Патернализм в россии сильное государство как отец своим гражданам

Обновлено: 25.04.2024

Большинство населения поддержало законы о черных списках интернет-сайтов, «иностранных агентах» и уголовном наказании за клевету

Исследование аналитиков Левада-центра показало, что большинство российских граждан поддерживают законы, с помощью которых, по мнению оппозиционно настроенного населения, «закручиваются гайки» в стране.

Ряд политологов предположили, что такое отношение к действиям властей есть следствие патернализма – отношения к государству как к отцу. Сам собой напрашивается вывод, что те, кто против власти, страдают эдиповым комплексом. Но обо всем по порядку.

Громкие поправки, принятые Госдумой за последние несколько месяцев, вызвали бурю негативных отзывов у людей, мягко говоря, не поддерживающих нынешний курс власти. Зато большинство граждан только поприветствовали эти изменения в законодательстве.

Возвращение уголовного наказания за клевету, введение понятия «иностранный агент» для некоммерческих организаций и создание черного списка интернет-сайтов – все эти изменения нашли отклик в сердцах граждан.

Так, например, возвращение клеветы в список уголовно наказуемых преступлений считают правильным 58% опрошенных. Против оказались лишь 20%. Введение жесткого контроля за интернет-ресурсами и создание списка запрещенных сайтов считают правильными 62% респондентов. Против высказались лишь 16%.

45% граждан назвали правильными поправки, обязавшие некоммерческие организации, финансируемые из-за рубежа, регистрироваться как «иностранные агенты». Против этих поправок выступили 18% респондентов.

Цифры шокирующие. Таких результатов мало кто ожидал. Зато какой простор теперь открылся для самых разных прогнозов и высказываний политологов, социологов и простых блогеров!

Впрочем, многие вообще предпочли воздержаться от ответа. На вопрос об НКО затруднились ответить 37% респондентов, а на вопрос о клевете и черном списке сайтов не смогли ответить 22% респондентов.

Как заявил «Коммерсанту» руководитель Центра развития демократии и прав человека Юрий Джибладзе, это свидетельствует лишь о том, что граждане «плохо понимают, о чем идет речь». Причина этого «непонимания», по мнению Джибладзе, – недостаток информации. Из-за этого многие граждане просто не понимают реальных «последствий применения законов».

В частности, 36% респондентов считают, что возврат в УК статьи о клевете сможет в «полной мере защитить права оклеветанных граждан», а 22% видят в этой поправке стремление «оградить представителей власти от необоснованных обвинений». Еще 27% сочли поправки в УК РФ способом «оградить представителей власти от критики со стороны общества».

В отношении списка запрещенных сайтов у граждан более однозначное мнение: 52% опрошенных считают, что черный список необходим для того, «чтобы поставить заслон детской порнографии и пропаганде самоубийств».

Мнения граждан о том, что с новыми поправками власть получила в свои руки новые возможности для цензуры, разделились. Так, 44% опрошенных согласились, что закон о клевете будет использован для того, чтобы закрыть рот неугодным власти. 43% с этим утверждением не согласились.

По мнению 34% опрошенных, список запрещенных сайтов создан исключительно в целях цензуры, однако 51% респондентов так не считают.

Как заметил по этому поводу заместитель директора Левада-центра Алексей Гражданкин, сегодня свобода вообще и свобода слова в частности интересуют лишь небольшую часть общества. Для большинства же населения свобода несет «элемент угрозы», считает социолог. Поэтому государство «уравняло» свободу, чтобы не было «шибко свободных, будь то девочки из Pussy Riot, будь то люди, которые выходят на митинги».

По мнению эксперта Московского центра Карнеги Марии Липман, такие тенденции в обществе связаны с тем, что в России сейчас господствуют «патернализм и иждивенчество». «Это – традиционное мировоззрение российского, а до этого советского человека, что государство должно доминировать над обществом. Представление о том, что государство всесильно, а мы бессильны», – заявила Липман.

К слову, проведенные 20-23 июля опросы показали, что 82% респондентов считают, что «государство должно больше заботиться о людях». Словом, патернализм (государство – отец, народ – ребенок) налицо, о чем неоднократно заявляли отдельные политологи.

По мнению Юрия Джибладзе, такое отношение к государству связано с тем, что у российских граждан нет опыта жизни «при работающих демократических институтах».

Впрочем, полагают некоторые эксперты, корни патерналистской традиции в русской культуре, в т. ч. и политической, лежат глубоко в прошлом, в крестьянской патриархальной семье. Именно оттуда вышли и «царь-батюшка», и «отец народов», и «отец нации».

«Патернализм. порождает и многочисленных идеологических «оруженосцев», готовых на все лады восхвалять вождей, оправдывать в глазах людей самые негативные их действия и решения». «Вековые монархия и самодержавие породили другую традицию – патернализм. Он выражается в насаждении в общественном сознании идеи о непогрешимости носителя верховной власти, его обожествлении и одновременно в неограниченном произволе, бесправии и раболепстве подданных, отрицании свободы и демократии».

Эти большие цитаты – из учебника «Теория государства и права» под редакцией профессора Алексеева, по которому учатся многие студенты юридических вузов.

Однако, несмотря на критику патернализма, изжить его не удалось ни в советский, ни в «демократический» периоды российской истории.

Соответственно, раз государственная власть – отец, а Россия – мать, то, вспомнив отца психоанализа Зигмунда Фрейда, несложно сделать вывод, что оппозиция – люди, одержимые эдиповым комплексом.

Российский писатель Михаил Успенский довольно емко, пусть в сатирической и утрированной форме, описал эдипов комплекс так: «Всякий младенец, лелеемый отцом-матерью, только и мечтает, собака этакая, чтобы батюшку родного порешить, а над матушкой нечестивым образом надругаться».

А ведь именно так рассматривают большинство населения «тех, кто против». Мол, пусть у нас папаша и не подарок, зато кормилец и защитник. А эти, «оранжевые» и «иностранные агенты», еще невесть что с Россией сотворят.

Все это не к тому, плох патернализм или хорош. Просто с этой точки зрения многое становится понятнее. И то, почему протест Болотной в конце концов захлебнулся сам в себе, и третий (не последний) срок Путина. да и вообще – почему мы имеем то, что имеем.

Переход от советского общества к новому российскому экономически и идеологически свободному обществу, официально начатый в 1991 году, длится уже достаточно давно, однако точно определить степень его завершенности, находясь непосредственно внутри, представляется довольно трудным не только для обычных людей, но и для экспертов. В любом случае, сейчас мы невооруженным взглядом можем наблюдать значительные сдвиги в сторону западной (преимущественно американской) модели устройства общества. К сожалению, подобные преобразования зачастую не учитывают русский менталитет, православную культуру и советские привычки, сохранившиеся со времен СССР. Одной из таких особенностей, имевшей место быть в российском обществе последние 1000 лет (включая советский период), является патернализм.

Патернализм – это система отношений, основанная на покровительстве и отеческой заботе со стороны вышестоящего, а также уважении и исполнительности со стороны нижестоящего. При таком подходе отношения в группе (государстве, коллективе и т.д.) выстраиваются подобно отношениям отца и детей внутри семьи.

До революции патернализм на государственном уровне имел вид:
Царь ► народ; а на хозяйственном: барин ► крестьяне (процесс реформации этой системы был прерван революцией). После революции на государственном уровне: партия в лице ее руководителя ► советские граждане; а на хозяйственном: директор предприятия ► рабочие.

Однако патерналистская система отношений сформировалась именно в дореволюционные времена и была рассчитана на функционирование в монархической среде с главенством божественного права. Государь, Помазанник Божий, заботится о благополучии народа настолько же искренне, насколько народ верит ему и следует за ним. При этом у государства в лице монарха нет никаких прописанных формальных обязательств перед народом, единственное, что контролирует волю правителя – это его совесть, и единственный перед, кем он отчитывается это Бог. Таким образом, получая опеку от государства люди практически не в состоянии ее оценить, так как единственный критерий, который у них есть – это сравнение с прошлым. Из-за этого проявления опеки почти всегда расцениваются положительно, а проявления каких бы то ни было наказаний или репрессий воспринимаются, как справедливая мера. Также, только менее строго, патерналистская система работала и в хозяйственных отношениях. Помещик выступал как бы в роли холдинговой компании, осуществляя руководство над «дочерними» крестьянами. Часть доходов он забирал себе, но при этом практически не вмешивался в процессы производства и распределения продукции и средств производства. Барин мог давать крестьянам юридические консультации и оказывать материальную помощь в случае их желания создать собственное предприятие. Таким образом экономическое благополучие людей зависело исключительно от качества их работы.

С приходом к власти коммунистов, провозглашающих идею всеобщего социального благополучия, подразумевающего получение всех возможных благ от государства бесплатно в неограниченном размере и при том самых лучших, сущность патернализма сильно изменилась. Теперь у людей появилось четкое представление, что должно им государство, а именно ВСЁ. Отныне отеческая опека, представляющая из себя суровый, но в то же время добрый надзор издалека и помощь редким советом, позволяющую ребенку самому всему научится, превратилась в перманентное материнское опекание, удовлетворяющее абсолютно все нужды ребенка и не дающее сделать ему ни одного самостоятельного шага. Самое главное, что мать не может хвалить и поощрять только одного, самого способного ребенка, как это делает отец, подогревая конкурентную борьбу. Если у женщины несколько детей (а в государстве граждан всегда много), то она будет создавать дополнительные искусственные условия, стараясь уравнять их достоинства и недостатки, что бы они делали успехи вместе. Таким образом способные и перспективные представители общества получают «палки в колеса», а средние или вовсе ни к чему не способные - ресурсы и возможности, которыми не сумеют эффективно воспользоваться.

Однако, не смотря на свой социалистический уклад, советское общество было крайне тоталитарным и применяло жесткие репрессии к тем, кто пытался не работать и получать при этом положенные ему социальные блага, а также к тем, кто был недоволен качеством предоставленных благ. Такое обращение позволяло сохранять порядок в обществе и темпы экономического развития (не считая «застоя» в поздний советский период). Современная Российская Федерация сохранила в себе советские установки социального государства (часть на бумаге, но еще больше в сознании и привычках людей), тем самым равняясь на европейские социал-демократические республики. Но не стоит забывать, что в западном мире патернализм практически не развит, а идея социального обеспечения граждан возникла как необходимость сдерживания волнений и протестов низших классов против угнетения. Подобные условия позволяют сохранять идею опеки только на уровне государство ► граждане, в хозяйственных же отношениях руководители ведут себя с подчиненными формально и строго, не допуская нежности и излишней заботы.

В России концепция социального государства, имеющего долженствовательный характер, оказывает негативное воздействие, когда дело касается взаимоотношений начальника и его работников. Распускается и зацветает излишняя опека сначала в голове руководителя, а уже потом в душах сотрудников. Идея того, что главенствующий несет ответственность за полное благополучие подчиненных, и желание во что бы то ни стало удержать способные кадры, приводит к тому, что начальник старается сохранить в компании всех сотрудников: и хороших, и посредственных – чтобы никого не обидеть и не отпугнуть своими «зверствами». Подчиненные чувствуют трепетное отношение босса, и те из них, кто не обременен трудолюбием, пользуются этим чтобы облегчить свое пребывание на рабочем месте. А за их леность вынуждены расплачиваться энергичные и трудолюбивые. Не выдерживая такой обстановки, сильные люди уходят, а в компании остаются лишь некомпетентные и, так называемые, «засидевшиеся» (те, кому уже пора бы уступить место молодым). В страхе от того, что теряет сотрудников, руководитель еще больше смягчает свое поведение, тем самым ухудшая состояние дел внутри фирмы. Секрет в том, что он сам – опекаем. Система социального государства создает в умах людей модель поведения слабого и зависимого существа, которому всё должны «подносить на блюдечке» только за то, что он существует в этой системе. Таким образом, руководителю зачастую гораздо проще представить себя на месте слабого, но не сильного сотрудника, поэтому внутри компании создается обстановка благоприятная для слабых, а не сильных специалистов и работников, делающая всех слабее.

Выход из такой ситуации я вижу в отказе от концепции социального государства на общефедеральном уровне. Помимо возврата к здоровому русскому патернализму в хозяйственных отношениях, данный шаг позволит, на мой взгляд, улучшить ситуацию в ряде других проблемных сфер жизни российского общества. Однако, к сожалению, концепция социального государства глубоко засела в умах людей, которые не хотят расставаться с опекой и самостоятельно обеспечивать свою жизнь. Это легко проследить, вспоминая программы кандидатов в президенты Российской Федерации на выборах 2018 года. Ни один из них, даже сторонники правых идей, не обозначил в своем плане отказ от социального попечительства со стороны государства. Напротив, все кандидаты обещали увеличить всевозможные выплаты, пособия и усилить вмешательство служб и чиновников в экономическую и социальную жизнь граждан. Таким образом народные представители пытаются сыскать поддержку среди граждан.

Безусловно есть люди, инвалиды и сироты, которым помощь просто необходима, но это довольно малая часть населения, которая не оказывает психологического воздействия на окружающих. Никто не готовится стать сиротой или инвалидом, и ни один нормальный человек не согласится отдать руку ради пенсии. Другое дело безработные, пенсионеры по возрасту или матери-одиночки. В таком положении может оказаться каждый, и знание о том, что государство о них позаботиться развращает. И хотя, как я уже писал выше, политики перед выборами обещают социалку, на деле правительство проводит пенсионную реформу, пусть и корявую, но внушающую надежду, что молодое поколение начнет более ответственно относится к своей работе и своему будущему.

Патернализм — это вмешательство в жизнь людей ради их собственного блага. Этот термин отсылает к идее семьи, в которой доброжелательный отец воспитывает своих детей и заставляет их что-ибо делать, даже если вмешательство в их жизнь идёт против их желаний и вынуждает делать то, чего они не хотят. Хотя люди и могут относиться друг к другу патерналистски, как например, врач, лгущий об опасном заболевании ради спокойствия пациента, однако, применяют этот термин чаще к законодательству, направленному на то, чтобы вынудить людей сделать определённый выбор для своего блага. Нормы, ограничивающие оборот и приём наркотиков, обязывающие использовать ремни безопасности, запрещающие добровольную эвтаназию, как правило, направлены на то, чтобы не дать людям причинить себе вред, даже если люди против этого. Подобные законы называются юридическим патернализмом или узким патернализмом, чтобы отличить его от широкого патернализма , которое включает в том числе и частное применение патерналистского насилия.

Юридический или узкий патернализм может быть разных типов. Жесткий патернализм поддерживает законы, которые запрещают или заставляют делать индивидуумов определённый выбор. Мягкий патернализм оставляет свободное пространство для выбора, но применяет насилие более тонко, манипулируя поведением индивида посредством пропаганды с помощью поощрения или порицания решения, которые могут быть выражены в виде субсидий и налогов или создания препятствий для добровольных действий: требование приобрести лицензию или пройти период ожидания, прежде чем предпринять определённые действия.

Другое различие, связанное с правовым патернализмом, заключается в определении того, где находится благо и интересы индивидуума. Торквемада, испанский инквизитор, действовавший патерналистстки, сказал бы, что он, пытая людей, заставляя их исповедаться в своих грехах, делает это в их же интересах, чтобы спасти их от вечного адского огня, который, по его мнению, был бы бесконечно хуже боли от пытки. По мнению Торквемады, истинная природа интересов личности раскрыта религиозными текстами и религиозными авторитетами. Этот тип религиозного патернализма основывается на теологическом понимании блага индивида, которое существует сегодня в некоторых теократических исламских республиках и иногда даже поднимает голову в относительно светских обществ. Эта точка зрения часто тесно связана, с моральным патернализмом, хотя и не идентична ему. Порнография, например, часто запрещается, чтобы защитить производителей и потребителей контента от якобы вредных последствий морального характера. Патернализм благосостояния ( Welfare paternalism) касается благополучия в широком смысле этого слова. Например, законы, запрещающие определённые жирные продукты, оправданы заботой о здоровье человека и призваны защитить его от неосмотрительных диетических предпочтений. Такой подход может вызвать определенную нравственную дилемму.

До появления либеральных политических настроений в XVII веке, юридический патернализм в политике редко подвергался сомнению. На протяжении всей истории рабов считали очень похожими на детей старшего возраста, не имеющих полной способности к самоуправлению. И эта их несамостоятельность якобы оправдывала патерналистское отношение со стороны хозяев. Аристотель, как известно, утверждал, что, поскольку некоторые люди не имели полноценной способности к рациональным суждениям, они являлись «естественными» рабами, поэтому им требовалось патерналистское руководство. Женщин же Аристотель считал чем-то средним между естественными рабами и полностью рациональными мужчинами. Хотя женщины были способны к рациональности, они, в большинстве своем, были слишком эмоциональны, чтобы проявить ее в полной мере, и поэтому нуждались в патерналистском наставлении от отцов и мужей. Эта точка зрения была распространена на Западе до конца XX века и до сих пор поддерживается в большинстве стран мира.

Либерализм, который развился отчасти как реакция против явного патернализма монархических, аристократических и рабовладельческих обществ, в целом, стремился минимизировать посягательства государства на индивидуальную свободу. Либеральные взгляды на естественное равенство хоть и стали популярны, однако далеко не все люди считались одинаково способными к самоуправлению. Юридический патернализм относительно женщин и рабов продолжал действовать даже в странах с недвусмысленно либеральными конституциями, таких, как США, где также существовала идея, что некоторые люди ограничены в развитии своих способностей. Это мнение широко распространилось в качестве оправдания колониального правления со стороны либеральных правительств. Считалось, что в интересах «отсталых» людей подчиняться отцовскому правлению «цивилизованных» государств.

Правоориентированные философы классического либерализма, как Иммануил Кант, исключали юридический патернализм, как принципиально противоречащий автономному существованию практического разума, который он считал самоценным. Согласно Канту, права личности на создание и применение собственной концепции добра имеет важное значение для достоинства человека. Нарушать его право — значит давить на личность с предельным неуважением.

Правительство может быть создано на основе принципа доброжелательности по отношению к людям, по аналогии отношения отца к своим детям. При таком патерналистском правительстве, субъекты, как незрелые дети, не могут определиться с тем, что действительно для них полезно, а что нет. Они будут вынуждены вести себя пассивно и полагаться на мнение главы государства о том, что есть счастье и о том, что глава государства искренне желает его своим подданным. Такое правительство — это максимально возможный деспотизм.

Такие либералы-утилитаристы, как Джереми Бентам и Джон Стюарт Милль, утверждали, что допущение легального патернализма может иметь плохие последствия для благосостояния людей — и потому не должно применяться. Классический пример либерального антипатернализма это произведение Милля «О свободе», в котором он объясняет «принцип вреда» для законного правительственного вмешательства.

«Единственная цель, для которой власть может правомерно применяться по отношению к цивилизованному члену общества против его воли — это предотвращение нанесения ущерба другим. Его собственное моральное или физическое благо не является основанием».

Милль утверждал, что индивидуум, скорее всего, является сам для себя лучшим судьёй, действуя в интересах собственного блага. Когда же человек (или группа) заменяет собственное суждение чьим-либо другим, он отказывает себе в возможности развивать способность к принятию решений и учиться на ошибках. Как правило, способность к суждению улучшается с помощью практики, поэтому люди должны быть свободны учиться на своих ошибках и иметь право принимать решения, даже если иногда они могут от этого пострадать. Наконец, истину найти почти невозможно и никто не может быть полностью уверен, что он её постиг, особенно когда речь идёт о вопросах ценности. Разрешение людям действовать на основе иных разнообразных мнений о том, что есть благо для человека, расширяет для человека пространство выбора, позволяя проводить в своей жизни эксперименты, которые могут закончиться хорошо, а могут закончиться и плохо. Патерналистское вмешательство зачастую предполагает сомнительную концепцию общего блага, подрывающую процесс культурного развития. Поэтому, если действия индивида не причиняют вреда другому, он должен быть наделен свободой действовать в соответствии со своими собственными суждениями, будь то святые или греховные, хладнокровно рациональные или импульсивно эмоциональные.

Юридический патернализм прямо не согласуется с либератарианской философией XX века, которая основана на отказе от инициации агрессивного насилия. Если люди не могут быть принуждены по любой причине, то, очевидно, они не могут быть принуждены и для их собственного блага. Однако, даже либертарианцы, придерживающиеся этого принципа принуждения, признают, что юридический патернализм может быть оправдан, когда отдельные лица, как дети, старики и умственно отсталые люди, не способны осознанно и ответственно действовать в своих интересах. Поэтому неизбежно ставится вопрос о том, как провести грань между людьми, способными принимать решения, и людьми, которые решения принимать не способны. Какие способности необходимы для автономного поведения? При каких условиях люди могут эффективно их использовать? Должен ли человек иметь целостную систему ценностей? Должны ли наши суждения быть свободными от искажающих эмоций?

Недавние работы в так называемой поведенческой экономике вызвали новый интерес к проблемам, связанной с патернализмом. В частности, появилось такое понятие, как либертарный патернализм , который вызвал многие противоречия из-за кажущегося оксюморона в самом названии. Авторы, опираясь на последние работы в области психологии, демонстрируют, что индивиды не действуют так, как предсказывает стандартная интерпретация микроэкономической теории. Поскольку эта теория предполагает создание определенных условий, необходимых для рационального поведения, расхождение с теорией на практике принимается за поведение иррациональное. Такое поведение требует своего рода «мягкого» патерналистского вмешательства.

Одним из наиболее обсуждаемых примеров либертарианской патерналистской политики является правовая норма, в соответствии с которой работодатели должны зачислять работникам средства на их пенсионные инвестсчета. Сотрудники могут отказаться от участия в пенсионной программе, но если они ничего не делают, то работодатель обязан зарегистрировать их по умолчанию. Такая политика считается либертарианской, потому что она оставляет работнику свободу выбора — участвовать или нет. Тем не менее, стандартная либертарианская точка зрения заключается в том, что отдельные лица и фирмы должны иметь право обсуждать условия трудовых договоров. Если работник и работодатель не могут свободно заключать договор, который не включает в себя программу отказа от сбережений, тогда политика вряд ли является либертарианской в стандартном смысле. Тем не менее, стандартная либертарианская точка зрения такова. И этот патернализм не является мягким, как это иногда утверждают. Скорее, подобное вмешательство в рынок труда — это то, что известно, как нечистый патернализм — когда некоторые люди вынуждены защищать благосостояние других людей, как, например, в случае, когда изготовление сигарет становится незаконным с такой же целью. В случае сберегательной программы работникам по патерналистски запрещается заключать альтернативные трудовые договоры в силу принудительного государственного регулирования работодателей. Действительно, большая часть трудового регулирования является патерналистской и предназначена для предотвращения причинения вреда работникам, из-за заключения недопустимых трудовых договоров.

В более общем плане недавнее интеллектуальное возрождение патернализма, основанное на новых психологических открытиях, похоже, путает экономические модели рациональности с теорией минимальных условий, при которых люди способны действовать эффективно от своего имени и в соответствии со своими собственными представлениями о добре. Как следствие, когда обнаруживается, что модели не применимы к реальным людям, некоторые авторы приходят к выводу, что существует некоторая проблема с рациональными способностями отдельных реальных людей, которых они помещают в подобие категории, отведенной Аристотелем для женщин, то есть — в принципе рациональных субъектов, не способных, однако, осуществлять рационально действовать без патерналистского надзора. Однако, поскольку соответствующие психологические выводы являются общими, мы, кажется, остаемся без полностью рационального класса патерналистских наблюдателей. Чиновники так же ограничены, как и все мы. Но если наши рациональные способности достаточно хороши, чтобы доверять политикам и бюрократам благосостояние миллионов граждан, то может показаться, что они также достаточно хороши, чтобы доверять гражданам заботиться о себе.

Литература:

Camerer, Colin, Samuel Issacharoff, George Loewenstein, Ted O’Donoghue, and Matthew Rabin. “Regulation for Conservatives: Behavioral Economics and the Case for ‘Assymetric Paternalism.’” University of Pennsylvania Law Review 151 no. 3 (January 2003): 1211–1254.

Glaeser, Edward. “Paternalism and Psychology.” University of Chicago Law Review 76 (Winter 2006): 133–156.

Husak, Douglas. “Legal Paternalism.” The Oxford Handbook of Practical Ethics . Hugh LaFollette, ed. New York: Oxford University Press, 2003.

Kant, Immanuel. “On the Common Saying: ‘This May Be True in Theory, but Does Not Apply in Practice.’” Political Writings. New York: Cambridge University Press, 1970.

Sunstein, Cass R., and Richard H. Thaler. “Libertarian Paternalism.” American Economic Review 93 no. 2 (May 2003): 175–179.

Популярный сегодня подход к политике, который известен под названием «новый патернализм», опирается на идеи «поведенческой» (или «бихевиористской») экономики. В просторечии этот подход известен также как политика наджа (в переводе с английского « nudge » — «подталкивание»). Сегодня на специалистов в этой теме существует огромный спрос. Когда Барак Обама в первый раз пришел к власти, то команду экспертов, которых он набрал, называли «поведенческая команда мечты». Один из ведущих бихевиористов Касс Санстейн стал «царём по регулированию», что на сленге Вашингтона означает главу подразделения, через экспертизу которого должны проходить все документы, выходящие из-под пера администрации. Бывший премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон создал специальный комитет по бихевиористской политике и пригласил одного из главных поведенческих экономистов Ричарда Талера в качестве своего неофициального советника.

Кэмерон говорил, что цель этого комитета — убедить людей делать выборы, которые будут выгодны и им самим, и всему обществу. Это замечательное высказывание, но слово «убедить» здесь лишнее, потому что надж — это совсем не про убеждение.

Идея наджа стала фишкой в коммерческих кругах. Рекламная кампания «с наджем » стоит в полтора-два раза дороже, чем «без наджа ». Именно здесь, на стыке бихевиоризма и патернализма, проходит передний край интеллектуального противостояния между теми, кто доказывает необходимость ограничения свободы индивидов и теми, кто выступает за ее расширение (или по крайней мере не-сужение).

Патернализм: как он работает?

В социальной философии под патернализмом понимаются любые формы вмешательства в жизнь человека помимо его воли со стороны третьих лиц — государства, семьи, церкви — на том основании, что такое вмешательство улучшает положение индивида или предотвращает нанесение им вреда самому себе. Таким образом, о патернализме мы можем говорить при наличии двух условий: первое — человек принуждается к поведению, которое сам он бы не выбрал, второе — это вмешательство осуществляется не в пользу того, кто его осуществляет, а в пользу того, кого принуждают. Неявно предполагается, что сам человек не понимает, в чем его счастье, а некое третье лицо может и даже должно принудить его к достижению этого счастья.

Хотя патернализм бывает не только государственным, но и частным, в современном лексиконе речь идет именно о государственном патернализме — то есть о случаях, когда государство ограничивает свободу людей в их же собственных интересах. Примеры такого патернализма многообразны: обязательные взносы в систему соцстрахования, запрет езды на мотоциклах без защитных шлемов, принудительное переливание крови больным детям, даже когда религиозные взгляды их родителей этого не допускают. Естественно, что классическая модель патернализма — это родительское отношение к детям. Когда родители говорят ребенку: «Не смотри телевизор! Не играй со спичками!», они проявляют патерналистское отношение, отеческую заботу по отношению к ребенку, который еще недостаточно рационален и может нанести вред самому себе. Когда же мы говорим о государственном патернализме, речь идет об опеке по отношению к взрослым, дееспособным людям. Предполагается, что они достаточно рациональны, чтобы голосовать на выборах за своих будущих «опекунов», но недостаточно рациональны, чтобы понимать, питаться им в фастфудах или нет, выбирать ту или иную программу пенсионного страхования или нет.

Человек и рациональность: старый и новый подходы

Надо сказать, что стандартный подход в экономической теории был жестко критичен по отношению к любым формам патернализма. Это связано с концептуальными основами традиционной экономической теории — моделью рационального выбора. Предполагается, что человек — это рациональное существо. Рациональность же в экономической теории понимается чисто формально как согласованность, упорядоченность предпочтений, которые есть у человека. Предполагается, что человек ведет себя последовательно, непротиворечиво. Существует огромное количество формальной литературы относительно того, при каких условиях поведение человека можно считать рациональным. Но с точки зрения психологии два условия рациональности являются самыми важными.

Во-первых, это транзитивность предпочтений человека. Если я предпочитаю яблоко апельсину, а апельсин банану, то я должен предпочитать яблоко банану. Если же я предпочитаю банан яблоку, то тогда мои предпочтения оказываются циклическими, а значит, нерациональными, и человек, который об этом знает, может путем последовательного предложения обменных сделок полностью выкачать из меня деньги. Этот мысленный эксперимент называется «денежный насос», и он служит наиболее рельефным аргументом к тезису о том, что предпочтения людей должны быть транзитивными.

Второе важнейшее в практическом смысле условие рациональности — это то, что наши предпочтения должны быть независимыми от контекста . Наши решения должны быть одними и теми же, когда нам предъявляют различные описания одной и той же ситуации. Представим себе, что я выставляю на стол бутылку водки и бутылку коньяка, которая стоит справа. Вы выбираете коньяк. Потом я снова ставлю две эти бутылки, но теперь справа оказывается водка. Вы выбираете водку, и так повторяется всегда. Этот мысленный эксперимент означает, что, строго говоря, у вас нет предпочтений между коньяком и водкой. Ваш выбор определяется не предпочтениями, а контекстом (как принято говорить в поведенческой экономике — « фреймом »). Ваш выбор зависит от того, как поставлены эти бутылки, а не от предпочтений. В этом случае тоже поведение человека оказывается нерациональным.

Идея полностью рациональных индивидов имеет для традиционной экономической теории не только аналитическое, но и нормативное значение. Такой подход можно назвать велфиристским — это означает, что благосостояние любого человека состоит в полноте удовлетворения его предпочтений, а предпочтения, как мы помним, являются рациональными и хорошо упорядоченными. Соответственно, благосостояние общества — это сумма благосостояний индивидов, из которых оно состоит. Если люди являются рациональными, то это накладывает жесткие ограничения на возможности вмешательства государства, поскольку интересы людей известны им самим лучше чем кому-либо. Не остается пространства для вмешательства — люди уже сами приняли оптимальные решения, и улучшать дальше уже некуда. В экономической теории эта идея обозначается как суверенитет потребителя. Потребитель самостоятельно принимает правильные решения, а любые попытки улучшить то, что и так уже оптимально, только ухудшат положение. Поэтому если экономическая теория и санкционирует какие-то формы государственного вмешательства, то только в форме манипулирования бюджетными ограничениями. Вводя налоги, субсидии, трансферты и так далее, мы можем изменить поведение человека, не вмешиваясь непосредственно в процесс принятия им решений.

Эта жесткая антипатерналистская установка традиционной экономической теории была действенным ограничителем для экспансии государства. Одно дело — вмешиваться в жизнь людей, не имея на это теоретической санкции, и другое дело, если это нам предписывает академическая наука.

Бихевиоризм на практике

Поведенческая экономика родилась в середине 1970-х на стыке психологии и экономики. Ее отцы-основатели — Амос Тверски, Дэниел Каннеман и Ричард Талер. Двое из них, Дэниел Каннеман и Ричард Талер, получили Нобелевские премии по экономике, а Амос Тверски скончался слишком рано, иначе бы тоже был одним из нобелиантов. Это одно из самых современных и бурно развивающихся направлений современного экономического анализа.

Главное содержательное отличие поведенческой экономики от традиционной — это отказ от конвенциональной модели рационального выбора, отказ от представления о рациональности поведения экономических агентов. Позитивная программа поведенческой экономики заключается в поиске поведенческих аномалий и когнитивных ошибок — того, что по-английски называется «bias».

Бихевиористы показывают, что реальное поведение людей имеет очень мало общего с гиперрациональным поведением homo economicus . В экспериментальной среде демонстрируется, что люди ведут себя нерационально и нарушают аксиомы рационального выбора. Но если мы отказываемся от предпосылки рационального поведения людей, то отсюда следуют очень серьезные нормативные выводы.

Если предпочтения людей нерациональны, то на каком основании их нужно уважать? На каком основании нужно предоставлять суверенитет потребителю, если его поведение, как мы знаем, нерационально? Соответственно, поведенческая экономика снимает запрет на патерналистское вмешательство в жизнь людей. Она резко расширяет поле для государственного активизма, которое ограничивала традиционная экономическая наука.

Согласно нормативной программе поведенческой экономики, известной как «новый патернализм», прямое вмешательство в процесс принятия решений индивидами не только возможно, но и необходимо , если мы печемся об их благосостоянии. Поведенческие ошибки чреваты серьезнейшими потерями и для отдельных людей, которые совершают эти ошибки, и для всего общества в целом. Возникает вопрос: а способно ли государство устранять вот эти поведенческие провалы? Поведенческая экономика отвечает: безусловно, да. А себе бихевиористы отводят роль социальных терапевтов, прописывающих обществу необходимый курс лечения. В их глазах общество — это гигантская психотерапевтическая клиника, где поведенческие экономисты — врачи, а мы все — пациенты. А государство должно направлять поведение нерациональных агентов в рациональное русло, защищая их от самих себя.

Одновременно многие традиционные формы государственного вмешательства оказываются под вопросом. Если мы имеем дело с нерациональными агентами, то как бы мы ни манипулировали субсидиями, налогами, трансфертами, нерациональные индивиды могут отреагировать так, что всем будет хуже! Поэтому главной формой вмешательства государства в жизнь людей оказывается прямое вмешательство в процесс принятия решений . Де-факто получается, что иррациональные частные агенты отодвигаются в сторону, а на первый план выходят рациональные агенты в лице государства.

Полная видеозапись лекции Р.И. Капелюшникова «Поведенческая экономика и новый патернализм»

Старый и новый патернализм

Чем патернализм, который проповедует поведенческая экономика, отличается от традиционного? Традиционный патернализм, как правило, носил религиозную, моралистическую окраску. Опекун проецировал на опекаемого свои собственные предпочтения и направлял его поведение так, чтобы их удовлетворять. Предполагалось, что религиозный проповедник или моральный авторитет лучше знает, в чем благо человека.

Два принципиальных отличия нового патернализма от старого таковы:

1) Роль нормативного стандарта отводится субъективным предпочтениям самого человека. То есть мы направляем индивида не на то, чтобы удовлетворять потребности опекуна, а на то, чтобы удовлетворять предпочтения самого опекаемого. Именно его предполагаемые предпочтения являются целью, к которой мы стремимся;

2) Предполагается, что вмешательство государства вовсе не обязательно должно быть связано с ограничением свободы выбора человека, поэтому одно из названий нового патернализма — это либертарианский патернализм. Цитаты из Санстена и Талера: «государство должно сохранять максимально широкую свободу выбора человека», «государство должно лишь особым образом структурировать поле выбора, оставляя принятие окончательных решений на усмотрение самих людей» (Sunstein, Thaler, 2003a) (25.14).

В книге Талера и Санстейна « Надж » приведен следующий пример. Представим, что в некоторой фирме действует кафетерий. Директор кафетерия знает, что потребители являются нерациональными существами и они делают свой выбор в зависимости от контекста. Если в начале стойки с продуктами находятся овощи-фрукты, покупатели выбирают их. Если сладости — то они выбирают сладости. Выбор людей зависит от фреймирования — от того, как расположены блюда. Во-первых, отсюда следует, что как бы мы не расставляли блюда, мы будем подталкивать людей к определенному выбору — от патернализма избавиться нельзя. Во-вторых, если директор кафетерия — человек доброй воли, то с точки зрения поведенческих экономистов он должен ставить в начале стойки фрукты и овощи, потому что их потребление будет способствовать здоровью клиентов. Избирая тот или иной вариант выбора по умолчанию, директор подталкивает потребителей к определенному решению. При этом люди не лишаются возможности отказаться от овощей и приобрести сладости. Из этого примера видно, что политика наджа совмещает, казалось бы, несовместимое — патернализм и либертарианство.

Позиция поведенческой экономики по отношению к стандартной модели рационального выбора оказывается двойственной. Она отвергает эту модель в качестве адекватного описания реального поведения людей, но она же принимает ее в качестве нормативного стандарта — идеала, к которому нужно подталкивать людей. То есть государственное вмешательство оказывается оружием, при помощи которого мы можем нерациональных людей превратить в рациональных (или хотя бы достаточно рациональных). Такова сверхзадача нового патернализма.

Надж: как это работает?

Поведенческая экономика санкционирует многие формы вмешательства государства, но ее фирменной фишкой является политика наджа . Пример из той же книги « Надж »: известно, что в мужских туалетах в районе писсуаров всегда очень грязно, мокро и негигиенично, потому что мужчины промахиваются. В туалетах аэропорта Схипхол (Амстердам) стали рисовать в центре писсуара муху. Соответственно, резко снизилась загрязненность в мужских туалетах. Обратите внимание: никакие стимулы не применялись, на мужчин не накладывали никаких штрафов, им не выплачивались никакие субсидии. Произошло подсознательное подталкивание к желательному рациональному поведению, а это — фирменный знак нового патернализма, знак наджа .

Особенно наглядно (и там, где поведенческая экономика достигла наибольших практических успехов) надж проявился в области «вариантов по умолчанию». В одних штатах США при покупке автомобиля по умолчанию заключается частичный договор страхования, а в других — полный. Для рациональных существ это абсолютно эквивалентно, ведь он м ожет выбрать договор, основываясь на своих мотивах. Согласно традиционной модели homo economicus, доля договоров по умолчанию (и частичных, и полных) должна быть одинаковой в обоих штатах, но это не так: в штате Нью-Джерси (где по умолчанию предлагается частичный договор автострахования) процент тех, кто заключает полный договор, в два раза ниже, чем в Пенсильвании (там обратная ситуация).

Еще пример: в США по умолчанию предполагается, что вы не согласны на донорство органов в случае вашей смерти. Если же вы этого хотите, вы должны эксплицитно это выразить. В Европе наоборот — по умолчанию предполагается, что в случае смерти можно использовать ваши органы для донорства, а если вы с этим не согласны, вы должны об этом эксплицитно заявить. Для рациональных существ это равноценно, но тем не менее оказывается, что в Европе 90% людей готовы быть донорами, а в США — только 30%.

Но самый, может быть, яркий пример связан с добровольным пенсионным страхованием. В США существует специальная программа 401(k), названная так по соответствующей статье налогового кодекса. Эта программа предполагает, что если человек добровольно вносит часть заработной планы на пенсионный сберегательный счет, то эта часть дохода освобождается от подоходного налога. Людей можно зачислять в эти программы двумя способами: либо по умолчанию предполагается, что человек не участвует в этой программе, а если хочет, то должен написать заявление руководству фирмы, либо наоборот. Для рациональных существ это абсолютно одинаково: при любом наборе опций по умолчанию человек будет выбирать то, что ему больше по душе. В реальности оказывается так, что в фирмах, где идет автоматическое зачисление в программу 401(k), число охваченных оказывается в разы больше, чем в фирмах, где люди сами должны писать заявление о зачислении в эту программу. Что с точки зрения нового патернализма должны делать работодатели?

Где зарыта собака?

Ясно, что люди нерациональны и близоруки — они не думают о своем будущем. Поэтому людей нужно автоматически зачислять в эти программы, а если им это не понравится, то рациональные люди всегда из них выпишутся. Ричард Талер активно пропагандировал эти идеи и они возымели действие — в результате автоматического зачисления количество охваченных программой увеличилось в полтора раза. Казалось бы, что аргументация « наджевцев » абсолютно безупречна, а выводы неоспоримы. Мы выделяем три группы: рациональные агенты, которые хотели бы участвовать в программе, рациональные агенты, которые не хотели бы в ней участвовать, и иррациональные агенты, которые если бы принимали свои интересы, записались бы в нее (но поскольку они недостаточно рациональны, они этого не делают). Когда мы вводим автоматическое зачисление, то мы улучшаем положение группы №3, при этом мы не ухудшаем положение группы №2, потому что это рациональные агенты — захотели и выписались из этой программы. Говоря техническим языком экономической теории, перед нами Парето-улучшение ‌ . Мы находимся в лучшем из миров, мы улучшаем положение одной группы, не ухудшая положения двух других, поэтому выбор должен делаться, безусловно, в пользу опции автоматического зачисления в программу.

Где здесь логическая ошибка?

Но есть еще забытая нами четвертая группа — иррациональные агенты, которым невыгодна программа 401(k), но которые при автоматическом зачислении будут в ней участвовать. Возникает вопрос: почему интересы одной группы, которые страдают от недосбережения, мы должны предпочесть интересам другой, которая будет страдать от сверхсбежерения?

Оказывается, что с нормативной точки зрения опция, связанная с автоматическим зачислением, ничуть не лучше, чем та, которая связана с зачислением по заявке. Никаким либертарианством здесь и не пахнет! Это типичный пример, когда под видом заботы об общем благе эксперты навязывают обществу собственные нормативные представления. В данном случае это — недопустимость жизни сегодняшним днем и постоянная необходимость думать о старости. Это попытка эксплуатации ограниченных рациональных способностей людей.

Ира Щепетильникова

Хотите больше интересных статей? Заходите на сайт Дискурса, подписывайтесь на наши каналы в Яндекс.Дзен и Телеграм и на страницы Дискурса в Фейсбуке и во ВКонтакте!

20:02 10.10.2017РУССКИЙ МИРСильное государствоВладимир Добреньков

В условиях крушения привычных мировоззренческих ориентиров, обострения политических, социальных и национальных противоречий идея сильного государства становится как никогда актуальной и привлекательной для современной России.

В результате радикальных либеральных реформ 1990-х годов российская государственность оказалась ослабленной. Восстановление силы государства должно теперь стать приоритетом нашей внутренней политики.

Под сильным государством в соответствии с традициями русской консервативной мысли мы понимаем, в первую очередь, авторитет власти, устойчивость всей системы общественных отношений и структур, порядок и стабильность в обществе, а также и такие ценности, как постепенность и осторожность перемен, отрицание резких скачков и революционных переворотов, незыблемость институтов, лежащих в основе естественного социального порядка: религии, семьи, частной собственности, — признание зависимости прав и свобод граждан от конкретно-исторических условий, степени развития их правосознания и нравственности, охранение традиционных устоев, национальной самобытности, культурного своеобразия.

Исторические традиции, потребности экономики и общественной жизни России в целом, реалии глобализующегося мира властно взывают к необходимости сильного государства, которое было бы активным субъектом хозяйственной жизни, регулировало бы социальные отношения, боролось бы с преступностью и коррупцией, защищало бы внутреннюю и внешнюю безопасность нашей страны. Только сильное государство может защитить своих граждан от всех социальных невзгод и создать условия для развития и процветания страны.

Необходимость сильного государства во многом диктуется и природно-географическими условиями российского общества. Огромная, беспримерная протяжённость территорий самой большой в мире страны, суровые климатические условия самой холодной страны в мире требуют того, чтобы государство крепко держало в своих руках транспортную систему, средства связи, системы жизнеобеспечения и всю сопутствующую инфраструктуру. Природно-географические условия России детерминируют ограничения рыночных механизмов экономической жизни. Либералы игнорировали специфику российского общества и в этом отношении, что создало угрозу территориальной целостности страны. Внедрение либеральных принципов организации экономики и общественной жизни неминуемо станет причиной тотального выезда — если не бегства — значительной части жителей из большинства регионов Сибири и Дальнего Востока и обусловит фактическую утрату контроля над этими территориями со стороны правительства России. Связывать воедино нашу огромную и столь разнообразную (географически, этнически, конфессионально и в других отношениях) страну, сохранить её территориальную целостность может только сильное государство, которое будет проявлять заботу обо всех своих гражданах. Необходимость и даже неизбежность в России сильного государства диктуется не только природными условиями, на которые вполне обоснованно обращает внимание известный российский публицист А.П. Паршев в своей ставшей бестселлером книге «Почему Россия не Америка», но и социокультурными факторами (менталитетом, народными традициями, религией и т.д.).

Говоря о потребности сильного государства, необходимо остановиться на вопросе, как соотнести понятия «сильное государство» и «свобода»: могут ли быть в сильном государстве свободные люди?

На наш взгляд, проблема взаимоотношений начал принуждения и свободы одинакова по своей значимости для человека. Не все одинаково оценивают с нравственной точки зрения взаимосвязь и взаимозависимость данных явлений, отдавая явное предпочтение свободе и мирясь с властью как с неизбежным злом. А между тем власть и свобода, на наш взгляд, суть две стороны одного процесса, проявления одного факта, а именно самостоятельности человеческой личности.

Поскольку власть и свобода по своей сути феномены общественного процесса, способность свободы и власти прежде всего и чаще всего проявляется в отношении других личностей. Таким образом, свобода возможна только там, где присутствует власть, способная защитить личную свободу людей.

Обосновывая этот тезис, известный публицист и общественный деятель М.Н. Катков писал: «Люди на общественных дорогах свободно ходят и ездят, и чем свободнее, тем лучше, но никому нельзя предоставить свободу бесчинствовать на улице и нападать на встречных». Свобода является величайшей ценностью, но её ограничение возможно в случае очевидной необходимости, какой является лишение свободы тех людей, которые отказываются уважать свободу своего ближнего.

В политических теориях часто противопоставляются государство как сфера принуждения и общество как область свободы. Но интересы свободы и власти совпадают в единой точке — государстве: именно в государстве торжествует человеческая свобода, именно государство является главным средством, обеспечивающим личности её свободу в обществе.

Государство должно следить за тем, чтобы не нарушалась правда в общественной жизни, чтобы люди не мешали и не вредили друг другу, а также за тем, чтобы любое преступление наказывалось и чтобы ничто со стороны не мешало бы правильному раскрытию положительных сторон человеческой личности. «Нельзя заставить человека любить, нельзя принудить его к жертве… но если нельзя или не должно говорить человеку принудительно: “Давай”, то должно сказать ему: “Не трогай”, когда он занесёт руку на добро своего ближнего». Но вместе с тем, государство не должно вторгаться в нравственный, семейный и повседневный быт людей, не должно без крайней необходимости стеснять хозяйственную инициативу и творчество людей, одним словом, государство не командует (за исключением армии), а организует в пределах общего и публичного интереса. Итак, рамки действия государственной власти определяются задачей и обязанностью государства гарантировать защиту жизни и безопасности граждан, предотвращать любое явление, основанное не на законном праве, при этом действовать твёрдо и решительно.

Анализируя, что же может произойти, если ослабнет действие законной власти, М.Н. Катков пишет: «Если нет самостоятельной организации государственного начала, всё общество принимает более или менее его характер; если не будет определённой государственной функции, то вся общественная жизнь по необходимости превратится в функцию; если не будет правильного суда и расправы, то явится закон Линча…»

Ослабление власти неизбежно порождает смуту, начинается разложение, совершаются насилия, колеблются основы всякой нравственности, дух растления овладевает умами, и вместо явного правительства появляются тайные, действующие тем сильнее, чем слабее действие государственной власти. Кроме того, падает семейная, общественная и государственная дисциплина. Избежать такого состояния консервативные мыслители предлагали с помощью «страха», утверждая, что страх побеждается только страхом, а пагубный страх перед тёмными силами может быть побеждён только спасительным страхом перед законной властью.

Таким образом, одна из основных функций власти — проявлять свою силу, когда этого требуют обстоятельства, ведь символ государства есть меч, государство поставлено в необходимость прибегать в случае надобности к строгим и даже суровым мерам.

Вместе с этим сильное государство — это такое государство, в котором существует единство власти и народа, которое строится на их взаимном доверии, что составляет, по словам Н.М. Карамзина, нравственное могущество государств, подобно физическому, нужное для их твёрдости. Суть их единства заключается в том, что между интересами народа и интересами государства не должно быть никаких противоречий.

Государство не должно в своих взглядах и действиях отделять себя от общественных интересов — тогда оно сможет вернее понять своё положение и будет сильнее. К.П. Победоносцев писал: «Как бы ни была громадна власть государственная, она утверждается не на чём ином, как на единстве духовного самосознания между народом и правительством, на вере народной: власть подкапывается с той минуты, как начинается раздвоение этого на вере основанного сознания. Народ в единении с государством много может понести тягостей, много может уступить и отдать государственной власти». Только то, что совершается в духе единения народа и власти, только то прочно и плодотворно.

Сильным будет то государство, политика которого воспринимается обществом, имеющим веру и доверие к власти. В таком государстве политическая атмосфера страны будет спокойной, а в периоды кризисов, трудностей, войн власть своей правильной политикой может мобилизовать народ на решение государственных задач.

На наш взгляд, необходимо исходить из идеологии сильной и даже авторитарной власти. Только такая власть может обеспечить государственное единство страны.

Политическим идеалом нашего народа всегда была по-отечески строгая и суровая, но справедливая государственная власть. Наш народ ориентирован на патернализм как на нормативную модель отношений между государством и обществом, государством и бизнесом, государством и гражданами. Либеральный принцип «личность выше государства» должен быть безоговорочно отвергнут как лживый и демагогический, как служащий разложению общества и анархии. Личность есть неотъемлемая часть общегосударственного, общенационального целого. Не существует антагонистических противоречий между государством и гражданами, как то внушают либералы, настраивающие граждан против государства. Напротив, интересы государства и граждан органически взаимосвязаны и взаимообусловлены. В самые тяжёлые моменты отечественной истории: в 1612, в 1812, в 1941–1945 годах государство и общество выступали в тесном, неразрывном единстве. Государство должно всецело опекать и поддерживать каждого честного и законопослушного гражданина, а каждый гражданин должен быть верен своему Отечеству. На наш взгляд, в современных условиях выражением идеала патернализма и тесного взаимодействия государства и общества является сильная президентская республика, в которой исполнительная, законодательная и судебная власть действуют как единое целое во главе с президентом.

Сильное государство предполагает наличие мощных, прекрасно оснащённых и обученных вооружённых сил. Реалии современного мира показывают, что война по-прежнему является средством разрешения политических противоречий между странами. Россия как великая держава должна быть способна защитить себя и своих союзников от любого агрессора, от любой военной угрозы. Следует обратить особое внимание на подготовку к защите нашей страны от нападений внешних врагов. Мы должны быть готовы и к обычным войнам (локальным и региональным), и к войнам с мировыми террористическими сетями, к информационным войнам. В связи с этим жизненно важно увеличение финансирования военно-промышленного комплекса России, активизация социальной заботы о военнослужащих. Необходимо усилить военно-патриотическое воспитание молодёжи, используя и богатый советский опыт, выработать чувство долга перед Родиной, чувство патриотизма. А для этого необходимо изучение отечественной истории, так как без знания истории нельзя воспитать гражданина-патриота.

Одной из важнейших составляющих сильного государства является стабильность общественной жизни. Консерватизм отрицает насильственные революции, перевороты, отвергает беспорядки и смуту. Одним из наиболее негативных последствий либеральных реформ было потеря стабильности общественных процессов. Консерватизм выступает за мирное, эволюционное развитие страны, за создание условий для созидательного труда наших граждан. Стабильность общества является и целью, и средством консервативной политики и идеологии. Стабильность даст нашим гражданам уверенность в завтрашнем дне, надежду на лучшее будущее, веру в себя. Только сильное и социально активное государство, возглавляемое авторитетным лидером и опирающееся на развитую экономику, на традиционные духовные ценности, способно обеспечить стабильность развития общества и уберечь нашу страну от внутренних и внешних потрясений.

Таким образом, сильным может быть только то государство, которое охраняет целостность и безопасность страны от внешних угроз и способно поддержать общественный порядок и стабильность внутри страны; сильным может быть только то государство, которое ведёт открытую, понятную обществу политику — политику, которая близка интересам населения, поддерживается им и соответствует ментальности народа. И только в сильном государстве могут быть по-настоящему свободные люди.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: