Почему адвокаты защищают убийц
Обновлено: 25.04.2024
В некоторых специальностях заложена борьба между профессиональным и человеческим, между долгом и чувствами, между рутиной и эмоциями. Профессия адвоката – одна из них.
- Какова цель работы адвоката с преступником: полное оправдание клиента или наименьший срок для него?
-Всё зависит от ситуации. Когда адвокат вступает в защиту по уголовному делу, то, в первую очередь, выстраивает доверительные отношения с подзащитным, которому предлагает быть предельно искренним и откровенным. Это будет охраняться адвокатской тайной: всё, что станет известно адвокату, он никогда ни при каких условиях, без согласия своего подзащитного не сможет сообщить публично, ни прокурору, не следователю, никому. В зависимости от этого и будет выстраиваться линия защиты.
Если в ходе общения клиент сообщит адвокату, что данного преступления не совершал, доказательств его виновности нет или они сфальсифицированы, соответственно, работа адвоката будет строиться в направлении полного оправдания подзащитного. Если же он сообщит, что совершил преступление, но, например, при иных обстоятельствах: в силу провоцирующего поведения потерпевшего, какой-то зависимости, необходимой обороны и т.д., то тактика и стратегия защиты поменяется. Будет переквалификация статьи на ту, которая не предусматривает максимально сурового наказания. Например, преступление, совершённое без отягчающих обстоятельств.
В зависимости от этого и ставится конечная цель: или оправдательный приговор или переквалификация на другие статьи УК: убийство по неосторожности (наказание предусматривает меньшие сроки), убийство при превышении необходимой обороны, причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть и др.
- Борются ли в вас чувства с долгом, если клиент вам неприятен?
-Адвокат не имеет права проявлять эмоции “нравится – не нравится”. Это его работа. Есть много профессий, связанных с выполнением неприятных манипуляций. Например, патологоанатом… Он вскрывает трупы людей, которые могут находиться в любом состоянии – мумифицированные, подвергнувшиеся гниению, людей без определённого места жительства… Но, несмотря на это, патологоанатом выполняет свою работу добросовестно и честно. Также и врач, которому могут доставить дурно пахнущего пациента, и он обязан в силу профессионального долга и Клятвы Гиппократа оказать медицинскую помощь.
- Приходилось ли вам защищать убийцу, на совести которого не одна человеческая жизнь? А насильника? Что вы при этом испытывали?
-Адвокат, судья, прокурор – мы все люди, и ничто человеческое нам не чуждо. Но у нас нет права проявлять свои эмоции, мы не можем давать оценку действиям подзащитного, говорить: “…ты совершил омерзительный, неэтичный, аморальный поступок и это смертный грех. ” Каждому Бог судья, а здесь вершится земной суд. И если человек виновен, то ему и воздаётся по заслугам, а какие круги Ада он там пройдёт, никому не известно.
У адвокатов есть Кодекс профессиональной этики, который запрещает проявлять чисто человеческое отношение к подсудимому. Мы живём в правовом государстве и действуем в правовом поле, обеспечиваем защиту прав. За совершённое преступление должно нести ответственность, но при этом подсудимый, даже убийца, не может быть лишён права на защиту.
Также не исключены ситуации, при которых имеет место самооговор, человек в силу каких-то причин (зная истинного преступника) не желает, чтобы он был привлечён и берёт вину на себя. Может и заблуждаться, думая, что является причиной преступления и смерти потерпевшего ( тот мог умереть из-за несвоевременного оказания медпомощи, заболевания, способствовавшего смертельному исходу). Задача защитника обеспечить объективность и беспристрастность. Мы собираем доказательства защиты и представляем их Суду, который решает, где правда, где ложь, где истина и определяет или меру наказания или отсутствие вины.
- В Вашей практике такие дела были?
-У меня были и убийцы и насильники, но по определённым причинам подробности не могу раскрывать: кто-то отбывает наказание, кто-то стремится к УДО, какие-то процессы были оглашены, в том числе и в СМИ.
- Разговор двух адвокатов: Как дела? - Прекрасно! Два разбоя, один труп. Три долгих дела и чем дольше тянется процесс, тем больше платят адвокату. Вы тоже радуетесь длительным, запутанным процессам?
-Я не могу за всю адвокатуру ответить. Есть такой анекдот, когда молодой адвокат приходит к своему папе-адвокату уже умудрённому опытом и говорит: “Папа, помнишь, ты 30 лет вёл дело, ушел на пенсию, отдал его мне, я его за 2 месяца выиграл… “Сынок, что же ты наделал. Это дело позволило отдать тебя в лучшую школу Англии, затем в Кэмбридж, мы купили дом… А ты за 2 месяца выиграл дело, которое могло бы тебя кормить всю жизнь…”
Естественно, есть финансовая составляющая, сдельная оплата труда. И чем больше дело длится, чем больше телодвижений адвокат совершает, тем больше он получит … Но, я лично не нацелен на это, для меня главное – результат, и его хочется получить как можно быстрее. Сложно себе представить олимпийца, который готов бежать 5 лет, чтобы получить медаль. Хочется пробежать, зная эту дистанцию, в разумных пределах и получить свой результат.
Как правило, длительность процесса связана не с тем, что адвокат его затягивает, а с тем, что именно правоохранители, сторона обвинения, следствие, иногда даже суды затягивают дела. Долго не направляют дело в суд, потом оно лежит в суде, в одной инстанции, второй, третьей.. А желаемого результата добиваются по прошествии значительного времени. Естественно, для подзащитного это связано с определёнными денежными затратами, не без того. Но для меня, повторюсь, ключевое – результат, желание достичь его быстрее и получить моральное удовлетворение от проделанной работы. Именно моральное, а не материальное. Материальное – лишь составляющая, все мы люди и ничего из материального мира нам не чуждо, но моральное удовлетворение от победы приносит несравненно больше.
- Вы беретесь за любые дела или все же можете выбирать? Если да, то по каким критериям?
-Адвокат вступает в дело на разных основаниях – либо по соглашению, либо по назначению следователя, тогда адвокат не может выйти по собственной воле. И здесь не приходится выбирать. А если просят осуществлять защиту по соглашению, я примеряю, да, в том числе и моральный аспект. Если первичный анализ покажет, что человек совершил что-то очень страшное, аморальное, например, педофилия или массовое убийство близких, я 7 раз отмеряю, прежде чем принимаю решение.
- Не секрет, что есть много адвокатов неквалифицированных и нечистых на руку. Как, найти хорошего? Какими критериями руководствоваться?
-В большинстве случаев работает, конечно, сарафанное радио. Люди из уст в уста передают свои истории, рассказывают об адвокатах, рекомендуют их. Кто-то смотрит ТВ-программы, читает интервью. Увидел потенциальный клиент, как адвокат отстаивает интересы своего доверителя, как ведёт себя, как выглядит и делает выбор в его пользу. Это может быть известная медийная личность, на дорогой машине, в дорогом костюме… Рассуждают примерно так – раз он добился успеха, то точно решит мои проблемы. Но иногда и попадают впросак: человек, назвавшийся адвокатом, вообще таковым не является, и его нет ни в одном региональном Реестре. Так что, сарафанное радио самое популярное
Громкие дела, по которым явные негодяи были оправданы в суде, настраивают общественность против адвокатов и юристов, которые их представляли. Для общественности очевидно, что человек совершил преступление и он виновен, но его адвокат, зная об этом все еще энергично защищает его. Многие даже упрекают адвокатов в аморальности.
Но на мгновение поставьте себя на место любого обвиняемого. Предположим, вы попали в судебную тяжбу, вам предъявлено обвинение в преступлении, и вы наняли адвоката для защиты. В глубине души вы знаете, что сделали что-то не так, но, возможно, вы не виновны в том преступлении, в котором вас обвиняют.
Может все не так очевидно, как кажется из сюжетов новостей и газетных вырезок? Смягчающие обстоятельства? Обстоятельства, исключающие возможность признания действий преступлением (необходимая оборона, невменяемость)?
Конечно, вы бы предпочли не подвергаться суровому наказанию, которого вы не заслуживаете по закону, но требует обвинение.
Что значит «виноват»?
В судебном процессе можно говорить о двух видах вины «фактической» и «юридической».
Фактическая вина относится к тому, что человек сделал на самом деле. Однако она не является предметом судебного разбирательства, никто не заостряет на этом внимания, потому что вы можете быть виновным фактически, но не виновным по закону.
На первый взгляд является очевидным, что водитель сбивший пешехода - виновен, он причинил вред человеку и нарушил правила.
Но юридическая вина проявляется в том, может ли обвинение доказать, что человек совершил преступление, вне всяких разумных сомнений.
При более детальном анализе ситуации нельзя забывать почему был совершен наезд на пешехода. Было ли это на пешеходном переходе или за его пределами? Если за пределами, то была ли возможность избежать наезда? В конечном счете, не было ли это постановкой, чтобы получить компенсацию от водителя?
Независимо от того, было совершено преступление или нет, человек невиновен по закону, если у обвинения нет достаточных доказательств, чтобы убедить судью или присяжных признать вас виновным вне всяких разумных сомнений.
Статья 49 Конституции РФ гласит:
1. Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда.
Так работает презумпция невиновности.
Что происходит в суде?
Презумпция невиновности одно из великих достижений юриспруденции и стандартов современного законодательства.
Когда предъявляются обвинения речь не может идти о вероятностях того , что человек мог совершить это преступление, потому что у него нет алиби и он был рядом с местом преступления.
В суде работа прокурора заключается в том, чтобы доказать всем, что «вне всякого разумного сомнения», именно этим человек было совершено преступление, в котором его обвиняют.
Государство, будучи явно гораздо могущественнее одного человека, тем не менее не может лишить кого-либо свободы или собственности, пока не будет установлена явная юридическая вина.
Возложение бремени доказывания на обвинение означает, что суть судебного разбирательства состоит в том, чтобы либо доказать, что вы виновны в обвиняемом преступлении, либо не доказать, продемонстрировать недостаточность фактов о том, виновны ли вы на самом деле.
Причина, по которой большинство адвокатов по уголовным делам не спрашивают вас, действительно ли вы «виновны», заключается в том, что это не имеет отношения к делу. Кроме того, это не их работа. Их работа - защищать вас и приводить справедливые доводы.
Наша правовая система устроена так, что суд - судьи и присяжные - находят виновных, именно судьи держат молоток и вершат правосудие, а не адвокаты.
При отсутствии защитника, практически ничто будет неспособно остановить обвинение
Статья 48 Конституции РФ гарантирует право каждого на получение квалифицированной юридической помощи.
Каждый задержанный, заключенный под стражу, обвиняемый в совершении преступления имеет право пользоваться помощью адвоката (защитника) с момента соответственно задержания, заключения под стражу или предъявления обвинения.
Адвокаты защищают не преступника, а всех тех, кто может попасть в жернова судебных процессов.
Интернет полон историй о том, когда справедливость восторжествовала спустя годы и невиновные были оправданы, а настоящие преступники были приговорены к тюрьме. Но такие судебные ошибки должны быть сведены к нулю.
Как бы не было сильно общественное мнение, адвокат обязан обеспечить, чтобы преступника судили в четком соответствии с установленными процедурами, чтобы соблюдались права подозреваемого, чтобы все доказательства оценивались непредвзято в равной степени.
Мы не может быть уверены о том, что кто-то совершил преступление только со слов средств массовой информации или показаний очевидцев, они могли ошибиться, забыть какие-то детали, а между тем на скамье подсудимых может сидеть невиновный.
Если вы хотите больше узнать о том, что такое законы и как они создаются, вы можете прочитать статью или посмотреть видео лекцию:
Ранее я писал о том, почему педофилы, убийцы и насильники имеют право на судебную защиту ( почитай об этом здесь ). Тема для далекого от юриспруденции человека неоднозначная и даже в некотором смысле щепетильная. Там мы рассматривали право самого преступник пользоваться защитником. Но как дело обстоит со стороны самого защитника.
Рассматриваемый вопрос лежит в равной мере и в области права, и в области этики. Обратимся сначала к этической стороне. Представьте себя на месте адвоката , которому предлагают защищать преступника, предположительно совершившего тяжкое преступление в отношении заведомо беспомощного человека. Наверняка возникает яркий негативный образ и явное отторжение к преступнику.
Внутренние установки вряд ли позволят вам согласиться с тем, что человека, на которого доказательства указывают как на совершившего грязное и низкое деяние, стоит вообще защищать. Образуется образ мыслей некоего «адвоката дьявола». Стоит ли зло того, чтобы его защищать.
Мне кажется, что большинство людей, не связанных с правом, отказались бы его защищать. Этим и отличатся бытовое мировоззрение от взглядов юриста.
Если закон подтверждает безусловное право на судебную защиту для каждого, то в противовес этому праву должна быть и обязанность такую защиту осуществлять. Ведь еще римское право устанавливало, что всякому праву должна соответствовать своя обязанность. К примеру, римляне считали, что если ты имеешь право владеть землей, то обязан ее использовать, чтобы она не простаивала. Если ты хочешь иметь право участвовать в управлении государством, то будь готов выполнить воинскую обязанность.
Так и в рассматриваемом случае: праву на защиту соответствует обязанность государства эту защиту обеспечить. Адвокатское сообщество свободно, но в той или иной степени подконтрольно государству . И это самое государство обеспечивает адвоката всякому, кому требуется судебная защита по уголовному делу. Кроме того, адвокаты в определенном объеме обязаны осуществлять бесплатную юридическую помощь, как того требует закон об адвокатуре.
Из описанного выше следует, что адвокат не вправе отказаться защищать того или иного обвиняемого, подозреваемого или подсудимого. Такая возможность выбирать подзащитного по своему усмотрению противоречила бы принципу презумпции невиновности и не обеспечивала бы право на судебную защиту, что является недопустимым в правовом государстве.
Яркий пример подобной ситуации имел место не так давно. После случившейся по вине актера Ефремова автокатастрофы, известный адвокат А. Добровинский публично высказался о своем отказе защищать виновника смертельного ДТП. За это его лишили статуса адвоката, указав, что он нарушил кодекс адвокатской этики, заявив о виновности лица до приговора суда и отказавшись его защищать.
Хотите знать больше о собственных правах? Подписывайтесь на канал и становитесь более грамотным.
По данным ФПА, за последние 15 лет было убито 49 защитников, при этом только 12 преступлений раскрыто. Адвокатов обыскивают, проверяют и сажают в СИЗО, и самой громкой последней историей стал арест Михаила Беньяша, за которого вступилось адвокатское сообщество.
История Беньяша
Краснодарский адвокат Михаил Беньяш почти месяц просидел в одиночке спецблока СИЗО из-за обвинений по двум уголовным делам (см. «Суд отправил адвоката Беньяша в СИЗО»). Первое – о применении насилия в отношении полицейского. Следствие считает, что 9 сентября 2018 года Беньяш три раза ударил сотрудника правоохранительных органов в лицо, а также укусил за руку. Второе уголовное дело – о воспрепятствовании правосудию, которое, по версии следствия, произошло в мае этого года. Тогда Беньяш представлял интересы участника протестной акции Каролины Задойновой, в ходе чего «неоднократно перебивал, давал указания, высказывал требования и возражения против решений судьи, о чем ему делались замечания, на которые адвокат не реагировал» (см. «На краснодарского адвоката Беньяша завели два уголовных дела»).
Помимо двух уголовных дел, Беньяша привлекли к административной ответственности за нарушение порядка организации публичного мероприятия и за невыполнение требований сотрудников полиции (ст. 19.3 и ст. 20.2 КоАП). Ленинский районный суд Краснодара назначил Беньяшу наказание в виде 40 часов обязательных работ и 14 суток ареста, а Краснодарский краевой суд подтвердил законность этого решения. В ближайшее время оно будет обжаловано в ЕСПЧ.
ФПА: «На протяжении последнего месяца дело Михаила Беньяша занимает одно из главных мест в нашей повестке дня. Спустя четыре дня с момента задержания адвоката его дело обсуждалось на очередном заседании Совета ФПА. Коллеге, который попал в непростую ситуацию, мы, безусловно, должны оказать поддержку и помощь».
История преследования Беньяша так возмутила адвокатское сообщество, что в его защиту было подписано коллективное обращение от 316 адвокатов из 50 регионов России, интересы об избрании меры пресечения представляли 11 адвокатов, а жалобы на арест подали не менее 30 человек. По словам адвоката Беньяша Алексея Аванесяна, на каждом процессе лично присутствуют в среднем 10–12 защитников, а всего в деле около 20 ордеров. Помочь вызвались адвокаты со всей России: Кондрат Горишний и Евгений Кочубей из Краснодара, Александр Пиховкин из Москвы, Александр Попков из Сочи, Григорий Афицкий из Ростова-на-Дону, Татьяна Третьяк из Геленджика, Алексей Иванов из Твери, Александр Морозов из Санкт-Петербурга. «Большинство этих людей лично не знают Беньяша, и многие не разделяют его политических взглядов. Я сам видел Беньяша всего два раза в жизни, мы познакомились в суде. Когда его задержали, я просто оказался неподалеку и смог оперативно приехать», – рассказал Аванесян. Он акцентировал внимание на следующих моментах: «Михаила задержали в 4 км от места проведения митинга, и идти туда он не собирался. Сейчас Беньяша подозревают в преступлении средней тяжести, у него двухмесячный ребенок, жена находится на операции в другом регионе, есть обязательства перед клиентами, и тем не менее из всех возможных мер пресечения суд избирают арест».
Президент ФПА, член президиума АЮР Юрий Пилипенко 12 сентября на личной встрече с главой МВД Владимиром Колокольцевым обсуждал ситуацию с Беньяшем. «Министр внутренних дел ответил, что он разберется в этой ситуации», – рассказал Пилипенко. Правда, впоследствии на Беньяша завели уголовные дела. После задержания Беньяша ФПА сообщила: «Мы взаимодействуем с руководством АП Краснодарского края и с комиссиями по защите прав адвокатов. Дано поручение взять это дело под свой оперативный контроль, в случае обнаружения обстоятельств, требующих оперативного, незамедлительного вмешательства, принять соответствующие меры». Председатель Комиссии Совета ФПА по защите прав адвокатов Генри Резник рассказал, что лично контролирует развитие ситуации по уголовному делу, созванивается с адвокатами, осуществляет их методическую и юридическую поддержку.
Адвокатская палата Краснодарского края направила в процесс своего представителя – председателя Комиссии по защите профессиональных прав адвокатов Ростислава Хмырова. «Я присутствовал и на административных процессах в отношении Беньяша, и на избрании ему меры пресечения. Я также был среди 13 адвокатов, которые лично поручились за Михаила. Помимо личного поручительства, мы предлагали суду назначить домашний арест, ограничение свободы или залог – и на каждое ходатайство подготовили свой пакет необходимых документов. Тем не менее какие бы доводы мы не приводили, суд их все проигнорировал и отправил Михаила в СИЗО. Понятно, что это политическое дело, но нельзя же игнорировать закон! Этот процесс показывает: сколько бы ни было адвокатов, для суда они просто декорация – решение все равно будет таким, каким его хочет видеть прокурор», – уверен Хмыров.
Зампред Комиссии по защите прав адвокатов АП Москвы адвокат Александр Пиховкин рассказал, что выступил в защиту Беньяша по своей инициативе: «Нарушение прав адвоката Михаила Беньяша – это нарушение и моих профессиональных прав. Личное участие в защите коллеги является для меня и для других защитников естественной реакцией на происходящее беззаконие и безобразие по отношению к адвокату. Я не разделяю ни взглядов Беньяша, ни его способов оказания юридической помощи. Но когда его профессиональные права попираются и отрицаются в самой своей основе, я вынужден рассматривать это как попрание и отрицание моих профессиональных прав». По словам Пиховкина, защита в полном объеме использует арсенал установленных законом средств, чтобы возвращать процесс в правовое поле, но это получается не всегда. «Например, в ходе избрания меры пресечения суд отказал в ходатайстве защиты об объявлении часового перерыва для ознакомления с материалами дела. Судья ограничила время ознакомления с 60 листами двумя минутами, сказав, что не позволит устраивать тургеневские чтения. Вот этот запрет на тургеневские чтения – довольно точная метафора отношения судебной системы к правам вообще и к правам адвоката в частности. А ведь речь идет о лишении на несколько месяцев свободы человека, который еще не признан виновным», – объяснил Пиховкин.
Президентский совет по правам человека потребовал тщательно расследовать обстоятельства задержания адвоката. В СИЗО Беньяша посетил председатель совета Михаил Федотов: «Мы довольно подробно побеседовали с Михаилом Беньяшем о его деле. Он рассказал, что претензий к условиям содержания в СИЗО нет, но он совершенно не согласен с обвинениями, которые ему предъявлены. Он опасается, что если эти обвинения будут доведены до конца, то будет создан опасный для всех адвокатов прецедент. Я заверил Михаила, что совет будет внимательнейшим образом следить за развитием его дела и сделает все необходимые обращения в Следственный комитет и прокуратуру».
На обжаловании меры пресечения 23 октября присутствовали 18 адвокатов, самих жалоб было около 20. В итоге Краснодарский краевой суд пересмотрел решение нижестоящего суда и отпустил Беньяша под залог в 600 000 руб. Его внесла Адвокатская палата Краснодарского края. Об освобождении адвоката просила не только его защита, но и сторона обвинения (см. «Адвоката Беньяша отпустили из СИЗО под залог»).
Погибшие защитники
По данным ФПА, за последние 15 лет было убито 49 защитников, при этом только 12 преступлений раскрыто. В мае 2017 года в Москве погиб французский адвокат Марк Соловье. По мнению следствия, с юристом расправился уроженец Дагестана Даньял Алирзаев, который намеревался приобрести у него квартиру в столице. В июле этого года Гагаринский районный суд Москвы вернул это дело на доследование (см. «Суд вернул следователям дело об убийстве французского адвоката»).
26 апреля 2017 года в подъезде дома, расположенного на Алтуфьевском шоссе Москвы, была убита из огнестрельного оружия глава адвокатской коллегии «Дельфи», адвокат Наталья Вавилина. Преступники произвели по крайней мере два выстрела, от которых женщина скончалась на месте. Вавилина занималась сопровождением сделок с недвижимостью, долговыми процессами, а также защищала интересы частных строительных фирм, к которым подавали иски РЖД, мэрия Москвы и Москомархитектура (см. «В Москве убита адвокат Наталья Вавилина»).
В марте 2016 года адвокат Юрий Грабовский был найден мертвым возле трассы в Киевской области. Следствие установило, что 5 марта Грабовский по частному делу выехал в Одессу, где отдыхал в одном из ресторанов со своими недавними знакомыми, а затем отправился на встречу, с которой уже не вернулся.
В сентябре 2014 года в Москве застрелили адвоката Татьяну Акимцеву, которая защищала одну из сторон в имущественном споре ООО «Одинцовское подворье», а также пострадавших от действий ореховской ОПГ. Ее коллега Александр Карабанов рассказал, что им с Акимцевой угрожали по ряду дел. В апреле 2016 года обвинение в убийстве Акимцевой и ее водителя было предъявлено двум киллерам ореховской ОПГ – Сергею Фролову и Игорю Сосновскому (см. «В убийстве адвоката Акимцевой обвинили киллеров ореховской группировки»).
Адвокат межреспубликанской коллегии адвокатов г. Москвы Станислав Маркелов был застрелен 19 января 2009 года на улице Пречистенка в центре Москвы спустя полчаса после окончания пресс-конференции. Находившаяся рядом с ним журналистка издательства «Новая газета» Анастасия Бабурова была тяжело ранена и позднее скончалась в больнице. Спустя год СК РФ завершил расследование уголовного дела – виновными признаны Никита Тихонов и Евгений Хасис. Установлено, что придерживающиеся радикальных националистических взглядов и идей Тихонов и Хасис совершили преступление по мотивам идеологической ненависти и вражды в связи с активным участием Маркелова в антифашистском движении и осуществлением им профессиональной деятельности по уголовным делам по защите прав потерпевших и обвиняемых, придерживающихся антифашистской идеологии (см. «Адвоката Маркелова убили за профессиональную деятельность – расследование дела окончено»).
Преследование адвокатов
Четыре года назад именно адвокатское сообщество помогло защитникам Мураду Мусаеву и Дарье Трениной, которые подозревались в подкупе свидетелей и давлении на присяжных по делу полковника Юрия Буданова. Тогда Мусаева вызвались защищать 93 адвоката, а Тренину – 40 адвокатов, среди которых был Александр Гофштейн. В феврале 2015 года Преображенский суд Москвы прекратил это уголовное дело в связи с истечением срока давности.
Гофштейн знает, что такое уголовное преследование адвокатов. В 2006 году он сам был задержан в Испании за оказание помощи русской мафии. По сути, адвокату вменялось осуществление профессиональных обязанностей. Несмотря на это, Гофштейн около года провёл в испанской тюрьме, прежде чем был оправдан.
Адвокат из Хакассии Владимир Дворяк в 2016 году был осуждён за разглашение тайны предварительного следствия при оказании услуг по защите одного из руководителей регионального управления МЧС. Его приговорили к 400 часов обязательных работ. Вмешательство адвокатского сообщества, а также непосредственное участие в защите Резника позволили обжаловать приговор и оправдать Дворяка.
Адвокат АП Ленинградской области Лидия Голодович стала фигурантом дела о применении насилия в отношении сотрудника власти. В середине июля этого года приставы отказались пропустить в Невский районный суд Санкт-Петербурга свидетеля в укороченных брюках: сотрудники сочли его штаны шортами. Голодович с этим не согласилась и попыталась добиться разрешения на проход у председателя суда. В итоге её вывели из приемной в наручниках и доставили в отдел полиции (см. «Задержанный в суде адвокат стал фигурантом дела о насилии над приставами»).
Барнаульский адвокат Роман Ожмегов вел дела о репостах в социальных сетях, после чего его обвинили в причинении телесных повреждений четырём сотрудникам Центра «Э». Сейчас дело в отношении Ожмегова находится на доследовании.
В Москве заведено уголовное дело на адвоката Андрея Маркина, который подозревается в мошенничестве – якобы он вымогал деньги у своего несостоявшегося клиента. Бутырский районный суд начал рассматривать дело Маркина еще в 2017 году, но в начале 2018 года вернул в прокуратуру. Маркин будет находиться под стражей до января 2019 года (см. «В Москве за вымогательство судят адвоката»).
Еще одного московского адвоката, председателя АК «Третьяков и партнеры» Игоря Третьякова обвиняют в мошенничестве путем получения 330 млн руб. гонорара по соглашению с доверителем – госкорпорацией «Роскосмос». В то же время прокурор заявил гражданский иск о признании соглашения об оказании юридической помощи ничтожной сделкой и применении последствий ее недействительности (см. «Прокуратура объяснила, почему требует с адвоката Третьякова 330 миллионов»). По решению Бабушкинского районного суда Третьяков находится под стражей (см. «Объявленного в розыск адвоката арестовали по делу о хищениях»).
ФПА: «Профессиональные права адвокатов действительно нередко нарушаются. Приведенный список можно было бы расширить и другими резонансными случаями, но по своей инициативе мы не будем этого делать, потому что адвокатам нужен не пиар, а поддержка. И эту поддержку прежде всего оказывают региональные адвокатские палаты. Возможно, на первый взгляд это не очевидно, но преждевременное вмешательство ФПА не всегда может улучшить ситуацию наших коллег».
ФПА давно работает над внесением поправок в УК о введении уголовной ответственности за воспрепятствование законной деятельности адвоката. «Вместе с тем очевидно, проблема не в нормах права, а в их применении. И УК, и УПК не такие плохие, как может показаться неофитам. Но проблема в том, что они очень творчески прочитываются и применяются правоохранительными органами. Гораздо больше будет пользы, если изменится государственная политика в отношении защитников и их подзащитных», – отметили в ФПА.
Журналисты британского издания The Guardian поговорили с юристами, которые некогда представляли в суде самых известных и изучаемых преступников XX века, от Чарльза Мэнсона до Теда Банди. Одни спустя десятилетия готовы дать своим клиентам весьма лестную оценку, другие говорят о знаковом для себя деле как о еще одном с конвейера уголовной хроники, третьи до сих пор помнят свои ночные кошмары тех дней.
Джон Генри Браун, адвокат Теодора Роберта Банди, 67 лет, занимается юриспруденцией 43 года, работает в Вашингтоне. Тед Банди – один из самых известных серийных убийц, действовал в США в 1970-е годы, признался в 30 убийствах девушек, но его жертв, как полагало следствие, могло быть значительно больше; казнен в 1989 году.
Спектакль – часть профессии. Я к этому пришел совершенно естественно: в средней школе я увлекался театром.
Во мне воспитывали неприятие смертной казни, но, когда мою подругу жестоко убили в 1969 году, я подумал: "Дайте мне только найти того парня, который убил Дебби, уж я о нем позабочусь". Это прозвучит как бред, но подруга как-то явилась мне во сне. Она никогда не поддерживала смертную казнь, поэтому и я снова начал бороться с применением высшей меры, отчасти в память о Дебби.
Обычно я налаживаю с клиентом эмоциональный контакт, но Тед Банди был образцом врожденного зла. У меня не было к нему сочувствия, но я хотел спасти его от казни. Временами он был умен и обаятелен. Когда просто сидишь и разговариваешь с ним, он кажется нормальным. Он очень хорошо исполняет свою роль и может идеально манипулировать людьми. Тед однажды рассказал мне, как в младшей школе он посадил белых мышей в загончик, а потом садился рядом и выбирал, каких он пощадит, а каких убьет. Так же было и с женщинами. Контроль – вот чего он хотел. Но Тед сказал мне кое-что, показавшее, что по крайней мере на 2% он не социопат. Он сказал: "Джон, я хочу быть хорошим человеком, просто я им не являюсь".
Он говорил, что я так долго был его адвокатом (он постоянно увольнял своих юридических представителей), потому что мы очень похожи. Он копировал мою мимику, носил такую же, как у меня, одежду. От этого у меня мурашки бежали по телу. Что ж, он отказался признать себя виновным, мне пришлось спасать его жизнь. Я защищал Теда, но вместе с тем и защищал убитых им женщин. Меня самого это не смущало, в отличии от многих вокруг.
Мой отец как-то сказал: "Чтобы сохранять в нашем обществе свободу и демократию, кто-то должен делать такую работу, и делать хорошо, – потом помолчал и добавил. – Мне только жаль, что это ты". И я чувствую то же самое.
Ирвинг Канарек, 94 года, практиковал право с 1957 по 1989 год в Калифорнии. Защищал Чарльза Мэнсона, лидера коммуны "Семья", члены которой в 1971 году убили беременную жену режиссера Романа Полански актрису Шэрон Тейт и еще шестерых человек. В настоящее время Мэнсон отбывает пожизненный срок.
У меня бывали клиенты, которые с головой ушли в криминал, но их вину прокуроры не могли доказать. А раз доказательств нет, то и вины нет. В таком случае человек может быть свободен. Это американское правосудие.
Я легко решился взять дело Мэнсона. Моей целью было опровергнуть приемлемые с точки зрения закона доказательства, а их количество было мизерным. Обвинение основывалось на неподтвержденных слухах, что он якобы сказал тому парню совершить налет на дом Тейт; это нельзя было использовать в качестве доказательства в суде. Совершенно ясно, что с юридической точки зрения он был невиновен. Не было никаких свидетельств, что он связан с теми убийствами.
Газеты, журналы, фильмы подогревали любопытство публики: Мэнсон как воплощение человеческого зла. Чарли не был монстром. Таков будет вывод, если взглянуть на законные доказательства; если смотреть на него [Мэнсона] с объективной позиции, он приятный человек.
Я много размышлял над юридической стороной дела. А на той его стороне, где разворачивалась человеческая трагедия, я почти не бывал. Там много мифов; например, говорят, что ребенка извлекли из тела Тейт. Это неправда. Раны были нанесены не в живот, а в основном в области груди. Я не слишком-то много размышлял о [Тейт и других жертвах], потому что они стали жертвами конфликтов, к которым Чарли не имел никакого отношения. Я думаю, его прямое участие в преступлении было до прискорбного преувеличено.
К тому моменту, как я посетил дом, тела уже убрали. Место преступления было, я бы сказал, техническим. Ничто само по себе там не ужасало. Мелом было отмечено, где лежали трупы. Так что тут не было ничего потрясающего, как многие люди воображают. Я думал об этом без всяких эмоций. Жертвы – часть дела, но они не так уж материальны. Бывали дела, из-за которых я терял сон, но не в этом случае.
Люди меня спрашивают, чувствовал ли я когда-то, что нахожусь рядом со злом, а я не знаю, что им ответить. Чарли не преследует меня в снах, я даже думаю о нем очень редко.
Всякий раз, когда кто-то убит или ранен, я испытываю сожаление. Убийство малопривлекательно. Но я никогда не защищал преступников, чьими жертвами были дети.
Лоренс Ли, 61 год, руководит собственной фирмой в Ливерпуле и специализируется на уголовном праве. В 1993 году он представлял в суде 10-летнего Джона Венеблса. Мальчик обвинялся в похищении из торгового центра и убийстве двухлетнего Джеймса Балджера. Венеблс и соучастник его преступления Роберт Томпсон были признаны виновными и стали самыми юными убийцами в истории Объединенного Королевства. В 2001 году Венеблс был освобожден досрочно.
Кажется, это был звонок судьбы. Телефон звонил возле комнаты солиситоров в суде Ливерпуля. Он звонил всегда, и никто никогда не подходил ответить. Кроме того дня, когда снял трубку я. Голос спросил: "Там поблизости нет Лоуренса Ли?" От удивления я чуть не выронил трубку.
Я занимался многими делами о наркотиках; убийствами редко, лишь несколько весьма серьезных стрессовых случаев. К такому не подготовишься.
Я отправился на Лоуэр-лейн [в полицейский участок] и встретился с мальчиком. Он выглядел скорее на восемь, чем на десять лет и при первом допросе был настолько убедителен, что я поверил, будто его не было поблизости от торгового центра Strand. Он сказал, что вместе с Робертом Томпсоном был на Каунти-роуд, неподалеку от футбольной площадки.
После перерыва начался второй допрос, и ведущий его офицер сообщил: "Мы говорили с Робертом, и он признался, что вы были в Strand". "Мы не были в Strand, мы были на Каунти-роуд, я же сказал", – ответил мальчик. Молчание. "Ну, мы были в Strand, но к ребенку не прикасались". Этот момент мне был знаком. Он [Венеблс] выл и кричал, вскочил со стула, стал хвататься за маму, за полицейского. С того момента я знал, что это будет тяжкий путь.
Тем же вечером я смотрел Crimewatch (британская ТВ-программа о нераскрытых преступлениях, рассчитанная на помощь аудитории) и видел паренька, похожего на Джона Венеблса, на нем была куртка горчичного цвета. Я не мог уснуть. Утром перед уходом на работу я выглянул в окно, и мне показалось, что на стене через дорогу сидит уродливая фигурка ребенка. Я надел очки, оказалось, что там было что-то совершенно безобидное. Я не мог дождаться, когда вернусь в полицейский участок. Я ворвался в комнату и спросил Венеблса: "Какого цвета твоя куртка?" А он сказал: "Горчичного".
Постепенно он рассказывал о случившемся в Strand все больше. Он говорил, что они просто слонялись в том районе, но не делали ничего плохого. Во время ланча я ушел, чтобы дать ему передышку, а когда вернулся около двух, мне сказали, что он сознался в убийстве Джеймса. "Мы убили Джеймса. Пожалуйста, скажите его маме, что я сожалею".
Решение взяться за это дело было продиктовано смесью принципиальности и прагматизма. Юрист по уголовному праву, который отказывается от дела об убийстве, каким бы кошмарным оно ни было, не должен заниматься правом, вот и все. Если у тебя есть амбиции, ты, конечно, возьмешься. Меня преследовали кошмары – повторяющийся сон о том, как я выпадаю из поезда на аттракционе "комната ужасов" на ярмарке и он переезжает меня. Процесс закончился в ноябре, но от кошмаров я не избавился до января, когда уехал в отпуск. У меня были жуткие флешбэки. В день перед первым днем слушаний в суде мне пришлось посмотреть видео, на котором отыскивают труп. Я снял очки, чтобы не видеть. В тот же день мне пришлось идти в полицию, чтобы прочитать отчет патологоанатома. Больше всего меня потряс листок с дерева, прилипший к ступне. Я заплакал. Ужасно.
Судья Морланд дал [Венеблсу] восемь лет, но это вызвало протест со стороны семьи Балджера. Министр внутренних дел консерватор Майкл Говард увеличил срок до 15 лет. Когда мальчики решили обжаловать решение в ЕСПЧ, я перестал быть юридическим представителем Венеблса. До того момента я навещал его в следственном изоляторе. С начала процесса прошел год; королевский адвокат Брайан Уолш сказал, что каждый раз, как Венеблс видел меня, это возвращало его в прошлое, и что настало время начать перестраивать его жизнь. Мы решили, что наилучшим способом для этого будет нанять другого адвоката.
Венеблс, очевидно, сумел провести комиссию по условно-досрочному освобождению, потому что он снова нарушил закон (в 2010 году он попал в тюрьму за распространение в сети непристойных фотографий с детьми). Я был поражен. Вероятно, мне нечему было удивляться. Я всегда знал, что они могут быть на воле, но не освободятся никогда.
Если бы я сейчас его встретил, я бы, наверное, спросил, почему он снова нарушил закон. "Не хочу знать о 1993 годе, – сказал бы я, – но тебе был дан шанс изменить свою жизнь, что же пошло не так?"
Репутация адвоката в деле Балджера – это не клеймо, но процесс оказал на меня глубокое воздействие. Еще долго после завершения дела я не мог работать. У меня был, как я окрестил это, "пост-балджеровский синдром". Для меня было жизненно необходимо выговориться. Не хочу сказать, что я мог закончить в клинике для душевнобольных, но все же хорошо выбраться из этого кошмара.
Уильям Келли, два года назад ушел на пенсию, до того проработал 33 года юристом в Калифорнии. Он был адвокатом Чарльза Нга (китайская фамилия Ng по произношению похожа на "Энг" с очень коротким "э"), признанного виновным в убийстве 11 человек. В середине 1980-х вмести с Леонардом Лейком они похищали, пытали и убивали людей в одинокой хижине у подножия гор в Сьерра-Неваде. В настоящее время Нг находится в тюрьме Сен-Квентин в ожидании исполнения смертного приговора.
Единственное, в чем я был действительно хорош, – это выступления в суде. Если тебе нравится быть в зале суда – а мне нравилось, – то это может быть настоящим взрывом, выбросом адреналина. Особенно если случай интересный.
С моими клиентами я никогда не устанавливаю эмоционального контакта. Я однажды сделал такую ошибку, и она меня наизнанку вывернула. Пожалуй, я довольно меркантилен. Просто приводите их, и я их защищу. Так юрист совершенствуется.
Для меня дело Чарльза Нга было вершиной. Даже сама по себе просьба стать его адвокатом польстила мне. Меня заставило поколебаться вовсе не то, что подзащитный был монстром, а объем работы. Я не ошибся: на это дело ушло шесть лет.
Был ли я в ужасе от моего клиента? На месте убийства о таком просто не думаешь; думаешь только, что дойдешь до пределов ада, чтобы защитить этого человек так эффективно, как только можешь. Ты хочешь доминировать, хочешь победить противника. Сойдет подзащитному с рук преступление или нет – зависит от присяжных.
Необходимо было попытаться понять Чарльза Нга, чтобы защитить его. В наших отношениях не было настоящей сердечности, потому что он постоянно критиковал меня. Однако я объяснил ему, что я опытный юрист и все будет по-моему.
Видеозапись была жестокой. Когда я впервые ее увидел, я сказал себе: "Ух ты". А еще я подумал: "Черт, это скверное доказательство". На одной записи была Бренда О'Коннор. Она хотела знать, где ее ребенок, сопротивлялась, спорила и бесновалась. Они [преступники] сказали: "Мы унесли отсюда твоего ребенка, с ним все в порядке". Это было неправдой, ребенок так и не был найден. Они потом положили ружье на стол, как бы говоря: "Теперь ты наша". После просмотра – ошеломленное молчание. Не помню, спал ли я в ту ночь, предполагаю, что нет. После этого я с десяток раз пересматривал записи. Психологическое воздействие таким образом уменьшается, начинаешь искать зацепки.
Зал суда был полон, ни одно место не пустовало, и так каждый день в течение всего процесса. Некоторые из родственников жертв ненавидели меня. Нельзя успешно вести дела об убийствах, если в своем отношении к жертвам даешь волю эмоциям. Нужно быть очень, очень объективным. И холодным. В некоторой мере можно посочувствовать – скажем, в первый день слушаний, когда они плачут на галерее. Но как только молоток совершает удар и игра начинается, то все, они просто больше не являются частью твоих занятий.
Нужно уметь предсказывать, когда тебе нужна реакция присяжных, знать, на какую кнопку надавить. Зал суда – это театр убеждения. И ты проделываешь то, что тебе нужно, – в границах этики.
Когда дело закончилось, я был измотан. Я все бросил и махнул в Ирландию. "Гинессо-терапия". "Гинесс" и гольф.
Серьезно, я рад, что на моем счету дело Чарльза Нга, но снова я бы за такое не взялся. Это вытягивает из тебя слишком много сил и эмоций. У меня были отношения, которые закончились, и ощущения очень похожи на те, что остались от этого дела: нечто, что никогда не оставляет тебя.
На каминной доске у меня стоят несколько фигурок оригами, сделанных Чарльзом. В этом есть определенная странность. Он был артистичным, очень креативным парнем. Мне нравится искусство. Поделки напоминают мне об этом опыте.
Автор статьи
Читайте также: