Какого русского адвоката называли московским златоустом

Обновлено: 28.03.2024

За 40 лет своей карьеры «московский Златоуст» провел более 200 процессов, выиграл почти все. Как правило, это были самые громкие тяжбы в стране. В очередь к Плевако выстраивались на несколько лет вперед. Он отличался добродушием и мягкостью, даром помогал бедным. Более того, давал им приют в своем доме и оплачивал расходы на весь срок разбирательства. Он принимал близко к сердцу человеческие страдания и умел проникновенно рассказать о них в суде, как если бы прошел через них лично. Впрочем, в его жизни действительно хватало и трагедий, и фарса Федор Никифорович родился в апреле 1842 года в Троицке, затерянном в оренбургских степях. Его фамилия по отцу – Плевак, настоящее отчество – Васильевич. Он считался незаконнорожденным, поскольку родители – таможенный чиновник из украинских или белорусских обедневших дворян и крепостная киргизка или казашка – не состояли в церковном браке. В России до 1902 года такие дети были лишены всяческих прав и не считались наследниками. Отчество Никифорович и, кстати, первоначальная фамилия Никифоров, достались ему от крестного отца, беглого крепостного, который прислуживал его отцу. Только в университете Федор Никифоров добился разрешения взять отцовскую фамилию, а после выпуска для благозвучия приписал к ней букву О, причем произносил с ударением на ней – Плевако́. Однако в историю все равно вошел как Плева́ко.

Из детства Федор запомнил один особенно унизительный момент: когда его, лучшего ученика-второклассника, поражавшего умением производить в уме действия с трехзначными числами, с позором исключили из образцового Московского коммерческого училища только за то, что он незаконнорожденный. «Прости их Боже! Вот уж и впрямь не ведали, что творили эти узколобые лбы, совершая человеческое жертвоприношение», - написал он много лет спустя. Он доучивался уже в другой гимназии, куда отец сумел его устроить после долгих мытарств по инстанциям, ценой собственного здоровья. В те времена жить невенчанным браком было большим позором для женщины, общество считало ее блудницей. Екатерина Степановна однажды призналась сыну, что, не выдержав постоянной травли соседей, схватила его, новорожденного, и в отчаянии побежала топиться. Но на самом обрыве Федор заплакал, да так сильно, что мгновенно привел обезумевшую мать в чувство.

Но отношения было не узаконить, пока купец не даст развода, а тот упрямился до самой смерти. Троим общим детям Плевако и Демидовой грозила до боли знакомая участь незаконнорожденных изгоев. Избегая этого любой ценой, адвокат записал их подкидышами, и только годы спустя он смог подать прошение о присвоении им родных отчества и фамилии.

Несметно разбогатев, Плевако впал в разгульное барство С 36 лет Федор Плевако зарабатывал огромные деньги. Он купил роскошный двухэтажный особняк на Новинском бульваре и зажил богемной жизнью – лихо гонял по Москве на тройке с бубенцами, закатывал грандиозные попойки с цыганами, которым швырял тысячи, пел песни до утра. А бывало, фрахтовал пароход и отправлялся в плавание по Волге в кругу знакомых и незнакомых людей. Говорил в этих случаях, что, мол, съездил погостить у приятеля в Самаре, чтобы приятно провести время за беседой у камина.
Плевако не всегда был уверен в безвинности своих подзащитных. Однажды трехтысячная толпа собралась послушать процесс, где выступал знаменитый Плевако. Судили двух братьев за хищение на строительстве, их вина была очевидна. Все в трепете ждали, что после речи адвоката отношение к подсудимым волшебным образом изменится и их оправдают. Но случилось неслыханное: Плевако вскочил и в запале стал доказывать их вину, опровергая при этом своего же коллегу, второго защитника, который успел выступить раньше. Присяжные немедленно вынесли вердикт: виновны. По Москве тут же разнесся сенсационный слух, будто сами высшие силы вершат правосудие через Плевако, который на процессах входит в состояние транса.
Сам Федор Никифорович разъяснил свою позицию, защищая в 1890 году Александру Максименко, которая обвинялась в отравлении собственного мужа. Он прямо сказал: «Если вы спросите меня, убежден ли я в ее невиновности, я не скажу «да, убежден». Я лгать не хочу. Но я не убежден и в ее виновности. Когда надо выбирать между жизнью и смертью, то все сомнения должны решаться в пользу жизни».

Новинский бульвар в начале XX века. В глубине кадра, напротив трамвая,видны два боковых флигеля дома Плевако и между ними садик.

Новинский бульвар в начале XX века. В глубине кадра, напротив трамвая,видны два боковых флигеля дома Плевако и между ними садик.

И все же заведомо неправых дел Плевако избегал. Например, отказался защищать скандально известную аферистку Софью Блювштейн по прозвищу «Сонька – золотая ручка».
Плевако не был эрудитом – часто брал юмором и смекалкой Хотя он был начитан и отличался исключительной памятью, он уступал другим корифеям в глубине анализа, логике и последовательности. Но превосходил их всех в заразительной искренности, эмоциональной мощи, ораторской изобретательности, умел убедить и растрогать, был мастером красивых сравнений, громких фраз и неожиданных остроумных выходок, которые нередко становились единственным спасением его клиентов. Это видно из его выступлений, о которых и поныне ходят легенды.

Плевако не был эрудитом – часто брал юмором и смекалкой Хотя он был начитан и отличался исключительной памятью, он уступал другим корифеям в глубине анализа, логике и последовательности. Но превосходил их всех в заразительной искренности, эмоциональной мощи, ораторской изобретательности, умел убедить и растрогать, был мастером красивых сравнений, громких фраз и неожиданных остроумных выходок, которые нередко становились единственным спасением его клиентов. Это видно из его выступлений, о которых и поныне ходят легенды.
1. Грешный батюшка Судили пожилого батюшку за хищение церковных денег. Он сам во всем признался, свидетели выступили против, прокурор произнес убийственную речь. Плевако, заключивший пари с фабрикантом Саввой Морозовым при свидетеле Немировиче-Данченко о том, что он уложит свою речь в одну минуту и священника оправдают, промолчал все заседание, не задал ни единого вопроса. Когда же наступила его минута, он только и сказал, душевно обратясь к присяжным: «Господа присяжные заседатели! Более двадцати лет мой подзащитный отпускал вам грехи ваши. Теперь он ждет, чтобы вы один раз отпустили ему его грехи, люди русские!» Батюшка был оправдан.

2. Старушка и чайник В суде над старушкой Антониной Панкратьевой, которая стянула у купца с прилавка жестяной чайник стоимостью 30 копеек, прокурор, желая заранее обезоружить Плевако, сам высказал все возможное в пользу обвиняемой: и сама она бедная, и кража пустяковая, и жалко старушку… Но собственность священна, грозно продолжил он, ею держится все благоустройство страны, «и если позволить людям не считаться с этим, Россия погибнет». Поднялся Плевако и сказал: «Россия за тысячу лет перенесла много бед и трагедий. Шел на нее Мамай, терзали ее печенеги, и татары, и половцы. Шел на нее Наполеон, взяли Москву. Все вытерпела, все преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь… Старушка украла чайник ценой в 30 копеек, и мне поневоле делается жутко. Такого испытания не выдержит Святая Русь, обязательно погибнет». Панкратьеву оправдали.
3. Мужик и проститутка Как-то раз Плевако довелось защищать мужика, которого проститутка обвинила в изнасиловании, чтобы взыскать с него солидную сумму. Его уже готовы были засудить, когда адвокат взял слово: «Господа присяжные, если вы присудите моего подзащитного к штрафу, то прошу из этой суммы вычесть стоимость стирки простынь, которые истица запачкала своими туфлями». Возмущенная девица вскочила: «Врет он! Нешто я свинья постели пачкать? Туфли я сняла!» В зале поднялся хохот. Естественно, мужика оправдали.
Когда гениальный адвокат умер в 66 лет от разрыва сердца, одна из газет написала: «В Москве было три достопримечательности: Царь-пушка, Царь-колокол и Федор Никифорович Плевако. Вчера наш город лишился одной из них». Его похоронили при громадном стечении народа всех сословий, и нищих и богачей, на кладбище Скорбященского монастыря.

Детские годы адвоката окутаны тайной. По одним данным, он был сыном калмычки и мятежного поляка, сосланного в далекие степи за участие в польском восстании. По другим данным, родителями «златоуста» были польский дворянин и казашки. А третья часть биографов утверждает, что мать Фёдора Николаевича — «была из киргизского племени». И похоже, что была она родом из богатой и знатной семьи.

Мать Плевако склоне лет вспоминала: «Жили мы в степи, недалеко от Троицка, в войлочной кибитке. Жили очень богато, кибитка была в коврах, я спала, как и старшие, под меховыми одеялами и на меховых подстилках. На стенах висели сабли, ружья и богатые одежды, и на себе я помню наряды и монеты. »

Итак, глава семьи — надворный советник Василий Иванович Плевак, мать — калмычка Екатерина Степанова. Родители не состояли в официальном церковном браке, и двое их детей — Фёдор и Дормидонт — считались незаконнорождёнными. Поэтому отчество «Никифорович» взято по имени Никифора — крёстного отца его старшего брата. В университет Фёдор поступал с отцовской фамилией Плевак, но по окончании университета добавил к ней букву «о», причём называл себя с ударением на этой букве: Плевако́. Видимо, на французский манер.

Ученье — свет

В Москву семья переселилась летом 1851 года — Фёдору едва исполнилось 11 лет. Осенью братьев отдали в Коммерческое училище на Остоженке. Братья учились хорошо, Фёдор прославился математическими способностями. К концу первого года учёбы имена братьев были занесены на «золотую доску» училища. А ещё через полгода Фёдора и Дормидонта исключили как незаконнорождённых. Осенью 1853 года благодаря долгим отцовским хлопотам Фёдор и Дормидонт были приняты в 1-ю Московскую гимназию на Пречистенке — сразу в 3-й класс. В этот же год в гимназию поступил и будущий теоретик анархизма Пётр Кропоткин и тоже в 3-й класс.

Фёдор окончил юридический факультет Императорского Московского университета. В 1870 году Плевако поступил в сословие присяжных поверенных округа московской судебной палаты и вскоре стал известен как один из лучших адвокатов Москвы, часто не только помогавший бедным бесплатно, но порой и оплачивавший непредвиденные расходы своих нищих клиентов.

Глаголом жёг сердца людей

Первые судебные речи Плевако сразу обнаружили огромный ораторский талант. И звон колоколов «Москвы Золотоглавой», и религиозное настроение московского населения, и богатое событиями прошлое и нынешнее столицы, цитаты из Священного Писания, ссылки на учения святых отцов — всё находило отклик в судебных речах Плевако. Природа наделила Плевако чудесным даром слова. И острым умом, и молниеносной реакцией, и огромным чувством сострадания к простым людям.

Вот несколько фрагментов из его выступлений:

В деле о старушке, укравшей чайник, прокурор, желая заранее парализовать эффект защитительной речи адвоката Плевако, сам высказал всё возможное в пользу обвиняемой — она бедная, кража пустяковая, жалко старушку. Но подчеркнул — собственность священна, нельзя посягать на неё, ибо ею держится все благоустройство страны, «и если позволить людям не считаться с ней, страна погибнет». Со своего места поднялся Федор Никифорович и сказал, обращаясь к присяжным:

«Много бед, много испытаний пришлось претерпеть России за её более чем тысячелетнее существование. Печенеги терзали её, половцы, татары, поляки. Двенадцать языков обрушились на неё, взяли Москву. Всё вытерпела, всё преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь, теперь. старушка украла чайник ценою в 50 копеек. Этого Россия уж, конечно, не выдержит, от этого она погибнет безвозвратно!» Старушка была оправдана.

В другой раз Плевако защищал студента, обвинённого проституткой в изнасиловании. Девица пыталась через суд взыскать с юноши материальную компенсацию. А студент утверждал, что всё было по доброму согласию.

«Господа присяжные, — взял слово Плевако. — Если вы присудите моего подзащитного к штрафу, то прошу из этой суммы вычесть стоимость стирки простынь, которые истица запачкала своими туфлями». Проститутка вскочила с места и прокричала: «Неправда! Туфли я сняла!» Реакция зала была соответствующей, а студента под смех публики оправдали.

Еще случай — Плевако побился об заклад с друзьями, что добьётся оправдания пожилого священника, обвинённого в растрате приходского имущества, причём его речь в защиту подсудимого займёт не более одной минуты. Получив слово, адвокат произнес:

«Господа присяжные заседатели! Батюшка поступил дурно, спору нет. Но ведь тридцать лет он молился за нас и отпускал нам грехи. Так простим же теперь и мы единственный его грех, люди православные!» Присяжные вынесли оправдательный вердикт.

На счету Федора Плевако — свыше двух сотен выигранных процессов, среди которых и дело промышленника-миллионщика Саввы Мамонтова, которое слушалось летом 1900 года. Мамонтова арестовали за невозвращение долгов банкам, у которых он брал деньги на строительство железнодорожной ветки Вологда-Архангельск (подряд на строительство поступил от правительства России). Мамонтов потратил все свои деньги, но их не хватило. Расчет на поддержку правительства и помощь «финансового» министра Витте не оправдался. Плевако сумел доказать, что промышленник не присвоил ни копейки казенных денег и не преследовал корыстных целей. Савву Мамонтова освободили из-под стражи прямо в зале суда.

Эпилог

Имя адвоката стало нарицательным далеко за пределами Российской империи. Федор Плевако прославился профессионализмом и глубоким знанием законов, но главное — виртуозным владением слова. На судебные заседания с его участием народ приходил как на зрелищное мероприятие, увлекательное и возбуждавшее эмоции. Судебные речи «гения слова» разбирали на цитаты.

Умер Федор Плевако в Москве на 67-м году жизни разрыва сердца. Был похоронен при громадном стечении народа всех слоёв и состояний.

«Московский златоуст»: к 180-летию со дня рождения Федора Плевако Главархив рассказывает об известном адвокате

«Гений слова», «защитник вдов и сирот» — так называли современники одного из лучших адвокатов страны.

25 апреля исполняется 180 лет со дня рождения известного правозащитника Федора Плевако. В архивных фондах Москвы хранятся документы, связанные с его учебой, адвокатской, общественной и политической деятельностью. Как восходила блистательная звезда таланта одного из лучших адвокатов Москвы и России, рассказывает Главархив.

Родился будущий адвокат в городе Троицке Оренбургской губернии (ныне Челябинская область) в семье члена Троицкой таможни, надворного советника Василия Плевака и, по некоторым данным, крепостной киргизки Екатерины Степановой. Поскольку родители не состояли в официальном браке, фамилию и отчество новорожденному дали по имени крестного отца его старшего брата — Федор Никифорович Никифоров.

Всю свою сознательную жизнь Федор Никифоров провел в Москве — когда мальчику было около девяти лет, его семья переехала в столицу. Здесь он вместе со старшим братом Дормидонтом поступил в Московское коммерческое училище на Остоженке, и к концу первого года обучения их имена были занесены на «золотую доску» училища. Однако в 1853 году, несмотря на успехи в учебе, они были отчислены как незаконнорожденные. Благодаря усилиям отца Федора и Дормидонта все же приняли в 1-ю Московскую гимназию на Пречистенке сразу в третий класс.

После окончания гимназии в 1859 году Федор поступил вольнослушателем на юридический факультет Императорского Московского университета. Студентом он уже носил фамилию отца — Плевак, а по окончании университета добавил к ней для благозвучности букву о.






Получив диплом кандидата права и ожидая вакансии, Плевако поступил на общественных началах стажером в Московский окружной суд. В это время в России указом от 20 ноября 1864 года была объявлена судебная реформа, которая в том числе утверждала создание суда присяжных заседателей и введение новых должностей присяжных поверенных — адвокатов. Федор Плевако одним из первых в Москве записался помощником к присяжному поверенному М. Доброхотову, а в 1870-м и сам вступил в сословие присяжных поверенных Московской судебной палаты.

Дом Плевако в Большом Афанасьевском переулке, который до наших дней, к сожалению, не сохранился, знал в городе почти каждый. Адвокат очень гордился тем, что часто получал письма, где вместо адреса могли написать: «Москва, господину Плевако, защитнику вдов и сирот и от прочих несчастных случаев».

За годы адвокатской деятельности Федор Плевако участвовал во многих ярких судебных процессах. На профессиональном счету правозащитника более 200 выигранных дел, главным образом по уголовным и гражданским процессам. Его пламенные, образные, одухотворенные речи в суде передавали из уст в уста, их специально приходили слушать, о них писали в газетах, разбирали на цитаты. Известный адвокат одинаково мог защищать и богатых, и бедных клиентов, а бывало, что и сам оплачивал судебные расходы.




Манифест об усовершенствовании государственного порядка 17 октября 1905 года вдохновил многих на участие в политической жизни страны. Федор Плевако не стал исключением. Он вступил в ряды партии октябристов и играл в ней видную роль. В 1907-м Плевако избрали от партии «Союз 17 октября» членом Государственной Думы третьего созыва (1 ноября 1907 года — 30 августа 1912 года). Но проявить себя ярко на политическом поприще он так и не успел: Федора Плевако не стало 23 декабря 1908 года.

Похоронили известного адвоката в Москве, где каждый знал его, верил в силу адвокатской защиты, а доводы и аргументы мастера слова уходили в народ и становились житейской мудростью.

Юбилейная в общем-то дата — 13 апреля 1842 года (ровно 180 лет назад) в городе Троицке Оренбургской губернии родился прославленный адвокат, непревзойденный судебный оратор Фёдор Никифорович Плевако. Именно он первым упомянул в одной из своих речей «печенегов и половцев». И подал бессмертный пример владения родной нам русской речью, за право владения которой сегодня на Украине сражаются русские солдаты. Но которая, оказывается, может быть не только грозным оружием, но и эффективным средством защиты.


«Яка смишна фамилия».

Детские годы адвоката окутаны тайной. По одним данным, он был сыном калмычки и мятежного поляка, сосланного в далекие степи за участие в польском восстании. По другим данным, родителями «златоуста» были польский дворянин и казашки. А третья часть биографов утверждает, что мать Фёдора Николаевича — «была из киргизского племени». И похоже, что была она родом из богатой и знатной семьи.

Мать Плевако склоне лет вспоминала: «Жили мы в степи, недалеко от Троицка, в войлочной кибитке. Жили очень богато, кибитка была в коврах, я спала, как и старшие, под меховыми одеялами и на меховых подстилках. На стенах висели сабли, ружья и богатые одежды, и на себе я помню наряды и монеты.

Итак, глава семьи — надворный советник Василий Иванович Плевак, мать — калмычка Екатерина Степанова. Родители не состояли в официальном церковном браке, и двое их детей — Фёдор и Дормидонт — считались незаконнорождёнными. Поэтому отчество «Никифорович» взято по имени Никифора — крёстного отца его старшего брата. В университет Фёдор поступал с отцовской фамилией Плевак, но по окончании университета добавил к ней букву «о», причём называл себя с ударением на этой букве: Плевако́. Видимо, на французский манер.

Ученье — свет

В Москву семья переселилась летом 1851 года — Фёдору едва исполнилось 11 лет. Осенью братьев отдали в Коммерческое училище на Остоженке. Братья учились хорошо, Фёдор прославился математическими способностями. К концу первого года учёбы имена братьев были занесены на «золотую доску» училища. А ещё через полгода Фёдора и Дормидонта исключили как незаконнорождённых. Осенью 1853 года благодаря долгим отцовским хлопотам Фёдор и Дормидонт были приняты в 1-ю Московскую гимназию на Пречистенке — сразу в 3-й класс. В этот же год в гимназию поступил и будущий теоретик анархизма Пётр Кропоткин и тоже в 3-й класс.

Фёдор окончил юридический факультет Императорского Московского университета. В 1870 году Плевако поступил в сословие присяжных поверенных округа московской судебной палаты и вскоре стал известен как один из лучших адвокатов Москвы, часто не только помогавший бедным бесплатно, но порой и оплачивавший непредвиденные расходы своих нищих клиентов.

Глаголом жёг сердца людей

Первые судебные речи Плевако сразу обнаружили огромный ораторский талант. И звон колоколов «Москвы Золотоглавой», и религиозное настроение московского населения, и богатое событиями прошлое и нынешнее столицы, цитаты из Священного Писания, ссылки на учения святых отцов — всё находило отклик в судебных речах Плевако. Природа наделила Плевако чудесным даром слова. И острым умом, и молниеносной реакцией, и огромным чувством сострадания к простым людям.

Вот несколько фрагментов из его выступлений:

В деле о старушке, укравшей чайник, прокурор, желая заранее парализовать эффект защитительной речи адвоката Плевако, сам высказал всё возможное в пользу обвиняемой — она бедная, кража пустяковая, жалко старушку. Но подчеркнул — собственность священна, нельзя посягать на неё, ибо ею держится все благоустройство страны, «и если позволить людям не считаться с ней, страна погибнет». Со своего места поднялся Федор Никифорович и сказал, обращаясь к присяжным.

«Много бед, много испытаний пришлось претерпеть России за её более чем тысячелетнее существование. Печенеги терзали её, половцы, татары, поляки. Двенадцать языков обрушились на неё, взяли Москву. Всё вытерпела, всё преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь, теперь. старушка украла чайник ценою в 50 копеек. Этого Россия уж, конечно, не выдержит, от этого она погибнет безвозвратно!» Старушка была оправдана.

В другой раз Плевако защищал студента, обвинённого проституткой в изнасиловании. Девица пыталась через суд взыскать с юноши материальную компенсацию. А студент утверждал, что всё было по доброму согласию.

«Господа присяжные, — взял слово Плевако. — Если вы присудите моего подзащитного к штрафу, то прошу из этой суммы вычесть стоимость стирки простынь, которые истица запачкала своими туфлями». Проститутка вскочила с места и прокричала: «Неправда! Туфли я сняла!» Реакция зала была соответствующей, а студента под смех публики оправдали.

Еще случай — Плевако побился об заклад с друзьями, что добьётся оправдания пожилого священника, обвинённого в растрате приходского имущества, причём его речь в защиту подсудимого займёт не более одной минуты. Получив слово, адвокат произнес.

«Господа присяжные заседатели! Батюшка поступил дурно, спору нет. Но ведь тридцать лет он молился за нас и отпускал нам грехи. Так простим же теперь и мы единственный его грех, люди православные!» Присяжные вынесли оправдательный вердикт.

На счету Федора Плевако — свыше двух сотен выигранных процессов, среди которых и дело промышленника-миллионщика Саввы Мамонтова, которое слушалось летом 1900 года. Мамонтова арестовали за невозвращение долгов банкам, у которых он брал деньги на строительство железнодорожной ветки Вологда-Архангельск (подряд на строительство поступил от правительства России). Мамонтов потратил все свои деньги, но их не хватило. Расчет на поддержку правительства и помощь «финансового» министра Витте не оправдался. Плевако сумел доказать, что промышленник не присвоил ни копейки казенных денег и не преследовал корыстных целей. Савву Мамонтова освободили из-под стражи прямо в зале суда.

Эпилог

Имя адвоката стало нарицательным далеко за пределами Российской империи. Федор Плевако прославился профессионализмом и глубоким знанием законов, но главное — виртуозным владением слова. На судебные заседания с его участием народ приходил как на зрелищное мероприятие, увлекательное и возбуждавшее эмоции. Судебные речи «гения слова» разбирали на цитаты.

Умер Федор Плевако в Москве на 67-м году жизни разрыва сердца. Был похоронен при громадном стечении народа всех слоёв и состояний.

Юбилейная в общем-то дата — 13 апреля 1842 года (ровно 180 лет назад) в городе Троицке Оренбургской губернии родился прославленный адвокат, непревзойденный судебный оратор Фёдор Никифорович Плевако. Именно он первым упомянул в одной из своих речей «печенегов и половцев». И подал бессмертный пример владения родной нам русской речью, за право владения которой сегодня на Украине сражаются русские солдаты. Но которая, оказывается, может быть не только грозным оружием, но и эффективным средством защиты.


«Яка смишна фамилия».

Детские годы адвоката окутаны тайной. По одним данным, он был сыном калмычки и мятежного поляка, сосланного в далекие степи за участие в польском восстании. По другим данным, родителями «златоуста» были польский дворянин и казашки. А третья часть биографов утверждает, что мать Фёдора Николаевича — «была из киргизского племени». И похоже, что была она родом из богатой и знатной семьи.

Мать Плевако склоне лет вспоминала: «Жили мы в степи, недалеко от Троицка, в войлочной кибитке. Жили очень богато, кибитка была в коврах, я спала, как и старшие, под меховыми одеялами и на меховых подстилках. На стенах висели сабли, ружья и богатые одежды, и на себе я помню наряды и монеты.

Итак, глава семьи — надворный советник Василий Иванович Плевак, мать — калмычка Екатерина Степанова. Родители не состояли в официальном церковном браке, и двое их детей — Фёдор и Дормидонт — считались незаконнорождёнными. Поэтому отчество «Никифорович» взято по имени Никифора — крёстного отца его старшего брата. В университет Фёдор поступал с отцовской фамилией Плевак, но по окончании университета добавил к ней букву «о», причём называл себя с ударением на этой букве: Плевако́. Видимо, на французский манер.

Ученье — свет

В Москву семья переселилась летом 1851 года — Фёдору едва исполнилось 11 лет. Осенью братьев отдали в Коммерческое училище на Остоженке. Братья учились хорошо, Фёдор прославился математическими способностями. К концу первого года учёбы имена братьев были занесены на «золотую доску» училища. А ещё через полгода Фёдора и Дормидонта исключили как незаконнорождённых. Осенью 1853 года благодаря долгим отцовским хлопотам Фёдор и Дормидонт были приняты в 1-ю Московскую гимназию на Пречистенке — сразу в 3-й класс. В этот же год в гимназию поступил и будущий теоретик анархизма Пётр Кропоткин и тоже в 3-й класс.

Фёдор окончил юридический факультет Императорского Московского университета. В 1870 году Плевако поступил в сословие присяжных поверенных округа московской судебной палаты и вскоре стал известен как один из лучших адвокатов Москвы, часто не только помогавший бедным бесплатно, но порой и оплачивавший непредвиденные расходы своих нищих клиентов.

Глаголом жёг сердца людей

Первые судебные речи Плевако сразу обнаружили огромный ораторский талант. И звон колоколов «Москвы Золотоглавой», и религиозное настроение московского населения, и богатое событиями прошлое и нынешнее столицы, цитаты из Священного Писания, ссылки на учения святых отцов — всё находило отклик в судебных речах Плевако. Природа наделила Плевако чудесным даром слова. И острым умом, и молниеносной реакцией, и огромным чувством сострадания к простым людям.

Вот несколько фрагментов из его выступлений:

В деле о старушке, укравшей чайник, прокурор, желая заранее парализовать эффект защитительной речи адвоката Плевако, сам высказал всё возможное в пользу обвиняемой — она бедная, кража пустяковая, жалко старушку. Но подчеркнул — собственность священна, нельзя посягать на неё, ибо ею держится все благоустройство страны, «и если позволить людям не считаться с ней, страна погибнет». Со своего места поднялся Федор Никифорович и сказал, обращаясь к присяжным.

«Много бед, много испытаний пришлось претерпеть России за её более чем тысячелетнее существование. Печенеги терзали её, половцы, татары, поляки. Двенадцать языков обрушились на неё, взяли Москву. Всё вытерпела, всё преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь, теперь. старушка украла чайник ценою в 50 копеек. Этого Россия уж, конечно, не выдержит, от этого она погибнет безвозвратно!» Старушка была оправдана.

В другой раз Плевако защищал студента, обвинённого проституткой в изнасиловании. Девица пыталась через суд взыскать с юноши материальную компенсацию. А студент утверждал, что всё было по доброму согласию.

«Господа присяжные, — взял слово Плевако. — Если вы присудите моего подзащитного к штрафу, то прошу из этой суммы вычесть стоимость стирки простынь, которые истица запачкала своими туфлями». Проститутка вскочила с места и прокричала: «Неправда! Туфли я сняла!» Реакция зала была соответствующей, а студента под смех публики оправдали.

Еще случай — Плевако побился об заклад с друзьями, что добьётся оправдания пожилого священника, обвинённого в растрате приходского имущества, причём его речь в защиту подсудимого займёт не более одной минуты. Получив слово, адвокат произнес.

«Господа присяжные заседатели! Батюшка поступил дурно, спору нет. Но ведь тридцать лет он молился за нас и отпускал нам грехи. Так простим же теперь и мы единственный его грех, люди православные!» Присяжные вынесли оправдательный вердикт.

На счету Федора Плевако — свыше двух сотен выигранных процессов, среди которых и дело промышленника-миллионщика Саввы Мамонтова, которое слушалось летом 1900 года. Мамонтова арестовали за невозвращение долгов банкам, у которых он брал деньги на строительство железнодорожной ветки Вологда-Архангельск (подряд на строительство поступил от правительства России). Мамонтов потратил все свои деньги, но их не хватило. Расчет на поддержку правительства и помощь «финансового» министра Витте не оправдался. Плевако сумел доказать, что промышленник не присвоил ни копейки казенных денег и не преследовал корыстных целей. Савву Мамонтова освободили из-под стражи прямо в зале суда.

Эпилог

Имя адвоката стало нарицательным далеко за пределами Российской империи. Федор Плевако прославился профессионализмом и глубоким знанием законов, но главное — виртуозным владением слова. На судебные заседания с его участием народ приходил как на зрелищное мероприятие, увлекательное и возбуждавшее эмоции. Судебные речи «гения слова» разбирали на цитаты.

Умер Федор Плевако в Москве на 67-м году жизни разрыва сердца. Был похоронен при громадном стечении народа всех слоёв и состояний.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: