Какой из способов оценки судьей доказательств рассматривается современным судом как нравственный

Обновлено: 05.05.2024

1. Судья, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью.

2. Никакие доказательства не имеют заранее установленной силы.

Комментарий к ст. 17 УПК РФ

1. Принцип свободной оценки доказательств, или оценки доказательств по внутреннему убеждению, производен от принципа независимости суда, хотя распространяет свое действие и на прокурора, следователя и дознавателя. Во-первых, он предполагает запрет указанным в данной статье лицам принимать во внимание при оценке доказательств какие-либо посторонние мнения лиц, не участвующих в процессе, а равно не основанные на доказательствах утверждения сторон и иных участников судопроизводства. Во-вторых, этот принцип направлен на обеспечение самостоятельности суда по отношению к законодателю, который не вправе принимать законы, в которых различным видам доказательств придавалась бы разная, заранее установленная сила. В части второй данной статьи по этому поводу сказано: "Никакие доказательства не имеют заранее установленной силы", т.е. названный принцип запрещает формальную (легальную) систему доказательств в уголовном процессе. Тот же самый запрет можно отнести к различного рода указаниям и разъяснениям вышестоящих прокурорских, судебных и ведомственных органов и инстанций, а также к некоторым обыкновениям судебно-следственной практики. Так, в силу данного принципа неправомерно, на наш взгляд, разъяснение о том, что те или иные виды заключений экспертов (например, некатегорического, или вероятностного, характера) не могут использоваться для обоснования приговора или любого иного судебного решения (см. об этом коммент. к ст. 80 настоящего Кодекса).

2. Внутреннее убеждение есть полная уверенность субъекта оценки доказательств относительно достоверности полученных выводов. Однако оно должно основываться не на отвлеченном мнении, а на оценке каждого из доказательств и всей их совокупности в целом. Указание о том, что доказательства оцениваются в совокупности, не означает, что значение имеет лишь общее впечатление, которое произвели исследованные доказательства на судью, присяжного заседателя и др. Оценить доказательства в совокупности - значит не упустить ни одного из них. В описательно-мотивировочной части приговора суд в силу данного принципа обязан дать оценку всем исследованным им доказательствам и указать, почему он принимает за основу своего решения одни из доказательств и почему отвергает другие (п. 2 ст. 307).

3. Нарушением принципа свободной оценки доказательств является не только введение легальной системы оценки доказательств, но и использование в текстах судебных решений в явочном порядке ряда формулировок-штампов, которые указывают на стихийное применение в доказывании рудиментов формальной оценки доказательств. Так, в приговорах нередко можно встретить такие, например, обороты: "суд признает показания обвиняемого недостоверными, ибо последний желает избежать уголовной ответственности"; "суд не доверяет показаниям подсудимого, поскольку в ходе предварительного следствия и судебного разбирательства он свою вину не признал и неоднократно менял показания"; "у суда нет оснований не доверять показаниям сотрудников милиции, у которых не было мотивов оговаривать обвиняемого, поскольку ранее они знакомы с ним не были"; "суд отвергает заключение специалиста, данное в судебном заседании по инициативе защитника, поскольку оно противоречит выводам, содержащимся в заключении экспертизы, назначенной и проведенной в ходе предварительного следствия в установленном законом порядке" и другие "шедевры" юридической мысли времен средневековья.

Под ред. А.В. Смирнова "КОММЕНТАРИЙ К УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОМУ КОДЕКСУ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ" (ПОСТАТЕЙНЫЙ), 5-е издание

Судебная практика по статье 17 УПК РФ:

Все его показания приведены в приговоре, им дана надлежащая оценка в соответствии с требованиями ст. 17 , 88 УПК РФ в совокупности с другими доказательствами, подтверждающими виновность Вдовина Д.Ю. Вопреки доводам стороны защиты, С было разъяснено право отказаться от дачи показаний, гарантированное ст. 51 Конституции Российской Федерации (т.67 л.д.146). Нарушений уголовно процессуального закона, влекущих признание его показаний недопустимыми, в судебном заседании не допущено.

Ссылка в апелляционной жалобе адвоката Ховрачева Ю.А. на правила доказывания по уголовным делам (утверждается, что необходимы, как минимум, два объективных доказательства) не основана на законе, напротив в силу ч. 2 ст. 17 УПК РФ никакие доказательства по делу не имеют заранее установленной силы.

Данные доказательства, несмотря на отрицание своих ранее данных показаний Паршинцевой И.А., достоверно подтверждают вину осужденного Жердева А.А. в сбыте героина. Суд дал оценку показаниям Паршинцевой И.А. в соответствии с требованиями ст. 17 , 88 УПК РФ. Обстоятельства совершения данного преступления следствием и судом установлены с достаточной полнотой, действия Жердева А.А квалифицированы верно.

Доказательственное Право, претерпевая эволюцию в соответствии с развитием всего права и нравственной эволюцией общества, гуманизируется как в принципиальных основах, так и в части использования отдельных видов доказательств. Доказательства разыскивают, проверяют и оценивают люди, а сами доказательства исходят от других людей, которые или являются «источниками» сведений об обстоятельствах, существенных для уголовного дела, или привлекаются к их исследованию. Отсюда ясно, какую важную роль играют нравственные качества тех, кто оперирует доказательствами, и тех, туг кого их получают, а также нравственные начала законодательства, регламентирующего получение и использование доказательств различных видов.

Показания обвиняемого в инквизиционном процессе считались наиболее совершенным средством установления истины. Особое значение придавалось признанию обвиняемым своей вины в совершении преступления, которое считалось «лучшим свидетельством всего света». А для получения этого «совершенного» доказательства законным средством являлась пытка.

Рецидивы придания показаниям обвиняемого, признающего себя виновным, особого доказательственного значения, встречались и встречаются до последнего времени. В советский период Вышинский пропагандировал идею преобладающей роли показаний обвиняемых, признавших себя виновными. В практической деятельности в качестве Государственного обвинителя на громких политических процессах, где штамповались фальсифицированные обвинения, он демонстрировал способы ее реализации, настаивая на осуждении невиновных. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР 1960 г. впервые включил норму: «Признание обвиняемым своей вины может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении признания совокупностью имеющихся доказательств по делу» (ч. 2 ст. 77). Однако ориентирование расследования главным образом на получение признания обвиняемого — очень живучее явление.

Современный уголовной процесс исходит из принципиального запрета принуждать человека свидетельствовать против самого себя. Из этого следует, что никто не вправе принуждать подозреваемого, обвиняемого вообще давать показания, а также домогаться от него признания себя виновным. Нравственное содержание этого запрета состоит в том, что обвинение (или подозрение) человека в преступлении должно быть доказано тем, кто обвиняет. Каждый считается невиновным до соответствующего юридически значимого решения. Требовать от человека изобличать самого себя — значит вступать в противоречие с презумпцией невиновности. Если же обвинение адресовано невиновному, на которого ошибочно пало подозрение, то оно унижает достоинство честного человека. Обвиняемый и подозреваемый должны быть свободны в принятии решения о том, давать ли им показания и какие именно.

Обвиняемый не несет уголовной ответственности за заведомо ложные показания, в отличие от свидетелей и потерпевших. Поэтому, естественно, возникает вопрос о том, имеет ли обвиняемый «право на ложь».

Ложные показания обвиняемого могут быть даны в разных ситуациях: тот, кто действительно совершил преступление, отрицает свою вину и, защищаясь от обвинения, пытается ложными показаниями уйти от ответственности; виновный стремится переложить ответственность за собственное преступление на других, ложно их оговаривая; виновный в тяжком преступлении дает ложные показания о совершении менее тяжкого преступления. Наконец, невиновный (а такие случаи встречаются в жизни) по важным для него причинам дает ложные показания, признаваясь в преступлении, совершенном другим или вообще не имевшем места.

Отсутствие уголовной ответственности обвиняемого за заведомо ложные показания и «право на ложь» — разные вещи. Отсутствие обязанности говорить правду под угрозой юридической ответственности нельзя смешивать с правом лгать.

М. С. Строгович писал, что «если бы обвиняемый и подозреваемый имели право давать заведомо ложные показания, следователь и суд были бы обязаны не только разъяснять им это право, но и содействовать, помогать им ’Ь его осуществлении. Речь идет, очевидно, не о праве на ложь, а об отсутствии уголовной ответственности за ложные показания, что, конечно, не одно и то же»[45].

Резюмируя свою позицию по рассматриваемому вопросу, Л. Д. Кокорев резонно утверждает: «Закон не установил в отношении обвиняемого и подозреваемого уголовную ответственность не только за отказ от дачи показаний, но и за ложные показания. Однако это вовсе не означает, что за ними признано право на ложь. Правдивость — нравственный принцип, и никакого исключения для уголовного процесса закон не делает и не может делать, так как это означало бы поощрение аморальных действий[46].

Иногда то обстоятельство, что обвиняемый не желает давать показания или дал ложные показания, пытаются использовать в качестве одного из доказательств его виновности. Однако такая практика, основанная на игнорировании права обвиняемого свободно Определять свою позицию по отношению к обвинению, в настоящее время приходит в противоречие с конституционным положением, запрещающим принуждать человека к самоизобличению. Она противозаконна и не соответствует этическим нормам.

Переоценка признания обвиняемого и стремление получить его и «закрепить» имеют довольно широкое распространение. Методы, которые при этом применяются, не всегда соответствуют как закону, так и нравственным нормам. Так, например, для его получения используется положение закона о чистосердечном раскаянии как обстоятельстве, смягчающем ответственность, которое подменяется признанием вины; принимаются меры, препятствующие свободе обвиняемого в определении своей позиции по отношению к обвинению и в связи с этим к «закреплению» признания, предпринимаются попытки возлагать на обвиняемого обязанность доказывать свою невиновность и т. п.

Показания обвиняемого, отрицающего свою вину, могут иметь разные нравственные оценки, как и действия и решения в связи с такими показаниями должностных лиц, ведущих производство по делу.

Если обвиняемый отрицает свою вину, то эта его позиция обязывает обвинителя опровергнуть ее достаточными доказательствами или же убедиться в невиновности обвиняемого. При этом одно лишь утверждение о невиновности при отсутствии сколько-нибудь развернутых показаний обвиняемого по существу имеет и юридическое, и психологическое, и нравственное значение. Версия обвиняемого, отрицающего свою вину, подлежит проверке и может быть отвергнута лишь при достаточных к тому доказательствах.

Разный подход к оценке доказательственного значения показаний обвиняемого в зависимости от отношения его к обвинению логически и этически не оправдан.

А. С. Пушкин в «Капитанской дочке» писал: «Думали, что собственное признание преступника необходимо для его полного изобличения — мысль не только не основательная, но даже и совершенно противная здравому смыслу, ибо если отрицание подсудимого не приемлется в доказательство его невинности, то признание его и того менее должно быть доказательством его виновности».

Установленная уголовно-процессуальным законом обязанность следователя и суда выяснять отношение обвиняемого к предъявленному ему обвинению обусловлена нравственно. Следователь и суд обязаны спросить обвиняемого на этапных моментах производства по делу (после предъявления обвинения при допросе на предварительном следствии и перед началом судебного следствия) о том, признает ли он себя виновным в предъявленном ему обвинении. Это вызвано не только соображениями,. связанными с определением более рационального порядка дальнейших действий следователя и суда. Не менее важно, что это правило отражает внимание к обвиняемому как человеку, чья судьба зависит от исхода дела, нравственную обязанность выяснить его позицию и нравственное право обвиняемого на ее высказывание и учет.

Показания обвиняемого во всех случаях подлежат всесторонней проверке. Если они противоречат обвинительной версии, то могут быть отвергнуты лишь при их опровержении достаточными доказательствами. При этом действует общее правило о толковании сомнений в пользу обвиняемого.

Показания свидетелей и показания потерпевших относятся к числу наиболее распространенных доказательств. Среди других этических вопросов, возникающих при использовании показаний свидетелей, заслуживает внимания широко распространенная практика допросов в качестве свидетелей будущих обвиняемых, фактически подозреваемых в совершении преступлений, но официально в соответствии с нормами действующего УПК не считающихся подозреваемыми. Допрос этих «свидетелей» по поводу их собственных действий, направленный на изобличение их самих в совершении преступлений, 6 постановкой соответствующих вопросов по сути своей аморален. Такого «свидетеля» допрашивают с предупреждением об уголовной ответственности за отказ давать показания и за заведомо ложные показания. Но привлечь его к ответственности невозможно, как в случае, если он потом станет обвиняемым, так и при ошибочности подозрения. Таким образом, допрос в приведенных ситуациях сопровождается фактически обманом со стороны допрашивающего. Аморальность рассматриваемой практики состоит и в том, что человека принуждают свидетельствовать против самого себя. В настоящее время это приходит в прямое противоречие с конституционным запретом требовать самоизобличения.

Привлечение к уголовной ответственности за лжесвидетельство сопряжено с решением определенных нравственных вопросов. Лжесвидетельство, как и все другие преступления, аморально. Но нравственные оценки его в общественном Сознании различаются в зависимости рт того, каково содержание заведомо ложных показаний. Если свидетель дает заведомо ложные показания с целью обвинить в преступлении невиновного, то такие действия однозначно признаются аморальными, низкими. Но в случаях, когда ложные показания направлены на освобождение от ответственности виновного, оценки могут различаться. Здесь приобретает значение мотив, которым руководствовался свидетель (жалость к виновному, особые с ним отношения, угроза со стороны мафиозных структур, подкуп и т. п.). Обобщение практики привлечения к ответственности за лжесвидетельство показывает, что в преобладающем большинстве случаев оно имеет место с целью избавить от ответственности действительно виновных. Это приводит к тому, что такие преступления все чаще остаются безнаказанными. Между тем подобная практика способствует распространению в нравственном сознании не только безразличного, но едва ли не положительного отношения ко лжи, которую гражданин сообщает представителям власти, будучи обязан по закону говорить правду. В конечном счете это может повлиять и на оценку в обществе такого нравственного качества, как правдивость, честность вообще.

До последнего времени в законодательстве и практике производства по уголовным делам не получали должного решения вопросы свидетельского иммунитета. Действовавшее длительное время законодательство исходило из-приоритета интересов установления истины и изобличения виновного перед охраной нравственных ценностей. Запрет допроса в качестве свидетеля распространялся только на защитника обвиняемого, причем лишь по поводу обстоятельств дела, которые стали ему известны в связи с выполнением обязанностей защитника.

Многие ученые длительное время доказывали необходимость расширения круга лиц, не подлежащих допросу в качестве свидетелей, именно вследствие этических соображений, когда обязанность свидетельствований на следствии и суде для определенных категорий людей может оказаться сопряженной с попранием моральных ценностей. К настоящему времени в законодательном порядке приняты принципиально верные решения: никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников; охраняется тайна исповеди; расширены пределы адвокатской тайны. Предстоит облечь в конкретные процессуальные формы на уровне УПК РФ процедуру реализации этих важных положений, как и охрану врачебной тайны, тайны личной жизни и других нравственных ценностей при производстве по уголовным делам.

При использовании показаний потерпевшего следует учитывать нравственную сторону его процессуального положения и специфику отношений его с обвиняемым. Потерпевший вправе дать показания, но одновременно он обязан их дать, причем правдивые. Он находится не только в процессуальных, но и в нравственных отношениях с обвиняемым. Потерпевший при общении с подозреваемым, обвиняемым может испытывать дополнительные стрессовые ситуации во время очных ставок, допросов на суде и при иных следственных и судебных действиях потерпевший может быть тем, кто своим поведением определенным образом спровоцировал преступление. Показания потерпевшего могут содержать преувеличения и неточности, естественные для человека, ставшего жертвой преступления. Потерпевший нередко в первую очередь подвергается незаконному воздействию со стороны преступников и их окружения.

Все эти обстоятельства обязывают при получении, исследовании и оценке показаний потерпевшего проявлять особую чуткость к нему как человеку, оберегать потерпевшего от дополнительных нравственных страданий, не допускать унижения его достоинства с чьей бы то ни было стороны, проявлять разумную снисходительность при возможных заблуждениях и ошибках потерпевшего, дающего показания.

Вопрос о нравственных аспектах использования других видов доказательств (заключения экспертов и специалистов, вещественные доказательства, документы) здесь рассматриваться не будет, хотя в дальнейшем определенные сведения на этот счет будут изложены применительно к анализу конкретных процессуальных действий.

VIII. Специальные замечания об отдельных искусствах

VIII. Специальные замечания об отдельных искусствах На одном виде стилизирования мы должны еще остановиться несколько дольше. Я имею в виду стилизированное преобразование выхваченной из действительности и художественно изображенной жизни и связанное с этим

Ограничение использования книги

Ограничение использования книги Данная электронная книга свободна для некоммерческого использования и распространения при условии, что Вы не будете изменять текст книги.Оригинал книги (актуальная версия перевода) всегда доступен на сайте электронного издательства Ex

§ 4. Теоретическое несовершенство отдельных наук

§ 4. Теоретическое несовершенство отдельных наук Из повседневного опыта мы знаем, что художник, искусно обрабатывая свой материал или высказывая решительные и зачастую верные суждения о ценности произведений своего искусства, лишь в исключительных случаях исходит из

§ 5. Теоретическое восполнение отдельных наук метафизикой и наукоучением

§ 5. Теоретическое восполнение отдельных наук метафизикой и наукоучением Чтобы достичь этой теоретической цели, необходимо прежде всего, как это признано почти всеми, заняться, во-первых, рядом исследований, относящихся к области метафизики. Задача последней состоит в

Исследование истории отдельных стран

Исследование истории отдельных стран Предметом внимания Энгельса как историка были не только общие социальные процессы, но и их конкретное проявление, которое обнаруживалось прежде всего в исторических судьбах отдельных народов и стран. Нередко он изучал эти судьбы и в

УЛОВКА ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ДВОЙНОГО КАНАЛА СВЯЗИ

УЛОВКА ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ДВОЙНОГО КАНАЛА СВЯЗИ Но подобная тактика действия «с черного хода» не идет ни в какое сравнение с таким изощренным способом, который можно назвать тактикой использования двойного канала связи, когда альтернативные или противоречивые послания

3. Характер отдельных типов

3. Характер отдельных типов Из предыдущего следует, что если говорить об отдельных элементных типах, то высший тип – это те элементы, из которых состоит космос в целом.а) Состоящий, из элементов космос в целом (In R. P. I 69, 8 – 9; 92, 7 – 8) образует из них точную систему связей (II 9, 3

Ограничение использования книги

Ограничение использования книги Данная электронная книга свободна для некоммерческого использования и распространения при условии, что Вы не будете изменять текст книги.Оригинал книги (актуальная версия перевода) всегда доступен на сайте электронного издательства Ex

6. Возможности использования

6. Возможности использования Лучший политолог рубежа XIX–XX веков, Владимир Ильич Ульянов-Ленин, учил, что у хорошего руководителя каждый подчиненный занимает то место, где его достоинства принесут наибольшую пользу, а недостатки – наименьший вред.Опыт Германии и

Ограничение использования книги

Ограничение использования книги Данная электронная книга свободна для некоммерческого использования и распространения при условии, что Вы не будете изменять текст книги.Оригинал книги (актуальная версия перевода) всегда доступен на сайте электронного издательства Ex

Ограничение использования книги

Ограничение использования книги Данная электронная книга свободна для некоммерческого использования и распространения при условии, что Вы не будете изменять текст книги.Оригинал книги (актуальная версия перевода) всегда доступен на сайте электронного издательства «Ex

Ограничение использования книги

Ограничение использования книги Данная электронная книга свободна для некоммерческого использования и распространения при условии, что Вы не будете изменять текст книги.Оригинал книги (актуальная версия перевода) всегда доступен на сайте электронного издательства Ex

Неверное понимание, происходящее от использования слов

Неверное понимание, происходящее от использования слов В книге «Я Есть То» Махарадж все время говорит: «Нет ничего, что вы могли бы сделать, просто будьте в покое, вернитесь к Источнику и пребывайте в „Я есть“». Но я не могу сделать и этого.Нет. Как я уже говорил, в течении

II. Производственные единицы на отдельных ступенях хозяйства

II. Производственные единицы на отдельных ступенях хозяйства Понятно, что основные положения об устройстве заведений, развитые в предыдущем отделе, действительны во всех областях хозяйственной жизни. Но особенности условий производства в различных сферах хозяйственной

Установление истины — непременное условие справедливого правосудия по уголовному делу. Именно истины, правды требует общество от судей; истина, правда образуют сущность приговора суда как акта правосудия. Несмотря на тот факт, что в настоящее время слово «истина» в уголовно-процессуальном законодательстве отсутствует, оно не исчезло из реальной правоприменительной деятельности. Деятельность, не направленная на установление истины, не только незаконна, но и безнравственна.

Требование установления правды, истины ранее постоянно присутствовало в отечественном законодательстве, регулирующем деятельность суда. (Употребление термина «правда» как синонима термина «истина» свойственно и современному русскому языку.)

В «Кратком изображении процессов» Петра I аудитору вменялось в обязанность поступать в деле «сущею правдою». Александр II, вступая на престол, в марте 1856 г. провозгласил: «Да правда и милость царствуют в судах». Статья 613 Устава уголовного судопроизводства 1864 г. обязывала судью, председательствующего по делу, направлять ход дела «к тому порядку, который наиболее способствует раскрытию истины». В первом советском УПК РСФСР, принятом 25 мая 1922 г., ст. 261 почти без изменений воспроизводила это положение. В последующем и вплоть до принятия УПК РФ эти законодательные нормы оставались неизменными.

Проблема установления истины при производстве по уголовному делу имеет разные аспекты, в том числе и нравственные. М. С. Строгович писал, что «проблема истины в уголовном процессе — это не только юридическая, но и в не меньшей мере этическая проблема». Он отмечал, что в «этическом плане она исследована очень мало и слабо»[36].

Подлинное правосудие невозможно без установления истины. Поэтому в уголовном процессе истина «котируется как од на из самых высоких моральных ценностей»[37].

Обязанность суда устанавливать истину по уголовному делу представляет собой не только юридический, но и нравственный долг деятелей правосудия. Судья не имеет нравственного права осудить невиновного, против которого обвинение собрало какие-либо доказательства, а защита не смогла убедительно противостоять обвинению. Но и оправдание действительно виновного вследствие формального отношения судьи к исследованию обстоятельств дела, его безразличия и пассивности делает приговор необоснованным и несправедливым. Такой приговор является следствием отступления судьи от требований его нравственного долга.

В законодательстве России, в трудах российских ученых как до революции, так и в советский период требование устанавливать в суде истину не подвергалось сомнению. Правда, философская характеристика истины (материальная, судебная, объективная и др.) была далека от единообразия. Однако в послед нее время стал преобладать взгляд, что суд не в состоянии установить истину и что требовать от суда по каждому делу ее выяснять нет оснований. Подлинно научная аргументация на этот счет отсутствует, но декларативные заявления в печати сыграли свою негативную роль при принятии УПК РФ. Следует согласиться с Л. Д. Кокоревым, который, критикуя тех, кто выступал за освобождение судей от обязанности устанавливать истину, писал: «За такими рассуждениями скрывается не столько профессиональная несостоятельность, сколько нравственная неспособность осуществлять доказывание на основе своего внутреннего судейского убеждения, базирующегося на материалах уголовного дела, страх перед ответственностью за ошибку. Следователь, прокурор, судья должны быть уверены в своих нравственных силах, независимо осуществлять доказывание, устанавливать истину, принимать обоснованное, справедливое решение и не бояться никакой ответственности за свои нравственно оправданные действия и решения»[38].

Отрицание возможности установить по уголовному делу истину, правду лишает правосудие нравственной цели и содержания и может служить оправданием любой несправедливости. Установление истины, а следовательно, справедливое разрешение дела: осуждение только виновного и в соответствии со степенью его вины и безусловное оправдание невиновного — нравственный долг судьи-Установление истины — высоконравственная цель доказывания, без достижения которой справедливое правосудие невозможно.

На судье в российском процессе всегда лежал нравственный долг установления истины, правды. Попытки представить суд пассивным наблюдателем схватки между противоборствующими сторонами нр соответствуют исторической правде и предназначению суда как органа правосудия. Следует напомнить мнение глубокого знатока и горячего защитника Судебных уставов 1864 г. А. Ф. Кони, который считал, что судья призван прилагать все силы ума и совести, знания и опыта, чтобы постигнуть житейскую и юридическую природу дела, должен напрягать свои душевные силы «для отыскания истины». По мнению А. Ф. Кони, обвинитель и защитник при состязательном начале процесса — помощники судьи в исследовании истины[39]. Попытки снять с суда ответственность и лишить его возможности устанавливать истину, отдав все на усмотрение сторон под флагом развития состязательности, — не что иное, как доведение до абсурда самой плодотворной и гуманной идеи состязательного начала в процессе.

Глава V НРАВСТВЕННЫЕ НАЧАЛА УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ДОКАЗЫВАНИЯ

Глава V НРАВСТВЕННЫЕ НАЧАЛА УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ДОКАЗЫВАНИЯ § 1. Установление истины по уголовному делу как нравственная цель доказывания Установление истины — непременное условие справедливого правосудия по уголовному делу. Именно истины, правды требует

§ 2. Презумпция невиновности и обязанность доказывания в нравственном аспекте

§ 2. Презумпция невиновности и обязанность доказывания в нравственном аспекте Инквизиционный процесс, порожденный государственным строем, основанным на несвободе человека, абсолютистской, тоталитарной власти, исходил из презумпции виновности. Достаточно было в

§ 2. Роль судьи, председательствующего по делу, в обеспечении нравственного характера разбирательства дела

§ 2. Роль судьи, председательствующего по делу, в обеспечении нравственного характера разбирательства дела Нравственные отношения между судьями возникают в процессе судебного разбирательства, осуществляемого коллегиальным судом. Судебное разбирательство — решающая

§ 2. Культура производства по уголовному делу

§ 2. Культура производства по уголовному делу При производстве предварительного следствия и осуществлении правосудия проявляются и реализуются общие элементы правовой культуры, существующей в обществе.В основе обеспечения культуры следствия и правосудия лежит

Относительность философской истины и абсолютность истины христианской

Относительность философской истины и абсолютность истины христианской Каждый христианин знает, что философские истины, размышления и теории ни в коей мере не могут заменить истины христианской, ибо истины, которые открывает нам философия, относительны, а истина,

8. Духовно-нравственная система ноосферного человека – духовно-нравственная система ноосферного образования

8. Духовно-нравственная система ноосферного человека – духовно-нравственная система ноосферного образования 8.1. Ноосферное образование как духовно-нравственное образование Но утопическая тяга к идеальному варианту требует уяснения условий его неутопической

[II] Критика как установление границ

[II] Критика как установление границ Предшествующий анализ зависел от временных ограничений. Мы основывались на допущении, что у Гуссерля реально используемый метод можно отличить от философской интерпретации, которые он постоянно смешивал, особенно в своих

5. УСТАНОВЛЕНИЕ КОНЦЕПТОВ

5. УСТАНОВЛЕНИЕ КОНЦЕПТОВ Возможно, те семьи концептов, которые вырисовываются в трудах Линнея (равно как и те, что мы находим у Рикардо или в грамматике Пор-Рояля) способны создавать устойчивые совокупности. Возможно, нам удалось бы воссоздать дедкутивную структуру,

СОГЛАСИТЕЛЬНЫЕ ДЕБАТЫ ПО ДЕЛУ ВАЛЬДЕНЕРА

СОГЛАСИТЕЛЬНЫЕ ДЕБАТЫ ПО ДЕЛУ ВАЛЬДЕНЕРА Кёльн, 1 августа. Нам снова предстоит сообщить о нескольких согласительных заседаниях.На заседании 18 июля обсуждался вопрос о вызове депутата Вальденера. Центральная комиссия высказалась за принятие этого предложения. Три

Сценарий пессимистический: конец — делу венец

Сценарий пессимистический: конец — делу венец Сотворив все миры, он, пастырь, свертывает [их] в конце времени. Шветашватара-упанишада, 3:2 Все течет до назначенного предела. Коран, 39:7 По первому сценарию нас всех ожидает полный и окончательный конец — Конец света. Даже само

13. Вечная религия и три истины: самбандха, абхидхея и прайоджана (свидетельство истины)

13. Вечная религия и три истины: самбандха, абхидхея и прайоджана (свидетельство истины) Следующим вечером Враджанатх вновь пришел к святому Шри Рагхунатхе и сел под дерево бакула лицом к дому Шривасы. У пожилого бабаджи в сердце уже родилась отцовская любовь к

К ДЕЛУ НЕ ОТНОСИТСЯ

К ДЕЛУ НЕ ОТНОСИТСЯ Одна хозяйка застала своего повара за процеживанием супа через носок ее мужа.«Ты что делаешь с носками хозяина?» — в ужасе закричала она.«Не стоит волноваться, мэм, — ответил повар. — Я ведь не брал чистой пары!»Лично мне нравится, как доктор Сэмюэль

Глава 9. Цель как первый принцип практического мышления и использование средств как начало действий: цель как первое в порядке намерения и последнее в порядке исполнения (Размышление о целях и средствах)

Глава 9. Цель как первый принцип практического мышления и использование средств как начало действий: цель как первое в порядке намерения и последнее в порядке исполнения (Размышление о целях и средствах) Хорошее как желаемое и желаемое как хорошее.Этика, книга I, главы 1,

Константинова Дарья

Я уже давно не следователь, но часто, оказавшись поблизости в связи с необходимостью посещения следственного изолятора или по иным причинам, захожу в гости к своим друзьям и бывшим коллегам.
При встрече за чашкой ароматного чая мы, как правило, обсуждаем интересные ситуации из практики, советуясь, споря, ругаясь, но искренне уважая опыт и мнения друг друга.

В один из таких вечеров, когда рабочий день следователя подошел к концу, я сидела со своим другом А., обсуждая дело о квартирном мошенничестве. Речь шла об организованной группе, которая на протяжении нескольких лет, под прикрытием законной деятельности риелторского агентства, путем обмана завладевала квартирами граждан, ведущих антисоциальный образ жизни. Потерпевшими были лица, юридически безграмотные, доверчивые, как правило, зависимые от алкоголя и в силу этих обстоятельств социально незащищенные, являющиеся отличным объектом для мошенников. В разных районах г. Москвы были обнаружены трупы бывших собственников квартир, но установить к этому причастность данной преступной группы и факт криминальной смерти (смерть наступала от отравления спиртными напитками) так и не удалось.

Суть нашего спора была в следующем. Один из сотрудников описанной риелторской компании осуществлял сопровождение сделки, которая, как в дальнейшем было установлено, являлась элементом мошеннической схемы по завладению квартирой.

К уголовной ответственности привлечены несколько фигурантов – сотрудники указанного агентства, а в данный момент перед следователем вставал вопрос о привлечении к уголовной ответственности и риелтора П. Доказательств, подтверждающих умысел на совершение мошенничества, по мнению следователя, было совсем немного, а по моему мнению, их не было вовсе.

– Как ты думаешь, можно вменять П. совершение мошенничества на основании тех доказательств, которые у меня есть, или оставлять его свидетелем? – спросил А.

– На мой взгляд, для установления умысла на совершение мошенничества доказательств в уголовном деле недостаточно, скорее всего, если не будет новых доказательств, придется оставлять свидетелем. Не докажешь, – занимая сторону защиты, ответила я.

– У нас несколько трупов нашли, квартиры перепродавались через агентство, СК проверку проводит, но времени много прошло с момента смерти, трудно будет установить виновных. Они много горя людям причинили. У меня есть приговор по другому эпизоду в отношении П. Он в этот период совершил мошенничество в составе этой же группы, как он мог не знать, что эта сделка тоже является обманом?

– Но эпизод же другой, а у них еще и законные сделки были, не совсем правильно делать вывод о его причастности к этому преступлению на основании приговора по другому факту.

– Помнишь дело Ф.? Мы это дело с тобой вместе расследовали. Мошенники оставили ее на улице с пятью детьми, жить им было негде. Государство временно квартиру предоставило, а у них срок по ее пользованию истекал. Она хоть и глупая была из-за своей доброты и наивности, но для детей на все готова. А ее мошенники выставили на улицу, и ведь хватило совести!

– Помню… (Я ее действительно хорошо помнила, она к нам приходила после того, как мы дело в суд направили, искренне благодарила).

– Да, хорошо, когда можно помочь. Но там иная ситуация, и доказательств было достаточно, хотя мы их с тобой долго собирали, дело сложное было.

– Я очную ставку провел, мне потерпевшая подтвердила, что П. в ходе одной встречи находился в помещении с остальными своими коллегами, которые принимали непосредственное участие в обмане.
– А он в разговоре участвовал?

– Нет, – с сожалением ответил А.

– А мог он не понимать, что потерпевших в ходе этого разговора обманывают?

– Мог, но это маловероятно, он же знал, что они мошенники. Есть приговор. Он мне говорит, что сделку до конца не сопровождал, но я думаю, что он и в этом врет. В приговоре указано, что П. именно в этот период совершал другие мошенничества с теми же соучастниками.

– Я думаю, что для установления умысла это очень сомнительные доводы. В обвинении, конечно, ты великолепно распишешь его роль, а вот в обвинительном заключении, пожалуй, аргументов будет маловато.

Он улыбнулся, только очень печальной и уставшей улыбкой. Это был один из тех следователей, которого я бы назвала следователем с большой буквы. До глубины души честный и порядочный, умный, с развитым чувством эмпатии, очень любящий свою работу, по-своему справедливый, имеющий за спиной внушительный стаж работы следователем. А самое главное, убежденный, что он может сделать этот мир чуточку лучше. Ему не нужны были звездочки и «звезды», он просто занимался тем, во что верил и что любил.

– Даша, он не мог не знать. Кстати, по нашему с тобой бывшему делу, потерпевшего из окна выбросили, в больнице лежит. Я же ему говорил, чтобы никого к себе не заселял и пить перестал. Не послушался. Опять кого-то в квартиру впустил. Как и кто выбросил, не помнит. Нет, не мог он не знать, буду избирать ему меру пресечения и предъявлять обвинение. Направлю в суд. У него три адвоката, вот пусть они судью и убеждают в его невиновности. Суд разберется, а в обвинительном заключении я анализ доказательств сделаю в лучшем виде.

Конечно, я все отлично помнила: и одинокую старую женщину, которую до смерти забили молотком из-за квартиры, и Ф., упавшую в отчаянии на колени, ради своих детей. Но еще я помню историю своего друга, которого несправедливо подвергали уголовному преследованию в течение более пяти лет по тому же принципу: «Он не мог не знать». И у него в тот момент была семья, дети, жизнь.

В уголовном процессе залогом принятия законного и обоснованного решения по расследуемому уголовному делу является правильная оценка доказательств. Ошибка в оценке имеющихся сведений и фактов или их неполное исследование может привести к последующему несправедливому процессуальному решению.

Свобода оценки доказательств является одним из немаловажных принципов независимости судьи и следователя при осуществлении ими своей процессуальной деятельности.

Следователь в силу занимаемой им обвинительной позиции и специфики своей работы априори оценивает доказательства с определенной психологической установкой. По сути, следствие любыми способами собирает доказательства обвинительного характера, не давая надлежащей оценки доказательствам защиты. Все заявления стороны защиты о процессуальных нарушениях при сборе доказательств, как правило, отклоняются.

В силу принципа независимости судей при осуществлении правосудия, провозглашенного в ст. 120 Конституции РФ (судьи независимы и руководствуются только Конституцией РФ и федеральным законом), именно на суд фактически возложена обязанность иметь подлинную объективность при оценке доказательств, так как он не связан позицией сторон. При поступлении уголовного дела судья должен понимать, что собранные следователем доказательства необходимо рассматривать под призмой осознания того факта, что они представлены стороной обвинения. С учетом этого, при оценке имеющихся данных, необходимо всецело выслушивать и принимать во внимание позицию защиты.

Однако зачастую суд дублирует функции обвинения, и надежды человека, в отношении которого осуществляется преследование на то, что он будет услышан, остаются неоправданными. Исходя из сложившейся российской судебной практики, основная стадия уголовного процесса – это предварительное следствие (дознание). Именно эта закрытая, негласная стадия в большинстве случаев решает судьбу человека, и именно с позицией, предложенной следователем по уголовному делу, скорее всего, и согласится суд.

Сложившаяся практика рассмотрения уголовных дел судами в Российской Федерации в настоящее время такова, что оправдательные приговоры практически не выносятся.

Согласно ст. 17 Уголовно-процессуального кодекса РФ, принцип свободы оценки доказательств провозглашают судья, следователь и другие лица, указанные в законе, оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью, никакие доказательства не имеют заранее установленной силы.

Закон, с одной стороны, призывает оценивать доказательства, руководствуясь неким морально-нравственным аспектом, который затруднительно формализовать на законодательном уровне, с другой стороны, руководствоваться его же четкими требованиями об относимости, допустимости, достоверности и достаточности этих доказательств для разрешения уголовного дела.

Так, ст. 88 УПК РФ закрепляет правила оценки доказательств и указывает, что «каждое доказательство подлежит оценке с точки зрения относимости, допустимости, достоверности, а все собранные доказательства в совокупности – достаточности для разрешения уголовного дела». В ст. 75 УПК РФ указаны критерии недопустимости собранных по уголовному делу доказательств, в том числе использование показаний подозреваемого, обвиняемого, данных в ходе судебного разбирательства по уголовному делу в отсутствие защитника, включая случаи отказа от защитника, и не подтвержденных подозреваемым, обвиняемым в суде; показаний потерпевшего, свидетеля, основанных на догадке, предположении, слухе, а также показаний свидетеля, который не может указать источник своей осведомленности. Данной нормой законодатель ограничил свободу правоприменителя в оценке доказательств, указав, какие доказательства должны признаваться недопустимыми в обязательном порядке.

Но на практике все гораздо сложнее.

Оценка доказательств затрудняется в случае, когда имеются косвенные доказательства вины, при отсутствии неоспоримых и оправдательных, а также когда совокупность доказательств обвинения имеет равное значение с совокупностью оправдательных. Конечно, в таких случаях суд должен руководствоваться не только внутренним убеждением, но и требованием презумпции невиновности. Оправдательный приговор может быть основан на предположении невиновности, но при вынесении обвинительного приговора любые сомнения в виновности лица недопустимы, и в силу ч. 4 ст. 302 УПК РФ обвинительный приговор не может быть основан на предположениях.

Однако судебно-следственная практика идет по пути достаточности таких доказательств, как показания обвиняемого, заключившего сделку со следствием, в отношении другого соучастника. И, несмотря на отсутствие иных доказательств, бывают случаи, когда только на этом доказательстве констатируется вина подсудимого. Хотя, объективно оценивая такие показания, можно сделать вывод о заинтересованности лица в оговоре иных соучастников с целью смягчения собственного наказания.

Встречаются случаи, когда суд делает вывод о наличии умысла (осведомленности обвиняемого о том, что его действия носят преступный характер, хотя и совершаются под видом законных) на основании косвенных доказательств, при полном отсутствии иных, исходя из сложившегося в ходе следственной практики принципа «он не мог не знать!»

В своем определении от 12 июля 2005 г. № 323-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Шейченко на нарушение его конституционных прав статьями 17, 88, 234 и 235 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» Конституционный Суд разъяснил, что: «Предусмотренный статьей 17 УПК Российской Федерации принцип оценки доказательств по внутреннему убеждению закрепляет адресованное судье, присяжным заседателям, прокурору, следователю и дознавателю требование не только исходить при такой оценке из своего внутреннего убеждения и совести, но и основываться на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств и руководствоваться законом, что должно исключать принятие произвольных, необоснованных решений. Не предоставляя таким образом органам предварительного расследования и суду право произвольного решения вопросов об относимости, допустимости, достоверности и достаточности доказательств, указанное нормативное предписание вместе с тем направлено на исключение какого бы то ни было внешнего воздействия на суд, следователя и других лиц, осуществляющих производство по уголовному делу, с целью понуждения их к принятию того или иного решения. Этим, в частности, обеспечивается действие провозглашенного в ст. 120 Конституции Российской Федерации принципа независимости судей при осуществлении правосудия».

Аналогичную позицию Конституционный Суд РФ отразил в Определении от 25 января 2005 г. № 45-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Бутусова М.С.»

В Постановлении Пленума ВС РФ от 29 апреля 1996 г. № 1 «О судебном приговоре» имеются рекомендации общего характера при оценке доказательств с целью вынесения правосудного приговора, иных разъяснений об оценке доказательств не имеется.

По моему мнению, законодатель не может и не должен заранее предписывать судьям обязательные правила при оценке представленных доказательств, что нарушало бы принцип независимости судей. Как справедливо заметил один из величайших российских юристов А.Ф. Кони: «Совесть есть гарантия тщательности исследования истины и правдивости объявляемого судьей мнения». Однако с учетом обвинительного уклона действующей судебной системы, тенденции вынесения именно обвинительных приговоров при практически полном отсутствии оправдательных необходимо предпринять шаги для определения общих критериев при оценке доказательств в ситуациях, которые чаще всего встречается на практике.

Возможно, разумнее всего это сделать с помощью рекомендаций и разъяснений Верховного Суда РФ.

Так, очень интересные критерии оценки доказательств выразил Г.М. Резник в своей книге «Внутреннее убеждение при оценке доказательств»: «Ответить на вопрос о достоверности доказательств можно лишь в результате тщательного и всестороннего изучения в совокупности источника фактических данных и всего хода формирования доказательств: способности допрошенного к восприятию, запоминанию и воспроизведению информации; факторов, могущих на эти процессы повлиять, исказить действительную картину происшедшего события в глазах воспринимавшего его лица; взаимоотношения свидетеля с обвиняемым и потерпевшим; условий появления, сохранения и копирования материальных следов и т.д. Окончательное решение о достоверности отдельного доказательства может быть принято в результате сопоставления его содержания с информацией, полученной из других процессуальных источников»[1].

При оценке показаний обвиняемого, данных им в результате заключения сделки со следствием, важно обращать внимание на ранее данные им показания, насколько они согласуются с имеющимися в деле иными доказательствами (например показаниями других обвиняемых). В случае отсутствия таковых, указанное доказательство не может являться единственным для констатации вины.

Особое значение имеет оценка в качестве доказательства заключения эксперта. Для соблюдения равенства сторон заключение эксперта должно рассматриваться в качестве доказательства наравне с выводами независимого специалиста, предоставленными стороной защиты. При возникновении разногласий в выводе эксперта и специалиста желательно назначение повторной экспертизы в другом экспертном учреждении с возможностью участия при ее проведении независимого специалиста, выбранного стороной защиты.

Интересные критерии оценки данных были предложены английским правоведом Дж. Стифеном. Некоторые из них законодательно закреплены и в российском праве. Согласно его мнению, не могут быть признаны имеющими отношение к делу: факты, сходные, но специально не связанные между собой причинною связью (res inter alios actae); факт, что некоторое лицо, не вызванное в качестве свидетеля, подтверждает существование известного факта (свидетельство понаслышке – hearsay); факт, что репутация известного лица такова, что она делает вероятным или невероятным приписываемое ему поведение (репутация – character); факт, что некоторое лицо держится того мнения, что известный факт существует (мнение – opinion)[2].

Понимаю, что любые рекомендации, разъяснения, новые нормы бесполезны, если их не будут в соответствии со смыслом закона применять на практике. Шарль-Луи де Монтескье великолепно отметил: «Когда я собираюсь ехать в какую-либо страну, я не смотрю, какие там законы; я смотрю на то, как они там реализуются». Но я пишу этот текст, зная, что и в этой системе произойдут изменения. Мы захотим и станем жить по закону. Этот закон будет разумным и справедливым. А в споре между Шараповым и Жегловым, который до сих пор продолжается, не будет возникать вопроса: «Чья позиция более правильна?»


Один из адвокатов посчитал, что Верховный Суд решил не вмешиваться в ход процесса по указанному делу, хотя мог выработать качественную правовую позицию. По мнению другого, высшая инстанция верно учла, что кассацией решение по существу спора не принималось.

Верховный Суд опубликовал Определение от 26 августа № 307-ЭС20-1730, в котором отметил, что кассация вправе учитывать доводы, которые не приняли во внимание нижестоящие инстанции.

МИФНС № 7 по Калининградской области (далее – инспекция № 7) в адрес ООО «Итар» выставила требования № 1010 об уплате недоимки по акцизам на алкогольную продукцию с долей этилового спирта свыше 9% на сумму 310 млн руб. и № 1011 об уплате недоимки в размере 61 млн руб. по акцизам на спирт этиловый из пищевого сырья.

В связи с неисполнением обязанности по уплате инспекция вынесла решения № 1154 и № 1155 о взыскании задолженности за счет денежных средств на счетах налогоплательщика в банках, а также электронных денежных средств.

Управление ФНС по Калининградской области, рассмотрев апелляционную жалобу налогоплательщика, оставило решения инспекции без изменения.

Посчитав свои права нарушенными, общество обратилось в Арбитражный суд Калининградской области с заявлением о признании решений налоговой инспекции о взыскании налога, сбора, страховых взносов, пеней, штрафа, процентов за счет денежных средств на счетах налогоплательщика в банках, а также электронных денежных средств незаконными и их отмене.

Также общество обратилось в арбитражный суд с заявлением о признании Межрайонной инспекции ФНС № 9 (далее – инспекция № 9) по г. Калининграду утратившей возможность взыскания недоимки по акцизам, пеням и штрафам, указанным в требовании от 10 апреля 2017 г. № 63380, в связи с истечением срока взыскания (дело № А21-4089/2019).

Определением АС Калининградской области по ходатайству инспекции № 9 дела были объединены в одно производство. Суд, частично удовлетворяя требования, пришел к выводу, что взыскиваемые по оспариваемым решениям суммы акцизов не соответствовали действительной обязанности налогоплательщика перед бюджетом. Кроме того, арбитражный суд признал, что на момент бесспорного взыскания ранее приостановленных к взысканию сумм акцизов инспекция № 9 пропустила установленные налоговым законодательством сроки.

Таким образом, суд признал недействительными решение № 1154 в полном объеме; решение № 1155 – в части взыскания 52 млн руб. налогов. В остальной части в удовлетворении требований отказал. Также были признаны безнадежными к взысканию задолженность по акцизам на спирт этиловый из пищевого сырья в сумме почти 44 млн руб. и пени на сумму порядка 4 тыс. руб.; по акцизам на алкогольную продукцию с долей этилового спирта свыше 9% – в сумме почти 274 млн руб. и пени около 444 тыс. руб., а также денежные взыскания за нарушение законодательства о налогах и сборах в сумме 400 руб. в связи с утратой инспекцией № 9 возможности принудительного взыскания указанной задолженности в связи с истечением сроков. Апелляция оставила решение первой инстанции в силе.

Кассация, в свою очередь, указала, что, удовлетворяя требования общества о признании решений налогового органа недействительными и определяя действительную налоговую обязанность налогоплательщика, суды освободили заявителя от доказывания факта исполнения налоговых обязательств и не учли непредставление доказательств, подтверждающих выполнение налоговой обязанности в размере, превышающем его действительные обязательства. При этом судами в отсутствие указания мотивов не приняты во внимание признание обществом задолженности по акцизам и ее размер, отраженные в акте совместной сверки расчетов, проведенной между сторонами по инициативе суда.

Кассация отметила, что в отсутствие должного обоснования суды не приняли в качестве доказательств по делу и не оценили представленные инспекцией № 7 данные ЕГАИС, решения по камеральным налоговым проверкам налоговых деклараций по акцизу и сами декларации. Кроме того, суды обеих инстанций в нарушение положений ст. 71, 168 и 170 АПК РФ не дали правовой оценки доводам инспекции № 9 о наличии признаков злоупотребления правом со стороны общества при подаче уточненной налоговой декларации за октябрь 2014 г.

Как указывала инспекция № 9, обществом с 2013 г. представлялись налоговые декларации по акцизам с начислениями по одним налоговым периодам с одновременным представлением деклараций за предшествующие периоды с уменьшением налоговых обязательств за счет как обнуления налоговой базы при неизменности данных ЕГАИС, так и отражения налоговых вычетов по использованному сырью.

По мнению налогового органа, посредством таких действий налогоплательщик формировал искусственную «переплату», получая федеральные специальные марки для маркировки алкогольной продукции (которые выдаются только при отсутствии задолженности), и затруднял применение мер принудительного взыскания. Всего налогоплательщиком было представлено более 450 налоговых деклараций по 84 налоговым периодам 2012–2018 гг., из которых более 350 – уточненные.

В итоге кассационный суд отменил акты нижестоящих инстанций и направил дело на новое рассмотрение в первую инстанцию. Посчитав, что кассация превысила свои полномочия, общество обратилось в Верховный Суд.

Определением судьи Верховного Суда Татьяны Завьяловой в передаче жалобы общества в Судебную коллегию по экономическим спорам было отказано. Заместитель председателя ВС, председатель Судебной коллегии по экономическим спорам Олег Свириденко отменил определение и передал кассационную жалобу на рассмотрение коллегии.

Рассмотрев материалы дела, Верховный Суд отметил, что доводы кассации и приведенные доказательства имели значение для правильного разрешения спора и подлежали правовой оценке наряду с другими доказательствами, представленными в материалы дела. Из последних следует, что указанные в них доводы неоднократно заявлялись налоговым органом при рассмотрении спора в первой и апелляционной инстанциях, но оценки со стороны судов не получили.

Судебная коллегия ВС посчитала, что допущенные судами первой и апелляционной инстанций нарушения норм процессуального права, на которые обоснованно указала кассация, существенны, они повлияли на законность судебного решения и лишили заинтересованное лицо возможности реализации прав, гарантированных АПК РФ, в том числе права на справедливое судебное разбирательство на основе принципа состязательности и равноправия сторон (ст. 8 и 9). «В связи с этим суд кассационной инстанции пришел к правильному выводу о наличии предусмотренных законом оснований для отмены принятых по делу судебных актов», – подчеркивается в определении.

«В то же время с соблюдением положений ч. 2 ст. 287 АПК РФ суд округа не устанавливал и не считал доказанными обстоятельства, которые не были установлены в решении либо были отвергнуты судами первой и апелляционной инстанций, не предрешал вопросы о достоверности или недостоверности доказательств, преимуществе одних доказательств перед другими, о том, какая норма материального права должна быть применена и какое решение должно быть принято при новом рассмотрении дела», – подчеркивается в документе.

Таким образом, заключил Суд, оставляя жалобу без удовлетворения, довод заявителя о том, что кассация превысила свои полномочия, основан на неправильном толковании норм процессуального права.

В комментарии «АГ» адвокат, партнер КА г. Москвы № 5 Вячеслав Голенев заметил, что Судебная коллегия по экономическим спорам затронула немаловажный вопрос о пределах проверки судебной акта «первой кассацией».

По его мнению, дело также примечательно тем, что определение об отказе в передаче кассационной жалобы было отменено зампредом ВС Олегом Свириденко, который ушел в отставку.

Вячеслав Голенев добавил, что выводы Верховного Суда верны по существу и мотивировка соответствуют последним разъяснениям о суде кассационной инстанции. «Однако не могу не отметить, что столь редкое “сохранение в силе” Судебной коллегией по экономическим спорам судебного акта нижестоящей инстанции проявилось в деле налогоплательщика против государства. На мой взгляд, ВС в данном случае решил не вмешиваться в ход процесса по делу, хотя по фабуле имелась “почва” для разработки качественной правовой позиции», – резюмировал он.

Адвокат, партнер юридической компании Tenzor Consulting Антон Макейчук также обратил внимание, что данная правовая позиция стала следствием отмены Олегом Свириденко определения об отказе в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в заседании Коллегии по экономическим спорам. «Следует отметить, что указанным правом, предусмотренным ч. 8 ст. 291.6 АПК, зампред ВС пользовался в последние несколько месяцев особенно часто, но в большинстве случаев Экономколлегия оставляла обжалуемые акты без изменения», – заметил он.

Антон Макейчук добавил, что и в определении Татьяны Завьяловой, и в определении Судебной коллегии по экономическим спорам отмечается, что кассационная инстанция не вышла за пределы полномочий, предусмотренных ст. 286, 287 АПК. «Исходя из содержания определения, прослеживается, что суды первой и апелляционной инстанций не учли ряд доводов налогового органа, что является нарушением п. 2 ч. 4 ст. 170 АПК, согласно которому в решении суда должны быть указаны мотивы, по которым суд отверг те или иные доказательства, принял или отклонил приведенные в обоснование своих требований и возражений доводы лиц, участвующих в деле. Более того, ВС учел, что кассационная инстанция решение не принимала решение по существу спора – при новом рассмотрении спора в первой инстанции лица, участвующие в деле, вправе приводить свои доводы по всем возникающим в ходе рассмотрения вопросам, представлять соответствующие доказательства и иным образом обосновывать свою позицию», – подчеркнул адвокат.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: