Не являются мерами ответственности неприменение судом акта

Обновлено: 23.04.2024

По общему правилу в случае признания нормативного акта противоречащим нормативному правовому акту, имеющему большую юридическую силу суд признаёт этот нормативный акт не действующим полностью или в части со дня его принятия (статья 215 КАС РФ). Хотя и с этим можно поспорить поскольку пункт 4 статьи 215 КАС РФ, предусматривает, что в резолютивной части решения суда по делу об оспаривании нормативного акта должно содержаться указание на удовлетворение административного иска полностью или в части и на признание оспариваемого нормативного правового акта не действующим полностью или в части со дня вступления решения суда в законную силу.

Аналогичное правило применяется к актам, обладающим нормативными свойствами, содержащим разъяснения, не соответствующие смыслу разъясняемых положений, которые признаются судом не действующими полностью или в части со дня их принятия, на что прямо указано в пункте 39 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 №50 «О практике рассмотрения судами дел об оспаривании нормативных правовых актов и актов, содержащих разъяснения законодательства и обладающих нормативными свойствами».

Однако закон прямо не регулирует вопрос о том с какого момента считать недействительным ненормативный правовой акт, признанный таковым судом. Отсутствие прямого указания в законе даёт повод административным органам в досудебных спорах с предпринимателями утверждать, что недействительными их решения становятся со дня вступления в силу решения суда.

Опыт общения с государственными органами в подобной ситуации и необходимость каким-либо образом возражать против доводов: «в законе же не написано», привели к построению аргументации через обращение к судебной практике. Подборкой судебных актов делюсь в настоящей публикации.

Результат изучения судебной практики показал, что арбитражные суды придерживаются той позиции, что ненормативный правовой акт, не отвечающий требованиям закона, является незаконным (ничтожным) с момента его принятия, а не с момента вступления в силу решения суда о признании его недействительным, в частности изложенная позиция поддержана в следующих судебных актах:

В силу части 2 статьи 13 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации (АПК РФ) арбитражный суд, установив при рассмотрении дела несоответствие нормативного правового акта иному имеющему большую юридическую силу нормативному правовому акту, в том числе издание его с превышением полномочий, принимает судебный акт в соответствии с нормативным правовым актом, имеющим большую юридическую силу. Указанное дискреционное полномочие арбитражного суда направлено на защиту интересов участников судебного разбирательства, в том числе в тех случаях, когда оспаривание нормативно-правового акта по правилам административного производства невозможно по причинам его отмены в судебном либо административном порядке либо истечения срока действия.

Особенна актуальна эта ситуация в сфере энергоснабжения, так как зачастую тарифные решения не могут быть проверены по правилам Кодекса об административном производстве, но с достаточной долей вероятности нарушают либо нарушали в прошлом права и законные интересы участников гражданского оборота.

Вместе с тем случаи неприменения НПА в судебном порядке являются крайне редкими, в том числе из-за потенциального выхода судов за пределы своих полномочий.

Относительно недавно Конституционный суд Российской Федерации (КС РФ) издал общеобязательное толкование положений части 2 статьи 13 АПК РФ в совокупности с нормами Конституции РФ и иных процессуальных кодексов.

Обратимся к краткому изложению обстоятельств споров и позиции заявителя при обращении в КС РФ.

Фактические обстоятельства споров, в отношении обстоятельств которых КС РФ посчитал необходимым изложить правовую позицию.

Комитет по распоряжению муниципальной собственностью и земельными ресурсами администрации Балаковского муниципального района Саратовской области (далее – истец, комитет) обратился в Арбитражный суд Саратовской области с исковым заявлением к индивидуальному предпринимателю (далее – ответчик) о взыскании задолженности по арендной плате. Решением арбитражного суда[1] требования истца удовлетворены в полном объеме.

Ответчик сослался на то, что решение Собрания депутатов Балаковского муниципального образования, установившее коэффициент для определения арендной платы на земельные участки, предназначенные для размещения объектов торговли, общественного питания и бытового обслуживания, в размере 4,4 % от их кадастровой стоимости, противоречит актам большей юридической силы и не подлежит применению.

Суд отклонил данный довод исходя из того, что данный акт не признан недействующим в надлежащем порядке и прекратил производство по делу.

Постановлением Арбитражного суда Поволжского округа решение суда первой инстанции оставлено без изменения, а кассационная жалоба ответчика – без удовлетворения.

Комитет по распоряжению муниципальной собственностью и земельными ресурсами администрации Балаковского муниципального района Саратовской области обратился в Арбитражный суд Саратовской области с новым исковым заявлением к ответчику о взыскании задолженности по арендной плате.

Суд взыскал с ответчика пеню и отказал в удовлетворении остальной части исковых требований. Суд пришел к выводу о том, что решение Собрания депутатов Балаковского муниципального образования, которое упоминалось выше, не подлежит применению, поскольку коэффициент для определения арендной платы установлен органом местного самоуправления произвольно в противоречие принципу экономической обоснованности арендной платы, установленному постановлением Правительства Российской Федерации от 16.07.2009 № 582.

Постановлением Двенадцатого арбитражного апелляционного суда решение суда первой инстанции отменено и исковые требования удовлетворены в полном объеме. Арбитражный суд сослался на то обстоятельство, что вышеназванный нормативный акт не признан недействующим, а кроме того, рассмотрение дел об оспаривании нормативных правовых актов, не отнесенных к компетенции Суда по интеллектуальным правам, подведомственно судам общей юрисдикции.

Арбитражный суд Поволжского округа, а также Верховный суд РФ постановление суда апелляционной инстанции оставили без изменения.

Далее Саратовский областной суд признал решение Собрания депутатов Балаковского муниципального образования противоречащим принципу экономической обоснованности, недействующим и не подлежащим применению в части, устанавливающей коэффициент для определения арендной платы на земельные участки, предназначенные для размещения производственных и административных зданий в размере 4,9 % от их кадастровой стоимости. Затем на основании решения органа, издавшего данный нормативный правовой акт, оно утратило силу в полном объеме.

При обращении в Конституционный суд Российской Федерации заявитель указал на нарушение права на судебную защиту отказом арбитражных судов проверить нормативно-правовой акт, примененный при разрешении хозяйственного спора на соответствие иному нормативно-правовому акту, имеющему большую юридическую силу. Тем самым суды, по мнению заявителя, не использовали свои полномочия в рамках разрешения хозяйственного спора и фактически не позволили заявителю защитить свои экономические интересы.

Рассмотрим подробнее правовые позиции, на основании которых КС РФ истолковал соответствующие положения процессуальных кодексов.

Позиция КС РФ по данному делу[2]

В соответствии с императивными нормами Конституции РФ право граждан оспорить в судебном порядке непосредственно нормативный правовой акт органа публичной власти представляет собой дополнительную возможность защиты прав и свобод с использованием судебного механизма.

Данному праву корреспондирует обязанность суда рассмотреть этот вопрос, отразив в решении мотивы, по которым суд не применил законы и иные нормативные правовые акты, на которые ссылались лица, участвующие в деле.

Федеральным законом от 28.06.2014 № 186-ФЗ внесены изменения в АПК РФ, в соответствии с которыми из подведомственности арбитражных судов исключены дела об оспаривании нормативных правовых актов федеральных органов исполнительной власти, если рассмотрение таких дел не отнесено к компетенции Суда по интеллектуальным правам.

Данные изменения не затронули вытекающего из Конституции РФ полномочия арбитражного суда при рассмотрении дела отказать в применении нормативного правового акта, противоречащего нормативному правовому акту большей юридической силы.

Иной подход, нашедший свое отражение в некоторых судебных актах, ставил бы стороны разбирательства в арбитражных судах в худшее положение по сравнению со сторонами в судах общей юрисдикции, а также нарушал бы единство и единообразие гражданского и арбитражного судопроизводства.

Последствием признания нормативного правового акта недействующим полностью или в части является его исключение из системы правового регулирования и возможность пересмотра судебных решений, основанных на этом акте.

Вместе с тем полномочие арбитражного суда отказать в применении нормативного правового акта, противоречащего нормативному правовому акту большей юридической силы, имеет особое значение, когда иные способы реализации права на судебную защиту не могут быть реализованы, как, например, в случае утраты силы оспариваемым актом на момент подачи административного искового заявления или в период производства по делу либо в случае наличия вступившего в законную силу решения суда, принятого по тому же предмету.

Данного подхода придерживается и Верховный суд РФ, который указал, что суд отказывает в принятии заявления, если заявитель оспаривает нормативный правовой акт, отмененный органом или должностным лицом, его издавшим, однако заявитель вправе обратиться в суд в порядке искового производства, поставив вопрос о неприменении при разрешении спора этого нормативного правового акта или его части.

Ratio decidendi

Если нормативный правовой акт, подлежащий применению арбитражным судом, отменен до начала или в период производства по административному исковому заявлению о признании его недействующим, арбитражный суд не может отказаться от оценки такого акта на предмет его соответствия нормативному правовому акту большей юридической силы, поскольку это противоречило бы статье 120 Конституции РФ, а также означало бы отказ в праве на судебную защиту, который не подлежит ограничению.

Таким образом, Конституционный суд постановил признать оспариваемые положения не противоречащими Конституции РФ, поскольку данные положения предполагают обязанность арбитражного суда проверить нормативный правовой акт, подлежащий применению в данном деле, на соответствие иному нормативному правовому акту, имеющему большую юридическую силу.

Рекомендации VEGAS LEX

Согласно статье 6 Закона о Конституционном суде Российской Федерации[3] решения суда обязательны на всей территории Российской Федерации для всех представительных, исполнительных и судебных органов государственной власти, органов местного самоуправления, предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц, граждан и их объединений. Свойством общеобязательности, по смыслу указанного закона, обладают все решения КС РФ, которые в силу части второй статьи 79 названного закона действуют непосредственно и не требуют подтверждения другими органами и должностными лицами.

Следовательно, правовые выводы, изложенные в постановлении суда по данному делу являются универсальными и применимыми при разрешении любых споров, связанных с оценкой соответствия одного нормативно-правового акта иному нормативно-правовому акту, имеющему большую юридическую силу.

Поэтому мы рекомендуем в тех случаях, когда конкретный нормативно-правовой акт (в том числе тарифное решение в сфере электроэнергетики, теплоснабжения, газоснабжения и т.п.) уже был отменен либо утратил юридическую силу, но, по мнению участника судебного разбирательства, нарушает права участника хозяйственных правоотношений, заявлять довод о необходимости применения статьи 13 АПК РФ со ссылкой в числе прочего на выводы Конституционного суда Российской Федерации.

По нашему мнению, постановление КС РФ по данному делу вносит положительные изменения в существующее правовое регулирование и позволит судам, рассматривающим хозяйственные споры, более широко применять свои дискреционные полномочия.

[1] Решение Арбитражного суда Саратовской области от 18.03.2016 по делу № А57-16902/2015.

[2] См. Постановление КС РФ от 06.12.2017 № 37-П.

[3] Федеральный конституционный закон от 21.07.1994 № 1-ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации".

Обратимся к краткому изложению обстоятельств споров и позиции заявителя при обращении в КС РФ.

Позиция КС РФ по данному делу[2]

Ratio decidendi

Рекомендации VEGAS LEX

[1] Решение Арбитражного суда Саратовской области от 18.03.2016 по делу № А57-16902/2015.

[2] См. Постановление КС РФ от 06.12.2017 № 37-П.

[3] Федеральный конституционный закон от 21.07.1994 № 1-ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации".

ВС РФ в Определении от 14 июля 2020 г. N 306-ЭС20-2351 указал, что договорное условие о невозможности взыскивать штрафы является нарушением пределов свободы договора и потому ничтожно, поскольку освобождает от ответственности за умышленные нарушения.

Ряд аргументов ВС РФ, положенных в основу позиции, вполне себе заслуживает внимания, но некоторые высказывания заставляют задуматься и вызывают вопросы.

Само по себе построение ВС РФ цепочки рассуждений заставляет опасаться, что подобным образом судебная практика может любое договорное условие, которым стороны ограничивают ответственность (например, ограничивают убытки конкретным видом и суммой, т.п.), рассматривать как потенциально недействительное и неисполнимое. Однако такого быть не должно. Все –таки ВС РФ говорит о пределах свободы договора, а любое ограничение, в том числе судебная позиция, не могут толковаться расширительно.

Чтобы прокомментировать, опишу суть спора и позицию ВС РФ, разделив ее на смысловые фрагменты.

Спор возник из договора подряда и связан с оценкой договорного условия сторон об освобождении от ответственности. Истец (исполнитель, терминология спорного договора) обратился с требованием о взыскании задолженности по неоплаченным работам, а также процентов за пользование чужими денежными средствами на основании ст. 395 ГК РФ. Ответчик (заказчик) предъявил встречный иск о взыскании неосновательного обогащения и процентов по ст. 395 ГК РФ, мотивируя свою позицию тем, что подрядчик пользовался имуществом - нежилым помещением заказчика без правовых оснований и оплаты.

Суды всех инстанций удовлетворили первоначальный иск в части требования уплаты основного долга, в удовлетворении остальных требований, включая встречный иск, отказали. Суды посчитали, что при рассмотрении спора необходимо принимать во внимание буквальное значение условий договора, согласно пункту 4.8 которого в случае несвоевременной оплаты выполненных работ, исполнитель не вправе предъявлять заказчику штрафные санкции. На основании п. 1 ст. 421 ГК РФ о свободе договора, суды пришли к выводу, что сторонами не согласованы условия об ответственности заказчика в случае несвоевременной оплаты выполненных исполнителем работ, в связи с чем отказали во взыскании с заказчика процентов за пользование чужими денежными средствами по ст. 395 ГК РФ.

Определением ВС РФ судебные акты в части отказа во взыскании процентов по ст. 395 ГК РФ отменены по следующим мотивам.

1. Нарушение влечет применение мер ответственности, в том числе ст. 395 ГК РФ.

ВС РФ указал, что “Ненадлежащее исполнение обязательств влечет для должника негативные последствия. Целью применения гражданско-правовой ответственности является восстановление имущественных потерь кредитора, возникших в связи с нарушением должником своих обязательств. В случае неисполнения денежного обязательства мерой ответственности может выступать взыскание процентов за пользование чужими денежными средствами, начисленных на сумму долга. Такой способ защиты прав кредитора предусмотрен положениями пункта 1 статьи 395 ГК РФ”.

2. По общему правилу, либо договорная нейстойка, либо проценты по ст. 395 ГК РФ.

ВС РФ сослался на то, что “По общему правилу, если в договоре содержится условие о том, что за нарушение денежного обязательства начисляется неустойка, то кредитор имеет право на взыскание с должника именно договорной неустойки, при этом проценты за пользование чужими денежными средствами не подлежат взысканию (пункт 4 статьи 395 ГК РФ)”.

3. Намек на оценку природы ст. 395 ГК РФ через призму правил о неустойке.

Далее ВС РФ сослался на п. 1 ст. 330 ГК РФ о том, что “размер неустойки, суммы, которую должник обязан уплатить кредитору в случае неисполнения или ненадлежащего исполнения обязательства, устанавливается договором сторон или определяется законом. Стороны соглашения обладают диспозитивными полномочиями при определении размера неустойки. Размер процентов, предусмотренных статьей 395 ГК РФ, определяется ключевой ставкой Банка России, действовавшей в соответствующие периоды. При этом предусмотрено, что эти правила применяются, если иной размер процентов не установлен законом или договором.

4. Основание оплаты процентов по ст. 395 ГК РФ = частные отношения + денежный характер.

Со ссылкой на п. 37 постановления Пленума ВС РФ от 24.03.2016 N 7 "О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств" (ПП ВС № 7), ВС РФ напомнил, что “проценты по ст. 395 ГК РФ подлежат уплате независимо от основания возникновения обязательства (договора, других сделок, причинения вреда, неосновательного обогащения или иных оснований, указанных в ГК РФ). Применение положений статьи 395 ГК РФ в конкретных спорах зависит от того, являются ли спорные имущественные правоотношения гражданско-правовыми, а нарушенное обязательство - денежным (определение Конституционного Суда Российской Федерации от 19.04.2001 N 99-О)”.

5. Обусловленность пределов свободы договора запретом ГРУБОГО нарушения баланса интересов сторон.

Описав общие положения п. 1 ст. 421 ГК РФ о свободе договора, которая “включает в себя свободу заключать или не заключать договор, свободу выбирать вид заключаемого договора (включая возможность заключения смешанного или непоименованного договора), свободу определять условия договора по своему усмотрению”, ВС РФ сделал вывод: “юридическое равенство сторон предполагает, что подобная свобода договора не является абсолютной и имеет свои пределы, которые обусловлены, в том числе, недопущением грубого нарушения баланса интересов участников правоотношений.”

6. Подтверждение значимости концептуального постановления Пленума ВАС РФ № 16 + указание на обусловленность ПРЕДЕЛА ДИСПОЗИТИВНОСТИ существом законодательного нормирования.

Со ссылкой на п. 3 постановления Пленума ВАС РФ от 14.03.2014 N 16 "О свободе договора и ее пределах" (далее - постановление Пленума N 16), ВС РФ сослался на необходимость при оценке и толковании условий договора учитывать существо нормы и целей законодательного регулирования, чтобы “определить пределы диспозитивности, в рамках которых в договоре может быть установлено условие об освобождении заказчика от предъявления к нему исполнителем штрафных санкций в случае несвоевременной оплаты оказанных услуг”.

7. Вывод об отсутствии безграничной свободы на исключение положений ст. 395 ГК РФ. Но…, как оказалось, речь о наличии умышленной вины.

ВС РФ не согласился с правильностью толкования договорного условия нижестоящими инстанциями, которые “ ссылались на правовые позиции, изложенные в пункте 1 постановления N 16, полагая, что стороны вправе исключить применение диспозитивной нормы к их правоотношениям, что также исключает применение ответственности, предусмотренной статьей 395 ГК РФ”. Основу несогласия составил аргумент об отсутствии “ достаточных оснований полагать, что заказчик обладает безграничной свободой усмотрения при формулировании им в договоре условия о собственной ответственности”.

Поэтому ВС РФ указал, что “в договоре подряда не может быть условия о полном освобождении заказчика от ответственности за нарушение им собственных обязательств (в том числе за просрочку оплаты) по его же умышленной вине. Данный вывод основан, прежде всего, на категоричном запрете на заключение предварительного соглашения об устранении или ограничении ответственности за умышленное нарушение обязательства, установленном в пункте 4 статьи 401 ГК РФ”.

8. Судя по всему, чтобы воспользоваться свободой договора, необходимо каждый раз доказывать отсутствие умышленной вины (?).

В конечном итоге, ВС РФ указал, что “Исключение ответственности должника за неисполнение денежного обязательства, предусмотренной положениями пункта 1 статьи 395 ГК РФ, в случае умышленного нарушения не может быть обосновано принципом свободы договора, поскольку наличие такого преимущества у одной из сторон договора грубо нарушает баланс интересов сторон, ведь в таком случае исполнитель не получает своевременного вознаграждения за оказанные услуги, однако заказчик не несет никакой имущественной ответственности за время просрочки”.

9. Противоположностью (?!) умышленной вины является МИНИМАЛЬНАЯ степень заботливости и осмотрительности. Знать бы только ее критерии.

Со ссылкой на п. 7 ПП ВС № 7 и, в частности, п.п. 1, 2 ст. 401 ГК РФ, ВС РФ указал, что “отсутствие умысла доказывается лицом, нарушившим обязательство”. Например, в обоснование отсутствия умысла должником, ответственность которого устранена или ограничена соглашением сторон, могут быть представлены доказательства того, что им проявлена хотя бы минимальная степень заботливости и осмотрительности при исполнении обязательства”.

10. Похоже, что ВС РФ сформулировал правило о недопустимости договорных условий об исключении/ ограничении ответственности по умолчанию?

С учетом изложенных выше аргументов ВС РФ указал, что “условие об исключении ответственности заказчика за просрочку оплаты оказанных ему услуг должно признаваться ничтожным (в случае, если заказчик полностью освобождается от какой-либо ответственности) либо толковаться ограничительно в системной взаимосвязи с положениями пункта 4 статьи 401 ГК РФ как не подлежащее применению к случаям умышленного нарушения заказчиком своих обязательств”.

Поэтому, по мнению ВС РФ, “пункт 4.8 договора не подлежит толкованию как освобождающий заказчика от ответственности в виде взыскания процентов за пользование чужими денежными средствами, предусмотренных пунктом 1 статьи 395 Кодекса, за нарушение сроков оплаты оказанных услуг. Судами не исследовались обстоятельства и не оценивались доказательства надлежащей степени заботливости и осмотрительности заказчика при исполнении обязательств по оплате. При таких обстоятельствах, у судов не имелось оснований для вывода о неприменении к заказчику мер гражданско-правовой ответственности в виде взыскания процентов за пользование чужими денежными средствами”.

В целом, если рассматривать позицию ВС РФ по частям, то с некоторыми отдельно взятыми суждениями вроде бы сложно не согласиться.

Например, ответственость в гражданских правоотношениях выполняет компенсаторную функцию и позволяет пострадавшей стороне воспользоваться правом потребовать компенсации /заглаживания причиненных “неудобств”. Логично.

О правовой природе неустойки (ст. 330 ГК РФ) и процентов по ст. 395 ГК РФ в доктрине существуют споры, но если отвлечься от нюансов, вполне можно согласиться с тем, что очень похожи проценты по ст. 395 ГК РФ на универсальную законную неустойку за нарушение любого денежного обязательства. В этом смысле основанием возникновения денежного требования могут послужить разные обстоятельства действительности.

Свобода договора в частности и автономия сторон частных отношений воообще не могут быть беспредельными, что обусловлено, в первую очередь, ограниченностью природы любой свободы (свобода/ право одного заканчивается там, где начинается свобода/право другого).

Совокупность принципов гражданского права обеспечиют необходимую систему сдержек и противовесов. В частности, принцип свободы договора ограничен принципом добросовестности. Эта идея закреплена в общем виде в п.п. 3, 4 ст. 1 ГК РФ, которая не только требует добросовестности при осуществлении любых прав и исполнении обязанностей, но и запрещает извлекать преимущества из любого недобросовестного поведения. Частным примером подобного баланса выступаются положения ст. 434.1 ГК РФ о преддоговорной ответственности, согласно которым нарушением считаются любые виды недобросовестного ведения переговоров.

Однако любое ограничение является исключение из общего правила о свободе договора. Поэтому если полагаться на смысл правового регулирования для целей толкования договора, то необходимо не подменять понятия.

Что вызывает вопросы в позиции ВС РФ?

Первое. В спорном договорном условии, как следует из изложенных обстоятельств дела, говорится только о невозможности взыскивать штрафы. О запрете требовать возмещения убытков в нем указания нет.

Вместе с тем, именно убытки являются общей мерой ответственности (ст. 15, 393 ГК РФ) и всегда позволяют обеспечить необходимое воздействие на нарушителя обязательства, если потерпевший решит таким правом воспользоваться (ст. 9 ГК РФ). Договорная неустойка и проценты по ст. 395 ГК РФ, особенно в контексте позиции ВС РФ, который рассматривает ст. 395 ГК РФ через положения о неустойке, являются специальными мерами ответственности.

Поэтому сомнителен общий посыл ВС РФ о том, что исключение договорным условием возможности взыскивать штрафы вообще освобождает от ответственности.

Второе. Почему вдруг такой упор именно на ничтожность спорного договорного условия? Согласно положениям п. 1 ст. 168 ГК РФ общим правилом является оспоримость сделки и, как следствие, части сделки (договорного условия).

Для ничтожности необходимо прямое указание закона либо установление посягательства на публичный интерес или интересы третьих лиц. Остается загадкой, что именно посягает в спорном условии о запрете в конкретных частных отношениях взыскивать штрафы на публичный интерес или права третьих лиц?

О ничтожности в законе говорится только в тех случаях, когда а) заранее заключено соглашение об устранении или ограничении ответственности за б) умышленное нарушение обязательства (п. 4 ст. 401 ГК РФ).

Положения п. 4 ст. 401 ГК РФ являются исключением из принципа свободы договора, поэтому они не толкуются расширительно. Это, на мой взгляд, означает, что если в договорном условии в конкретном договоре прямо не говорится, что “не допускается взыскивать штрафы за умышленное нарушение договорного обязательства”, то автоматически применение п. 4 ст. 401 ГК РФ сомнительно. Поскольку иначе любое условие о любом ограничении ответственности (что является распространенной практикой) по умолчанию становится ничтожным. А такой вывод абсурден. И это отвлекаясь от того, что закон запрещает именно заранее заключать соглашения об освобождении от ответственности за умышленное нарушение, а не вообще.

Иначе говоря, определение ВС РФ порождает вопрос к сторонам - заключая договор и включая в него условия об ограничении ответственности или об освобождении от нее в том или ином виде (например, через запрет взыскивать убытки при наличии договорных неустоек, через ограничения объема и вида убытков, т.п.), задумываетесь ли вы вообще о субъективной стороне вопроса и наличии вины, причем не просто вообще, а именно в умышленной форме?

Особенно учитывая, что вопрос форм вины в гражданском праве не разработан, поскольку обычно для привлечения к ответственности на началах вины ее форма не имеет значения, если только не установлены исключения (например, как при взаимодействии источников повышенной опасности), а большинство участников гражданского оборота являются предпринимателями и вообще несут ответственность на началах риска.

На мой взгляд, без прямого указания в договоре на запрет привлечения к ответственности за умышленную вину, сложно заподозрить всех в автоматическом освобождении именно от ответственности за умышленное нарушение, которое заранее оговорено.

В любом случае, с учетом сформулированной позиции ВС РФ необходимо учитывать, что судебный спор может преподнести сюрприз. Поэтому лучше дополнительно включать соответствующие пояснения в договор (например, что стороны не вправе взыскивать штрафы, если вина за нарушение выразилась в форме грубой или легкой неосторожности).

Третье. При всей оценочности принципа добросовестности, который ограничивает свободу договора, стандарт его толкования более - менее сформирован – это оценка последовательности поведения, сопоставление анализируемого события/ условия с типичным обстоятельством и “человеком из автобуса”.

То есть речь идет о том, что с т.з. добросовестности любое договорное условие должно оцениваться на предмет допустимости отклонения от любого другого похожего, типичного, стандартного условия. А для этого должен задаваться вопрос, как поступил бы на месте спорящих сторон любой другой разумный участник оборота?

В этом смысле предложенный ВС РФ критерий отклонения – ГРУБОЕ НАРУШЕНИЕ БАЛАНСА ИНТЕРЕСОВ СТОРОН - не понятно, как применять. Получается, что только произвольно. Поскольку что именно грубо нарушает баланс интересов в запрете взыскивать штрафы оценить сложно.

Это тем более так, если учесть, что для опровержения умышленной вины, по мнению ВС РФ, достаточно доказать, что была какая-то минимальная степень заботливости и осмотрительности. Если вообще допустить, что достаточно некой минимальной степени чего-то, то вряд ли одновременно в отношениях может быть “грубо ” нарушен баланс интересов.

Иначе говоря, лейтмотив определения ВС РФ - это ссылка на п. 4 ст. 401 ГК РФ и запрет именно на досрочне освобождение от ответственности за умышленное нарушение обязательства . Вывод относительно ничтожности простого условия, которым “просто запрещается взыскивать штрафы за просрочки”, выглядит не слишком убедительно, поскольку спорное договорное условие ВС РФ, по сути, “доконструировал” и “дописал” (учитывая изложенные в деле обстоятельства). На это толкование условий договора не рассчитано.

С практической точки зрения имеет смысл уделять особое внимание формулировкам об ограничении и освобождении от ответственности и, возможно, лишний раз оговариваться, на что конкретно рассчитано соответствующее условие.

В печати много написано о мотивированности как свойстве судебного решения.

Отмечается важность этого свойства с позиций справедливости, законности, обоснованности правосудия. При этом, как правило, описываются ситуации, когда суд обязан обосновывать свои выводы о юридических фактах ссылкой на имеющиеся в деле доказательства и установленные на их основе обстоятельства дела (в т.ч. так называемые доказательственные факты), а резолютивную часть акта правосудия сформировать со ссылкой на подлежащие применению нормы материального права.

Между тем, думается, что мотивированность имеет и еще очень важную грань, которая в последнее время отчетливо начала проявляться, чем диагностировала современное «заболевание» деятельности по осуществлению правосудия.

Я имею в виду те ситуации, когда в судебном акте (постановлении) в нарушение нормы процессуального кодекса о содержании судебного решения (постановления, определения) не указаны мотивы, по которым суд отверг те или иные доказательства, принял или отклонил приведенные в обоснование своих требований и возражений доводы лиц, участвующих в деле.

Исторически первым «симптомом» этого заболевания явились такие ужасные фразы в актах правосудия, как: «доводы отклоняются, так как не основаны на законе, так как основаны на неверном толковании норм материального права, так как не относятся к предмету рассматриваемого дела, так как направлены на затягивание судебного процесса, так как свидетельствуют о недобросовестном использовании своих прав», ну, и т.п. и т.д. При этом никакого обоснования, конечно, не приводится.

В настоящее же время суды стали просто не давать оценку доводам участников спора.

При этом никакого процессуального механизма защиты против этого бездействия законом не предусмотрено.

Суд всех инстанций могут просто не оценивать доводы участников спора и сохранить в силе незаконный и необоснованный акт правосудия, повторив их тексты (судьи называют это «Согласиться»).

И с этим ничего не сделаешь. Я думаю, что многие юристы с этим постоянно сталкиваются.

В процессуальных кодексах России всем известна норма о том, что нарушение норм процессуального права является основанием для отмены судебного акта (постановления), если это нарушение привело или могло привести к принятию неправильного судебного решения (акта).

Должен честно признаться, мне эта норма никогда не была симпатична.

На мой взгляд, эта норма служит и служила всегда основанием для большого числа судебных ошибок, которые не исправляются ни апелляционными, ни кассационными судами, не говоря уже о надзорных.

Интересно рассмотреть этот вопрос исторически: когда эта норма впервые появилась, кто автор, в чем был замысел или, как сейчас любят говорить (в особенности выходцы из аппарата ВАС РФ), каково было политико-правовое обоснование?

Но это отступление.

В связи с изложенным я задумался над тем, является ли не указание мотивов, по которым суд отверг те или иные доказательства, принял или отклонил приведенные в обоснование своих требований и возражений доводы лиц, участвующих в деле, основанием для отмены акта правосудия в связи с нарушением норм процессуального права, выразившееся этом в не указании мотивов.

Почему адресованное суду требование указывать мотивы отклонения (принятия) доводов участников спора так важно для правильности акта правосудия?

Почему нельзя довериться суду и предоставить ему возможность выносить решения как бы подразумевая, что суд вынесет решение с оценкой всех возможных доводов участников спора, предвосхищая их.

Полагаю, что во всех случаях данное нарушение должно считаться таким, которое приводит или может привести к принятию неправильного решения.

Более того, считаю, что данное нарушение должно быть отнесено к безусловным основаниям для отмены судебного акта (постановления), по примеру, допустим, такому основанию для отмены, как нарушение правила о тайне совещания при принятии решения.

Поэтому перечень безусловных процессуальных оснований для отмены судебного акта может быть расширен.

Любое спорное материальное правоотношение, лежащее в основе судебного спора, возникает из оснований – юридических фактов. Указанные факты входят в предмет доказывания по судебному делу. Участники спора в зависимости от выбранной правовой позиции ссылаются на наличие или отсутствие указанных оснований (юридических фактов), представляют доказательства этим фактам или их отсутствию и исходя из этого предлагают суду применить те или иные нормы права с учетом содержащихся в их гипотезах соответствующих указаний на юридические факты, предлагают правовую квалификацию спорного правоотношения.

Иными словами, такими действиями участники спора заявляют (приводят) доводы, которые должны получить надлежащую правовую оценку, результаты которой должны быть отражены в акте правосудия.

Отсутствие в акте правосудия результатов оценки доводов участников спора с высокой степенью вероятности приводит (может привести) к неправильному определению обстоятельств, имеющих значение для дела (ГПК РФ), к неполному их выяснению (АПК РФ), к недоказанности обстоятельств, имеющих значение для дела, к несоответствию выводов суда обстоятельствам и дела и судебным доказательствам, к неприменению норм права, подлежащих применению с учетом характера правоотношения лиц, участвующих в деле.

Принцип полноты, всесторонности, объективности судебного разбирательства в ГПК РФ, АПК РФ не предусмотрен, поэтому исходя из замысла законодателя суд не играет активную роль в установлении объективной истины, суд устанавливает, констатирует только ту часть правовой действительности, которая ему доступна благодаря активным действиями участников судебного спора.

Таким образом, суд в силу закона не обязан самоинициативно активно выяснять все обстоятельства в правоотношениях участников спора. При этом я различаю обязательные действия суда по определению юридических фактов предмета доказывания и действия суда по выяснению (установлению) обстоятельств, входящих в предмет доказывания, даже если стороны об этом не заявляют.

Вследствие этой специфической пассивности суда законодатель предоставил участникам спора процессуальные права и возложил на них обязанности заявлять свои доводы с целью обосновать свою правовую позицию как по вопросам права, так и, что более важно, по вопросам факта. Для этого в законе закреплен и принцип состязательности участников спора.

Из изложенного становится очевидным, что действующее законодательное регулирование по вопросу деятельности суда по установлениию обстоятельств дела предполагает высокую степень активности участников спора, направленную на установление обстоятельств дела.

Высокая степень активности участников спора реализуется прежде всего через их доводы, которые они приводят в защиту занятой позиции.

Праву участника спора заявлять доводы корреспондирует обязанность суда их принять, зафиксировать в процессуальной форме (протокол, аудиозапись, судебный акт), предоставить возможность противнику (оппоненту) и создать для него благоприятные условия для возражения против доводов, дать им правовую оценку с указанием мотивов принятия или отклонения.

Таким образом, суд объективно не может отказаться от правовой и фактической оценки доводов участников спора в акте правосудия.

Суд хотя и руководит процессом, но он, по смыслу его законно установленной роли, не главный и не единственный в установлении обстоятельств спора. Если законодатель считал бы его главным и единственным лицом в процедуре установления фактических обстоятельств, то тогда в процессуальных кодексах не было бы гарантий, связанных с обеспечением возможности участвовать непосредственно или через представителей в судебном процессе под страхом безусловной отмены акта правосудия, если эти гарантии нарушены (надлежащее извещение и др.)

Следовательно, полагаю, что судебный акт (постановление), в котором не отражены мотивы отклонения или принятия доводов участников спора, по форме и содержанию вообще не должен считаться актом правосудия.

Поскольку такой акт не признается актом правосудия, в качестве предложения законодательного механизма защиты против отсутствия в акте правосудия мотивов отклонения или принятия доводов участников спора полагаю, что в процессуальных кодексах необходимо предусмотреть право апелляционных и кассационных судов направлять дело (без отмены состоявшихся судебных актов) в соответствующий суд с обязательными указаниями изложить мотивы, по которым суд отверг те или иные доказательства, принял или отклонил приведенные в обоснование своих требований и возражений доводы лиц, участвующих в деле.

При этом считаю, что суды второй и кассационной инстанции в силу их проверочной природы не могут служить заменой суда первой инстанции и мотивировать отклонение или принятие доводов участников спора за суд первой инстанции и вместо него.

Таким образом, в конечном счете, нарушение норм процессуального права в виде не указания мотивов, по которым суд отверг те или иные доказательства, принял или отклонил приведенные в обоснование своих требований и возражений доводы лиц, участвующих в деле, объективно и неизбежно приводит к таким порокам акта правосудия, как неправильное определение обстоятельств, имеющих значение для дела (ГПК РФ), неполное их выяснение (АПК РФ), недоказанность обстоятельств, имеющих значение для дела, несоответствие выводов суда обстоятельствам и дела и судебным доказательствам, неправильное определение характера материального правоотношения участников спора и как следствие неприменение норм права, подлежащих применению с учетом характера правоотношения.

Из этого очевидно следует, что не указание мотивов отклонения или принятия доводов участника спора является таким нарушением норм процессуального права, которое с высокой степенью вероятности может привести к принятию неправильного акта правосудия.

Исключить эту вероятность можно только путем изложения мотивов отклонения (принятия) доводов и надлежащей правовой оценки этих доводов и соответствующих мотивов.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: