На какой стадии в дореволюционной россии адвокат мог выступить защитником по делу

Обновлено: 24.04.2024

Ильина Татьяна Николаевна, старший преподаватель кафедры конституционного и административного права Курского государственного университета, кандидат юридических наук.

В статье анализируется термин "адвокатура" в России во второй половине XIX - начале XX в., представлены его семантические и правовые особенности. Доказывается тезис о том, что состав дореволюционной адвокатуры был неоднороден, в него входили различные лица, осуществлявшие правозащитные функции.

Ключевые слова: адвокатура, присяжный поверенный, помощник присяжного поверенного, частный поверенный, кандидат на судебные должности, нелегальная адвокатура.

The article analyzes the term "advokatura" in Russia in the second half of XIX - XX century beginning, its semantic and legal features are presented. The thesis is proved, that the structure of pre-revolutionary advokatura was non-uniform, it included the various categories which were carrying out functions of attorney.

Key words: advokatura, attorney, associate of attorney, non-state attorney, candidates judicial office, under the counter attorney.

Одной из центральных категорий, с которыми сталкивается исследователь при изучении научной проблемы, является терминология. Конечно, данное понятие выходит за пределы чисто научного изучения: терминами оперирует и законодательство, и правоприменительная практика. Терминология служит одним из приемов юридической техники, в случае несовершенства правовой нормы законодатель в первую очередь пытается уточнить именно языковую составляющую термина.

Под юридическим термином понимают слова, употребляемые в законодательстве, являющиеся, с одной стороны, обобщенными наименованиями юридического понятия, а с другой - имеющие точный и единственный смысл . При этом следует отличать термины, используемые в законодательных актах, и термины, употребляемые в научных работах. Первые характеризует однозначность понимания, а также определенная статичность и неизменность содержания. Такие термины составляют смысловую основу нормативного акта, от их точного и единообразного использования зависит правильное применение правовой нормы в целом. Для терминов правовой науки (как и любой другой науки) нет подобных ограничений. Таким терминам присуща вариативность, они подвержены процессам развития языка, его лексико-семантическим особенностям, использованию слов-синонимов, в научных текстах приветствуется приведение концептуальных различий на определение того или иного термина. Все это делает использование термина в научной литературе более свободным, зависящим от вкуса исследователя, служащим инструментом индивидуального авторского стиля.

См., например: Язык закона / Под ред. А.С. Пиголкина. М., 1990. С. 65.

Однако лексико-семантические особенности русского языка часто препятствуют однозначному применению термина в нормативном акте. Так, в правовой лексике могут использоваться многозначные термины, что приводит к ошибкам в правоприменительной деятельности. Опытный правоприменитель правильно понимает большинство терминов за счет либо контекста их использования, либо уточнения, сформулированного самим законодателем. Сложность понимания термина может быть также вызвана введением его в правовой оборот впервые, неудачным заимствованием из иностранного языка или наличием терминов-синонимов.

На основе данных теоретических заключений попытаемся определить содержание термина "адвокатура" в России во второй половине XIX - начале XX в. Данный термин стал заложником двух противоположных тенденций при его употреблении. С одной стороны, "адвокатура" - слово, имеющее несколько значений, с другой - наряду с термином "адвокатура" существовало несколько синонимичных понятий.

Термин "адвокатура" имеет латинское происхождение, глагол "advoco" переводится как "приглашаю", а "advocatus" - "призванный". Именно в этой транскрипции слово "адвокат" вошло в большинство европейских языков . В проекте судебной реформы, известном как "Основные положения преобразования судебной части в России", впервые был употреблен термин "присяжный поверенный". Выбор данного термина был обусловлен желанием законодателей использовать привычное для русского человека слово, при этом наделив его новым смыслом. "Присяжный" означало: давший присягу, т.е. выполняющий установленные законом функции на ходатайство в суде.

Advocate (англ.); Advokat (швейц., нем.); Advokat (нем.); avocat (фр.); avvocato (ит.).

Критика Основных положений, ссылаясь на иностранный опыт, базировалась на положении о необходимости разделить в правовом положении собственно адвоката, т.е. защитника, и поверенного, т.е. представителя тяжущегося в суде. В зарубежных странах при организации адвокатуры исходили из тезиса о том, что каждый адвокат являлся поверенным, но не каждый поверенный мог быть адвокатом. Отличие данных категорий заключалось в различных плоскостях профессиональной деятельности и, как следствие, в разных квалификационных требованиях. Отечественный законодатель отказался от подобного деления. В ходе Судебной реформы 1864 г. в России была учреждена адвокатура, совмещающая функции защиты и судебного представительства, а адвокаты получили название присяжных поверенных .

Судебные уставы Александра II. СПб., 1867. Ч. III. Ст. 353 - 406.

При этом наряду с присяжными поверенными в России существовало несколько категорий лиц, которые по различным основаниям могли выступать в суде в качестве защитника или представителя. Некоторые из них действовали абсолютно законно, обладая особым организационно-правовым статусом. Другие - в нарушение или в обход закона - находили возможность представлять интересы своих клиентов в суде или вести уголовную защиту. К первой группе можно отнести частных поверенных, помощников присяжных поверенных, кандидатов на судебные должности. Ко второй - так называемую нелегальную адвокатуру.

Итак, российская адвокатура второй половины XIX - начала XX в. была представлена несколькими организационно-правовыми категориями, которые все вместе и каждую в отдельности можно назвать адвокатурой. Однако и нормативные акты того времени, и периодическая печать называли адвокатурой только присяжных поверенных, а также их помощников, которые в силу своего положения могли вести уголовную защиту и представлять интересы клиентов в гражданском процессе. Частная адвокатура всегда рассматривалась представителями присяжной адвокатуры как абсолютно не связанная с ними корпорация, к тому же позорящая звание адвоката. Кандидаты на судебные должности, выполняющие обязанности государственных защитников лишь в крайних случаях, скорее эпизодически, не имели сколько-нибудь заметного влияния на состав адвокатуры. Нелегальная адвокатура, разумеется, также не входила ни в состав присяжной, ни в состав частной адвокатуры, и ее упоминание в качестве особой категории обусловлено тем влиянием, какое она оказывала прежде всего на крестьянское население страны, и размахом ее деятельности. Если же под адвокатурой понимать общественный институт, предоставляющий гражданам право на юридическую помощь, то все названные категории являлись отражением такого восприятия.

Таким образом, понятие "адвокат" в дореволюционной России - это многослойное образование, обозначающее различные правовые категории лиц, исполняющих правозащитные функции. Термин имел место лишь в научной литературе и периодических изданиях, в законе использовались более конкретные наименования: присяжный поверенный, помощник присяжного поверенного, частный поверенный, кандидат на судебные должности, нелегальная адвокатура.

Мы используем файлы Cookie. Просматривая сайт, Вы принимаете Пользовательское соглашение и Политику конфиденциальности.

Историю появления и становления российской дореволюционной адвокатуры можно проследить по следующим ключевым хронологическим отметкам.

1864 г. – принятие Судебных уставов, создававших институт присяжных поверенных в России и суды присяжных.

1866 г. – непосредственный запуск новой судебной системы и начало работы присяжных поверенных. С этого момента началось создание Советов присяжных поверенных как органов самоуправления адвокатского сословия. Однако за последующие 40 лет было создано лишь три таких Совета: в Москве, Санкт-Петербурге и Харькове.

Образование адвокатских Советов в иных губерниях искусственно тормозилось и блокировалось государством административными методами (сенатский запрет 1874 г.), так как адвокаты были слишком неподконтрольными и зачастую оппозиционно настроенными по отношению к самодержавному режиму. Кроме того, регулярно предпринимались различные попытки реформирования института защитников, предполагавшие в основном ограничение их прав (см. инфографику из газеты «Вести Советов присяжных поверенных» № 8, стр. 2). Такую государственную политику можно назвать если не попытками полного уничтожения российской адвокатуры, то, по крайней мере, совершенно точно ограничениями ее независимого развития.

Также в 1874 г. появился институт частных поверенных, требования к которым (цензы, прежде всего, образовательный) были значительно ниже, чем к присяжным поверенным. Первоначально предполагалось, что частные поверенные будут работать только по гражданским делам и в мировых судах, но фактически (в связи с нехваткой присяжных поверенных) они работали на всех позициях, в том числе и по уголовным разбирательствам.

Следующие рубежные годы – 1904–1906. После издания в 1905 г. Октябрьского Манифеста Николая II об изменении государственного устройства, даровавшего подданным некоторые гражданские права и свободы, началась общая либерализация режима, выразившаяся в том числе в снятии административных препонов к созданию новых Советов присяжных поверенных (хотя новые Советы по высочайшему разрешению начали организовываться даже немного раньше – с 1904 г.). В общем в период Революции 1905 г. и накануне нее Советы присяжных поверенных (помимо ранее созданных в Петербурге, Москве и Харькове) появились еще и в Новочеркасском, Одесском, Казанском, Иркутском, Омском и Саратовском округах судебных палат. В 1916 г. к ним добавились Советы присяжных поверенных в Киеве и Ташкенте.

Наконец, фактически последней хронологической отметкой в истории русской присяжной адвокатуры является 1917 г., когда после Октябрьской революции большевики одним махом отменили как старую судебную систему в целом, так и вместе с ней присяжную адвокатуру. Впрочем, в том или ином виде старые судебные институты и присяжная адвокатура просуществовали на обломках Российской империи примерно до конца 1919 г. (в частности, в Новочеркасске и Киеве, а также в неподконтрольных некоторое время большевикам сибирских регионах).

Возвращаясь же к вопросу о царских контрреформах, нужно заметить, что как таковых радикальных контрреформ адвокатуры не проводилось (за исключением временного запрета создавать новые Советы присяжных поверенных), но были заметные контрреформы суда.

Уже в 1872 г., после оправдания 42 из 78 подсудимых судом сословных представителей Петербургской судебной палаты по «Нечаевскому делу» (первый гласный политический процесс в России), государь-император распорядился срочно представить ему соображения, какие меры следует принять для «предупреждения подобных неудовлетворительных приговоров» в дальнейшем. Министр юстиции граф Константин Пален тут же внес предложение в Государственный совет об изменении некоторых статей Судебных уставов и создании нового органа – Особого присутствия Правительствующего сената для рассмотрения политических дел антигосударственной направленности, которое было принято и утверждено императором 7 июня 1872 г. Таким образом, контрреформирование судебной системы началось уже через шесть лет после ее запуска, после первого же крупного политического процесса. Попытки ужесточения судебных практик и проведение контрреформ с разной степенью успешности предпринимались и дальше.

В 1874 г., как уже указывалось, был наложен мораторий на создание новых Советов присяжных поверенных, кроме трех уже имевшихся, а в 1876-м министр юстиции граф Пален хотел затруднить условия для поступления в присяжную адвокатуру, учредить при судах наблюдательные (за поверенными) комитеты, установить лимиты числа присяжных поверенных и т.д. Этот проект Минюста, однако, был отложен царем «до особого распоряжения».

Тем не менее, к 1878 г. законодательно закрепилась неподсудность суду присяжных вообще всех политических дел, в том числе дел о печати, о государственных преступлениях и преступлениях, совершенных против должностных лиц (Закон от 9 мая 1878 г. «О подсудности и порядке производства дел о государственных преступлениях»). В соответствии с указанным актом все дела, имевшие политический характер, изымались из ведения суда присяжных на уровне окружных судов и передавались в Судебные палаты, где рассматривались с участием сословных представителей, что было весьма серьезным искажением изначального смысла Судебных уставов.

Далее можно указать и на другие контрреформы судебной системы, которые проводил уже император Александр III, воцарившийся после убийства своего отца Александра II в 1881 г. Так, сильнейший удар по Судебной реформе был нанесен отменой мировых судов везде, кроме Москвы и Петербурга, в 1889 г. с передачей судебной власти по данной категории дел в городах – городским судьям, а в сельской местности (для крестьян) – земским начальникам. Восстановлен институт мировых судей был лишь в 1912 г.. Кстати говоря, до земских начальников для крестьян существовали сословные суды – волостные, которые действовали наравне с мировыми, но пользовались у крестьян большей популярностью, поскольку действовали больше на основании правового обычая, чем формального закона.

В 1885 г. обер-прокурор Константин Победоносцев, считающийся главным архитектором контрреформ Александра III, предлагал царю вернуть судебную систему в зависимость от административного аппарата, отменить несменяемость судей, пресечь публичность всех судебных заседаний, «принять меры к обузданию и ограничению деятельности присяжных поверенных», ликвидировать суд присяжных. Однако этим идеям не дали ход, в том числе благодаря блокированию контрреформ на уровне Сената обер-прокурором Анатолием Кони.

Тем не менее, в 1887 г. было провозглашено право суда рассматривать уголовные дела при закрытых дверях, а позже сузилась гласность и гражданского судопроизводства. Предпринимались попытки запрета публикации отчетов о политических процессах в прессе. Появились и другие инициативы по ограничению прав присяжных поверенных и контрреформированию суда (см. К.П. Краковский «Судебная контрреформа второй половины XIX в.: историография и историко-правовые проблемы»), однако многие из них (в основном касающиеся присяжных поверенных) по тем или иным причинам потонули в бюрократической волоките на уровне Государственного совета.

Одновременно в судебной практике сформировался так называемый обвинительный уклон, в первую очередь, в деятельности судебных следователей, о чем прямо говорил в своих воспоминаниях Анатолий Кони: «Со времени оставления мною совместной службы со следователями в Петербурге прошло почти тридцать лет. Многое в судебной практике с тех пор изменилось и едва ли к лучшему. По делам, проходившим через мои руки по должности обер-прокурора уголовного кассационного департамента, я видел, как постепенно и нередко при явном влиянии и внушении, идущем с иерархических высот, вторгалось в следственную практику одностороннее обвинительное творчество. Оно проявлялось в расширении исследования далеко за пределы состава и свойства преступления и движущих к нему побуждений, в производстве ненужных и напрасных экспертиз по вопросам, из которых фантазия играла гораздо большую роль, чем разумная потребность, в приемах, облегчающих обвинителю на суде обход прямых запрещений закона…» (А.Ф. Кони: Собрание сочинений в 8 томах. Том 1 «Из записок судебного деятеля», глава «Судебные следователи»).

Также необходимо заметить, что в 1890 г. фактически был введен запрет на адвокатскую профессию для лиц не православного вероисповедания (для представителей иных конфессий была оставлена возможность допуска по специальному разрешению Министерства юстиции), а в 1909 г. вышли предписания Сената, фактически не допускавшие в состав присяжных поверенных женщин, по формальному основанию, дескать в Судебных уставах указано, что «присяжный поверенный носит фрак».

Всероссийский союз адвокатов ставил перед собой очень амбициозные задачи в области профессиональной деятельности – разработки и совершенствования правил адвокатской этики, внутренней организации сословия присяжных поверенных, содействия подъему нравственного уровня, ограждения членов сословия от произвола. Также Союз адвокатов намеревался оказывать содействие правовой науке и судебной практике, объединяя и обрабатывая богатый материал, черпаемый адвокатами из их профессиональной деятельности. И, наконец, Союз адвокатов предполагал содействовать улучшению материального обеспечения членов сословия, их семейств на случай смерти, болезни или неспособности к труду, созданию пенсионной кассы и иных видов взаимопомощи (здесь и далее – цитирую по книге Гессена И.В. «История русской адвокатуры», 1914 г., Том 1).

А уже 5-6 октября 1905 г. в Москве состоялся II Всероссийский съезд адвокатов, проведению которого также препятствовала полиция. На съезде было решено принять активное участие в выборах в первую Государственную Думу, поддержать всеобщую политическую забастовку и оказать ей содействие как юридической помощью, так и всеми доступными средствами, в том числе и материальными.

В дальнейшем, однако, как отмечает Гессен, Союз адвокатов «не сделал решительно ни одного шага для осуществления намеченных профессиональных целей. Союз весьма настойчиво сопротивлялся всяким внешним давлениям и обнаруживал тем больше жизнеспособности, чем давление было сильнее. Но он не смог выдержать внутренних трений, даже не трений, а просто уменьшения интереса к союзу. События развивались тогда быстро и бурно, значительная (пролетарски настроенная) часть адвокатуры стала презрительно трактовать союз как “буржуазную организацию”, и он быстро умер».

Таким образом, всероссийские съезды адвокатов 1905 г. и порожденный ими Всероссийский союз адвокатов сыграли некоторую политическую роль в истории страны, однако оставили лишь слабый след в профессиональной жизни отечественной адвокатуры. Но именно в этот момент отношения между государственной властью и адвокатурой окончательно испортились. Вновь созданный Союз адвокатов со стороны органов государственной власти не просто не был признан, а вскоре после петербургского съезда адвокатов некоторые его делегаты за участие в Союзе даже были привлечены к жандармскому дознанию по ст. 126 Уголовного уложения (об участии в сообществе, заведомо поставившем целью своей деятельности ниспровержение существующего в государстве общественного строя), поскольку одной из задач учрежденного Всероссийского союза адвокатов, как и было указано ранее, являлось изменение политического режима в России. К чести всех адвокатов – членов Союза они заступились за своих коллег путем подачи заявления в жандармские управления о своей принадлежности к Союзу. В результате такого массового демарша и страха излишней общественной огласки и скандала привлечение к уголовной ответственности за членство в Союзе адвокатов летом того же 1905 г. было прекращено.

Вместе с тем русское общество высоко оценило политическую активность адвокатуры. В учрежденной вскоре Государственной Думе ее представители сыграли весьма заметную роль: председателем Госдумы первого созыва был избран присяжный поверенный Сергей Муромцев, а в целом среди депутатов всех четырех созывов дореволюционного парламента было стабильно по два-три десятка представителей сословия присяжных поверенных.

После роспуска первой Госдумы Николаем II вместе с другими депутатами-кадетами Сергей Муромцев подписал так называемое «Выборгское воззвание» с призывом оказывать пассивное сопротивление власти – не платить налогов, не идти на военную службу и т.д., за что был приговорен к трем месяцам лишения свободы и находился в Московской губернской тюрьме (знаменитой «Таганке», где «все ночи полные огня») летом 1908 г. Кроме того, Муромцев был исключен из дворянского сословия, что лишило его права быть и присяжным поверенным.

В такой острой внутриполитической обстановке вполне логично, что Февральская революция 1917 г. сгруппировала адвокатов вокруг Временного правительства. Адвокатское сословие, инкорпорированное в его состав, официально признало существенное искажение имперскими властями первоначального смысла Судебной реформы Александра II. Так, постановлением Временного правительства при Министерстве юстиции была образована Комиссия по восстановлению основных положений Судебных уставов 1864 г., искаженных всевозможными изменениями и дополнениями. В Комиссию вошли 60 человек (все – известные юристы, присяжные поверенные и общественные деятели). Возглавил эту комиссию министр юстиции, бывший присяжный поверенный Александр Керенский, а его заместителем стал сын одного из авторов Судебной реформы – Александр Зарудный, также присяжный поверенный, который фактически и нес всю основную нагрузку работы в данной структуре (Звягинцев А.Г. «Три века российской прокуратуры»).

В этой комиссии существовала и специальная адвокатская подкомиссия, возглавляемая присяжными поверенными Николаем Муравьёвым и Николаем Карабчевским, которая занималась пересмотром «накопившихся за 1870–1900-е гг. ограничений адвокатуры» (Троицкий Н.А. «Корифеи российской адвокатуры», глава книги «Н.К. Муравьёв»). Кстати говоря, показательно, что, став министром юстиции Временного правительства, Александр Керенский первым делом приехал на встречу с Петроградским советом присяжных поверенных и выразил надежду на поддержку адвокатами нового правительства и активное участие в его деятельности. На что петербургские защитники высказали своему коллеге-поверенному «полное согласие». Первыми шагами «февральской власти» в области адвокатуры стали снятие национальных, религиозных и гендерных ограничений на вступление в корпорацию присяжных поверенных, а также отмена запрета на участие защитников в специализированных военных судах (Скрипилёв Е.А. «Российская присяжная адвокатура после Февральской буржуазно-демократической революции»). Вскоре, однако, власть в стране переменилась…

Резюмируя все изложенное, нельзя сделать вывод, что имперскими властями проводился жесткий курс на полное уничтожение независимости адвокатуры, однако принимались, несомненно, меры по искусственному созданию условий для ограничения ее развития, а также проводились существенные контрреформы в отношении судебной системы в целом.

Бесплатная юридическая помощь: 8 (8772) 521-521

До эпохи Петра I

В России, в отличие от стран Европы, где правозаступничество и судебное представительство развивались как два самостоятельных института, первое возникло не как самостоятельный институт, а в связи с судебным представительством. Затем в обществе в качестве защиты появляется родственное представительство. Непосредственно за ними зародились и наемные поверенные. Функции их могли осуществлять все дееспособные лица. Поверенных называли ходатаями по делам, стряпчими. Только в XIX в. Из обычного правового института судебное представительство превращается в юридический институт присяжных стряпчих, которые вносились в особые списки, существовавшие при судах.

Впервые о профессиональных поверенных «адвокатуры» упоминается в русских законодательных памятниках XV века. Однако сфера их деятельности были ограниченной — первоначально принцип личной явки в суд истца или ответчика продолжал господствовать. Исключением был древний Новгород — развитая купеческая республика, где динамичная общественно-экономическая и экономическая жизнь вынудила предоставить всякому право иметь поверенного. По псковской судной грамоте, поверенными могут пользоваться только женщины, дети, дряхлые старики, монахи и глухие. В той же грамоте имеется, впрочем, статья, воспрещающая поверенным вести более одного дела в день, откуда можно, заключить, что в действительности деятельность ходатаев едва ли ограничивалась пределами, поставленными ей законом.

Уложение Алексея Михайловича (1649) продолжает стоять на принципе личной явки: ст. 108 кн. Х разрешает истцу и ответчику в случае болезни «в своё место прислать на срок искать или отвечать кому верит». Тем не менее, нельзя сомневаться в существовании ко времени Уложения значительного класса наёмных поверенных, «стряпчих».

Отметим, что в указе 1697 года поверенные характеризуются в крайне резких выражениях: «а иные истцы и ответчики, для таких своих коварств и неправды, нанимают за себя в суды и в очные ставки свою братью и боярских детей, ябедников и составщиков же воров и душевредцев, и за теми их воровскими и ябедническими и составными вымыслы и лукавством в вершеньи тех дел правым и маломочным людям в оправдании чинится многая волокита и напрасные харчи и убытки и разоренье» (Полн. Собр. Зак., № 1572). Установившиеся затем порядки судопроизводства (отсутствие гласности и устности, формализм) не могли не повлиять самым печальным образом на развитие нашей адвокатуры. С устранением состязательности из процесса уменьшилась потребность в судебном представительстве, но не уменьшилась потребность в ходатаях, умевших «оборудовать» дела, знавших «ходы в присутственные места и к власть имущим лицам».

Адвокатура от эпохи Петра I до Великих реформ Александра II

Из-за неочевидности социальной ценности научного правового знания системное изучение юриспруденции в России изначально не представлялось необходимым. Затем, уже в Петровскую эпоху, из-за утилитарной приоритетности технического познания перед гуманитарным юридическая наука не была ни предметом специального изучения, ни частью общеобразовательной подготовки, ни способом повышения квалификации государственных служащих. Однако началу 20-х гг. XVIII в. для обучения юношества при коллегиях были организованы специальные школы. Школа при Юстиц-коллегии должна была обеспечить подготовку кадров для судов и некоторых других гражданских (административных и канцелярских) учреждений; школа при Военной коллегии готовила военных «законоведов». Эти школы при коллегиях не оправдали чаяний, возлагавшихся на них их создателями. Малолетние ученики – «коллегии юнкеры» – были из числа детей, которых посылали родители на обучение «за казенный кошт». Из семейств, как правило, необеспеченных дворян, эти дети часто были непригодны к обучению общей юридической науке из-за неграмотности, а специализированной военной юридической – из-за слишком юного возраста.

В 70-е гг. XVIII в. на юридический факультет Лейденского университета были записаны и успешно выпущены спустя примерно два года известные в будущем государственные деятели Н. И. Панин и П. И. Панин, будущий вице-канцлер и управляющий Коллегией иностранных дел князь

А. Б. Куракин, граф Н. П. Шереметев, позднее – младший брат А. Б. Куракина Алексей, который в свое время занял должность генерал-прокурора и возобновил работу по систематизации российского законодательства и составлению общероссийского уложения (при Александре I – Министр внутренних дел), граф Н. П. Румянцев – инициатор императорского указа, известного под названием Закона о вольных хлебопашцах.

Из числа студентов, обучавшихся праву в Страсбургском университете, более других известным стал А. Я. Поленов (приступил к обучению в декабре 1762 г.). Своим кураторам Поленов еще запомнился «непослушанием» во время учебы. Обучение он начал вопреки указаниям кураторов из Академии наук на занятиях историко-филологического курса. Объяснял начало своего обучения «не по специальности» (оно требовалось для отчета направившей его на обучение Академии наук) Поленов тем, что юридический факультет в Страсбурге того времени был «в немалом беспорядке». По возвращении вопреки сложившейся практике он не был приглашен для преподавания в Академию наук, а оставлен в прежней должности переводчика (видимо, как лицо, позволявшее критически высказываться и по поводу процесса обучения и в адрес контролировавшего его куратора из Академии советника И. И. Тауберта). Но талантливый правовед и на практике зарекомендовал себя весьма деятельным чиновником. Он принимал участие в обсуждении законодательных вопросов, возникавших накануне открытия Уложенной комиссии (1767 г.), переводил сочинения

Но, в целом надо признать, что деятельность поверенных стала закулисной, взятка, донос, кляуза — обычными приёмами ведения дел. В течение XVIII в. правительство ограничивается изданием отдельных строгих указов против ябедничества. Мысль, что причину низкого уровня нашей адвокатуры следует искать в отсутствии организации её, впервые высказана Государственным советом при обсуждении вопроса о допущении чиновников, состоящих на службе, к ведению чужих дел (22 июня 1822 г., Полн. Собр. Зак., № 23072). «В России, — сказано в этом мнении, — нет ещё особого класса стряпчих, как это учреждено в других государствах, которые могли бы удовлетворять сим нуждам граждан, обеспечивая их совершенно как своими познаниями, так и ответственностью по принимаемым ими на себя обязанностями, и которые, будучи избираемы правительством, имели бы некоторую степень в сословиях государственных, а через то и право на общее уважение. Число людей, занимающихся у нас ныне хождением по делам, нигде не служащих, и весьма ограничено, и, можно сказать, весьма неблагонадёжно; ибо люди сии нередко действуют во вред своих верителей».

Свод Законов ограничивался точным определением круга лиц, которым воспрещается хождение по чужим делам. Это были:

2) удельные крестьяне по делам крестьян их ведомства;

3) духовные особы;

4) монахи и монахини;

6) лица всякого сословия, которые, будучи преданы суду за преступления, наказуемые лишением прав состояния, или отдачей в солдаты, или ссылкой в Сибирь и публичными работами, освобождены от этого наказания по всемилостивейшим манифестам или же остались неоправданными за прекращением дел, вследствие этих манифестов;

7) лица, лишённые по суду доброго имени, хотя бы они и не были лишены всех прав состояния;

8) лица, подвергшиеся по суду за уголовные преступления телесному наказанию, хотя бы они и не были исключены из городских и сельских обществ;

9) чиновники и канцелярские служители, исключённые из службы за преступления или дурное поведение;

10) состоящие под надзором полиции и все те, коим за противозаконные поступки запрещено ходатайство по делам.

Всем прочим гражданам предоставлялась полная свобода быть поверенными и вести дела; никакого ценза образовательного или нравственного от поверенных не требовалось, никакой организации им дано не было. Общественное положение их было незавидное. Ходатаи по делам должны были наравне с прочими служащими по вольному найму получать из адресной конторы билеты. Ходатай обязан был предъявлять свой билет лицу, которое нанимало его. Клиент, если оставался доволен службой адвоката, делал соответственную отметку на его билете. Профессор А. В. Лохвицкий, рисуя накануне реформы современных ему ходатаев более высокого пошива, с презрением относившихся к мелким подьячим, признаёт самым невинным недостатком этих аристократов тогдашней адвокатуры то, что они в одно и то же время пишут бумаги и истцу, и ответчику, получая с обеих сторон деньги.

Не менее печальна официальная характеристика адвокатуры, данная самими составителями Судебных Уставов. «Одна из причин бедственного положения нашего судопроизводства, — сказано в журнале Государственного совета 1861 г., № 45, — заключается в том, что лица, имеющие хождение по делам, большей частью люди очень сомнительной нравственности, не имеющие сведений юридических, ни теоретических, ни практических». Во второй половине XIX века (перед судебной реформой) между ходатаями стали появляться и люди другого рода, образованные и честные; но их было немного.

Адвокатура в Западных губерниях Российской Империи

В значительно лучшем виде представлялось положение адвокатуры на западных окраинах. По закону 1808 г. адвокаты делились на три разряда:

патронов, состоявших при судах первой инстанции,
адвокатов — при апелляционных судах
меценатов — при кассационном суде.

Допуск к профессии зависел от высшей судебно-административной власти Царства Польского; дисциплинарный надзор принадлежал судам. Организация эта просуществовала до 1876 г.

В Прибалтийских губерниях до 1790 г. участие адвокатов в процессе было обязательно; на бумагах, подаваемых в суд, их подписи должны были быть наряду с подписями тяжущихся, «дабы, — сказано в законе (шведском), — тяжущиеся стороны пронырством и обманом неизвестного сочинителя не могли введены быть в убытки». По «Своду местных узаконений губерний остзейских» 1845 г. от лица, желающего получить звание адвоката, требовалась степень магистра или доктора прав; такое лицо, сверх того, подвергалось практическому экзамену при суде. При вступлении в сословие приносилась присяга; число адвокатов определялось комплектом; дисциплинарная власть принадлежала судам, отказ от принятия дела допускался только по законным причинам; дисциплинарными наказаниями были замечание, выговор, арест и отрешение от должности; счета судебных издержек и гонорара проверялись судом. Такая организация существовала в Прибалтийских губерниях до 1889 г.

Бесплатная юридическая помощь: 8 (8772) 521-521


Сперанский Михаил Михайлович	Ольденбургский Пётр Георгиевич

Мартенс Фёдор Фёдорович	Ровинский Дмитрий Александрович

Плевако Фёдор Никифорович	Кони Анатолий Фёдорович

Шершеневич Габриэль Феликсович	Александров Петр Акимович

Куперник Лев Абрамович	Герард Владимир Николаевич

Спасович Владимир Данилович	Урусов Александр Иванович

Арсеньев Константин Константинович	Карабчевский Николай Платонович

Андреевский Сергей Аркадьевич

Введите Ваш E-mail адрес
электронной почты:

Спасибо за подписку

Закон.ру

Опросы

Окромя публикаций нескольких научных статей об участии защитника в уголовном судопроизводстве, считаю необходимым делиться своими выводами, произрастающими из собственной практики и практики моих коллег, с читателями не только печатных изданий.

Проблема участия защитника, не обладающего статусом адвоката рассматривалась в моей статье тут, а также была отмечена в публикации тут . На тот случай кому интересно. В массе многочисленных публикаций настоящая отличается тем, что автор на собственном опыте еще будучи студентом, а затем стажером, принимал и пытался принять участие в качестве защитника наряду с адвокатом в различных уголовных делах.

Теперь, будучи адвокатом, думается, что взгляд на это проблему требует внимания, которое и хочу оттенить.

На высоком уровне впервые проблема того, кто может быть защитником в уголовном судопроизводстве окромя адвоката, была предметом рассмотрения в Конституционном Суде Российской Федерации. Постановлением № 2-П от 28 января 1997 года по делу о проверки конституционности положений Уголовно-процессуального кодекса 1960 года, разрешилась судьба жалобы граждан Б. В. Антипова, Р. Л. Гитиса и С. В. Абрамова в которой граждане оспаривали Конституционность положений ч. 4 ст. 47 УПК РФСФСР, в той части, в которой в качестве защитников при производстве по уголовным делам допускаются лишь адвокаты и представители профессиональных союзов и других общественных объединений.

Конституционный Суд в постановлении № 2-П, хотя и ушел от прямого ответа на вопрос, поставленный заявителями (п. 1 особого мнения судьи Конституционного Суда Н. Т. Ведерникова, п. 1 особого мнения судьи), однако, уповая на положения ст. 48 Конституции РФ, указал, что по своему содержанию право на самостоятельный выбор адвоката (защитника) не означает право выбирать в качестве защитника любое лицо по усмотрению подозреваемого или обвиняемого и не предполагает возможность участия в уголовном процессе любого лица в качестве защитника.

Кроме того, Конституционный Суд указал, гарантируя право на получение именно квалифицированной юридической помощи, государство должно, во-первых, обеспечить условия, способствующие подготовке квалифицированных юристов для оказания гражданам различных видов юридической помощи, в том числе в уголовном судопроизводстве, и, во-вторых, установить с этой целью определенные профессиональные и иные квалификационные требования и критерии.

Конституция Российской Федерации не содержит указания на критерии, соблюдение которых свидетельствует о должном уровне квалификации лиц, оказывающих гражданам юридическую помощь. Определение таких критериев для лиц, допускаемых к оказанию юридической помощи по уголовным делам в качестве защитников подозреваемых и обвиняемых, относится к компетенции законодателя. Только законодатель вправе при условии обеспечения каждому обвиняемому (подозреваемому) права на получение квалифицированной юридической помощи и в интересах правосудия в целом предусмотреть возможность допуска в качестве защитников иных, помимо адвокатов, избранных самим обвиняемым лиц, в том числе имеющих лицензию на оказание платных юридических услуг, написал Конституционный Суд.

Когда как именно особые мнение судей Конституционного Суда (Э. М. Аметистова, Н. В. Ведерникова, В. О. Лучина, В. И. Олейника) представляются особенно интересными в свете обсуждаемого вопроса. Ведь все четверо высказались о несоответствии оспариваемой нормы Конституции Российской Федерации.

Несмотря на содержащиеся в Постановлении № 2-П косвенные намеки законодателю об определении условий, профессиональных критерий и организационно-правовых форм, обеспечивающих оказание квалифицированной юридической помощи в уголовном процессе, воз и ныне там. Как мы видим, критерии и иные квалификационные требования допуска защитников не адвокатов в уголовный процесс на разных стадиях до настоящего времени не сформулированы, кроме того, на досудебных стадиях уголовного процесса отсутствует механизм допуска защитников не адвокатов, от того, участие защитников не адвокатов, в каждом конкретном случае разнится до нельзя.

Стало быть, законодательная власть не заботится о правах лиц, вовлекаемых в сферу уголовного судопроизводства в качестве защитников-неадвокатов, а судебная власть на разных ее уровнях создает порочную и разнообразную практику.

А нет, есть одно определение судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 7 июня 2012 г. № 46-O12-23СП, которым приговор отменен и уголовное дело направлено на новое рассмотрение. Поскольку во всех случаях принятое по ходатайству о допуске близких родственников или иных лиц к участию в деле в качестве защитника решение должно соответствовать ч. 4 ст. 7 УПК РФ и отвечать требованиям законности, обоснованности и мотивированности.

На собственном опыте убедившись, принимал и пытался принять участие в уголовном деле в качестве защитника наряду с адвокатом, где ходатайство обвиняемого (подозреваемого) на разных стадиях уголовного судопроизводства разрешалось аж 7 раз. Апогей цинизма в том, что обвиняемый кадый раз заявляя ходатайство о допуске в качестве защитника необладащего статусом адвоката, ссылался на позиции Конституционного Суда относительно участия защитника не адвоката, тем более ранее, уже допущенного судом. (Определение № 453-О-О от 24 июня 2008 года, Определение № 871-О-О от 25 декабря 2008 года).

Интересно, что по этому же делу дознаватель, некогда отказавший в удовлетворении ходатайства с ссылкой, на то, что такое решение принимает суд, пересмотрел свою позицию и принял постановление о допуске в качестве защитника не адвоката в стадии предварительного расследования. Вопреки п. 10 Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве» № 29 от 30 июня 2015 года, согласно которому по смыслу положений ч. 2 ст. 49 УПК РФ, защиту обвиняемого в досудебном производстве вправе осуществлять только адвокат.

В общей массе при рассмотрении ходатайств о допуске защитников не-адвокатов суды не учитывают разъяснения, содержащиеся постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве» № 29 от 30 июня 2015 года, на которые систематически ссылается Конституционный Суд РФ в отказных определениях.

Регулярное и стабильное количество жалоб на неконституционность положений ч. 2 ст. 49 УПК РФ говорит о спорной правоприменительной практике, ущемлении Конституционных прав граждан России, неурегулированности механизма допуска и защиты прав подозреваемых обвиняемых с помощью защитника, не обладающего статусом адвоката.

Конституционный Суд высказывался и о возможном механизме появления защитника не-адвоката в стадии досудебного производства по уголовному делу посредством обращения к суду (Определение № 1921-О от 24 декабря 2013 года), указав, не может быть предметом самостоятельного рассмотрения суда в рамках досудебного производства по уголовному делу вопрос о допуске лица, не являющегося адвокатом, в качестве защитника подозреваемого, обвиняемого, чье уголовное дело еще не поступило в суд первой инстанции».

Стоит сказать, что проблема участия защитников не-адвокатов, а также представителей осужденного не обладающих статусом адвоката, существует в различных стадиях уголовного процесса (Определение № 257-О-П от 8 февраля 2007 года).

В Постановлении Пленума Верховного Суда от 20 декабря 2011 года № 21 "О практике применения судами законодательства об исполнении приговора". Суд лишь отметил, что с учетом положений части 4 статьи 399 УПК РФ о том, что осужденный может осуществлять свои права с помощью адвоката. Когда как следуя аналогии уголовного процесса, допуск в уголовный процесс защитника не-адвоката гарантируется принципами уголовного процесса (ст. 16 УПК РФ). Кроме того, существует ч. 8 ст. 12 УИК РФ, согласно которой, для получения юридической помощи осужденные могут пользоваться услугами адвокатов, а также иных лиц, имеющих право на оказание такой помощи. В одном из определений Конституционный Суд вновь напомнил, что наделение же полномочием представлять интересы осужденного в стадии исполнения приговора лишь адвокатов являлось бы неоправданным ограничением конституционного права на юридическую помощь (Определение от 24 июня 2008 года № 373-О-О).

При этом, при разрешении вопросов связанных с участием в качестве преставителя осужденного, лица не являющегося адвокатом, практика также зависит от конктретного судьи, а точнее от ноги, с которой он сегодня встал (Определение № 2872-О от 22 декабря 2015 года).

Отдельная проблема возникает и при реализации защитником без статуса адвоката своих правомочий:

Право на подачу жалоб на действия бездействия должностных лиц в порядке, предусмотренном ст. 125 УПК РФ. (Определение 294-О-О от 16 февраля 2012 года.)
Право на свидание со своим подзащитным, гарантированным ст. 18 Федерального закона от 15 июля 1995 г. № 103-ФЗ "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений", согласно которой "если в качестве защитника участвует иное лицо, то свидание с ним предоставляется по предъявлении соответствующего определения или постановления суда, а также документа, удостоверяющего его личность" (Определение № 1430-О-О от 19 октября 2010 года).

Стоит обратить внимание на состязательность и равноправие сторон в уголовном процессе в свете рассматриваемого вопроса (ст. 15 УПК РФ, ст. 123 Конституции РФ).

Осмотрев нормы УПК РФ, очевидно, что обвиняемый и подозреваемый ущемлены в праве прибегать к юридической помощи защитников, не обладающих статусом адвоката. Когда, как представители участников стороны обвинения, не обладающие статусом адвоката, могут быть допущены к участию в уголовном деле по постановлению должностного лица, осуществляющего предварительное расследование.

По смыслу положений ст. 45 УПК РФ, придаваемому ей правприменительной практикой, представителями потерпевшего, гражданского истца и частного обвинителя могут выступать не только адвокаты, но и иные лица, способные, по мнению этих участников судопроизводства, оказать им квалифицированную юридическую помощь (п. 7 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 июня 2010 года № 17 «О практике применения судами норм, регламентирующих участие потерпевшего в уголовном судопроизводстве»).

Из Определения Конституционного Суда РФ от 05 декабря 2003 года № 447-О, согласно ч. 1 ст. 21 Конституции РФ применительно к личности потерпевшего это конституционное предписание предполагает обязанность государства не только предотвращать и пресекать в установленном законом порядке какие бы то ни было посягательства, способные причинить вред, но и обеспечивать пострадавшему от преступления возможность отстаивать свои права и законные интересы любым не запрещенным законом способом (Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 24 апреля 2003 года по делу о проверке конституционности положения пункта 8 постановления Государственной Думы от 26 мая 2000 года "Об объявлении амнистии в связи с 55-летием Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов").

Давайте посмотрим на положения Уголовно-процессуального закона России во взаимосвязи с конституционными гарантиями ч. 2 ст. 19, ч. 1 ст. 21, ч. 2 ст. 45, 48, ч. 3 ст. 123 Конституции Российской Федерации. В Постановлении № 2-П от 18 января 1998 года, Конституционный суд указал, закрепленное в статье 48 (часть 2) Конституции Российской Федерации право пользоваться помощью адвоката (защитника) является одним из проявлений более общего права, гарантированного статьей 48 (часть 1) Конституции Российской Федерации каждому человеку, - права на получение квалифицированной юридической помощи. Поэтому положения части 2 статьи 48 Конституции Российской Федерации не могут быть истолкованы в отрыве и без учета положений части 1 этой же статьи.

Государство должно гарантировать квалифицированную юридическую помощь, но это не значит, что именно оказываемую защитниками не-адвокатами.Определение квалифицированной юридической помощи уже существует, ч. 1 ст. 1 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре», это адвокатская деятельность, оказываемая на профессиональной основе лицами, получившими статус адвоката в порядке, установленном настоящим Федеральным законом, физическим и юридическим лицам (далее - доверители) в целях защиты их прав, свобод и интересов, а также обеспечения доступа к правосудию.

Стало быть, участие адвоката в уголовном деле в качестве защитника уже говорит о соблюденном предписании ст. 48 Конституции РФ, ведь один из близких родственников или иное лицо допускается в качестве защитника наряду с адвокатом, и только при производстве у мирового судьи защитник не-адвокат может быть допущен без адвоката.

Но при участии защитника без статуса адвоката при производстве у мирового судьи говорить о соблюдении права лица на квалифицированную юридическую помощь нельзя (ч. 1 ст. 1 Фз "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ"). Поэтому и потерпевший в этом смысле (при использовании представителя не обладающего статусом адвоката) лишается прав гарантированных ч. 1 ст. 48 Конституции РФ.

По моему видению, содержание нормы УПК РФ, которое предоставляет суду, конкретному судье или иному должностному лицу возможность принимать решения, касающиеся возможности защиты, способов защиты и механизмов ее реализации уголовно преследуемого лица либо потерпевшего, не соответствует смыслу Конституции РФ. На это направлены и принципы уголовного судопроизводства, в соответствии с которыми суд и иные лица осуществляющие производство по делу должны охранять и обеспечивать реализацию права на защиту, в том числе всеми способами не запрещенными законом (ч. 2 ст. 45 Конституции России).

Поскольку ч. 2 ст. 49 УПК РФ один из способов защиты своих прав, прямо предусмотренных УПК РФ (Определение Конституционного Суда РФ от 19 июля 2016 года № 1453-О). При этом, особенно хочу подчеркнуть, что право на участие иного лица в качестве защитника наряду с адвокатом, представляет собой самостоятельное Конституционное право гарантированное ч. 2 ст. 45 Конституции России. Такое же самостоятельное конституционное право гарантировано и потерпевшему, гражданскому истцу и частному обвинителю (ч. 1 ст. 45 УПК РФ) ч. 2 ст. 19, ч. 1 ст. 21, 52 Конституции РФ.

Дополнительным гарантом права на защиту с помощью выбранного защитника являются международные обязательства Российской Федерации. Рассмотрим положения Европейской Конвенции, корреспондирующих п. "с" ч. 3 ст. 6 Конвенции.

Право на справедливое судебное разбирательство

Часть 3 Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:с) защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или при недостатке у него средств для оплаты услуг защитника, пользоваться услугами назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия.

Проанализируем пару постановлений Европейского суда по правам человека, которые были предметом рассмотрения в Европейском суде по правам человека. Жалобы заявителей касающиеся нарушения права на защиту через посредство выбранного самим защитника в соответствии со ст. 6 ч. 3 п. «c» Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, в свете отказа в допуске в качестве защитников близких родственников, а также иных лиц. В Постановлении по делу «Майзит против Российской Федерации» от 20 января 2005 года суд указал, что статья 47 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР устанавливала в качестве общего правила требование, согласно которому защиту должны осуществлять профессиональные адвокаты-члены коллегий адвокатов. В соответствии с положениями этой же статьи Московский районный суд г. Калининграда мог, если бы счел уместным, позволить матери и сестре заявителя представлять его интересы. Однако суд счел, что поскольку они не профессионалы, они не могли обеспечить эффективную защиту заявителя в соответствии с процессуальными требованиями. Более того, суд пришел к выводу, что по причине состояния здоровья и профессиональной занятости они не могли бы в достаточной степени участвовать в судебных заседаниях. По мнению Европейского суда, такие усмотрения являлись законными и перевешивали волю заявителя.

В Постановлении по делу «Попов против России» от 13 июля 2006 г. Европейский суд отмечает, что часть вторая статьи 49 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации предусматривает, что по определению или постановлению суда в качестве защитника могут быть допущены один из близких родственников или иное лицо, о допуске которого ходатайствует обвиняемый.

Европейский Суд, однако, отмечает, что данное полномочие суда является дискреционным. Именно национальные суды в каждом конкретном случае должны гарантировать, что у обвиняемого имеется надлежащая защита, а также решить вопрос, следует ли представлять разрешение о допуске в качестве защитника родственника обвиняемого или иного лица, о допуске которого тот ходатайствует.

Таким образом, Европейский суд не относит право на защиту как безусловное, отмечая, что такая помощь защитника должна быть эффективной для предотвращения судебной ошибки. Но, как раз в этом случае, Конституция России должна иметь приоритет, тем более, когда речь идет о защите всеми способами, не запрещенными законом.

Отсюда заключение, когда возможность участия в качестве защитника не-адвоката наряду с адвокатом ставится в зависимость от усмотрения конкретного судьи, должностного лица, органа, в производстве которого находится уголовное дело, а не от норм УПК РФ, происходит попирание прав лица, преследуемого государством, не основанное на законе. Об этом постулате упомянул в своем Постановлении № 20-П от 29 ноября 2010 года Конституционный Суд.

Соответственно, происходит контроль уровня защиты прав, методов и способов защиты, при этом прямо предусмотреных законом. Тем самым, гражданину России не предоставляется право его свободного осуществления защиты своих прав посредством механизмов предусмотренных УПК РФ, согласно его принципам 16 УПК РФ и назначению 6 УПК РФ.

К сожалению, в настоящее время Конституционный суд, видя порочную антиконституционную практику применения положений УПК РФ (и не только), абстрагировался от этого вопроса, нежелая давать необходимые рекомендации законодателю в соответствии со ст. 80 ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации".

О проблемах рассмотрения жалоб Конституционным Судом Российской Федерации, рекомендую почитать тут".

Представляется правильным и необходимым согласовывать участие защитников не-адвокатов с профессиональными защитниками адвокатами, с доверителями, чье решение будет определяющим. А соответственно, находится в компетенции адвокатуры, а не суда и должностных лиц, осуществляющих производство по делу, обязанность которых, напомню, разяснять, обеспечивать и охранять право на защиту.

Отдельно отмечу массу возможностей для выращивания профессиональных защитников со студенческих лет под руководством опытных адвокатов. Возможность труда и обучения, использования своих возможностей в профессиональной сфере (ст. 26, 29, 30, 34, 37, 43, 44 Конституции России). Но для этого небходима воля законодателя и независимость суда, которой, к сожалению, у нас в стране в полном объеме не наблюдается.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: