Какой принцип судебной власти нарушается обвинительным уклоном судебных решений

Обновлено: 24.04.2024

В последнее время судебные репортажи стали популярным жанром. Я, например, с интересом следил за перипетиями известных дел, описываемых в наших СМИ, — рассмотрение в судах дел Политковской, Навального, Немцова, Улюкаева, Серебренникова. В каждом из них наблюдалась примерно одна и та же картина: "тщетно бьющиеся с произволом" адвокаты, "непробиваемый" суд, практическое отсутствие интриги. Но это все громкие процессы, а как обстоят дела в обыденности? В обыденности, говорят адвокаты, все еще хуже. Так ли это? На этой неделе у меня появилась возможность лицезреть ту самую обыденность на заседании одного из районных судов Москвы, и вот какие впечатления я оттуда вынес.

Вначале оговорюсь — я присутствовал на заседании не инкогнито, вел запись с разрешения судьи. Дело это еще рассматривается по первой инстанции, поэтому идентифицирующие его детали я скрою. Однако все основано на реальных событиях, и запись заседания у меня есть. Пишу это только в качестве неких наблюдений обывателя, который немного знает кухню предварительного расследования изнутри и еще находится под впечатлением взятого не так давно интервью Сергея Пашина, в котором в числе прочего говорилось об истоках обвинительного уклона в российских судах.

Сюжет этого дела тривиальный: у подсудимого была знакомая, которая начала употреблять наркотические средства, и в один прекрасный момент она попадает в поле зрения наших правоохранительных органов. С ее слов, по обвинению в краже золота у своей мачехи. Далее (опять же, с ее слов, она была ключевым свидетелем на заседании) ей предлагают поучаствовать в оперативной закупке в обмен на непривлечение по ст. 158 УК РФ. Она вспоминает про своего знакомого, который ей неоднократно привозил аспирин под видом мефедрона (с ее слов, так он ее "отучал" от наркотиков, видимо, еще и зарабатывал, поскольку делал это небезвозмездно), и решает убить двух зайцев: парня вряд ли посадят за аспирин, думает она, и мне будет хорошо. В общем, они договариваются о встрече, ее предварительно досматривают, снабжают диктофоном и двумя купюрами по 1000 руб., которые предварительно оперативниками ксерокопируются. Все это, естественно, в присутствии двух понятых женского пола. Во время встречи парень дает ей какой-то сверток, она ему — деньги, после чего девушка берет сигарету. Это условный сигнал, после которого оперуполномоченные задерживают парня. В результате у парня обнаруживают вовсе не аспирин, а мефедрон, что с успехом показывает экспертиза.

По версии следствия, в доказательственной базе комплект — показания девушки, таксиста, который якобы подвозил парня, аж четырех понятых (две женщины, при которых происходил досмотр девушки и непосредственное задержание, и два мужчины, присутствовавшие на досмотре задержанного), очная ставка с признательными показаниями, заключение экспертизы (эксперты из ЭКО МВД, как полагается).

Однако адвокат обращает внимание на некоторые нестыковки. Во-первых, он утверждает, что таксист допрошен не тот, который подвозил парня, а "тот самый таксист" вместе с подсудимым заезжал в аптеку и был свидетелем того, как парень растолок аспирин, после чего упаковал его в сверток. Во-вторых, он добивается показаний девушки и знающих эту пару людей, что подсудимый неоднократно подсовывал ей аспирин вместо наркотиков, а сами "наркотики" при задержании не имели характерного запаха. Более того, девушка признается на суде в том, что на нее надавили и показания она давала под угрозой привлечения к ответственности по ст. 158 (см. выше про золото мачехи). Ну и, наконец, адвокат получает сведения, что на одном из ключевых доказательств обвинения — протоколе очной ставке — подписи подсудимого подделаны, а самой очной ставки не было. Об этом, кстати, девушка тоже открыто заявляет на суде.

Адвокат, будучи уверенным в том, что парня "закрыли ради палки", закидывает суд ходатайствами: о вызове и допросе "того самого таксиста", личность которого он установил, о проверке показаний подсудимого на месте с выездом в аптеку, в которой он якобы купил аспирин по дороге на встречу, о запросе детализации переговоров между таксистом и парнем, о приобщении протоколов сделанных им опросов свидетелей, якобы знавших о ситуации, а также проведении почерковедческой экспертизы в части подписи, выполненной на протоколе очной ставки.

В удовлетворении всех ходатайств суд отказывает. Судья считает, что оснований для приобщения протоколов адвокатского опроса нет, поскольку неясно, где, когда и при каких обстоятельствах проводились эти опросы, информации о таксисте недостаточно, тем более что есть добытые в установленном процессуальном порядке показания другого таксиста, которые не опровергнуты; также нет никаких оснований полагать, что новые свидетели выскажут что-то значимое по делу, — ведь уже установлено, что был звонок, встреча, передача свертка, его осмотр и упаковка при понятых, экспертиза, наконец.

Показания же главной свидетельницы судья решает проверить путем сопоставления с показаниями ее же, данными на следствии, а также показаниями других свидетелей — понятых и оперуполномоченных, бывших на задержании. Девушка, надо сказать, стоит на своем, — она утверждает, что после передачи свертка оперуполномоченные в ходе осмотра вскрывали пакет, и она не ощутила характерного запаха мефедрона, парень же кричал при этом во всеуслышание, что это аспирин. Показания остальных свидетелей разделились: дознаватель, при которой вскрывался пакет, говорит, что порошок девушка-приманка при вскрытии не нюхала, одна из понятых утверждает, что нюхала и даже говорила, что это не наркотик, т.ак как запах не тот; вторая вообще мало что показала — не смогла даже вспомнить, что присутствовала на предварительном досмотре девушки перед направлением ее на встречу, однако показания, данные следователю, подтвердила. Оба мужчины-понятые показали, что у парня изъяли 2 тысячи, один из них при этом припоминал, как парень кричал, что это не за наркотик, а второй ничего не припоминал, но согласился с тем, что сказал на следствии, а в зачитываемых из дела показаних все как один утверждали, что парень в ходе досмотра признавал, что это деньги за наркотики. Оперуполномоченный, который брал объяснения у девушки после задержания, показал, что со слов коллег узнал о ее задержании по ст. 158, но что происходит с тем делом, он не знает.

Что в итоге имеет суд: две диаметрально противоположные версии, каждая из которых до конца не опровергнута. Есть спорные показания ключевого свидетеля и показания, данные вразнобой остальными свидетелями на суде, однако при этом стройные и как под копирку данные показания на предварительном следствии, после зачитывания которых, а также волшебного вопроса судьи: "Каким показаниям верить, в каком случае Вы помнили обстоятельства лучше — тогда или сейчас?" — все как один заявляют, что тогда, конечно, лучше помнили, а сейчас все уже забылось, ведь больше года прошло, лишь некоторые несущественные детали приходят на ум: у кого-то козырек телефонной будки, на которую был положен сверток, а у кого-то слезы задержанного. В итоге с неизбежностью понимаешь, что каждый такой допрос прирастает показаниями в пользу обвинения, а позиция защитника продолжает висеть на ниточке противоречивых показаний ключевой свидетельницы, которым суд в силу их противоречивости уже не склонен доверять. Показания про фальсификацию подписей в протоколе очной ставки суд решает проверить путем вызова составлявшей протокол сотрудницы, и я уже примерно представляю, что она скажет. Напор защитника на то, что есть позиция Конституционного Суда, по которой адвокатский опрос должен быть приобщен к делу в качестве доказательства, упираются в глухую стену судебного непонимания.

Что-то мне говорит о том, что зерно сомнения, посеянное защитой в этом деле, так и не прорастет. И виной тому вовсе не "произвол", о котором твердит адвокат, — нет, на суде все выглядит вполне пристойно, судья сам порой помогает подсудимому формулировать вопросы и вообще ведет процесс профессионально, однако после каждого нового намека на возможную фальсификацию доказательств усиливается ощущение неприятия доводов защиты со стороны председательствующего, что подтверждается и сутью его действий в процессе. И с точки зрения существующей системы я его очень даже понимаю. Так, может быть, дело в самой системе?

Хочу проследить, каков будет приговор, напишу позже про него. Интересно все-таки, как в итоге будут "биться" показания основного и второстепенных свидетелей, будут ли проведены те действия, о которых ратует защита, проверены версия с аптекой, ситуация с уголовным делом в отношении свидетельницы по ст. 158, с подделкой подписи в следственных документах и обратится ли в итоге судья к известному принципу in dubio pro reo.

В ноябре «АГ» опубликовала новость о том, что Мосгорсуд апелляционным определением от 22 октября оставил в силе оправдательный приговор, вынесенный в отношении моего доверителя П.К. на основании вердикта присяжных, единогласно признавших его невиновным в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 105 и п. «з» ч. 2 ст. 112 УК РФ.

Тот факт, что апелляция не отменила оправдательный приговор по формальным основаниям, как нередко происходит на практике, не может не радовать. Ведь тем самым создается, на мой взгляд, очень важный для адвокатской практики прецедент с учетом того, что после реформы судов присяжных (с 1 июня 2018 г.) прошло не так много времени.

В подтверждение этому выводу сравню обсуждаемое дело с аналогичными делами из моей практики, рассмотренными с участием присяжных еще до проведения реформы.

Так, приговором Мосгорсуда от 5 декабря 2014 г. по уголовному делу № 2-71/14 подсудимая Г. была оправдана и освобождена из-под стражи, где находилась около двух лет. Апелляционным определением Верховного Суда РФ от 8 сентября 2015 г. указанный приговор оставлен без изменения. Полагаю, что ВС РФ тогда не отменил приговор только потому, что по делу проходили несколько подсудимых, а присяжные оправдали с освобождением из-под стражи в зале суда только Г., в то время как остальные фигуранты были признаны виновными и получили от 8 до 20 лет лишения свободы. В связи с этим отмена приговора означала бы новое рассмотрение дела в отношении всех подсудимых, и неизвестно, какой вердикт был бы вынесен присяжными при повторном рассмотрении. Полагаю, что ВС РФ в этом случае продемонстрировал принцип благоприятствования защите.

В другом примере председательствующий судья Московского областного суда в ходе разбирательства по уголовному делу с участием присяжных на этапе прений сторон отказал мне как защитнику в выступлении с репликой, поскольку в прениях участвовал второй адвокат, также защищавший того же обвиняемого. Впоследствии подзащитному на основании соответствующего вердикта присяжных был вынесен обвинительный приговор, оставленный без изменения судом апелляционной инстанции. В передаче надзорной жалобы по делу было отказано. Суды при этом указывали, что отказ не участвовавшему в прениях адвокату в реализации права выступить с репликой не противоречит требованиям уголовно-процессуального закона.

Конституционный Суд не принял жалобу на положения УПК РФ, которые, по мнению заявителя, нарушают право защитника на выступления в судебном заседании

Аналогичную позицию занял и заместитель Председателя ВС РФ. Более того, Конституционный Суд РФ отказался принять к рассмотрению мою жалобу на неконституционность положений п. 36 ст. 5, ч. 6 ст. 292 и ч. 1 ст. 337 УПК РФ. Я тогда в комментарии для «АГ» подчеркивал, что лишение права на реплику привело к невозможности доведения позиции защитника до коллегии присяжных, нарушению принципа состязательности сторон и вынесению незаконного вердикта и тем самым – нарушению прав, гарантированных ч. 1 ст. 46 и ст. 48 Конституции РФ. Данный пример иллюстрирует создание негативного прецедента в результате грубейшего нарушения законодательства, допущенного судами различных инстанций. Остается надеяться на изменение судебной практики в сторону благоприятствования защите, такая тенденция наблюдается в связи с реформой суда присяжных.

В то же время с сожалением отмечу, что реформа не коснулась процесса доказывания. Так, присяжных удаляют в совещательную комнату каждый раз при обсуждении как процессуальных вопросов, так и ходатайств о приобщении или исключении доказательств. Хочется надеяться, что данная практика прекратится, ведь до тех пор, пока решать вопрос о том, какие именно доказательства представлять коллегии, будет решать председательствующий судья, присяжные даже не будут знать о доводах защиты, о недействительности доказательств, на которую указала защита, и т.п. Все это позволит председательствующему представлять доказательства сторон таким образом, что у присяжных сформируется мнение о виновности подсудимого. А если бы присяжные присутствовали при обсуждении вопроса об относимости и допустимости доказательств, ситуация с соблюдением принципов состязательности и равноправия сторон изменилась бы в лучшую сторону и рассмотрение дел с участием присяжных проходило бы не с нынешним обвинительным уклоном. Так что до завершения реформы понадобится, наверное, еще не один год.

Возвращаясь к апелляционному определению Мосгорсуда по делу моего доверителя П.К., отмечу, что в УПК РФ четко изложены основания для отмены оправдательного приговора, вынесенного на основании вердикта присяжных, на что я указал в возражениях на апелляционное представление гособвинителя.

Однако объективные данные, свидетельствующие о наличии в рассматриваемом уголовном деле именно такого рода нарушений уголовно-процессуального закона, в апелляционном представлении приведены не были, отсутствовали они и в материалах дела. В частности, суд не ограничивал сторону обвинения в представлении доказательств виновности П.К. – напротив, всячески поддерживал сторону обвинения во всем, удовлетворяя, несмотря на возражения защиты, все ходатайства прокуратуры, в то время как большинство ходатайств защитника осталось без удовлетворения. Отмечу, что весь судебный процесс проходил «в обвинительном уклоне», поэтому не могло быть и речи об ограничении права гособвинителя на представление доказательств. Скорее, наоборот, – было очевидным ограничение прав защитника и подсудимого.

В частности, обвинитель указывал, что в ходе допроса свидетеля защитник сослался на протокол от 2018 г., повышая при этом голос на свидетеля, оказывая давление интонацией.

Данный аргумент, как и все остальные доводы обвинителя, суд признал несостоятельными.

В целом апелляционная коллегия по уголовным делам Мосгорсуда согласилась с позицией, изложенной в возражениях защитника на апелляционное представление, и указала в своем решении, что нарушений уголовно-процессуального закона при принятии вердикта по делу не установлено – вердикт соответствует требованиям ст. 343 УПК РФ, является ясным и непротиворечивым, коллегия присяжных приняла единодушное решение о невиновности подсудимого; приговор постановлен в соответствии с требованиями ст. 348, 351 УПК РФ, и оснований для его отмены, в том числе по доводам апелляционного представления, судебная коллегия не усмотрела.

Хочется обратить особое внимание на следующую мотивировку, изложенную в апелляционном определении.

Мосгорсуд указал, в частности, что, как следует из материалов дела, принцип состязательности и равноправия сторон председательствующим был соблюден. Прокурор не был ограничен ни в представлении присяжным заседателям доказательств, ни в высказывании своей позиции по делу; все переданные им суду допустимые доказательства были исследованы, заявленные ходатайства об исследовании дополнительных доказательств разрешены в соответствии с требованиями ст. 271 УПК РФ, принятые по результатам их рассмотрения решения надлежащим образом мотивированы.

В то же время доводы, изложенные в апелляционном определении, свидетельствуют, что при вынесении определения судебная коллегия опиралась исключительно на закон, отбросив все формальные основания.

В заключение хотелось бы отметить, что в любом случае суд присяжных – это сильный правозащитный институт, и право обвиняемого на рассмотрение его дела является конституционным правом, гарантирующим демократичность судебного процесса. Более того, применение института суда присяжных дисциплинирует как органы предварительного следствия, так и сторону, представляющую обвинение в суде, поскольку в суде присяжных предъявляются более высокие требования к доказательствам, качеству расследования в целом и выступлению сторон.

У одного из экспертов «АГ» документ вызвал двоякое впечатление: с одной стороны, многие его положения, разъясняющие условия применения норм УПК РФ, будут полезны, с другой – он указал на сомнительность толкования правил допроса специалиста в судебном процессе. Второй эксперт уверена, что некоторые разъяснения проекта прямо нарушают принципы состязательности и равноправия сторон, а положения о проверке исследований экспертов и специалистов имеют явно обвинительный уклон.

Сегодня Пленум Верховного Суда РФ рассмотрел проект постановления «О практике применения законодательства, регламентирующего рассмотрение уголовных дел в суде первой инстанции в общем порядке судопроизводства». Документ заменит собой неоднократно изменявшиеся разъяснения Пленума от 17 сентября 1975 г. № 5 «О соблюдении судами Российской Федерации процессуального законодательства при судебном разбирательстве уголовных дел» и от 29 августа 1989 г. № 4 «О соблюдении судами Российской Федерации процессуального законодательства при рассмотрении уголовных дел по первой инстанции».

«Рассмотрение уголовного дела в суде первой инстанции в точном соответствии с установленным законом порядком, отвечающим критериям справедливого судебного разбирательства, служит надежной гарантией эффективной защиты прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, и личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод», – подчеркивается в преамбуле документа.

В проекте постановления разъясняется обязанность суда создать все необходимые условия для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуществления предоставленных им прав. В частности, говорится о необходимости суда разъяснять все права подсудимого и потерпевшего в судебном разбирательстве, о порядке рассмотрения ходатайств о вызове новых свидетелей и признания доказательств недопустимыми, о необходимости мотивировать и оглашать различные судебные решения.

Также разъяснен порядок хода судебного следствия по делу, указано, что подсудимый и потерпевший с разрешения председательствующего могут давать в его ходе показания в любой момент. Рассмотрены вопросы участия в судебном заседании специалиста, вынесения решений в случае отказа обвинителя от обвинения в ходе судебного разбирательства, составления протокола судебного заседания и порядка рассмотрения замечаний на него.

По итогам обсуждения на заседании Пленума была сформирована редакционная комиссия, которая займется доработкой проекта постановления.

Проанализировав этот документ, советник ФПА РФ, член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека Игорь Пастухов согласился с тем, что целесообразность подготовки новых разъяснений Пленума ВС РФ по данному вопросу не вызывает сомнений. «Подавляющее большинство положений документа не вызывает возражений. Вполне понятно и рационально акцентирование внимания судов на содержащихся в нормах УПК РФ условиях их применения», – отметил он.

Эксперт назвал полезными указания на то, что государственный обвинитель должен излагать не все содержание обвинительного заключения, а только описание преступных действий и обстоятельства, подлежащие доказыванию. Что оглашение в судебном заседании данных при производстве предварительного расследования показаний подсудимого, потерпевшего, свидетелей возможно лишь при наличии обстоятельств, указанных в ст. 276 и 281 УПК РФ, перечень которых является исчерпывающим. Что ходатайства об оглашении подлежат рассмотрению судом только по завершении допроса лица всеми участниками со стороны обвинения и защиты, а само оглашение показаний допустимо только при условии, что обвиняемому (подсудимому) в предшествующей стадии была предоставлена возможность оспорить их.

«Важным является разъяснение судам, что правило о распределении обязанностей по доказыванию при рассмотрении ходатайства о признании доказательств недопустимыми, установленное ч. 4 ст. 235 УПК РФ для предварительного слушания, надо применять и в ходе судебного разбирательства», – отметил Игорь Пастухов. Также он положительно отозвался о разъяснении, согласно которому наличие в материалах дела судебного постановления о разрешении производства следственного действия или о законности такого действия, произведенного без предварительного разрешения суда, не освобождает государственного обвинителя от обязанности опровержения доводов стороны защиты о недопустимости полученных таким образом доказательств, если они приводятся в судебном заседании. Не менее важным эксперт назвал и то, что проектом не допускается допрос эксперта вместо производства дополнительной или повторной экспертизы, для назначения которой имеются основания.

В то же время адвокат МКА «Адвокатское партнерство», доцент кафедры уголовно-процессуального права МГЮА им. О.Е. Кутафина Анна Паничева считает, что некоторые разъяснения, содержащиеся в проекте, прямо нарушают принципы состязательности и равноправия сторон.

«Особенно явно обвинительный уклон рекомендаций прослеживается в пунктах постановления, разъясняющих действия суда, связанные с проверкой проведенных экспертных исследований, использованием специальных знаний в науке, технике, искусстве или ремесле, для оспаривания этих доказательств», – пояснила она, добавив, что проект постановления Пленума предлагает регулирование рассматриваемых вопросов, игнорируя продуманное и взвешенное толкование тех же самых проблем, имеющееся в Постановлении Пленума ВС РФ от 21 декабря 2010 г. № 28 «О судебной экспертизе по уголовным делам».

Анна Паничева обратила внимание на то, что в документе прослеживается стремление избавиться от такого доказательства, как заключение и показания специалиста. Так, в п. 17 проекта воспроизводится ч. 1 ст. 58 УПК РФ, но исключается начало нормативного определения: «Специалист – лицо, обладающее специальными знаниями», зато добавляется указание о том, что заключение специалиста не может подменять заключение эксперта.

«Акцент в этом пункте сделан на понимании специалиста как технического помощника (осмотр предметов, применение технических средств). Но закон указывает на существование разных участников уголовного судопроизводства, именуемых специалистами: это и лица, которые помогают вскрывать запертые помещения, взламывать сейфы, получать отпечатки, вести видеозапись и т.п. – т.е. технические помощники, обладающие определенными навыками, а специалисты, чьи заключения и показания представляют следствию и суду в порядке ч. 3 и 4 ст. 80 УПК РФ, – это лица, обладающие специальными знаниями, и их показания и заключения, полученные в судебном разбирательстве, являются доказательствами, которые подлежат оценке судом», – пояснила Анна Паничева.

Также эксперт отметила, что, вопреки прямому указанию ч. 4 ст. 271 УПК РФ, п. 18 проекта предписывает удовлетворять ходатайства о допросе явившегося в судебное заседание лица в качестве специалиста лишь в том случае, если оно ранее привлекалось к расследованию или судебному рассмотрению дела. Кроме того, она обратила внимание на то, что судьям дополнительно разъясняют необходимость проверки оснований, влекущих отвод специалиста, не упоминая о проверке таких же оснований применительно к экспертам.

«Между тем убеждение в том, что исследование, назначенное лицом или органом, обладающим властными полномочиями (следователем, судом), всегда является всесторонним и объективным, а эксперты – компетентными, является ошибочным. В сущности, рекомендации, содержащиеся в п. 18, позволят судам не допускать в судебное разбирательство лиц, которые смогут профессионально оспорить компетентность экспертов, научность примененных в экспертизах методик и прочего, так как специалист по ходатайствам защиты или представителей потерпевшего в подавляющем большинстве случаев на досудебных стадиях не допускается», – констатирует Анна Паничева.

Игорь Пастухов также негативно оценил разъяснения, касающиеся вопросов участия специалистов в судебном процессе: «Трудно согласиться с позицией, изложенной в п. 18, о правилах допроса специалиста в судебном заседании. Проектом предусматривается, что допрос специалиста об обстоятельствах производства следственного действия с его участием по вопросам, входящим в его профессиональную компетенцию, а также для разъяснения выраженного им суждения по этим вопросам проводится по правилам допроса свидетеля и с разъяснением специалисту его прав и ответственности, предусмотренных ст. 58 УПК РФ».

Такое толкование УПК РФ фактически игнорирует положения ч. 4 ст. 58 УПК РФ, в которой прямо указано, что специалист допрашивается именно об обстоятельствах, требующих специальных познаний, а также для разъяснения своего мнения. «Представляется, более правильным было бы указать, что при допросе специалиста по правилам ст. 58 УПК РФ в случае выяснения у него обстоятельств проведения следственных действий с его участием по аналогии также должны применяться положения ст. 56 УПК РФ. Хотелось бы, чтобы такое разъяснение были распространено и на допрос специалиста, привлеченного стороной защиты в случае необходимости выяснения у него обстоятельств его привлечения», – отметил Игорь Пастухов.

Также эксперт считает, что трудно признать обоснованным указание в п. 19 проекта, в котором разъясняется применение нового положения закона о невозможности отказа стороне защиты в ходатайстве о привлечении к участию в судебном разбирательстве специалиста, на право стороны обвинения на аналогичные действия со ссылкой на положение о равенстве прав сторон. «Хотелось бы напомнить, что новая ч. 2.1 ст. 58 УПК РФ была добавлена в текст закона именно ради уравновешивания прав стороны защиты с правами стороны обвинения», – пояснил он свою позицию.

К недостаткам проекта постановления Пленума ВС РФ Анна Паничева отнесла и то, что в документе не предпринято ничего для создания ясного представления о правилах допроса в судебном разбирательстве. «В УПК РФ отсутствует определение “наводящего вопроса” и не регламентируются различия в процедуре “прямого допроса” и “перекрестного допроса”, хотя эти понятия тесно связаны с запретом на постановку наводящих вопросов. Отсутствие нормативного регулирования этих важных положений влечет неопределенность, способствующую произвольному судейскому усмотрению при принятии решений о правильной постановке вопросов в судебном следствии. В ситуации, когда ни суд, ни стороны не могут опереться на легальные положения, можно наблюдать принятие судом различных решений в одинаковых случаях, что неизбежно порождает сомнения в справедливости судебного разбирательства, равенстве прав и состязательности сторон», – подчеркнула она.

После введения в нашей стране института сплошной кассации судебная практика новых кассационных судов общей юрисдикции стала более разнообразной.

Обязанность судей рассматривать все кассационные жалобы по существу привела к росту числа измененных и отмененных приговоров суда.

Вместе с тем, перечень оснований для отмены или изменения приговора суда в кассационном порядке, в отличие от апелляционной инстанции, по-прежнему существенно ограничен законом.

В соответствии с п. 1 ст. 401.15 УПК РФ основаниями отмены или изменения приговора, определения или постановления суда при рассмотрении уголовного дела в кассационном порядке являются существенные нарушения уголовного и (или) уголовно-процессуального закона, повлиявшие на исход дела.

К сожалению, законодатель на разъясняет, по каким критериям можно определить «существенность» нарушений закона, а также понять, какие из существенных нарушений влияют на исход дела, а какие — нет.

Указанная правовая неопределенность на практике приводит к тому, что суды кассационной инстанции произвольно трактуют эту норму закона и зачастую не считают существенными именно те нарушения, которые действительно таковыми являются.

При этом нередки ситуации, когда разные кассационные суды выносят прямо противоположные решения по одним и тем же доводам кассационных жалоб.

Тем не менее, анализ судебной практики за последние несколько лет свидетельствует о сформировавшейся позиции кассационных судов в отношении определенных доводов кассационных жалоб, которые суд принимает во внимание, а также в отношении ряда доводов, которые практически никогда не удовлетворяются.

Рассмотрим на конкретных примерах доводы, которые кассационные суды оставляют без удовлетворения.

Напомню, что главными ошибками при составлении кассационных жалоб являются: их чрезмерный объем, насыщенность излишними рассуждениями и аргументами, попытка переоценить доказательства и фактические обстоятельства дела, которым уже дана правовая оценка судами первой и апелляционной инстанции.

Если сказать коротко, то доводы кассационной жалобы далеко не всегда должны совпадать с доводами апелляционной жалобы.

Доводы о нарушениях, которые суд кассационной инстанции не считает существенными.

Отсутствие подписи специалиста за предупреждение об уголовной ответственности по статье 307 УК РФ в протоколах следственных действий.

Отсутствие подписи специалиста о предупреждении об уголовной ответственности по статье 307 УК РФ в протоколах следственных действий с его участием не опровергает выводы судов первой и апелляционной инстанций об отсутствии основания для признания указанных протоколов недопустимыми доказательствами.

Привлечение к участию в следственных действиях одних и тех же понятых, проходящих практику в органах внутренних дел.

Уголовно-процессуальный закон не ограничивает количество проведения с одним понятым следственных действий, как и не содержит запрета на участие в качестве понятого лица, проходящего практику в органах внутренних дел. Само по себе прохождение практики в системе МВД РФ не свидетельствует о наличии заинтересованности лица в исходе дела.

Вышеперечисленные аргументы вы можете найти в Определении Шестого кассационного суда общей юрисдикции от 18.11.2020 года по делу № 77-3210/2020.

Участие в качестве понятого лица, не достигшего совершеннолетнего возраста.

Это не считает нарушением Шестой кассационный суд общей юрисдикции, который в Определении от 29.10.2020 года по делу № 77-2696/2020 указал, что участие несовершеннолетнего в качестве понятого не является основанием для отмены обжалуемого приговора, так как следственные мероприятия, при которых принимало участие вышеуказанное лиц, проведены в соответствии с требованиями действующего законодательства.

Несвоевременное ознакомление стороны защиты с постановлениями о назначении судебных экспертиз.

Позиция по данному вопросу неоднократно была обозначена Конституционным Судом Российской Федерации.

Так, в Определении Конституционного Суда РФ от 05.02.2015 № 257-О «По жалобе гражданина Шилова Сергея Яковлевича на нарушение его конституционных прав положениями статей 195 и 198 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» прямо указано, что ознакомление подозреваемого, обвиняемого с постановлением о назначении экспертизы после ее производства должно расцениваться как недопустимое нарушение права на защиту, принципа состязательности и равноправия сторон.

Однако, например, по мнению Седьмого кассационного суда общей юрисдикции, такое нарушение закона не может быть отнесено к существенным, влияющим на исход дела, поскольку данное обстоятельство не повлекло нарушения прав, предусмотренных ст. 198 УПК РФ, которые могли быть реализованы осужденным и его защитником после ознакомления с постановлениями, в том числе и в ходе судебного разбирательства.

Подробнее об этом можно почитать в Определении Седьмого кассационного суда общей юрисдикции от 23.06.2021 № 77-2668/2021.

Лично я, с учетом позиции Конституционного Суда РФ по данному вопросу, все же рекомендую использовать данный довод в кассационной жалобе в совокупности с иными доводами.

Обвинительный уклон судебного разбирательства, нарушение принципов состязательности и равноправия сторон в уголовном процессе.

Самое распространенное нарушение, которое обычно выражается в том, что суд отказывает в удовлетворении любых ходатайств стороны защиты, даже тех, которые имеют существенное значение для установления обстоятельств уголовного дела, в то время как ходатайства, заявленные стороной обвинения, в большинстве случаев удовлетворяются.

Если указать в жалобе на этот факт, высок риск получить в ответ примерно такую формулировку.

Доводы кассационной жалобы об обвинительном уклоне судебного разбирательства своего подтверждения не нашли, судебное разбирательство проведено с соблюдением предусмотренного ст. 15 УПК РФ принципа состязательности сторон, с созданием необходимых условий для исполнения сторонам процессуальных обязанностей и осуществления предоставленных им прав. В судебном заседании исследованы все существенные для исхода дела доказательства, представленные сторонами, разрешены все заявленные ходатайства. Необоснованных отказов стороне защиты в исследовании доказательств, которые могли иметь существенное значение для исхода дела, нарушений процессуальных прав участников процесса, повлиявших или могущих повлиять на постановление законного, обоснованного и справедливого приговора, по делу не допущено.

Так ответил на этот довод Четвертый кассационный суд общей юрисдикции по делу № 77-2209/2021.

Тем не менее, при наличии в деле иных существенных нарушений, указывать на данное нарушение все-таки необходимо, только не общими словами, а с обоснованием наличия прямой причинной связи между отказами суда удовлетворить ходатайства стороны защиты и влиянием таких отказов на неблагоприятный для осужденного исход по делу.

Явка с повинной, полученная в отсутствие защитника.

Это очевидно противоречивый довод, яркий пример отсутствия последовательной правовой позиции судов кассационной инстанции по данному вопросу.

Например, в Определениях Четвертого кассационного суда общей юрисдикции от 26.08.2020 по делу № 77-1322/2020 и Шестого кассационного суда общей юрисдикции от 03.08.2021 по делу № 77-3408/2021 данное нарушение закона не признается существенным.

А вот эти же суды: в Определении Четвертого кассационного суда общей юрисдикции от 23.06.2021 по делу № 77-2209/2021 и в Определении Шестого кассационного суда общей юрисдикции от 03.08.2021 по делу № 77-3279/2021 признали такую явку с повинной недопустимым доказательством.

Отсутствие в материалах дела судебного решения, на основании которого было произведено следственное действие.

Так, в Определении Седьмого кассационного суда общей юрисдикции от 24.02.2021 № 77-561/2021 указано, что, согласно материалам дела, протокол выемки сотового телефона, составленный по результатам процессуальных действий, проведенных в рамках уголовного дела, отнесенный к предъявленному осужденному обвинению, получен на основании соответствующего судебного решения, о чем содержится указание в протоколе.

Само судебное решение суду кассационной инстанции не потребовалось.

Отсутствие подписи адвоката на одном из листов протокола следственного действия, а также отметки с предупреждением участников следственного действия о применении технических средств.

По данным вопросам Шестой кассационный суд общей юрисдикции в Определении от 23.06.2021 года по делу № 77-2668/2021 указал следующее.

Ссылка в жалобе на отсутствие подписи адвоката на одном из листов протокола проверки показаний на месте не свидетельствует о существенном нарушении закона, поскольку сам осужденный на этом листе расписался, подписи адвоката на иных листах дела имеются, понятые подписали все листы протокола и в суде подтвердили проведение данного следственного действия с участием адвоката.

При таких обстоятельствах, отсутствие подписи адвоката на одном из листов протокола является технической ошибкой, не свидетельствующей о существенном нарушении уголовно-процессуального закона и не влекущим признание данного доказательства недопустимым.

Не свидетельствует о недопустимости указанных доказательств и отсутствие отметки о предупреждении участников о применении технических средств, поскольку фактически данные средства были применены и замечаний на это со стороны участников следственного действия не поступило.

Провокация преступления со стороны сотрудников правоохранительных органов.

Наиболее часто встречающееся нарушение, которое должно влечь за собой прекращение уголовного дела и уголовного преследования в отношении осужденного в суде кассационной инстанции.

Уголовные дела о незаконном обороте наркотических средств и психотропных веществ, в основе которых лежат оперативно-розыскные мероприятия (ОРМ) в виде проверочной закупки или оперативного эксперимента, практически всегда содержат признаки провокации.

Суды кассационной инстанции не торопятся признавать провокацию в действиях сотрудников полиции или иных органов. Можно даже не приводить примеры судебных решений в этой части, их множество.

Вместе с тем, в последнее время, после разъяснений по данной проблеме со стороны ЕСПЧ, который указал на необходимость производства ОРМ только на основании санкции суда, и удовлетворил большинство жалоб на игнорирование российскими судами доводов о провокации, ситуация с ней стала постепенно меняться.

В кассационных определениях, в которых принимаются во внимание доводы о провокации, суды стараются избегать термина «провокация» и заменяют его фразами о допущенных нарушениях закона при проведении ОРМ и о недопустимости полученных доказательств. (Определение Второго кассационного суда общей юрисдикции от 09.07.2020 года по делу № 77-972/2020).

Если Вам необходимо узнать, какие доводы кассационной жалобы реально работают, и повысить вероятность ее успешного рассмотрения, вам поможет адвокат в кассации

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: