Информация как объект гражданских прав судебная практика

Обновлено: 22.04.2024

В силу пункта 5 статьи 4 Федерального закона от 7 июля 2003 года N 112-ФЗ "О личном подсобном хозяйстве" максимальный размер общей площади земельных участков, которые могут находиться одновременно на праве собственности и (или) ином праве у граждан, ведущих личное подсобное хозяйство, устанавливается в размере 0,5 га и может быть увеличен законом субъекта Российской Федерации, но не более чем в пять раз; эти правила не применяются в случае предоставления в безвозмездное пользование, аренду или собственность земельных участков, находящихся в государственной или муниципальной собственности, в соответствии с Федеральным законом от 1 мая 2016 года N 119-ФЗ "Об особенностях предоставления гражданам земельных участков, находящихся в государственной или муниципальной собственности и расположенных в Арктической зоне Российской Федерации и на других территориях Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации, и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации".

По результатам изучения обжалуемых судебных актов и доводов, содержащихся в кассационной жалобе, установлено, что предусмотренные статьей 291.6 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации (далее - Кодекс) основания для передачи жалобы для рассмотрения в судебном заседании Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации отсутствуют. Суды руководствовались статьями 15, 53.1, 64.2, 1064 Гражданского кодекса Российской Федерации и исходили из недоказанности совокупности условий, необходимых для привлечения ответчиков к ответственности и взыскания убытков.

Разрешая спор, суды, оценив представленные доказательства по правилам статьи 71 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, руководствовались статьями 20.6, 32 Федерального закона от 26.10.2002 N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)", разъяснениями, изложенными в Постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 23.07.2009 N 60 "О некоторых вопросах, связанных с принятием Федерального закона от 30.12.2008 N 296-ФЗ "О внесении изменений в Федеральный закон "О несостоятельности (банкротстве)", и исходили из отсутствия оснований для увеличения финансовому управляющему вознаграждения, предусмотренного для конкурсного управляющего, в связи с применением к гражданину правил о банкротстве застройщика. При этом судами не установлено увеличение объема и сложности выполняемой финансовым управляющим работы в связи с исполнением им обязанности финансового управляющего должника-гражданина - застройщика, как и не установлено наличие у должника средств, достаточных для выплаты повышенной суммы вознаграждения.

Суды, исходя из оценки представленных в материалы дела доказательств по правилам главы 7 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, руководствуясь положениями статей 309, 310, 432, 801 Гражданского кодекса Российской Федерации, пришли к выводу об отсутствии оснований для освобождения ответчика (заказчик) от обязанности по оплате оказанных истцом (экспедитор) услуг.

Разрешая спор, суды руководствовались статьями 250, 255 Гражданского кодекса Российской Федерации, положениями статей 213.25, 213.26 Федерального закона от 26.10.2002 N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" и исходили из необходимости соблюдения баланса интересов кредиторов и долевых сособственников, достигаемого путем предоставления сособственникам спорной квартиры преимущественного права покупки имущества по предложенной победителем торгов цене. В частности, судами установлено, что финансовым управляющим предложено сособственникам приобрести имущество по цене, сформировавшейся на торгах, данное предложение принято и имущество должника реализовано в пользу сособственника.

Исследовав и оценив доказательства по делу в соответствии со статьей 71 АПК РФ, суды руководствовались статьями 12, 328, 420, 429.1, 432, 455, 487 Гражданского кодекса Российской Федерации и, отказывая в удовлетворении иска, исходили из установленных обстоятельств заключения сторонами рамочного договора, существенные условия которого подлежали определению по заявкам покупателя, и отсутствия у общества (поставщик) права требования с покупателя предварительной оплаты по договору на основании спецификации.

Разрешая спор, суды руководствовались статьями 123.22, 329, 330, 333, 421, 539 - 547 Гражданского кодекса Российской Федерации, Федеральным законом от 26.03.2003 N 35-ФЗ "Об электроэнергетике", Основными положениями функционирования розничных рынков электрической энергии, утвержденными постановлением Правительства Российской Федерации от 04.05.2012 N 442, и, исследовав и оценив представленные по делу доказательства по правилам статьи 71 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, исходили из установленного факта нарушения срока оплаты ресурса.

Оценив представленные в материалы дела доказательства по правилам статей 65 и 71 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, проанализировав условия договора аренды земельного участка от 29.05.2017 N 6333/1.6-08, учитывая вступивший в законную силу судебный акт по делу Красногвардейского районного суда Санкт-Петербурга N 2-3293/2020, постановление о назначении административного наказания, суд установил, что в результате несанкционированного размещения отходов производства и потребления на арендуемом обществом земельном участке возникло захламление земель, приведшее к деградации почв и снижению природно-хозяйственной ценности земель в месте захламления, с утратой экологических функций почв и их продуцирования (отсутствие устойчивого произрастания травянистой и древесно-кустарниковой растительности), вследствие перекрытия почв компонентами отходов (нарушение воздушной и водной проницаемости почв, ограничение поступления света, уплотнение плодородного слоя), в связи с чем, руководствуясь статьей 42 Земельного кодекса Российской Федерации, статьями 15, 1064 Гражданского кодекса Российской Федерации, статьями 1, 3, 77, 78 Федерального закона от 10.01.2002 N 7-ФЗ "Об охране окружающей среды", пунктами 1, 6, 7 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 30.11.2017 N 49 "О некоторых вопросах применения законодательства о возмещении вреда, причиненного окружающей среде", Методикой исчисления размера вреда, причиненного почвам как объекту охраны окружающей среды, утвержденной приказом Министерства природных ресурсов и экологии Российской Федерации от 08.07.2010 N 238, пришел к выводу о наличии правовых оснований для удовлетворения иска.

Разрешая спор, суды, руководствуясь пунктом 2 статьи 61.2 Федерального закона от 26.10.2002 N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)", разъяснениями, содержащимися в постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 23.12.2010 N 63 "О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)", не установили оснований для признания недействительными оспариваемых сделок, направленных на сальдирование взаимных представлений сторон в рамках одного договора, в связи с чем отказали в удовлетворении заявления.

Оценив представленные в материалы дела доказательства по правилам статей 65 и 71 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, учитывая вступившие в законную силу судебные акты по делам N А40-14772/2016, N А40-19202/2018, по гражданскому делу Люблинского районного суда города Москвы N 2-1998/2017, суд установил факт пользования и удержания ответчиком спорных объектов, в связи с чем, руководствуясь положениями статей 301, 1102, 1105 Гражданского кодекса Российской Федерации, пунктами 32 - 44 совместного постановления Пленумов Верховного Суда Российской Федерации и Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 29.04.2010 N 10/22 "О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав", удовлетворил иск.

Исследовав и оценив в совокупности и взаимной связи представленные в дело доказательства по правилам главы 7 АПК РФ, проанализировав правоотношения сторон, учитывая решение Черекского районного суда Кабардино-Балкарской Республики от 30.12.2020 по делу N 2-587/2020, которым спорные договоры займа признаны ничтожными сделками по основаниям их мнимости, установив, что истец, являясь стороной мнимых сделок, перечисляя денежные средства ответчику, не мог не осознавать порочность договоров, узнал или должен был узнать о нарушении своего права с даты внесения соответствующего платежа, с учетом заявленного истцом периода взыскания денежных средств (13.07.2017, 14.07.2017, 17.07.2017), приостановления течения срока исковой давности на период соблюдения претензионного порядка урегулирования спора (30 дней) и даты обращения в суд, придя к выводу о пропуске истцом срока исковой давности, руководствуясь статьями 196, 200, 308, 166, 167, 1102 Гражданского кодекса Российской Федерации, учитывая разъяснения, изложенные в пункте 101 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 N 25 "О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации", пункте 24 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29.09.2015 N 43 "О некоторых вопросах, связанных с применением норм Гражданского кодекса Российской Федерации об исковой давности", суд первой инстанции, выводы которого поддержал суд округа, отказал в иске.

Оценив доказательства по делу в соответствии со статьей 71 АПК РФ, отказывая в удовлетворении заявления, Суд по интеллектуальным правам руководствовался статьями 13, 1354, 1383, 1398 Гражданского кодекса Российской Федерации, разъяснениями, содержащимися в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.04.2019 N 10 "О применении части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации", Правилами составления, подачи и рассмотрения документов, являющихся основанием для совершения юридически значимых действий по государственной регистрации изобретений, и их формы, утвержденными приказом Министерства экономического развития Российской Федерации от 25.05.2016 N 316, и признал оспариваемое решение соответствующим положениям статьи 1398 ГК РФ.

Отказывая в применении правила об освобождении от исполнения обязательств, суды руководствовались статьей 213.28 Федерального закона от 26.10.2002 N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)", пунктом 45 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 13.10.2015 N 45 "О некоторых вопросах, связанных с введением в действие процедур, применяемых в делах о несостоятельности (банкротстве) граждан", и, исследовав и оценив представленные по правилам статьи 71 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации доказательства, исходили из недобросовестности должника, который при наличии неисполненных кредитных обязательств принял на себя заведомо неисполнимые дополнительные обязательства, не полностью раскрыл сведения о своем имущественном положении, характере занятости и источниках доходов, не представил достоверные пояснения о расходовании полученных заемных средств.

Разрешая спор, суды, руководствуясь статьями 201.1, 201.5, 201.6, 201.13 Федерального закона от 26.10.2002 N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)", исходили из того, что требования кредиторов направлены не на трансформацию ранее включенных в реестр требований в денежные (и наоборот), а на их изменение путем передачи кредиторам иных жилых помещений в ином, возводимом застройщиком объекте долевого строительства, в отсутствие доказательств наличия у них такого права, в связи с чем отказали в удовлетворении заявления.

Разрешая спор, суды руководствовались статьями 19, 61.2 213.32 Федерального закона от 26.10.2002 N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)", разъяснениями, содержащимися в постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 23.12.2010 N 63 "О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)", и исходили из доказанности наличия совокупности условий, необходимой для признания брачного договора и взаимосвязанных с ним сделок по отчуждению недвижимого имущества недействительными, направленными на причинение вреда кредиторам должника и причинивших вред кредиторам, поскольку в результате их совершения с заинтересованными лицами должник лишился ликвидного имущества, что привело к отсутствию конкурсной массы, достаточной для погашения требований кредиторов.


В статье рассматриваются особенности и аспекты квалификации информации в качестве объекта гражданских прав.

Ключевые слова: информация, объекты гражданских прав.

В соответствии со ст. 128 Гражданского кодекса Российской Федерации, к объектам гражданских прав относятся вещи (включая наличные деньги и документарные ценные бумаги) и иное имущество (в том числе имущественные права), а также результаты работ и оказание услуг, охраняемые результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации (интеллектуальная собственность) и нематериальные блага [2]. При этом информация как объект гражданских прав в ст. 128 ГК РФ прямо не указывается.

Позиция о том, что информация является объектом гражданских прав, широко распространена в литературе. Так, в своей статье Д. С. Лебедева и А. О. Яценко говорят о том, что информация является благом, способна участвовать в гражданском обороте и быть объектом гражданских правоотношений, иметь механизмы защиты от незаконного использования, и в совокупности все эти признаки характеризуют информацию как объект гражданского права [7, с. 166]. Кроме того, как отмечают Д. С. Артамонов и Р. И. Тимофеева, информация соответствует одному из главных признаков объекта гражданского права — общественная значимость объекта или его способность удовлетворять те или иные потребности людей [4, с. 114].

При этом, на что в своей статье обращают внимание М. Б. Смоленский и Н. С. Левшин, дискуссия о целесообразности легального закрепления информации в качестве объекта гражданских прав продолжается с 2006 года, когда информация была исключена из перечня объектов гражданских прав, закрепленного в ст. 128 ГК РФ [8, с. 105]. Сторонники этого решения полагают, что это явилось закономерным этапом в становлении отечественного информационного права как самостоятельной публично-правовой отрасли российского права, однако это предположение не учитывает, что согласно ч. 1. ст. 5 закона «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» информация может являться объектом гражданских правовых отношений. Кроме того, авторы на наглядном примере опровергают подход, согласно которому к объектам гражданских прав относится лишь приватная информация. Они рассматривают ситуацию, при которой человек публикует в общем доступе (например, в своей анкете в социальной сети) личные данные, не составляющие личную или семейную тайну. На первый взгляд, такие сведения (например, пол и возраст человека) не представляют экономической ценности и не могут являться объектами гражданских прав по смыслу ст. 128 ГК РФ, однако с появлением интерактивных рекламных систем, ориентированных на подготовку соответствующих интересам пользователя рекламных материалов, пол и возраст пользователя сети Интернет превратились в критерии подбора таких рекламных материалов и, соответственно, начали представлять экономическую ценность для рекламодателей. Авторы говорят о том, что перечень объектов гражданских прав, закрепленных в ст. 128 ГК РФ, по своей сути является открытым, а, следовательно, объектом гражданских прав может на законных основаниях считаться и представляющая экономическую ценность информация. Кроме того, они рассматривают получивший распространение в современной судебной практике прикладной подход к квалификации информации, при котором судьи принимают решение по результатам анализа целей ее получения: если оборот информации сопряжен с отношениями, перечисленными в ст. 2 ГК РФ, то, соответственно, такая информация может рассматриваться в качестве объекта гражданских правовых отношений (например, если целью получения информации о потенциальных клиентах является извлечение прибыли, то такая информация будет квалифицирована как объект гражданских отношений).

В соответствии со ст. 2 закона «Об информации, информационных технологиях и о защите информации», конфиденциальность информации представляет собой обязательное требование для получившего доступ к определённой информации лица не передавать такую информацию третьим лицам без согласия её обладателя. В деятельности субъектов предпринимательства могут использоваться различные виды конфиденциальной информации, а именно информация, отнесенная к государственной или служебной тайне, персональные данные, информация, составляющая профессиональную или коммерческую тайну, инсайдерская информация, сведения об объектах интеллектуальной собственности, а также иные сведения, доступ к которым ограничен (например, сведения, относящиеся к процедуре медиации, информация, предоставляемая профессиональным участникам рынка ценных бумаг и др.) [6, с. 322]. Так, отмечает Ю. Г. Бозиева, информацию, являющуюся объектом гражданских прав, можно разделить на две основные группы: информацию ограниченного использования (охраняемую информацию) и информацию свободного использования (общедоступную информацию) [5, с. 61]. Необщедоступная информация имеет свою коммерческую ценность в силу неизвестности ее третьим лицам. В тоже время, по гражданско-правовым договорам об оказании информационных услуг, в которых исполнитель обязуется осуществить поиск, систематизацию общедоступной информации и предоставить ее заказчику, общедоступная и общеизвестная информация имеет коммерческую ценность в силу ее представления в необходимой заказчику форме, для ее обработки были сделаны определенные затраты.

Таким образом, по рассматриваемому вопросу широко распространен подход, согласно которому информацию, в том числе и общедоступную, следует считать объектом гражданских прав, что подтверждается положением ч. 1 ст. 5 Федерального закона «Об информации, информационных технологиях и о защите информации», при этом в судебной практике получил распространение прикладной подход к квалификации информации, по которому судьи принимают решение по результатам анализа целей её получения.


В статье раскрывается проблема отраслевой принадлежности отношений, связанных с персональными данными. Рассмотрен вопрос о понятии персональных данных в условиях развития цифровой экономики. Сделан вывод о возможности отнесения персональных данных к нематериальным благам и применения к отношениям между субъектом персональных данных и оператором по обработке данных некоторых норм гражданского права. Отдельное внимание уделено сделочной природе согласия на обработку персональных данных.

Ключевые слова: персональные данные, гражданское право, нематериальные блага, согласие на обработку персональных данных, сделка.

В среде существующего информационного общества и его составляющей — цифровой экономики, «топливом» к которой выступают Большие данные, требуется, прежде всего, надлежащее правовое регулирование вопросов, связанных с оборотом персональных данных. На данный момент ФЗ «О персональных данных» [1] идёт вразрез с существующей тенденцией развития цифровой экономики и коммерциализации отношений в области оборота персональных данных. Именно при помощи норм гражданского права возможно обеспечить необходимое правовое регулирование отношений, связанных с распоряжением правами на персональные данные.

Несмотря на то, что подавляющее большинство норм, связанных с персональными данными, имеет ярко выраженный императивный характер (например, в части обязанностей оператора), не исключено к отдельным вопросам применения и гражданско-правовых норм. Следовательно, поскольку отношения, связанные с обработкой персональных данных, носят разноотраслевой, комплексный характер, то они регулируются не только нормами публичного права (ФЗ «О персональных данных» [1], ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации»» [2]), но и нормами частного права (части 1 ГК РФ [3] и части 3 ГК РФ [4]).

Следует подчеркнуть, что некоторые существующие пробелы частно-правового регулирования, существующие в законодательстве о персональных данных, восполняются соответствующими разъяснениями конкретных федеральных органов исполнительной власти. Так, в официальных разъяснениях Минкомсвязи России касательно сферы действия ФЗ от 21.07.2014 г. № 242-ФЗ [5] содержится отсылка к ст. 1212 ГК РФ, применимой при присутствии факта направленности деятельности лица на территории РФ в отношениях с иностранным субъектом. А в официальных разъяснениях Роскомнадзора [6], имеется отсылка к ст. 152.1 ГК РФ в отношении использования фото- или видеоизображения субъекта персональных данных. Кроме того, в данных разъяснениях Роскомнадзора содержится следующее указание: «отнесение сведений персонального характера к биометрическим персональным данным и их последующая обработка должны рассматриваться в рамках проводимых оператором мероприятий, направленных на установление личности конкретного лица, если иное не предусмотрено федеральными законами и принятыми на их основе нормативными правовыми актами». Иными словами, если целью обработки изображения гражданина как персональных данных, не является установление личности, то применимы не положения ФЗ «О персональных данных», а нормы ст. 152.1 ГК РФ.

Представляется весьма интересным мнение и аргументация В. В. Архипова о возможности квалификации персональных данных как нематериальных благ в системе объектов гражданских прав. Соглашаясь с мнением М. Л. Нохриной, разделяющей нематериальные блага как «внешние субъекту объекты: запись голоса, имя, изображение, информация о частной жизни, зафиксированная на материальном носителе» и законные интересы (интерес в сохранении жизни и здоровья, интерес в личной неприкосновенности, интерес в неприкосновенности частной жизни и т. д.), В. В. Архипов относит персональные данные к нематериальным благам именно в данной концепции. Признаками нематериальных благ, под которые подпадают и персональные данные являются то, что гражданские права, объектом которых является персональные данные: — возникают в связи с конкретными событиями (например, в силу факта рождения возникает право на биометрические персональные данные), и не требуется возникновения дополнительных юридических фактов; — в случае их нарушения не подлежат восстановлению (поскольку в ситуации, когда персональные данные, распространились публично, они останутся навсегда в публичном поле); — неотчуждаемы и непередаваемы другим способом, за исключением случаев, установленных законодателем; — имеют личный характер, связанный с невозможностью осуществления прав на них другими лицами, кроме субъекта персональных данных, за исключением волевого установления сторон; — не имеют имущественного содержания, которое объясняется в невозможности точной оценки персональных данных с точки зрения экономики [8, c. 8–10].

Рассмотрение персональных данных в качестве нематериальных благ позволит квалифицировать отношения между субъектом персональных данных и оператором в качестве гражданско-правовых.

При исследовании содержания норм о персональных данных и их сопоставлении с гражданско-правовыми заметим, что уже в самом начале ст. 9 ФЗ «О персональных данных», гласящей, что «субъект персональных данных принимает решение о предоставлении его персональных данных и дает согласие на их обработку свободно, своей волей и в своем интересе» [1] прослеживается сходство с п. 2 ст. 1 ГК РФ, согласно которой «граждане (физические лица) и юридические лица приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе» [3].

Физическое лицо вправе распоряжаться своим правом на персональные данные как нематериальные блага или посредством предоставления согласия на обработку его персональных данных, или путем отзыва согласия. Такое лицо совершает «действия, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей» [3]. Поэтому, правовую природу согласия и отзыва согласия на обработку персональных данных следует определять как односторонние сделки.

Если говорить об изображении гражданина, которое в отдельных аспектах может являться персональными данными, то согласно позиции, изложенной в п. 46 Постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 г. № 25, «согласие на обнародование и использование изображения гражданина представляет собой сделку. Форма согласия определяется общими правилами ГК РФ о форме сделки, которая может быть совершена в письменной или устной форме, а также путем совершения конклюдентных действий, если иное не установлено законом» [7]. Представляется, что по аналогии с указанным положением применительно к согласию на обработку персональных данных должны также быть применены общие правила ГК РФ о форме сделки.

Часть 4 ст. 9 ФЗ «О персональных данных» содержит перечень реквизитов согласия в письменной форме субъекта персональных данных на обработку персональных данных. В случае несоблюдения отдельных реквизитов надлежит руководствоваться нормами о недействительности сделок, поэтому такое согласие будет являться оспоримой сделкой.

Неточность, содержащаяся в ч. 6 ст. 9 ФЗ «О персональных данных», заключается в том, что законодатель, оперируя понятием недееспособности субъекта персональных данных, упускает ситуации, при которых согласие на обработку персональных данных предоставляют такие ограниченно дееспособные субъекты, как несовершеннолетние. Представляется, что согласие на обработку персональных данных малолетних могут предоставить лишь их законные представители, а несовершеннолетние в возрасте от 14 до 18 лет для совершения сделки по предоставлению согласия на обработку персональных данных должны, по общему правилу, предоставлять письменное согласие законных представителей.

Таким образом, исходя из приведённого анализа персональных данных с позиций гражданского права представляется необходимым рассматривать персональные данные как нематериальные блага, а согласие на обработку персональных данных и отзыв такого согласия — как односторонние сделки.

Основные термины (генерируются автоматически): данные, ГК РФ, обработка, физическое лицо, благо, информация, согласие, цифровая экономика, определяемое физическое лицо, частная жизнь.


В статье рассматриваются особенности и аспекты квалификации информации в качестве объекта гражданских прав.

Ключевые слова: информация, объекты гражданских прав.

В соответствии со ст. 128 Гражданского кодекса Российской Федерации, к объектам гражданских прав относятся вещи (включая наличные деньги и документарные ценные бумаги) и иное имущество (в том числе имущественные права), а также результаты работ и оказание услуг, охраняемые результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации (интеллектуальная собственность) и нематериальные блага [2]. При этом информация как объект гражданских прав в ст. 128 ГК РФ прямо не указывается.

Позиция о том, что информация является объектом гражданских прав, широко распространена в литературе. Так, в своей статье Д. С. Лебедева и А. О. Яценко говорят о том, что информация является благом, способна участвовать в гражданском обороте и быть объектом гражданских правоотношений, иметь механизмы защиты от незаконного использования, и в совокупности все эти признаки характеризуют информацию как объект гражданского права [7, с. 166]. Кроме того, как отмечают Д. С. Артамонов и Р. И. Тимофеева, информация соответствует одному из главных признаков объекта гражданского права — общественная значимость объекта или его способность удовлетворять те или иные потребности людей [4, с. 114].

При этом, на что в своей статье обращают внимание М. Б. Смоленский и Н. С. Левшин, дискуссия о целесообразности легального закрепления информации в качестве объекта гражданских прав продолжается с 2006 года, когда информация была исключена из перечня объектов гражданских прав, закрепленного в ст. 128 ГК РФ [8, с. 105]. Сторонники этого решения полагают, что это явилось закономерным этапом в становлении отечественного информационного права как самостоятельной публично-правовой отрасли российского права, однако это предположение не учитывает, что согласно ч. 1. ст. 5 закона «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» информация может являться объектом гражданских правовых отношений. Кроме того, авторы на наглядном примере опровергают подход, согласно которому к объектам гражданских прав относится лишь приватная информация. Они рассматривают ситуацию, при которой человек публикует в общем доступе (например, в своей анкете в социальной сети) личные данные, не составляющие личную или семейную тайну. На первый взгляд, такие сведения (например, пол и возраст человека) не представляют экономической ценности и не могут являться объектами гражданских прав по смыслу ст. 128 ГК РФ, однако с появлением интерактивных рекламных систем, ориентированных на подготовку соответствующих интересам пользователя рекламных материалов, пол и возраст пользователя сети Интернет превратились в критерии подбора таких рекламных материалов и, соответственно, начали представлять экономическую ценность для рекламодателей. Авторы говорят о том, что перечень объектов гражданских прав, закрепленных в ст. 128 ГК РФ, по своей сути является открытым, а, следовательно, объектом гражданских прав может на законных основаниях считаться и представляющая экономическую ценность информация. Кроме того, они рассматривают получивший распространение в современной судебной практике прикладной подход к квалификации информации, при котором судьи принимают решение по результатам анализа целей ее получения: если оборот информации сопряжен с отношениями, перечисленными в ст. 2 ГК РФ, то, соответственно, такая информация может рассматриваться в качестве объекта гражданских правовых отношений (например, если целью получения информации о потенциальных клиентах является извлечение прибыли, то такая информация будет квалифицирована как объект гражданских отношений).

В соответствии со ст. 2 закона «Об информации, информационных технологиях и о защите информации», конфиденциальность информации представляет собой обязательное требование для получившего доступ к определённой информации лица не передавать такую информацию третьим лицам без согласия её обладателя. В деятельности субъектов предпринимательства могут использоваться различные виды конфиденциальной информации, а именно информация, отнесенная к государственной или служебной тайне, персональные данные, информация, составляющая профессиональную или коммерческую тайну, инсайдерская информация, сведения об объектах интеллектуальной собственности, а также иные сведения, доступ к которым ограничен (например, сведения, относящиеся к процедуре медиации, информация, предоставляемая профессиональным участникам рынка ценных бумаг и др.) [6, с. 322]. Так, отмечает Ю. Г. Бозиева, информацию, являющуюся объектом гражданских прав, можно разделить на две основные группы: информацию ограниченного использования (охраняемую информацию) и информацию свободного использования (общедоступную информацию) [5, с. 61]. Необщедоступная информация имеет свою коммерческую ценность в силу неизвестности ее третьим лицам. В тоже время, по гражданско-правовым договорам об оказании информационных услуг, в которых исполнитель обязуется осуществить поиск, систематизацию общедоступной информации и предоставить ее заказчику, общедоступная и общеизвестная информация имеет коммерческую ценность в силу ее представления в необходимой заказчику форме, для ее обработки были сделаны определенные затраты.

Таким образом, по рассматриваемому вопросу широко распространен подход, согласно которому информацию, в том числе и общедоступную, следует считать объектом гражданских прав, что подтверждается положением ч. 1 ст. 5 Федерального закона «Об информации, информационных технологиях и о защите информации», при этом в судебной практике получил распространение прикладной подход к квалификации информации, по которому судьи принимают решение по результатам анализа целей её получения.


В статье раскрывается проблема отраслевой принадлежности отношений, связанных с персональными данными. Рассмотрен вопрос о понятии персональных данных в условиях развития цифровой экономики. Сделан вывод о возможности отнесения персональных данных к нематериальным благам и применения к отношениям между субъектом персональных данных и оператором по обработке данных некоторых норм гражданского права. Отдельное внимание уделено сделочной природе согласия на обработку персональных данных.

Ключевые слова: персональные данные, гражданское право, нематериальные блага, согласие на обработку персональных данных, сделка.

В среде существующего информационного общества и его составляющей — цифровой экономики, «топливом» к которой выступают Большие данные, требуется, прежде всего, надлежащее правовое регулирование вопросов, связанных с оборотом персональных данных. На данный момент ФЗ «О персональных данных» [1] идёт вразрез с существующей тенденцией развития цифровой экономики и коммерциализации отношений в области оборота персональных данных. Именно при помощи норм гражданского права возможно обеспечить необходимое правовое регулирование отношений, связанных с распоряжением правами на персональные данные.

Несмотря на то, что подавляющее большинство норм, связанных с персональными данными, имеет ярко выраженный императивный характер (например, в части обязанностей оператора), не исключено к отдельным вопросам применения и гражданско-правовых норм. Следовательно, поскольку отношения, связанные с обработкой персональных данных, носят разноотраслевой, комплексный характер, то они регулируются не только нормами публичного права (ФЗ «О персональных данных» [1], ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации»» [2]), но и нормами частного права (части 1 ГК РФ [3] и части 3 ГК РФ [4]).

Следует подчеркнуть, что некоторые существующие пробелы частно-правового регулирования, существующие в законодательстве о персональных данных, восполняются соответствующими разъяснениями конкретных федеральных органов исполнительной власти. Так, в официальных разъяснениях Минкомсвязи России касательно сферы действия ФЗ от 21.07.2014 г. № 242-ФЗ [5] содержится отсылка к ст. 1212 ГК РФ, применимой при присутствии факта направленности деятельности лица на территории РФ в отношениях с иностранным субъектом. А в официальных разъяснениях Роскомнадзора [6], имеется отсылка к ст. 152.1 ГК РФ в отношении использования фото- или видеоизображения субъекта персональных данных. Кроме того, в данных разъяснениях Роскомнадзора содержится следующее указание: «отнесение сведений персонального характера к биометрическим персональным данным и их последующая обработка должны рассматриваться в рамках проводимых оператором мероприятий, направленных на установление личности конкретного лица, если иное не предусмотрено федеральными законами и принятыми на их основе нормативными правовыми актами». Иными словами, если целью обработки изображения гражданина как персональных данных, не является установление личности, то применимы не положения ФЗ «О персональных данных», а нормы ст. 152.1 ГК РФ.

Представляется весьма интересным мнение и аргументация В. В. Архипова о возможности квалификации персональных данных как нематериальных благ в системе объектов гражданских прав. Соглашаясь с мнением М. Л. Нохриной, разделяющей нематериальные блага как «внешние субъекту объекты: запись голоса, имя, изображение, информация о частной жизни, зафиксированная на материальном носителе» и законные интересы (интерес в сохранении жизни и здоровья, интерес в личной неприкосновенности, интерес в неприкосновенности частной жизни и т. д.), В. В. Архипов относит персональные данные к нематериальным благам именно в данной концепции. Признаками нематериальных благ, под которые подпадают и персональные данные являются то, что гражданские права, объектом которых является персональные данные: — возникают в связи с конкретными событиями (например, в силу факта рождения возникает право на биометрические персональные данные), и не требуется возникновения дополнительных юридических фактов; — в случае их нарушения не подлежат восстановлению (поскольку в ситуации, когда персональные данные, распространились публично, они останутся навсегда в публичном поле); — неотчуждаемы и непередаваемы другим способом, за исключением случаев, установленных законодателем; — имеют личный характер, связанный с невозможностью осуществления прав на них другими лицами, кроме субъекта персональных данных, за исключением волевого установления сторон; — не имеют имущественного содержания, которое объясняется в невозможности точной оценки персональных данных с точки зрения экономики [8, c. 8–10].

Рассмотрение персональных данных в качестве нематериальных благ позволит квалифицировать отношения между субъектом персональных данных и оператором в качестве гражданско-правовых.

При исследовании содержания норм о персональных данных и их сопоставлении с гражданско-правовыми заметим, что уже в самом начале ст. 9 ФЗ «О персональных данных», гласящей, что «субъект персональных данных принимает решение о предоставлении его персональных данных и дает согласие на их обработку свободно, своей волей и в своем интересе» [1] прослеживается сходство с п. 2 ст. 1 ГК РФ, согласно которой «граждане (физические лица) и юридические лица приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе» [3].

Физическое лицо вправе распоряжаться своим правом на персональные данные как нематериальные блага или посредством предоставления согласия на обработку его персональных данных, или путем отзыва согласия. Такое лицо совершает «действия, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей» [3]. Поэтому, правовую природу согласия и отзыва согласия на обработку персональных данных следует определять как односторонние сделки.

Если говорить об изображении гражданина, которое в отдельных аспектах может являться персональными данными, то согласно позиции, изложенной в п. 46 Постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 г. № 25, «согласие на обнародование и использование изображения гражданина представляет собой сделку. Форма согласия определяется общими правилами ГК РФ о форме сделки, которая может быть совершена в письменной или устной форме, а также путем совершения конклюдентных действий, если иное не установлено законом» [7]. Представляется, что по аналогии с указанным положением применительно к согласию на обработку персональных данных должны также быть применены общие правила ГК РФ о форме сделки.

Часть 4 ст. 9 ФЗ «О персональных данных» содержит перечень реквизитов согласия в письменной форме субъекта персональных данных на обработку персональных данных. В случае несоблюдения отдельных реквизитов надлежит руководствоваться нормами о недействительности сделок, поэтому такое согласие будет являться оспоримой сделкой.

Неточность, содержащаяся в ч. 6 ст. 9 ФЗ «О персональных данных», заключается в том, что законодатель, оперируя понятием недееспособности субъекта персональных данных, упускает ситуации, при которых согласие на обработку персональных данных предоставляют такие ограниченно дееспособные субъекты, как несовершеннолетние. Представляется, что согласие на обработку персональных данных малолетних могут предоставить лишь их законные представители, а несовершеннолетние в возрасте от 14 до 18 лет для совершения сделки по предоставлению согласия на обработку персональных данных должны, по общему правилу, предоставлять письменное согласие законных представителей.

Таким образом, исходя из приведённого анализа персональных данных с позиций гражданского права представляется необходимым рассматривать персональные данные как нематериальные блага, а согласие на обработку персональных данных и отзыв такого согласия — как односторонние сделки.

Основные термины (генерируются автоматически): данные, ГК РФ, обработка, физическое лицо, благо, информация, согласие, цифровая экономика, определяемое физическое лицо, частная жизнь.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: