Предмет судебной деятельности это

Обновлено: 24.04.2024

Обеспечение законности и правопорядка в стране, борьба с преступлениями и другими правонарушениями, охрана прав и законных интересов граждан, государственных и негосударственных организаций, общественных объединений и иных участников правоотношений составляет одну из главных функций государства (правоохранительную функцию). Правоохранительная функция в Республике Беларусь, как и в любом другом государстве, реализуется посредством деятельности судов и правоохранительных органов.

Система, состав, структура, порядок образования, история учреждения судов и правоохранительных органов Республики Беларусь, а также ряда государств ближнего и дальнего зарубежья, правовые основы их организации и деятельности, задачи, функции, компетенция, формы и методы работы, правовой статус работников соответствующих органов освещаются в курсе (дисциплине) «Судоустройство». Приведенные компоненты составляют предмет курса «Судоустройство».

Таким образом, дисциплина «Судоустройство» — это учебный курс, изучающий теорию судебной и правоохранительной деятельности государства, организацию, компетенцию и деятельность судов и правоохранительных органов Республики Беларусь и зарубежных государств.

Система курса «Судоустройство» традиционно подразделяется на три части: общую, особенную и специальную. В общей части приводятся сведения об основополагающих вопросах и понятиях курса (о предмете и системе курса «Судоустройство», о правовых источниках курса, о правоохранительной деятельности, о суде и судебной власти, о правоохранительных органах и органах юстиции, о правосудии, о конституционных основах судебной власти и т.д.). В особенной части подробно, в виде отдельных тем излагается современная организация и деятельность суда и конкретных правоохранительных органов Республики Беларусь, а также история их образования и развития. Специальная часть посвящена вопросам устройства судов и правоохранительных органов зарубежных государств.

Основное значение дисциплины «Судоустройство» проявляется в том, что она является необходимым вводным курсом, предваряющим изучение студентами других юридических наук (гражданский процесс, уголовный процесс, прокурорский надзор и др.). Во-вторых, дисциплина «Судоустройство» способствует овладению юридическим языком и юридической терминологией. В-третьих, — прививает навыки работы с нормативными правовыми актами.

«Судоустройство», являясь частью общей системы подготовки юридических кадров, находится в тесной связи и взаимодействии с другими учебными дисциплинами. Прежде всего это относится к дисциплине «Конституционное право», которая наряду с другими вопросами освещает место и роль судебной власти, суда и правоохранительных органов в системе государственной власти и государственного аппарата.

Связь курса «Судоустройство» с курсом «Административное право определяется тем, что последний изучает исполнительно-распорядительную деятельность органов исполнительной власти государства. К этим органам относится и часть правоохранительных органов (Министерство юстиции, Министерство внутренних дел и др.).

Весьма тесна связь курса «Судоустройстве» с дисциплинами «Уголовный процесс», «Гражданский процесс»; «Хозяйственный процесс», «Прокурорский надзор». Эти дисциплины объединяет прежде всего предмет изучения - правовые нормы, регулирующие деятельность суда, прокуратуры, органов предварительного расследования и других правоохранительных органов при предварительном расследовании уголовных дел и их рассмотрении и разрешении в суде, при рассмотрений и разрешении гражданских и хозяйственных дел, при осуществлении прокурорского надзора.

Определенная связь существует между курсом «Судоустройство» и курсами «Общая теория государства и права», «История государства и права Беларуси». Это обусловлено тем, что изучение многих вопросов организации и деятельности суда и правоохранительных органов, истории их становления и развития требует от студентов общетеоретических и исторических знаний.

Изучается ранее не исследовавшийся в науке процесс трансформации предмета судебной деятельности.

И.В. Власенко

Изучается ранее не исследовавшийся в науке процесс трансформации предмета судебной деятельности. Формулируется вывод о том, что преобразование предмета судебной деятельности происходит при изменении квалификации подлежащих урегулированию правоотношений под воздействием волеизъявления сторон либо выявления судом юридически значимых обстоятельств дела.

Ключевые слова: суд, предмет судебной защиты, трансформация предмета судебной деятельности.

Предмет судебной деятельности, не будучи статичной категорией, может трансформироваться до возбуждения производства по делу, в период рассмотрения гражданского дела и по его окончании.

Трансформация предмета судебной деятельности во время судебного разбирательства гражданского дела достаточно распространена. Закон предусматривает случаи, когда в процессе рассмотрения дела устанавливается наличие спора о праве между сторонами. Так, согласно ст. 263 Гражданско-процессуального кодекса Российской Федерации 2002 года (далее — ГПК РФ), если спор о праве обнаруживается при разрешении дела особого производства, суд выносит определение об оставлении заявления без рассмотрения и разъясняет заявителю право на обращение в суд в порядке искового производства.

Установление спора о праве, обусловленное ошибочным определением предмета судебной деятельности при принятии заявления судом, не означает его модификации, поскольку он изначально не соответствовал избранному порядку рассмотрения дела и способу судебной защиты. Так, определением Ленинского районного суда г. Перми от 11 июля 2012 года оставлено без рассмотрения заявление гр. С. о признании отказа Комитета социальной защиты населения администрации г. Перми в постановке на учет незаконным, о признании недействительным уведомления об отказе в постановке семьи гр. С. на учет и возложении на Комитет обязанности по включению ее в реестр многодетных семей, имеющих право на бесплатное получение земельного участка в собственность. Мотивом для оставления заявления без рассмотрения стало наличие спора о праве, заключающегося в несогласии заявителя с основаниями отказа во включении его семьи в реестр многодетных семей, претендующих на получение земельного участка. Таким основанием послужило несоответствие, по мнению уполномоченных органов, семьи гр. С. требованиям ст. 1 Закона Пермского края от 01.12.2011 № 871-ПК «О бесплатном предоставлении земельных участков многодетным семьям в Пермском крае» [4]. Наличие спора о праве усматривалось из заявления гр. С., поскольку испрашиваемый им способ судебной защиты по признанию незаконным решения органа местного самоуправления не согласовывался с изложенными в нем обстоятельствами предполагаемого нарушения права. Заявленное в порядке публичного производства требование гр. С. могло быть оставлено без движения на стадии возбуждения гражданского судопроизводства, однако закон не возлагает на суд прямую обязанность по установлению спора о праве при принятии заявления. В таких условиях предмет судебной деятельности не трансформировался, он с самого начала предполагал исковую форму защиты права, что, в конечном счете, и было признано судом.

Преобразование предмета судебной деятельности имеет место лишь тогда, когда изменилась квалификация подлежащих урегулированию правоотношений под воздействием волеизъявления сторон либо выявления судом юридически значимых обстоятельств дела. Так, наличие спора о праве не всегда очевидно на стадии возбуждения гражданского судопроизводства, и его установление происходит при выяснении судом всего спектра юридических фактов, поэтому суд после принятия заявления осуществляет свою деятельность в отношении предмета, сформированного по заявленному требованию, например, об установлении факта, имеющего юридическое значение. Позднее, по мере собирания доказательств и привлечения к участию в деле заинтересованных лиц, суд уясняет спорный характер правоотношений, и в этот момент предмет судебной деятельности преобразуется. Новым предметом судебной деятельности становится спор о праве, подлежащий разрешению в порядке искового производства.

В качестве иллюстрации приведем пример одного из судов Ленинградской области. Администрация муниципального образования Старопольское сельское поселение обратилась в суд с заявлением о признании права муниципальной собственности на бесхозяйную недвижимую вещь — 1/2 долю жилого домовладения, принадлежавшего Б., умершей в 2003 году. Судом к участию в деле в качестве заинтересованных лиц привлечены: Щ. — собственник другой 1/2 доли указанного домовладения; Д. — наследник по завещанию после смерти наследодателя Б., принявший в установленный законом срок наследство. В судебном заседании суд установил, что обращаясь с заявлением о признании права муниципальной собственности на бесхозяйную вещь, заявитель претендует как правообладатель на объект недвижимости как на бесхозяйную недвижимую вещь. Между тем это право оспаривается наследником по завещанию после смерти наследодателя Б. — Д., которая в установленном законом порядке приняла наследство. Следовательно, при рассмотрении дела в порядке особого судопроизводства возник спор о праве на наследство, подведомственный судебным органам. В результате заявление администрации муниципального образования Старопольское сельское поселение оставлено без рассмотрения на основании ч. 3 ст. 263 ГПК РФ [5].

Установление спорного характера правоотношений произошло в результате привлечения судом к участию в деле заинтересованных лиц, которые, как оказалось, оспаривали право на предположительно бесхозяйное недвижимое имущество. В данном случае очевидно, что изменение предмета судебной деятельности обеспечивает защиту интересов всех лиц, чьи права затронуты. И, наоборот, разбирательство дела при первоначально сформированном предмете судебной деятельности повлекло бы нарушение субъективных прав граждан и впоследствии отмену судебного решения как незаконного. Судебная практика настолько разнообразна, что охватывает ситуации возникновения спора о праве в особом производстве. Речь идет о тех случаях, когда спор о праве отсутствовал до возбуждения производства по гражданскому делу и появился в результате распоряжения заинтересованным лицом своими правами. А.В. Аргунов утверждает: моментом возникновения спора о праве может считаться обнаружение вовне несогласия одной стороны с требованиями другой, и допускает существование в особом производстве спора о факте [1, с. 540, 544]. Принципиальное значение здесь приобретает правильное определение предмета судебной защиты и предмета судебной деятельности. В этом аспекте с ученым следует согласиться, однако отрицать зависимость спора о праве от момента нарушения права, осознания его пострадавшим лицом, либо волеизъявления сторон не приходится. Предмет судебной деятельности в таких обстоятельствах трансформируется аналогично ситуации с привлечением заинтересованных лиц, заявляющих свои права относительно предположительно бесспорного требования заявителя. При предъявлении заявителем новых спорных требований в ходе судебного разбирательства дела в порядке особого производства, деятельность суда направлена не на установление факта, имеющего юридическое значение, а на разрешение спора о праве.

Вместе с тем, иногда участниками гражданского судопроизводства предпринимаются попытки изменить предмет судебной деятельности в результате неправильного толкования закона. Так, И.О.С. обратился в суд с иском к И.О.М. о разделе имущества, прекращении у ответчика права собственности на квартиру и признании за ним права собственности на указанную квартиру. В дальнейшем истец обратился в суд с заявлением, в котором просил установить тот факт, что квартира приобреталась им на средства от продажи ранее принадлежащего имущества, из чего следует, по его мнению, что он приобрел спорную квартиру исключительно за собственные денежные средства. Суд, оставляя заявление без рассмотрения, исходил из того, что истец тем самым по существу ставит под сомнение право собственности И.О.М. на спорную квартиру, что свидетельствует о наличии спора о праве, а потому к сложившимся правоотношениям следует применить ч. 3 ст. 263 ГПК РФ. Суд вышестоящей инстанции указал: процессуальные действия истца следует квалифицировать в контексте ст. 39 ГПК РФ, по смыслу которой истец вправе осуществить уточнение основания иска, т. е. юридически значимых обстоятельств, на которые он ссылается в целях обоснования заявленных материально-правовых требований. И.О.С. включил в основание иска обстоятельства, связанные с установлением порядка приобретения спорной квартиры, и речь не идет об изменении вида гражданского судопроизводства. В связи с этим определение суда первой инстанции было признано незаконным и отменено [2]. Очевидно здесь, что распоряжение истцом своими диспозитивными правами не влияет на предмет судебной деятельности, но определяет объем обстоятельств, подлежащих установлению судом.

Неправильное применение норм процессуального права в ходе судебного разбирательства при неочевидности наличия или отсутствия спора о праве также не влечет за собой изменения предмета судебной деятельности. Особенно в этом смысле сложно обстоит дело со спорами, имеющими пограничный характер и подпадающими под исковой порядок разрешения дела и порядок, свойственный производству по делам, возникающим из публичных правоотношений.

Наглядно демонстрирует ситуацию следующий пример. Э. обратился в суд с заявлением о признании незаконным решения Управления социальной защиты населения г. Чебоксары об отказе в предоставлении ему мер социальной поддержки по оплате жилищно-коммунальных услуг как инвалиду, возложении обязанности предоставить льготы по оплате жилищно-коммунальных услуг за 2008 год в размере 98% как инвалиду.

В обоснование заявленных требований Э. указал: являясь ветераном труда, он получал льготу по оплате жилищно-коммунальных услуг в размере 50%. С марта 2006 года он является инвалидом по общему заболеванию. После установления инвалидности обращался в отдел социальной защиты населения с заявлением об отказе от получения мер социальной поддержки как ветерану труда и предоставлении мер социальной поддержки как инвалиду, где ему объяснили, что льготы у инвалидов и ветеранов труда равные. В декабре 2008 года узнал, что в 2008 году инвалидам из республиканского бюджета была предоставлена скидка по оплате ЖКУ. Он направил в адрес Управления соцзащиты населения г. Чебоксары заявление о предоставлении льготы по оплате жилищно-коммунальных услуг за 2008 год как инвалиду взамен полученной льготы как ветерану труда, однако в удовлетворении заявления ему было отказано по мотиву того, что вышеуказанная льгота предоставлялась гражданам с даты обращения, заявитель же в 2008 году такого заявления не подавал.

Определением суда заявление Э. было оставлено без рассмотрения на основании ч. 3 ст. 247 и ч. 3 ст. 263 ГПК РФ со ссылкой на ч. 4 ст. 1 ГПК РФ ввиду невозможности его рассмотрения в порядке производства по делам, возникающим из публичных правоотношений, поскольку имеется спор о праве, подлежащий рассмотрению в исковом производстве.

Судебная коллегия отменила определение суда первой инстанции, указав, что судом неправильно применен п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 20.01.2003 № 2 «О некоторых вопросах, возникших в связи с принятием и введением в действие Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации». В настоящее время эта норма не действует в связи с принятием Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10.02.2009 № 2 «О практике рассмотрения судами дел об оспаривании решений, действий (бездействия) органов государственной власти, органов местного самоуправления, должностных лиц, государственных и муниципальных служащих».

В данном случае суду следовало руководствоваться п. 9 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10.02.2009 № 2: согласно данному разъяснению, правильное определение вида судопроизводства зависит от характера правоотношений, из которых вытекает требование лица, обратившегося за судебной защитой, а не от избранной им формы обращения в суд. Из обстоятельств дела видно, что Э. обжаловал отказ органов социальной защиты населения в предоставлении меры социальной поддержки по оплате жилищно-коммунальных услуг как инвалиду, отказываясь ставить вопрос о взыскании каких-либо денежных средств. Определение суда отменено с возвращением дела в тот же суд на новое рассмотрение [3].

Приведенный пример сложен и интересен с позиции применения последствий установления спора о праве при разрешении дела по правилам публичного производства, поскольку прямое указание высшего органа правосудия на возможность применения аналогии закона изъято из его постановления. По всей видимости, решение этого вопроса остается на усмотрение суда, что не исключает отсутствие единообразия в судебной практике. С нашей точки зрения, следует принципиально обозначить: трансформация предмета судебной деятельности в деле с Э. не произошла, поскольку характер правоотношений, рассматриваемых судом, не изменился и не преобразовался в спорный частноправовой. Однако воспроизведенные выше коллизии судебной практики показывают: в производстве по делам, возникающим из публичных правоотношений, предмет судебной деятельности преобразовывается своеобразно, находясь во взаимосвязи с возможностью разделения заявленных требований.

Итак, трансформация предмета судебной деятельности означает преобразование совокупности материальных правоотношений, подлежащих урегулированию судом в процессе осуществления правосудия по гражданским делам. Изменяясь и приобретая другую правовую природу, как правило спорного характера, они формируют предмет судебной деятельности, свойственный иному виду гражданского судопроизводства по сравнению с избранным первоначально.

1. Аргунов А.В. Отсутствие спора о праве и особое производство в арбитражном и гражданском процессе // Судебная реформа и проблемы развития гражданского и арбитражного процессуального законодательства: материалы международной научно-практической конференции. — М., РАП, 2012.

2. Кассационное определение Саратовского областного суда от 6 октября 2009 года // Архив Саратовского областного суда.

Чтобы получить короткую ссылку на статью, скопируйте ее в адресной строке и нажмите на "Укоротить ссылку":

Рассматриваются проблемы определения предмета судебной защиты по гражданским делам, а также тенденции по увеличению объема этого понятия, на основании чего авторами установлена его диалектическая взаимосвязь с предметом судебной деятельности применительно к различным видам гражданского судопроизводства.

Т.Т. АЛИЕВ,

И.В. ВЛАСЕНКО,

соискатель кафедры правосудия и процессуального права Саратовского государственного социально-экономического института

Ключевые слова: суд, предмет судебной защиты, предмет судебной деятельности, субъективное право, охраняемый законом интерес.

Object of Judicial Activity and Object of Judicial Protection: Dialectics of Interconnection

Aliev T., Vlasenko I.

The article is devoted to the investigation of the problems of judicial protection’s object in civil cases and tendency to increasing the scope of this concept which makes it possible to determine its dialectical interconnection with the object of judicial activity with regard to different kinds of legal proceedings.

Keywords: court, object of judicial protection, object of judicial activity, legal right, legitimate interests.

В современной научной литературе выдвигается мнение о необходимости введения в теорию гражданского процессуального права парных категорий «предмет защиты — регулятивное правоотношение» и «предмет реализации — охранительное правоотношение». Такое предложение базируется на тезисе о невозможности рассмотрения принуждения и правоприменения в качестве характеристик охранительного правоотношения[1], в то время как в общей теории права принято считать, что динамический аспект государственного принуждения реализуется в виде охранительных правоотношений[2]. Полагаем, что эта мысль заслуживает внимания, но не раскрывает всю глубину взаимосвязи регулятивных и охранительных правоотношений, поскольку создает предпосылки для сжатого понимания как процесса судебной защиты, так и ее предмета, а также необоснованно расширяет категориальный аппарат гражданского процессуального права за счет внедрения конкурирующих терминов, в частности не в полной мере раскрытого понятия «предмет реализации».

Адекватному построению концепции предмета судебной деятельности отвечают суждения Д.Н. Кархалева, который считает, что охранительное правоотношение возникает в связи с нарушением регулятивного права, но дальнейшее его развитие не зависит от судьбы регулятивного правоотношения, и предлагает две модели соотношения регулятивного и охранительного правоотношения. В первом случае, когда регулятивное правоотношение не ликвидируется в результате нарушения права, указанные правоотношения развиваются одновременно, но автономно друг от друга. Во втором варианте регулятивное правоотношение в результате нарушения права прекращает свое существование и возникает охранительная правовая связь[3]. Исходя их этих суждений способ судебной защиты ставится в зависимость от существования регулятивного правоотношения. Вместе с тем само по себе регулятивное правоотношение не может выступать самостоятельным предметом судебной защиты, поскольку таковым является нарушенное право или охраняемый законом интерес. Здесь возникает вопрос о соотношении предмета судебной деятельности и предмета судебной защиты[4].

Опираясь на нормы Конституции РФ, гражданского процессуального и арбитражного законодательства, В.М. Жуйков утверждает, что предметом судебной защиты являются права, свободы, охраняемые законом интересы (законные интересы)[5]. Именно на их обеспечение в конечном счете направлена судебная деятельность. Таким образом, предмет судебной защиты и предмет судебной деятельности — понятия взаимообусловленные, но не идентичные. Из современных научных суждений вытекает, что определение предмета судебной защиты влияет на правильность выбора порядка рассмотрения гражданского дела, то есть вида гражданского судопроизводства[6]. Из этого следует, что на стадии возбуждения дела судья должен верно установить предмет судебной защиты, затем очертить круг правоотношений, входящих в предмет судебной деятельности, и вынести определение о принятии заявления к производству суда. Соответственно, изначально вопрос заключается в установлении подлежащего защите права или охраняемого законом интереса. В литературе отмечается, что эти самостоятельные правовые категории в известной мере совпадают, поскольку момент интереса заложен как в субъективном праве, так и в охраняемом законом интересе[7]. Именно по этой причине Р.Е. Гукасян разграничивал охраняемые законом интересы на опосредованные субъективными материальными правами и не опосредованные ими[8]. Субъективное право, получая судебную защиту, нередко гарантирует интерес лица, обратившегося в суд. Интерес может являться и непосредственно предметом судебной защиты.

Несмотря на распространенное мнение о том, что предметом судебной защиты в делах искового производства выступает субъективное право, это не должно рассматриваться как аксиома. Например, Д.М. Чечот считал, что защита охраняемого законом интереса, а не субъективного права присутствует при рассмотрении отрицательных исков о признании, а также требований об опровержении сведений, порочащих честь и достоинство, поскольку честь и достоинство лица еще не нарушены[9]. В случаях обеспечения чести и достоинства умерших лиц, по мнению Р.Е. Гукасяна, речь идет о судебной защите интересов лица, предъявившего иск, поскольку правоспособность умершего прекращена[10]. Вместе с тем в современных исследованиях доказывается, что в делах о защите чести, достоинства и деловой репутации осуществляется право на защиту нематериальных благ и личных неимущественных прав, то есть право на защиту деловой репутации. О.Н. Пирская полагает, что предметом судебной деятельности является спор о сведениях, содержащих утверждения о нарушении юридическим лицом законодательства, недобросовестности в хозяйственной и предпринимательской деятельности, нарушении деловой этики, обычаев делового оборота[11]. Приведенная научная дискуссия лишь в отношении одной категории гражданских дел наглядно показывает, что субъективные права и охраняемые законом интересы — категории не полярные, а иногда даже подменяющие друг друга.

Что касается интересов умерших лиц, то в настоящее время утверждение Р.Е. Гукасяна нельзя воспринять со всей однозначностью в свете принятия 2 июня 2005 года постановления Европейского суда по правам человека (далее — Европейский суд) по делу «Знаменская против Российской Федерации». Заявителем по делу выступала Н.В. Знаменская, которая просила установить в судебном порядке отцовство умершего отца в отношении мертворожденного ребенка. Свои требования заявительница обосновывала желанием изменить на надгробной плите фамилию и отчество по имени бывшего мужа, присвоенные ребенку согласно действующей по российскому семейному законодательству презумпции отцовства, на фамилию и отчество биологического отца ребенка. Чертановский районный суд г. Москвы вынес определение о прекращении производства по делу, так как дело не может быть рассмотрено в порядке гражданского судопроизводства, поскольку ребенок не приобрел гражданских прав. Кроме того, у Н.В. Знаменской как заинтересованного лица отсутствовала правовая цель обращения в суд, поскольку факт родственных отношений, об установлении которого она просила, не влек для нее возникновение, изменение или прекращение личных или имущественных прав (ст. 267 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации). Эти обстоятельства послужили причиной обращения Н.В. Знаменской в Европейский суд, который констатировал, что «ситуация, при которой правовой презумпции дается возможность превалировать над биологической и социальной действительностью без учета как установленных фактов, так и желаний заинтересованных лиц, и никому в действительности не принося пользы, не совместима, даже с учетом предоставленных государствам пределов усмотрения, с обязательством обеспечивать эффективное “уважение” личной и семейной жизни»[12].

Анализируя приведенное постановление, М.З. Шварц пришел к правильному выводу о том, что принятие Европейским судом данного прецедентного акта существенно расширяет границы понимания предмета судебной деятельности. Отождествляя предмет судебной деятельности и предмет судебной защиты, ученый предлагает помимо субъективных прав и законных интересов включать в него также права и свободы человека и гражданина[13]. Такое видение предмета судебной защиты представляется в условиях современной правовой действительности абсолютно объективным. Между тем позволим себе не согласиться с интерпретацией предмета судебной деятельности через предмет судебной защиты. Обеспечивая восстановление предположительно нарушенного права, суд осуществляет деятельность, направленную на установление фактов, подтверждающих принадлежность субъективного права истцу, а также обстоятельства его нарушения.

Таким образом, в момент судебного разбирательства эти сведения еще неизвестны, поэтому говорить о том, что непосредственно права и законные интересы выступают предметом судебной деятельности, не приходится. В свое время П.Ф. Елисейкин указывал, что предметом правоохранительной деятельности являются предположительно существующие материальные правоотношения, так как до вынесения итогового постановления нельзя доподлинно определить наличие или отсутствие правоотношения, по поводу которого она возникла[14]. Констатируем, что защита субъективных прав, охраняемых законом интересов, прав и свобод человека и гражданина — это конечная цель судебной деятельности, но не ее предмет.

В ракурсе исследования самостоятельности категорий «предмет судебной защиты» и «предмет судебной деятельности» необходимо также обратить внимание на проблемы их установления в делах, возникающих из публичных правоотношений. В научных кругах не наблюдается общности мнений относительно предмета судебной защиты в данном виде производства. Ю.А. Попова считает, что его составляет непосредственно юридический интерес, опосредованно частный правовой интерес либо субъективное право. При этом предметом судебной деятельности в гражданском судопроизводстве, по утверждению процессуалиста, должны быть гражданско-правовые, административно-правовые иски и дела особого производства. Тем самым подчеркивается спорность дел, формирующих производство, возникающее из публичных правоотношений[15]. В современных исследованиях опровергается концепция административного иска. В частности, М.А. Иванова в контексте рассмотрения проблем производства по делам о признании недействующими нормативных правовых актов указывает на отсутствие в них спора о праве как взаимного притязания сторон в связи с оспариванием субъективных прав и на наличие публично-правового конфликта, разрешаемого в судебном порядке[16].

В.Б. Немцева развила тему предмета судебной защиты по делам об оспаривании нормативных правовых актов. Согласно ее суждениям, защите подлежит публичный интерес, охватывающий собой поддержание законности и правопорядка, обеспечение единообразного применения предписаний, содержащихся в нормативных правовых актах. Помимо публичного интереса защищается также частный интерес заявителя либо интерес неопределенного круга лиц, который для первого заключается в аннулировании последствий действия оспариваемых норм, имевших место в прошлом, для второго — в непротиворечивости актов правотворчества, стабильности и определенности права, соблюдении всеми органами власти Конституции и иных актов[17]. А.В. Ильин выделяет в качестве предмета судебной защиты субъективное публичное право, которое состоит в возможности требования от публичного субъекта возложенной на него обязанности, в целом исходя из понимания спора о праве как предмета судебной деятельности[18]. Т.В. Сахнова пишет, что предметом производства по делам, возникающим из публичных правоотношений, выступает правовой спор, участники которого находятся в отношениях субординации, причем «правовой спор» не является синонимом спора о праве[19].

Охватывая проанализированные суждения, констатируем, что в условиях отсутствия единообразного восприятия предмета судебной защиты по делам особого производства и производства, возникающего из публичных правоотношений, затруднительно построить устойчивую конструкцию предмета судебной деятельности в отношении дел, не связанных с частноправовым спором. Ситуация усугубляется попыткой группы ученых аргументировать позицию о наличии спора в делах особого производства, а также о спорном характере охраняемого интереса. Так, А.Ю. Францифоров считает, что дела по заявлениям о совершении нотариальных действий должны быть изъяты из состава особого производства как противоречащие его сути и должны рассматриваться в порядке искового производства[20]. Близкого мнения придерживаются С.Н. Белова, В.В. Бутнев в отношении дел об эмансипации, усматривая в них наличие спора о праве, а следовательно, основания для разрешения их в исковом порядке[21]. При этом в литературе допускается альтернатива замены порядка рассмотрения отдельных категорий дел особого производства не только на исковой, но и в некоторых случаях на свойственный для производства, возникающего из публичных правоотношений. Так, например, Н.Г. Бурлакова квалифицирует дела о принудительной госпитализации граждан в психиатрический стационар как носящие публично-правовой характер. Свою гипотезу она основывает на том, что в данных делах подлежат защите права человека на охрану здоровья и медицинскую помощь, на охрану достоинства личности, на свободу и личную неприкосновенность, на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства, а проверке — законность действий и решений должностных лиц медицинского лечебного учреждения6. В этом аспекте усматривается своеобразие механизма влияния предмета судебной защиты на формирование предмета судебной деятельности по гражданским делам. В зависимости от того, что является предметом судебной защиты в том или ином случае — субъективное право, охраняемый законом интерес или публичное право, различается и предполагаемый предмет судебной деятельности.

Идеальная модель соотношения предмета судебной защиты и предмета судебной деятельности должна выглядеть следующим образом. Восстановление нарушенного права осуществляется посредством разрешения судом материально-правового спора сторон, защита охраняемого законом интереса — путем удовлетворения судом требований заявителя, заявленных в порядке особого производства, обеспечение оспариваемого права в делах, возникающих из публичных правоотношений, — при помощи урегулирования судом публично-правового конфликта сторон. Именно на это направлена совокупность процессуальных действий суда по рассмотрению и разрешению граждански дел, то есть судебная деятельность по осуществлению правосудия.

1 См.: Ненашев М.М. Спор о праве и его место в гражданском процессе: автореф. дис. … канд. юрид. наук. — Саратов, 2011. С. 9, 18.

2 См.: Алексеев С.С. Общая теория социалистического права. Вып. 2. — Свердловск, 1964. С. 58.

3 См.: Кархалев Д.Н. Концепция охранительного гражданского правоотношения: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. — Екатеринбург, 2010. С. 5.

4 См.: Исаенкова О.В. Виды гражданского судопроизводства по новому ГПК РФ // Современная доктрина гражданского, арбитражного процесса и исполнительного производства: теория и практика: сб. науч. ст. — Краснодар; СПб., 2004. С. 282—284.

5 См.: Жуйков В.М. Судебная защита прав граждан и юридических лиц. — М., 1997. С. 303.

6 См.: Нуруллаева Р.Т. Проблема выделения видов судопроизводства // Цивилистический процесс: основные проблемы и тенденции развития: материалы междунар. науч.-практ. конф. / под ред. А.И. Зайцева. — Саратов, 2012. С. 254.

7 См.: Кожухарь А.Н. Право на судебную защиту в исковом производстве. — Кишинев, 1989. С. 24.

8 См.: Гукасян Р.Е. Проблема интереса в советском гражданском процессуальном праве. — Саратов, 1970. С. 20.

9 См.: Чечот Д.М. Субъективное право и формы его защиты. — Л., 1968. С. 41—42.

10 См.: Гукасян Р.Е. Указ. соч.

11 См.: Пирская О.Н. Защита деловой репутации в арбитражном процессе: автореф. дис. … канд. юрид. наук. — М., 2012. С. 12.

14 См.: Шварц М.З. К вопросу о предмете судебной деятельности в гражданском судопроизводстве в современных условиях (размышления по поводу одного решения Европейского Суда по правам человека) // Концепция развития судебной системы и системы добровольного и принудительного исполнения решений Конституционного Суда РФ, судов общей юрисдикции, арбитражных, третейских судов и Европейского Суда по правам человека: сб науч. ст. — Краснодар; СПб., 2007. С. 252.

15 См.: Елисейкин П.Ф. Предмет и принципы советского гражданского процессуального права. — Ярославль, 1974. С. 16.

16 См.: Попова Ю.А. Теоретические проблемы судопроизводства по делам, возникающим из публично-правовых отношений: автореф. дис. … канд. юрид. наук. — Саратов, 2002. С. 11, 15.

17 См.: Иванова М.А. Процессуальные особенности рассмотрения отдельных категорий дел, возникающих из публичных правоотношений: автореф. дис. … канд. юрид. наук. — Саратов, 2012. С. 5.

18 См.: Немцева В.Б. Юридическое значение судебного решения по делам об оспаривании нормативных правовых актов: автореф. дис. … канд. юрид. наук. — Омск, 2011. С. 10—11.

19 См.: Ильин А.В. Предмет судебной деятельности и защита прав участников бюджетных правоотношений: автореф. дис. . канд. юрид. наук. — СПб., 2010. С. 10.

20 См.: Сахнова Т.В. Курс гражданского процесса: теоретические начала и основные институты. — М., 2008. С. 59.

21 См.: Францифоров А.Ю. Сущность особого производства (теоретические и практические аспекты): автореф. дис. … канд. юрид. наук. — Саратов, 2009. С. 7.

Чтобы получить короткую ссылку на статью, скопируйте ее в адресной строке и нажмите на "Укоротить ссылку":

Судебная власть осуществляет свои полномочия по разрешению отнесенных к ее компетенции вопросов, возникающих при применении права, посредством судебной деятельности.

Судебная деятельность - это правоприменительная деятельность судов по рассмотрению и разрешению отнесенных к их компетенции вопросов посредством конституционного, гражданского, арбитражного, административного и уголовного судопроизводства (правосудие) и вся совокупность мероприятий организационного характера, обеспечивающих его осуществление.

Правосудие - особый вид государственной деятельности, осуществляемой только судами посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства, сущность которой состоит в рассмотрении и разрешении судами дел в соответствии с принципами и нормами права, содержащимися в формах международного и национального права, реализуемых в России, с целью защиты нарушенных или оспоренных прав, свобод либо правовых интересов лиц, участвующих в деле.

Второй вид судебной деятельности имеет организационно-правовой характер и включает комплекс взаимосвязанных мероприятий, направленных на создание надлежащих условий для полного и независимого осуществления правосудия.

Судебная деятельность, как и любой вид деятельности, требует организации, порядка, управления, учета и контроля.

Правильная организация судебной деятельности на всех уровнях - важное условие осуществления качественного и эффективного правосудия, соблюдения процессуальных норм, своевременного рассмотрения судебных дел и исполнения судебных решений.

Организация судебной деятельности - совокупность мероприятий законодательного, кадрового, финансового, ресурсного и иного характера, осуществляемых Президентом Российской Федерации, Федеральным Собранием Российской Федерации, Правительством Российской Федерации, Верховным Судом Российской Федерации, Судебным департаментом при Верховном Суде РФ, председателями судов и мировыми судьями, а также органами судейского сообщества и другими органами государственной власти и должностными лицами, направленных на создание надлежащих условий для отправления полного и независимого правосудия в разумный срок.

Субъекты организации судебной деятельности - это органы государственной власти и должностные лица судебной системы Российской Федерации, осуществляющие в соответствии с Конституцией РФ, федеральными законами и иными нормативными правовыми актами полномочия по организационно-правовому, кадровому, финансовому, материально-техническому, информационному, аналитическому, статистическому, документационному обеспечению судебной деятельности в целях создания условий для полного и независимого осуществления правосудия.

В Совете Федерации и Государственной Думе действуют комитеты по конституционному законодательству и государственному строительству, к ведению которых отнесены вопросы развития судебной системы, Конституционного и Верховного Судов РФ.

В организации судебной деятельности внутри судебной системы и непосредственно в судебных учреждениях участвуют: Председатель Верховного Суда РФ, Генеральный директор Судебного департамента при Верховном Суде РФ и начальники управлений Судебного департамента в субъектах РФ, органы судейского сообщества РФ, председатели судов общей юрисдикции, арбитражных судов и их заместители, председатели судебных коллегий и судебных составов соответствующих судов, судьи, работники аппаратов судов, Российский государственный университет правосудия.

Указанные субъекты организуют судебную деятельность в соответствии с функциями, возложенными на них федеральными законами и другими нормативными актами (ст. 12 ФКЗ "О Верховном Суде РФ", ст. ст. 29, 35 ФКЗ "О судах общей юрисдикции в Российской Федерации" и др.).

Содержание организационной деятельности внутри судебной системы по повышению качества правосудия и обеспечению разумных сроков рассмотрения дел в судах включает:

- обеспечение каждого суда в необходимых объемах и видах материальными и финансовыми ресурсами;

- обеспечение рациональной расстановки судейских кадров в судах с учетом требований, предъявляемых к ним федеральными законами, профессиональной квалификации и практического опыта;

- обеспечение организации работы на каждом участке судебной деятельности и оптимальной рабочей нагрузки на основе научной организации труда с использованием современных информационных технологий;

- организацию и проведение профессиональной подготовки и повышение квалификации судейского корпуса, работников аппаратов судов в системе повышения квалификации в установленные законом сроки;

- организацию материального обеспечения судей и работников аппаратов судов и др.;

- организацию, сопровождение и ведение документооборота и делопроизводства суда и другие направления деятельности.

Нормативно-правовую основу организации судебной деятельности составляют: Конституция РФ, законы и иные нормативные правовые акты Российской Федерации, а также общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации, регулирующие различные аспекты организации судебной деятельности и организационное обеспечение деятельности федеральных судов.

Федеральные конституционные законы "О судебной системе Российской Федерации", "О Конституционном Суде Российской Федерации", "О Верховном Суде Российской Федерации", "О судах общей юрисдикции в Российской Федерации", "Об арбитражных судах Российской Федерации", "О военных судах Российской Федерации" закрепляют институциональное строение судебной системы, основы статуса судей в Российской Федерации, порядок создания и упразднения судов, состав и организацию деятельности федеральных судов, принципы организации и деятельности судов, их полномочия, организационное обеспечение деятельности судов.

Федеральные законы: "О статусе судей в Российской Федерации", "Об органах судейского сообщества в Российской Федерации", "О мировых судьях в Российской Федерации", "О Судебном департаменте при Верховном Суде Российской Федерации". В этих Законах более детально регламентируются вопросы судебной деятельности, правовое положение судей, органов судейского сообщества, организационное обеспечение деятельности судов. К федеральным законам относятся и отраслевые кодексы - Гражданский процессуальный кодекс РФ, Арбитражный процессуальный кодекс РФ, Кодекс административного судопроизводства РФ, Уголовно-процессуальный кодекс РФ, Кодекс РФ об административных правонарушениях.

Постановления и распоряжения Правительства РФ издаются во исполнение законов и указов Президента РФ. В актах Правительства РФ определяются основные направления развития судебной системы России и правовые средства обеспечения судебной деятельности. Так, Постановлением Правительства РФ от 27.12.2012 N 1406 утверждена федеральная целевая программа "Развитие судебной системы России" на 2013 - 2020 годы, в которой предусматриваются конкретные направления развития судебной системы страны и меры организационного обеспечения судебной деятельности.

Правовые акты органов судейского сообщества (постановления Всероссийских съездов судей, Совета судей Российской Федерации, заключения квалификационных коллегий судей и экзаменационных комиссий судей) определяют формы участия органов судейского сообщества в организационном обеспечении судебной деятельности.

Существенное значение для организации судебной деятельности имеют постановления Пленума Верховного Суда РФ, в которых даются разъяснения по вопросам судебной практики.

Провозглашенное Конституцией РФ прямое и непосредственное действие прав и свобод человека и гражданина (ст.18) поставило перед наукой и практикой ряд принципиально новых вопросов, связанных с совершенствованием механизмов судебной защиты. О реальности существования и действия прав и свобод человека и гражданина можно будет говорить только тогда, когда каждый гражданин получит возможность защиты этих прав и свобод в любом суде первого звена, а не только в Конституционном Суде РФ или Европейском Суде по правам человека.

Не вызывает сомнений, что перечисленные судебные органы непосредственным предметом судебной деятельности имеют именно права и свободы человека и гражданина (а не субъективные права, существование которых эти суды не устанавливают [1]). Но если защита прав человека требует обращения только в эти судебные инстанции, а «рядовые» суды не имеют возможности непосредственно защитить указанные права и свободы, то становится очевидной если не декларативность провозглашения непосредственного действия прав и свобод, то, во всяком случае, затруднительность реализации на практике их обеспечения правосудием. Однако ст.18 Конституции РФ не оставляет сомнений в том, что действие прав и свобод человека и гражданина обеспечивается не только конституционным правосудием, но любым правосудием, которое осуществляют суды всех уровней в судебной системе России. Соответственно, предметом судебной защиты, а, следовательно, и предметом судебной деятельности в любом суде сегодня становятся не только субъективные права и законные интересы, но права и свободы человека и гражданина.

Основные доктринальные представления о сущности искового производства, производства по делам, возникающим из административных правоотношений, и особом производстве сформировались тогда, когда о правах и свободах человека в их современном понимании не было и речи. ГПК и АПК 2002 года в основном восприняли те законодательные конструкции этих производств, которые были закреплены в ГПК 1964 года. Но «расширение» предмета судебной деятельности за счет прав и свобод человека высвечивает недостатки традиционных видов производства, их неадекватность потребностям обеспечения реальной защиты прав и свобод, предусмотренных ст.18 Конституции.

Верховный Суд РФ уже неоднократно указывал судам на необходимость практического обеспечения защиты прав и свобод человека в процессе ежедневного отправления правосудия. Так, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ №23 от 19.12.2003 «О судебном решении» подчеркнуто, что «суду также следует учитывать:…в) постановления Европейского Суда по правам человека, в которых дано толкование положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод, подлежащих применению в данном деле».[5] А в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. N 5

"О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации" указано, что «Российская Федерация как участник Конвенции о защите прав человека и основных свобод признает юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случае предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после вступления их в силу в отношении Российской Федерации (статья 1 Федерального закона от 30 марта 1998 г. N 54-ФЗ "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней"). Поэтому применение судами вышеназванной Конвенции должно осуществляться с учетом практики Европейского Суда по правам человека во избежание любого нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод».[6] Но как именно надлежит «учитывать» практику Европейского Суда по правам человека Верховный Суд не разъяснил. Это и не случайно, ибо такое разъяснение, как и сам учет правовых позиций Европейского Суда, во многих случаях потребовал бы отказа от сложившихся представлений о целях и видах производств в гражданском процессе, о круге применяемых способов защиты прав, о предмете судебной деятельности и др.

К подобным выводам, носящим, конечно, предварительный характер – слишком масштабна затрагиваемая проблема - автора настоящей статьи привели размышления над постановлением Европейского Суда по правам человека от 02.06.2005 года по делу «Знаменская против Российской Федерации» [7].

Кратко суть дела состоит в следующем.

Европейский Суд удовлетворил жалобу Н.А. Знаменской и указал, что Российская Федерация допустила нарушение ст.8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, гарантирующей право на уважение частной и семейной жизни. В Постановлении Европейского Суда указано: «…в настоящем деле, сутью жалобы заявителя является невозможность изменить отчество и фамилию мертворожденного ребенка, чтобы отразить его биологическое происхождение от ее последнего партнера. По мнению Европейского Суда, в основе настоящего дела лежит возможность заявителя добиться признания Г. биологическим отцом мертворожденного ребенка, несмотря на правовую презумпцию о том, что отцом ребенка, рожденного в течение трехсот дней со дня расторжения брака, является муж. Присвоение мертворожденному ребенку фамилии и отчества ее последнего партнера явилось бы следствием такого признания. …существование отношений между Г. и заявителем не оспаривалось. Также никто не оспаривал отцовства Г. в отношении мертворожденного ребенка, которого заявитель родила 4 августа 1997 г. Поскольку ребенок родился мертвым, установление отцовства в отношении его не налагало на кого-либо из затронутых лиц длящегося обязательства содержания. Следовательно, представляется, что интересов, противоречащих интересам заявителя, не имелось. …Отклоняя заявление, поданное заявителем, национальные суды не ссылались на какие-либо законные или убедительные причины для сохранения status quo. …Согласно прецедентному праву Европейского Суда ситуация, при которой правовой презумпции дается возможность превалировать над биологической и социальной действительностью без учета как установленных фактов, так и желаний заинтересованных лиц, и никому в действительности не принося пользы, не совместима, даже с учетом предоставленных государствам пределов усмотрения, с обязательством обеспечивать эффективное "уважение" личной и семейной жизни…»

Не рассматривая аргументацию Европейского Суда по существу [8], полагаем необходимым проанализировать его правовую позицию с точки зрения процессуального права, ибо судам надлежит ее учитывать.

Общеизвестно, что при живых ребенке и отце отцовство устанавливается в исковом производстве (п.3 Постановления Пленума Верховного Суда РФ №от 25 октября 1996 г. N 9

"О применении судами Семейного кодекса Российской Федерации при рассмотрении дел об установлении отцовства и о взыскании алиментов" [9]). Если отец ребенка умер, то суд может установить факт признания отцовства или факт отцовства в особом производстве как факт, имеющий юридическое значение (п.п.4-5 этого же Постановления). В деле Знаменской к моменту вынесения судебного определения о прекращении производства по делу в живых не было ни ребенка, ни юридически признанного отца (бывшего мужа Знаменской), ни биологического отца Г. Очевидно, что заявление, с которым Знаменская обратилась в суд, могло быть только заявлением об установлении факта, имеющего юридическое значение, поданным в порядке гл.28 ГПК РФ. Однако и в особом производстве суды отказались рассматривать дело, признав производство по делу беспредметным: "дело не может быть рассмотрено в порядке гражданского судопроизводства, поскольку ребенок не приобрел гражданских прав".

Логика суда понятна: факт, об установлении которого просит заявитель, должен быть юридическим, т.е. влечь возникновение, изменение или прекращение личных или имущественных прав граждан или организаций. При мертвых отце и ребенке установление отцовства не имеет юридического значения, т.к. не способно повлиять на чьи-либо личные или имущественные права. Еще в 1969 году И. Жеруолис отмечал, что «устанавливая в особом производстве юридические факты и подтверждая правоотношения, вызванные такими фактами, суд применяет такие нормы права, которые связывают юридические последствия с данными фактами, т.е. он применяет диспозиции норм материального права. Не применив диспозиции нормы права, суд не в состоянии установить юридический факт, определить юридическую значимость факта».[10] Знаменская не могла указать суду нормы права, с которыми закон связывал бы для нее (именно для нее) правовые последствия установления отцовства в отношении мертворожденного ребенка. Резонно рассуждая, что отцовство (как правовая связь или как юридический факт) имеет значение для ребенка или отца, а не для матери (если только законом не предусмотрены какие-либо специальные положения), суд прекратил производство в виду отсутствия предмета судебной деятельности - отсутствия тех прав и интересов, в осуществлении или защите которых он мог оказать содействие. Любопытно, что власти Российской Федерации, признавая обоснованность жалобы Знаменской, указывали, что «на основании статьи 50 Семейного кодекса Российской Федерации, даже в случае смерти лица, признавшего отцовство и не состоявшего в браке с матерью ребенка, суды могли установить факт признания им отцовства. Такое признание повлекло бы за собой внесение изменения в свидетельство о рождении и присвоение ребенку фамилии и отчества предполагаемого отца» [11]. Статья 50 СК действительно позволяет установить факт признания отцовства, но она явно рассчитана на ситуации, когда ребенок жив и имеет место реальная юридическая потребность в установлении отцовства (в связи с наследованием или пенсионным обеспечением, например). В данном деле Знаменская просила установить чужие родственные отношения, но при этом для нее этот факт правовых последствий не влек. Поэтому, хотя сама по себе ст.50 СК и предусматривает возможность установления факта признания отцовства, но интерпретируется она в системном истолковании с положениями процессуального законодательства как позволяющая установить данный факт в суде, если он влечет правовые последствия, является юридическим. Не обнаружив оснований для непосредственного применения этой статьи в силу того, что Знаменская не могла обосновать, для какой цели ей требуется установить отцовство, суд прекратил производство.

Предвижу возражения: установление отцовства Г. имело для заявительницы юридическое значение, т.к. только на основании судебного решения Знаменская могла присвоить ребенку его фамилию и отчество. Но, во-первых, это решение позволило бы ей изменить фамилию и отчество мертворожденного ребенка, который субъектом права в принципе не являлся, и потому такое изменение само по себе не имело правовых последствий, а во-вторых, изменение фамилии и отчества ребенка, хотя оно и возможно в этой ситуации только на основании судебного решения, никоим образом не влияло на какие-либо права и интересы Знаменской, ее материнство никем под сомнение не ставилось. [12]

Впрочем, и сам Европейский Суд по правам человека, рассматривая дело, установил не нарушение ст.6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, гарантирующей каждому право на справедливое судебное разбирательство, а нарушение ст.8 Конвенции (право на уважение личной жизни). Тем самым Европейский Суд подтвердил, что речь в этом деле не идет об отказе в доступе к правосудию, каковое свершилось в соответствии с традиционными российскими представлениями о нем (так как ребенок не приобрел гражданских прав, установление отцовства в отношении него не может составлять предмет судебного разбирательства), а о нарушении иных прав, гарантируемых Конвенцией, но которые, опять же в традиционном понимании, не составляют предмета судебной деятельности в гражданском судопроизводстве.

Решения российских судов, вынесенные по делу Знаменской, в целом полностью соответствуют сложившимся представлениям о сути особого производства. Известно, например, что до реформы наследственного права в 2001 году (расширения круга наследников по закону) факты различных родственных отношений судами не устанавливались, ибо не влекли правовых последствий в отношении права на наследство. Как указано выше, Знаменская не могла указать ни одной нормы права, в соответствии с которой установление отцовства в отношении ее мертворожденного ребенка влекло возникновение, изменение или прекращение ее личных или имущественных прав, за исключением права требовать внесения изменений в актовую запись, но и такое внесение изменений не влекло ни для кого никаких правовых последствий. А вот усмотреть такое последствие как влияние этого факта на ее «личную жизнь» суды, оставаясь на почве закона и российской доктрины, едва ли могли. Но если исходить из предложенного Европейским Судом подхода, то можно, в частности, считать закрытой дискуссию по вопросу о том, подлежит ли установлению в порядке особого производства факт состояния в фактических брачных отношениях: он не влечет правовых последствий для судьбы нажитого имущества, получения наследства и т.д., но, вне всякого сомнения, имеет значение для «личной жизни» пережившего фактического супруга. Государственно-властное подтверждение того факта, что два лица имели не «случайные» связи друг с другом, а состояли в фактическом браке, способно оказать влияние на различные аспекты и личной, и публичной жизни пережившего фактического супруга, хотя непосредственных правовых последствий для него это не имеет (под словом «непосредственных» мы имеем ввиду традиционное значение юридического факта по российскому праву). Поэтому в свете данного Постановления Европейского Суда у российских судов более нет оснований отказывать в установлении данного, да и многих подобных фактов, ибо отсутствие непосредственной юридической цели, достигаемой установлением факта (который уже нельзя назвать в полном смысле слова юридическим), более не может служить основанием для отказа в рассмотрении требования заявителя по существу.

Приведенный пример дает основания для рассуждений не только о предмете дел, рассматриваемых в порядке особого производства, но в целом о предмете судебной деятельности в гражданском судопроизводстве в связи с признанием прав и свобод человека и гражданина непосредственно действующими. Он становится неизмеримо шире, чем это обычно понималось российской процессуальной доктриной, а, следовательно, многие подходы должны быть переосмыслены. Особое производство, возможно, окажется первой «жертвой» на этом пути, но, изменения коснутся, несомненно, и иных видов производств, да и других институтов процессуального права. Понимание самой природы судебной власти и ее пределов, функций и полномочий (прерогатив) изменяется. «Учет» правовых позиций Европейского Суда неизбежно заставит измениться гражданское судопроизводство, в рамках традиционных процессуальных форм такой «учет» невозможен. Перед наукой гражданского процесса время постановило новые задачи.

Михаил Зиновьевич Шварц, к.ю.н.,

[1] Традиционным в Постановлениях и Определениях Конституционного Суда РФ является указание на то, что установление фактических обстоятельств дела не входит в компетенцию этого судебного органа.

[2] Елисейкин П.Ф. Предмет судебной деятельности в советском гражданском процессе (его понятие, место и значение): Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. –Л., 1974г. Чечина Н.А. Норма права и судебное решение. Л., Изд-во ЛГУ, 1961г.

[3] Елисейкин П.Ф. Указ. соч. С.8.

[4] Бутнев В.В. Об объекте и предмете гражданских процессуальных правоотношений (краткий обзор литературы) // В сб.: Проблема защиты субъективных прав и советское гражданское судопроизводство. Ярославль, 1976г.

[5] Российская газета. 26.12.2003.

[6] Российская газета. 02.12.2003.

[7] Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2006. №8. С.30-37.

[8] Трое судей Европейского Суда составили особое мнение к этому Постановлению, в котором выразили несогласие с позицией большинства Палаты Суда и указали, что «…даже если мы предположим, arguendo, что личная жизнь матери может влечь за собой такого рода право, все равно остается открытым вопрос о том, не оправдывается ли вмешательство государства при несогласии признать биологического отца ребенка частью права матери на уважение ее личной жизни тем фактом, что наиболее заинтересованная сторона - отец ребенка - был мертв в момент обращения и, следовательно, не мог защитить свои права относительно своего имени и своей семейной жизни».

[9] Российская газета. 05.11.1996.

[10] И Жеруолис. Сущность советского гражданского процесса. Вильнюс. 1969. С.195.

[11] Цитата приведена из рассматриваемого Постановления Европейского Суда по правам человека.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: