Кого помиловал суд мастер и маргарита

Обновлено: 19.04.2024

Автором романа о "Понтии Пилате" является неизвестный писатель Мастер, главный герой романа "Мастер и Маргарита".

История отношений Понтия Пилата и Иешуа Га-Ноцри — это история сложная и эмоциональна.

Почему Понтий Пилат утверждает смертный приговор Иешуа Га-Ноцри? Что происходит с Пилатом и Иешуа после казни? Ответы на эти и другие вопросы читайте ниже.

Понтий Пилат и Иешуа Га-Ноцри в романе "Мастер и Маргарита"

Иешуа - это "булгаковская интерпретация" образа Иисуса Христа. А Понтий Пилат - это правитель Иудеи, который казнит Иисуса Христа.

Арест Иешуа

". явно сумасшедший человек, повинен в произнесении нелепых речей, смущавших народ в Ершалаиме и других некоторых местах. "

Прокуратор Понтий Пилат разбирает дело Иешуа. Пилат считает, что Иешуа невиновен:

". игемон разобрал дело бродячего философа Иешуа по кличке Га‑Ноцри, и состава преступления в нем не нашел. "

Приговор Понтия Пилата

". А ты бы меня отпустил, игемон, – неожиданно попросил арестант, и голос его стал тревожен, – я вижу, что меня хотят убить. "

". Пилат объявил, что утверждает смертный приговор, вынесенный в собрании Малого Синедриона преступнику Иешуа Га‑Ноцри. "

Понтий Пилат приговаривает Иешуа к смерти, потому что надеется, что местные власти помилуют Иешуа в честь праздника Пасхи:

". одного из этих двух преступников нужно будет отпустить на свободу в честь наступающего сегодня великого праздника пасхи. "

". прокуратор просит первосвященника пересмотреть решение и оставить на свободе того из двух осужденных, кто менее вреден, а таким, без сомнения, является Га‑Ноцри. "

Решение первосвященника

Однако местные власти отказываются помиловать Иешуа. Вместо Иешуа они освобождают другого преступника:

". Ты хотел его выпустить <. >Но я, первосвященник иудейский, покуда жив, не дам на поругание веру и защищу народ! Ты слышишь, Пилат? – И тут Каифа грозно поднял руку: – Прислушайся, прокуратор. "

После казни

". Он пойдет на все, чтобы спасти от казни решительно ни в чем не виноватого безумного мечтателя и врача. "

Чтобы очистить свою совесть, Понтий Пилат приказывает убить Иуду. Он убивает его за то, что тот помог властям арестовать Иешуа:

Бессмертие Пилата

В наказание за свою трусость Понтий Пилат получает бессмертие. С тех пор он две тысячи лет мучается от бессонницы в каждое полнолуние:

". Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и спит, но когда приходит полная луна, как видите, его терзает бессонница. "

". когда спит, то видит одно и то же – лунную дорогу, и хочет пойти по ней и разговаривать с арестантом Га‑Ноцри. "

Прощение Пилата

". Этот герой ушел в бездну, ушел безвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье сын короля звездочета, жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат. "

Это была история отношений Понтия Пилата и Иешуа Га-Ноцри в романе "Мастер и Маргарита" Булгакова в цитатах.

Вначале Пилат хотел написать отчет о том, что он «разобрал дело бродячего философа Иешуа по кличке Га-Ноцри, и состава преступления в нем не нашел. В частности, не нашел ни малейшей связи между действиями Иешуа и беспорядками, происшедшими в Ершалаиме недавно. Бродячий философ оказался душевнобольным.
Вследствие этого смертный приговор Га-Ноцри, вынесенный Малым Синедрионом, прокуратор не утверждает. Но ввиду того, что безумные, утопические речи Га-Ноцри могут быть причиною волнений в Ершалаиме, прокуратор удаляет Иешуа из Ершалаима и подвергает его заключению в Кесарии Стратоновой на Средиземном море, то есть именно там, где резиденция прокуратора» . (Он хочет держать Иешуа при себе, чтобы тот лечил его головные боли и беседовал с ним)
Потом ему приносят донесение, которое меняет дело.
«В числе прочего я говорил, --рассказывал арестант, --что всякая
власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть» .
Прокуратору показалось, «как будто вдали проиграли негромко и грозно трубы и очень явственно послышался носовой голос, надменно тянущий слова: "Закон об оскорблении величества. "»
Такого арестанта нельзя оправдать: сам станешь преступником.
Пилат кричит как можно громче: "На свете не было, нет и не будет никогда более великой и прекрасной для людей власти, чем власть императора Тиверия! " - и дело кончено.

За это Пилату предстоит страдать много веков.

Иешуа обвиняли в подговоре народе к разрушению Ершалаимского храма, насколько мне помнится. К концу главы Понтий Пилат уже мечется - то ли отдавать приказ о казни, то ли нет. И все-таки, помилование дается не Иешуа, а Вар-Раввану, а Иешуа уводят на казнь.

И вообще, развернутый ответ по этому вопросу дать очень нелегко, произведение очень глубокое.

Уважаемая Юля! Роман " Мастер и Маргарита"-очень тяжелое, для понимания, произведение. Не каждый взрослый человек понял что нибудь. Запомните, для начала: Иешуа Га-Ноцри - это персонаж "евангелия" от Воланда!

Пилат хочет спасти Иешуа от казни, но не находит в себе силы пойти против Императора от которого он зависит, Пилат обьят страхом и поэтому политик побеждает человека.

Несмотря на то, что Иешуа не является никоим образом Иисусом, а всего лишь пародией, Пилат всё же кричит правду о себе самом : ". или ты думаешь, что я займу твоё место. "
Вот именно поэтому он и подписал приговор. Выбор был у него невелик. А "взгляды" не разделял.

ПИЛАТ ВСЕМИ СИЛАМИ ХОТЕЛ СПАСТИ ИЕШУА. В РАЗГОВОРЕ С НИМ ОН ОЧЕНЬ МНОГОЕ ПОНЯЛ ДЛЯ СЕБЯ. МЕЖДУ СТРОК ВИДНО ЧТО И САМ ПОНТИЙ ПИЛАТ БЫЛ НЕ В ВОСТОРГЕ ОТ ПРАВЛЕНИЯ РИМСКОГО ИМПЕРАТОРА ТИБЕРИЯ. ИЕШУА ПРОСТО В ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ ОТКРЫЛ ЕМУ ТО ЧТО И ТАК У НЕГО НА ДУШЕ ДАВНО ВЕРТЕЛОСЬ. И ДАЖЕ БОЛЬШЕ. ПИЛАТ ПОВЕРИЛ В СВЕРХ ЧЕЛОВЕКА ПО ИМЕНИ ИЕШУА. НО СТРУСИЛ И ОТДАЛ ПРИКАЗ О КАЗНИ, ТАК КАК БОЯЛСЯ ЗА СВОЮ ЖИЗНЬ. ПОСЛЕ СМЕРТИ ГАНОЦ РИ ОЧЕНЬ СИЛЬНО СТРАДАЛ. ВЕРНЕЕ СТРАДАЛА ЕГО СОВЕСТЬ. ДУША.

Римский прокуратор (наместник) Иудеи в конце 20-х - начале 30-х гг. н. э. , при котором был казнен Иисус Христос. Понтий Пилат - один из главных героев романа "Мастер и Маргарита" .
На первый взгляд, Понтий Пилат у Булгакова - человек без биографии, но на самом деле вся она в скрытом виде присутствует в тексте. Ключом здесь является упоминание битвы при Идиставизо, где будущий прокуратор Иудеи командовал кавалерийской турмой и спас от гибели окруженного германцами великана Марка Крысобоя. Идиставизо (в переводе с древнегерманского - Долина Дев, как и упомянуто у Булгакова) - это долина при р. Везер в Германии, где в 16 г. римский полководец Германик (15 до н. э. - 19 н. э.) , племянник императора Тиберия (43 или 42 до н. э. - 37 н. э.) , разбил войско Арминия (Германа) (18 или 16 до н. э. - 19 или 21 н. э.) , предводителя германского племени херусков (хеврусков) .
Германское происхождение Понтия Пилата в романе подтверждается многими деталями. Упоминание, что прокуратор был сыном короля-звездочета и мельничихи Пилы, восходит к средневековой майнцской легенде о короле-астрологе Ате и дочери мельника Пилы, живших в прирейнской Германии.
У Булгакова Понтий Пилат отмечает знакомство Иешуа Га-Ноцри с трудами греческих философов. Прокуратор видит несостоятельность обвинения в "оскорблении величества", которое инкриминируется Га-Ноцри, и пытается убедить иудеев отпустить его, а не Вар-равана. А после оглашения приговора надвигается туча, и Понтий Пилат чувствует приближающуюся грозу.
Понтий Пилат в "Мастере и Маргарите" сверхъестественным образом прозревает грядущее свое бессмертие, связанное с представшим перед его судом нищим бродягой Иешуа Га-Ноцри. Когда прокуратор начинает сознавать, что придется утвердить смертный приговор Синедриона, его впервые посещает "какая-то совсем нелепая" мысль "о каком-то долженствующем быть - и с кем? ! -бессмертии, причем, бессмертие почему-то вызывало нестерпимую тоску".

После утверждения приговора "тоска осталась необъясненной, ибо не могла же ее объяснить мелькнувшая как молния и тут же погасшая какая-то короткая другая мысль: "Бессмертие.. .пришло бессмертие. " Чье бессмертие пришло? Этого не понял прокуратор, но мысль об этом загадочном бессмертии заставила его похолодеть на солнцепеке".

В образе Понтия Пилата Булгаковым запечатлен человек, терзающийся муками совести за то, что отправил на смерть невинного. В финале романа ему даруется прощение.

Какая разница, если приговор так и не был приведён в исполнение - нет ни одного факта, который бы подтвердил это исполнение.

Ему самому Иешуа был симпатичен, но он боялся, что, когда отпустит его, он снова будет доносить до людей свое учение. Понтий же мог от этого пострадать, как читай книгу внимательней!

Он, как умный человек понял, что евреям надо принимать христианство, чтоб они стали послушными, а потом решил, что если он спасёт Иисуса, то все подумают, что тот римский шпион и решил действовать через его учеников - апостолов

Нет ни одного правильного ответа из тех которые вам написали .
Главная причина того, Что Понтий Пилат не отпустил Иешуа - в его трусости.
Вспомните моменты из книги как бушевали разъяренные евреи, хотевшие уничтожить Иешуа, так вот П. Пилат побоялся что его снимут с поста восставшие люди. Чтобы сохранить свою шкуру, он пожертвовал жизнью ни в чем не повинного Иешуи.
Правда потом пожалел о содеянном.

Пилат, в первую очередь римский прокуратор, и обвинение в том, что Иешуа, призывал свергнуть кесаря, могло поставить точку на его карьере. Поэтому предложив Каиафе а потом и пригрозив, он был вынужден прочесть приговор, иначе он мог оказаться на соседнем кресте. А отпустить он хотел его по причине, того, что гемикрания, была излечена прикосновением рук Иешуа. И он не хотел его отпускать, а хотел подвергнуть заключению в Кесарии, в собственном дворце.

Скорее всего Понтий Пилат боялся. И боялся прежде всего за самого себя, точнее за то место, которое он занимал. Как умный человек он понимал, что перед ним честный человек, верующий в Единого Бога, а как язычник и прокуратор знал, что последует за тем, как он отпустит Иешуа. Бунт черни, доносы в Рим, смещение с поста (и это самое малое из того, что могло с ним приключиться).

Полностью не согласна с мнением о страхе если мы говорим о литературном произведении ближе всего на мой взгляд ответ Наты но только с одной поправкой этот поступок не только свидетельство но и яркий образ как в одном человеке могут бороться чувства и разум и побеждает разум по расчетам Пилата казнить должны были другого а еще желание переложить груз ответственности за сделанный им выбор на людей Руководствуясь разумом и подавив свои чувства Пилат принял такое решение при котором он смог остаться в стороне

Понтий Пилат элементарно струсил, и в этом один из смыслов романа.
". в светлой теперь и легкой голове прокуратора сложилась формула. Она была такова: игемон разобрал дело бродячего философа Иешуа по кличке Га-Ноцри, и состава преступления в нем не нашел. В частности, не нашел ни малейшей связи между действиями Иешуа и беспорядками, происшедшими в Ершалаиме недавно. Бродячий философ оказался душевнобольным. Вследствие этого смертный приговор Га-Ноцри, вынесенный Малым Синедрионом, прокуратор не утверждает. Но ввиду того, что безумные, утопические речи Га-Ноцри могут быть причиною волнений в Ершалаиме, прокуратор удаляет Иешуа из Ершалаима и подвергает его заключению в Кесарии Стратоновой на Средиземном море, то есть именно там, где резиденция прокуратора.
Оставалось это продиктовать секретарю.
…
-- Все о нем? --спросил Пилат у секретаря.
-- Нет, к сожалению, --неожиданно ответил секретарь и подал Пилату
другой кусок пергамента.
-- Что еще там? --спросил Пилат и нахмурился.
Прочитав поданное, он еще более изменился в лице. Темная ли кровь прилила к шее и лицу или случилось что-либо другое, но только кожа его утратила желтизну, побурела, а глаза как будто провалились.
…
И со слухом совершилось что-то странное, как будто вдали проиграли негромко и грозно трубы и очень явственно послышался носовой голос, надменно тянущий слова: "Закон об оскорблении величества. "
…
-- Итак, --говорил он, --отвечай, знаешь ли ты некоего Иуду из Кириафа, и что именно ты говорил ему, если говорил, о кесаре?
…
-- В числе прочего я говорил, --рассказывал арестант, --что всякая
власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.
-- Далее!
-- Далее ничего не было, --сказал арестант, --тут вбежали люди, стали
меня вязать и повели в тюрьму.
Секретарь, стараясь не проронить ни слова, быстро чертил на пергаменте слова.
-- На свете не было, нет и не будет никогда более великой и прекрасной для людей власти, чем власть императора Тиверия! --сорванный и больной голос Пилата разросся.
…
И когда секретарь и конвой вернулись на свои места, Пилат объявил, что утверждает смертный приговор, вынесенный в собрании Малого Синедриона преступнику Иешуа Га-Ноцри, и секретарь записал сказанное Пилатом. "
То, что говорил Иешуа в доме Иуды, являлось, говоря словами русских средневековых законов, "словом и делом государевым", колебало устои власти римского кесаря. Пилат знал, что помилуй он Иешуа за это преступление, на него бы тотчас донесли в Рим. И он "сдал" понравившегося ему странного бродягу-философа и врача.

Здесь уже столько сказано, что можно я просто пошучу или констатирую факт, а может быть все оттого, что у Пилата уже болела голова, и от головной боли ему трудно было думать, и к тому же он не хотел еще одной головной боли и гемороя, которые принесут ему обязательно положительные решения в сторону Иешуа. И при всей своей симпатии к этому юноше, он решил вопреки.

Суд прокуратора Понтия Пилата над бродячим философом Иешуа Га-Ноцри — центральный эпизод ершалимских глав романа «Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова, которому посвящена вторая глава произведения.

Четырнадцатого числа месяца нисана (примерно середина апреля) к прокуратору приводят на суд бродячего философа Иешуа по прозвищу Га-Ноцри, которого обвиняют в призывах к разрушению ершалимского храма. Малый Синедрион (суд состоящий из 23-х присяжных) вынес ему смертный приговор и Пилат должен утвердить его:

«Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?
— Да, прокуратор, — ответил секретарь.
— Что же он?
— Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор Синедриона направил на ваше утверждение, — объяснил секретарь.»

В этот день у Прокуратора разыгралась сильная мигрень (лат. hēmicrania) и его раздражало буквально все:

«Да, нет сомнений! Это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь гемикрания, при которой болит полголовы. От нее нет средств, нет никакого спасения. Попробую не двигать головой».

В самом начале разговора подсудимый называет прокуратора «добрым человеком». Пилат вызывает своего стража, «великана» Марка Крысобоя, чтобы тот объяснил, что к прокуратору следует обращаться не иначе как игемон (первенствующий) :

— Добрый человек! Поверь мне…
Но прокуратор, по-прежнему не шевелясь и ничуть не повышая голоса, тут же перебил его:
— Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно, — и так же монотонно прибавил: — Кентуриона Крысобоя ко мне.

Обратившись к Крысобою по-латыни, прокуратор говорит ему, объяснить преступнику как нужно разговаривать, но не переусердствовать, чтобы не покалечить. Но измученному Иешуа хватает и одного слабого удара плеткой:

«Выведя арестованного из-под колонн в сад. Крысобой вынул из рук у легионера, стоявшего у подножия бронзовой статуи, бич и, несильно размахнувшись, ударил арестованного по плечам. Движение кентуриона было небрежно и легко, но связанный мгновенно рухнул наземь, как будто ему подрубили ноги, захлебнулся воздухом, краска сбежала с его лица и глаза обессмыслились. Марк одною левою рукой, легко, как пустой мешок, вздернул на воздух упавшего, поставил его на ноги и заговорил гнусаво, плохо выговаривая арамейские слова:
— Римского прокуратора называть — игемон. Других слов не говорить. Смирно стоять. Ты понял меня или ударить тебя?
Арестованный пошатнулся, но совладал с собою, краска вернулась, он перевел дыхание и ответил хрипло:
— Я понял тебя. Не бей меня.»

Обвиняемый отрицает свою вину:

— Так ты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ?
Тут арестант опять оживился, глаза его перестали выражать испуг, и он заговорил по-гречески:
— Я, доб… — тут ужас мелькнул в глазах арестанта оттого, что он едва не оговорился, — я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушать здание храма и никого не подговаривал на это бессмысленное действие.

Он утверждает, что люди давшие против него показания просто не поняли истинный смысл его слов:

— Эти добрые люди, — заговорил арестант и, торопливо прибавив: — игемон, — продолжал: — ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной.

На самом деле он говорил о том, что рухнет старая, ложная вера, и в мире воцарит истина:

— Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. Сказал так, чтобы было понятнее.

Постепенно прокуратор стал проникаться сочувствием к обвиняемому, который оказался добрым и мудрым человеком, в отличии от прочих фанатиков и лжецов которых ему приходилось судить. Но в его голове постоянно крутилась мысль, что он напрасно ведет этот диалог, терпя сильнейшую головную боль, которая заставляет его задумываться о самоубийстве:

«Все еще скалясь, прокуратор поглядел на арестованного, затем на солнце, неуклонно подымающееся вверх над конными статуями гипподрома, лежащего далеко внизу направо, и вдруг в какой-то тошной муке подумал о том, что проще всего было бы изгнать с балкона этого странного разбойника, произнеся только два слова: ‚Повесить его‘. Изгнать и конвой, уйти из колоннады внутрь дворца, велеть затемнить комнату, повалиться на ложе, потребовать холодной воды, жалобным голосом позвать собаку Банга, пожаловаться ей на гемикранию. И мысль об яде вдруг соблазнительно мелькнула в больной голове прокуратора.»

Иешуа словно читает мысли прокуратора и волшебным способом снимает его головную боль:

«Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет.»

После этого допрос становится больше похож на философскую беседу. Иешуа позволяет себе давать характеристики прокуратору и его жизни. Секретарь, записывающий слова обвиняемого, слыша это даже выронил свиток, ожидая гневной реакции Пилата, но тот, напротив, приказал развязать подсудимому руки:

«Секретарь смертельно побледнел и уронил свиток на пол.
— Беда в том, — продолжал никем не останавливаемый связанный, — что ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в людей. Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон, — и тут говорящий позволил себе улыбнуться.
Секретарь думал теперь только об одном, верить ли ему ушам своим или не верить. Приходилось верить. Тогда он постарался представить себе, в какую именно причудливую форму выльется гнев вспыльчивого прокуратора при этой неслыханной дерзости арестованного. И этого секретарь представить себе не мог, хотя и хорошо знал прокуратора.
Тогда раздался сорванный, хрипловатый голос прокуратора, по-латыни сказавшего:
— Развяжите ему руки.»

Имеющему репутацию «свирепого чудовища» прокуратору даже становится стыдно за свои слова, когда он узнает, что арестант знает латынь, а значит понимал его приказ Крысобою:

— Я не спросил тебя, - сказал Пилат, - ты, может быть, знаешь и латинский язык?
— Да, знаю, - ответил арестант.
Краска выступила на желтоватых щеках Пилата.

По видимому, Понтий Пилат разглядел в Иешуа родственную душу, и это был единственный во всем Ершалиме человек говоривший с ним икренне, не обращая внимания на его статус и положение. Мысленно прокуратор уже оправдал арестанта, признав его душевнобольным. Но так как его проповеди представляют опасность для государства, вместо смертной казни, Понтий Пилат собирался выслать философа из Ершалима в Кесарию Стратонову, где находилась его собственная резиденция:

«В течение ее полета в светлой теперь и легкой голове прокуратора сложилась формула. Она была такова: игемон разобрал дело бродячего философа Иешуа по кличке Га-Ноцри, и состава преступления в нем не нашел. В частности, не нашел ни малейшей связи между действиями Иешуа и беспорядками, происшедшими в Ершалаиме недавно. Бродячий философ оказался душевнобольным. Вследствие этого смертный приговор Га-Ноцри, вынесенный Малым Синедрионом, прокуратор не утверждает. Но ввиду того, что безумные, утопические речи Га-Ноцри могут быть причиною волнений в Ершалаиме, прокуратор удаляет Иешуа из Ершалаима и подвергает его заключению в Кесарии Стратоновой на Средиземном море, то есть именно там, где резиденция прокуратора.
Оставалось это продиктовать секретарю.»

Он уже готов был огласить свое решение, но оказалось. что против Иешуа есть еще одно обвинение, и гораздо более серьезное — оскорбление власти кесаря:

— Все о нем? — спросил Пилат у секретаря.
— Нет, к сожалению, — неожиданно ответил секретарь и подал Пилату другой кусок пергамента.
— Что еще там? — спросил Пилат и нахмурился.
Прочитав поданное, он еще более изменился в лице. Темная ли кровь прилила к шее и лицу или случилось что-либо другое, но только кожа его утратила желтизну, побурела, а глаза как будто провалились.

Прокуратор понимает, что оправдать такое преступление невозможно, и старается подвести Иешуа к тому, чтобы тот отказался от слов, которые ему приписывают:

«Никто не знает, что случилось с прокуратором Иудеи, но он позволил себе поднять руку, как бы заслоняясь от солнечного луча, и за этой рукой, как за щитом, послать арестанту какой-то намекающий взор.
— Итак, — говорил он, — отвечай, знаешь ли ты некоего Иуду из Кириафа, и что именно ты говорил ему, если говорил, о кесаре?»

Но тот, напротив, подтверждает, что говорил о том, что власть земная скоро исчезнет и наступит некая иная власть:

— И что же ты сказал? — спросил Пилат, — или ты ответишь, что ты забыл, что говорил? — но в тоне Пилата была уже безнадежность.
— В числе прочего я говорил, — рассказывал арестант, — что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.

Превратно истолкованные, эти слова подтверждают, что Иешуа выступал против всякой власти, а значит, и власти великого кесаря. После этого Пилат обязан утвердить смертный приговор:

«Лицо Пилата исказилось судорогой, он обратил к Иешуа воспаленные, в красных жилках белки глаз и сказал:
— Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? О, боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твое место? Я твоих мыслей не разделяю! И слушай меня: если с этой минуты ты произнесешь хотя бы одно слово, заговоришь с кем-нибудь, берегись меня! Повторяю тебе: берегись.»

Тем не менее прокуратор совершает еще одну попытку спасения арестанта. По обычаю, накануне еврейской Пасхи (первого дня Песаха) , которая должна начаться на следующий день, полагалось помиловать одного из преступников осужденных синедрионом. Он просит первосвященника Каифу о помиловании Иешуа, но тот отказывает прокуратору. Вместо него отпускают Вар-Раввана, убийцу и бунтовщика, объясняя, что безобидные на первый взгляд речи философа, представляют угрозу гораздо большую чем «жалкий разбойник Вар-равван»:

— Веришь ли ты, прокуратор, сам тому, что сейчас говоришь? Нет, не веришь! Не мир, не мир принес нам обольститель народа в Ершалаим, и ты, всадник, это прекрасно понимаешь. Ты хотел его выпустить затем, чтобы он смутил народ, над верою надругался и подвел народ под римские мечи! Но я, первосвященник иудейский, покуда жив, не дам на поругание веру и защищу народ! Ты слышишь, Пилат? — И тут Каифа грозно поднял руку: — Прислушайся, прокуратор!

Прокуратор выходит из себя и угрожает первосвященнику, но в глубине души понимает его правоту. Проявив малодушие он исполняет свой долг и публично объявляет, что помилован будет Вар-Равван:

Ненавидимый им город умер, и только он один стоит, сжигаемый отвесными лучами, упершись лицом в небо. Пилат еще придержал тишину, а потом начал выкрикивать:
— Имя того, кого сейчас при вас отпустят на свободу…
Он сделал еще одну паузу, задерживая имя, проверяя, все ли сказал, потому что знал, что мертвый город воскреснет после произнесения имени счастливца и никакие дальнейшие слова слышны быть не могут.
«Все? — беззвучно шепнул себе Пилат, — все. Имя!»
И, раскатив букву «р» над молчащим городом, он прокричал:
— Вар-равван!
Тут ему показалось, что солнце, зазвенев, лопнуло над ним и залило ему огнем уши. В этом огне бушевали рев, визги, стоны, хохот и свист.

Уже перед казнью Иешуа говорит, что одним из главных пороков считает трусость. Прокуратор принимает эти слова на свой счет:

— Не пытался ли он проповедовать что-либо в присутствии солдат?
— Нет, игемон, он не был многословен на этот раз. Единственное, что он сказал, это, что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость.
— Глава 25

Эта фраза навсегда останется в памяти Понтия Пилата. Позже он видит сон: лунную дорогу, ведущую в небо, по ней он прогуливается вместе с Иешуа, они беседуют. Понтий Пилат соглашается, что нет порока хуже трусости, и принимает в себе труса:

Четырнадцатое число месяца нисана

Суд Пилата происходит «четырнадцатого числа месяца нисана». Ниса́н — первый месяц библейского года в еврейском календаре. Приблизительно соответствует марту — апрелю григорианского календаря.

15 нисана начинается иудейский праздник Пе́сах (еврейская Пасха; ветхозаветная Пасха) . В 28 году н.э. по григорианскому календарю первый день Песаха (15 нисана 3788 г.) выпадал на 28 марта.

Загадка ласточки

«В это время в колоннаду стремительно влетела ласточка, сделала под золотым потолком круг, снизилась, чуть не задела острым крылом лица медной статуи в нише и скрылась за капителью колонны. Быть может, ей пришла мысль вить там гнездо.
В течение ее полета в светлой теперь и легкой голове прокуратора сложилась формула. Она была такова: игемон разобрал дело бродячего философа Иешуа по кличке Га-Ноцри, и состава преступления в нем не нашел.»

«Крылья ласточки фыркнули над самой головой игемона, птица метнулась к чаше фонтана и вылетела на волю. Прокуратор поднял глаза на арестанта и увидел, что возле того столбом загорелась пыль.
— Все о нем? — спросил Пилат у секретаря.
— Нет, к сожалению, — неожиданно ответил секретарь и подал Пилату другой кусок пергамента.»

— Молчать! — вскричал Пилат и бешеным взором проводил ласточку, опять впорхнувшую на балкон. — Ко мне! — крикнул Пилат.
И когда секретарь и конвой вернулись на свои места, Пилат объявил, что утверждает смертный приговор, вынесенный в собрании Малого Синедриона преступнику Иешуа Га-Ноцри, и секретарь записал сказанное Пилатом.

«Как воробей вспорхнет, как ласточка улетит, говорит Премудрый царь Израильский, так незаслуженное проклятие не сбудется»
— Притч 26:2

В Библии описывается тяжкая кончина царя Езекии и его предсмертные слова:

«Как журавль, как ласточка издавал я звуки, тосковал как голубь. Уныло смотрели глаза мои к небу: Господи! душно, тесно мне; спаси меня. "
— Ис 38:14

Последнюю фразу произносит и Понтий Пилат:

«Теперь его уносил, удушая и обжигая, самый страшный гнев, гнев бессилия.
— Тесно мне, — вымолвил Пилат, — тесно мне!»
— «Мастер и Маргарита», Глава 2

По другой версии, в обличье ласточки на суде присутствовал Воланд. В разговоре с литераторами на Патриарших, он утверждает, что «тайно, инкогнито» присутствовал на суде Пилата и при его тайном разговоре с первосвященником:

«…я лично присутствовал при всем этом. И на балконе был у Понтия Пилата, и в саду, когда он с Каифой разговаривал, и на помосте, но только тайно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас — никому ни слова и полный секрет. »
— «Мастер и Маргарита», Глава 3

Хотя разговаривая с Каифой прокуратор подчеркивает, что на помосте никого нет, и быть не может:

— Что ты, первосвященник! Кто же может услышать нас сейчас здесь? Разве я похож на юного бродячего юродивого, которого сегодня казнят? Мальчик ли я, Каифа? Знаю, что говорю и где говорю. Оцеплен сад, оцеплен дворец, так что и мышь не проникнет ни в какую щель! Да не только мышь, не проникнет даже этот, как его… из города Кириафа. Кстати, ты знаешь такого, первосвященник? Да… если бы такой проник сюда, он горько пожалел бы себя, в этом ты мне, конечно, поверишь?
— Глава 2

Понтий Пилат — центральный персонаж ершалимских глав романа «Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова. «Выдуманный» Мастером герой, «Пилат Понтийский, всадник Золотое Копье!». Прокуратор (римский наместник) Иудеи известный в народе как «свирепое чудовище». Он утверждает смертный приговор бродячему философу Иешуа.

Понтий Пилат
Иллюстрация Аркадия Площанского

Исторический прототип

Исторический Понтий Пилат осудивший Иисуса был наместником Иудеи при императоре Тиберии с 26 по 36 год нашей эры, но на самом деле он был префектом, а не прокуратором. Этот факт стал широко известен лишь в 1961 году, уже после смерти Булгакова. Его правление ознаменовалось массовым насилием и казнями.

Хотя Пилат является наиболее засвидетельствованным правителем Иудеи, сохранилось мало источников о его правлении. Ничего не известно о его жизни до того, как он стал наместником Иудеи, и ничего не известно об обстоятельствах, которые привели его к этой должности.

Образ

Понтий Пилат в «Мастере и Маргарите» Булгакова является персонажем Мастера, то есть героем романа в романе. Он является сыном короля-звездочёта и дочери мельника, красавицы Пилы.:

«Помянут меня, — сейчас же помянут и тебя! Меня — подкидыша, сына неизвестных родителей, и тебя — сына короля-звездочета и дочери мельника, красавицы Пилы.
— Да, уж ты не забудь, помяни меня, сына звездочета, — просил во сне Пилат.»
— Глава 26

Упоминание, что прокуратор был сыном звездочета и мельничихи, восходит к средневековой майнцской легенде о короле-астрологе Ате и дочери мельника Пилы. Однажды Ат, находясь в походе, узнал по звездам, что зачатый им тотчас ребенок станет могущественным и знаменитым. Королю привели первую попавшуюся женщину — мельничиху Пилу. Родившийся мальчик получил имя от сложения их имен.

Он хорошо образован, имеет большую библиотеку и знает по крайней мере три языка: греческий, арамейский и латынь.

Ранее Понтию Пилату приходилось лично командовать целыми легионами. Он служил трибунном (командная должность в составе легиона) в римской кавалерии, и известен как «всадник Золотое Копье»:

В битве при Идиставизо (в переводе с древнегерманского — Долина Дев) , в 16-м году н. э., он спас от гибели окруженного германцами великана Марка Крысобоя:

«Вот, например, не струсил же теперешний прокуратор Иудеи, а бывший трибун в легионе, тогда, в долине Дев, когда яростные германцы чуть не загрызли Крысобоя-великана.»
— Глава 26

«Так много лет тому назад в долине Дев кричал Пилат своим всадникам слова: «Руби их! Руби их! Великан Крысобой попался!».»
— Глава 2

«Пехотный манипул попал в мешок, и если бы не врубилась с фланга кавалерийская турма [подразделение эскадрона] , а командовал ею я, — тебе, философ, не пришлось бы разговаривать с Крысобоем. Это было в бою при Идиставизо, в долине Дев.»
— Глава 2

В должности прокуратора Иудеи (высокопоставленный чиновник управляющий регионом) Понтий Пилат обрел славу свирепого чудовища:

«Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно»
— Глава 2

— Прокуратор не любит Ершалаима? — добродушно спросил гость.
— Помилосердствуйте, — улыбаясь, воскликнул прокуратор, — нет более безнадежного места на земле. Я не говорю уже о природе! Я бываю болен всякий раз, как мне приходится сюда приезжать. Но это бы еще полгоря. Но эти праздники — маги, чародеи, волшебники, эти стаи богомольцев… Фанатики, фанатики! Чего стоил один этот мессия, которого они вдруг стали ожидать в этом году! Каждую минуту только и ждешь, что придется быть свидетелем неприятнейшего кровопролития.
— Глава 25

Его резиденция находится в Кесарии, но по служебным обязанностям прокуратор вынужден приезжать в Ершалаим, где живет в огромном дворце с колоннадами построенным Иродом Великим, прославившимся как «величайший строитель в еврейской истории»:

«…прокуратор удаляет Иешуа из Ершалаима и подвергает его заключению в Кесарии Стратоновой на Средиземном море, то есть именно там, где резиденция прокуратора.»
— Глава 2

«Я получу возможность наконец вернуться в Кесарию. Верите ли, это бредовое сооружение Ирода, — прокуратор махнул рукою вдоль колоннады, так что стало ясно, что он говорит о дворце, — положительно сводит меня с ума. Я не могу ночевать в нем. Мир не знал более странной архитектуры.»
— Глава 25

По долгу службы Пилату приходится читать доносы, половина из которых на него самого:

— Он говорит, — раздался голос Воланда, — одно и то же, он говорит, что и при луне ему нет покоя и что у него плохая должность.
— Глава 32

При этом его не любит местная власть и пишут жалобы него самому кесарю:

«Слишком много ты жаловался кесарю на меня, и настал теперь мой час, Каифа! Теперь полетит весть от меня, да не наместнику в Антиохию и не в Рим, а прямо на Капрею, самому императору, весть о том, как вы заведомых мятежников в Ершалаиме прячете от смерти.»
— Глава 2

Первосвященник Каифа уверен, что Пилат не любит иудейский народ, и погубит его:

— Знает народ иудейский, что ты ненавидишь его лютой ненавистью и много мучений ты ему причинишь, но вовсе ты его не погубишь! Защитит его бог! Услышит нас, услышит всемогущий кесарь, укроет нас от губителя Пилата!
— Глава 2

Понтий Пилат страдает от постоянных головных болей. Они настолько сильные, что он даже малодушно помышлял о смерти. Его жизнь пуста, однообразна и безрадостна. Он полностью разочарован в людях и никому не доверяет. Единственное существо, к которому Понтий Пилат единственное близкое ему существо — это его собака Банга:

«Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан.»
— Глава 2

Суд над Иешуа

В день когда у Пилата разыгралась сильная мигрень, к нему на суд приводят бродячего философа Иешуа по прозвищу Га-Ноцри, которого обвиняют в призывах к разрушению Ершалимского храма. Малый Синедрион (суд состоящий из 23-х присяжных) вынес ему смертный приговор, и Пилат должен утвердить его:

Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?
— Да, прокуратор, — ответил секретарь.
— Что же он?
— Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор Синедриона направил на ваше утверждение, — объяснил секретарь.

Арестант называет Пилата «добрым человеком», и тот вызывает своего стража «великана» Марка Крысобоя, чтобы тот объяснил, что к прокуратору следует обращаться не иначе как игемон (первенствующей, главенствующий) :

«Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно, — и так же монотонно прибавил: — Кентуриона Крысобоя ко мне.»

Тем не менее, в ходе допроса прокуратор проникается сочувствием к обвиняемому, который оказался добрым и мудрым человеком, в отличии от прочих фанатиков и лжецов которых ему приходилось судить. Он уже был готов признать арестанта душевнобольным, и заменить смертную казнь на высылку из города, но оказалось, что против Иешуа есть еще одно, гораздо более серьезное обвинение — «оскорбление величества…»:

— Что еще там? — спросил Пилат и нахмурился.
Прочитав поданное, он еще более изменился в лице. Темная ли кровь прилила к шее и лицу или случилось что-либо другое, но только кожа его утратила желтизну, побурела, а глаза как будто провалились.

Он утверждал, что власть земная скоро исчезнет и наступит некая иная власть. Превратно истолкованные, эти слова означают, что Иешуа выступал против всякой власти, а значит, и власти великого кесаря:

— В числе прочего я говорил, — рассказывал арестант, — что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.

Прокуратор понимает, что оправдать такое преступление невозможно, и старается подвести Иешуа к тому, чтобы тот отказался от слов, которые, как утверждает обвинение, он сказал некому Иуде из Кириафа:

Словно не понимая его намеков, Иешуа подтверждает эти слова. После этого Пилат обязан утвердить смертный приговор:

«Пилат объявил, что утверждает смертный приговор, вынесенный в собрании Малого Синедриона преступнику Иешуа Га-Ноцри, и секретарь записал сказанное Пилатом.»

Тем не менее прокуратор совершает еще одну попытку спасения Иешуа, хотя и понимает, что его дело безнадежно. По обычаю, накануне еврейской Пасхи, которая должна начаться на следующий день, полагалось помиловать одного из преступников осужденных местной властью. Он настойчиво просит первосвященника Каифу о помиловании Иашуа, но тот отказывает прокуратору. Вместо него отпускает Вар-Раввана, убийцу и бунтовщика, объясняя, что безобидные на первый взгляд речи философа, представляют угрозу гораздо большую чем «жалкий разбойник Вар-равван»:

— Как? Даже после моего ходатайства? Ходатайства того, в лице которого говорит римская власть? Первосвященник, повтори в третий раз.
— И в третий раз мы сообщаем, что освобождаем Вар-раввана, — тихо сказал Каифа.

Прокуратор и сам понимает, что речи доброго философа несут угрозу для государства, но выходит из себя и угрожает Каифе. После небольшой словесной перепалки, Пилат вынужден исполнить свой долг и публично объявляет, что помилован будет Вар-Равван.

«Так знай же, что не будет тебе, первосвященник, отныне покоя! Ни тебе, ни народу твоему, — и Пилат указал вдаль направо, туда, где в высоте пылал храм, — это я тебе говорю — Пилат Понтийский, всадник Золотое Копье!
— Знаю, знаю! — бесстрашно ответил чернобородый Каифа, и глаза его сверкнули. Он вознес руку к небу и продолжал: — Знает народ иудейский, что ты ненавидишь его лютой ненавистью и много мучений ты ему причинишь, но вовсе ты его не погубишь! Защитит его бог! Услышит нас, услышит всемогущий кесарь, укроет нас от губителя Пилата!
— О нет! — воскликнул Пилат, и с каждым словом ему становилось все легче и легче: не нужно было больше притворяться. Не нужно было подбирать слова. — Слишком много ты жаловался кесарю на меня, и настал теперь мой час, Каифа!»

Муки Пилата

После казни Пилату докладывают, что перед смертью Иешуа говорил, что «не винит за то, что у него отняли жизнь», но не уточняет кого именно. Пилат принимает эти слова на свой счет:

— Он сказал, — опять закрывая глаза, ответил гость, — что благодарит и не винит за то, что у него отняли жизнь.
— Кого? — глухо спросил Пилат.
— Этого он, игемон, не сказал.
— Глава 25

Также ему докладывают, что перед казнью Иешуа сказал что одним из главных пороков считает трусость:

Эта фраза навсегда останется в памяти Понтия Пилата. Мысль о том, что из страха за свою карьеру, он приговорил к гибели невиновного человека не дает Пилату покоя. Он испытывает душераздирающие угрызения совести, страдает от постоянной бессонницы и ночных кошмаров. Заснув он видит сон, в котором Иешуа жив, и они ведут беседу гуляя по лунной дороге ведущей в небо. Понтий Пилат соглашается, что нет порока хуже трусости, и принимает в себе труса:

«Свободного времени было столько, сколько надобно, а гроза будет только к вечеру, и трусость, несомненно, один из самых страшных пороков. Так говорил Иешуа Га-Ноцри. Нет, философ, я тебе возражаю: это самый страшный порок.
Вот, например, не струсил же теперешний прокуратор Иудеи, а бывший трибун в легионе, тогда, в долине Дев, когда яростные германцы чуть не загрызли Крысобоя-великана. Но, помилуйте меня, философ! Неужели вы, при вашем уме, допускаете мысль, что из-за человека, совершившего преступление против кесаря, погубит свою карьеру прокуратор Иудеи?
— Да, да, — стонал и всхлипывал во сне Пилат.
Разумеется, погубит. Утром бы еще не погубил, а теперь, ночью, взвесив все, согласен погубить. Он пойдет на все, чтобы спасти от казни решительно ни в чем не виноватого безумного мечтателя и врача!»
— Глава 26

Что бы хоть как-то искупить свою вину, прокуратор поручает начальнику тайной службы, Афранию, тайно захоронить казненных в тот день и намекает, что нужно избавиться от доносчика Иуды, который выдал Иешуа. Он говорит Левию Матвею, что «этого, конечно, маловато, сделанного, но все-таки» он это сделал.

За свое малодушие Понтий Пилат был наказан вечной жизнью в обществе одного только пса. В течении двух тысячелетий он страдает от бессонницы, а когда засыпает, видит лунную дорогу по которой никак не может пройти:

«Перед глазами всадников предстают сидящий в кресле Понтий Пилат и рядом его собака Банга. Он уже две тысячи лет видит один и тот же сон — лунную дорогу, по которой никак не может пойти. Собака разделила его участь.»
— Глава 26

«Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и спит, но когда приходит полная луна, как видите, его терзает бессонница. Она мучает не только его, но и его верного сторожа, собаку. Если верно, что трусость — самый тяжкий порок, то, пожалуй, собака в нем не виновата. Единственно, чего боялся храбрый пес, это грозы. Ну что ж, тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит.»
— Глава 32

«Он говорит, — раздался голос Воланда, — одно и то же, он говорит, что и при луне ему нет покоя и что у него плохая должность. Так говорит он всегда, когда не спит, а когда спит, то видит одно и то же — лунную дорогу, и хочет пойти по ней и разговаривать с арестантом Га-Ноцри, потому, что, как он утверждает, он чего-то не договорил тогда, давно, четырнадцатого числа весеннего месяца нисана. Но, увы, на эту дорогу ему выйти почему-то не удается, и к нему никто не приходит. Тогда, что же поделаешь, приходится разговаривать ему с самим собою. Впрочем, нужно же какое-нибудь разнообразие, и к своей речи о луне он нередко прибавляет, что более всего в мире ненавидит свое бессмертие и неслыханную славу. Он утверждает, что охотно бы поменялся своею участью с оборванным бродягой Левием Матвеем.»
— Глава 32

Душа прокуратора тысячелетиями не знает покоя из-за непрекращающихся мук совести, но, в конце романа, по просьбе Иешуа, Мастер заканчивает свой роман о Пилате и освобождает своего героя:

«Вам не надо просить за него, Маргарита, потому что за него уже попросил тот, с кем он так стремится разговаривать, — тут Воланд опять повернулся к мастеру и сказал: — Ну что же, теперь ваш роман вы можете кончить одною фразой!
Мастер как будто бы этого ждал уже, пока стоял неподвижно и смотрел на сидящего прокуратора. Он сложил руки рупором и крикнул так, что эхо запрыгало по безлюдным и безлесым горам:
— Свободен! Свободен! Он ждет тебя!
Горы превратили голос мастера в гром, и этот же гром их разрушил. Проклятые скалистые стены упали. Осталась только площадка с каменным креслом. Над черной бездной, в которую ушли стены, загорелся необъятный город с царствующими над ним сверкающими идолами над пышно разросшимся за много тысяч этих лун садом. Прямо к этому саду протянулась долгожданная прокуратором лунная дорога, и первым по ней кинулся бежать остроухий пес. Человек в белом плаще с кровавым подбоем поднялся с кресла и что-то прокричал хриплым, сорванным голосом. Нельзя было разобрать, плачет ли он или смеется, и что он кричит. Видно было только, что вслед за своим верным стражем по лунной дороге стремительно побежал и он.»

Обретя долгожданную свободу Понтий Пилат, вместе со свои верным псом, наконец поднимаются по этой лунной дороге туда, где его ждет Иешуа.

«. романтический мастер! Тот, кого так жаждет видеть выдуманный вами герой, которого вы сами только что отпустили, прочел ваш роман.»
— Глава 32

Пилат и Банга
Иллюстрация Аркадия Площанского

Внешность

Пилат описывается Булгаковым как уже немолодой человек с военным прошлым. У него лысеющая голова, желтое лицо и зубы:

«Тут прокуратор поднялся с кресла, сжал голову руками, и на желтоватом его бритом лице выразился ужас.»
— Глава 2

Он носит белый плащ с багряной (ярко красной) подбивкой:

«В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца ирода великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.»
— Глава 2

«Лишь только белый плащ с багряной подбивкой возник в высоте на каменном утесе над краем человеческого моря, незрячему Пилату в уши ударила звуковая волна: „Га-а-а…“.»
— Глава 2

«В дремоте перед Иваном являлся неподвижный в кресле человек, бритый, с издерганным желтым лицом, человек в белой мантии с красной подбивкой, ненавистно глядящий в пышный и чужой сад.»
— Глава 27

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: