Кто организовал покушение на петербургского градоначальника трепова и был оправдан судом присяжных
Обновлено: 25.04.2024
Дело Веры Засулич, которое суд рассматривал почти 150 лет назад, до сих пор является примером неожиданного решения присяжных, оправдавших террористку.
Суд присяжных — результат судебной реформы
Рассказ о деле Веры Засулич, действительно необычном и практически сразу обросшим множеством мифов, надо начать с напоминания о том, что суд присяжных в России появился всего за 12 лет до этого процесса. В 1866 году состоялось первое судебное заседание с участием представителей общественности.
Согласно судебной реформе 1864 года, суды присяжных рассматривали дела, которые предполагали лишение или ограничение прав состояния. Коллегия присяжных состояла из 12 человек, а также 6 запасных. В их число могли входить мужчины от 25 до 70 лет, прожившие в уезде, где избираются присяжные, не менее 2 лет, а также соответствующие определенному имущественному цензу. Перед каждым процессом приглашали 30 кандидатов, из которых прокурор и защитник могли отвести по 6 человек (если кто-то из участников процесса отводил меньше кандидатов, то его оппонент получал право отвести больше).
И именно участие присяжных в процессе сыграло ключевую роль в том, что Вера Засулич в итоге была оправдана.
Андрей Боголюбов — несправедливое наказание
В декабре 1876 года, когда Вера Засулич находилась еще в Киеве, в Петербурге состоялась манифестация молодежи. К собравшимся, в частности, обратился тогдашний студент Горного института Георгий Плеханов со словами: «Да здравствует социальная революция, да здравствует «Земля и воля»!". В тот момент лозунг «Земля и воля» был выдвинут впервые.
Власти не могли оставить это событие без внимания, многих участников манифестации задержали, и в результате несколько человек получили по 10 и 15 лет каторги. Одним из осужденных был Алексей Боголюбов (настоящее имя — Архип Емельянов). Сочтя, что 15 лет каторги за участие в манифестации — слишком суровое наказание, его защитник подал кассационную жалобу. В ожидании решения Боголюбов находился в доме предварительного заключения, куда с инспекцией приехал градоначальник Петербурга Фёдор Трепов. За то, что Боголюбов якобы не снял перед ним шапку, Трепов распорядился высечь молодого человека розгами, хотя на тот момент он не считался каторжным и подвергаться подобной экзекуции не мог.
Вера Засулич: покушение по убеждениям
К этому моменту она уже отбыла ссылку за участие в деятельности организации «Народная расправа» Сергея Нечаева и жила в Киеве, где принимала участие в подготовке крестьянских волнений. Узнав о деле Боголюбова, она нелегально приехала в Петербург и решила, что ситуация требует отмщения. 5 февраля 1878 года девушка пришла на прием к Федору Трепову и выстрелила в него из револьвера. Градоначальник был серьезно ранен, Засулич, не пытавшуюся скрыться, задержали на месте.
Федор Трепов: подготовка процесса
Казалось бы, покушение на высокопоставленного чиновника, представителя власти, очевидная вина, признанная самой нападавшей, понятный мотив… Вряд ли кому-то могло прийти в голову, что подобные действия в принципе могут быть оправданы. Видимо, именно поэтому при организации судебного процесса был совершен ряд ошибок.
Во-первых, Веру Засулич решили судить судом присяжных, хотя были основания передать дело в коронный суд, создать специальное присутствие. Видимо, суд присяжных выбрали именно исходя из очевидной виновности Засулич. Мотивацию ее поступка сформулировали при этом как личную месть, а не покушение на представителя власти.
Во-вторых, председателем суда был Анатолий Кони, и с позиции обвинителей это была неудача. При том, что Анатолий Федорович не симпатизировал Засулич, главным для него было сохранение независимости суда. Он заранее предупреждал, что не уверен в единодушном обвинительном заключении присяжных, но к его мнению не прислушались.
В-третьих, обвинителем на процессе стал Константин Кессель. Это нельзя назвать ошибкой организаторов процесса, просто остальные возможные кандидаты от участия в процессе отказались. Кони писал: «Увидев совершенно убитый вид Кесселя, я немало удивился выбору Лопухина и живо представил, какую бесцветную, слабосильную и водянистую обвинительную речь услышит Петербург, нетерпеливо ждавший процесса Засулич». Проще говоря, Кессель очень боялся того, что столкнется с негативным отношением общества к его решению.
И в-четвертых, формирование коллегии присяжных. Дело в том, что Кессель по непонятным причинам вообще не воспользовался своим правом отвести шестерых из предложенных кандидатов. Таким образом, его оппонент смог отвести сразу 12 человек и фактически определил состав коллегии. Защитником Засулич был Петр Акимович Александров, активный участник состоявшегося незадолго до этого «процесса 193-х» (крупнейший процесс над народниками). Он «отбраковал» присяжных так, что большинство среди них составили мелкие и средние чиновники, отличавшиеся сравнительной независимостью взглядов и не симпатизировавшие Трепову. Старшиной присяжных стал чиновник министерства финансов Анатолий Лохов.
Процесс Веры Засулич
Рассмотрение дела Веры Засулич началось 31 марта 1878 года. Девушка обвинялась в предумышленном убийстве, ей грозили каторжные работы на срок до 20 лет и лишение всех прав состояния. Сам Трепов, уже вполне оправившийся от полученного ранения, в суд не явился.
Обвинитель настаивал на том, что Засулич хотела именно убить Трепова (сама Вера говорила, что ей было безразлично, закончится ее покушение ранением или смертью градоначальника). Основным аргументом Касселя было то, что она воспользовалась револьвером большой убойной силы, а также стреляла в левый бок, видимо, предполагая попасть в сердце. При этом возможные мотивы Засулич обвинитель не рассматривал и не анализировал.
Александров, напротив, с самого начала своей речи обратил внимание на связь покушения с ситуацией с Боголюбовым. В противном случае, по мнению адвоката, дело не вызывало бы вообще никаких затруднений. Однако вся жизнь Засулич в изложении Александрова оказалась цепью несправедливостей: необоснованный арест по «нечаевскому делу», тюрьма, административная ссылка, по мнению защитника, привели к тому, что Засулич была на стороне любого, кто подвергался преследованиям по политическим мотивам. Таким образом в речи Александрова поступок Засулич предстал не как акт мести, а как восстановление справедливости, которая никаким другим способом не могла быть достигнута. При таком подходе обвинительный вердикт присяжных становился оправданием действий Трепова.
Александров, безусловно, сыграл на контрасте: невыразительная речь прокурора звучала крайне невыигрышно на фоне проработанной речи защитника. Сама Вера Засулич вызывала у присяжных сочувствие, к Трепову же большинство испытывали неприязнь. Более того, фактически присяжные были поставлены не просто перед выбором «виновна — невиновна». Своим решением они давали нравственную оценку всей ситуации.
Присяжным надо было ответить на три вопроса: было ли преступление, виновна ли в нем подсудимая, а если виновна, то в какой степени. Перед вручением листа с вопросами Кони произнес своеобразное резюме — краткую инструкцию для присяжных, напомнив, что, если они сочтут ее виновной, то могут указать, что Засулич заслуживает снисхождения. Присяжные совещались недолго и вернулись в зал суда, чтобы огласить решение. Вот как этот момент описан в воспоминаниях Анатолия Кони:
«Старшина дрожащею рукою подал мне лист… Против первого вопроса стояло крупным почерком: «Нет, не виновна. » Целый вихрь мыслей о последствиях, о впечатлении, о значении этих трех слов пронесся в моей голове, когда я подписывал их «Нет! -провозгласил старшина, и краска мгновенно покрыла ее щеки, но глаза так и не опустились, упорно уставившись в потолок… — Не вин…», но далее он не мог продолжать…
Многие крестились; в верхнем, более демократическом отделении для публики обнимались; даже в местах за судьями усерднейшим образом хлопали… Один особенно усердствовал над самым моим ухом. Я оглянулся. Помощник генерал-фельдцейхмейстера граф А. А. Баранцов, раскрасневшийся седой толстяк, с азартом бил в ладони. Встретив мой взгляд, он остановился, сконфуженно улыбнулся, но едва я отвернулся, снова принялся хлопать…»
140 лет назад суд присяжных оправдал террористку-народницу Веру Засулич, совершившую покушение на петербургского градоначальника Федора Трепова, который приказал выпороть политического заключенного, хотя телесные наказания были запрещены. Действия Засулич стали одним из самых громких примеров индивидуального террора в России. Историк Давид Фельдман рассказал «Снобу», как и когда террор стал методом и почему приговор, вынесенный Засулич, невозможен в современной России
Т еррор — слово латинское, означает страх, ужас, но феномен возник не в античности. Начнем с определения: террор — метод управления обществом посредством превентивного устрашения. Не следует путать его с какими-то видами насилия. Так, политические убийства — вневременной феномен. Его не следует путать с наказанием, то есть мерой вреда, причиняемой нарушителю закона по решению суда. Речь идет о превентивном устрашении, не связанном с правонарушением.
Как метод управления террор был невозможен в сословном обществе. Нельзя одинаково устрашать дворянина и холопа: это покушение на основополагающий принцип — неравенство. Поэтому террор как метод управления сформировался в эпоху Великой французской революции: когда граждане Франции стали равноправными, тогда и появилась возможность устрашать общество в целом.
Первый вид превентивного устрашения можно назвать «террором толпы». Например, когда якобы стихийно сформировавшиеся группы громили дома сторонников короля, избивали, порою и убивали тех, кого подозревали в сочувствии к монарху. Любой вид превентивного устрашения общества эффективен лишь при наличии своего рода питательной среды — некой массовой истерии. Питательная среда «террора толпы» — истерия неповиновения правительству. Идеологи превентивного устрашения объявляют представителей власти источником всех бед, следовательно, угрозой каждому гражданину.
Второй вид превентивного устрашения общества в целом — государственный террор. На этот раз именно государство устрашает граждан различными средствами подавления — арестами и казнями. Питательная среда государственного террора — истерия солидарности с правительством. Оно позиционирует себя в качестве, можно сказать, коменданта осажденной крепости, гарнизону которой угрожают как внешние враги, так и внутренние. Соответственно, опасны и потенциально нелояльные: они подлежат если не истреблению, то ограничению в правах.
Третий вид террора — индивидуальный. Он формировался в России. Принято считать, что герои «Народной воли» полагали, будто убийством царя можно изменить государственный строй. В действительности план был иным. Народовольцы считали, что нужно и парализовать ужасом царскую администрацию, и убить монарха — вот тогда волна крестьянских восстаний уничтожит самодержавие. Однако не удалось: большинство населения все еще верило, что власть — не продукт договоренности, а дана богом. Когда эта вера развалилась, рухнула и русская монархия, как ранее — французская.
Четвертая форма превентивного устрашения апробирована французскими анархистами уже в XIX веке. Речь идет о так называемом эксцитативном, то есть возбуждающем, привлекающем внимание общества терроре. Тогда и придумали «динамитную войну» — взрывы в кафе, театрах, казармах. По словам идеологов эксцитативного террора, они воевали с буржуазией, угнетающей неимущих, требовали от правительства уступок. Анархисты пытались нагнетать истерию неповиновения правительству, якобы неспособному защитить французов от «динамитной войны». Однако попытки оказались неудачными, потому что террористы не добились сочувствия большинства. Эксцитативный террор ныне весьма популярен. Но эффективным он может быть лишь в демократическом обществе.
Сегодня представить себе процесс, аналогичный суду над Засулич, невозможно. В Российской Федерации нет суда присяжных
Все четыре формы террора используются ныне. Якобы стихийно формирующиеся толпы свергают правительства — образчики известны. Государственный террор практикуется в Северной Корее, да и не только. Индивидуальный — охота на журналистов: не за что-то, а для устрашения остальных. Например, расстрел редакции Charlie Hebdo или убийство Анны Политковской.
Что до суда над Верой Засулич, так это как раз пример удачного воздействия средств массовой информации на общественное сознание. Она стреляла в безрассудно жестокого губернатора, превысившего свои полномочия. И общественное мнение было на ее стороне: против могущественного тирана — слабая девушка. Кстати, о терроре как таковом речь не шла. Все еще было впереди. И присяжные оправдали заведомо виновную.
Сегодня представить себе процесс, аналогичный суду над Засулич, невозможно. В Российской Федерации нет суда присяжных. И я не оговорился. Институция, называемая судом присяжных, есть, а былых полномочий нет — только название. Вряд ли уместно рассуждать о независимости судебной власти.
Но это еще полбеды. Российское уголовное законодательство патологически косноязычно. Формулировки норм права крайне невнятны. К примеру, можно кого угодно привлечь к уголовной ответственности за пресловутый экстремизм. Или — не привлекать. У правоприменителей нет ограничений. Потому что законодатели плохо представляют себе и что такое судебная власть, и что такое терроризм.
140 лет назад революционерка Вера Засулич попыталась убить генерал-губернатора Санкт-Петербурга Федора Трепова. Станислав Кувалдин рассказал «Снобу», как ее неудачное покушение сделало политический терроризм оправданным в глазах российского общества
5 февраля 1878 года (по новому стилю) Вера Засулич, пришедшая под видом подательницы прошения в приемную петербургского градоначальника Федора Трепова, выстрелила в него, благодаря чему и вошла в историю. По мнению, особенно популярному в последнее время, покушение и судебный процесс Засулич, где присяжные оправдали террористку, стали тем поворотным пунктом, которые сделали революционный терроризм легитимным в глазах русского общества. А значит, согласно предложенной логике, именно отчаянный шаг террористки-одиночки открыл ту воронку, в которую засосало Россию в 1917 году.
Когда Засулич входила в приемную Трепова, у нее уже был опыт участия в конспиративной деятельности и столкновений с силовыми органами государства. Это и определило ее решимость
Почему эта логика так популярна именно сегодня, объяснить нетрудно. Именно потому, что в наши дни слова «жандармы» и «процессы над революционерами» употребляются почти без иронии по поводу деятельности Центра «Э» или отчетов ФСБ о раскрытии очередной конспиративной группы, обстоятельства дела Веры Засулич и судебного процесса, приведшего к ее оправданию, заслуживают особого разбора. Узнаваемость деталей, в которых была разыграна эта драма, помогает понять мотивы поступков каждого из ее героев.
Девушка с модными взглядами
В.И. Засулич — член редакции газеты Фото: ТАСС
Путь Засулич в среду молодежи, увлекающейся социалистическими идеями, был не особенно оригинальным: начитанная девушка из обедневшей дворянской семьи, воспитывавшаяся теткой, а позже обучавшаяся в пансионе и получившая диплом учителя, — нигде не укорененный, но стремящийся овладеть новыми знаниями человек. Именно такие люди попадали в среду первых русских социалистов. Сама Засулич в поздних воспоминаниях описывала разговоры и настроения той среды, куда она попала в конце 1860-х годов, с мягким юмором:
«Один рыжий юноша, напр., с жаром ораторствует перед группой человек из 10:
— Тогда все будут свободны, — ни над кем никакой не будет власти. Всякий будет брать, сколько ему нужно, и трудиться бескорыстно.
— А если кто не захочет, как с ним быть? — задаст вопрос один юный скептик.
На нервном лице оратора выражается искреннейшее огорчение. Он задумывается на минуту.
— Мы упросим его, — говорит он, наконец, — мы ему скажем: друг мой, трудись, это так необходимо, мы будем умолять его, и он начнет трудиться».
Сейчас это может показаться издевательством — обычно такими же или чуть более грубыми словами принято описывать неприспособленность к миру и никчемность современных хипстеров. С одной лишь разницей, что для Засулич такая наивность неизмеримо ценнее, чем признание и принятие существующих порядков.
Засулич могла бы стать второстепенным персонажем «Бесов»: в 1869 году она столкнулась с Нечаевым и попала под его обаяние (впрочем, ответив отказом на признание в любви — такие признания Нечаев дежурно делал для привлечения в «организацию» ценных женских кадров). Как позже откровенно объясняла Засулич, происхождение Нечаева из семьи мастерового играло серьезную роль в его репутации:
«В то время слова “сын народа”, “вышедший из народа” внушали совсем иначе, чем теперь; в таком человеке, в силу одного его происхождения, готовы были допустить всевозможные свойства и качества, уже заранее относились к нему с некоторым почтением. В сколько-нибудь значительном количестве крестьяне и мещане по происхождению стали появляться в среднеучебных заведениях только после реформы. В 1869 году еще очень немногие окончили образование, и от них готовы были ожидать и нового слова, и всяких подвигов».
Школа одиночки
Засулич не имела отношения к созданной Нечаевым группе «Народная расправа», тем не менее в какой-то момент революционер попросил ее взять на хранение конспиративные письма. Несколько раз она передавала послания указанным адресатам. Это сыграло в ее судьбе роковую роль. После раскрытия нечаевской организации Засулич была арестована — в это время ей было 20 лет. Из-за подозрений Третьего отделения, занимавшегося политическим сыском, Засулич два года провела в заключении: как многих других политических заключенных, ее держали в одиночной камере. Этого опыта и связанных с ним мучений она не забудет. Следствия по ее делу почти не велось. После ареста (причину которого она сначала не могла понять) о ней забыли почти на год — Засулич провела его в одиночном заключении без посещения родных. В итоге же дело просто прекратили. Она вынуждена была провести два года за решеткой просто потому, что представлялась подозрительной. Затем ее отпустили — только для того, чтобы через две недели задержать вновь и выслать в Новгородскую губернию — без копейки денег и перспектив хоть каких-то занятий. По большому счету, именно власть сделала из Засулич революционерку, закрепив этот статус заключением и высылкой.
Политические дела и во времена Засулич не судили судом присяжных. Власти намеренно решили сделать вид, что ничего политического здесь нет
В 1876 году, пока Засулич находилась под надзором полиции (тем не менее принимая участие в конспиративной деятельности), в Петербурге у Казанского собора состоялась демонстрация, организованная группой «Земля и воля», считающаяся первой незаконной политической демонстрацией в России. В акции приняли участие несколько сот человек — студентов и распропагандированных рабочих. Полиция быстро начала разгонять собравшихся, однако те оказали сопротивление (в том числе с использованием кастетов). После задержанных на месте судили довольно жестко: пять человек были приговорены к каторге на срок от 10 до 15 лет. Приговоренным к 15 годам оказался студент Боголюбов. Защита пыталась указать на суде, что все обвинение строится лишь на показаниях полицейских, однако довод был проигнорирован. Именно Боголюбов станет участником инцидента, который толкнет Засулич на выстрел.
Градоначальник на объекте
Унижение Боголюбова заставило Засулич действовать. Позже на суде она объяснила, почему решилась на это:
«Я по собственному опыту знаю, до какого страшного нервного напряжения доводит долгое одиночное заключение, а большинство из содержавшихся в то время в ДПЗ (доме предварительного заключения. — Прим. ред.) политических арестантов просидело там по 3 и 3,5 года. Уже многие из них с ума посходили и самоубийством покончили. Я могла живо вообразить, какое адское впечатление должна была произвести экзекуция на всех политических арестантов… и какую жестокость надо иметь, чтобы заставить их все это вынести по поводу неснятой при вторичной встрече шапки».
Собственный опыт фактически наказания без вины двумя годами одиночной камеры дал ей основания для решений.
Преступление и наказание
Засулич сделала только один выстрел и немедленно бросила пистолет. Она не стала проверять, был ли выстрел смертельным. Сейчас сложно сказать, было ли это сознательным решением. На суде она объясняла, что не ставила целью убить Трепова. Ей важно было, чтобы он получил любое наказание за свои приказы. После мгновенного шока Засулич повалили на пол и сильно избили, однако дальше никто не знал, что с нею делать — ни у кого не было опыта обращения с женщиной-террористкой. В описании Засулич это выглядит как комедийный эпизод:
«— Придется вас обыскать, — обратился ко мне господин каким-то нерешительным тоном, несмотря на полицейский мундир, — какой-то он был неподходящий к этому месту и времени: руки дрожат, голос тихий и ничего враждебного.
— Для этого надо позвать женщину, — возразила я.
— Да где же тут женщина?
— Неужели не найдете? И сейчас же придумала:
— При всех частях есть казенная акушерка, — вот за ней и пошлите, — посоветовала я.
— Пока то ее найдут, а ведь при вас может быть оружие? Сохрани господи, что-нибудь случится.
— Ничего больше не случится; уж лучше вы свяжите меня, если так боитесь.
— Да я не за себя боюсь, — в меня не станете палить. А верно, что расстроили вы меня. Болен я был, недавно с постели встал. Чем же связать-то?
Я внутренно даже усмехнулась: вот я же его учить должна!
— Если нет веревки, можно и полотенцем связать.
Тут же в комнате он отпер ящик в столе и вынул чистое полотенце, но вязать не торопился.
— За что вы его? — спросил он как-то робко.
—Ага! — в тоне слышалось, что именно этого он и ожидал».
Это «ага» действительно передает эмоции времени. Решение высечь Боголюбова возмутило далеко не только революционеров. Да и сам Трепов, несмотря на успешное управление городом, был фигурой крайне непопулярной. Его не любили не только за грубость, но в связи с сильным подозрением в незаконных обогащениях.
Генерал Федор Федорович Трепов Фото: Wikipedia
Как объяснял в своих воспоминаниях судья Анатолий Кони, которому поручили вести суд над Засулич:
«Главный недостаток его энергичной деятельности в качестве градоначальника — отсутствие нравственной подкладки в действиях — выступал перед общими взорами с яркостью, затемнявшей несомненные достоинства этой деятельности, и имя Трепова не вызывало в эти дни ничего, кроме жестокого безучастия и совершенно бессердечного любопытства».
Как известно, Засулич была оправдана судом присяжных. Об этом вспоминают при каждом удобном случае, если хотят подчеркнуть, что суд присяжных — средство опасное. Или что присяжной коллегии нельзя поручать дела террористов. Забывается обычно то, что политические дела и во времена Засулич не судили судом присяжных. Власти намеренно решили сделать вид, что ничего политического здесь нет. Что судят неуравновешенную девицу, из-за личной мести стрелявшую в представителя власти. Однако убедить в этой версии никого не удалось. Считается, что ведущую роль здесь сыграла позиция Кони, который отказался подыгрывать обвинению и учитывать все «непростые» обстоятельства. Он не стал препятствовать вызову в суд свидетелей защиты, которые рассказывали присяжным именно об инциденте с Боголюбовым. Сам Кони рассказывал, как на вопрос, заданный ему генералом Киреевым «Что же, однако, делать, чтобы Засуличи не повторялись?» он ответил: «Не сечь!»
Засулич стреляла не в абстрактного чиновника, а в человека, допустившего произвол в отношении бесправных многолетних заключенных одиночной камеры
В своих воспоминаниях Кони говорил, что рассчитывал на то, что присяжные признают Засулич нуждающейся в снисхождении. В этом случае, признав ее вину за покушение на жизнь, суд смог бы обратить внимание на то, что девушка сделала эта не по личной злобе, а реагируя на безнаказанную несправедливость. Тем самым, как казалось Кони, мог бы начаться какой-то диалог между обществом и властью. Всем был бы дан повод подумать о смысле полученного урока.
Но урок оказался другим. Присяжные назвали Засулич невиновной. Диалог был заменен на торжественное утверждение.
Принято говорить, что своим приговором суд оправдал терроризм. А значит, спровоцировал новые теракты. В доказательство этого приводят серию покушений на жандармов и высших чиновников, произошедших вскоре после окончания судебного дела. Однако можно вспомнить и о том, что сама Засулич после освобождения никогда не бралась за оружие, не имела отношения к террористическим организациям и не поддерживала «Народную волю». Оправдана оказалась девушка, решившаяся на отчаянный поступок, не возводившая свой выстрел в принцип. Она стреляла не в абстрактного чиновника, а в человека, допустившего произвол в отношении бесправных многолетних заключенных одиночной камеры: «Ничто не мешало Трепову или кому-либо другому столь же сильному опять и опять производить такие же расправы, ведь так легко забыть при вторичной встрече снять шапку, так легко найти подобный же ничтожный предлог».
Впрочем, эти дилеммы, заданные делом Засулич, сейчас, похоже, видятся преданием, относящимся к несовершенным этическим системам прошлого. Мы ведь знаем, что у терроризма нет оправдания, представителей власти нельзя трогать руками, а печень протестующих при столкновениях с полицией может быть размазана по асфальту. Твердые ответы дают уверенность.
Современное российское правосудие у многих наших сограждан доверия не вызывает, однако во время великих реформ Александра II всё было совершенно иначе. Страна была воодушевлена, и многие талантливые юристы пошли работать в суды, создавая новую российскую судебную систему. Одним из них был Анатолий Фёдорович Кони.
Анатолий Кони прославился на всю Империю тем, что коллегия присяжных во главе с ним вынесла оправдательный приговор террористке-народнице Вере Засулич. Это же, скорее всего, во многом помогло ему в пореволюционные годы. Примерно в той же мере, как и его юридическая деятельность, конечно. А начиналось всё с домашнего образования. Отец Анатолия, Фёдор Алексеевич, увлекался идеями Иммануила Канта и, по воспитаниям детей, следовал завету философа: «Человек должен пройти четыре ступени воспитания — обрести дисциплину; получить навыки труда; научиться вести себя; стать морально устойчивым».
Анатолий Кони в молодости
Следование правилу Канта дало свои плоды. В немецком училище святой Анны, в котором Анатолий учился с 11 лет, у него были только отличные оценки. Из письма Толи отцу: «Экзамен… из немецкой грамматики; причем случилось великое посрамление, из 36 чел нашего класса, только двое выдержали экзамен и то русские, 1 — сын твой возлюбленный…» В 14 лет Анатолий в совершенстве знал французский и немецкий языки и уже зарабатывал на переводах, учась в гимназии.
В мае 1861 года 17-летний Кони сдал экзамены для поступления в Санкт-Петербургский университет по математическому отделению. На экзамене по тригонометрии Анатолию предложили несколько вопросов вне программы, на которые он блестяще ответил. Выслушав его, академик Осип Сомов пришёл в восторг и, решив показать ректору, обхватил сзади Анатолия и воскликнул: «Я вас снесу к нему!»
«О праве необходимой обороны»
В декабре 1861 года Санкт-Петербургский университет закрыли из-за студенческих волнений, и Анатолию Фёдоровичу пришлось переехать в Москву, чтобы перевестись в Московский университет. Здесь он продолжил учёбу на юридическом факультете, который блестяще окончил, написав работу «О праве необходимой обороны» из-за которой, правда, чуть не попал под суд, так как в ней шла речь о возможности отпора государству со стороны граждан. Кони спас малый тираж работы: всего 50 экземпляров.
Лев Толстой и Анатолий Кони
Дело Веры Засулич
Петербуржский градоначальник Фёдор Трепов решил наказать политического заключённого Алексея Боголюбова поркой за то, что тот не снял шапки. Но порка была запрещена. Произвол Трепова вызвал возмущение в обществе. Засулич решилась стрелять в Трепова, но убить не смогла. Общество сочувствовало Засулич, а Александр II и министр юстиции граф Пален требовали от председателя суда Кони гарантий, что террористка будет признана виновной.
Вера Засулич
Засулич оправдали. И важность процесса над ней даже не в вердикте, который вынес суд, а в том, что Кони оказался под давлением. Если бы он испугался, то это пошатнуло бы всю судебную систему, пошатнуло бы сам принцип несменяемости судей. «Если судьи России узнают, — сказал он, — …что председателя первого суда в России, человека, имеющего судебное имя, занимающего кафедру, которого ждёт несомненный и быстрый успех в адвокатуре и для которого служба — далеко не исключительное и неизбежное средство существования, — достаточно было попугать несправедливым неудовольствием высших сфер, чтобы он тотчас, добровольно, с готовностью и угодливой поспешностью отказался от лучшего своего права, приобретённого годами труда и забот, — отказался от несменяемости, то что же можно сделать с нами».
После процесса Анатолий Фёдорович оказался в опале, постоянно ставился вопрос о снятии его с должности. В конце концов, он всё же согласился на должность главы департамента по гражданским делам, хоть и был специалистом по уголовному праву. В дальнейшем дело Засулич будут постоянно припоминать Кони.
После революции
После революции перед молодой советской республикой встала необходимость обучения профессионалов. Поэтому старый и умудрённый юрист Анатолий Кони был ей необходим. А ему, прославленному правоведу и оратору, была нужна работа. В ноябре 1917 года Кони встретился с наркомпросом Луначарским и предложил Советам свои услуги: «…Как отнесётся правительство, если я по выздоровлении кое-где буду выступать, в особенности с моими воспоминаниями».
Анатолий Кони в 1915 году
Начиная с 1918 года Анатолий Фёдорович — профессор на кафедре уголовного судопроизводства Петроградского университета. 19 апреля 1919 года Кони зачислили на усиленный продовольственный паёк: хлеб, выдаваемый раз в неделю. В те страшные голодные времена — счастье. Помимо чтения лекций, Анатолий Фёдорович помогал новой судебной власти, к нему домой приходили председатель губернского суда Нахимсон и представитель Наркомюста, которые договорились, что Кони будет консультировать по особо сложным делам, читать лекции юристам; Кони написал также комментарий к Уголовному кодексу РСФСР 1922 года.
Анатолий Фёдорович Кони скончался в 1927 году после того, как заболел воспалением лёгких: он читал лекцию в холодном помещении. 19 сентября 1927 года состоялись похороны, на которых собралось много народу: вся Надеждинская улица была запружена желавшими проститься с ним. Обряд отпевания совершали «восемь священнослужителей высокого сана и два дьякона в белых облачениях». Народ, не поместившийся в церкви, заполнил всю Знаменскую улицу.
Facebook Если у вас не работает этот способ авторизации, сконвертируйте свой аккаунт по ссылке ВКонтакте Google RAMBLER&Co ID
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
12 апреля 1878 года суд присяжных оправдал террористку Веру Засулич
12 апреля 1878 года суд присяжных оправдал террористку Засулич, ранившую петербургского градоначальника Трепова. «Оправдание Засулич происходило как будто в каком-то ужасном кошмарном сне. Как могло состояться в зале суда столь наглое торжество крамолы?» (кн.Мещерский)
Именно люди, оправдывающие убийц, привели к массовому террору.
ЛИЧИНЫ РЕВОЛЮЦИОННОГО ТЕРРОРА. ВЕРА ЗАСУЛИЧ
Вера Засулич (1849—1919) родилась в семье польского дворянина…
Русско-турецкая война (1877−1878) шла к успешному завершению. Россия рассчитывала, как на хорошие территориальные приобретения, так и на усиление своего влияниях на Балканах и в Османской империи. Надвигалось подписание выгодного для державы Сан-Стефанского мирного договора.
И в этот момент революционеры-террористы решили убить петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова.
Федор Федорович Трепов являлся боевым офицером, участником подавления двух сепаратистских мятежей в Польше, служил и по жандармскому ведомству (среди функций которого политический сыск отнюдь не был главным, борьба с коррупцией и противостояние иностранным подрывным действиям считались более важными).
Трепов, кстати, очень успешно руководил столичным хозяйством, при нем строились водопроводы, мостились улицы и открывались новые памятники выдающимся русским людям.
Кому убить Трепова террористы разыграли «на спичках».✔ Такая «честь» досталась Вере Засулич.
Поводом к покушению послужил случай в доме предварительного заключения с хамоватым «народником» Архипом Емельяновым (Алексеем Боголюбовым), которого Трепов приказал высечь.
Этот случай вызвал настоящую истерику среди революционеров.
Засулич официально пришла на прием к градоначальнику и тяжело ранила его. Оружием Веры Засулич оказался «убойный» револьвер «бульдог».
Судом присяжных Засулич была полностью оправдана, что послужило спусковым крючком для развертывания террора по всей России.
Далее Засулич больше проживала заграницей, чем в России. Побывала в Швейцарии и Лондоне. Переквалифицировалась в марксистку.
Октябрьский переворот большевиков не приняла.
В России фамилию Засулич носят улицы в Гагарине, Самаре и Перми. Видимо, тамошние градоначальники думают, что пропаганда убийства мэров и губернаторов – полезное дело.
Автор статьи
Читайте также: