Как называется противостояние адвоката и прокурора

Обновлено: 19.04.2024

Картинка из открытого доступа Сети Интернет

В век широкой популяризации практической психологии для большинства не секрет, что агрессия часто является защитной реакцией психики.

Так и есть, агрессия как сила, энергия используется, чтобы защитить свои физические и психологические границы, которые так или иначе кто-то норовит нарушить.

В животном мире в случае нападения действуют три стратегии: спасаться бегством, драться или замереть. Последнюю не берем во внимание, поскольку спасает жизнь она явно в небольшом проценте случаев.

Две другие стратегии можно рассматривать как способы самозащиты: "Бей!" и "Беги!" В человеческом социуме все немного сложнее, поскольку сложнее сама психика человека. Даже если мы видим примерно одно и то же проявление защитной агрессии, во внутреннем мире человека могут возникать разные состояния, связанные с необходимостью защищаться.

К тому же, нередко необходимость защищаться рисуется в нашей голове как реальная, а фактически является избыточной или преждевременной мерой, поскольку существует страх нападения, а в реальности никто не собирался нападать. Мы будем иметь ввиду нападение разного рода, но в большей степени речь пойдет о психологическом нападении.

Более того, в некоторых случаях из-за привычного ожидания нападения некоему объекту приписывается желание напасть, хотя фактически он стремится в этот момент защитить себя, то есть демонстрирует защитное поведение. Но устойчивое представление, фактически усвоенное в раннем возрасте правило жизни "Бойся всех!" не дает возможности рассудительно взглянуть на визави, и автоматически возникает стремление агрессивно защититься.

Вот здесь мы подходим к теме вариантов защитной агрессии.

Бывает мягкая защитная реакция, которую я сравниваю с позицией Адвоката.

Что делает адвокат?

Он не дает в обиду своего клиента, он оправдывает своего подопечного, преувеличивая его заслуги и преуменьшая его недостатки. Так, например, в разговоре с друзьями неуверенный в себе человек может витиеватыми фразами, высокопарным слогом, научными терминами объяснить свое социально неодобряемое поведение. В этот момент человек защищает себя, но не нападает на другого.

Фактически в нём включился Внутренний Адвокат!

Самое главное - адвокат не ставит оценок. Он активно, порой достаточно агрессивно, как бы ни парадоксально это звучало, смягчает острые углы, чтобы дать возможность человеку не испытывать фрустрацию из-за давления социальных норм. Адвокат верит в наличие светлой части в человеке.

Подобный вариант самозащиты не препятствует развитию человека, поскольку нет осуждения, нет оценок, которые могут утопить в чувстве стыда и вины. Как известно, эти чувства являются самыми сильными блоками для психики. Они создают мощные плотины, препятствующие развитию. Когда человек получает некий опыт без осуждения, он имеет больше шансов на принятие нового, более продуктивного, решения в своей жизни. Возможно, позицию Адвоката в контексте данных размышлений можно сравнить со стратегией бегства. Ты бежишь, защищая себя, ты не заблокирован, не замираешь, и ты не уничтожаешь другого, чтобы спастись.

Другая защитная агрессия связана с ответным нападением, в психологическом варианте - осуждением. Это вариант обвинителя, или Внутреннего Прокурора.

Что делает Прокурор?

Он обвиняет, ищет доказательства вины, надзирает, контролирует, выискивает любые обстоятельства, которые свидетельствуют в пользу неправильности действий обвиняемого. То есть априори Прокурор не склонен доверять и верить в светлую сторону человека, он выискивает теневые аспекты, за которые стремится наказать, символически заблокировать и даже уничтожить. В животном варианте это стратегия "Бей!"

Все бы ничего, но, к сожалению, нередко происходит, что параноидальная стратегия такого типа оборачивается против самого человека.

Посмотрим, как происходит взаимодействие между тем, у кого включается защитная агрессия по типу Адвоката, и тем, кто действует как Прокурор. Прокурор склонен подозревать больше, чем может быть на самом деле. Расхожая фраза "Любое произнесенное слово может стать оружием против тебя самого" применима к прокурорской стратегии.

Подозревая, то есть фактически проецируя на другого свои идеи, человек с прокурорской стратегией начинает заниматься "чтением мыслей" - ему даже не кажется, он убеждён, что точно знает, что думает его собеседник о нём, и, защищаясь, он начинает нападать. Это необязательно происходит в реальности, это может происходить в его голове. Тем хуже для него, потому что развенчать его миф никому не удастся даже на время, и тяжелые переживания будут фоном сопровождать и изматывать его.

Впрочем, даже высказывая свои мысли вслух, выслушав чужое мнение, что на него никто не нападал, он может остаться с мыслью, что его хотят обвести вокруг пальца, и соответственно продолжить оценивать оппонента, осуждать, мысленно уничтожая его. Спасая себя, уничтожить другого - такова другая защитная стратегия.

К сожалению, спасения не происходит. Внутренний Прокурор всегда найдет врага, поскольку внутри живет невыносимое самоосуждение. Когда давление Внутреннего Прокурора становится невыносимым, когда человек начинает проваливаться в ощущение себя как полного ничтожества, происходит перенос внутреннего ничтожества вовне. Другими словами, аутоагрессия переходит на внешний план, агрессия смещается на других людей.

Каким образом этого происходит? Находится объект, который условно обладает некими качествами, за которые его можно осудить с позиции морали, оценить его действия с позиции справедливости-несправедливости. Внутреннего Прокурора психика переключает на внешний мир, и выбранный внешний объект становится площадкой для работы Прокурора: производится активный поиск обстоятельств, подтверждающих ничтожность, вину, порочность и т.п. Человек, который был выбран в качестве такого объекта, может ничего не подозревать о бушующей прокурорской энергии своего знакомого.

Однако, что бы он ни сказал и не сделал, это уже не имеет значения, поскольку накопившееся напряжение должно излиться, агрессия, призванная защитить человека от Внутреннего Прокурора, направляется на внешний объект.

Другой вариант развития событий может быть следующим. Из-за невыносимого давления Внутреннего Прокурора - самоосуждения за некие поступки, действия - происходит перепроецирование оценочного отношения к себе - другой начинает казаться осуждающим, его словам придается определённый смысл, как будто теперь тот, другой, осуждает его, а не он сам. Так снижается внутреннее напряжение, Прокурор не остаётся без работы: защитная агрессия обрушивается на того, на кого был спроецирован страх осуждения. Теперь в качестве защитной агрессии возникает атака против того выбранного объекта - уничтожающая критика, обвинение, отвержение и прочие методы наказания. Иногда это мнимая игра с образом другого человека, который может оставаться в абсолютном неведении.

Тем не менее игра идёт на уничтожение другого, но она всегда возникает из-за наличия Внутреннего Прокурора, который в фоновом режиме отравляет человека, вынужденного таскать непонятное чувство вины и ничтожества . Когда Внутренний Прокурор становится небезопасным для собственной психики, во избежание самоуничтожения его переключают на внешние объекты. Подобная стратегия неконструктивна, поскольку человек каждый раз оказывается в садо-мазохистическом цикле, переживая защитную уничтожающую агрессию то вовне, то внутри.

Внутренние объекты, в том числе и такие, как Адвокат и Прокурор, формируются и прописываются во внутреннем мире довольно рано в процессе роста и развития ребёнка.

Будучи взрослыми, мы получаем шанс сказать себе, что никакие фигуры прошлого уже не властны над нами, мы можем принять новое решение, научиться распознавать игры внутренних объектов и управлять ими. В этом смысле мы можем чаще активировать защитную стратегию Адвоката, который не против нас, который способен защитить, несмотря на наше несовершенство.

*Любые аналогии и совпадения являются случайными, текст авторский.
© Анжелика Стражкова, 2022. Все права защищены.

Применительно к уголовному процессу проблемы, касающиеся вопросов адвокатской деятельности, условно можно разделить на две группы – организационные и процессуальные.

Организационные проблемы проявляются в том, что суд принимает решения, продиктованные не законной оценкой обстоятельств дела, а иными соображениями. Обычно в качестве причины называют отсутствие независимости судей и наличие административного давления со стороны руководителей судебных органов. Однако это упрощенное понимание проблем. Безусловно, нельзя исключить, что по отдельным политическим и экономическим делам судебные решения принимаются в результате административного давления. Однако это все-таки единичные случаи. В целом же причина необъективности суда, отсутствия справедливого судебного разбирательства и, как следствие, недоверия граждан к суду кроется в ином.

Сотрудники правоохранительной сферы воспринимают систему органов – субъектов правоприменительной деятельности – в виде единой пирамиды, в основе которой покоятся органы, осуществляющие ОРД, далее – следствие, прокуратура. Вершиной ее является суд. Работники перечисленных органов, включая судей, уверены в единстве своих целей и помыслов. А адвокатура воспринимается этими сотрудниками как инородный и враждебный орган, с которым необходимо бороться. В качестве примера внешнего проявления такого субъективного восприятия можно привести знакомую многим адвокатам ситуацию, типичную для суда апелляционной инстанции, когда до начала судебного разбирательства прокурор вместе с судьей находятся в зале, а адвокату предлагают подождать в коридоре, поскольку процесс еще не начался.

В данной парадигме суд не способен реализовать декларацию, зафиксированную в ч. 3 ст. 123 Конституции.

Следствием этого субъективного единства с органами обвинения и являются пресловутый обвинительный уклон и хроническое непринятие судами доводов защиты. Все ранее предпринимавшиеся попытки модернизации судебной системы путем изменения процедуры назначения судей не принесли положительного эффекта именно потому, что они не затронули основ описанной выше корпоративной системы. Подбор кандидатов осуществляется в рамках существующей судебной системы, пораженной описанным недугом, следовательно, кандидаты, прошедшие выстроенные ею фильтры, изначально имеют предрасположенность к обвинительному уклону и негативному восприятию института адвокатуры.

Таким образом, эта ситуация стала причиной отсутствия фактического равенства сторон, обвинительного уклона, игнорирования судом доводов защиты, недоверия граждан к суду и отсутствия равноправия сторон при рассмотрении дел судом присяжных, о которых упоминается в Справке о состоянии российской адвокатуры, направленной ФПА в Минюст.

Следовательно, в первую очередь в корректировке нуждается процедура назначения судей. Причем отнюдь не в сторону абстрактной прозрачности. Эта процедура понятна и сейчас. Кандидат подает заявление, после проверки допускается к квалификационному экзамену, сдает его, после чего комиссия при Президенте РФ представляет документы на подпись Президенту. Главная проблема заключается в том, что при внешней понятности и объективности этой системы успешно сдает экзамен квалификационной комиссии судей только тот кандидат, которого руководители суда желают видеть судьей. Разорвать этот замкнутый круг можно только путем его разрыва – извиняюсь за тавтологию. Необходимо изменить порядок формирования квалификационной комиссии судей, включив в нее представителей адвокатуры.

Вторая проблема – непрозрачность дисциплинарной практики в судах. В настоящее время нарушение права на защиту и иных прав граждан, их жалобы и заявления адвокатов не воспринимаются судебной системой как повод для обязательного возбуждения дисциплинарного производства. Лишь руководители судейского сообщества определяют, в каком случае следует возбудить дисциплинарную процедуру, и они же в рамках дисциплинарного производства устанавливают наличие или отсутствие нарушения закона в действиях судьи.

Эта проблема отчасти может быть решена предложенным выше изменением порядка формирования квалификационной комиссии судей, отчасти – нормативным закреплением обязательности проверки по заявлению адвоката и возможности обжалования адвокатом итогового решения. Причем речь не о теоретической возможности, которая существует и сегодня, а о механизме, предполагающем обязательную мотивированную оценку доводов адвоката и последующую проверку вышестоящим органом.

Стоит отметить еще один организационный момент, связанный с субъективным противостоянием адвокатуры и судебной системы. В настоящее время налицо явная обособленность адвокатуры от органов государственной власти. Эта обособленность обусловлена особой, сдерживающей и в какой-то мере даже антагонистической функцией адвокатуры в государственном устройстве. Однако необходимо понимать, что система сдержек и противовесов является естественным и необходимым элементом любого демократического общества.

С этой точки зрения ничего крамольного не будет в том, чтобы разработать механизм государственного поощрения адвокатов, наиболее значимо проявивших себя в деле защиты прав граждан. Усиление элемента государственного поощрения адвокатской деятельности будет способствовать повышению авторитета адвокатуры, в том числе в глазах судей, и, как следствие, преодолению изначального неприятия адвоката представителями судейского сообщества. Существующая сегодня возможность присвоения почетного звания «заслуженный юрист Российской Федерации» указанную задачу не решает ввиду непрозрачности и бессистемности процедуры представления к присвоению этого звания.

Процессуальные моменты, существенно влияющие на статус института защиты в уголовном процессе, обусловлены описанным противостоянием суда и адвокатуры. Говоря о таких моментах, требующих решения на государственном уровне, стоит выделить следующие.

Механизм судебного контроля как за органами предварительного расследования в порядке ст. 125 УПК, так и за действиями органов исполнительной власти в соответствии с КАС все больше превращается в фиктивный. Это связано, во-первых, с субъективным восприятием судьями себя как части правоохранительной и государственной системы, что было описано выше. Во-вторых, это обусловлено отсутствием ответственности за нарушение закона при осуществлении судебного контроля.

Все более распространенной становится практика отказа в принятии жалобы в порядке ст. 125 УПК, несмотря на то, что закон не предполагает такой возможности, а Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 февраля 2009 г. № 1 хотя и допускает в п. 7–9 возможность отказа в принятии жалобы, однако устанавливает ограниченный перечень оснований к тому, за рамки которого суды чаще всего выходят. Тем не менее случаи наказания судьи за необоснованный отказ в принятии жалобы на действия следователя ни обществу, ни самим судьям неизвестны. Таким образом, в этой части необходимо, с одной стороны, законодательное установление закрытого перечня оснований к отказу в приеме жалобы, с другой – неукоснительное наказание за необоснованные отказы, равно как и за нарушение сроков рассмотрения таких жалоб.

Аналогичным образом нуждается в нормативной корректировке существующая в настоящее время в отдельных районных судах практика запрета копировать материалы досудебного контроля, с которыми сторона защиты ознакомлена. Такая практика противоречит как ст. 24 Конституции, так и позиции Конституционного Суда. Однако поскольку некоторые районные суды запрещают копирование материалов досудебного контроля со ссылкой на то, что это возможно только на стадии выполнения требований ст. 217 УПК, данный момент, очевидно, нуждается в нормативном урегулировании.

Следующий процессуальный момент связан со сложностью доказывания незаконных действий суда путем предоставления аудиозаписи судебного заседания стороной защиты. В настоящее время существует позиция Верховного Суда (Кассационное определение от 22 июня 2011 г.), в соответствии с которой аудиозапись, представленная стороной защиты, носит неофициальный характер и не подлежит оценке. В силу этого непонятно, как должен реагировать вышестоящий суд, если аудиозапись, представленная адвокатом, противоречит протоколу судебного заседания. Рассматриваемый в настоящее время законопроект, касающийся изменений в ст. 259 и 260 УПК, не устраняет неопределенность в вопросе необходимости и порядке исследования аудиозаписей, представленных стороной защиты.

Эксперты комментируют предложенные поправки в АПК, ГПК, КАС и УПК, касающиеся аудиозаписи, автоматического распределения дел и обязанностей помощников судей

Крайне неудовлетворительными являются условия оказания юридической помощи в местах содержания под стражей. Базовым требованиям безусловной конфиденциальности общения защитника с доверителем и предоставления максимальных возможностей для защиты противоречит нормативно закрепленный досмотр адвоката сотрудниками СИЗО в совокупности с запретом передачи доверителем адвокату собственноручных записей. При этом данный запрет является именно техническим препятствием, поскольку фактически адвокат в состоянии со слов доверителя записать любую информацию, однако это занимает в разы больше времени, чем получение от доверителя его собственноручных соображений по делу. Следовательно, единственной функцией данного запрета является создание препятствий в осуществлении защиты и предпосылок к незаконному нарушению конфиденциальности взаимодействия адвоката с доверителем.

Соглашаясь с доводами Справки относительно ненадлежащего нормативного урегулирования статуса адвокатского запроса, необходимо отметить, что, помимо необходимости установления сокращенных сроков ответа и оптимального порядка выдачи данного ответа адвокату, исключающего ссылки на длительность прохождения почтовой корреспонденции, следует обратить внимание и на предмет адвокатского запроса. В настоящее время существует практика, подтвержденная ведомственным приказом МВД, исключающая предоставление адвокату персональных данных. Однако в силу крайне расплывчатого определения понятия «персональные данные», содержащегося в законе, в большинстве случаев именно персональные данные являются той информацией, которая необходима адвокату для осуществления защиты.

И последнее. Это может быть расценено как частность, однако эта частность возникает в каждом уголовном деле, в котором защита пытается полноценно реализовать свои права, следовательно, она носит системный характер. Я говорю о процедуре установления срока ознакомления с материалами уголовного дела в соответствии с ч. 3 ст. 217 УПК. В настоящее время по ходатайству следователя суды в большинстве случаев устанавливают защите срок, в течение которого изучение уголовного дела нереально – до нескольких десятков томов в сутки. При этом в законе не существует нормативного определения разумного темпа ознакомления с материалами уголовного дела. Принятые же несколькими адвокатскими палатами различных субъектов Федерации примерно аналогичные рекомендации относительно темпов ознакомления с материалами уголовного дела – 1 том в 2–3 рабочих дня в зависимости от характера и сложности дела – не воспринимаются судами как рекомендации к действию. Установление судами нереальных сроков для ознакомления с материалами уголовного дела выливается в проявление пренебрежения судом институтом защиты в уголовном процессе. Нормативное урегулирование разумного темпа ознакомления с материалами уголовного дела будет способствовать установлению нормального рабочего отношения к адвокатуре со стороны суда.

Экс-заместитель председателя КС Тамара Морщакова отметила, что профессиональный отбор на судейские должности сейчас невозможен из-за замены объективных конкурсных процедур ограничениями на допуск к судейской деятельности, в том числе в связи с осуществлением кандидатом в прошлом адвокатской деятельности. По ее словам, это объясняется стремлением к управлению судейским корпусом, для чего нужны послушные судьи. Советник ФПА Елена Авакян подчеркнула, что слова судей о том, что адвокаты «обрастают нежелательными связями» и, будучи судьями, могут быть уязвимы к внешнему давлению, не могут не вызывать беспокойства по поводу состояния самого судейского корпуса.

Институт проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге опубликовал аналитическую записку «Источники пополнения судейского корпуса РФ и роль аппарата судов». В работе представлен анализ профессионального и социального состава кандидатов на должность судьи, выявлены закономерности при рассмотрении кандидатур квалификационными коллегиями судей и дана оценка того, как модель назначения судей, сформировавшаяся в России, влияет на судебную систему. Источниками данных стали указы Президента о назначении судей, опросы судей, проведенные институтом, и заключения ККС о рассмотрении кандидатов на судебные должности в 2014–2015 гг.

Согласно результатам анализа заключений, из 959 рассмотренных кандидатур рекомендации ККС получили 59,1%. Исследователи обращают внимание на то, что положительное решение коллегии тесно связано с поддержкой председателя суда. По их мнению, это объясняется тем, что, хотя согласно п. 7 ст. 11 Закона об органах судейского сообщества в состав квалификационных коллегий не могут быть избраны председатели судов и их заместители, ст. 21 этого закона позволяет председателям участвовать в заседаниях и влиять на решение ККС.

Было установлено, что почти все кандидаты, о назначении на должность которых ходатайствовал председатель, получили рекомендации на должность. Напротив, более половины из тех, кого не поддержал председатель суда, не получили рекомендации.

В записке отмечено, что на решение ККС влияет также опыт работы кандидата: преимущество в отборе имеют кандидаты с опытом работы в аппарате суда и прокуратуре. Шанс получить рекомендацию для кандидатов из полиции и других госорганов равен 50%, еще меньше шансов у представителей негосударственного сектора.

Исследователи выявили, что около половины кандидатов начали свою карьеру в аппарате суда, не имея другого профессионального опыта после вуза. Наиболее типичная карьера кандидата в судьи – работа в должности секретаря суда или секретаря судебного заседания, затем переход на должность помощника судьи и далее в судьи. Для значительного числа кандидатов в судьи, начинавших карьеру не в аппарате суда, работа в должности помощника судьи становится необходимым карьерным шагом перед подачей заявления на должность судьи. Доля кандидатов, подающих заявления на должность судьи напрямую из другой профессиональной сферы, невелика.

Адвокат АП Владимирской области

Преимущество при отборе отдается кандидатам из аппарата суда, поскольку, во-первых, секретари и помощники знают «кухню» судебного делопроизводства и обладают навыками работы по «типовым» делам. Во-вторых, при крайне низкой заработной плате секретарей и помощников кадровая политика, которая наглядно демонстрирует возможности сотруднику аппарата стать судьей,позволяет избежать дефицита «аппаратных» кадров и удерживает судебную систему в работоспособном состоянии. В-третьих, сотрудник аппарата знаком тем, кто подбирает кадры, в отличие от «человека с улицы». В-четвертых, сотрудники аппарата судов и правоохранительных органов скорее оцениваются теми, кто подбирает кадры, как «свои» и «системные», чем адвокаты и юристы из частного сектора.

Основной опыт работы	Число кандидатов	Группировка	Число кандидатов	%
Аппарат суда	628	Только аппарат суда	466	48,5
Преимущественно аппарат суда	162	17
Прокурор	33	Прокуратура	119	12,4
Следователь прокуратуры	26
Аппарат прокурора	60
Следователь МВД	27	Другие правоохранительные органы	46	4,8
Полицейский	4
Оперативный уполномоченный	4
Сотрудник полиции	3
Дознаватель	3
Судебный пристав	5
Адвокат	21	Негосударственный сектор	106	11
Юрисконсульт коммерческого предприятия	71
Преподаватель вуза	13
Юрисконсульт некоммерческой организации	1
Юрист в органах государственной власти	56	Государственные органы	60	6,3
Специалист в органах государственной власти	4	Государственные органы	60	6,3
ВСЕГО	959	100

«Преимущество трудового опыта в государственных организациях заключается в том, что кандидат обретает навыки работы в бюрократической системе – то есть дисциплину и умение работать в иерархизированных структурах», – делают вывод исследователи. При этом, поясняя, почему опыт работы в негосударственном секторе является наименее желательным, они указали: «Адвокатский опыт скорее рассматривается как противопоказание к получению рекомендации ККС. В интервью судьи неоднократно говорили о том, что адвокаты в ходе своей профессиональной деятельности “обрастают нежелательными связями” и, следовательно, будучи назначенными на должность судьи, могут быть уязвимы к внешнему давлению».

Советник ФПА РФ, исполнительный директор Некоммерческого партнерства «Содействие развитию корпоративного законодательства»

Слова судей о том, что адвокаты «обрастают нежелательными связями» и, будучи судьями, могут быть уязвимы к внешнему давлению, не могут не вызывать беспокойства по поводу состояния самого судейского корпуса. Адвокаты – соль юридической профессии. Во всем цивилизованном мире судьи, адвокаты и прокуроры составляют единую профессию, и без адвокатуры нет отправления правосудия. На мой взгляд, подобные высказывания со стороны судей недопустимы и могут вызывать только недоумение.

Согласно результатам исследования, структура судейского корпуса претерпела существенные изменения за последние 20 лет.

Адвокат АП Владимирской области

Профессиональный опыт кандидата на должность судьи существенно влияет на две вещи. Во-первых, это ценностные установки. В зависимости от того, какие правовые ценности исповедует правоприменитель, он погружает рассматриваемую им ситуацию в разный правовой контекст. Например, это может быть контекст «вульгарного нормативизма», когда закон рассматривается как всеобъемлющая инструкция, а если в ней чего-то нет – тем хуже для вас. Совсем другой контекст – это «конституционализм в действии» и стандарты справедливого правосудия, задаваемые практикой ЕСПЧ. Правовые ценности влияют и на оценку доказательств: если один правоприменитель следует презумпции невиновности, а другой – презумпции достоверности материалов предварительного следствия, у каждого из них будет свое понимание правосудия и того, «как надо» его отправлять. Во-вторых, профессиональный опыт кандидата влияет на его техническую подготовку, которая, образно говоря, заключается в том, как провести дело процессуально через судебный «конвейер» и «отписать» решение так, чтобы его не отменили.

Исследователи установили, что возраст кандидатов варьируется от 26 до 59 лет. Возраст 90% кандидатов не превышает 42 лет.

Кроме того, было выявлено, что качество продемонстрированных на экзамене знаний не влияет на результаты отбора: «и троечники, и отличники имеют примерно равные шансы получить рекомендацию ККС». Определяющим фактором будет выбор председателя.

Анализ заключений ККС позволил исследователям обнаружить, что характеристики, связанные с дисциплинированностью, встречаются практически в каждом заключении. В то же время указания на независимость и беспристрастность кандидата встречаются только по одному разу. Указание на справедливость кандидата – три раза. Отсюда был сделан вывод: сейчас при приеме в судьи наиболее важными качествами личности считаются исполнительность и дисциплинированность.

В докладе указано, что профессиональный профиль типичного кандидата на должность судьи свидетельствует о том, что в России формируется карьерная модель судьи по континентальному образцу: молодой специалист, начав работу в судебной системе сразу после окончания вуза, постепенно продвигается к судейской должности и достигает ее по прошествии 9–10 лет работы в аппарате суда. Специфической чертой модели является то, что карьеру в аппарате суда может начать любой выпускник вуза независимо от качества полученного образования, а экзаменационный фильтр появляется только накануне назначения на должность.

Заместитель председателя Конституционного Суда РФ в отставке, член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека

Исследования института свидетельствуют о том, что состояние судейского корпуса катастрофично, хотя и упрощает задачи внешнего и внутреннего управления в судебной системе. Винить в этом судей нельзя, как и требовать от них героизма в защите ценностей справедливого правосудия.

Из результатов исследования следует, что идет явный отрицательный кадровый отбор, который обеспечивают реальные наниматели – члены ККС, зависящие от судейской бюрократии, и председатели судов. Притом что даже их благие кадровые пожелания при рекомендации кандидатов часто не проходят из-за засилья представителей исполнительной власти при решении вопроса в администрации Президента. Процесс рассмотрения там непрозрачен, а потому проходящие процедуру назначения судьей остаются неосведомленными и лишены возможностей возражения и обжалования.

СПЧ неоднократно представлял рекомендации по изменению этих процедур в соответствии с общемировыми практиками, чтобы был обеспечен профессиональный, а не бюрократический отбор на судейские должности. Пока же это исключено из-за отсутствия объективного конкурса на должность судьи, замены конкурсных процедур ограничениями на допуск к судейской деятельности – часто по надуманным основаниям, якобы направленным на борьбу с коррупцией, которые рождают запреты на профессию судьи не только из-за нежелательных родственных связей кандидата, но и, например, по причине осуществления в прошлом адвокатской деятельности. Такие явно неправовые практики к жизни вызывает стремление к управлению судейским корпусом. Для этого нужны послушные судьи, а не самостоятельно мыслящие и ориентированные на идеалы справедливого правосудия. Такой судья может забыть о своей главной функции – судебном контроле за правовым содержанием законов, соблюдением прав человека как высшей ценности, тем более в случаях, когда они нарушаются публичными инстанциями, в том числе правоохранительными органами. Такой судья не станет противоречить нормотворцу и правоприменителю, а будет одобрять, легитимировать получаемое от них и оспариваемое гражданами «давальческое сырье» – нарушающие закон и справедливость процедуры, решения и действия представителей власти. Это простой для судьи и судебной системы в целом способ самосохранения и развития судейской карьеры, получения финансовых ресурсов на оснащение судов и заработную плату сотрудников. Это важно не только для поддержания высокого уровня доходов судей – известно, что дешевое правосудие дорого обходится обществу. Вот только при сложившемся облике судейского сословия оказывается недостижимой конституционная задача правосудия – обеспечивать признание и защиту прав личности в ее взаимоотношениях с законодательными, исполнительными и правоохранительными структурами власти.

По просьбе «АГ» Арина Дмитриева, одна из авторов аналитической записки, суммировала статистические сведения для подготовки «портретов» кандидата на должность судьи.

Также на основе статистических данных, предоставленных Ариной Дмитриевой, был подготовлен «портрет» действующего судьи.

В завершение авторы исследования сделали вывод, что в целях повышения авторитета судьи необходимо привлекать кандидатов с широким профессиональным опытом, а для повышения независимости судей следует ограничить роль председателя в процессе отбора и назначения судей.

Отбор у нас зависит во многом от председателей судов, которые должны быть первыми среди равных, но на самом деле являются управляющими менеджерами. Рекомендация председателя является часто определяющей при выборе судей. При этом, понятно, он выбирает кадры из проверенных им людей, однако подобный отбор приводит к деградации профессии.

Судья – это человек, который может судить о жизни, опираясь не только на законы, но и на свой житейский опыт, поскольку знание норм позволяет квалифицировать отношения, а знание жизни помогает разобраться в их сути. Поэтому судья должен быть существенно старше 25 лет и обязательно должен иметь разносторонний опыт. В глазах подсудимого судья должен быть человеком, имеющим право выносить суждение о нем не только потому, что государство его управомочило, а в силу жизненного опыта и лимита уважения, заложенного при назначении его на должность. Тогда будет меньше обжалований, социального недовольства, пренебрежения и недоверия общества – и в этом цель, потому что наши судьи выносят решение именем Российской Федерации, сувереном которой является народ. Думаю, именно в этом русле должны быть изменены правила набора судей.

Судьи часто говорят, что повышение требований к кандидатам повлечет за собой проблему с комплектацией судейского корпуса. Но, на мой взгляд, людей, которые соответствуют этим требованиям, уже сейчас достаточно в адвокатуре и прокуратуре – необходимо лишь «открыть им двери», не опасаясь их привычки к самостоятельности и независимости, поскольку они всегда идут рука об руку с высокой квалификацией. Я убеждена, что это те качества, которые способны «оздоровить» отечественную судебную систему.

Текст: Оксана Оноприенко
Инфографика: Юлия Богатырева, Андрей Тронин

Проблема «бывших» и «не бывших» регулярно обсуждается в адвокатской среде. Думаю, ее значимость преувеличена. Есть люди, обладающие необходимыми профессиональными и личными качествами, а есть не обладающие таковыми, и вопрос в том, как последние попадают в корпорацию, а не в том, кем они были до того.

Я понимаю, почему проблема «бывших» кажется более актуальной, нежели является в действительности. Ошибки допускают как те, кто раньше работал в «органах», так и те, кто там не работал. Однако во втором случае корпорация к ошибкам таких адвокатов зачастую относится лояльнее. В ситуации с бывшими сотрудниками правоохранительных органов, ставших адвокатами, – строже. Такой «сегрегации» способствует и то, что «бывшие» – как правило, люди более взрослые, с определенным апломбом и характером, порой провоцирующие на более жесткую критику и хуже ее воспринимающие. Если они допускают проступки, то это вызывает гораздо более серьезный резонанс именно в силу наличия в прошлом таких адвокатов опыта и определенного положения в правоохранительной системе.

Но, по сути, дело в другом. Самые страшные адвокатские «грехи» – некачественная работа, сговор с правоохранителями против доверителя и получение денег для передачи следователю (судье) – действительной или вымышленной. И в этом, к сожалению, периодически уличаются коллеги, причем соотношение среди нарушителей «бывших» и «не бывших» пропорционально этому соотношению в целом среди адвокатов, специализирующихся по уголовным делам.

Корни некачественной работы, как и прямого предательства интересов доверителя, лежат, по моему мнению, не в прошлом опыте, а в равнодушии к «сегодняшней» деятельности – защите обвиняемого: одинаково бездумно равнодушный адвокат, работавший следователем, и вчерашний выпускник вуза подписывают протоколы следственных действий, закрепляющие лжепризнания, от которых потом, в силу положений ч. 2 ст. 75 УПК, отказаться подзащитному будет невозможно. Пожалуй, таких «кивал» все-таки больше среди адвокатов, не работавших в органах. При прочих равных адвокаты, имеющие опыт работы в правоохранительной системе, с первых дней адвокатской карьеры легче заключают соглашение о защите по уголовному делу – т.е. начинают работать хоть сколько-нибудь осознанно. Адвокаты же, пришедшие в корпорацию не «из-под погон», специализацию в уголовном процессе начинают, как правило, вступая в дело по назначению. Именно в последнем случае при отсутствии хорошего наставника молодые коллеги втягиваются в бездумное соглашательство и растрачивают свой потенциал.

Что касается фактов получения денег и так называемого «зарешивания», то они носят единичный характер. При этом в соответствии с судебной практикой, которую я наблюдаю в последние годы, среди лиц, задержанных при получении денег «для передачи», почти половина – адвокаты из «не бывших». Поэтому «правоохранительное прошлое» и в этом случае отнюдь не является определяющим.

Таким образом, негативные явления в адвокатуре появляются отнюдь не благодаря вливанию в ряды корпорации бывших правоохранителей. Вместе с тем большую часть нарушений совершают адвокаты со стажем менее 10 лет. Можно согласиться, что нечто неправильное происходит с, пользуясь определением уважаемого Нвера Гаспаряна, корпоративной демографией. И неправильность эта, как справедливо заметил советник ФПА РФ, связана с не вполне верными критериями допуска в корпорацию.

Однако далее сторонники теории «бывших и не бывших» зачастую допускают подмену проблемы, уходя в обсуждение неких внешних вещей. Суть проблемы в том, что в профессию приходят люди, равнодушные к другим, а зачастую и к себе.

В моем понимании адвокат выбирает специализацию в уголовном процессе, если у него есть желание помогать людям и спортивный азарт, воля к победе любой законной ценой. Полагаю, это два главных движущих фактора. Зарабатывание денег в данной парадигме находится далеко не во главе угла, поскольку уголовный процесс – отнюдь не самое прибыльное направление юриспруденции.

Если адвокат хочет защитить подозреваемого (обвиняемого), в его голове нет места процессуальной халтуре, соглашательству с обвинителем. Единственный компромисс, на который идет защитник, – при профессиональной оценке ситуации как очень плохой выбрать наиболее мягкий для доверителя вариант.

Но когда у человека, пришедшего в криминалистику, побудительные мотивы смещены, возникают всевозможные девиации, проявляющиеся в первую очередь в недобросовестной работе, а во вторую – в стремлении получить деньги, ничего не делая или затрачивая минимум усилий. Предыдущий профессиональный опыт в данном случае никакого значения не имеет – скорее определенную роль играет жизненный опыт, предостерегающий от откровенно нелепых поступков (у бывших сотрудников правоохранительных органов он все-таки весомее, чем у вчерашних выпускников).

Откровенно говоря, проблема некачественной работы актуальна и для других специализаций адвокатской деятельности. Однако там все-таки накал страстей, как правило, ниже. Недаром подавляющее большинство дисциплинарных производств, да и уголовных дел в отношении адвокатов связаны именно с уголовным процессом, а число «бывших» в этой специализации по объективным причинам выше. Отсюда и возникает ложное представление о существующей проблеме.

На самом деле опыт работы в правоохранительных органах при добросовестном отношении к работе дает адвокату определенное преимущество перед коллегами, такого опыта не имеющими. Например, однажды мне довелось вступить в резонансное дело, в котором обвиняемые уже несколько месяцев содержались под стражей, и защищали их несколько адвокатов. Начал с самого простого – восстановления срока обжалования постановления суда, узаконившего проведенные обыски. Областной суд согласился с защитой, признав обыски незаконными, что стало первым «кирпичиком» в фундаменте последовавшего через два года отказа прокурора от обвинения. Одним из доказательств того, что фактически обыски готовились заранее и никакой неотложности не было, стала силовая поддержка ОМОНа, опровергавшая версию следствия о том, что оперативник среди ночи получил информацию, составил рапорт, передал следователю, и ранним утром четыре группы на основании постановления следователя одновременно проводили обыски в соседнем городе, расположенном за 200 км от места дислокации следователя. Мне как человеку, имевшему опыт привлечения ОМОНа к оперативно-следственным мероприятиям, было очевидно, что заявка на ОМОН в описанной ситуации подается за сутки и, что важно, регистрируется, что опровергало версию следователя о неотложности. Коллеги, не имевшие такого опыта, этот нюанс не заметили.

Еще большее значение опыт работы в следствии или уголовном розыске имеет при сборе и проверке доказательств, установлении новых свидетелей, – что, кстати, было применено и в упомянутом деле. Но это, на мой взгляд, очевидно и не нуждается в иллюстрациях.

Характерно, что после ухода с должности начальника криминальной милиции районного отдела в первые лет 10 адвокатской деятельности мне регулярно приходилось выслушивать от «не бывших» коллег намеки на то, что я использую «свои методы, сами понимаете какие». А я искренне не понимал, что они имеют в виду. Если использование неких специфических знаний, в том числе в области ОРД, – так никто не мешает адвокатам повышать квалификацию.

Если же намекали на некие связи, тогда это просто смешно. Подавляющее большинство юристов, приходящих в адвокатуру из «органов», – сотрудники «низового» звена (чаще всего следователи, реже оперативники). Подозревать их в каких-то «великих» связях и коррупционных возможностях может только человек, никогда в системе не работавший. Что, собственно, и происходит: «не бывшие» коллеги начинают подозревать «бывших» в неких внепроцессуальных методах, не понимая, что все связи следователя заканчиваются его отделением. Конечно, ведение адвокатом дела в его бывшем подразделении выглядело бы крайне подозрительно, однако любому, кто понимает структуру органов внутренних дел и Следственного комитета, понятно, что такое совпадение практически невозможно. Кроме того, в современных реалиях личный состав подразделений меняется с катастрофической быстротой, и через три-пять лет в отделе вообще не остается знакомых.

Но, могут возразить оппоненты, можно же выстраивать отношения со «знакомыми знакомых» – создавать, так сказать, коррупционную преемственность поколений. Здесь, на мой взгляд, и кроется порок логики, ибо такую «преемственность» с равным успехом могут создавать и адвокаты, не имевшие отношения к системе.

Возвращаемся к началу. Действительно, определенная демографическая проблема есть. Как в адвокатуру попадают люди, не готовые защищать, бороться, не жалея сил, но при этом желающие получить как можно больше денег, невзирая на методы?

Приведу пример. Год назад статус адвоката получил генерал, которого с позором уволили из СКР, причем не за большое количество оправдательных приговоров по расследованным его подразделением делам и, тем более, прекращенных уголовных дел. Его уволили, когда при решении вопроса о переводе он настолько не хотел покидать место, что забаррикадировался в кабинете и не открывал дверь «сменщику». Кстати, именно он возглавлял подразделение, расследовавшее упомянутое мной уголовное дело. Его подчиненными было допущено огромное количество процессуальных ошибок, на которые генерал не реагировал. Никто из следователей – ошибавшихся, фальсифицировавших доказательства и заключавших под стражу невиновных – не наказан. Однажды этот генерал лично врал человеку, вынуждая его отказаться от адвоката и дать показания. И вот данный претендент успешно сдал квалификационный экзамен в адвокатской палате одного из северных регионов, где никогда ранее не жил и после получения статуса адвоката практику не начал.

Можно теоретически предположить, что генерал за год досконально изучил все отрасли права. Тогда получается, что человек, совершенно не готовый защищать именно по своим моральным качествам, прошел через существующие «фильтры», как горячий нож сквозь масло, поскольку существующая система сдачи экзаменов исключает оценку личных качеств претендента на статус адвоката. Практически отсутствует превентивный контроль за начинающим адвокатом – коллегия, членом которой он становится, не наделена правом «контроля качества» деятельности адвокатов: дисциплинарное производство возбуждается лишь после совершения проступка. Таким образом, сдав экзамен, адвокат, которого никто не контролирует, в течение нескольких лет формирует свои паттерны в работе. Не всегда они правильные и зачастую приводят к возбуждению дисциплинарного производства тогда, когда «переучивать» коллегу уже поздно.

Конечно, субъективный подход в работе квалификационной комиссии не исключен, и опытные адвокаты, каждый из которых специализируется в определенной отрасли права, могут «завалить» на комплексном экзамене претендента, не соответствующего, по их мнению, корпоративным требованиям именно по моральным качествам. Однако такого рода «фильтр» также, полагаю, не приведет ни к чему хорошему, поскольку бесконтрольный субъективизм неминуемо повлечет снижение профессиональной грамотности.

Возникает закономерный вопрос: что делать? На мой взгляд, имеет смысл ввести некий испытательный срок – помните, как одно время было со статусом федеральных судей и до сих пор осталось у мировых? Они назначались сначала на три года, потом – пожизненно. Может быть, целесообразно применить такую двухступенчатую конструкцию в адвокатуре? Тогда по истечении трех-пяти лет можно будет оценить именно личные и профессиональные качества молодого коллеги, который на первоначальном этапе продемонстрировал просто хорошие знания.

В преддверии приговора по громкому «делу “Аэрофлота”», где обвиняемыми проходят адвокаты Дина Кибец и Александр Сливко, «Улица» рассказывает про собранные следствием доказательства. В прениях прокурор поделился мнением о том, почему «Аэрофлот» на самом деле не нуждался в услугах внешних консультантов – и почему всю сумму выплаченных им гонораров можно признать хищением. Также обвинитель заявил, что присутствие адвоката на следственном действии может быть «непроцессуальным» – а потому ненужным.

Преступная группа юристов

В о второй половине июня в Гагаринском суде прошли прения по «делу “Аэрофлота”». В заседании 15 июня выступал гособвинитель. Репортаж подготовлен по аудиозаписи, представленной стороной защиты.

«Дело “Аэрофлота”» началось в 2019 году: тогда в октябре были арестованы замдиректора «Аэрофлота» по правовым и имущественным вопросам Владимир Александров, экс-руководитель юридического департамента компании Татьяна Давыдова, а также адвокаты КА «Консорс» Дина Кибец и Александр Сливко. Их обвиняют в особо крупном мошенничестве, совершённом организованной группой (ч. 4 ст. 159 УК).

По первоначальной версии следствия, они похитили у авиакомпании 250 миллионов рублей. Для этого топ-менеджеры заключили с Кибец и Сливко договоры о юридических услугах, исполнением которых якобы занимались штатные сотрудники «Аэрофлота». Но обвинительное заключение в итоге оказалось основано на выводах экспертов: те решили, что гонорары Сливко и Кибец были завышены и не соответствовали «рыночным» ставкам. Более того, эксперты заявили, что часть дел не представляли сложности, а работу по ним якобы вели инхаус-юристы. Защита настаивает, что внешние адвокаты эффективно отстаивали интересы авиакомпании в судах, сохранив для неё около 30 миллиардов рублей. По мнению обвиняемых, следствие считает хищением обычную адвокатскую деятельность.

27 мая 2021 года Гагаринский суд Москвы начал рассматривать дело по существу. Подробные репортажи с заседаний можно прочитать на сайте «Улицы» в разделе «Дело “Аэрофлота”».

Прокурор начал с изложения официальной версии обвинения. Он заявил, что «до января 2016 года» глава юридического департамента «Аэрофлота» Владимир Александров, его подчинённая Татьяна Давыдова, адвокаты Дина Кибец и Александр Сливко создали преступную группу. Их план состоял в том, чтобы заключить между адвокатами и авиакомпанией договор «без какой-либо практической необходимости по делам, не представляющим сложности». Прокурор сообщил, что гражданские споры велись с подконтрольными «Аэрофлоту» юридическими лицами. А значит, их позиция отвечала интересам компании – что «гарантировало положительный исход дел». По мнению прокурора, в такой ситуации оказывать помощь сотрудникам в ходе опросов и проверок вполне могли и штатные юристы.

Используя служебное положение, Александров обеспечил заключение договора. Адвокаты создавали видимость работы. А «прикрывала» всех Давыдова: ведь это она подписывала составленные адвокатами акты о выполненных работах с «заведомо ложными сведениями». Она же обеспечивала «фактическое выполнение» работы, порученной адвокатам, силами штатных юристов компании. С января 2016 года по январь 2018 года адвокатам выплатили в качестве гонорара 250,6 млн рублей – и всю эту сумму следствие посчитало хищением «под видом оказания юридических услуг».

В качестве доказательств прокурор ссылался на избранные фрагменты из показаний свидетелей. Среди них был предшественник Александрова на позиции главы юрдепартамента Дмитрий Ваторин. Следователь процитировал его показания о том, что до прихода Александрова «Аэрофлот» привлекал внешних консультантов в основном по вопросам международного права, а национального – крайне редко. А также – что именно Александров настоял на передаче большого количества дел адвокатам – несмотря на то, что раньше с подобными спорами справлялись и штатные юристы. Подробнее о том, что говорил в суде Ваторин и почему обвиняемые призывали не верить его словам, можно прочесть в этом репортаже.

Также обвинитель сослался на показания нынешнего руководителя юрдепартамента Владиславы Карельской-Зотовой. В его пересказе, при сокращении расходов в 2018 году она обнаружила, что значительная часть поручаемых адвокатам работ – «техническая» и не требует особой квалификации. После этого она потребовала передать часть дел штатным юристам и впредь внимательнее проверять отчёты адвокатов. Репортаж с заседания, где допрашивали Карельскую-Зотову, можно прочесть здесь.

Прокурор упомянул и показания работавшего с Кибец и Сливко юриста Олега Беляева. Тот рассказывал о разногласиях между адвокатами и Карельской-Зотовой – по поводу того, что можно включать в акты о выполненных работах. Глава юрдепартамента просила учитывать в актах лишь время, затраченное непосредственно на оказание юрпомощи – вычитая часы дороги или ожидания в суде.

Кроме того, обвинитель сослался на переписку с рабочей почты Александрова и Сливко. Один из руководителей юрдепартамента Грузинов информировал, что в актах Кибец содержатся недостоверные сведения, «связанные с завышением объёмов работ». А Сливко просил Кибец внимательней относиться к заполнению актов, поскольку её ошибки будут рассматриваться как «упущение» со стороны Александрова.

Аналитика не работа

Следующим доказательством стали заключения привлечённых следствием экспертов. Они посчитали, что «Аэрофлот» допустил нарушения закупочного законодательства при заключении соглашения с Кибец. И заявили, что гонорары адвокатов оказались завышенными относительно рынка и не соответствовали «масштабу их деятельности». Напомним, что адвокаты высказали свои претензии к экспертизе в заседании 25 мая. А 1 июня допросили одного из экспертов – и выслушали специалистов, указавших на серьёзные нарушения в экспертизе следствия.

Далее прокурор перечислил дела, которыми занимались адвокаты. Он показал, где, по мнению следствия, их привлечение было нецелесообразным – и где они завысили объём выполненных работ. В споре с ООО «ЭСП Электро», по словам прокурора, всю работу фактически выполняли штатные юристы – поскольку, согласно материалам дела, они знакомились с документами и присутствовали на заседаниях.

Объективно подтверждено только участие [Кибец] в судебных заседаниях… Большая часть работ носила консультационный, аналитический и ознакомительный характер.

Обвинитель добавил, что победа в этом споре «Аэрофлоту» якобы никак не помогла – потому что «ЭСП Электро» признали банкротом и взыскать с него ничего не удалось.

В споре авиакомпании с УФАС по Татарстану прокурор обратил внимание на несоответствие данных в актах Кибец реально затраченному времени. Он сослался на заявления свидетеля Дмитрия Галкина о том, что перед допросом Кибец консультировала его 15 минут, само следственное действие длилось час, а показания были записаны без участия адвоката. В акте же значилась «подготовка проекта показаний» длительностью 4 часа. «Это лишний раз подтверждает, что часы в актах просто рисовались», – посчитал прокурор. И добавил, что в этом случае адвокат также указывала в актах много аналитической работы.

Неофициальный адвокат

Прокурор посчитал, что адвокаты обманули авиакомпанию в ходе проверки по поводу инцидента с дебоширом на рейсе «Москва – Нью-Йорк». Так, в актах говорилось, что Сливко сопровождал сотрудников на опросах – а проводивший их полицейский Олег Дроздов это отрицал. Прокурор допустил, что истина где-то посередине – но это всё равно доказывает вину Сливко.

Возможно, непроцессуальное присутствие [адвоката Сливко], о чём заявляет подсудимый по месту проведения допроса указанных лиц… Если и присутствовали [адвокаты] там, то неофициально. Спрашивается, зачем? Сопроводить на опросы указанных лиц могли и сотрудники юрдепартамента.

Обвинитель добавил, что в рамках этой проверки адвокаты «как всегда» указали в актах много аналитической работы, которая «ничем не подтверждается».

Далее прокурор усомнился в целесообразности привлечения адвокатов к уголовному делу в отношении сотрудника «Аэрофлота» Алексея Шарикова. Он отметил, что при обыске в офисе авиакомпании, с которого началось дело, интересы «Аэрофлота» мог представлять Александров. В защите самого Шарикова внешние адвокаты участвовали лишь «эпизодически», причём большая часть работы носила «характер рекомендаций и консультаций».

Также прокурор не увидел необходимости в услугах адвокатов и при проверке по факту получения пассажирами травм из-за турбулентности на рейсе «Москва – Бангкок». Обвинение посчитало, что перспектив возбуждения уголовного дела в отношении сотрудников «Аэрофлота» там не было – ведь причиной инцидента стало природное явление, не зависящее от экипажа. Зачем тогда вообще правоохранители проводили проверку, прокурор не уточнил. Но отметил, что адвокаты присутствовали на опросах сотрудников «формально». Кроме того, в этом участвовал и адвокат Высоцкий, договор с которым был подписан на более выгодных для компании условиях. По словам прокурора, Высоцкий тратил на работу меньше времени, чем Кибец. Аналогично обвинитель не увидел причин для привлечения адвокатов к проверке по факту выезда самолёта за пределы взлётно-посадочной полосы в калининградском аэропорту. Он подчеркнул, что сразу после инцидента интересы экипажа представляли юристы компании.

По словам прокурора, Кибец завысила объём выполненных работ и в деле по банкротству «Донавиа». Так, заседания неоднократно откладывались или же длились до получаса – но в актах каждому отводилось по три часа. Сам спор, как считает следствие, сложности не представлял, поскольку речь шла о банкротстве подконтрольной «Аэрофлоту» компании – а имущественные требования вытекали из договора займа.

Эпизодическое участие Кибец и привлечённых ею лиц в заседаниях было направлено на создание видимости законности действий участников организованной преступной группы.

Банкротство «Трансаэро» следствие также посчитало несложным. По словам прокурора, объём указанных в актах услуг оказался «явно выше», чем в реальности. Поскольку адвокаты необоснованно включили туда «техническую работу» и время ожидания судебных заседаний.

В документах о проверке школы «Аэрофлота» в 2016 году, по словам прокурора, вовсе отсутствуют доказательства участия адвокатов. В ходе проверки Генпрокуратуры в 2017 году работа адвокатов также ничем документально не подтверждается. Прокурор пояснил, что все ответы на запросы ведомства были подписаны штатными сотрудниками авиакомпании.

Напоследок прокурор в очередной раз раскритиковал адвокатов за включение в акты оплаты аналитической работы и устных консультаций, которые «ничем объективно не подтверждались». А также отметил, что именно Александров убеждал руководство компании в наличии у Кибец и Сливко необходимых компетенций – и «всячески принижал» возможности штатных юристов. «Возникает закономерный вопрос: зачем изобретать велосипед, искать каких-то новых адвокатов, если у авиакомпании уже был опыт привлечения наряду со штатными юристами внешних консультантов? – вопрошал прокурор. – Имеющих широкую известность и авторитет в профессиональных кругах». В конце своего выступления прокурор запросил всем обвиняемым по девять лет лишения свободы.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: