную противоправность совершенного ими деяния. Такой ответ следует считать не частичным признанием, а полным отрицанием подсудимым своей виновности.

6. Предложение подсудимому и защитнику выразить свое отношение к предъявленному обвинению означает потенциальную возможность этих лиц сделать так называемое вступительное заявление, содержанием которого является выражение ими своего отношения к предъявленному обвинению, его законности и обоснованности, доказанности или недоказанности. Представляется, что вступительное заявление защитника или подсудимого должно содержать лишь общую оценку обвинения, ему не следует вдаваться здесь в детальные вопросы оценки конкретных доказательств и уголовно-правовой квалификации, т.е. фактически предвосхищать судебные прения. Однако, на наш взгляд, сторона защиты также может назвать здесь оправдывающие доказательства, которые она намерена представить суду. Вступительные заявления сторон отвечают состязательному характеру судебного разбирательства. Наличие права выразить свое отношение к предъявленному обвинению до известной степени уравнивает сторону защиты с государственным обвинителем, который перед этим изложил предъявленное обвинение. Вместе с тем УПК не предусматривает так называемую альтеркацию (altercatio, лат.), т.е. взаимные краткие вопросы сторон друг другу и ответы на них для более точного выяснения позиций перед началом исследования доказательств. Однако это и не запрещено, поэтому с разрешения суда стороны после вступительных заявлений вправе задать друг другу такие вопросы.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: