Над кем был суд пилата

Обновлено: 15.04.2024

В Евангелиях от Матфея и Марка после бичевания Иисус подвергается надругательством со стороны римских солдат. Происходит это во внутреннем дворе, куда Иисуса уводят после того, как Пилат объявил смертный приговор:

Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздев Его, надели на Него багряницу; и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! и плевали на Него и, взяв трость, били Его по голове (Мф. 27:27–30).

А воины отвели Его внутрь двора, то есть в преторию, и собрали весь полк, и одели Его в багряницу, и, сплетши терновый венец, возложили на Него; и начали приветствовать Его: радуйся, Царь Иудейский! И били Его по голове тростью, и плевали на Него, и, становясь на колени, кланялись Ему (Мр. 15:16– 19).

Иоанн тоже говорит об издевательствах римских воинов после бичевания: «И воины, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову, и одели Его в багряницу, и говорили: радуйся, Царь Иудейский! и били Его по ланитам» (Ин. 19:2–3). Все три свидетеля говорят о багрянице и терновом венце — пародии на царские регалии. Только Матфей упоминает о трости в руке, и только Матфей и Марк — о том, что Иисуса били тростью по голове. В остальном показания трех свидетелей сходятся.

Иоанн Златоуст обращает внимание на то, что надругательство над Иисусом было особенно жестоким и унизительным:

Не явно ли, что дьявол тогда пировал вместе со всеми? До того они были жестоки и неукротимы, что из оскорблений, наносимых Христу, делали себе удовольствие. То, что совершали с Ним, было крайней степенью надругательства. Не часть одна, а все тело терпело страдания: голова — от венца, трости и ударов, лицо — от оплеваний, ланиты — от заушений, все тело — от бичевания, облачения в багряницу и притворного поклонения, рука — от трости, которую дали держать Ему вместо скипетра. Что может быть тяжелее этого? Что обиднее? Поистине, происходившее превосходит всякое описание 1 Иоанн Златоуст. Толкование на святого Матфея-Евангелиста 87, 1. .

Что представлял собой терновый венец, возложенный на голову Иисуса? В христианской традиции он воспринимается как образ «поношения, позора, унижения и жестокости» 2 Тертуллиан. О венке воина 14. (Пер. Р. Ю. Ткаченко в альманахе «Богомыслие» № 15, 2014). , как «некоторого рода издевательство над высокосвященными страданиями Господа» 3 Климент Александрийский. Педагог 2, 8, 73 – 75 (SC 108, 144 - .

В то же время, терновый венец — не просто символ: он должен добавить боли и без того уже истерзанному бичами Осужденному. Греческий термин ἄκανθα («шип», «колючка», «терн») может указывать на любое растение, имеющее шипы, такое, например, как зизифус (ziziphus spinachristi) или нильская акация (acacia nilotica). Венец из ветвей подобного растения должен был вызывать острую боль и обильное кровотечение, особенно при ударах по голове тростью 4 Zugibe F. T. Forensic and Clinical Knowledge of the Practice of Crucifixion. P. 239–240. .

Отметим, что перед тем, как повести Иисуса на распятие, воины снимут с него багряницу (Мф. 27:31; Мр. 15:20). Однако Евангелисты ничего не скажут о снятии с Него венца. Вероятно, венец оставался на Его голове до самого конца. Так, во всяком случае, восприняла евангельский рассказ христианская иконография: на иконах Распятия Иисус, как правило, изображается в терновом венце.

Основная разница между Матфеем и Марком с одной стороны и Иоанном с другой заключается в том, что у Иоанна бичевание Иисуса и надругательство над Ним происходят не в конце, а в середине процесса. Чем это объясняется? Некоторые ученые видят объяснение в особенностях композиции рассказа о суде Пилата в четвертом Евангелии.

Давно было обращено внимание на то, что весь рассказ Евангелиста Иоанна о суде Пилата распадается на семь сцен, происходящих поочередно то внутри снаружи, то внутри претории 5 См., например: Brown R. E. The Gospel according to John (XIII – XXI). P. 857–859; Dale Bruner F. The Gospel of John. P. 1061–1062; Martin F., Wright W. M. The Gospel of John. P. 298–299; Thatcher T. Greater than Ceasar. P. 71–84. . В первой сцене Пилат вышел к иудеям, чтобы выслушать их обвинения (Ин. 18:28). Во второй заходит внутрь и начинает допрашивать Иисуса (Ин. 18:33). В третьей выходит к иудеям и объявляет о Его невиновности (Ин. 18:38). Четвертая сцена — избиение Иисуса: оно происходит внутри (Ин. 19:1–4). В пятой сцене Пилат вновь выходит к иудеям (Ин. 19:4), а затем к ним выходит Иисус в терновом венце (Ин. 19:5). В шестой сцене Пилат снова заходит в преторию для беседы с Иисусом (Ин. 19:9). И, наконец, последняя, седьмая сцена, происходящая снаружи, когда Пилат выводит вон Иисуса и объявляет смертный приговор (Ин. 19:12–16).

Избиение Иисуса стоит в центре композиции, имеющей хиастическую структуру 6 Хиазмом в научной литературе называют циклическую композицию, построенную по принципу ab-a, a-b-c-b-a, a-b-c-d-c-b-a и т. д. . В такой композиции элемент, находящийся в середине, служит смысловым центром.. В этой структуре из семи сцен четвертая сцена играет роль не только композиционного, но в некотором роде и эмоционального и смыслового центра: именно в этот момент римляне как бы становятся на сторону иудеев; эмоции, движущие толпой снаружи, вторгаются внутрь, где Иисус и Пилат до этого вели тихую беседу 7 Thatcher T. Greater than Ceasar. P. 83. .

У Матфея и Марка Иисуса после бичевания уводят внутрь, где воины издеваются над ним, а затем Иисуса ведут на распятие. У Иоанна же после бичевания и издевательств, происходивших внутри, Его вновь выводят к народу:

Пилат опять вышел и сказал им: вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины. Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат: се, Человек! Когда же увидели Его первосвященники и служители, то закричали: распни, распни Его! Пилат говорит им: возьмите Его вы, и распните; ибо я не нахожу в Нем вины. Иудеи отвечали ему: мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим. Пилат, услышав это слово, больше убоялся. И опять вошел в преторию и сказал Иисусу: откуда Ты? Но Иисус не дал ему ответа. Пилат говорит Ему: мне ли не отвечаешь? не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя? Иисус отвечал: ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше; посему более греха на том, кто предал Меня тебе (Ин. 19:4–11).

Мы видели, что в рассказах синоптиков о суде Пилата Иисус лишь однажды ответил ему на вопрос, а затем молчал. Синоптики достаточно рельефно показывают Пилата, подробно говорят о действиях первосвященников и о криках толпы, но о том, что делал и как Себя вел Иисус, они умалчивают. Повествования синоптиков очень лаконичны: они описывают события, но не дают их осмысления или толкования.

В Евангелии от Иоанна все обстоит иначе. Для Иоанна вообще характерно не только рассказывать те или иные эпизоды или передавать слова Иисуса, но и показывать богословский смысл описываемых событий или речей. Это достигается, за редким исключением, не за счет вкрапления авторских пояснений в текст, а за счет более подробной, чем у других Евангелистов, передачи того, что происходило и что говорилось.

То же самое мы наблюдаем в истории Страстей. Лишь в нескольких деталях Иоанн расходится с другими Евангелистами; все основные передаваемые им факты у него с ними общие, и даже реплики героев практически совпадают («я не нахожу в Нем никакой вины», «радуйся, Царь Иудейский!», «распни Его»). Но подробность, с которой Иоанн описывает происходившее, позволяет читателю не только узнать фактическую сторону событий, но и получить их богословское осмысление, что особенно важно, учитывая центральный характер истории Страстей для всей евангельской истории.

Мы помним, что у Луки Пилат трижды заявляет о невиновности Иисуса. То же самое у Иоанна. После первого раунда допроса Пилат говорит: «я никакой вины не нахожу в Нем» (Ин. 18:38). Далее он повторяет то же после бичевания Иисуса, а затем — в ответ на требование толпы распять Его. Пилат выводит Иисуса к народу со словами: «Се, Человек». В этих словах некоторые современные комментаторы видят «презрительную насмешку», смысл которой: «посмотрите, этот жалкий тип — ваш царь» 8 Carter W. John and Empire. P. 305. . Другие, наоборот, видят в них восхищение: «вот это человек!» 9 Lohse E. History of the Suffering and Death of Jesus Christ. P. 93. . Второе толкование представляется нам натяжкой. Мы не знаем, какой точный смысл вкладывал в свои слова Пилат, но для Евангелиста они, вероятно, связаны с наименованием «Сын Человеческий», которое Иисус применял к Себе. Возможно, они связаны с конкретным предсказанием Иисуса о Своем распятии: «И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:14–15) 10 Schnackenburg R. The Gospel according to St John. Vol. 3. P. 256–257 . .

На каком языке Пилат произнес свою знаменитую фразу? Как мы предположили, допрос Иисуса он вел на греческом; на нем же вероятно разговаривал с иудеями. В латинском переводе («Ecce homo») она получила широкую известность на Западе, легла в основу многих живописных произведений. Не мог ли и Пилат произнести ее на латыни? Лаконичность выражения, как известна, является свойством классической латыни, и в данном случае Пилат вполне мог воспользоваться своим родным языком. На нем же он мог произнести и сам смертный приговор, обычно выражавшийся в формуле: «Ibis in crucem» (букв. «ты взойдешь на крест») 11 Keener C. S. The Gospel of Matthew. P. 672. Уточнить перевод формулы! .

Пилат предлагает иудеям самим разобраться с Узником, но они ссылаются на «свой» закон, по которому Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божьим. Это явная ссылка на Моисеево законодательство, а именно — на предписание о казни богохульника. Но Пилат, услышав словосочетание «Сын Божий», заходит внутрь претории, где стоит Иисус, и задает ему вопрос «откуда ты?». Это, конечно, не вопрос о галилейском происхождении Иисуса. Скорее, это желание выпытать у Иисуса какую-то информацию о Его учении, попытка понять, чем же Он отличается от других.

Ответ Иисуса содержит общее указание на природу земной власти: Он говорит о том, что она имеет божественную санкцию. Иисус представлен в Евангелии как лояльный гражданин Своей страны, находящейся под римской оккупацией. Он не оспаривает римские законы, не оспаривает необходимость платить подать кесарю. В Его учении нет никакого политического подтекста, никаких призывах к свержению власти римлян, установлению иного политического устройства.

Впоследствии апостол Павел: «нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению» (Рим. 13:1–2). В этих словах, адресованных христианам Рима, имеется в виду римская власть. Но они, как и обращенные к римскому правителю слова Иисуса, имеют обобщающий характер.

Власть сопряжена с ответственностью, и об этой ответственности Иисус напоминает Пилату в словах: «более греха на том, кто предал Меня тебе». Пилат, в конечном итоге, является орудием Божьей воли, без которой Иисус не оказался бы в Его руках. Но он несет и часть ответственности за приговор. В то же время, основная доля ответственности лежит на тех, кто был инициатором казни: на первосвященниках и книжниках.

Пилат продолжает курсировать между преторией, где он допрашивает Иисуса, и внешним двором, где стоят иудеи, не пожелавшие войти внутрь, чтобы «не оскверниться». В очередной раз он выходит к ним, но этот раз оказывается последним. Они находят такие аргументы, которым он не в силах противостоять:

С этого времени Пилат искал отпустить Его. Иудеи же кричали: если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю. Пилат, услышав это слово, вывел вон Иисуса и сел на судилище, на месте, называемом Лифостротон, а по-еврейски Гаввафа. Тогда была пятница перед Пасхою, и час шестый. И сказал Пилат Иудеям: се, Царь ваш! Но они закричали: возьми, возьми, распни Его! Пилат говорит им: Царя ли вашего распну? Первосвященники отвечали: нет у нас царя, кроме кесаря. Тогда наконец он предал Его им на распятие (Ин. 19:12–16).

Иудеи делают три политических заявления c целью принудить Пилата к вынесению смертного приговора. Во-первых, они угрожают ему тем, что отказ от этого будет интерпретирован как недружественный акт по отношению к императору. Во-вторых, связывают претензии на царство с посягательством на императорскую власть. В-третьих, заверяют правителя в своей преданности императору.

Евангелист показывает лицемерие и двуличность первосвященников и фарисеев. Совсем недавно на своем внутреннем совещании они выражали беспокойство по поводу возможного усиления присутствия римской власти в Иудее: «Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом» (Ин. 11:48). Теперь же они клянутся в верности римской власти.

Фраза ἤγαγεν ἔξω τὸν Ἰησοῦν καὶ ἐκάθισεν ἐπὶ βήματος может быть переведена двояко. Общепринятый перевод: «вывел вон Иисуса и сел на судилище». Однако глагол καθίζω может означать как «садиться», так и «сажать кого-нибудь». Соответственно, возможен альтернативный вариант перевода: «вывел вон Иисуса и посадил на судилище». Так понимал это место Иустин Философ: «насмехаясь над ним, посадили Его на судилище и говорили: суди нас» 13 Иустин Философ. 1-я Апология 35. . К такому же пониманию склоняются некоторые современные комментаторы 14 Например: Martin F., Wright W. M. The Gospel of John. P. 314. . Однако более убедительным представляется версия, отраженная в большинстве переводов Евангелия и комментариев к нему, как древних, так и современных: Пилат сел на судейское кресло (βῆμα), а Иисус был поставлен рядом.

Последние реплики Пилата имеют, как и другие его слова в Евангелии от Иоанна, двойной смысл. По своей внешней форме они, скорее всего, являются продолжением издевательства над Иисусом, дальнейшим унижением Его. Они отражают презрение Пилата к иудеям, которое прослеживается на протяжении всего рассказа, начиная со слов: «разве я Иудей? Твой народ и первосвященники предали тебя мне» (Ин. 18:35) и кончая словами «се, Царь ваш», «Царя ли вашего распну?». Это не его народ и не его проблемы: вся эта история, в конечном итоге, не что иное, как какието внутренние разборки, к которым он имеет лишь косвенное отношение.

Но, подобно тому, как в высказывании Каиафы Евангелист Иоанн увидел пророчество об искупительном значении смерти Иисуса (Ин. 19:15), он видит скрытый смысл и в репликах Пилата. На глубинном богословском уровне Иисус всегда был и остается Царем — даже в Своем предельном унижении и истощании. Это царское достоинство Иисуса подтверждается словами Пилата, обращенными к иудеям. Оно будет также подтверждено надписью, которую Пилат прикажет прибить к кресту над головой Распятого (Мф. 27:37; Мр. 15:26; Лк. 23:38; Ин. 19:19).

Для Евангелиста важно отметить место, день и час вынесения приговора: Лифостротон, пятница перед пасхой, час шестой (по современному счету, около полудня). Чем объясняется такая точность? Очевидно, тем, что именно момент окончательного вынесения приговора Пилатом стал тем поворотным пунктом, после которого историю суда над Иисусом уже невозможно было развернуть вспять.

Все четыре христианских Евангелия описывают суд над Христом у Понтия Пилата , прокуратора Иудеи ( 26— 36 гг. н.э. ), который и приговорил Его к смерти путем распятия. Однако только в Евангелии от Иоанна приводятся два небольших разговора, которые имели место между Пилатом и его Узником в ходе суда. Читатель, знакомящийся с описанием этих разговоров первый раз, может почувствовать их насыщенность разнообразными оттенками смыслов и иронии. Он не может не поразиться тому, что этот как будто бы частный случай суда имеет всеобщие последствия для человечества. Сократа предали суду за его упорные поиски истины . Но, согласно Евангелию от Иоанна , Христос никогда не занимался поисками истины . Он Сам был воплощенной Истиной . Он пришел в наш мир, чтобы выразить не только с помощью Своих слов, но и через Свою Личность , Свою жизнь, смерть и Воскресение , что на самом деле существует Бог . Он хотел развеять всю ложь о характере Бога , которая была привнесена в сердце человека заклятым врагом Бога ( Иоан. 8:31-47 ). Попробуйте посмотреть на суд над Христом так, как смотрит на него Иоанн . Ирония ситуации поразительна: Высшая Истина , Воплощенный Бог предстает перед судом, от которого зависит Его жизнь. При этом суд вершится одним из Его созданий. Имеет смысл разобраться в тех вопросах, которые, согласно Иоанну , обсуждались во время суда. Мы увидим ниже: если говорить о личности Понтия Пилата , то судебный процесс разворачивался в два этапа. На первом этапе Пилат обнаружил истинную суть дела, которое он должен был решить, а именно: невиновность Христа . На втором этапе он понял огромную власть, которая была ему дана, чтобы решить, что делать с Истиной .

ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ О СУДЕ НАД ХРИСТОМ

Обвинители . Дело против Христа вели в основном представители аристократии — первосвященник и другие представители высшего судебного органа. Во время римского правления первосвященник был государственным лицом, поскольку назначался римлянами. Чтобы подчеркнуть это обстоятельство, римский прокуратор держал богослужебное одеяние первосвященника у себя под замком и позволял избранному им первосвященнику надевать его только тогда, когда считал нужным. Однако первосвященник все-таки был наделен значительными полномочиями. Во-первых, он отвечал за все, что касалось национального храма, а также за сборы, которые поступали к нему от жертвоприношений местных жителей и сотен тысяч паломников, приходящих в Иерусалим в дни праздников. Благодаря этому первосвященник был очень состоятельным человеком. Во-вторых, он был председателем иудейского совета, который контролировал всю гражданскую жизнь и коммерческую деятельность в провинции. Поэтому он имел большое влияние как на прокуратора, так и на римские власти вообще. Между ними существовали отношения любви-ненависти.

Обвинения против Христа . Против Христа выдвигалось два обвинения.

Политическое обвинение . Христос , говорили Его обвинители, призывал население поверить в то, что Он иудейский царь-мессия, и подстрекал народ к восстанию против римского императора. Таким образом, Его обвиняли в восстании против императора ( Иоан. 19:12 ). У священников были свои причины выдвигать против Христа такое обвинение. Ведь Он публично выступил против торговли в храме ( Иоан. 2:13-22 ). Они полагали, что если Ему удастся поднять народ против римлян (восстания против римлян происходили и раньше), это приведет к плачевным последствиям не только для государства и его столицы, но и для храма. Чтобы не допустить такого развития событий, они решили казнить Иисуса ( Иоан. 11:47-53 ).

Религиозное обвинение . Христа обвинили в крайней форме святотатства, поскольку Он называл себя Сыном Божьим , тем самым уподобляя себя Богу ( Иоан. 5:18 ; 19:7 ). Это, согласно иудейским законам, было преступлением, которое каралось смертной казнью.

СУД НАД ХРИСТОМ: ПЕРВЫЙ ЭТАП

Пилат же довольно резко сказал им, чтобы они увели Пленника и судили Его по их собственному закону. Это он вряд ли бы сделал, если бы считал, что человек, арестованный его людьми, действительно был виновен в политических действиях против императора ( 18:31 ). Во время римского правления иудейский суд, как хорошо было известно Пилату , не имел юридического права осуждать человека на смертную казнь; однако первосвященник был полон решимости казнить Иисуса . Поэтому он и настоял, чтобы именно Пилат занимался Его делом и судил Его согласно римскому праву. Пилат решил отложить заседание суда и удалился, чтобы самому допросить Пленника один на один.

Первый допрос Христа Пилатом ( Иоан. 18:33-38 ). Прежде всего Пилат хотел услышать из уст самого Пленника , считал ли Тот Себя Царем Иудейским . Но на этот вопрос нельзя было ответить однозначным « да » или « нет », поскольку понятия « царь » и « царство » для разных людей имели неодинаковый смысл. Понятия « царь » и « царство » в представлении Пилата имели политический смысл, и поэтому Христос должен был дать на вопрос Пилата отрицательный ответ, так как Его учение и деятельность не носили политический характер. Христос не ставил Своей целью политическую конкуренцию с римским императором Тиберием . Но в другом смысле Он действительно был « Царем Иудейским ». Неделей раньше Он допускал, чтобы толпы людей называли Его Царем , Который грядет во Имя Господне . Он въехал в Иерусалим на осле, окруженный сотнями, если не несколькими тысячами Своих последователей, сознательно исполняя пророчество, содержащееся в Ветхом Завете и описывавшее приход Царя Иерусалима ( Зах.9:9 ; Иоан.12:19 ). И если именно об этом событии иудейские религиозные власти сообщили Пилату наряду с другими, Христос не собирался его отрицать, как и не считал необходимым отрицать смысл фразы, который Он в нее вкладывал. Но первосвященник неправильно истолковал этот эпизод (увидим ниже, почему так случилось: или из-за его невежества, или он сделал это преднамеренно). Христос не был тем, кем очи хотели Его представить, а именно: вождем организованной группы борцов за свободу, готовых вступить в священную войну во имя своих религиозных убеждений, чтобы изгнать римских завоевателей из своей страны, как это пытались сделать борцы за свободу в 66—70 годах н.э. Таким образом, единственный способ заставить Христа ответить на вопрос Пилата состоял в том, чтобы объяснить природу Своего Царства и власти, посредством которой Он собирался это Царство установить:

«. Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда»

Как уже говорилось выше, Пилату было известно, что произошло в Гефсиманском саду. Он знал, что Иисус говорил правду . Но Иисус говорил о Своем Царстве . Это означало, что Он считал Себя Царем . Мог ли Он запретить Своим последователям защищать Его при аресте из тактических соображений, которые были продиктованы присутствием вооруженных римских воинов? А если Его сейчас освободить, не возьмется ли Он при благоприятных условиях устанавливать Свое Царство , подняв людей на вооруженное восстание? Таков был ход мыслей Пилата , и он не мог рисковать.

— спросил он опять. Ответ Иисуса развеял все сомнения относительно Его позиции. Отсутствие сопротивления с Его стороны во время ареста в Гефсиманском саду не было временным прагматизмом: это было связано с природой Его Царства . Его главным средством обретения верности со стороны людей была истина :

«. ты говоришь, что Я Царь; Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего»

— спросил Пилат и вышел за дверь. Нельзя однозначно оценить его поведение как циничное. У него сложилось впечатление, что, видимо, истина в абсолютном смысле, который вкладывал в это понятие Иисус , не была связана с военными и политическими делами, которые интересовали Пилата и входили в сферу его полномочий. Истина в понимании Иисуса относилась к той области, которой интересовались философски и религиозно настроенные люди. Пилат был уверен, что человек, который не предпринимает насилия и занят поисками истины , не может быть политическим конкурентом и врагом императора. По крайней мере, казалось, что Иисус действительно не был повинен в том, в чем обвиняли Его священники. Но священники оставались непреклонными: Иисус был руководителем движения, которое несло в себе мощный разрушительный потенциал. Были ли священники искренними? Интересовала ли их понятая ими по-своему истина ? Пилат решил проверить их на искренность. Пилат хочет удостовериться в искренности священников. В те времена, видимо, было принято один раз в году, во время большого религиозного праздника Пасхи , по воле римского прокуратора отпускать на волю одного иудейского заключенного. Это было своего рода жестом доброй воли. Поэтому Пилат сначала объявил, что он как римский прокуратор считает Иисуса абсолютно непричастным к тому, в чем Его обвиняют священники, а именно: в революционном мятеже против Рима . Поэтому Пилат предложил воздать должное традиции и в честь праздника освободить Иисуса . Согласны ли они с этим решением?

— закричали они, поскольку, с их точки зрения, Он и был мятежником, а они не хотели иметь ничего общего с подобными экстремистски, мессиански и агрессивно настроенными религиозными деятелями.

— кричали они опять и опять, —

Евангелисту Иоанну нужна была лишь одна фраза, чтобы прокомментировать выбор, сделанный священниками:

Этого было достаточно. Но, по крайней мере, Пилат убедился наверняка, в чем была истина и кто говорил истину . И это не были священники.

Время для раздумий. Свидетельство Христа перед Пилатом оказало мощное влияние на ранние христианские церкви. Оно помогло им сформулировать представление о своей миссии миру и понять, каким должно быть их единственное средство распространения христианской веры. Заключенный в тюрьму императором Нероном , христианский апостол Павел писал впоследствии своему молодому единомышленнику:

«Подвизайся добрым подвигом веры, держись вечной жизни, к которой ты и призван и исповедал доброе исповедание пред многими свидетелями. Пред Богом, все животворящим, и пред Христом Иисусом, Который засвидетельствовал пред Понтием Пилатом доброе исповедание, завещаваю тебе соблюсти заповедь чисто и неукоризненно даже до явления Господа нашего Иисуса Христа. »

Из книги: Человек и его мировоззрение. В поисках истины и реальности. Том 2

Авторы: Дэвид Гудинг, Джон Леннокс

Желаю всем крепкого здоровья, радости, силы, любви и здравого смысла.

Подписывайтесь на мой канал , в дальнейшем буду публиковать статьи на тему здорового образа жизни, осознанности и саморазвития. А также буду писать о правильном питании, которое принесёт максимальную пользу для вашего организма в частности и здоровья в целом. Личный опыт в том числе. Будет очень интересно, полезно и познавательно.

Благодаря Евангелиям, Понтий Пилат навсегда остался в истории и культуре как человек, приговоривший Иисуса Христа к смерти. Он сделал это, находясь на посту римского префекта провинции Иудея. Только он имел право утвердить смертный приговор человеку, обвиняемому в преступлениях по римским законам. Как можно судить по тем же Евангелиям, местный религиозный судебный орган, Синедрион, постановил передать пойманного ими Иисуса именно на римский суд. При этом Пилат передал дело формальному правителю Иудеи, царю Ироду, но и тот вернул обвиняемого римлянам.

Как проходила процедура суда и что было после него — показано в многочисленных произведениях искусства, которые появились за прошедшие два тысячелетия. Книг с подробным разбором этого события также вышло немало. Сам Пилат за весь свой срок наместничества в Иудее вынес множество подобных приговоров. По свидетельству его современника Филона Александрийского, устраивал Пилат и бессудные расправы, в том числе и казни. Источники того времени Пилата характеризуют как жестокого оккупанта, способного спровоцировать местное население на мятеж и после этого устроить бойню.

Кроме того, Пилата обвиняли в коррупции, приговорах за взятки, подкупе других должностных лиц и тому подобных преступлениях. Трудно сказать, сколько в этих обвинениях правды, ведь мы знаем о них в основном по доносам, которые на Пилата писал, например, иудейский царь Агриппа I, сменивший Ирода. Как бы то ни было, прочие местные правители и население Понтия Пилата крайне не любили. Но при этом Пилат оставался префектом более 10 лет, что для наместника этого бурного и мятежного региона очень много. Из этого следует, что на своём посту он вполне устраивал как императора в Риме, так и своего прямого начальника — римского наместника в Сирии.

Виттелий далее посетил Иерусалим, где объявил об отмене налога на продажу плодов, а также вернул иудеям их религиозную святыню, одеяние первосвященника. Также Вителлий сместил первосвященника Каиафу, сменив его на Ионатана. Скорее всего, смещение деятелей администрации, запятнавших себя многочисленными преступлениями и коррупцией, было с восторгом воспринято местным населением. Не говоря уже о таких популистских мерах, как отмена налога и возврат святой реликвии. Таким образом Вителлий хотел, перед началом войны с соседним для Иудеи государством, заручиться поддержкой местного населения.

Пилат с семьёй покинул свою резиденцию в Кесарии и отправился в столицу Римской Империи. К сожалению, о том, что с ним стало после, не сохранилось абсолютно никакой информации. Неизвестно даже, состоялся ли суд над Пилатом. Именно в начале 37 года здоровье Тиберия резко ухудшилось и 16 марта он скончался на своей вилле в Мизене. Его преемником стал Гай Юлий Цезарь Август Германик, более известный по своему прозвищу — Калигула. Новый император начал своё правление крайне осторожно, опасаясь вызвать недовольство какой-либо из влиятельных политических группировок в сенате. Осуждение римского патриция из сословия всадников, каковым был Понтий Пилат, да к тому же ещё и по сомнительному доносу от каких-то там жителей провинции, не имевших римского гражданства, могло негативно сказаться на политическом рейтинге нового императора. Так что можно предположить, что суда над Пилатом не произошло.

В то же время Пилата вряд ли назначали на какую-нибудь другую аналогичную должность, поскольку его репутация была подмочена. Скорее всего не получил Пилат и должности в Риме. Основная причина — он был представителем прежней администрации, его назначал Тиберий, и быть лояльным Калигуле у него не было особых причин. Разумеется, укрепляя свою власть император везде продвигал своих собственных назначенцев, избавляясь при этом от старых кадров. А от Пилата даже специально избавляться не пришлось, над ним и так висела перспектива судебного разбирательства с неясным исходом. Так что скорее всего бывшего всесильного наместника Иудеи без шума отправили доживать свой век на личной вилле где-нибудь в глуши. Во всяком случае нет никаких данных о том, чтобы Пилат потом занимал хоть какой-то государственный пост в Риме.

Если вам понравилась эта статья — поставьте лайк. Это сильно поможет развитию нашего канала, а также новые статьи из нашего канала будут чаще показываться в вашей ленте. Также будем рады, если вы подпишетесь на наш канал.

Суд прокуратора Понтия Пилата над бродячим философом Иешуа Га-Ноцри — центральный эпизод ершалимских глав романа «Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова, которому посвящена вторая глава произведения.

Четырнадцатого числа месяца нисана (примерно середина апреля) к прокуратору приводят на суд бродячего философа Иешуа по прозвищу Га-Ноцри, которого обвиняют в призывах к разрушению ершалимского храма. Малый Синедрион (суд состоящий из 23-х присяжных) вынес ему смертный приговор и Пилат должен утвердить его:

«Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?
— Да, прокуратор, — ответил секретарь.
— Что же он?
— Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор Синедриона направил на ваше утверждение, — объяснил секретарь.»

В этот день у Прокуратора разыгралась сильная мигрень (лат. hēmicrania) и его раздражало буквально все:

«Да, нет сомнений! Это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь гемикрания, при которой болит полголовы. От нее нет средств, нет никакого спасения. Попробую не двигать головой».

В самом начале разговора подсудимый называет прокуратора «добрым человеком». Пилат вызывает своего стража, «великана» Марка Крысобоя, чтобы тот объяснил, что к прокуратору следует обращаться не иначе как игемон (первенствующий) :

— Добрый человек! Поверь мне…
Но прокуратор, по-прежнему не шевелясь и ничуть не повышая голоса, тут же перебил его:
— Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно, — и так же монотонно прибавил: — Кентуриона Крысобоя ко мне.

Обратившись к Крысобою по-латыни, прокуратор говорит ему, объяснить преступнику как нужно разговаривать, но не переусердствовать, чтобы не покалечить. Но измученному Иешуа хватает и одного слабого удара плеткой:

«Выведя арестованного из-под колонн в сад. Крысобой вынул из рук у легионера, стоявшего у подножия бронзовой статуи, бич и, несильно размахнувшись, ударил арестованного по плечам. Движение кентуриона было небрежно и легко, но связанный мгновенно рухнул наземь, как будто ему подрубили ноги, захлебнулся воздухом, краска сбежала с его лица и глаза обессмыслились. Марк одною левою рукой, легко, как пустой мешок, вздернул на воздух упавшего, поставил его на ноги и заговорил гнусаво, плохо выговаривая арамейские слова:
— Римского прокуратора называть — игемон. Других слов не говорить. Смирно стоять. Ты понял меня или ударить тебя?
Арестованный пошатнулся, но совладал с собою, краска вернулась, он перевел дыхание и ответил хрипло:
— Я понял тебя. Не бей меня.»

Обвиняемый отрицает свою вину:

— Так ты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ?
Тут арестант опять оживился, глаза его перестали выражать испуг, и он заговорил по-гречески:
— Я, доб… — тут ужас мелькнул в глазах арестанта оттого, что он едва не оговорился, — я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушать здание храма и никого не подговаривал на это бессмысленное действие.

Он утверждает, что люди давшие против него показания просто не поняли истинный смысл его слов:

— Эти добрые люди, — заговорил арестант и, торопливо прибавив: — игемон, — продолжал: — ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной.

На самом деле он говорил о том, что рухнет старая, ложная вера, и в мире воцарит истина:

— Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. Сказал так, чтобы было понятнее.

Постепенно прокуратор стал проникаться сочувствием к обвиняемому, который оказался добрым и мудрым человеком, в отличии от прочих фанатиков и лжецов которых ему приходилось судить. Но в его голове постоянно крутилась мысль, что он напрасно ведет этот диалог, терпя сильнейшую головную боль, которая заставляет его задумываться о самоубийстве:

«Все еще скалясь, прокуратор поглядел на арестованного, затем на солнце, неуклонно подымающееся вверх над конными статуями гипподрома, лежащего далеко внизу направо, и вдруг в какой-то тошной муке подумал о том, что проще всего было бы изгнать с балкона этого странного разбойника, произнеся только два слова: ‚Повесить его‘. Изгнать и конвой, уйти из колоннады внутрь дворца, велеть затемнить комнату, повалиться на ложе, потребовать холодной воды, жалобным голосом позвать собаку Банга, пожаловаться ей на гемикранию. И мысль об яде вдруг соблазнительно мелькнула в больной голове прокуратора.»

Иешуа словно читает мысли прокуратора и волшебным способом снимает его головную боль:

«Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет.»

После этого допрос становится больше похож на философскую беседу. Иешуа позволяет себе давать характеристики прокуратору и его жизни. Секретарь, записывающий слова обвиняемого, слыша это даже выронил свиток, ожидая гневной реакции Пилата, но тот, напротив, приказал развязать подсудимому руки:

«Секретарь смертельно побледнел и уронил свиток на пол.
— Беда в том, — продолжал никем не останавливаемый связанный, — что ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в людей. Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон, — и тут говорящий позволил себе улыбнуться.
Секретарь думал теперь только об одном, верить ли ему ушам своим или не верить. Приходилось верить. Тогда он постарался представить себе, в какую именно причудливую форму выльется гнев вспыльчивого прокуратора при этой неслыханной дерзости арестованного. И этого секретарь представить себе не мог, хотя и хорошо знал прокуратора.
Тогда раздался сорванный, хрипловатый голос прокуратора, по-латыни сказавшего:
— Развяжите ему руки.»

Имеющему репутацию «свирепого чудовища» прокуратору даже становится стыдно за свои слова, когда он узнает, что арестант знает латынь, а значит понимал его приказ Крысобою:

— Я не спросил тебя, - сказал Пилат, - ты, может быть, знаешь и латинский язык?
— Да, знаю, - ответил арестант.
Краска выступила на желтоватых щеках Пилата.

По видимому, Понтий Пилат разглядел в Иешуа родственную душу, и это был единственный во всем Ершалиме человек говоривший с ним икренне, не обращая внимания на его статус и положение. Мысленно прокуратор уже оправдал арестанта, признав его душевнобольным. Но так как его проповеди представляют опасность для государства, вместо смертной казни, Понтий Пилат собирался выслать философа из Ершалима в Кесарию Стратонову, где находилась его собственная резиденция:

«В течение ее полета в светлой теперь и легкой голове прокуратора сложилась формула. Она была такова: игемон разобрал дело бродячего философа Иешуа по кличке Га-Ноцри, и состава преступления в нем не нашел. В частности, не нашел ни малейшей связи между действиями Иешуа и беспорядками, происшедшими в Ершалаиме недавно. Бродячий философ оказался душевнобольным. Вследствие этого смертный приговор Га-Ноцри, вынесенный Малым Синедрионом, прокуратор не утверждает. Но ввиду того, что безумные, утопические речи Га-Ноцри могут быть причиною волнений в Ершалаиме, прокуратор удаляет Иешуа из Ершалаима и подвергает его заключению в Кесарии Стратоновой на Средиземном море, то есть именно там, где резиденция прокуратора.
Оставалось это продиктовать секретарю.»

Он уже готов был огласить свое решение, но оказалось. что против Иешуа есть еще одно обвинение, и гораздо более серьезное — оскорбление власти кесаря:

— Все о нем? — спросил Пилат у секретаря.
— Нет, к сожалению, — неожиданно ответил секретарь и подал Пилату другой кусок пергамента.
— Что еще там? — спросил Пилат и нахмурился.
Прочитав поданное, он еще более изменился в лице. Темная ли кровь прилила к шее и лицу или случилось что-либо другое, но только кожа его утратила желтизну, побурела, а глаза как будто провалились.

Прокуратор понимает, что оправдать такое преступление невозможно, и старается подвести Иешуа к тому, чтобы тот отказался от слов, которые ему приписывают:

«Никто не знает, что случилось с прокуратором Иудеи, но он позволил себе поднять руку, как бы заслоняясь от солнечного луча, и за этой рукой, как за щитом, послать арестанту какой-то намекающий взор.
— Итак, — говорил он, — отвечай, знаешь ли ты некоего Иуду из Кириафа, и что именно ты говорил ему, если говорил, о кесаре?»

Но тот, напротив, подтверждает, что говорил о том, что власть земная скоро исчезнет и наступит некая иная власть:

— И что же ты сказал? — спросил Пилат, — или ты ответишь, что ты забыл, что говорил? — но в тоне Пилата была уже безнадежность.
— В числе прочего я говорил, — рассказывал арестант, — что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.

Превратно истолкованные, эти слова подтверждают, что Иешуа выступал против всякой власти, а значит, и власти великого кесаря. После этого Пилат обязан утвердить смертный приговор:

«Лицо Пилата исказилось судорогой, он обратил к Иешуа воспаленные, в красных жилках белки глаз и сказал:
— Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? О, боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твое место? Я твоих мыслей не разделяю! И слушай меня: если с этой минуты ты произнесешь хотя бы одно слово, заговоришь с кем-нибудь, берегись меня! Повторяю тебе: берегись.»

Тем не менее прокуратор совершает еще одну попытку спасения арестанта. По обычаю, накануне еврейской Пасхи (первого дня Песаха) , которая должна начаться на следующий день, полагалось помиловать одного из преступников осужденных синедрионом. Он просит первосвященника Каифу о помиловании Иешуа, но тот отказывает прокуратору. Вместо него отпускают Вар-Раввана, убийцу и бунтовщика, объясняя, что безобидные на первый взгляд речи философа, представляют угрозу гораздо большую чем «жалкий разбойник Вар-равван»:

— Веришь ли ты, прокуратор, сам тому, что сейчас говоришь? Нет, не веришь! Не мир, не мир принес нам обольститель народа в Ершалаим, и ты, всадник, это прекрасно понимаешь. Ты хотел его выпустить затем, чтобы он смутил народ, над верою надругался и подвел народ под римские мечи! Но я, первосвященник иудейский, покуда жив, не дам на поругание веру и защищу народ! Ты слышишь, Пилат? — И тут Каифа грозно поднял руку: — Прислушайся, прокуратор!

Прокуратор выходит из себя и угрожает первосвященнику, но в глубине души понимает его правоту. Проявив малодушие он исполняет свой долг и публично объявляет, что помилован будет Вар-Равван:

Ненавидимый им город умер, и только он один стоит, сжигаемый отвесными лучами, упершись лицом в небо. Пилат еще придержал тишину, а потом начал выкрикивать:
— Имя того, кого сейчас при вас отпустят на свободу…
Он сделал еще одну паузу, задерживая имя, проверяя, все ли сказал, потому что знал, что мертвый город воскреснет после произнесения имени счастливца и никакие дальнейшие слова слышны быть не могут.
«Все? — беззвучно шепнул себе Пилат, — все. Имя!»
И, раскатив букву «р» над молчащим городом, он прокричал:
— Вар-равван!
Тут ему показалось, что солнце, зазвенев, лопнуло над ним и залило ему огнем уши. В этом огне бушевали рев, визги, стоны, хохот и свист.

Уже перед казнью Иешуа говорит, что одним из главных пороков считает трусость. Прокуратор принимает эти слова на свой счет:

— Не пытался ли он проповедовать что-либо в присутствии солдат?
— Нет, игемон, он не был многословен на этот раз. Единственное, что он сказал, это, что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость.
— Глава 25

Эта фраза навсегда останется в памяти Понтия Пилата. Позже он видит сон: лунную дорогу, ведущую в небо, по ней он прогуливается вместе с Иешуа, они беседуют. Понтий Пилат соглашается, что нет порока хуже трусости, и принимает в себе труса:

Четырнадцатое число месяца нисана

Суд Пилата происходит «четырнадцатого числа месяца нисана». Ниса́н — первый месяц библейского года в еврейском календаре. Приблизительно соответствует марту — апрелю григорианского календаря.

15 нисана начинается иудейский праздник Пе́сах (еврейская Пасха; ветхозаветная Пасха) . В 28 году н.э. по григорианскому календарю первый день Песаха (15 нисана 3788 г.) выпадал на 28 марта.

Загадка ласточки

«В это время в колоннаду стремительно влетела ласточка, сделала под золотым потолком круг, снизилась, чуть не задела острым крылом лица медной статуи в нише и скрылась за капителью колонны. Быть может, ей пришла мысль вить там гнездо.
В течение ее полета в светлой теперь и легкой голове прокуратора сложилась формула. Она была такова: игемон разобрал дело бродячего философа Иешуа по кличке Га-Ноцри, и состава преступления в нем не нашел.»

«Крылья ласточки фыркнули над самой головой игемона, птица метнулась к чаше фонтана и вылетела на волю. Прокуратор поднял глаза на арестанта и увидел, что возле того столбом загорелась пыль.
— Все о нем? — спросил Пилат у секретаря.
— Нет, к сожалению, — неожиданно ответил секретарь и подал Пилату другой кусок пергамента.»

— Молчать! — вскричал Пилат и бешеным взором проводил ласточку, опять впорхнувшую на балкон. — Ко мне! — крикнул Пилат.
И когда секретарь и конвой вернулись на свои места, Пилат объявил, что утверждает смертный приговор, вынесенный в собрании Малого Синедриона преступнику Иешуа Га-Ноцри, и секретарь записал сказанное Пилатом.

«Как воробей вспорхнет, как ласточка улетит, говорит Премудрый царь Израильский, так незаслуженное проклятие не сбудется»
— Притч 26:2

В Библии описывается тяжкая кончина царя Езекии и его предсмертные слова:

«Как журавль, как ласточка издавал я звуки, тосковал как голубь. Уныло смотрели глаза мои к небу: Господи! душно, тесно мне; спаси меня. "
— Ис 38:14

Последнюю фразу произносит и Понтий Пилат:

«Теперь его уносил, удушая и обжигая, самый страшный гнев, гнев бессилия.
— Тесно мне, — вымолвил Пилат, — тесно мне!»
— «Мастер и Маргарита», Глава 2

По другой версии, в обличье ласточки на суде присутствовал Воланд. В разговоре с литераторами на Патриарших, он утверждает, что «тайно, инкогнито» присутствовал на суде Пилата и при его тайном разговоре с первосвященником:

«…я лично присутствовал при всем этом. И на балконе был у Понтия Пилата, и в саду, когда он с Каифой разговаривал, и на помосте, но только тайно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас — никому ни слова и полный секрет. »
— «Мастер и Маргарита», Глава 3

Хотя разговаривая с Каифой прокуратор подчеркивает, что на помосте никого нет, и быть не может:

— Что ты, первосвященник! Кто же может услышать нас сейчас здесь? Разве я похож на юного бродячего юродивого, которого сегодня казнят? Мальчик ли я, Каифа? Знаю, что говорю и где говорю. Оцеплен сад, оцеплен дворец, так что и мышь не проникнет ни в какую щель! Да не только мышь, не проникнет даже этот, как его… из города Кириафа. Кстати, ты знаешь такого, первосвященник? Да… если бы такой проник сюда, он горько пожалел бы себя, в этом ты мне, конечно, поверишь?
— Глава 2

Понтий Пилат — центральный персонаж ершалимских глав романа «Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова. «Выдуманный» Мастером герой, «Пилат Понтийский, всадник Золотое Копье!». Прокуратор (римский наместник) Иудеи известный в народе как «свирепое чудовище». Он утверждает смертный приговор бродячему философу Иешуа.

Понтий Пилат
Иллюстрация Аркадия Площанского

Исторический прототип

Исторический Понтий Пилат осудивший Иисуса был наместником Иудеи при императоре Тиберии с 26 по 36 год нашей эры, но на самом деле он был префектом, а не прокуратором. Этот факт стал широко известен лишь в 1961 году, уже после смерти Булгакова. Его правление ознаменовалось массовым насилием и казнями.

Хотя Пилат является наиболее засвидетельствованным правителем Иудеи, сохранилось мало источников о его правлении. Ничего не известно о его жизни до того, как он стал наместником Иудеи, и ничего не известно об обстоятельствах, которые привели его к этой должности.

Образ

Понтий Пилат в «Мастере и Маргарите» Булгакова является персонажем Мастера, то есть героем романа в романе. Он является сыном короля-звездочёта и дочери мельника, красавицы Пилы.:

«Помянут меня, — сейчас же помянут и тебя! Меня — подкидыша, сына неизвестных родителей, и тебя — сына короля-звездочета и дочери мельника, красавицы Пилы.
— Да, уж ты не забудь, помяни меня, сына звездочета, — просил во сне Пилат.»
— Глава 26

Упоминание, что прокуратор был сыном звездочета и мельничихи, восходит к средневековой майнцской легенде о короле-астрологе Ате и дочери мельника Пилы. Однажды Ат, находясь в походе, узнал по звездам, что зачатый им тотчас ребенок станет могущественным и знаменитым. Королю привели первую попавшуюся женщину — мельничиху Пилу. Родившийся мальчик получил имя от сложения их имен.

Он хорошо образован, имеет большую библиотеку и знает по крайней мере три языка: греческий, арамейский и латынь.

Ранее Понтию Пилату приходилось лично командовать целыми легионами. Он служил трибунном (командная должность в составе легиона) в римской кавалерии, и известен как «всадник Золотое Копье»:

В битве при Идиставизо (в переводе с древнегерманского — Долина Дев) , в 16-м году н. э., он спас от гибели окруженного германцами великана Марка Крысобоя:

«Вот, например, не струсил же теперешний прокуратор Иудеи, а бывший трибун в легионе, тогда, в долине Дев, когда яростные германцы чуть не загрызли Крысобоя-великана.»
— Глава 26

«Так много лет тому назад в долине Дев кричал Пилат своим всадникам слова: «Руби их! Руби их! Великан Крысобой попался!».»
— Глава 2

«Пехотный манипул попал в мешок, и если бы не врубилась с фланга кавалерийская турма [подразделение эскадрона] , а командовал ею я, — тебе, философ, не пришлось бы разговаривать с Крысобоем. Это было в бою при Идиставизо, в долине Дев.»
— Глава 2

В должности прокуратора Иудеи (высокопоставленный чиновник управляющий регионом) Понтий Пилат обрел славу свирепого чудовища:

«Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно»
— Глава 2

— Прокуратор не любит Ершалаима? — добродушно спросил гость.
— Помилосердствуйте, — улыбаясь, воскликнул прокуратор, — нет более безнадежного места на земле. Я не говорю уже о природе! Я бываю болен всякий раз, как мне приходится сюда приезжать. Но это бы еще полгоря. Но эти праздники — маги, чародеи, волшебники, эти стаи богомольцев… Фанатики, фанатики! Чего стоил один этот мессия, которого они вдруг стали ожидать в этом году! Каждую минуту только и ждешь, что придется быть свидетелем неприятнейшего кровопролития.
— Глава 25

Его резиденция находится в Кесарии, но по служебным обязанностям прокуратор вынужден приезжать в Ершалаим, где живет в огромном дворце с колоннадами построенным Иродом Великим, прославившимся как «величайший строитель в еврейской истории»:

«…прокуратор удаляет Иешуа из Ершалаима и подвергает его заключению в Кесарии Стратоновой на Средиземном море, то есть именно там, где резиденция прокуратора.»
— Глава 2

«Я получу возможность наконец вернуться в Кесарию. Верите ли, это бредовое сооружение Ирода, — прокуратор махнул рукою вдоль колоннады, так что стало ясно, что он говорит о дворце, — положительно сводит меня с ума. Я не могу ночевать в нем. Мир не знал более странной архитектуры.»
— Глава 25

По долгу службы Пилату приходится читать доносы, половина из которых на него самого:

— Он говорит, — раздался голос Воланда, — одно и то же, он говорит, что и при луне ему нет покоя и что у него плохая должность.
— Глава 32

При этом его не любит местная власть и пишут жалобы него самому кесарю:

«Слишком много ты жаловался кесарю на меня, и настал теперь мой час, Каифа! Теперь полетит весть от меня, да не наместнику в Антиохию и не в Рим, а прямо на Капрею, самому императору, весть о том, как вы заведомых мятежников в Ершалаиме прячете от смерти.»
— Глава 2

Первосвященник Каифа уверен, что Пилат не любит иудейский народ, и погубит его:

— Знает народ иудейский, что ты ненавидишь его лютой ненавистью и много мучений ты ему причинишь, но вовсе ты его не погубишь! Защитит его бог! Услышит нас, услышит всемогущий кесарь, укроет нас от губителя Пилата!
— Глава 2

Понтий Пилат страдает от постоянных головных болей. Они настолько сильные, что он даже малодушно помышлял о смерти. Его жизнь пуста, однообразна и безрадостна. Он полностью разочарован в людях и никому не доверяет. Единственное существо, к которому Понтий Пилат единственное близкое ему существо — это его собака Банга:

«Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан.»
— Глава 2

Суд над Иешуа

В день когда у Пилата разыгралась сильная мигрень, к нему на суд приводят бродячего философа Иешуа по прозвищу Га-Ноцри, которого обвиняют в призывах к разрушению Ершалимского храма. Малый Синедрион (суд состоящий из 23-х присяжных) вынес ему смертный приговор, и Пилат должен утвердить его:

Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?
— Да, прокуратор, — ответил секретарь.
— Что же он?
— Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор Синедриона направил на ваше утверждение, — объяснил секретарь.

Арестант называет Пилата «добрым человеком», и тот вызывает своего стража «великана» Марка Крысобоя, чтобы тот объяснил, что к прокуратору следует обращаться не иначе как игемон (первенствующей, главенствующий) :

«Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно, — и так же монотонно прибавил: — Кентуриона Крысобоя ко мне.»

Тем не менее, в ходе допроса прокуратор проникается сочувствием к обвиняемому, который оказался добрым и мудрым человеком, в отличии от прочих фанатиков и лжецов которых ему приходилось судить. Он уже был готов признать арестанта душевнобольным, и заменить смертную казнь на высылку из города, но оказалось, что против Иешуа есть еще одно, гораздо более серьезное обвинение — «оскорбление величества…»:

— Что еще там? — спросил Пилат и нахмурился.
Прочитав поданное, он еще более изменился в лице. Темная ли кровь прилила к шее и лицу или случилось что-либо другое, но только кожа его утратила желтизну, побурела, а глаза как будто провалились.

Он утверждал, что власть земная скоро исчезнет и наступит некая иная власть. Превратно истолкованные, эти слова означают, что Иешуа выступал против всякой власти, а значит, и власти великого кесаря:

— В числе прочего я говорил, — рассказывал арестант, — что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.

Прокуратор понимает, что оправдать такое преступление невозможно, и старается подвести Иешуа к тому, чтобы тот отказался от слов, которые, как утверждает обвинение, он сказал некому Иуде из Кириафа:

Словно не понимая его намеков, Иешуа подтверждает эти слова. После этого Пилат обязан утвердить смертный приговор:

«Пилат объявил, что утверждает смертный приговор, вынесенный в собрании Малого Синедриона преступнику Иешуа Га-Ноцри, и секретарь записал сказанное Пилатом.»

Тем не менее прокуратор совершает еще одну попытку спасения Иешуа, хотя и понимает, что его дело безнадежно. По обычаю, накануне еврейской Пасхи, которая должна начаться на следующий день, полагалось помиловать одного из преступников осужденных местной властью. Он настойчиво просит первосвященника Каифу о помиловании Иашуа, но тот отказывает прокуратору. Вместо него отпускает Вар-Раввана, убийцу и бунтовщика, объясняя, что безобидные на первый взгляд речи философа, представляют угрозу гораздо большую чем «жалкий разбойник Вар-равван»:

— Как? Даже после моего ходатайства? Ходатайства того, в лице которого говорит римская власть? Первосвященник, повтори в третий раз.
— И в третий раз мы сообщаем, что освобождаем Вар-раввана, — тихо сказал Каифа.

Прокуратор и сам понимает, что речи доброго философа несут угрозу для государства, но выходит из себя и угрожает Каифе. После небольшой словесной перепалки, Пилат вынужден исполнить свой долг и публично объявляет, что помилован будет Вар-Равван.

«Так знай же, что не будет тебе, первосвященник, отныне покоя! Ни тебе, ни народу твоему, — и Пилат указал вдаль направо, туда, где в высоте пылал храм, — это я тебе говорю — Пилат Понтийский, всадник Золотое Копье!
— Знаю, знаю! — бесстрашно ответил чернобородый Каифа, и глаза его сверкнули. Он вознес руку к небу и продолжал: — Знает народ иудейский, что ты ненавидишь его лютой ненавистью и много мучений ты ему причинишь, но вовсе ты его не погубишь! Защитит его бог! Услышит нас, услышит всемогущий кесарь, укроет нас от губителя Пилата!
— О нет! — воскликнул Пилат, и с каждым словом ему становилось все легче и легче: не нужно было больше притворяться. Не нужно было подбирать слова. — Слишком много ты жаловался кесарю на меня, и настал теперь мой час, Каифа!»

Муки Пилата

После казни Пилату докладывают, что перед смертью Иешуа говорил, что «не винит за то, что у него отняли жизнь», но не уточняет кого именно. Пилат принимает эти слова на свой счет:

— Он сказал, — опять закрывая глаза, ответил гость, — что благодарит и не винит за то, что у него отняли жизнь.
— Кого? — глухо спросил Пилат.
— Этого он, игемон, не сказал.
— Глава 25

Также ему докладывают, что перед казнью Иешуа сказал что одним из главных пороков считает трусость:

Эта фраза навсегда останется в памяти Понтия Пилата. Мысль о том, что из страха за свою карьеру, он приговорил к гибели невиновного человека не дает Пилату покоя. Он испытывает душераздирающие угрызения совести, страдает от постоянной бессонницы и ночных кошмаров. Заснув он видит сон, в котором Иешуа жив, и они ведут беседу гуляя по лунной дороге ведущей в небо. Понтий Пилат соглашается, что нет порока хуже трусости, и принимает в себе труса:

«Свободного времени было столько, сколько надобно, а гроза будет только к вечеру, и трусость, несомненно, один из самых страшных пороков. Так говорил Иешуа Га-Ноцри. Нет, философ, я тебе возражаю: это самый страшный порок.
Вот, например, не струсил же теперешний прокуратор Иудеи, а бывший трибун в легионе, тогда, в долине Дев, когда яростные германцы чуть не загрызли Крысобоя-великана. Но, помилуйте меня, философ! Неужели вы, при вашем уме, допускаете мысль, что из-за человека, совершившего преступление против кесаря, погубит свою карьеру прокуратор Иудеи?
— Да, да, — стонал и всхлипывал во сне Пилат.
Разумеется, погубит. Утром бы еще не погубил, а теперь, ночью, взвесив все, согласен погубить. Он пойдет на все, чтобы спасти от казни решительно ни в чем не виноватого безумного мечтателя и врача!»
— Глава 26

Что бы хоть как-то искупить свою вину, прокуратор поручает начальнику тайной службы, Афранию, тайно захоронить казненных в тот день и намекает, что нужно избавиться от доносчика Иуды, который выдал Иешуа. Он говорит Левию Матвею, что «этого, конечно, маловато, сделанного, но все-таки» он это сделал.

За свое малодушие Понтий Пилат был наказан вечной жизнью в обществе одного только пса. В течении двух тысячелетий он страдает от бессонницы, а когда засыпает, видит лунную дорогу по которой никак не может пройти:

«Перед глазами всадников предстают сидящий в кресле Понтий Пилат и рядом его собака Банга. Он уже две тысячи лет видит один и тот же сон — лунную дорогу, по которой никак не может пойти. Собака разделила его участь.»
— Глава 26

«Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и спит, но когда приходит полная луна, как видите, его терзает бессонница. Она мучает не только его, но и его верного сторожа, собаку. Если верно, что трусость — самый тяжкий порок, то, пожалуй, собака в нем не виновата. Единственно, чего боялся храбрый пес, это грозы. Ну что ж, тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит.»
— Глава 32

«Он говорит, — раздался голос Воланда, — одно и то же, он говорит, что и при луне ему нет покоя и что у него плохая должность. Так говорит он всегда, когда не спит, а когда спит, то видит одно и то же — лунную дорогу, и хочет пойти по ней и разговаривать с арестантом Га-Ноцри, потому, что, как он утверждает, он чего-то не договорил тогда, давно, четырнадцатого числа весеннего месяца нисана. Но, увы, на эту дорогу ему выйти почему-то не удается, и к нему никто не приходит. Тогда, что же поделаешь, приходится разговаривать ему с самим собою. Впрочем, нужно же какое-нибудь разнообразие, и к своей речи о луне он нередко прибавляет, что более всего в мире ненавидит свое бессмертие и неслыханную славу. Он утверждает, что охотно бы поменялся своею участью с оборванным бродягой Левием Матвеем.»
— Глава 32

Душа прокуратора тысячелетиями не знает покоя из-за непрекращающихся мук совести, но, в конце романа, по просьбе Иешуа, Мастер заканчивает свой роман о Пилате и освобождает своего героя:

«Вам не надо просить за него, Маргарита, потому что за него уже попросил тот, с кем он так стремится разговаривать, — тут Воланд опять повернулся к мастеру и сказал: — Ну что же, теперь ваш роман вы можете кончить одною фразой!
Мастер как будто бы этого ждал уже, пока стоял неподвижно и смотрел на сидящего прокуратора. Он сложил руки рупором и крикнул так, что эхо запрыгало по безлюдным и безлесым горам:
— Свободен! Свободен! Он ждет тебя!
Горы превратили голос мастера в гром, и этот же гром их разрушил. Проклятые скалистые стены упали. Осталась только площадка с каменным креслом. Над черной бездной, в которую ушли стены, загорелся необъятный город с царствующими над ним сверкающими идолами над пышно разросшимся за много тысяч этих лун садом. Прямо к этому саду протянулась долгожданная прокуратором лунная дорога, и первым по ней кинулся бежать остроухий пес. Человек в белом плаще с кровавым подбоем поднялся с кресла и что-то прокричал хриплым, сорванным голосом. Нельзя было разобрать, плачет ли он или смеется, и что он кричит. Видно было только, что вслед за своим верным стражем по лунной дороге стремительно побежал и он.»

Обретя долгожданную свободу Понтий Пилат, вместе со свои верным псом, наконец поднимаются по этой лунной дороге туда, где его ждет Иешуа.

«. романтический мастер! Тот, кого так жаждет видеть выдуманный вами герой, которого вы сами только что отпустили, прочел ваш роман.»
— Глава 32

Пилат и Банга
Иллюстрация Аркадия Площанского

Внешность

Пилат описывается Булгаковым как уже немолодой человек с военным прошлым. У него лысеющая голова, желтое лицо и зубы:

«Тут прокуратор поднялся с кресла, сжал голову руками, и на желтоватом его бритом лице выразился ужас.»
— Глава 2

Он носит белый плащ с багряной (ярко красной) подбивкой:

«В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца ирода великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.»
— Глава 2

«Лишь только белый плащ с багряной подбивкой возник в высоте на каменном утесе над краем человеческого моря, незрячему Пилату в уши ударила звуковая волна: „Га-а-а…“.»
— Глава 2

«В дремоте перед Иваном являлся неподвижный в кресле человек, бритый, с издерганным желтым лицом, человек в белой мантии с красной подбивкой, ненавистно глядящий в пышный и чужой сад.»
— Глава 27

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: