Принцип поддержания доверия граждан к закону и действиям государства предполагает

Обновлено: 28.03.2024

Роор Кристина Александровна, помощник адвоката, Адвокатское бюро "Ковалев, Рязанцев и партнеры". Роор Кристина Александровна родилась 5 января 1993 г. в городе Челябинске. В 2015 г. закончила юридический факультет Южно-Уральского государственного университета по направлению юриспруденция.

Научная специализация: гражданское право.

В статье рассматривается проблема соотношения и конкуренции двух правовых доктрин: эстоппеля и законных ожиданий. За основу автором взят метод сравнительного правоведения и анализа судебной практики. В статье сделан вывод, что рассматриваемые правовые доктрины являются самостоятельными. Автором предложено пять критериев, позволяющих разграничить сферу применения эстоппеля и законных ожиданий.

Ключевые слова: гражданское право, эстоппель, правовые ожидания, переменчивое поведение.

Estoppel and the doctrine of legitimate expectations co-relation

The article deals with the problem of correlation and competition between two legal doctrines: estoppel and legitimate expectations. Based on the author's method of comparative law and analysis of judicial practice. The article concludes that the legal doctrines under consideration are independent. The author suggests five criteria that allow to differentiate the scope of estoppel and legitimate expectations.

Key words: civil law, estoppel, legitimate expectation, changeable behavior.

Особенностью современного гражданского оборота является предъявление к его участникам требования придерживаться определенного стандарта поведения. Это необходимо для достижения в гражданском обороте стабильности и правовой определенности. Одним из средств достижения правовой определенности является эстоппель, который препятствует недобросовестному лицу изменять свою первоначальную позицию, выбранную ранее модель поведения и отношения к определенным юридическим фактам и тем самым вносит определенную конкретность в правоотношения. Еще одним средством, с помощью которого достигается правовая определенность, является доктрина защиты законных ожиданий, которая также направлена на пресечение переменчивого поведения.

Закономерно возникает вопрос о соотношении вышеназванных правовых конструкций. В частности, такая конкуренция может возникнуть в спорах о признании возникшим права собственности на самовольную постройку, в ситуации отсутствия разрешительной документации на строительство или на ввод результата строительства в эксплуатацию, при условии, что добросовестный застройщик принял все необходимые меры для его получения, а поведение уполномоченного органа давало основание разумно ожидать, что данное разрешение будет выдано.

Наличие одновременно двух ситуаций - эстоппеля и законных ожиданий - можно увидеть в следующем примере. По делу N А60-7743/2012 администрация обратилась в суд с требованием обязать общество освободить земельный участок путем сноса объекта самовольного строительства. В обосновании своих исковых требований администрация указывала, что созданный обществом объект незавершенного строительства является самовольной постройкой, поскольку, во-первых, у ответчика отсутствовали какие-либо права на земельный участок в связи с прекращением действия договора аренды земельного участка ввиду отказа администрации от договора, во-вторых, выданное обществу разрешение на строительство спорного объекта было отменено.

Решением суда первой инстанции исковые требования были удовлетворены. Апелляционная инстанция данное решение отменила, кассационная инстанция оставила постановление апелляционной инстанции без изменения.

Суд апелляционной инстанции посчитал, что, несмотря на то что администрация направила в адрес общества уведомление об отказе от договора аренды, фактически арендные отношения не прекратились. Данный вывод был сделан судом с учетом следующих обстоятельств: 1) после отказа от договора арендодатель не обращался к арендатору с требованием возврата предмета аренды (земельный участок), а арендатор не возвратил предмет аренды арендодателю; 2) арендатор фактически использовал земельный участок и вносил плату, а арендодатель плату принимал и не требовал возврата вещи; 3) в течение длительного времени после отказа от договора и аннулирования разрешения на строительство арендодателем не предпринимались меры по регистрации снятия арендного обременения на земельный участок; 4) в данный период обществу на основании указанного договора аренды земельного участка администрацией было выдано разрешение на строительство, предоставлена справка о присвоении спорному объекту адреса; 5) уведомление об отказе от договора аренды и разрешение на строительство были подписаны от имени администрации одним и тем же должностным лицом.

Относительно вопроса аннулирования администрацией разрешения на строительство судом было установлено, что данное действие не влечет правовых последствий, поскольку администрация не вправе была издавать соответствующий приказ, так как возможность аннулирования разрешения на строительство не была предусмотрена действующим законодательством, при этом материалы дела не содержали сведений о том, что выдача обществу разрешения на строительство осуществлена в результате недобросовестного поведения общества и ненадлежащего исполнения своих обязанностей сотрудниками администрации (Постановление Федерального арбитражного суда Уральского округа от 24.01.2013 N Ф09-13200/12).

Ситуация усугубляется еще и тем, что рассмотренный пример снова поднимает вопрос о соотношении вещных и обязательственных способов защиты гражданских субъективных прав, законного интереса и законного ожидания .

См.: Подшивалов Т.П. Критерии соотношения вещных и обязательственных исков // Государство и право. 2015. N 1. С. 51.

В первом случае возникла ситуация эстоппель, поскольку администрация своими действиями давала обществу основание полагать, что договор аренды остался в силе. Во втором случае было нарушено законное ожидание общества, т.к. оно действовало добросовестно и не могло разумно предвидеть аннулирования разрешения на строительство. Таким образом, приведенный выше пример показывает, что эстоппель и доктрина законных ожиданий являются самостоятельными правовыми конструкциями, которые, однако же, могут конкурировать между собой в определенных ситуациях.

Доктрина законных ожиданий в праве зарубежных стран

Доктрина защиты законных ожиданий (legitimate expectation) известна странам общего и континентального права, а также активно применяется в Европейском суде справедливости и Европейском суде по правам человека.

В английском праве защита законных ожиданий является доктриной публичного права, разработанной на основе принципа естественной справедливости, и регулирует деятельность государственных органов при осуществлении ими дискреционных полномочий.

Выделяют процессуальную и материальную защиту законных ожиданий. Процессуальная защита предоставляет возможность лицу высказать свою позицию в суде, прежде чем государственный орган примет решение. Материальная защита означает, что государственный орган обязан принять свое решение в соответствии с законными ожиданиями лица.

Термин "legitimate expectation" впервые был употреблен Лордом Денником в деле Schmidt v Secretary of State, 1968 г., в котором он указал, что помимо права и интереса у лица также есть законные ожидания .

Рэймонд И. Янг объясняет данное понятие следующим образом: ". в ситуации, когда государственный орган или должностное лицо, наделенное дискреционными полномочиями, создает своим заявлением или поведением в сознании лица законные ожидания, . суд может, по крайней мере, потребовать предоставить лицу своевременное уведомление, возможность быть услышанным или дать ответ, прежде чем власть будет действовать вопреки законному ожиданию" .

Аналогичный правовой институт, получивший название "protection de la confiance legitime", можно встретить во французской правовой доктрине и судебной практике. Как отмечает В.С. Петрищев, "французские суды принуждали органы публичной власти к возмещению убытков, возникших в результате того, что частные лица действовали в гражданском обороте, положившись на заверения, данные публичными органами явно или неявно (действиями или бездействием). Подобное обещание могло следовать из поведения уполномоченного органа публичной власти, из предварительного согласия органа публичной власти на осуществление определенных административных действии либо может следовать из существующей административной практики" .

Петрищев В.С. Защита добросовестного застройщика в ситуации самовольного строительства: практика Президиума ВАС РФ и поиск надлежащего правового средства // Закон. 2013. N 2. С. 170.

Немецкое право использует схожее понятие "Vertrauensschutz", которое означает "защита доверия". Доктрина применяется как в обязательственном праве при заключении сделок, так и в публичном праве .

В нидерландской юридической литературе отмечается, что принцип законных ожиданий является принципом конституционного и административного права, который требует от исполнительной власти выполнения, если это возможно, созданных законных ожиданий .

В Европейском союзе защита законных ожиданий является составной частью принципа правовой определенности и означает, что мера, предпринимаемая Евросоюзом, исключая крайнюю необходимость при обеспечении общественного интереса, не должна ущемлять тех, кто до этой меры ожидал от своих действий законную выгоду (например, получение прибыли) .

См.: Киселева Н.В. Право Европейского союза: Учебник. Ростов н/Д: Российская таможенная академия; Ростовский филиал, 2010. С. 90.

В литературе выделяются следующие признаки, в соответствии с которыми ожидания становятся законными и подпадают под судебную защиту:

  1. ожидание должно быть вызвано лицом, принимающим решения явно - посредством обещания или обязательства или неявно - посредством устоявшегося поведения в прошлом или сложившейся практики;
  2. прямо выраженное обещание или обязательство может быть выражено в форме общего представления, направленного неопределенному кругу лиц или классу бенефициаров, или специального представления, адресованного конкретному лицу или лицам;
  3. общее представление может принимать различные формы, включая циркулярные письма или другие политические заявления;
  4. специальное представление может принимать форму письма или другой гарантии, обязательства или обещания выгоды, преимущества или плана действий, которому власть намеревается следовать. Для того чтобы быть обязательным, представление должно удовлетворять следующим условиям: представление должно быть основано на полном раскрытии; представление должно быть сделано лицом с фактическими или очевидными полномочиями по осуществлению представления; представление должно быть ясным, недвусмысленным, без оговорок;
  5. лицу нет необходимости изменять свою позицию или действовать себе во вред, чтобы получить преимущество от законных ожиданий .

В деле Agraira v. Canada (Public Safety and Emergency Preparedness), 2013 SCC 36 Верховный суд Канады сформулировал следующие принципы законного ожидания:

  1. законные ожидания могут возникнуть в результате определенного поведения лица, правомочного принимать решения или какого-либо другого соответствующего лица;
  2. ожидания должны быть ясными, однозначными и безоговорочными;
  3. законные ожидания могут возникнуть в том случае, когда учреждение или государственный орган:
  • заверил, что будет следовать определенному правилу в принятии конкретного решения;
  • последовательно придерживался определенной процессуальной практики в прошлом в принятии такого решения;
  • сделал у лица представление о независимом результате; или
  • создал административные правила процедуры или процедуру, в соответствии с которой учреждение добровольно действовало в конкретном случае;
  1. законные ожидания не могут создавать материальные права, только процедурные средства правовой защиты .

Австралийский ученый П. Тэйт выделяет следующие основания возникновения законных ожиданий:

Доктрина законных ожиданий в России

В Российской Федерации концепция защиты законных ожиданий применяется в практики Конституционного Суда Российской Федерации, Верховного Суда Российской Федерации, а также арбитражных судов.

Конституционный Суд Российской Федерации в своих постановлениях не раз указывал, что изменение законодателем ранее установленных условий приобретения какого-либо права должно осуществляться таким образом, чтобы соблюдался принцип поддержания доверия граждан к закону и действиям государства, который предполагает сохранение разумной стабильности правового регулирования и недопустимость внесения произвольных изменений в действующую систему норм. С этим связаны законные ожидания граждан, что приобретенное ими на основе действующего законодательства право будет уважаться властями и будет реализовано . Аналогичная позиция была отражена в решении Верховного Суда Российской Федерации от 20.08.2007 N ГКПИ07-627.

Арбитражный суд Уральского округа отметил, что согласно принципу законных ожиданий в сфере публичных правоотношений добросовестная сторона вправе рассчитывать на правовые последствия начатой административной процедуры, исходя из наличной правовой нормы, предшествующей административной практике, или иных обстоятельств, и соответственно добросовестная сторона не должна нести негативные последствия от изменения политико-правовых условий нормативного регулирования (Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 09.12.2016 N Ф09-11066/16 по делу N А76-7849/2016).

В частности, это проявляется, когда собственник земельного участка обращается к органам муниципальной власти за предоставлением разрешения на строительство, однако не получает ответа на заявление или получает крайне уклончивый ответ .

См.: Современные проблемы приобретения и защиты прав участников гражданских отношений / Под ред. Г.С. Демидовой, Т.П. Подшивалова. М.: Юрлитинформ, 2015. С. 26 - 29; Подшивалов Т.П. Запрет обхода закона в российском гражданском законодательстве и судебной практике // Вестник гражданского права. 2015. N 2. С. 100.

В другом деле суд удовлетворил требования учреждения о признании незаконным бездействия судебных приставов-исполнителей, выразившегося в длительном неисполнении решения суда и о взыскании убытков, причиненных незаконным бездействием, указав, что законное ожидание взыскателя от принятого в его пользу судебного акта не реализовано именно в результате незаконного бездействия межрайонного ОСП и что возможность удовлетворения требований комитета к должнику, в том числе с учетом продолжительности срока исполнительного производства (более 5 лет), в настоящий момент утрачена ввиду доказанного отсутствия у последнего каких-либо денежных средств или имущества (Постановление Арбитражного суда Дальневосточного округа от 01.04.2016 N Ф03-1134/2016 по делу N А04-6175/2015).

Как видно из приведенных выше примеров, доктрина защиты законных ожиданий применяется в следующих случаях: 1) при изменении на законодательном уровне условий приобретения какого-либо права; 2) при защите добросовестной стороны, которая вправе рассчитывать на правовые последствия, исходя из наличной правовой нормы, предшествующей административной практике, или иных обстоятельств от внезапного изменения мнения или политики государственного органа; 3) в результате незаконного бездействия государственных органов в виде уклонения от исполнения своих публичных обязанностей.

Выводы о соотношении эстоппеля и законных ожиданий

Проводя разграничение между законными ожиданиями и правилом эстоппель, следует отметить, что обе доктрины, во-первых, способствуют реализации принципа правовой определенности и принципа добросовестности , во-вторых, содержат общую идею, согласно которой одна сторона путем ясного и однозначного обещания, обязательства или представления создает у другой стороны определенное ожидание, служащее оправданием доверившейся стороне, что она положилась на сделанное представление.

Принципы гражданского права и их реализация / Под ред. Т.П. Подшивалова, Г.С. Демидовой. М.: Проспект, 2017. С. 67.

Несмотря на сходство, вышеназванные правовые конструкции имеют самостоятельную природу. В отличие от эстоппеля, доктрина защиты законных ожиданий:

  • применяется в публично-правовых отношениях, участниками которых, с одной стороны, является публичное образование, а с другой - физическое или юридическое лицо;
  • во главу угла ставится не различие субъектного состава, а тот факт, что в основе применения доктрины законных ожиданий лежит публичный интерес, а в основе запрета изменения поведения - частный интерес;
  • основывается на принципе поддержания доверия граждан к закону и действиям государства, поскольку невыполнение правовых ожиданий повлечет для государства негативные последствия в виде нарушения устойчивости его существования. Здесь важно понимать, что в действиях публичных субъектов всегда присутствует презумпция их законности, в силу чего участники гражданского оборота и формируют свои ожидания;
  • служит для защиты слабой стороны от осуществления органами государственной власти своих дискреционных полномочий, усмотрения должностного лица. В свою очередь эстоппель применим в отношении равных субъектов в отношениях, основанных на автономии воли;
  • последствие применения доктрины законных ожиданий состоит в том, что лицо получает, приобретает то право, на приобретение которого оно законно рассчитывало, а последствие применения эстоппеля состоит в отказе в судебной защите тех прав, которые приобретены в результате нарушения запрета на изменение предшествующей линии поведения.

В заключение стоит отметить, что идея о самостоятельности вышеназванных доктрин поддерживается также в зарубежной юридической литературе. Например, Джон Картрайт отмечает, что защита законных ожиданий - это доктрина не частного английского права, а публичного, которая в настоящее время находится на стадии разработки . А в Новой Зеландии в деле Wild J in Challis v Destination Marlborough Trust Board Inc суд указал, что эстоппелю нет места в современном публичном праве .

Библиографический список

Мы используем файлы Cookie. Просматривая сайт, Вы принимаете Пользовательское соглашение и Политику конфиденциальности.

Конституционный Суд РФ признал пункт 3 статьи 1 Закона Ставропольского края "О признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Ставропольского края":

соответствующим Конституции РФ в той мере, в какой установленное им правовое регулирование принято в рамках дискреционных полномочий законодателя субъекта РФ и согласуется с правовой природой материнского (семейного) капитала как дополнительной меры социальной поддержки, предоставляемой многодетным семьям за счет собственных средств субъекта РФ;

не соответствующим Конституции РФ в той мере, в какой он, исключая материнский (семейный) капитал из числа мер социальной поддержки, предоставляемых многодетным семьям Ставропольского края, не предусматривает какой-либо компенсаторный механизм, позволяющий смягчить неблагоприятные последствия отмены данной выплаты для тех семей, в которых третий ребенок или последующие дети родились в период с 1 января 2011 года по 31 декабря 2015 года.

Конституционный Суд РФ, в частности, отметил следующее.

Устанавливая полномочия органов государственной власти субъектов РФ в сфере социальной защиты семей, имеющих детей (в том числе многодетных семей), федеральный законодатель предоставил субъектам РФ право вводить для таких семей за счет средств собственных бюджетов дополнительные меры социальной помощи и социальной поддержки, которые могут дополнять льготы, гарантии и иные социальные меры, предоставляемые им в соответствии с федеральным законодательством.

Законодатель Ставропольского края наряду с иными мерами социальной поддержки многодетных семей предусмотрел предоставление им материнского (семейного) капитала при рождении третьего ребенка или последующих детей в размере 100 000 рублей. Как следует из пункта 1 части 1 статьи 3 и статьи 5 Закона Ставропольского края "О мерах социальной поддержки многодетных семей", материнский (семейный) капитал должен был предоставляться многодетной семье по достижении ребенком (детьми), на которого (которых) он подлежал выплате, трехлетнего возраста независимо от наличия права на дополнительные меры государственной поддержки в соответствии с федеральным законодательством и мог использоваться многодетной семьей в полном объеме или по частям по определенным направлениям (улучшение жилищных условий многодетной семьи на территории Ставропольского края, получение образования ребенком (детьми), получение образования родителями (одним из них) ребенка (детей)). По буквальному смыслу названных законоположений возникновение права на материнский (семейный) капитал не обусловливалось уровнем дохода семьи, ее нуждаемостью в социальной помощи и поддержке, т.е. данная выплата имела как социальное, так и стимулирующее предназначение и, соответственно, носила комплексный характер. Следовательно, по своей правовой природе она является дополнительной мерой социальной поддержки многодетных семей, введенной субъектом РФ, право на которую непосредственно из Конституции РФ не вытекает, а ее установление, будучи направлено на создание благоприятных условий для воспитания детей в многодетных семьях с учетом задач социально-экономической политики государства, включая улучшение демографической ситуации, зависит от финансовых возможностей конкретного субъекта РФ.

Действие положений Закона Ставропольского края "О мерах социальной поддержки многодетных семей", предусматривавших выплату многодетным семьям материнского (семейного) капитала, с 1 января 2014 года было приостановлено.

Поскольку в силу пункта 3 части 1 статьи 5 Закона Ставропольского края "О мерах социальной поддержки многодетных семей" материнский (семейный) капитал должен был предоставляться лишь по достижении ребенком (детьми), на которого (которых) он подлежал выплате, трехлетнего возраста, при рождении третьего ребенка или последующих детей с 1 января 2011 года право на материнский (семейный) капитал могло быть реализовано не ранее 1 января 2014 года. Между тем именно с этой даты действие соответствующих положений названного закона было приостановлено, а затем, с 1 января 2016 года, они были отменены. В результате такого регулирования ни одна многодетная семья данной дополнительной меры социальной поддержки получить не смогла.

Согласно правовой позиции Конституционного Суда РФ при изменении или отмене ранее установленных мер социальной поддержки законодатель субъекта РФ обязан соблюдать принцип поддержания доверия граждан к закону и действиям государства, который предполагает его ответственность за качество принимаемых решений, сохранение присущей природе законодательных актов разумной стабильности правового регулирования, обеспечение надлежащей правовой определенности, недопустимость внесения произвольных изменений в действующую систему норм, предсказуемость законодательной политики в социальной сфере.

В силу указанного принципа, который распространяется не только на права, закрепленные непосредственно в Конституции РФ, но и на права, приобретаемые на основании закона, наделение законодателя субъекта РФ полномочием устанавливать и отменять дополнительные меры социальной поддержки отдельных категорий граждан не означает, что он обладает неограниченной свободой усмотрения и может произвольно отказываться от взятых на себя ранее публично-правовых обязательств. Напротив, он должен, предпринимая все усилия к их сохранению, находить баланс конституционно значимых ценностей, публичных и частных интересов, а если с учетом состояния бюджета субъекта РФ это оказывается объективно невозможным, - по крайней мере, максимально смягчить негативные последствия для лиц, имевших основанные на законодательном регулировании ожидания и рассчитывавших на получение соответствующих мер социальной поддержки.

Между тем законодатель Ставропольского края, отменяя меру социальной поддержки многодетных семей в виде материнского (семейного) капитала, не предусмотрел какого-либо компенсаторного механизма, направленного на смягчение неблагоприятных последствий такой отмены для семей, которые в связи с рождением третьего ребенка или последующих детей приобрели право на получение данной выплаты на основании ранее действовавшего правового регулирования. Тем самым были нарушены принципы социального государства и поддержания доверия граждан к закону и действиям государства, а также требования справедливости и соразмерности, которые должны соблюдаться при осуществлении правового регулирования в этой сфере.

Законодателю Ставропольского края, исходя из требований Конституции РФ и основанных на них правовых позиций Конституционного Суда РФ, выраженных в настоящем постановлении, надлежит в шестимесячный срок внести в правовое регулирование изменения, направленные на его совершенствование в части, касающейся установления соответствующего компенсаторного механизма. При осуществлении необходимого правового регулирования законодатель Ставропольского края вправе учитывать как свои финансовые возможности (поскольку в противном случае нарушался бы принцип бюджетной сбалансированности), так и материальное положение многодетных семей, утративших возможность реализовать право на предоставление материнского (семейного) капитала, с тем чтобы в рамках действующей в Ставропольском крае системы социальной защиты обеспечить в первую очередь основанную на объективных критериях адресную поддержку тех многодетных семей, которые в силу малообеспеченности нуждаются в ней в большей степени.

Больше документов и разъяснений по антикризисным мерам - в системе КонсультантПлюс.

Принцип доверия к закону и действиям публичной власти

Неотчуждаемость конституционных прав находится в тесной взаимосвязи с принципом доверия к закону и действиям публичной власти. Данный принцип предполагает правовую определенность и недопустимость внесения произвольных изменений в действующую систему норм и предсказуемость законодательной политики. Участники правоотношений должны обладать возможностью в разумных пределах предвидеть последствия своего поведения и быть уверенными в том, что приобретенное ими на основе действующего законодательства право будет реализовано. Изменения регулирования, влекущие неблагоприятные последствия для статуса частных лиц и порывающие со сложившейся правоприменительной практикой, должны сопровождаться предоставлением возможности, в частности, временного регулирования, позволяющего адаптироваться к новым условиям переходного периода. В частности, при обновлении законодательства не должны создаваться предпосылки для излишне широкого правоприменительного усмотрения, затрудняющего единообразное применение норм права.

Доверие к закону и действиям государства, указывает Конституционный Суд, основываются на разумной стабильности регулирования, предполагающего адекватные условия изменения правового статуса участников длящихся правоотношений (Постановление от 15 февраля 2019 года N 10-П) .

Участники правоотношений должны в разумных пределах иметь возможность предвидеть последствия своего поведения и быть уверенными в устойчивости своего официально признанного статуса, приобретенных прав, действенности их государственной защиты. Принцип поддержания доверия к действиям государства вытекает из конституционных принципов юридического равенства и справедливости в правовом демократическом государстве, поскольку они требуют не только правовой определенности, но и предсказуемости правового регулирования (постановления от 19 апреля 2018 года N 16-П, от 20 июля 2018 года N 34-П, от 28 февраля 2019 года N 13-П, от 2 июля 2020 года N 32-П) .

Свобода предпринимательской деятельности несовместима с произвольными, нарушающими нормальный (сложившийся) режим хозяйствования, решениями и действиями органов публичной власти. В частности, в целях организации планирования хозяйственной деятельности предприниматель в качестве налогоплательщика должен быть заблаговременно осведомлен о составе и содержании лежащих на нем налоговых обязательств, с тем чтобы иметь возможность заранее учесть связанные с этим затраты в рамках расходов на осуществление экономической деятельности. Непредсказуемость соответствующих затрат очевидно препятствует свободе предпринимательской деятельности . Этот вывод распространяется на случаи изменения правового регулирования налогообложения как юридических лиц, так и граждан - физических лиц, не осуществляющих предпринимательскую деятельность: в силу требований законодательства о введении в действие законов о налогах и сборах гражданам, которые до изменения правового регулирования имели право на пользование налоговой льготой и утрачивают его после вступления в силу соответствующего закона, должен быть предоставлен достаточный переходный период, в течение которого они могут адаптироваться к вносимым изменениям (Определение от 30 января 2020 года N 43-О).

См.: постановления от 30 января 2001 года N 2-П, от 2 июля 2013 года N 17-П; Определение от 1 июля 1999 года N 111-О.

Так, например, отмечает Конституционный Суд, федеральный законодатель в пределах своей дискреции установил требование о соответствии легкового такси единой цветовой гамме кузова в случае установления такого требования законами субъектов Российской Федерации (Федеральный закон от 21 апреля 2011 года N 69-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации"). Позднее было предусмотрено, что легковое такси в этом случае должно соответствовать установленным цветовым гаммам (Федеральный закон от 23 апреля 2012 года N 34-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части совершенствования государственного регулирования деятельности по перевозке пассажиров и багажа легковым такси в Российской Федерации"); одновременно федеральный законодатель отложил вступление данного требования в силу до 1 января 2013 года. Тем самым, в соответствии с ранее высказываемыми Конституционным Судом указаниями на необходимость переходного периода при изменении регулирования лицам, законные интересы которых были затронуты указанным правовым регулированием, была предоставлена возможность адаптироваться в течение разумного переходного периода к вносимым изменениям (Определение от 17 июля 2018 года N 1756-О) .

Исходя из общего принципа действия закона на будущее время и реализуя свое исключительное право на придание закону обратной силы, законодатель должен учитывать специфику регулируемых правом общественных отношений (Определение от 29 мая 2018 года N 1152-О) . Применительно к актам законодательства о налогах и сборах конституционное требование законно установленного налога и сбора относится не только к форме, процедуре принятия и содержанию такого акта, но и к порядку введения его в действие.

См. также: определения от 25 января 2007 года N 37-О-О, от 15 апреля 2008 года N 262-О-О, от 20 ноября 2008 года N 745-О-О, от 16 июля 2009 года N 691-О-О.

Действие закона, по общему правилу, распространяется на отношения, права и обязанности, возникшие после введения его в действие, и только законодатель вправе распространить новые нормы на факты и порожденные ими правовые последствия, возникшие до введения соответствующих норм в действие, т.е. придать закону обратную силу при соблюдении конституционного принципа недопустимости придания обратной силы нормам, ухудшающим положение граждан, либо, напротив, допустить в определенных случаях возможность применения утративших силу норм (определения от 13 марта 2018 года N 580-О, от 18 июля 2019 года N 2007-О) .

См. также: Постановление от 22 апреля 2014 года N 12-П; определения от 18 января 2005 года N 7-О, от 29 января 2015 года N 211-О.

В частности, требование о переоформлении лицензий в случае изменения наименований лицензируемых видов деятельности не выходит за пределы дискреционных полномочий федерального законодателя и подлежит применению с учетом правовых позиций Конституционного Суда о действии закона во времени: действие закона распространяется на отношения, права и обязанности, возникшие после введения его в действие; придание обратной силы закону - исключительный тип его действия во времени, использование которого относится к прерогативе законодателя; при этом либо в тексте закона содержится специальное указание о таком действии во времени, либо в правовом акте о порядке вступления закона в силу имеется подобная норма; законодатель, реализуя свое исключительное право на придание закону обратной силы, учитывает специфику регулируемых правом общественных отношений (Определение от 24 апреля 2018 года N 1104-О).

См. также: Постановление от 22 апреля 2014 года N 12-П; определения от 18 января 2005 года N 7-О, от 29 января 2015 года N 211-О.

Помимо прочего, стабильность и предсказуемость в сфере гражданского оборота, которые призван обеспечивать федеральный законодатель, способствуют высокому уровню взаимного доверия между субъектами экономической деятельности .

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д. Зорькина, судей Н.С. Бондаря, Г.А. Гаджиева, Ю.М. Данилова, Л.М. Жарковой, С.М. Казанцева, М.И. Клеандрова, С.Д. Князева, Л.О. Красавчиковой, С.П. Маврина, Н.В. Мельникова, Ю.Д. Рудкина, В.Г. Стрекозова, О.С. Хохряковой, В.П. Ярославцева,

заслушав в пленарном заседании заключение судьи Ю.Д. Рудкина, проводившего на основании статьи 41 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" предварительное изучение жалоб граждан Т.А. Мельниченко и Л.А. Харченковой,

1. Пунктом 50 статьи 35 Федерального закона от 22 августа 2004 года N 122-ФЗ "О внесении изменений в законодательные акты Российской Федерации и признании утратившими силу некоторых законодательных актов Российской Федерации в связи с принятием Федеральных законов "О внесении изменений и дополнений в Федеральный закон "Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации" и "Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации" в статью 63 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан был внесен ряд изменений. В частности, ее часть вторая, закреплявшая право врачей, провизоров, работников со средним медицинским и фармацевтическим образованием государственной и муниципальной систем здравоохранения, работающих и проживающих в сельской местности и поселках городского типа, а также проживающих с ними членов их семей на бесплатное предоставление квартир с отоплением и освещением в соответствии с действующим законодательством, признана утратившей силу и одновременно введена часть четвертая, согласно которой меры социальной поддержки медицинских работников федеральных специализированных организаций здравоохранения устанавливаются Правительством Российской Федерации.

В своих жалобах в Конституционный Суд Российской Федерации граждане Т.А. Мельниченко и Л.А. Харченкова - медицинские работники, замещающие должности среднего медицинского персонала в расположенной в сельской местности больнице, находящейся в ведении Федеральной службы исполнения наказаний Российской Федерации, оспаривают конституционность пункта 50 статьи 35 Федерального закона от 22 августа 2004 года N 122-ФЗ. По мнению заявительниц, содержащееся в нем указание только на специализированные федеральные организации здравоохранения фактически лишает социальной поддержки работающих по трудовому договору медицинских работников иных федеральных организаций здравоохранения; осуществленное федеральным законодателем изменение правового регулирования в нарушение требований статей 17, 19 и 55 Конституции Российской Федерации привело к отмене без равноценной компенсации ранее предоставлявшихся им жилищно-коммунальных льгот, поставив их в неравное положение с работающими и проживающими в сельской местности медицинскими работниками иных государственных и муниципальных организаций здравоохранения.

Как следует из представленных материалов, решениями мирового судьи судебного участка N 122 Чердынского муниципального района Пермского края от 27 июля 2007 года и от 15 января 2008 года, оставленными без изменения судом апелляционной инстанции, со ссылкой на пункт 50 статьи 35 Федерального закона от 22 августа 2004 года N 122-ФЗ Т.А. Мельниченко и Л.А. Харченковой отказано в сохранении льготы в виде бесплатного пользования квартирой с отоплением и освещением, которая до 1 января 2005 года предоставлялась им на основании части второй статьи 63 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан.

2.1. Как следует из части четвертой статьи 63 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан в редакции Федерального закона от 22 августа 2004 года N 122-ФЗ, в рамках пересмотра прежней системы социальных гарантий для отдельных категорий населения федеральный законодатель передал Правительству Российской Федерации полномочие по принятию нормативных правовых актов, регулирующих порядок предоставления с 1 января 2005 года мер социальной поддержки медицинских работников только той части государственной системы здравоохранения, к которой в настоящее время отнесены федеральные специализированные организации здравоохранения (их перечень утвержден Постановлением Правительства Российской Федерации от 29 декабря 2004 года N 872 "О федеральных учреждениях здравоохранения и федеральных учреждениях оздоровительного профиля", действующим в редакции Постановления Правительства Российской Федерации от 12 августа 2008 года N 594).

Больницы, находящиеся в ведении Федеральной службы исполнения наказаний Российской Федерации, в этом перечне не указаны, в связи с чем их медицинские работники, в отличие от аналогичной категории работников иных государственных и муниципальных организаций здравоохранения, оказались лишенными возможности приобрести право на устанавливаемые меры социальной поддержки, а те из них, кто, работая и проживая в сельской местности, до 1 января 2005 года пользовался жилищно-коммунальными льготами на основании части второй статьи 63 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан в прежней редакции, фактически утратили на них право без какой-либо компенсации.

Такое правовое регулирование не согласуется с приведенной правовой позицией Конституционного Суда Российской Федерации и вступает в противоречие с предписаниями части 1 статьи 153 Федерального закона от 22 августа 2004 года N 122-ФЗ, которые не предполагают отмену социальных прав, приобретенных работающими и проживающими в сельской местности медицинскими работниками государственной системы здравоохранения на основании законодательства, действовавшего до 1 января 2005 года, а, напротив, обеспечивают их сохранение после указанной даты при возможном, как подчеркнуто в Определении Конституционного Суда Российской Федерации от 1 марта 2007 года N 129-О-П, изменении способа социальной защиты этих лиц, в том числе путем предоставления в соответствии с частью 1 статьи 160 Жилищного кодекса Российской Федерации компенсации расходов на оплату жилых помещений и коммунальных услуг.

2.2. Таким образом, закрепленное пунктом 50 статьи 35 Федерального закона от 22 августа 2004 года N 122-ФЗ правовое регулирование, не предусматривающее порядок определения с 1 января 2005 года мер социальной поддержки медицинских работников федеральных организаций здравоохранения, не относящихся к федеральным специализированным организациям здравоохранения, в силу правовых позиций, сформулированных в ранее вынесенных Конституционным Судом Российской Федерации решениях, и предписаний части 1 статьи 153 Федерального закона от 22 августа 2004 года N 122-ФЗ, не предполагает, что Российская Федерация вправе произвольно отказаться от предоставления медицинским работникам больниц, относящихся к ведению Федеральной службы исполнения наказаний Российской Федерации, работающим и проживающим в сельской местности, жилищно-коммунальных льгот, которыми они пользовались на основании законодательства, действовавшего до 1 января 2005 года.

В целях недопущения ущемления социальных прав указанной категории медицинских работников федеральному законодателю надлежит урегулировать порядок предоставления им мер социальной поддержки, а до его установления на Российской Федерации лежит обязанность по сохранению жилищно-коммунальных льгот для тех из них, кто, работая и проживая в сельской местности, пользовался этими льготами до указанной даты.

Исходя из изложенного и руководствуясь статьей 6, пунктом 2 части первой статьи 43, частью первой статьи 79 и статьей 100 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", Конституционный Суд Российской Федерации

1. Установленное пунктом 50 статьи 35 Федерального закона от 22 августа 2004 года N 122-ФЗ "О внесении изменений в законодательные акты Российской Федерации и признании утратившими силу некоторых законодательных актов Российской Федерации в связи с принятием Федеральных законов "О внесении изменений и дополнений в Федеральный закон "Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации" и "Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации" правовое регулирование не предполагает лишение медицинских работников больниц, относящихся к ведению Федеральной службы исполнения наказаний Российской Федерации, работающих и проживающих в сельской местности, жилищно-коммунальных льгот, которыми они пользовались до 1 января 2005 года на основании части второй статьи 63 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан.

Конституционно-правовой смысл указанного законоположения, выявленный Конституционным Судом Российской Федерации в настоящем Определении на основе правовых позиций, ранее выраженных им в сохраняющих свою силу решениях, является общеобязательным и исключает любое иное его истолкование в правоприменительной практике.

2. Признать жалобы граждан Мельниченко Татьяны Анатольевны и Харченковой Людмилы Адольфовны не подлежащими дальнейшему рассмотрению в заседании Конституционного Суда Российской Федерации, поскольку для разрешения поставленного ими вопроса не требуется вынесение предусмотренного статьей 71 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" итогового решения в виде постановления.

3. Правоприменительные решения по делу граждан Мельниченко Татьяны Анатольевны и Харченковой Людмилы Адольфовны, основанные на пункте 50 статьи 35 Федерального закона от 22 августа 2004 года N 122-ФЗ в истолковании, расходящемся с его конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом Российской Федерации в настоящем Определении, подлежат пересмотру в установленном порядке, если для этого нет иных препятствий.

4. Определение Конституционного Суда Российской Федерации по данным жалобам окончательно и обжалованию не подлежит.

5. Настоящее Определение подлежит опубликованию в "Российской газете", "Собрании законодательства Российской Федерации" и "Вестнике Конституционного Суда Российской Федерации".

Арапов Никита Александрович, аспирант кафедры государственного и административного права Санкт-Петербургского государственного университета.

Настоящая статья, основанная на практике Конституционного Суда РФ, посвящена анализу принципа поддержания доверия граждан к закону и действиям государства. Ее основная цель - установить те обязывающие последствия, которые следуют из содержания указанного принципа и предопределяют качество государственной деятельности.

Ключевые слова: принцип поддержания доверия граждан к закону и действиям государства; доверие; Конституционный Суд РФ; последствия; конституционное право.

Binding consequences of the principle of sustention of reliance of citizens on law and actions of the state in the Russian constitutional law

Arapov Nikita Aleksandrovich, postgraduate student of the Chair of State and Administrative Law of St. Petersburg State University.

This article, based on the practice of the Constitutional Court of the RF, concerns analyzes of the principle of retaining the trust of citizens to a statute and actions of the state. It aims to define the bounding consequences that follow from the content of the mentioned principle and predetermine state activity qualities.

Key words: the principle of retaining the trust of citizens to a statute and actions of the state; trust; the Constitutional Court of the RF; consequences; constitutional law.

Обязывающие последствия принципа поддержания доверия граждан к закону и действиям государства (далее - принцип поддержания доверия) и реальность его деятельного влияния на государство убедительно показывает практика Конституционного Суда РФ .

Далее по тексту - Суд.

В первом решении, где Суд обратился к принципу поддержания доверия, в ряду его последствий обнаруживаются требования: о сохранении разумной стабильности правового регулирования; о недопустимости внесения произвольных изменений в действующую систему норм; об установлении переходного периода для адаптации к изменениям правового регулирования . Одной из наиболее пространных формул является та ее разновидность, которая в ряде решений относит к последствиям обсуждаемого принципа: правовую определенность; разумную стабильность правового регулирования; недопустимость внесения произвольных изменений в действующую систему норм; предсказуемость законодательной политики; возможность участников правоотношений предвидеть последствия своего поведения; уверенность в неизменности официально признанного правового статуса; уверенность в возможности реализации прав; действенность государственной защиты прав; уважение прав со стороны властей; установление механизма, позволяющего компенсировать неблагоприятные последствия вследствие изменений правового регулирования. В других решениях говорится о том, что в целях поддержания доверия законодатель обязан соблюдать принципы справедливости, равенства, соразмерности (пропорциональности), стабильности и гарантированности прав , принципы о действии права во времени, в том числе запрещающие наделять обратной силой норму, вносящую ухудшающие правовое положение лица изменения в ту систему норм, основываясь на которой оно приступило к реализации своих прав и обязанностей . В одном из дел о катастрофе на АЭС Чернобыля признание государством своего долга, восстановление нарушенного права на возмещение вреда и восполнение потерь от несвоевременного обеспечения этого права были интерпретированы как реализация принципа поддержания доверия .

Из приведенных сведений судебной практики видно, что часть обязывающих последствий принципа поддержания доверия состоит в том, что интуитивно воспринимается как основания, на которых доверие может формироваться и покоиться, в то время как другие последствия выступают, скорее, некоторыми способами и средствами сохранения указанных оснований и, как следствие, поддержания вытекающего из них доверия.

Заметим, что доверяют не абстрактно, но преимущественно в каком-то смысле, который обыкновенно выражается в определенных качествах , усматриваемых в объекте или субъекте. Вместе с тем, хотя такие качества могут быть вполне определенными, они могут быть и предельно общими, интуитивно вызывающими ощущение, что доверие испытывается в общем, а не по поводу того или иного качества. Добавим к этому, что, даже доверяясь в целом, т.е. по всем поводам, мы обыкновенно делаем это все же в связи с достаточно ясными и определенными качествами объекта или субъекта. Итак, если доверяют известным качествам и так как исследуемый принцип имеет дело с поддержанием доверия, т.е. определенный уровень его уже присутствует (существует изначально, формируется из практики поведения субъектов или функционирования объектов, появляется из прямых указаний на то, что к чему-то или кому-то можно или даже следует относиться с доверием), то должны существовать и такие качества, основываясь на которых, доверие в общем установилось. Эти качества в призме обозначенного принципа можно назвать аспектами доверительных отношений с государством или просто аспектами доверия. Именно такие аспекты - т.е. качества, на которые положились или положиться на которые было предложено, которые теперь необходимо обеспечивать и поддерживать, - в совокупности со способами их обеспечения и составляют, как представляется, обязывающие последствия принципа поддержания доверия.

См., например: Скрипкина Т.П. Доверие как социально-психологическое явление: Автореф. дис. . д-ра психол. наук. Ростов-на-Дону, 1998. С. 29 - 31.

К качествам, на которых доверие основывается и покоится, следует, в частности, отнести стабильность и определенность , которые, в свою очередь, осмысливаясь в идеях о стабильности правопорядка и определенности правового регулирования, выражаются в соответствующих принципах: принципах правовой стабильности и правовой определенности. Принцип поддержания доверия действительно идет в наиболее крепкой связи с принципами правовой стабильности и определенности. Иногда эти категории перечисляются чуть ли не одна за другой , в других случаях они соседствуют абзацами , порой разнесены на расстояние нескольких , но, несмотря на это, по тексту и контексту решений прослеживается явная взаимная обусловленность . Не всегда возможно уверенно определить отношение Суда к такой связи принципов, а именно являются ли они равноположенными категориями или одно представляет закономерное следствие другого, а если так, то что с чем - доверие с определенностью и стабильностью или стабильность и определенность с доверием - соотносятся как причина и следствие. Видимо, доверие, определенность и стабильность - явления, предполагающие одно другое, а потому несоотносимые как общее и частное . Их, скорее, следует рассматривать как равновеликие категории, существующие в возможности находиться между собой в корреляционных связях того вида, когда явления, не порождая друг друга в виде жесткой внешней последовательности причин и следствий, но возникая одновременно, соседствуя и обеспечивая друг друга, существуют и находятся в отношении взаимообусловленности и взаимовлияния .

Вместе с этим, замечая, что юридическая практика свидетельствует о стабильности и определенности как об основных аспектах доверительных отношений с государством, добавим, что как минимум еще один аспект таких отношений может заключаться в идее добросовестности как качестве государственной деятельности . Понимая под принципом добросовестности государства в публичной сфере права хотя бы то, что как при возложении на государство обязанностей, включая установление для него запретов, а также предоставлении ему прав в момент учреждения, так и при принятии им на себя обязательств в процессе своего функционирования, государство будет действовать честно, благонамеренно и полноценно, можно предположить, что на такое качество государства народ мог бы положиться, оно могло бы выступить основанием доверия народа к государству .

По поводу оснований доверия И.А. Ильин отмечал, что оно покоится на уважении, предполагает его наличность, т.е. доверие родится тогда, когда человек начинает учитывать практическую сторону жизни другого человека. Доверяющий усматривает в доверяемом волю к объективно верному поведению, т.е. способность отличать "лучшее" от "худшего", измерять этими мерилами свои состояния и поступки и определять свое поведение состоявшимся выбором и решением. Доверяющий признает, что доверяемый не только один раз и, может быть, случайно определил себя к "добру", но что он способен к этому постоянно и устойчиво, и питает уверенность в том, что воля к добру, оказавшись лицом к лицу с дурными желаниями, вступит с ними в борьбу и одолеет их, завладеет настроением души и бессознательными силами, сумеет найти для себя адекватное словесное выражение, сумеет выковать себе верное жизненное проявление, соответствующий достойный поступок или акт. Доверять - значит как бы обращаться с таким заявлением: ". ты живая воля к праву и правомерному поведению, знаю это и уверенно жду от тебя соответствующих деяний" . А.Н. Кокотов, кроме того, пишет, что "основаниями доверия. называют также порядочность, последовательность, доброжелательность, открытость. Доверие к профессионалам зиждется. на их компетентности" и, кроме того, основывается в том числе на авторитете , который, в частности, следует из титулов, включая такой титул, как государство. Носители этого титула - само по себе государство как субъект и прочие сопричастные с отправлением государственной власти лица - черпают свой авторитет и покоящееся на нем доверие из самого этого титула. Между тем, конечно, титулы сами по себе авторитет не обеспечат, следовательно, не поддержат и покоящееся на нем доверие, а потому на государстве лежит обязанность соответствовать своему авторитетному статусу, тем самым не лишаясь его и этим же сохраняя, т.е. поддерживая, основанное на нем доверие.

Ильин И.А. Указ. соч. С. 358 - 361.
Кокотов А.Н. Доверие. Недоверие. Право. М., 2004. С. 37.
См., например: п. 4.2 Постановления КС РФ от 6 февраля 2014 г. N 2-П.

Поэтому, в свою очередь, оставшиеся обязывающие последствия принципа поддержания доверия, которые обнаруживает судебная практика, следует отнести не к аспектам фидуциарных отношений с государством, т.е. качествам, на которых основывается и по поводу которых испытывается доверие, а их нарушение, следовательно, доверие подрывает, но к способам и средствам, которые эти качества отношений гарантируют .

В части правовой стабильности: запрет на внесение произвольных изменений в правовые предписания и требование о том, чтобы законодательная политика была предсказуемой; запрет на придание норме, ухудшающей положение лица, обратной силы; требование о том, чтобы обеспечивалось сохранение уверенности в неизменности своего официально признанного статуса и в возможности реализации своих прав; обязанность установления переходного периода для адаптации к вносимым изменениям. В части правовой определенности: требование о том, чтобы участники правоотношений могли предвидеть последствия своих действий. В части добросовестности государства: обязанность государства уважительно относиться к правам; принцип пропорциональности; требование гарантировать имеющиеся и предоставленные права, в том числе через восстановление нарушенных прав и предоставление возмещения за несвоевременность такого восстановления.

Кроме того, из принципа поддержания доверия, видимо, следует требование взаимности доверия в том смысле, что народ и граждане, доверяя своему государству, правомерно рассчитывают на ответное, т.е. взаимное, доверие государства к народу, гражданам, их объединениям. Иначе говоря, народ и граждане, состоя с государством в конституционных отношениях, характеризуемых доверительностью (фидуциарностью), вправе рассчитывать на то, что если они доверяют государству, т.е. полагаются на известные качества лица - дестинатора доверия, то и государство не усомнится в присущности гражданам тех качеств (добросовестности, ответственности), которые позволят доверять им в ответ. Сказанное представляется верным, во-первых, потому, что невозможно притязать на доверие, поддерживать его при том условии, когда сам притязающий и поддерживающий субъект (государство) не испытывает доверия, не подтверждает его своей деятельностью, но, напротив, дает поводы (в частности, в различных мерах нормативного характера) к тому, чтобы граждане полагали, что государство им не доверяет. Во-вторых, конституционно устроенное государство, учрежденное народом, т.е. поставленное ему во служение, в принципе не вправе, вследствие своего служебного, подчиненного состояния, решать в нормативном порядке вопрос о том, доверять ему или нет народу и гражданам. В то же время не как акт реализации "свободной воли", но как форма исполнения конституционных положений формализация недоверия государства в его действиях нормативного характера все же возможна .

Таких конституционных положений можно предположить два рода. Первый их род относится к п. 3 ст. 55 Конституции РФ. В этом смысле если можно предположить, что доверие государства народу и гражданам приведет к наступлению тех последствий, которые оно сообразно этой статье должно предотвращать, то государство не может, даже руководствуясь требованием взаимности доверия, принимать такие решения, которые бы приводили к последствиям указанного рода; в то же время, когда народ и граждане дают поводы полагать, что их деятельность может войти в противоречие с положениями п. 3 ст. 55 Конституции РФ, у государства есть право на формализацию своего недоверия к ним. Второй род относится к тем разнообразным положениям Конституции РФ, которые определенно связывают осуществление некоторой деятельности с государством, не предполагая ее передачу частным лицам (например, фискальные полномочия, функция обороны страны). В этом случае требование взаимности доверия может предполагать привлечение частных субъектов к осуществлению государственных полномочий, но не возможность их делегирования им.

Возвращаясь между тем к аспектам доверия в отношениях народа и граждан с государством в несколько отвлеченном, но подчеркивающем источник их императивности смысле, можно также отметить, что доверие народа и граждан к государству - это их уверенный расчет на его качества функционирования . Организуясь в государство, народ связывает с этим ряд ожиданий или расчетов. Но если народ не просто рассчитывает на государство в том или ином смысле, но делает это уверенно, то можно предположить, что он свою уверенность в чем-то черпает, но также и пытается ее обеспечить. Поэтому довериться государству, уверенно рассчитывая на него, можно в том, в частности, случае, когда эта уверенность и основанное на ней доверие обеспечены требованиями к государственной деятельности. Такими, например, как стабильность, определенность, добросовестность. Народ, следовательно, не просто доверяет государству, полагаясь на предполагаемые в нем качества, но и вменяет их государству в виде соответствующих обязанностей, снабжая их перечнем нормативных и институциональных гарантий, включая судебный конституционный контроль, в рамках которого, в частности, в целях соответствия требованиям (обязывающим последствиям) принципа поддержания доверия государство понуждается к известным действиям.

А.Н. Кокотов, в частности, пишет, что "доверие основано на рациональных и чувственных, в т.ч. подсознательных и бессознательных факторах", и "заключается в уверенности людей в предсказуемости, результативности чьих-либо действий, собственных отношений. готовности вступать в названные отношения" (Кокотов А.Н. Указ. соч. С. 14).

Доверие народа, следовательно, будучи основанным на его ожиданиях об известных качествах деятельности конституционно устроенного государства, предполагает, что свобода государства, следующая из юридически значимого факта доверия народа к последнему, не может быть реализована тем образом, который бы вступил в противоречие с основаниями этого доверия. Поэтому - поскольку доверие народа, выступающее условием учреждения государства и доверения (вверения) ему полномочий для деятельности в интересах народа и граждан, основывается на предположении последних о присущности государственной деятельности ряда качеств, - граждане способны защищать свое доверие к государству тем образом, что предполагаемые за государственной деятельностью качества, такие, как добросовестность, стабильность правопорядка и определенность правового регулирования, и понимаемые как обязанности, позволяют понуждать государство к соответствию указанным качествам. Вследствие чего свобода усмотрения государства по поводу своей организации и своего функционирования, оставаясь свободой, приобретает те известные границы, которые обеспечивают состояние доверия граждан к своему государству.

Об этом см., например: Fox-Decent E. Sovereignty's Promise. The State as Fiduciary. Oxford, 2011. P. 23 - 55.

Таким образом, поскольку доверие народа входит в ряд оснований возникновения и существования конституционно устроенного государства, такое государство - имеющее в числе условий сохранения этого качества и условие о поддержании доверия к себе, своему закону, праву, - обязано так себя организовывать и функционировать, чтобы не умалять предполагаемые за государством качества его деятельности, которые позволяют обоснованно ему доверять, а вследствие этого доверить полномочия для осуществления деятельности в интересах народа и граждан . И, как представляется, основной формой выражения этой государственной обязанности является принцип поддержания доверия, что и предполагает следующие из него обязывающие государство последствия.

Об этом см., например: Austin J. The Province of Jurisprudence Determined. London, 1861. P. 202, 204.

Литература

  1. Ильин И.А. Теория права и государства. М., 2003.
  2. Кокотов А.Н. Доверие. Недоверие. Право. М., 2004.
  3. Скрипкина Т.П. Доверие как социально-психологическое явление: Автореф. дис. . д-ра психол. наук. Ростов-на-Дону, 1998.
  4. Austin J. The Province of Jurisprudence Determined. London, 1861.
  5. Fox-Decent E. Sovereignty's Promise. The State as Fiduciary. Oxford, 2011.

Мы используем файлы Cookie. Просматривая сайт, Вы принимаете Пользовательское соглашение и Политику конфиденциальности.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: