Косвенные доказательства судебная практика

Обновлено: 28.03.2024

Подборка наиболее важных документов по запросу Косвенные доказательства (нормативно–правовые акты, формы, статьи, консультации экспертов и многое другое).

Судебная практика: Косвенные доказательства

Статьи, комментарии, ответы на вопросы: Косвенные доказательства

Нормативные акты: Косвенные доказательства

"Обзор практики межгосударственных органов по защите прав и основных свобод человека N 3 (2021)"
(подготовлен Верховным Судом РФ) Суд обратил внимание на следующее: заявитель утверждал, что на него приходилось менее 3 м2 личного пространства в период содержания под стражей. Суд напомнил, что если площадь поверхности, которая приходится на одного заключенного в камере, менее 3 м2, то отсутствие личного пространства считается по названному пункту достаточно серьезным, чтобы являться косвенным доказательством нарушения статьи 3 Конвенции. Обязанность предоставления доказательств возлагается в этом случае на государство-ответчик, которое может опровергнуть косвенные доказательства, продемонстрировав наличие данных, компенсирующих указанное обстоятельство определенным образом. Власти представили неполные регистрационные журналы заключенных, так как в них отражены только 277 из 1443 дней содержания заявителя под стражей. Суд указал, что данные властей относительно площади камер, где содержался первый заявитель, не подкреплялись соответствующими техническими планами. Суд также отметил - информации, полученной в этой связи из справок администрации СИЗО не достаточно. Таким образом, Суд счел, что власти не смогли опровергнуть утверждение первого заявителя, согласно которому на него приходилось менее 3 м2 личного пространства во время рассматриваемого периода его содержания под стражей (пункт 144 постановления). Следовательно, имело место нарушение данной статьи.

"Обзор судебной практики разрешения споров, связанных с установлением в процедурах банкротства требований контролирующих должника и аффилированных с ним лиц"
(утв. Президиумом Верховного Суда РФ 29.01.2020) В ситуации, когда не связанный с должником кредитор представил косвенные доказательства, поставившие под сомнение факт существования долга, аффилированный кредитор не может ограничиться представлением минимального комплекта документов (например, текста договора займа и платежных поручений к нему, отдельных документов, со ссылкой на которые денежные средства перечислялись внутри группы) в подтверждение реальности заемных отношений. Он должен исчерпывающе раскрыть все существенные обстоятельства, касающиеся заключения и исполнения самой заемной сделки, оснований дальнейшего внутригруппового перераспределения денежных средств, подтвердив, что оно соотносится с реальными хозяйственными отношениями, выдача займа и последующие операции обусловлены разумными экономическими причинами.

Подборка наиболее важных документов по запросу Прямые и косвенные доказательства (нормативно–правовые акты, формы, статьи, консультации экспертов и многое другое).

Судебная практика: Прямые и косвенные доказательства

Статьи, комментарии, ответы на вопросы: Прямые и косвенные доказательства

Открыть документ в вашей системе КонсультантПлюс:
Статья: Субсидиарная ответственность конечных бенефициаров в процедурах банкротства
(Ткачев А.А.)
("Вестник арбитражной практики", 2022, N 1) Анализ судебной практики показывает, что суды устанавливают статус конечного бенефициара на основе прямых и косвенных доказательств. При этом в большинстве случаев истцам удается доказать наличие отношений фактического контроля путем представления суду совокупности согласующихся между собой косвенных доказательств.

Открыть документ в вашей системе КонсультантПлюс:
Статья: Антиконкурентный сговор при участии в закупках: административная ответственность
(Кислов С.С.)
("Строительство: бухгалтерский учет и налогообложение", 2022, N 4) При доказывании антиконкурентных соглашений и согласованных действий могут использоваться прямые и косвенные доказательства.

Нормативные акты: Прямые и косвенные доказательства

"Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации N 2 (2018)"
(утв. Президиумом Верховного Суда РФ 04.07.2018) В условиях банкротства должника и конкуренции его кредиторов возможны ситуации, когда отдельные лица инициируют судебный спор по мнимой задолженности с целью получения внешне безупречного судебного акта для включения в реестр требований кредиторов. Подобные споры характеризуются представлением минимально необходимого набора доказательств, пассивностью сторон при опровержении позиций друг друга, признанием сторонами обстоятельств дела или признанием ответчиком иска и т.п. В связи с тем, что интересы названных лиц и должника совпадают, их процессуальная деятельность направлена не на установление истины, а на иные цели. Принятыми по таким спорам судебными актами могут нарушаться права других кредиторов, имеющих противоположные интересы и, как следствие, реально противоположную процессуальную позицию. Закон предоставляет независимым кредиторам, а также арбитражному управляющему, право обжаловать судебный акт, на котором основано заявленное в деле о банкротстве требование (ч. 3 ст. 16 АПК РФ, п. 24 постановления N 35). Однако по объективным причинам, связанным с тем, что они не являлись участниками правоотношений по спору, инициированному упомянутыми лицами, независимые кредиторы и арбитражный управляющий ограничены в возможности представления достаточных доказательств, подтверждающих их доводы. В то же время они должны заявить такие доводы и (или) указать на такие прямые или косвенные доказательства, которые с разумной степенью достоверности позволили бы суду усомниться в достаточности и достоверности доказательств, представленных должником и имеющим с ним общий интерес кредитором. Бремя опровержения этих сомнений лежит на последнем. Причем это не должно составить для него затруднений, поскольку именно он должен обладать всеми доказательствами своих правоотношений с несостоятельным должником.

"Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации N 5 (2017)"
(утв. Президиумом Верховного Суда РФ 27.12.2017) Следует учесть, что конкурирующий кредитор не является стороной сделки, в силу чего объективно ограничен в возможности доказывания необоснованности требования другого кредитора. Поэтому предъявление к конкурирующему кредитору высокого стандарта доказывания привело бы к неравенству таких кредиторов. В данном случае достаточно подтвердить существенность сомнений в наличии долга. Напротив, стороны сделки не лишены возможности представить в суд как прямые, так и косвенные доказательства, опровергающие сомнения в реальности ее исполнения. Таким образом, при наличии убедительных доводов и доказательств невозможности хранения бремя доказывания обратного возлагается в данном споре на истца и ответчика.

По мнению Суда, кредитору сложно прямо доказать незаконные действия бенефициара, поэтому необходимо оценивать совокупность косвенных доказательств и анализировать поведение вовлеченных в спорные отношения субъектов


Одна из адвокатов обратила внимание на то, что ВС поставил под сомнение способность директора компании принимать любые самостоятельные решения при наличии «сильного» бенефициара. По словам второго, это определение «идет в ногу» с тенденцией привлечения к субсидиарной ответственности. Третий отметил, что Суд допустил использование косвенных доказательств лишь в том случае, когда обстоятельства совершения тех или иных действий контролирующим лицом очевидны.

ВС разъяснил, что при привлечении к субсидиарной ответственности судам необходимо оценивать совокупность косвенных доказательств и анализировать поведение вовлеченных в спорные отношения субъектов (Определение ВС от 3 сентября 2020 г. № 304-ЭС19-25557 (3) по делу № А46-10739/2017).

Верховный Суд поддержал кредиторов

Сергей Головачев с момента учреждения в апреле 2014 г. ООО «Торгово-закупочная компания “Синергия”» и до середины декабря того же года был его единственным участником. Затем единственным участником общества стало АО «Группа Синергия», мажоритарным акционером которого также был Сергей Головачев.

Сейчас «ТЗК “Синергия”» находится в процессе банкротства. Один из ее кредиторов, НПАО «Де Хёс», обратился в АС Омской области с заявлением о привлечении Сергея Головачева к субсидиарной ответственности.

Удовлетворяя данное заявление, первая инстанция исходила из того, что должник признан банкротом из-за действий Сергея Головачева. Так, в результате его контролирующего влияния на руководство «ТЗК “Синергия”» был заключен ряд сделок по выводу со счетов должника 400 млн руб. Еще одна группа экономически невыгодных для «ТЗК “Синергия”» сделок связывала это общество и Головачева непосредственно. Все это, по мнению АС Омской области, произошло из-за определяющего влияния Сергея Головачева на руководителей должника, которые выполняли указания бенефициара в ущерб интересам организации.

Однако Восьмой арбитражный апелляционный суд отменил определение и отказал в привлечении Сергея Головачева к субсидиарной ответственности. Вторая инстанция посчитала, что кредитор должен был доказать совершение или одобрение первой группы сделок непосредственно Головачевым. Относительно тех сделок, из которых бенефициар общества извлек выгоду напрямую, суд отметил, что они не прошли «тест на критерий существенности» применительно к масштабам деятельности должника в целях применения презумпции доведения до банкротства. Тот факт, что безвозмездные платежи должника в пользу Головачева на сумму 9,5 млн руб. уже признаны недействительными, апелляция расценила как соразмерную нарушению защиту прав кредиторов.

Постановление апелляции устояло в АС Западно-Сибирского округа, однако Верховный Суд эту позицию не поддержал.

ВС отметил, что Сергей Головачев всегда контролировал должника – сначала непосредственно, а затем через подконтрольное ему же общество «Группа Синергия». Более того, было установлено, что Головачев являлся конечным бенефициаром холдинга, в который входил должник. При этом убыточный для должника характер обеих групп сделок установлен в первой инстанции, подтвержден вступившими в законную силу судебными актами по обособленным спорам об оспаривании этих сделок и не опровергнут Сергеем Головачевым в рамках данного спора, заметила Экономколлегия.

По ее мнению, первая инстанция сделала верный вывод: поскольку кредитору объективно сложно получить прямые доказательства того, что бенефициар дал указания о совершении сделок, направленных на выведение из оборота должника денежных средств, должны приниматься во внимание совокупность согласующихся между собой косвенных доказательств и анализ поведения вовлеченных в спорные отношения субъектов.

ВС отметил, что АС Омской области проанализировал доказательства, которые с высокой степенью вероятности подтверждают, что решение о заключении убыточных для компании сделок принимал именно Сергей Головачев.

Во-первых, независимый контрагент заявил, что должник всегда ассоциировался у него с Головачевым, поскольку тот лично «давал пояснения» о платежах «ТЗК “Синергия”» в пользу этого контрагента.

Во-вторых, свободное перемещение значительных сумм от подконтрольного Головачеву должника в другие организации холдинга происходило без реальных экономических отношений между компаниями и без встречного предоставления. В соответствии с обычной деловой практикой существенные – применительно к масштабам деятельности холдинга – внутригрупповые перемещения активов не осуществляются без решения конечного бенефициара, заметил Верховный Суд.

В-третьих, использование Сергеем Головачевым (в случае со второй группой сделок) денежных средств должника как своих собственных и систематическое игнорирование им «сущности конструкции коммерческой организации, предполагающей имущественную обособленность названного субъекта, извлечение прибыли в качестве основной цели деятельности».

«Кредитор привел достаточно серьезные доводы и представил существенные косвенные доказательства, которые во взаимосвязи позволяют признать убедительными его аргументы о контроле Головачева С.А. за процедурой совершения сделок», – решил ВС РФ. А бенефициар не смог доказать обратное. Однако, заметила Экономколлегия, суд апелляционной инстанции «искусственно разделил связанные отношения», проигнорировал пояснения контрагента, рассмотрел две группы сделок в отдельности и сделал ошибочный вывод об отсутствии контроля бенефициара.

ВС обратил внимание на то, что вступившим в законную силу решением АС г. Москвы установлена попытка кипрской компании «Каклфелд Холдингз Лимитед» и «Группы Синергия» получить официальные исполнительные документы, чтобы незаконно вывести в зарубежные банки более 600 млн руб. «С учетом имевшей место попытки передачи обществом “Группа Синергия”, безвозмездно профинансированным должником, денежных средств в иностранную юрисдикцию по документам, не отражающим реальное положение дел, вероятнее всего, активы должника, выведенные из его оборота, в той или иной мере участвовали в незаконной финансовой операции», – сказано в определении ВС. При этом Сергей Головачев не доказал, что подконтрольный ему руководитель «Группа Синергия» пытался совершить эту операцию без согласования с бенефициаром холдинга, подчеркнула Экономколлегия.

На этом основании акты апелляции и кассации были отменены, в силе оставлено определение АС Омской области.

Эксперты обратили внимание на разные аспекты определения

«В этом деле кредиторы представили массу косвенных доказательств наличия у омского депутата Головачева контроля над должником и совершения им противоправных действий», – убеждена адвокат, советник Saveliev, Batanov & Partners Юлия Михальчук.

С доказыванием статуса контролирующего лица особых сложностей не было, но поведение Сергея Головачева суды оценили по-разному, заметила она: «Первая инстанция посчитала, что благодаря своему контролю Головачев обеспечил вывод из должника крупных активов в свои подконтрольные компании во вред должнику и его кредиторам. Суды апелляционной и кассационной инстанций решили в требовании отказать, так как в дело не были приобщены прямые доказательства того, что Головачев одобрял или лично заключал ключевые сделки и что эти сделки повлияли на банкротство должника. Косвенных доказательств оказалось недостаточно».

По ее словам, ВС напомнил свои разъяснения о том, что влияние бенефициара на должника крайне редко подтверждается прямыми доказательствами, поэтому суды должны анализировать всю совокупность косвенных доказательств и разбираться в том, согласуются ли они между собой. «Позиция Суда о необходимости анализировать совокупность всех косвенных доказательств ясна и понятна на примере уже нескольких дел, среди них банкротные кейсы компаний “Инком” и “Промышленная группа “Ладога”. А вот эпизод с тем, что ответчик обязан доказывать, что какие-то операции директор мог совершать и без согласования с бенефициаром, весьма интересен, – указала Юлия Михальчук. – При наличии массива доказательств того, что судьбу всех экономических вопросов решал лично бенефициар, Суд ставит под сомнение то, что директор компании в принципе был способен самостоятельно принимать какие-то решения или заключать сделки без получения неформального указания конечного владельца бизнеса».

Адвокат, партнер юридической компании Tenzor Consulting Антон Макейчук полагает, что определение идет в ногу с тенденцией привлечения к субсидиарной ответственности фактически контролирующих должника лиц. Подобного рода дела уже рассматривались и круг привлекаемых лиц год от года становится все шире и шире, заметил он. «В этом споре кредиторам удалось доказать, что действия Головачева привели к банкротству должника. Также были приведены весомые и не опровергнутые в дальнейшем доводы о том, что Головачев является контролирующим должника лицом. В том числе это стало понятно по конечному бенефициару, поскольку именно ему принадлежали компании, куда безвозмездно перечислялись денежные средства должника, а также благодаря объяснениям контрагента о том, что Головачев на протяжении всего времени ассоциируется у него с должником», – пояснил Антон Макейчук.

При этом, по его мнению, следует обратить внимание, что в настоящем деле сыграли роль совокупность согласующихся между собой косвенных доказательств и анализ поведения вовлеченных в спорные отношения субъектов. «Характерно, что при наличии только объяснений контрагентов или только факта свободного перемещения денежных средств внутри холдинга вероятность привлечения к субсидиарной ответственности была бы гораздо ниже», – считает эксперт.

По мнению адвоката АБ «Синум АДВ» Дмитрия Салмаксова, в этом деле Верховный Суд в очередной раз указывает, что при определенных обстоятельствах суды могут переложить бремя доказывания на лицо, привлекаемое к субсидиарной ответственности. «В данном случае такими обстоятельствами явились, во-первых, ограниченный доступ кредитора к прямым доказательствам дачи бенефициаром указаний относительно совершения сделок, а во-вторых, перечисление должником существенных денежных средств в пользу как контролирующего лица, так и других компаний, находящихся под его контролем», – указал эксперт.

При этом, добавил он, Верховный Суд допустил использование косвенных доказательств лишь в том случае, когда обстоятельства совершения тех или иных действий контролирующим лицом очевидны и позволяют сделать вывод о том, что при отсутствии указаний контролирующего лица такие действий не могли быть совершены.


По мнению одного эксперта «АГ», Верховный Суд вновь напомнил, что целью судебной проверки требований кредиторов является недопущение включения в реестр требований кредиторов искусственно созданных требований недобросовестных кредиторов с последующим установлением контроля над процедурой банкротства. Другая полагает, что практика экстраординарного обжалования является безусловно верной и направлена на пресечение злоупотреблений, а также недопущение контролируемого банкротства. Третий считает, что активное применение судами выводов ВС РФ поможет кредиторам «очищать» реестр требований и не допускать неправомерного контроля над процедурой банкротства со стороны фиктивных кредиторов.

30 мая Верховный Суд вынес Определение № 305-ЭС22-1204 по делу № А40-312342/2019 об оспаривании факта включения в реестр требований должника денежных притязаний компании, которые, по мнению «Агентства по страхованию вкладов», были основаны на мнимых сделках подряда и цессии.

В мае 2019 г. по заявлению ПАО Банк «Югра» было возбуждено дело о банкротстве ООО «Кардинал», а в марте 2021 г. в его отношении было введено наблюдение. Требование банка на сумму 539 млн руб. было включено в реестр требований кредиторов общества, но и сама кредитная организация также была признана несостоятельной.

В апреле 2021 г. требование ООО «Строймонолит-11» на сумму свыше 28 млн руб. также было судом включено в реестр требований кредиторов ООО «Кардинал» в связи с задолженностью по подрядным работам, приобретенной этим обществом по договору цессии у подрядчика. Однако конкурсный управляющий банка «Югра», госкорпорация «Агентство по страхованию вкладов», обжаловал это решение со ссылкой на мнимость договоров подряда и цессии. Тем не менее апелляция, а затем и кассация не согласились с доводами АСВ, оставив в силе обжалуемый судебный акт. Они посчитали, что выполнение подрядных работ подтверждено договором и актом об их приемке, а также что факт оплаты долга заказчиком доказан не был.

В связи с этим АСВ обратилось с кассационной жалобой в Верховный Суд со ссылкой на то, что спорные сделки подряда и цессии являются мнимыми, а также на недоказанность наличия задолженности, которая, по мнению кассатора, имела искусственное происхождение для контроля над банкротством должника. В жалобе также отмечалось, что удовлетворение всех совокупных требований общества «Строймонолит-11» на сумму в 455 млн руб. предоставило бы ему возможность существенно влиять на банкротство должника и распределение конкурсной массы в ущерб независимым кредиторам.

Изучив материалы дела, Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ напомнила, что иногда судебные споры в банкротных делах инициируются по мнимой задолженности с целью получения внешне законного судебного акта для включения в реестр требований кредиторов. Такие споры, в частности, характеризуются представлением минимально необходимого набора доказательств, пассивностью сторон при опровержении позиций друг друга, признанием сторонами обстоятельств дела или признанием ответчиком иска. Принятый по такому спору судебный акт объективно противопоставляется имущественным правам и интересам иных кредиторов, не участвовавших в рассмотрении дела, поскольку включение требований в реестр уменьшает вероятность удовлетворения их требований, а присужденная судом задолженность ко взысканию по мнимому договору нарушает имущественные права таких кредиторов.

В рассматриваемом деле, заметил ВС, доводы АСВ фактически сводились к мнимости подрядной сделки. В частности, госкорпорация в апелляции и кассации настаивала на ряде признаков мнимости (наличие у подрядчика признаков фирмы-«однодневки»; отсутствие у него ресурсов, необходимых для выполнения работ; отсутствие лицензий на выполнение работ, документов об участии подрядчика в СРО, допусков к выполнению работ на объекте и т.п.). Кроме того, АСВ указывало на отсутствие в бухгалтерской документации сведений о задолженности перед подрядчиком.

Однако суд апелляционной инстанции фактически основывался на минимальном объеме формальных доказательств, обычно предъявляемых истцами при доказывании долга по оплате подрядных работ, заметил ВС. Он также напомнил, что при рассмотрении вопроса о мнимости подрядных правоотношений суд не должен ограничиваться проверкой соответствия договора подряда и документов, подтверждающих его исполнение, установленным законом формальным требованиям. Нужно учитывать и иные документы первичного учета, а также другие доказательства, прямо или косвенно подтверждающие фактическое выполнение подрядчиком работ в интересах заказчика (в том числе потенциальную возможность подрядчика выполнить такие работы: наличие у него соответствующего персонала, техники, материалов).

«Особое значение приобретают именно косвенные доказательства, так как, исходя из предмета спора, прямые доказательства, как правило, ставятся под сомнение. Суд должен осуществлять проверку, следуя принципу установления достаточных доказательств наличия или отсутствия фактических отношений по подряду. Целью такой проверки является установление обоснованности долга, возникшего из договора, и недопущение включения к должнику-банкроту необоснованных требований», – подчеркнул ВС, отменив судебные акты апелляции и кассации, вернув дело на новое рассмотрение во вторую инстанцию.

Как отметила учредитель, генеральный директор юридической компании «ЮКО» Юлия Иванова, ВС РФ в очередной раз напомнил, что целью судебной проверки требований кредиторов является недопущение включения в реестр требований кредиторов искусственно созданных требований недобросовестных кредиторов с последующим установлением контроля над процедурой банкротства. «Активность суда при рассмотрении требования кредитора не должна ограничиваться общепринятыми подходами общеискового производства. Суд по своей инициативе (независимо от процессуального поведения сторон) должен исследовать и устанавливать обстоятельства, подтверждающие или опровергающие реальность экономических отношений сторон и их действительное содержание. Пассивное поведение должника в судебном споре, с одной стороны, должно компенсироваться активностью суда, с другой стороны – является признаком недобросовестного поведения, а не свободного распоряжения своими процессуальными правами, как принято квалифицировать в общеисковом процессе», – пояснила она.

По словам эксперта, дополнительно подчеркивая публичный характер, ВС РФ указал на то, что подобного рода споры, направленные на судебное подтверждение фиктивной задолженности, фактически искажают сущность правосудия. «Речь идет о праве конкурсного кредитора должника вступить в общеисковой процесс с участием последнего с целью недопущения последующего включения в реестр фиктивных требований. Наличие такого права презюмируется вследствие статуса кредитора должника и, по существу, не требует дополнительного подтверждения», – заметила Юлия Иванова.

Она добавила, что для конкурсного кредитора установлен так называемый пониженный стандарт доказывания: ему достаточно привести доказательства, пусть однозначно не опровергающие доказательства должника и истца, а только ставящие с разумной степенью достоверности под сомнение потенциальную экономическую возможность достижения правового результата. «При предоставлении таких доказательств на должника и истца переходит бремя доказывания в соответствии с повышенным стандартом доказывания: они должны доказать не только те обстоятельства, которые породили денежное обязательство, но и наличие реальных экономических возможностей достижения такого результата», – пояснила эксперт.

Руководитель практики разрешения судебных споров и банкротства компании Kept Лидия Солодовникова отметила, что зачастую при потенциальном банкротстве должник со взаимосвязанными лицами предпринимают мероприятия для получения большинства голосов в процедуре. «Получая контроль над процедурой, де-факто должник и связанные с ним лица могут принимать решения в нарушение прав и интересов независимых кредиторов. Практика экстраординарного обжалования является безусловно верной, она направлена на пресечение злоупотреблений и недопущение контролируемого банкротства», – заметила она.

По словам эксперта, дела о взыскании дебиторской задолженности часто рассматриваются, когда процедура банкротства еще не введена, а судьи при представлении истцом набора необходимых доказательств и в отсутствие сведений о банкротстве ответчика не поднимают вопрос о мнимости правоотношений. «Однако при экстраординарном обжаловании судам нужно пристальнее рассматривать дела. В этом деле нижестоящие суды формально подошли к вопросу о проверке реальности сделки и сделали вывод о ее реальности только на основании формального набора документов, хотя конкурсный кредитор приводил доказательства о мнимости указанной сделки на основании фактических обстоятельств. В большинстве случаев суды все-таки оценивают обоснованность доводов при экстраординарном обжаловании», – полагает Лидия Солодовникова.

Адвокат практики банкротства АБ «Инфралекс» Владимир Исаенко полагает, что выводы ВС РФ существенно расширяют возможности добросовестных кредиторов исключить из реестра фиктивную задолженность, основанную на формально просуженном требовании. «Верховный Суд в очередной раз отметил, что апелляционные суды не должны формально подходить к пересмотру судебных актов о взыскании задолженности с должника по жалобе других кредиторов. Напротив, при представлении косвенных доказательств фиктивности задолженности суд должен переложить на истца бремя доказывания реальности долга. По моему мнению, активное применение судами такой позиции ВС поможет кредиторам «очищать» реестр требований и не допускать неправомерного контроля над процедурой банкротства со стороны фиктивных кредиторов», – убежден он.


Один из адвокатов указал, что крайне низкие стандарты доказывания вины обвиняемого уже давно являются системной проблемой, для решения которой явно недостаточно выпуска очередного обзора Конституционного Суда. Второй отметил, что судебные акты КС можно использовать как дополнительный аргумент для обоснования позиции стороны защиты.

Конституционный Суд опубликовал информационно-тематическое собрание своих правовых позиций по вопросам доказывания в уголовном судопроизводстве по состоянию на декабрь 2021 г.

Согласно ч. 3 ст. 123 Конституции, указано в Постановлении от 2 июля 1998 г. № 20-П, судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон, что в уголовном процессе является необходимой предпосылкой обеспечения обвиняемому права на защиту в соответствии с положениями, закрепленными в ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах и в ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Это предполагает предоставление участвующим в судебном разбирательстве сторонам обвинения и защиты равных процессуальных возможностей по отстаиванию своих законных интересов путем участия в доказывании, заявления ходатайств, обжалования действий и решений суда, осуществляющего производство по делу.

В Постановлении от 20 апреля 1999 г. № 7-П КС указал, что, разрешая дело, суд на основе исследованных в судебном заседании доказательств формулирует выводы об установленных фактах, о подлежащих применению в данном деле нормах права и, соответственно, об осуждении или оправдании лиц, в отношении которых велось уголовное преследование.

Согласно Постановлению от 25 апреля 2001 г. № 6-П, вытекающая из ст. 265 УК обязанность лица, нарушившего правила дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, оставаться на месте происшествия в случае наступления последствий, предусмотренных ст. 264 Кодекса, не препятствует ему воспользоваться правом не свидетельствовать против себя самого, которое должно обеспечиваться на любой стадии уголовного судопроизводства. Данное конституционное право предполагает, что лицо может отказаться не только от дачи показаний, но и от предоставления органам дознания и следователю других доказательств, подтверждающих его виновность в совершении преступления.

Конституционный Суд в Определении от 6 марта 2003 г. № 104-О отметил, что согласно ч. 1 ст. 86 УПК собирание доказательств дознавателем, следователем, прокурором и судом осуществляется путем производства следственных и иных процессуальных действий. Из содержания данной нормы следует, что, устанавливая круг субъектов уголовного судопроизводства по собиранию доказательств, она предусматривает, что каждый из них действует в пределах своей компетенции. Не являясь стороной в уголовном судопроизводстве, суд обязан в своей деятельности использовать только те предоставленные ему законом полномочия, которые обеспечивают разрешение уголовного дела по существу, не связывая при этом свои действия с выполнением функций обвинения или защиты.

Согласно Определению от 20 ноября 2003 г. № 451-О, осуществление судом функции правосудия в публичном по своему характеру уголовном процессе предполагает законодательное наделение его правом проверять и оценивать с точки зрения относимости, допустимости и достоверности представленные сторонами обвинения и защиты доказательства как путем установления их источников и сопоставления с другими доказательствами, имеющимися в уголовном деле либо представляемыми сторонами в судебном заседании, так и путем получения и исследования – в рамках обвинения, предъявленного подсудимому либо измененного в соответствии с уголовно-процессуальным законом, – иных доказательств, подтверждающих или опровергающих доказательство, проверяемое судом. В частности, речь идет о правомочии рассматривающего уголовное дело суда по собственной инициативе или по указанию суда кассационной инстанции назначить повторную экспертизу, направленную на разрешение сомнений в обоснованности ранее полученного заключения эксперта и устранение противоречий в сделанных выводах.

Такое право, отметил КС, является непременным условием использования судом (в том числе в порядке ч. 1 ст. 86, ч. 1 ст. 240, ч. 1 ст. 282, ч. 1 ст. 283 УПК) тех или иных доказательств для принятия на их основе правосудных решений. Иное не позволяло бы суду при рассмотрении уголовных дел давать объективную оценку отстаиваемым сторонами позициям и устранять возникающие в ходе судебного разбирательства сомнения в их обоснованности, а следовательно, не обеспечивало бы независимость и беспристрастность суда при отправлении правосудия.

Согласно Определению от 4 апреля 2006 г. № 100-О, уголовно-процессуальный закон исключает возможность произвольного отказа как в получении доказательств, о которых ходатайствует сторона защиты, так и в приобщении к материалам уголовного дела и исследовании представленных ею доказательств. Такой отказ возможен лишь в случаях, когда соответствующее доказательство не имеет отношения к уголовному делу, по которому ведется расследование, и не способно подтверждать наличие (или отсутствие) события преступления, виновность (или невиновность) лица в его совершении, иные обстоятельства, подлежащие установлению при производстве по уголовному делу, а также когда доказательство, как не соответствующее требованиям закона, является недопустимым либо когда обстоятельство, которое призвано подтвердить указанное в ходатайстве стороны доказательство, уже установлено на основе достаточной совокупности других доказательств. Принимаемое при этом решение во всяком случае должно быть обосновано ссылками на конкретные доводы, подтверждающие неприемлемость доказательства, об истребовании и исследовании которого заявляет сторона защиты.

Адвокат МКА «Князев и партнеры» Артем Чекотков посчитал, что в обозначенной позиции нет ничего кардинально нового: «В принципе указанный тезис прямо следует и из уголовно-процессуального закона. Однако это правило стабильно игнорируется в практической деятельности, а потому определение КС можно использовать как дополнительный аргумент для обоснования позиции».

В Определении от 20 марта 2007 г. № 174-О-О КС заметил, что из ч. 2 ст. 50 и ч. 1 ст. 51 Конституции не вытекает недопустимость допроса потерпевших, свидетелей и других участников уголовного судопроизводства об обстоятельствах, ставших им известными от подозреваемого (обвиняемого) вне рамок уголовного судопроизводства, и последующего использования полученных показаний в качестве доказательств по уголовному делу.

Конституционный Суд включил в собрание выдержку из Определения от 14 июля 2011 г. № 964-О-О, согласно которому оспариваемые нормы, закрепляя полномочия следователя и устанавливая перечень обстоятельств, исключающих участие в производстве по уголовному делу, не содержат изъятий из предусмотренного УПК порядка доказывания по уголовным делам, согласно которому все доказательства подлежат проверке и оценке с точки зрения их относимости, допустимости и достоверности, а в их совокупности – достаточности для разрешения дела (ст. 87 и ч. 1 ст. 88); доказательства, полученные с нарушением требований закона, являются недопустимыми, не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения и использоваться при доказывании (ч. 1 ст. 75); приговор суда должен быть законным, обоснованным и справедливым (ч. 1 ст. 297); обвинительный приговор не может быть основан на предположениях и постановляется лишь при условии, что в ходе судебного разбирательства виновность подсудимого в совершении преступления подтверждена совокупностью исследованных судом доказательств (ч. 4 ст. 302).

В Постановлении от 14 июля 2011 г. № 16-П КС указал, что законодатель при решении вопроса о распределении бремени доказывания не вправе освободить органы уголовного преследования от обязанности обеспечить лицам, в отношении которых оно осуществляется, вытекающую из ст. 46 Конституции возможность добиваться восстановления своих прав и подтверждения своей невиновности в соответствующих судебных процедурах, исправления возможных ошибок, допущенных при осуществлении уголовного преследования на всех стадиях уголовного процесса, а значит, защиты их чести и достоинства, а также охраняемых законных интересов.

Согласно резолютивной части Постановления от 21 декабря 2011 г. № 30-П имеющими преюдициальное значение для суда, прокурора, следователя, дознавателя по находящемуся в их производстве уголовному делу являются фактические обстоятельства, установленные вступившим в законную силу судебным актом, разрешившим дело по существу в порядке гражданского судопроизводства, то есть когда в уголовном судопроизводстве рассматривается вопрос о правах и обязанностях того лица, правовое положение которого уже определено ранее вынесенным судебным актом. Фактические обстоятельства, установленные вступившим в законную силу судебным актом, разрешившим дело по существу в порядке гражданского судопроизводства, сами по себе не предопределяют выводы суда о виновности обвиняемого по уголовному делу, которая устанавливается на основе всей совокупности доказательств, включая не исследованные при разбирательстве гражданского дела доказательства, подлежащие рассмотрению в установленных уголовно-процессуальным законом процедурах, что в дальнейшем может повлечь пересмотр гражданского дела по вновь открывшимся обстоятельствам.

Признание при рассмотрении уголовного дела преюдициального значения фактических обстоятельств, установленных вступившим в законную силу судебным актом, разрешившим дело по существу в порядке гражданского судопроизводства, не может препятствовать рассмотрению уголовного дела на основе принципа презумпции невиновности лица, обвиняемого в совершении преступления, которая может быть опровергнута только посредством процедур, предусмотренных уголовно-процессуальным законом, и только в рамках уголовного судопроизводства. Фактические обстоятельства, не являвшиеся основанием для разрешения дела по существу в порядке гражданского судопроизводства, при наличии в них признаков состава преступления против правосудия подлежат проверке на всех стадиях уголовного судопроизводства, включая возбуждение и расследование уголовного дела, в том числе на основе доказательств, не исследованных ранее судом в гражданском или арбитражном процессе.

Не секрет, отметил адвокат «Санкт-Петербургской адвокатской коллегии Нарышкиных» Андрей Федорков, что очень часто инициирование уголовного преследования для заинтересованных лиц является способом добиться пересмотра негативного для них решения, вынесенного в гражданском или арбитражном судопроизводстве, и здесь можно усматривать признаки злоупотребления. «КС же в указанном постановлении, на мой взгляд, не дает однозначного критерия для определения преюдициального значения тех фактических обстоятельств, установленных вступившим в законную силу решением по гражданскому делу, при наличии которых однозначно исключается уголовно-правовая квалификация деяния, что позволяет осуществлять уголовное преследование при наличии исключительно гражданско-правового спора», – указал он.

Последствия нарушения обязательств, указанных в досудебном соглашении о сотрудничестве, не могут компенсировать отсутствие ответственности по ст. 307 и 308 УК РФ

Исходя из Постановления от 20 июля 2016 г. № 17-П, принцип презумпции невиновности и право не свидетельствовать против себя самого, будучи гарантиями справедливости правосудия по уголовным делам, предопределяют необходимость законной процедуры, в рамках которой могут и должны осуществляться доказывание виновности и опровержение невиновности лица – при соблюдении прав всех участников уголовного судопроизводства, содержание которых зависит от их процессуальной роли, но прежде всего прав подозреваемого и обвиняемого как претерпевающих неблагоприятные последствия уголовного преследования, притом что их вина еще не доказана.

Согласно Постановлению от 8 ноября 2016 г. № 22-П, из ч. 2 ст. 54 Конституции, конкретизирующей общепризнанный правовой принцип nullum crimen, nulla poena sine lege (нет преступления, нет наказания без указания на то в законе), во взаимосвязи с ее ст. 49, закрепляющей принцип презумпции невиновности, следует, что подозрение или обвинение в совершении преступления могут основываться лишь на положениях уголовного закона, определяющего преступность деяния, его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия, закрепляющего все признаки состава преступления, наличие которых в деянии, будучи единственным основанием уголовной ответственности, должно устанавливаться только в надлежащем, обязательном для суда, прокурора, следователя, дознавателя и иных участников уголовного судопроизводства процессуальном порядке; если же противоправность того или иного деяния или его совершение конкретным лицом не установлены и не доказаны в соответствующих уголовно-процессуальных процедурах, все сомнения должны толковаться в пользу этого лица, которое – применительно к вопросу об уголовной ответственности – считается невиновным.

КС РФ опубликовал постановление, в котором истолкована норма УПК РФ, позволяющая судам рассматривать замечания на протокол заседания, поданные с пропуском установленного срока

Исходя из возможностей судебного следствия, которое согласно ст. 389.13 УПК ведется в суде апелляционной инстанции по правилам, закрепленным данным Кодексом для производства в суде первой инстанции (гл. 35–39), хотя и с изъятиями, предусмотренными его гл. 45.1, суд апелляционной инстанции не ограничен в полномочии проверить точность, полноту и правильность протокола судебного заседания суда первой инстанции с учетом доводов участников уголовного судопроизводства, материалов дела и исследованных доказательств, оценить такой протокол как одно из доказательств, не имеющих, как следует из ч. 2 ст. 17 УПК, заранее установленной силы и приоритета перед другими доказательствами, признать имеющиеся в нем неточности и ошибки и определить их влияние (отсутствие такового) на вынесение законного и обоснованного судебного решения (Постановление от 14 июля 2017 г. № 21-П).

В Определении от 10 октября 2017 г. № 2252-О КС указал, что суды при оценке доказательств по уголовному делу, в том числе оглашенных показаний не явившихся свидетеля или потерпевшего, должны учитывать все обстоятельства, связанные с причинами их неявки и с их участием в предшествующих судебному разбирательству стадиях уголовного судопроизводства, а также с наличием либо отсутствием у подозреваемого, обвиняемого или его защитника возможности, узнав о содержании показаний, данных свидетелем или потерпевшим, оспорить (поставить под сомнение) эти показания в предусмотренном уголовно-процессуальным законом порядке, заявив соответствующие ходатайства.

Конституционный Суд разъяснил, в каких случаях суд может принять решение об оглашении показаний свидетеля в его отсутствие

Артем Чекотков отметил, что вслед за УПК Конституционный Суд подчеркивает, что в таких случаях помимо прочего необходимо выяснять, имела ли возможность сторона защиты оспорить данные показания. «Вместе с тем, к сожалению, обозначенное правило не становится непреодолимым барьером для неправомерного оглашения показаний свидетелей. Данное решение КС также может помочь представить более обоснованную позицию в таких ситуациях», – посчитал он.

Согласно Определению от 29 мая 2019 г. № 1247-О, негласная видеозапись опроса задержанного не является по смыслу уголовно-процессуального закона вещественным доказательством, если сама не служила средством совершения преступления или не сохранила на себе следы преступления. Иное приводило бы к отступлению от надлежащего порядка доказывания по уголовному делу.

КС назвал несправедливым снижение суммы возмещаемых затрат до размеров, которые представляются достаточными представителям причинителя вреда, особенно после реабилитации лица, пострадавшего от неправомерного уголовного преследования

В Постановлении от 23 сентября 2021 г. № 41-П КС указал, что, рассматривая требования реабилитированного, суд обязан в соответствии с общими правилами доказывания установить подлежащий возмещению размер вреда, в том числе размер расходов, понесенных на оказание юридической помощи. Для этого суд вправе как по ходатайству заинтересованных лиц, так и по своей инициативе получить необходимые доказательства, включая заключение эксперта и показания свидетелей. При этом, поскольку бремя доказывания размера возмещения не возлагается на самого реабилитированного, сомнения относительно такого размера должны толковаться в его пользу.

В заключение Андрей Федорков отметил, что крайне низкие стандарты доказывания вины обвиняемого уже давно являются системной проблемой, для решения которой явно недостаточно выпуска очередного обзора Конституционного Суда. Необходима имплементация этих разъяснений (которые до настоящего времени в большинстве случаев игнорируются и судами, и следственными органами) в правоприменительную практику. «Ситуация может измениться к лучшему только тогда, когда игнорирование правовой позиции Конституционного Суда будет неминуемо означать признание незаконными соответствующих действий (бездействий) и решений следователя, отмену судебных актов», – полагает он.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: