Гук п а судебный прецедент как источник права

Обновлено: 27.04.2024

Рассматривая возможность использования судебного прецедента в России, нельзя не отметить, что в настоящее время в юридической науке ведутся бурные дискуссии по вопросу о том, возможно ли использование судебного прецедента в качестве источника права в российской правовой системе; присущи ли современному российскому суду, наряду с правоприменительными функциями, также и правотворческие или не присущи [1, С. 14–22] не подменяет ли он при этом и не дублирует ли законодательные органы или делает и то и другое одновременно [2, С. 10].

В связи с этим в настоящее время фактически существуют две противоположные точки зрения. Учеными, признающими судебную практику и судебный прецедент в качестве источника права, являются: С. Н. Братусь, А. Б. Венгеров, А. Г. Гаджиев, В. М. Жуйков, В. Д. Зорькин, A. A. Иванов, Т. Н. Нешатаева, В. Ф. Яковлев и др., по мнению других ученых: В. А. Канашевский, К. И. Комиссаров, O. E. Кутафин, В. О. Лучин, B. C. Нерсесянц, C. B. Поленина и др., судебная практика источником права не признаётся.

В поддержку судебного прецедента существует мнение том, что нормы права, запрещающие судам принимать нормативные правовые акты, отсутствуют [3, № 5]. Нередко при разрешении различных вопросов прибегают именно к судебной практике.

В качестве довода влияния органов судебной власти на законодательство нашей страны О. Н. Коростелкина отмечает, что судебная составляющая в системе источников российского права объективно сложилась и представляет собою реальность нынешней системы правового регулирования. В этой составляющей два основных элемента судебного правотворчества: судебная практика и судебный прецедент. Два этих правовых явления представляют собою единое начало одного важнейшего структурного элемента в системе источников права — судебного правотворчества [4, С. 6–7].

С. Ю. Бодров, рассматривая судебный прецедент как возможный источник российского права, выделяет два аспекта данной проблемы:

- в первом случае, судебный прецедент должен рассматриваться как непосредственный источник права, т. е. надлежаще оформленным правоположением на которое можно ссылаться при признании юридически значимым решения;

- во втором случае, речь идет о влиянии судебного прецедента, и главным образом судебной практики, на процесс правотворчества и правоприменения, а также на формирование юридической практики в целом [5, С. 7].

По мнению С. В. Боботова, под судебным прецедентом понимается нормообразующее правило поведения, закрепленное судом высокой инстанции. Прецедентами становятся лишь те судебные решения, которые используются как твердое обоснование для других подобных дел по аналогии в фактах и обстоятельствах с целью достижения единства судебной практики.

Несомненно, для индивидуализации такого феномена как судебный прецедент от иных источников права необходимо выделить ряд его отличительных черт — признаков, опираясь на которые возможно будет его признать в качестве источника права. По мнению ряда исследователей, для признания судебного прецедента в качестве источника права в России необходимо, чтобы он отвечал ряду признаков:

- выносится судом высшей инстанции;

- отсутствует процессуальная возможность для обжалования в суде в общем порядке;

- является эталоном для разрешения судами аналогичных дел при отсутствии закона, регулирующего спорные правоотношения;

- применяется в качестве источника права при разрешении аналогичных спорных ситуаций (суды вправе ссылаться на решение, постановление суда высшей инстанции, Конституционного Суда РФ, признанное в качестве судебного прецедента, при вынесении решения в процессе рассмотрения спора аналогичного характера).

Следует отметить, что среди исследователей проблемы судебного прецедента, как формирующегося источника права, нет однозначного подхода к определению признаков судебного прецедента. Так П. А. Гук в своем научном исследовании указал следующие признаки судебного прецедента:

- создается высшими судебными органами;

- требует определенной юридической процедуры;

- обладает обязанностью применения;

- подлежит обязательному опубликованию в сборниках, как правило, специальных сборниках [6, С. 62].

Признаки судебного прецедента по П. А. Гуку на наш взгляд (за исключением первого) нельзя отнести в качестве таковых для признания судебного прецедента в качестве источника права, т. к. они должны характеризовать объект, выявляя именно его отличительные свойства. Признаки же судебного прецедента со второго по четвертый можно отнести и к признакам нормативного правового акта.

Рассмотрим также признаки судебного прецедента С. К. Загайновой, которыми, по мнению, являются следующие:

- выносится при разрешении конкретного дела;

- содержит в себе правовую основу, регулирующую возникшие отношения;

- обязателен для применения всеми судебными инстанциями.

Как видно в приведенных классификационных признаках существуют как сходства, так и различия. Анализируя их, заметим, что все сторонники признания прецедента в странах с романо-германской правовой системой отмечают на источник их создания — высшие органы судебной власти, т. к. именно суды способны оказывать влияние на конкретные правоотношения посредством вынесения решения по спору между сторонами.

Вторым отличительным признаком судебного прецедента, по мнению исследователей, является отсутствие возможности его обжалования в обычном порядке, т. е. в таком порядке, каком обжалуются решения судов различных инстанций. Так, если бы существовала возможность для обжалования указанного источника права, то он не мог бы выступать в качестве регулятора правоотношений. Несомненно, противоречащий основным принципам и основам законодательства, судебный прецедент, как и нормативный правовой акт должен быть отменен, но только в порядке особого производства.

В качестве третьего обязательного признака следует выделить то, что решение, определение, либо постановление суда высшей инстанции является эталоном для судов нижестоящих инстанций, при отсутствии законодательного урегулирования спорного правоотношения.

Четвертый отличительный признак подразумевает указание судами, наряду со статьей закона, на конкретное судебное решение, имеющее прецедентный характер как на источник права, на основании которого разрешена спорная ситуация. Указанный признак можно сравнить по аналогии с тем, когда Конституционный Суд Российской Федерации при вынесении решения ссылается на практику Европейского Суда по правам человека. В принципе, четвертый признак, имеет скорее факультативный, нежели характер основного.

Нет общего мнения относительно понятия судебного прецедента в России даже среди судей. Судья Конституционного Суда Российской Федерации в отставке Н. В. Витрук, считает, что есть обобщенные представления Конституционного суда по конкретным конституционно- правовым проблемам. Эти правовые выводы и представления суда, сложившиеся в результате толкования конституционно-правового значения тех или иных правовых норм, а также Конституции РФ, и служат в дальнейшем для обоснования итогового решения суда. Конституционный суд подходит к самостоятельной разработке правовых норм, а это и есть не что иное, как судебный прецедент.

Среди противников признания судебного прецедента источником права существует мнение, что деятельность суда никогда не станет нормотворческой и поэтому решения судов высших инстанций по конкретным делам нельзя рассматривать в качестве судебного прецедента, существующего в англо-саксонской системе права [7, С. 133].

По оценке B. C. Нерсесянца, O. E. Кутафина судебная практика Конституционного Суда носит сугубо правоприменительный характер. Следует не согласиться с таким подходом. Анализ существующих решений Конституционного Суда позволяет сделать вывод об их нормативном характере, данное утверждение поддерживается также М. В. Баглаем, В. Д. Зорькиным и рядом других исследователей.

Кроме того, представляет интерес мнение Б. Страшуна, согласно которому, решения Конституционного Суда, не прецеденты, потому что подобные дела разрешать никакой другой суд не компетентен. И для самого Конституционного Суда его собственные решения вряд ли можно считать прецедентами, поскольку аналогичные дела Судом повторно не рассматриваются, хотя в определениях об отказе принять дело к рассмотрению соответствующие правовые позиции иногда повторяются и разъясняются дополнительно. Такие решения, по его мнению, нормативные акты, хотя и особого рода.

Относительно отрицания признания судебного прецедента источником российского права существует точка зрения В. Ю. Соловьева, по мнению которого суды не творят, а применяют право, то есть в России в настоящее время судебный прецедент не может быть признан источником права, и официально признать судебный прецедент как источник права означает принципиально изменить методологию российского права [8, С. 15].

Однако, по его же мнению, необходимо установление в законе положений, согласно которым не только суды могли бы руководствоваться в своей деятельности Постановлениями Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации и Верховного Суда Российской Федерации.

Опираясь на вышеизложенное можно сделать вывод о том, что говорить о признании судебного прецедента в России в качестве источника права в настоящее время нельзя, однако говорить и об отсутствии у судов высших инстанций, Конституционного Суда правообразующих функций нельзя также.

Думается, что судебный прецедент в России не может существовать не столько потому, что Россия — особенная страна с отличным менталитетом и т. д. или, что российская правовая система относится к романо-германской правовой семье, сколько потому, что структура и полномочия различных звеньев судебной системы Российской Федерации не позволяют даже при очень большом желании создавать нечто похожее. Считать же судебным прецедентом даже судебное постановление кассационной инстанции по какому-то конкретному делу не верно, так как кассационная инстанция не правомочна принимать самостоятельное судебное постановление, а ее определение всегда может быть отменено в суде надзорной инстанции.

Можно, конечно, спорить о буквальном или расширительном понимании термина «судебный прецедент», однако, думается, что более верным будет российскому феномену присвоить новое наименование, чем потом проводить структурно-лингвистическое исследование «судебного прецедента» и описывать российское явление в терминах отклонений. И это новое наименование может звучать как «правообразующее решение судебного органа».

1. Бошно C. B. Влияние судебной практики на законотворчество // Государство и право. 2004. № 8. С. 14–22.

2. Марченко М. Н. Судебный прецедент: разнообразие понятий и многообразие форм проявления // Журнал российского права. 2006. № 6. С. 10.

3. Кучин М. В. Нормотворческая деятельность органов судебной власти в Российской Федерации и судебный прецедент // Журнал Право и политика. 2000. № 5.

4. Коростелкина О. Н. Судебная практика и судебный прецедент в системе источников российского права: Дисс. канд. юрид. наук, М., 2005. С. 6–7.

5. Бодрое С. Ю. Судебный прецедент в системе источников российского права: Дис. канд. юрид. наук. — Ульяновск, 2004. С. 7.

6. Гук П. А. Судебный прецедент как источник права: Дис. канд. юрид. наук. Саратов, 2003. С. 62.

7. Загайнова С. К. Судебный прецедент (Историко-правовой аспект): Дис. канд. юрид. наук. — Екатеринбург, 1999. С. 133.

8. Соловьев В. Ю. Судебная практика в российской правовой системе: Автореф. Дис. …канд. юрид. наук. М., 2003. С. 15.

Основные термины (генерируются автоматически): судебный прецедент, Конституционный Суд, качество источника, Россия, судебная практика, Российская Федерация, суд, вынесение решения, высшая инстанция, дело.

В современной российской юридической науке зачастую понятия «судебная практика» и «судебный прецедент» отожествляют. Однако существуют и иные точки зрения по данному вопросу.

На сегодняшний день нет единого подхода к пониманию судебного прецедента. Так, по мнению П. А. Гука судебный прецедент — это «решение, принятое высшим судебным органом по конкретному делу, которое считается обязательным для других судов при рассмотрении аналогичных дел» [1]. Е. Г. Лукьянова считает, что судебный прецедент является решением по конкретному делу, которое содержит положения, обязательные для разрешения аналогичных дел в будущем, и признается источником (формой) права доктриной и практикой стран англосаксонской правовой системы [2].

Под судебной же практикой, по мнению С. И. Вильнянского, следует понимать сложившиеся при разрешении судами однородных конкретных дел правовые положения, которые в результате единообразного и многократного применения норм к отношениям, не урегулированным с исчерпывающей ясностью или неполно урегулированными соответствующим законом [3]. По мнению же других ученых-юристов, в частности, А. Б. Венгерова и С. Н. Братуся, судебная практика — это единство того вида судебной деятельности по применению правовых норм, который связан с выработкой правоположений на основе раскрытия смысла и содержания применяемых норм, а в необходимых случаях их конкретизации и детализации и специфического результата этой деятельности [4].

На первый взгляд, при сопоставлении данных понятий они идентичны. При этом наиболее подходящим под признаки судебного прецедента являются решения Конституционного Суда Российской Федерации и Верховного Суда России. Данный вывод следует из полномочий, предоставленных данным судебным инстанциям, а также юридической силы данных судебных актов.

В соответствии с Федеральным конституционным законом от 21 июля 1994 года № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд РФ дает общеобязательное, нормативное толкование Конституции России, прекращает действие признанных им неконституционных нормативно-правовых актов или не допускает вступление их в силу. Решения Конституционного Суда РФ, на основании которых нормативно-правовые акты утрачивают силу, имеют такую же сферу действия во времени и пространстве и по кругу лиц, как и решения нормативного характера [5].

Верховный Суд Российской Федерации же осуществляет деятельность по даче разъяснений по вопросам судебной практики, которые носят обязательный характер для нижестоящих судов. Акты Верховного Суда России в первую очередь представляют собой акты официального нормативного толкования, а в случаях, когда данные акты содержат разъяснения относительно правовых отношений, которые не урегулированы законодательно, данные разъяснения являются актами, регулирующими отношения, тем самым заменяя законодательную норму, что может свидетельствовать о схожей правовой природе с судебным прецедентом.

Вышеизложенное свидетельствует о следующих общих чертах судебной практики и судебного прецедента:

Нормативный характер, который проявляется в разъяснениях относительно правовых отношений, не урегулированных законом;
Императивность, которая выражается в обязательном применении прецедентов или разъяснений при правоприменении;
Порождают возникновение, прекращение или изменение прав и обязанностей.

Стоит отметить, что у судов также нет четкого представления о разграничении этих двух категорий. Так, в постановлении от 28 августа 2001 года № А13–1576/01–20 Федерального арбитражного суда Северо-Западного округа отвергается ссылка стороны на противоречие обжалуемых судебных актов арбитражной практики. Суд аргументировал данный отказ тем, что в России нет прецедентного права [6]. Схожая позиция была высказана и в постановлении Федерального арбитражного суда Дальневосточного округа от 21 июля 2003 года № Ф03-А37/03–2/1531. Так суд отметил, что указанные заявителем в жалобе судебные акты касаются конкретных физических и юридических лиц, а нормы Арбитражного процессуального кодекса РФ не содержат положений о прецедентном праве [7].

Из вышесказанного следует, что суды отождествляют понятия «судебная практика» и «судебный прецедент» при толковании факта отсылки к судебному решению, вынесенному по аналогичному делу. При этом совсем иное отношение к постановлениям Пленума Верховного Суда Российской Федерации и актам Конституционного Суда России. Так в своем решении судья Кировского районного суда города Хабаровска от 8 июня 2017 года по делу № 2–819/2017, ссылается на разъяснения, имеющиеся в постановлении Пленума Верховного Суда, но при этом, не делая данный акт, основополагающим при разрешении дела по существу [8]. Что свидетельствует о свойственных особенностях актам Конституционного Суда и Верховного Суда Российской Федерации.

При этом основной отличительной чертой актов высших судебных инстанций в России и судебного прецедента в его классическом понимании является то, что принятые решения Верховным Судом РФ и Конституционным Судом России служат результатом познавательной деятельности по уяснению смысла и содержания нормативных актов, который служит в дальнейшем разъяснением соответствующих норм для их правильного понимания и применения.

Таким образом, проанализировав судебные акты и доктринальные положения, можно сделать вывод о том, что понятия «судебная практика» и «судебный прецедент» не являются тождественными. Так как судебная практика в России формируется путем неоднократного применения правовым норм судами путем осуществления правосудия, тогда как судебный прецедент представляет собой продукт судебного правотворчества.

Судебный прецедент выносится высшей судебной инстанцией и направлен на его обязательное применение нижестоящими инстанциями при разрешении аналогичных случаев, судебная же практика представляет собой более широкое явление и включает в себя результат правоприменения правовых норм судами нескольких судебных инстанций и представляет собой акт рекомендательного характера, который может быть использован при разрешении аналогичных споров.

Стоит обратить внимание и на то, что акты судебной практики носят прикладное значение, лишь при отправлении правосудия, тогда как судебный прецедент оказывает влияние и на иные сферы общественных отношений. Следовательно, в Российской Федерации суды не осуществляют правотворческую деятельность, то есть их решения не носят прецедентный характер, они лишь способствуют развития российского права путем разъяснения имеющихся правовых норм, а не создания новых. Тем самым обеспечивая единообразие судебной практики.

Основные термины (генерируются автоматически): судебный прецедент, акт, Российская Федерация, судебная практика, Верховный Суд, Конституционный Суд, решение, Россия, нормативный характер, Федеральный арбитражный суд.

Д.А. ПАШЕНЦЕВ, доктор юридических наук, профессор кафедры теории и истории государства и права Московского городского педагогического университета Анализируется понятие судебного прецедента как источника права в правовой системе России. Рассматривается соотношение судебного прецедента и судебной практики в Российской империи, в советский период и в современных условиях.

Д.А. ПАШЕНЦЕВ,

доктор юридических наук, профессор кафедры теории и истории государства и права Московского городского педагогического университета

Анализируется понятие судебного прецедента как источника права в правовой системе России. Рассматривается соотношение судебного прецедента и судебной практики в Российской империи, в советский период и в современных условиях.

Ключевые слова: судебный прецедент, судебная практика, источник права, суд.

Judicial precedent as a source of law in the Russian law system

In the article is analyzed the concept of judicial precedent as a source of law and its role in the Russian law system. The author analyzes the relation of judicial precedent and judicial practice in Russia.

Keywords: judicial precedent, judicial practice, source of law, court.

В последнее время одной из научных проблем, привлекающих внимание ученых-правоведов и активно обсуждаемых, является наметившаяся тенденция возрастания роли судебного прецедента в правовой системе России. Научный мир фактически разделился на два лагеря: сторонников и противников официального признания судебного прецедента источником российского права[1]. Прежде чем высказать свою точку зрения по данному вопросу, отметим, что в начале любой дискуссии необходимо договориться о терминах, т. е. в данном случае уточнить, что будет пониматься под судебным прецедентом и источником права.

Источник права — понятие, сколь широко употребляемое, столь и неоднозначное. В целом существует два основных подхода к пониманию источника права. Сторонники первого подхода отождествляют источник и форму права, сторонники второго подхода разделяют данные понятия. В конечном счете отношение к источнику права зависит от методологических позиций того или иного исследователя. Мы согласны с М.Н. Марченко, который пишет: «От того, на каких методологических позициях находится исследователь, придерживается ли он, скажем, позитивистских воззрений или же разрешает проблемы правопонимания с позиций естественного права, в полной мере зависят и его представления о формах и источниках права»[2].

В отечественной юриспруденции форму и источник права отождествляли такие известные дореволюционные правоведы, как Н.М. Коркунов и Г.Ф. Шершеневич. В советское время, когда господствовал нормативистский подход к праву, установилось общепринятое понимание источника права как внешней формы выражения правовых норм.

В современных условиях одним из сторонников разделения данных понятий является В.В. Ершов, который пишет: «Термин “источники права”, на мой взгляд, должен ограничиваться лишь “факторами”, “творящими” право. В свою очередь термин “формы права” — внутренним и внешним выражением международного и российского права, применяемого в Российской Федерации»[3].

По нашему мнению, использование терминов «форма права» и «источник права» зависит от того, какие цели ставятся в том или ином исследовании. Если необходимо в каком-то случае отождествить или, наоборот, разделить данные понятия, это следует специально оговорить в тексте работы.

Если мы рассматриваем судебный прецедент как источник права, то вполне естественно, что в данном конкретном случае вынуждены отождествлять понятие источника с формой права, так как прецедент будет той внешней формой, которая выражает правовые нормы и доводит их до адресата.

Существуют различные подходы к интерпретации понятия «судебный прецедент», хотя в этом случае не наблюдается столь полярных позиций, как в отношении источника права. Определение, данное классиком сравнительного правоведения Рене Давидом и ставшее почти общепринятым, гласит: «Судебный прецедент — это решение по конкретному делу, являющееся обязательным для судов той же или низшей инстанции при решении аналогичных дел либо служащее примерным образцом толкования закона, не имеющим обязательной силы»[4]. В.И. Анишина понимает под судебным прецедентом «эквивалент правоположения (прообраза нормы), сформулированного судом в конкретном решении и используемого иными судами в силу отсутствия законодательной нормы, ее противоречивости, неясности»[5]. В интерпретации других авторов различаются только детали, не меняющие сути, и понимание прецедента как судебного решения, содержащего норму права, обеспечивающего не только правоприменительную, но и правотворческую роль суда, остается неизменным.

Анализ той роли, которую играет судебный прецедент в его классическом понимании в правовой системе России, можно начать с аксиомы, гласящей, что в нашей стране прецедент источником права официально не признается. Вместе с тем в условиях глобализации и унификации правового регулирования существует устойчивая тенденция проникновения элементов прецедентного правосудия в правовую систему России. Это замечают и отмечают многие авторы. Например, Т.М. Пряхина и Е.В. Розанова пишут, что «отрицать значение прецедента как источника права в современных условиях — значит не видеть реальных изменений, происходящих в сфере правосудия»[6].

В случае с судебным прецедентом мы видим борьбу двух противоположных тенденций.

Первая тенденция — традиционная — проходит через всю историю российского права и связана с отрицанием роли суда в правотворчестве и роли прецедента в выражении норм права. Действительно, если мы рассмотрим эволюцию правовой системы России, составным элементом которой является эволюция источников права, то увидим, что никогда судебным решениям не придавалось прецедентное значение. Правда, в литературе встречаются попытки привести примеры, свидетельствующие об обратном. Например, Е.Н. Трубецкой писал, что в России судебная практика имеет значение самостоятельного источника права, но это значение было официально признано за ней только со времени издания Судебных уставов 1864 года, в которых «впервые предписывалось суду не останавливать решения под предлогом неясности, неполноты или противоречия существующих законов, а разрешать непредвиденные законом случаи на основании общего разума всего законодательства»[7]. В соответствии со ст. 10 Устава гражданского судопроизводства 1864 года суд был «обязан решить дело по разуму существующих законов, не останавливая решения под предлогом неполноты, неясности или противоречия в оных». Здесь с определенной натяжкой можно усмотреть намек на элемент судебного правотворчества. Однако, во-первых, речь идет о судебной практике, а не о судебном прецеденте. Во-вторых, все встает на свои места после разъяснения К.П. Победоносцева, писавшего, что «суд, в коем производится дело, требующее решения, вполне свободен и не зависит от воззрений и мнений высшей инстанции во всем, что относится до обсуждения спорного предмета по существу оного. »[8]. Таким образом, в Российской империи судебный прецедент источником права не являлся. Суды выносили решения именно на основе закона, а не на базе ранее принятых решений вышестоящих инстанций.

В советское время суду отводилась строго правоприменительная роль. При этом он выступал в качестве инстанции, подчиненной другим органам. В то же время ст. 4 ГПК РСФСР 1923 года устанавливала, что «за недостатком узаконений и распоряжений для решения какого-либо дела суд решает его, руководствуясь общими началами советского законодательства и общей политикой Рабоче-Крестьянского Правительства»[9]. В этой статье, на наш взгляд, отчетливо прослеживается заимствование из судебных уставов 1864 года. По мнению А.Ю. Мкртумяна, в данной статье «прямо предписывалось суду при отсутствии законодательной нормы выполнять правотворческие функции, опираясь на общие начала законодательства и политические принципы. А наделение судов правом правотворчества — это важный шаг на пути к судебному прецеденту»[10]. Такой вывод представляется слишком поспешным. Более взвешенной позиции придерживается М.Н. Марченко, который пишет, что официальная концепция советского права считала aксиомой положение о том, что судебный прецедент не может рассмaтриваться в качестве источника права, «поскольку это ассоциировалось: а) с разрушением социалистической законности, понимаемой лишь как строгое и неуклонное соблюдение законов и других законодательных актов; б) с возможным судебным произволом в процессе одновременного выполнения правотворческих и правоприменительных функций; в) с подрывом или же по меньшей мере с ослаблением правотворческой деятельности законодательных органов»[11]. В свое время И.Б. Новицкий отмечал: «В Советском государстве не может быть места для судебного прецедента. Советский суд является проводником и стражем законности, он должен строго следить за тем, чтобы общие нормы закона (и подзаконных актов) неукоснительно соблюдались всеми гражданами, должностными лицами, учреждениями и прежде всего — самим судом»[12].

Сходной концепции придерживался и Р. Давид, писавший: «Если спросить советского юриста, какова роль судебной практики в Советском Союзе, он убежденно ответит, что эта роль значительна. Если же спросить его, является ли судебная практика источником права, то последует незамедлительный и четкий отрицательный ответ»[13].

Здесь прослеживается еще одна проблема —взаимоотношение прецедента и судебной практики. Роль практики судов в советское время никто не отрицает. В.М. Жуйков справедливо утверждает, что судебная практика, выраженная в разъяснениях Верховного суда СССР и Верховного суда РСФСР, всегда «признавалась источником права, поскольку в судебных решениях допускались ссылки на них как на правовую основу разрешения дела»[14]. К этому можно только добавить, что такая практика, несмотря на свою важную роль, так и не стала прецедентом.

Вторая тенденция происходит из склонности российской правовой системы к внешним заимствованиям. Начиная со времен Петра I, законодательные акты разрабатывались в России, как правило, не на самобытной основе, а с помощью иностранных заимствований. Среди наиболее известных примеров можно назвать Артикулы воинские 1715 года, Вексельный устав 1729 года, наконец, уже упоминавшиеся Судебные уставы 1864 года. Этот список может быть продолжен.

Соблазн рецепирования иностранного права, его институтов и принципов усиливается в связи с происходящими в стране либеральными реформами, при которых естественная тенденция к унификации национального законодательства в процессе глобализации усугубляется западническими настроениями правящей верхушки. Не углубляясь в анализ полезности данного процесса для правовой системы России, отметим, что этот процесс закономерно приводит и к возрастанию роли судебного прецедента. Это общая тенденция, характерная не только для России, но и для государств континентальной правовой семьи, в которых судебный прецедент также не относится к числу источников права. Одним из проявлений данной тенденции стало, например, то, что Республика Армения, приняв Судебный кодекс, официально признала прецедентный характер решений Кассационного суда[15].

В Российской Федерации вопрос о судебном прецеденте возникает прежде всего применительно к решениям Конституционного суда РФ. Существует группа ученых, представленная в основном самими судьями КС РФ, которые настаивают на прецедентном характере решений КС РФ. Например, Председатель КС РФ В.Д. Зорькин считает, что решения по делам о проверке конституционности нормативных актов имеют нормативный характер и как таковые приобретают прецедентное значение[16].

По мнению Б.С. Эбзеева, осуществляя толкование Конституции РФ, Конституционный суд РФ формирует прецеденты и восполняет пробелы в законодательстве[17]. Сходную точку зрения высказывают Л.В. Лазарев и Г.А. Гаджиев.

У данной позиции есть и авторитетные противники. Например, по мнению О.Е. Кутафина, в процессе толкования Конституционным судом РФ конституционных норм не создается право, а лишь выявляется, устанавливается государственная воля, выраженная в нормативном акте. При этом важно проводить четкую грань между разъяснением уже существующих норм и созданием новых правовых установлений[18].

По нашему мнению, решения КС РФ действительно не создают новых норм. Его акты — это акты официального толкования, а не прецеденты в их классическом понимании. То, что КС РФ нередко ссылается и на решения Европейского суда по правам человека, и на свои собственные решения, не меняет сути дела, не превращает толкование права в его создание, правоприменительную деятельность в правотворческую.

Промежуточную позицию занимают авторы, которые указывают на существование двух видов судебных прецедентов: прецедента, создающего новую норму, и прецедента, дающего толкование уже существующей нормы. В частности, П.А. Гук пишет: «Под прецедентом толкования следует понимать судебное решение высшего судебного органа, создавшее наиболее точную формулировку смысла, содержащегося в законе (норме права), и имеющее обязательную силу»[19].

Речь идет опять всего лишь о толковании нормы, а не о ее создании. Так называемый прецедент толкования судебным прецедентом в полном смысле этого слова не является, он выходит за рамки данного явления в его классическом понимании.

Подводя итог, можно отметить, что все современные авторы, пытающиеся доказать существование судебного прецедента в качестве полноценного источника права в современной правовой системе России, фактически либо отождествляют понятия судебного прецедента и судебной практики, либо выдают толкование права за правотворческую деятельность. Не отрицая наличие тенденции к возрастанию роли судебных решений, полагаем, что в ближайшее время судебный прецедент ни юридически, ни фактически не станет источником российского права. Это связано, кроме всего прочего, с традиционно высоким авторитетом суда в странах прецедентного права. К сожалению, современное российское правосудие поражено как коррупцией, так и бюрократизмом. Судебная власть де-факто не является независимой, а нередко просто послушно выполняет указания власти исполнительной. Все перечисленное не способствует внедрению в правовую систему института судебного прецедента.

1 См.: Пашенцев Д.А. Рецензия на монографию Мкртумяна А.Ю. «Судебный прецедент в современном гражданском праве» // Гражданское право. 2009. № 3. С. 44.

2 Марченко М.Н. Источники права. — М., 2005. С. 29.

3 Ершов В.В. Основополагающие общетеоретические и гражданско-правовые принципы права: Моногр. — М., 2010. С. 16—17.

4 Давид Р. Основные правовые системы современности. — М., 1976. С. 301.

5 Анишина В.И. Решения российских судов в системе праворегулирования: некоторые проблемы теории и практики // Государство и право. 2007. № 7. С. 57.

6 Пряхина Т.М., Розанова Е.В. Решения Европейского суда по правам человека в правовой системе России // Вестн. МГПУ. Серия «Юридические науки». 2010. № 2. С. 83.

7 Трубецкой Е.Н. Энциклопедия права. — СПб., 1998. С. 132.

8 Победоносцев К.П. Судебное руководство. — М., 2004. С. 102.

9 СУ РСФСР. 1923. № 46—47. Ст. 478.

10 Мкртумян А.Ю. Судебный прецедент в современном гражданском праве. — М., 2008. С. 119.

11 Марченко М.Н. Указ. соч. С. 379.

12 Новицкий И.Б. Источники советского гражданского права. — М., 1959. С. 125.

13 Давид Р. Указ. соч. С. 170.

14 Жуйков В.М. К вопросу о судебной практике как источнике права // Судебная практика как источник права. — М., 1997. С. 16.

15 См.: Мкртумян А.Ю. Судебная практика и судебный прецедент в системе источников права Республики Армения // История государства и права. 2008. № 17.

16 См.: Зорькин В.Д. Прецедентный характер решений Конституционного суда Российской Федерации // Журнал российского права. 2004. № 12. С. 4.

17 См.: Эбзеев Б.С. Человек, народ, государство в конституционном строе Российской Федерации. — М., 2005. С. 511.

18 См.: Кутафин О.Е. Предмет конституционного права. — М., 2001. С. 223.

19 Гук П.А. Судебный прецедент: теория и практика. — М., 2009. С. 55.

Чтобы получить короткую ссылку на статью, скопируйте ее в адресной строке и нажмите на "Укоротить ссылку":

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: