Германия как правовое государство

Обновлено: 25.04.2024

Путеводитель для поздних переселенцев

VIII. Государство и политика

Федеративная Республика Германии

Основной закон

федеративное государство
демократия
правовое государство
социальное государство.

Изменению этих основных элементов и структуры деления федерации на отдельные земли препятствует статья 79 в самом Основном законе. Поэтому здесь можно говорить о вечной гарантии такого государственного устройства.

Федеративное государство

Федеративная Республика Германии является федеративным государством. Как Федерация в виде одного целого, так и отдельные земли являются "государствами" со своей государственной властью и своей государственной территорией. Верховная государственная власть, однако, принадлежит Федерации, а не землям, ибо Основной закон предусматривает статьей 31, что федеральное право имеет преимущество перед правом земель. Деление Федерации на отдельные земли не может быть поколеблено даже изменением конституции. Участие земель в законодательной деятельности, осуществляемой Бундесратом, тоже должно быть принципиально сохранено.

С момента подписания договора об объединении Германии и вступления ГДР в состав ФРГ Федеративная Республика Германии состоит из 16 земель. Ими являются: Баден-Вюртемберг, Бавария, Берлин, Бранденбург, Бремен, Гамбург, Гессен, Мекленбург-Передняя Померания, Hижняя Саксония, Рейнланд-Пфальц, Северный Рейн-Вестфалия, Саар, Саксония, Саксония-Ангальт, Тюрингия и Шлезвиг-Гольштейн.

Демократия

Федеративная Республика Германии является демократическим государством. В статье 20 Основного закона закреплено, что вся государственная власть исходит от народа. Осуществление государственной власти народом проявляется на выборах, голосованиях и через особые органы законодательной, исполнительной власти (управления) и юрисдикции. Тем самым Основной закон следует принципу представительной демократии. Органом государственной власти является исключительно выбираемое народное представительство в федерации - Бундестаг.

Правовое государство

Федеративная Республика Германии является правовым государством. Распределение государственной власти по различным государственным органам - законодательной, исполнительной власти (управления) и юрисдикции - и постановка их в зависимость от закона и права имеют своей целью предотвращение произвольного господства внутри страны. Для того, чтобы действия, осуществляемые государством, и по своему содержанию отвечали принципам правового государства, Основной закон закрепляет в статьях с 1-й по 19-ю основные права каждого гражданина в государстве как неприкосновенные и неотчуждаемые права человека. Эти основные права представляют собой непосредственно действующее право и накладывают обязательства на все государственные органы. Соблюдение конституционных основ законодательства, управления и юрисдикции вверено Федеральному конституционному суду.

Социальное государство

Федеративная Республика Германии является социальным государством. Принцип социальности дает государству право и обязывает его заботиться о сглаживании социальных противоречий и поддерживать тем самым справедливый социальный порядок. На каждого гражданина должна распространяться социальная защищенность, главной целью которой является обеспечение минимального прожиточного уровня всех граждан путем оказания им социальной помощи. Более подробную информацию по государству, политике и общественным темам Вы можете получить в Федеральном центре политического образования в Бонне -

Статья приведена без правок, без редакции. Автор — болгарин, много лет посвятивший борьбе с современным рабством.

В статьях «Германия: Современное рабство на примере венгерок в Лейпциге« и «Германия: Болото государственной преступности» я уже описал нечеловеческое обращение с рабынями из Восточной Европы, поддержку преступлений против женщин и самого рабства со стороны органов правопорядка и правосудия и процесс их становления на сторону преступности. В этой статье о рабстве в Германии рассмотрю прямой вклад немецкого законодателя и политического класса в рабство — созданные ими правные и административные рамки, в которых органы власти развивают и поддерживают рабство.

Любое рабство существует ради полной эксплуатации людей, для чего нужна возможность делать с этими людьми все что нужно, чтобы принудить их делать все против своей воли ради их эксплуатации. Все угодно можно делать лишь людьми, которые формально не пребывают в стране и поэтому могут исчезнуть бесследно. Любое рабовладельческое государство должно создать правные рамки, позволяющие полную эксплуатацию жертв рабства и их анонимность и безвестность. Останавлюсь на то, как «демократическое» и «правовое» государство Германия решила эту проблему.

На первом взгляде в стране есть хорошие законы — уголовный кодекс запрещает и карает сводничество, принуждение к проституции и саму эксплуатацию проституток. Но в 2002 году в Германии (в ожидании сексрабын из Востока после разширения ЕС) был принят новый закон о проституции, который дал право содержателям публичных домов давать указания работающим в их домах самозанятым проституткам. В своем толковании закона Федеральный суд Германии признал право владелцев борделей определять рабочее время, место работы и цены женщин. Тем самым суд дал право этим владелцам делать то, что по статье 181а Сводничество (2) уголовного кодекса представляет преступлением и преследуется. К тому в Германии нет никаких формальных требований к владелцам борделей — ни лиценза, ни свидетельства о судимости. В принципе каждый может стать владелцем борделя, на самом деле — только тот, которому «позволят». Объясню это на примере Лейпцига. Когда в город появился новый бордель он был сразу разрушен. Хотя весь город говорит, что немецкий босс венгерок Йенс Коттке стоит за этим преступлением (я писал об этом федеральной полиции), совершитель до сих пор остается неизвестным. Результат этого отбора раскрыл очень четко глава криминальной полиции города Аугсбурга г-н Клаус Байерл, который в своем докладе «Положение проституток в международной торговли людьми» указывает на то, что почти все владельцев публичных домов в Германии являются криминалами с узкими связами с организованной преступностью. Выходит, немецкое государство дало и индустрию, и работающих в ней женщин под контроль организованной преступности.

Отбор и тем самым ограничение круга владелцев борделей имеет и другой существенный результат — эксплуатация проституток. За квартиры, чья месячная оплата (включая накладные расходы) состовляет не больше 400 евро, Коттке берет 85 евро на день, что за 30 дней составляет 2550 евро.

Как ни странно, но налогообложение и связанная с ним отчетность являются основными помехами для непомерной эксплуатации. Если женщина на зарплате, эта зарплата должна отвечать каким-то стандартам. Если женщина самозанята, она должна указать свои приходы и разходы, что означает документировать ограбление на 2550 евро за квартиру, которое запрещено уголовным кодексом, не говоря уже о сексрабынях, которым лишь при выполнении норм остают не больше 15 — 17% их заработка. Эту проблему власти Германии решили еще в 60-ых, когда по моему они впервые захотели деньги от проституции, оригинальным способом: Тогда они ввели фиксированную единую (для провинций) налоговую ставку, которая не увязана с доходами и результами женщин и поэтому они освобождены от любой налоговой отчетности. В зависимости от провинции эта ставка сегодня составляет 5, 10 или 15 евро на ден. От многих източников мне известно, что проститутки в Германии зарабатывает между 5 000 и 8 000 евро в месяц. Если примем средний оплачиваемый налог на основе 10 евро — значит 300 евро, а средний заработок на 6000 евро, мы получим процент налоговой ставки только на 5%. Если сравним этот процент с процентом налогообложения других самозанятых с таким же доходом, с оплаченными ими суммами налогов и учтем официальное число проституток в Германии -около 500 000 (заданное как раз печально известной федеральной полицией БКА, которая в моем случае защищала рабство — оно безусловно занижено), то можем представить себе какие огромные суммы уклоняются от бюджета Германии на пользу верхушки и обслуживающих ее в этом преступлении. На фоне этих сумм официальное оправдание и объяснение властей для введения фиксированной ставки — частая смена борделей со стороны проституток (кстати, их к тому принуждают), является смехотворным. Конечно, при желании можно легко найти решение и его разходы оккупаются на много раз. Но верхушка Германии просто хочет чтобы сексиндустрия осталась в тени дабы и дальше уклоняла от бюджета к себе ее приходы (в то время как Ангела Меркель и компания неуклонно свертывают социальное государство и объясняют немцам, что денег нет). Поэтому ее законодатели не требуют регистрации трансакций в публичных домах. Ввести регистрацию трансакций в борделях не сложнее чем сделать это в супермаркетах. Перераспределение от бюджета к близким к верхушке фирмам и структурам является основным содержанием экономической политики не только немецкого правительства, но и неолиберализма вообще.

Но это еще не все. Ответственность за объявление и уплату налогов по фиксированной ставке несут не проститутки, а владелцы публичных домов. Они собирают деньги с женщин (они входят в квартируную плату) и в принципе оплачивают их налоги во финансовой службе по местонахождению. На самом деле они оплачивают эти налоги по своему осмотрению. Когда я заявил служителям БКА при второй встрече, что Йенс Коттке можно подвести под ответственность за неуплату налогов, те стали смеяться и настаивать, чтобы я это доказал.

Как видим, законодатели Германии позаботились аккуратно и впольне достаточно для устранения препятствий для формально запрещенной эксплуатации проституток. По местам они доходят и дальше. Лейпциг один из двух городов Германии в которых уличная проституция запрещена и ее нет. Власти аргументируют это решение своей поддержкой общественной морали, но это ложь, потому что газеты городских властей, которые доставляют бесплатно до каждого подъезда города и доступны каждому, включая и детям, польны откровенными рекламами проституток, включая и картинками раздетых женщин. Власти запретили уличную проституцию, чтобы принудить проституток отдавать деньги владелцам борделей, которые как раз представляют финансовые интересы людей власти. Немало немецких проституток Лейпцига попробовали избежать эксплуатацию и наняли сами квартиры для их деятельности. Эти квартиры разрушали и вандализировали пока и самые упрямые из женщин не поняли, что единственный способ заработать проституткой это подвергнуться эксплуатации у кого-то из немногих содержателей борделей. Опять весь город говорит, что это делали люди Коттке и опять полиция и прокуратура об этом ничего не знают.

Те из Вас, которые читали внимательно, заметили, что нигде процедуры не предусматривают установление каких-то формальных отношений проститутки с органами государства. Наверно проституткам надо регистрироваться, скажете Вы, если не в связи с налогами, то ради упражнения их ремесла — ведь это же Германия. Да, в принципе в Германии каждый самозанятый должен регистрироваться и получить бизнес лицензию. Но хотя проституция признана законом 2002 года нормальным ремеслом, для этого ремесла законодател сделал снова исключение и регистрация и бизнес лицензии для проституток не обязательны. Это и формальное объяснение почему налоги проституток оплачиваются собствениками борделей, а не сами проститутками. Объяснение властей — частое перемещение проституток, вновь ложное — найти решение технически очень просто — нужно лишь иметь национальную базу данных. К тому проституция всегда была рисковой профессией даже из-за того, что среди клиентов этих женщин есть всякие люди. Все дело в том, что с человеком, который формально не существует в Германии и не пребывает там можно делать буквально все, а с человеком, который регистрирован во финансовой службе или по крайней мере у которого есть бизнес лицензия дела уже гораздо сложнее. И если кто-то еще не верит, что эта настоящая причина, добавлю еще следующее: закон с 2009 года объязывает всех иностранцев на территории Германии иметь (значит купить) медицинское страхование и власти следят за это. Я знаю от венгерок, что у них нет страхования и у меня нет сомнения, что ни у одной сексрабыни в стране нет медицинского страхования. И хотя проституция рисковая профессия для здоровья, а сексрабын часто заставляют предоставлять услуги без кондома, власти как ни странно не предпринимают ничего для выполнения закона этой рисковой группой. Сексрабыни не являются стороной и при найме квартир — их сводник оплачивает наймы немецким владелцам борделей и потом берет их от своих рабын. Насчет рекламных снимок власти Вам скажут (из БКА мне как раз это сказали) что снимка не означает, что девушка на самом деле находится в рекламирующем ее борделе. Когда человека нет и нет документов о нем, нет проблем, но когда нет человека, а документы о его существовании и пребывании есть, тогда есть и проблема.

Видим, что основной бенефициент рабства в Германии — ее политический класс, не только дал сексиндустрию криминалам, не только устранил все помех для эксплуатации проституток, но и дал возможность своим криминалам делать с импортными рабынями из Восточной Европы все что угодно лишь бы увеличивать доходы от их эксплуатации. Благодаря ему бордели «правового» государства Германии полны сексрабынями из Востока, принужденных к проституции в своих собственных странах, у которых нет никакой формальной связи с германскими государством и обществом, с которыми можно делать что угодно и которые в любом моменте могут изчезнуть безследно и без никаких проблем. Поэтому полицейские из БКА и смеялись, когда я им заявил, что Коттке можно подвести под отвественность за укрытие налогов — они знают, что нет документов о пребывании и «работе» в Германии ни одной сексрабыни в стране. (Непольный) результат этой ситуации я представил в прежних статьях. Не зря моя венгерская знакомая во возрасте 29 лет принимала капли за сердце и не терпела трогать ее по голову, где она часто получала удары от сводника. Кажется, «визовой скандал» с германским МИД-ом во времени Йошка Фишер является лишь вершиной большого айсберга.

Именно отсуствие налоговой отчетности, реального налогообложения и требования регистрации проституток являются неоспоримыми приметами современного тайного рабства. Законы как таковы не имеют значения, посколько верхушки все равно их нарушают. Кстати, най-лучшие условия для рабства создают как раз рестриктивные законы.

Современное правовое государство и рабство несовместимы, но в Германии есть рабство, потому что там вместо правового государства есть контролируемый верхушкой произволь — создаются законы и акты, противоречащие вышестоящим законам и актам, включая и конституции, зато отвечающие интерессам верхушки; судьи под защитой своей независимости толкуют законы и предопределяют их применение как угодно или просто нарушение законов остается без последствия и становится нормой для верхушки и ее представителей. Правовое государство в стране существует лишь как фасад произвола, пропагандный миф и проявление лицемерия.

Ввиду очевидной неадекватности и вредности закона о проституции власти уже несколько лет заявляют о потребности принятия нового и лучшего закона, но это лишь симуляция кипучей деятельности. Рабовладельцы рабство никогда не устранят, о если хотели бы, им достаточно ввести налоговую отчетность, налогообложение и обязательную регистрацию проституток, что они все равно не сделают. Да и еще древногреческий государственный деятель Солон нашел всеобъемлющее классическое решение контроля проституции, сочетающее интерессы общества с гуманным отношением к проституткам, которые в те времена как правило были рабынями по закону — древние греки карали смертью подстрекательство свободных женщин к проституции.

Вклад политического класса Германии в рабство раскрывает не только всеобъемлющий, тоталитарный характер системы современного рабства, подлинный (криминальный и репрессивный) характер этого государства, но и поднимает снова вопрос о конечной судьбе жертв рабства.

Юридические услуги Калининград

Причиной возникновения немецкой идеи правового государства явилась необходимость утверждения в Германии капиталистических производственных отношений, что, в свою очередь, требовало либерализации экономики.

Сущность буржуазной правовой государственности заключалась в требованиях свободы производства и торговли, направленных против феодального строя. Юридически они выражались в требовании ничем неограниченной гарантии собственности, как приобретения, так и владения, распоряжения и пользования ею. Поэтому по своим теоретико-гносеологическим источникам правовое государство было тесно связано с юридическим мировоззрением – классовым мировоззрением восходящей немецкой буржуазии. Одновременно интересы капитала (в домонополистический период) требовали свободы от государственной регламентации и опеки, свободы, которая покоится на свободной конкуренции частного предпринимательства. Поэтому не случайно всеми буржуазными теоретиками правового государства был заблаговременно воспринят принцип в качестве генерального конституционного принципа: разрешено все, что не запрещено законом.

Фактически речь шла, прежде всего, о создании экономико-правового общества. А экономико-правовым считается общество, в производственных отношениях которого господствует примат рыночного способа эквивалентного обмена и распределения. Неслучайно, видимо, что со временем в Германии в общество-политический оборот вошло понимание правого государства как “близнеца” рыночной экономики.

Буржуазия требовала “гарантии законной свободы”, как это сформулировал Вильгельм фон Гумбольдт, т.е. надежности и предсказуемости правопорядка, который по своему содержанию и форме соответствовал бы ее классовой воле.

Правовое государство вырастало в рамках абсолютистского бюрократического государства как антипод полицейскому государству. По образному выражению известного государствоведа Отто Майерса, полицейское государство явилось большим мастером по выращиванию правового государства [1] .

Буржуазное учение о правовом государстве сыграло свою весьма значительную роль в борьбе против абсолютистско-полицейского государства в деле установления гражданских свобод. Юридическое мировоззрение нового восходящего класса требовало утверждения новых представлений о свободе личности посредством установления режима господства права и в частных, и в публично-политических отношениях.

К крупным достижениям буржуазной правовой государственности следует отнести упразднение феодальной правительственной юрисдикции и упразднение юрисдикции крупного землевладельца путем введения судопроизводства, регулируемого законодательно и осуществляемого на основе общеобязательных абстрактных правовых норм, т.е. норм, не связанных с регулированием отдельных случаев, а рассчитанных на применение бесчисленное количество раз.

В целом, аспектами правогосударственности в XIX веке являлись:

1) гарантии сферы свобод в виде прав человека, в которую государственный аппарат (исполнительная власть) мог вмешаться только на основе имеющихся законных предписаний (оговорка закона, соизмеримость управления с законом);

2) определение закона как общеобязательного правового предписания, действующего в равной мере относительно всех упомянутых в нем субъектов при вмешательстве в “свободу, и собственность”, причем необходимо было учитывать общеобязательные принципы правовой безопасности как, в частности, запрет обратной силы закона в случае ухудшения им положения конкретных лиц, например, в уголовном и административном праве, т.е. принцип прогнозируемости, предсказуемости права;

3) контроль за вмешательством администрации с целью соизмеримости ее действий с законом при помощи независимой, свободной от указаний и только ориентированной на закон судебной власти (первоначально при помощи местных судов, затем при помощи специальных административных судов, укомплектованных независимыми и подчиняющимися только закону судьями).

К слову сказать, в современной Германии имеется пять юрисдикций (общая юрисдикция по уголовным и гражданским делам, по административным делам, по трудовым спорам, по социальным вопросам, по финансовым делам) и отдельно от них – контрольная власть: система конституционного контроля в форме Федерального Конституционного суда и Конституционных судов земель ФРГ.

“Правовое государство” означало в XIX веке практически то же самое, что и “конституционное государство” (ограничение государства рамками конституции): гарантия прав и свобод, а также разделение властей посредством связанности исполнительной и судебной властей с законодательной (господство закона, законодательное государство). Центром правовой системы должен был быть закон, его нормы, как противоположность произволу. Это дополнялось доверием к парламенту как к законодателю, способному на соответствующее регулирование, а равным образом как к институту, действующему наряду с монархом при осуществлении законодательства.

В Германию идея о правовом государстве проникла как духовная контрабанда из революционной Франции. На короткое время и здесь в демократической идее о правовом государстве вспыхнула революционная искра. Это относится, прежде всего, к Клубу якобинцев в Майнце (1792- 1793 гг.).

Высоко возвышается здесь крупная и трагическая личность Георга Форстера над политическим и духовным уровнем просвещенной буржуазии того времени. Не путем абстрактных спекуляций с понятием свободы, а, мобилизуя все общественные силы, вводя трудящихся в процесс политического волеобразования и преобразования, он пытается осуществить идею всеобщей свободы, равенства и справедливости [2] .

Вряд ли выступление Георга Ведекинда перед народом на тему: “О правительственных конституциях” уступает по своей идейной глубине, политической последовательности и боевому пафосу идеям Форстера [3] . “В демократиях, – отмечал он, – суверенитет принадлежит народу. Суверенитетом называют право издавать и исполнять законы”. Это – первый лейтмотив Ведекинда, из которого он выводит последующие: свобода является выражением народного суверенитета и основой законодательства; равенство свергает дворянство с престола и “вводит заслугу (более низшие сословия – прим. А.С.) в свои права”; добродетель (справедливость – А.С.) находит “лишь в демократиях свою истинную родину”, причем наряду со справедливостью он, прежде всего, имеет в виду искренность и мужество по отношению к правде; здоровье, которое прогрессивный врач и политик Ведекинд осознает уже как общественную задачу; решение общественных задач в интересах всего общества и, наконец, как венец его идеи о государстве – мир на земле.

Говоря о майнцских демократах, нельзя не сказать и о Фридрихе Котта. В своем произведении “Календарь ремесленника и крестьянина старого батюшки Герхарда” он повествует о том, что простые ремесленники и крестьяне, одним словом простой народ, связывают с понятием правового государства [4] . Он выразил здесь народные чаяния о правовом государстве, к чему интуитивно, эмпирически пришли простые люди труда. Причем, он сделал это в то время, когда доктрина о правовом государстве была превращена уже господствующими классами в контрреволюционное учение.

Тем самым революционные события в Майнце остались драматическим эпизодом в целом в вовсе негероической истории немецкой буржуазии и ее революции. “Революционные идеи о государстве, идеи 1789 года, – пишет профессор К. Полак, – были чужды немецкому политическому существу и гетерогенны, как и английский парламент. Это является в Германии квинтэссенцией всей реальной политической практики и теории” [5] .

Основная масса немецкой буржуазии осталась чуждой к событиям французской революции, без ее глубокого понимания. Когда в Германии в 40-х годах XIX столетия созрела революционная ситуация, то на противоречие между феодализмом и капитализмом наложилось новое коренное противоречие – между трудом и капиталом. Этим и определяется непоследовательность немецкой буржуазии. Это-то и определило также развитие ее воззрений на правовое государство, которые с самого начала меньше всего были направлены на завоевание и преобразование власти в буржуазной республике, а скорее на конституционное ограничение монархии. В этом смысле буржуазное учение о правовом государстве получило в Германии свое специфическое выражение [6] , а именно, в духе И. Канта – только путь эволюционного развития. Здесь учение о “господстве права” нашло свою идеологическую концепцию и придание ему определенной формы, что вовсе не соответствует уже упоминавшимся английскому “Rule of Law” или французскому принципу “regne de la lois”.

В конституционной системе – конституционно-ограниченной монархии – буржуазия отказалась от политической ведущей роли в государстве, но тем самым она обеспечила себе одновременно свои экономические и социальные интересы. Это является одной из важнейших характерных черт немецкой концепции правового государства.

Конечно, можно критиковать позицию немецкой буржуазии по вопросам избрания ею именно только эволюционного пути развития. Однако в свете исторического опыта России, богатого кровопролитием внутри страны, начиная с октября 1917 года и включая уничтожение генофонда собственного народа за более чем семь десятилетий советской власти, а, также учитывая то, что социал-демократические (социалистические) партии Европы избрали в XX столетии в подавляющей своей массе путь эволюции вместо революции (и добились немалого в утверждении достоинства и благополучия человека), думается, следует посмотреть на теорию и практику немецкой буржуазии уже не глазами, зашоренными догмами марксизма-ленинизма. Свои исторические задачи немецкая буржуазия решала по-своему, весьма и весьма специфически. И в этом ракурсе трудно сказать, действительно ли далеко осталась немецкая буржуазия позади своих исторических задач.

В развитии же теории немецкой буржуазии во многом удалось “пробиться к звездам”. Буржуазное учение о правовом государстве в Германии служило делу общественного прогресса в борьбе против произвола абсолютизма и против регламентирующего “полицейского государства”, служило делу завоевания гражданских прав и свобод, созданию гражданского общества.

В самом начале этого духовного исторического развития стоит один из великих представителей немецкого народа – Иммануил Кант.

Kleiner Н. Studien über die Grundrechte. Berlin, 1964. S. 31 f. ↑

Förster G. Kleine Schriften und Briefe. Leipzig, 1961. S. 210 f. ↑

Wedekind G. Über die Regierungsverfassungen, in: Mainz zwischen Rot und Schwarz, hrsg. von C. Träger. Berlin, 1963. S. 190 ff. ↑

Cotta F. Handwerker – und Bauernkalender des alten Vaters Gerhard, in: Mainz zwischen Rot und Schwarz. S. 419 ff. ↑

Polak Karl. Die Weimarer Verfassung. Ihre Errungenschaften und Mangel. Kongressverlag GmbH. Berlin, 1948. S. 3. ↑

Meister Roland. Das Rechtsstaatsproblem in der westdeutschen Gegenwart. Funktion und Wandel der bürgerlichen Rechtsstaatsideologie in Deutschland und der Weg zum demokratischen und sozialen Rechtsstaat in der Bundesrepublik. Staatsverlag der DDR. Berlin, 1966. ↑

Абдулхаликова Виктория Азизовна

Конституции провозглашают Российскую Федерацию и Федеративную Республику Германия правовыми государствами. При этом в Конституции России (ст. 1) содержится прямое указание: «Российская Федерация - Россия есть. правовое государство. ». Основной Закон Германии ограничивается лишь косвенным упоминанием об этом в ст. 28 (абз.1), предписывая, что «Конституционное устройство в землях должно соответствовать принципам республиканского, демократического и социального правового государства. ».

Термин «правовое государство» («Rechtsstaat») сформировался и утвердился в немецкой юридической литературе в первой трети XIX века в работах К.Т. Велькера, Р. фон Моля144 и других. В России видными сторонниками правового государства были Б.Н. Чичерин, Б.А. Кистяковский, П.И. Новгородцев, П.А. Покровский, В.М. Гессен 1 .

Наиболее концентрированном виде основные черты правового государства сформулированы Р. В. Енгибаряном 2 . Среди них он называет следующие: верховенство закона (конституции); соответствие национального законодательства общепризнанным принципам и нормам международного права; реализация принципа разделения властей; гарантированность прав и свобод человека и гражданина; взаимная ответственность государства и личности, проявляющаяся в связанности деятельности государства и граждан правом. Указанный «набор» черт правового государства вполне соответствует представлениям о необходимых свойствах правовой государственности - нормативно-правовой (господства правового закона), институционально-правовой (система разделения властей) и гуманитарно-правовой (права и свободы человека и гражданина).

Анализируя степень воплощения идей правового государства, его основных признаков 3 в современном конституционном законодательстве Российской Федерации и Германии, обосновывается вывод о том, что в рассматриваемых государствах достаточно реальными стали верховенство закона (конституции); соответствие национального законодательства общепризнанным принципам и нормам международного права; реализация принципа разделения властей; гарантированность прав и свобод человека и гражданина; взаимная ответственность государства и личности, проявляющаяся в связанности деятельности государства и граждан правом. Указанный «набор» черт правового государства вполне соответствует представлениям о необходимых свойствах правовой государственности - нормативно-правовой (господства правового закона), институционально-правовой (система разделения властей) и гуманитарно-правовой (права и свободы человека и гражданина) 4 .

Вместе с тем, несмотря на то, что обе страны - Россия и Германия - приложили значительные усилия для законодательного закрепления и реализации в жизнь основных принципов правового государства, анализ практики и научной литературы позволяет сделать вывод о целом ряде нерешенных к настоящему времени проблем, связанных с формированием отношений, которые характерны для подлинно правового государства.

В Российской Федерации существует проблема так называемого «указного правотворчества», под которым понимается деятельность Президента России по изданию указов по вопросам, входящим в компетенцию парламента до того, как сам высший представительный орган страны примет по ним решения. Необходимость «опережающего» нормотворчества главы российского государства мотивировалась, главным образом, масштабами законодательства и слабой оперативностью Федерального Собрания 5 .

В свою очередь, опыт конституционного закрепления прерогатив Конституционного Суда в Российской Федерации может быть вполне использован для расширения возможностей граждан Германии защитить свои права в аналогичном органе ФРГ. Дело в том, что Основной закон Федеративной Республики Германии гарантирует в своей ст. 93 каждому человеку возможность обратиться в Федеральный конституционный суд с жалобой на нарушение его основных прав лишь в том случае, если предварительно были исчерпаны все остальные возможности правовой защиты, в то время как положения ст. 125 Конституции Российской Федерации освобождают заявителя защищать свои права в судах общей юрисдикции, что существенно ускоряет решение по делу и придает ему максимально высокую юридическую силу.

Список используемой литературы

Государственное право Российской Федерации/ Учебник подред. О.Е. Кутафина. М., 1996

Европейское право/ Под ред. Л.М. Энтина М., 2001

Енгибарян Р.В., Краснов Ю.К. Теория государства и права / Уч. пособие. М., 1999. С. 118 – 120

Нерсесянц B.C. Общая теория права и государства / учебник для вузов. M., 2001. С. 329 - 353

Послание Президента Российской Федерации Федеральному Собранию "О действенности государственной власти в России". М., 1996. С. 99 - 100

Государственное право Российской Федерации/ Учебник подред. О.Е. Кутафина. М., 1996

Европейское право/ Под ред. Л.М. Энтина М., 2001

Енгибарян Р.В., Краснов Ю.К. Теория государства и права / Уч. пособие. М., 1999. С. 118 - 120

подробнее об этом: Нерсесянц B.C. Общая теория права и государства / учебник для вузов. M., 2001. С. 329 - 353

Юридические услуги Калининград

Понятие “правовое государство” принадлежит к тем, в буквальном смысле слова, проскальзываемым и не поддающимся окончательному толкованию понятиям, – пишет известный немецкий правовед Э.В.Бёкенфёрде, – которые “объективно” из самих себя не позволяют никогда сделать завершающе отточенное определение, наоборот, чрезвычайно открыты для вхождения в них изменяющихся государственно- и конституционно-теоретических представлений и, тем самым, – также самых различных конкретизаций, не изменяясь при этом и вследствие этого полностью по содержанию, т.е. не теряя свою непрерывность и не деградируя к голой выхолощенной формуле [1] . Поэтому только знание исторического развития этого понятия после Канта дает возможность получить систематизированное понимание его сути.

Идея и реальность правового государства были и в XIX веке слишком многосторонни, чтобы это могло уложиться в какое-то единое направление.

История идеи не протекала прямолинейно. Весьма наглядно говорит известный юрист Германии Тома о “спирали исторического развития правового государства”. Все снова и снова в нем появляются совершенно иные элементы [2] .

Характерно, что внутренне присущие буржуазному обществу границы любой справедливости и правогосударственности были непреодолимы даже для духовных представителей левого крыла либеральной буржуазии в Германии, которые, при всей ограниченности их исторического взгляда, разумом и сердцем выступали за народ.

Выдающейся фигурой этих сил, изолированных в своем собственном классе, является воинствующий Йенский юрист и социолог Генрих Луден. Луден издавал прогрессивный журнал “Немезис”. Он был человеком универсального духа, выступавшим против так называемых чистых юристов.

Луден не низводит народный суверенитет до уровня формы отправления власти, а либерализм понимается им не как суррогат или рамки буржуазной демократии. Он остается в границах либерального мышления. Как раз поэтому он проявляет себя как ученик Канта, когда в своем сочинении “Руководство по государственной мудрости или политике” (1811 г.) еще соотносит “правительство и подданных” друг с другом, не разрывая, как представители школы Майнца, рамки связи между ними [3] .

Луден руководствуется, прежде всего, идеей, которая как красная нить со времен Канта пронизывает буржуазное учение о правовом государстве: правительства связаны рамками права; граждане должны иметь гарантии в отношении правящих [4] .

Познание того, что закон является отражением и продуктом определенного общества и с безусловной необходимостью изменяется вместе с изменяющимися условиями существования и жизни общества и господствующими в нем классами, было незнакомо Лудену. Его представление о том, что буржуазное государство якобы может держать в рамках капиталистов, выглядело разве что наивно [5] . Таким образом, и Луден был подвержен “юридическому самомнению” (Маркс) о том, что якобы общество покоится на законе и может быть преобразовано при помощи мудрости закона. При этом свои умозаключения, которые были развиты в ходе классовых боев того времени, он сводил к естественному праву просвещения. Вместе с тем основательность его эмпирического исследования и честность его стремления к истине позволили ему добиться при этом отдельных весьма значительных открытий.

Луден не является апологетом буржуазного общества и его законов. Напротив, он тотчас и повсеместно взрывает границы либеральной абстракции о сущности государства и права там, где речь идет о материальном содержании законов, об их социальной справедливости. Совокупностью справедливости его времени для Лудена является: крестьянин должен распоряжаться плодами своего труда [6] , леса и полезные ископаемые должны быть “общей собственностью всего государства” [7] и государство посредством законов должно держать под контролем “все ремесло и фабричное дело”, поскольку “капиталист легко злоупотребляет людьми, господство над которыми ему предоставляет нищета” [8] . Также в нищете, нужде и отчаянии ищет специалист по уголовному праву Луден и причины преступности [9] .

Непреходящие заслуги идеолога правового государства Лудена мы видим в том, что для него социальная справедливость является смыслом и целью правопорядка и правового государства. Это является его завещанием для борьбы за социальное и демократическое государство будущих поколений.

Вместе с тем, идеи гуманизма и национальное сознание прогрессивных сил молодой немецкой буржуазии, что нашло олицетворение в Генрихе Лудене, вовсе не были типичными для всего буржуазного немецкого государствоведения. Путь и заблуждения немецкой буржуазии, скорее всего, характеризует то, что наследники и потомки Канта, в общем и целом не пошли дальше него, хотя историческое развитие после его смерти и требовало от поколения того времени совершения буржуазной революции. Более того, уже перед 1848 годом в научной мысли немецкой буржуазии о государстве дорогу себе прокладывает точка зрения, которая после поражения революции получила еще большее развитие. В связи с этим Карл Полак говорит об “эпохе быстрого распада кантианства”, который свое яркое выражение нашел в трансформации понятия правового государства [10] .

Идее о справедливом государстве Лудена, хотя она и является в условиях капиталистического производства утопической, но, по крайней мере, отражает и стимулирует интересы народных масс, противостоит теория о конституционном правовом государстве, которое призвано ограничить монархию конституционным путем и, тем самым, законсервировать, увековечить ее. Примечательно, что эта теория правового государства свыше 100 лет тому назад предусматривала в германской политической культуре, прежде всего, конституционно-монархический принцип, что по своему характеру означало конституционное государство, аристократическое или монархическое с писаной конституцией [11] . Это явилось особенностью концепции правового государства в Германии.

Известный в наше время немецкий правовед Дитер Брюгеман считает, что контраст полицейскому государству в виде правового государства в широких кругах народа рождается в период с 1818 по 1830 годы [12] . Именно в этот период и в Германии нашло широкое применение понятия “полицейского государства” как синонима вопиющего бесправия под маркой права. Правовое государство появилось как антипод полицейскому государству, направленное против него, но выросшее из него.

Известный вклад в развитие идеи правового государства в первой половине XIX века оказали Т.Велькер [13] , И.Х.Фрейхер фон Аретин [14] и Роберт фон Моль [15] . Все три автора понимают правовое государство не как особую государственную форму или форму правления, а как собственный тип государства. Так, правовое государство, как это имеет место у Велькера [16] , является “государством здравого смысла”, “государством разума” (Моль) [17] , “в котором правят согласно разумной общей воле и добиваются всеобщего блага” (Аретин) [18] . Исходя из этого определения, правовое государство и находит свое ясное понятие: правовое государство является правовым государством разума, государством, которое осуществляет принципы разума как они традиционно излагаются (у Канта) в учении о праве разума в совместной жизни людей и именно для их совместной жизни.

Роберт фон Моль понимает далее правовое государство как “категорию описательного всеобщего учения о государстве” и противопоставляет его патриархальному государству, государству крупных землевладельцев, теократии и деспотии. У него, между тем, правовое государство живет, прежде всего, вследствие своей реакции на полицейское государство, живет как государство всеобщего благоденствия.

Самым важным для Моля является ограничение задач государства, т.е. государственного вмешательства в жизнь общества. Специфические правогосударственные институты, которые осуществляют сегодня правогосударственный принцип, являются для него второстепенными.

О фон Моле следует сказать несколько слов дополнительно. Роберт фон Моль, ученый-правовед с энциклопедическими знаниями, в своей монографии “История и литература науки о государстве [19] подробно интерпретирует учение о правовом государстве. Моль защищает здесь это учение против правовых школ реакции: против теократической правовой школы (Шталь), исторической правовой школы и, прежде всего, против “уничтожающих ошибок” апологии власти ученого Галлера. Недостатком исследований Моля явилось то, что свои произведения он излагал созерцательно.

В конце своей жизни Моль почти полностью примирился с опруссиванием Германии и подчинил себя служению господствовавшим классам, о чем свидетельствует его учебник “Право германского имперского государства” (1873) [20] . В этом труде уже не осталось больше никаких следов о “классическом” буржуазном правовом государстве.

В целом, анализируя идею правового государства в представлении К.Т.Велькера, И.Х.Фрейхера фон Аретина, Р.фон Моля, можно сделать выводы о ее характерных чертах:

1. Отмежевание от любого внечеловеческого представления о государстве и от целевых установок государства; государство – не божественное установление или божественный порядок, а общее земное существование в интересах блага каждого и всех. Точкой отсчета и точкой отношений государственного порядка является отдельный, свободный, равноправный, самоопределяющийся индивид и его земные цели жизни; способствовать всячески этому является узаконенной основой государства. “Сверхъестественные устремления человека, нравственность и религия находятся за пределами круга полномочий правового государства” (Моль, Аретин) [21] .

2. Ограничение целей и задач государства рамками свобод и безопасностью личности и собственности, т.е. обеспечение личной свободы и способствование индивидуальному саморазвитию, самореализации, самовыражению. Однако это не означает необходимости ограничения целей государства правозащитной функцией. И полицейские задачи в смысле “устранения внешних препятствий”, т.е. отражение опасности и вспомогательное содействие благу не охватываются целями, установленными правовым государством [22] .

3. Организация государства и регулирование государственной деятельности согласно принципам разума. Сюда включается, в первую очередь, признание основных гражданских прав (т.н. гражданство, Моль) таких, как гражданские свободы (защита свободы личности, свободы совести и убеждений, свободы печати, передвижений, свободы договоров и свободы приобретений, правового равенства), гарантия (приобретенной) собственности; далее – независимость судей (безопасность правосудия), суды присяжных, ответственное (конституционное) правительство, господство (верховенство) законов, наличие народного представительства и его участие в законодательной власти [23] . “Разделение властей” представляется целесообразным или признается только в такой степени, которая учитывает их самостоятельность; само по себе “разделение властей”, требуемое ныне со ссылкой на Монтескье, больше в смысле разделения государственных компетенций между различными социально- политическими силами, а не только как расчленение функций, отклоняется как угроза опасности единой государственной власти, созданной с таким трудом [24] .

Как видим, понятие данного правового государства уже было подготовлено в идее государства права разума [25] , причем самым отчеканенным оно было у рассмотренного нами Иммануила Канта.

Заслуживает нескольких слов внимания немецкий юрист Карл фон Роттек, тем более что он, как и Карл Велькер и другие юристы, его современники, явился одним из главных представителей ведущих сил немецкой буржуазии, тех сил, которые с самого начала были склонны к измене народу и к компромиссу с коронованными представителями старого общества. Именно у Роттека, как и у Велькера, было совершено редуцирование буржуазной демократии до уровня чистого либерализма. Хотя Роттек перенимает также в свой мир понятий французскую Декларацию, однако, из “права разума” он выводит отказ от демократической республики и признание “чисто монархической системы”, которая не нивелирует монарха до уровня лишь первого лица магистрата [26] .

Роттек приписывает “общей воле” признание унаследованных привилегий, так как они якобы дают “государству гарантии в верности” и одновременно – требование политического разума [27] . Поэтому ему ограничение всеобщего избирательного права также представляется “юридически не подлежащим сомнению”. Эта концепция лежит и в основе изданного Роттеком и Велькером лексикона о государстве [28] .

Характерным для этого первоначального понятия правового государства является то, что оно не позволяет редуцировать себя в качестве альтернативы на материальное или формальное правовое государство. Оно (понятие) составляет единый как материальный, так и формальный строго определенный им государственный принцип (именно тип государства), обосновывает новый “дух” государства, осуществление которого ставит унаследованные формы государства в зависимость от способов правления. Политически противоположные понятия – не монархия или аристократия, а теократия и деспотизм [29] .

Политическая свобода граждан, их активное участие в государственной жизни считается совершенством и гарантией гражданской свободы [30] . Характерно, что Моль весь раздел о положении и компетенции народного представительства ставит под общим заголовком “О защите прав народа собранием представителей сословий” [31] ; компетенция находит свои границы там, где она не защищает больше гражданскую свободу, а причиняет вред, там, где она не оказывает больше предпочтения разуму, а пристрастиям [32] . Политические права народа должны быть установлены господством разума, передаваемым образованными классами. Отсюда – оправдание всегда принимаемых в избирательном праве цензов, т.е. чисто классовый буржуазный подход.

Для формирования и дальнейшей конкретизации понятия правового государства в период раннего либерализма центральное место (как и у Канта) имеет значение закона: оно является стержнем правогосударственной конституции. Правогосударственное понятие закона является не “материальным” или “формальным”, а единым. Оно объединяет материально-содержательный и формально-процессуальный признаки в неразрывное единство: закон является общеобязательным правилом (универсальной нормой), которое осуществляется при условии согласия народного представительства в ходе процесса, характеризующегося дискуссией и гласностью [33] .

Все существенные для правового государства принципы схвачены структурно в этом понятии закона и облечены в форму. Согласие народного представительства охраняет принцип свободы и субъективное положение гражданина, общеобязательность закона препятствует целенаправленным вмешательствам в область гражданской и общественной свободы при помощи всеобщего, т.е. в равной степени действующего в отношении всех установленных границ, а равно обособления; порядок, определенный в результате дискуссии и гласности, служит ручательством человечески определяемой меры разумности содержания закона.

Созданный таким образом закон является общеобязательным для действующей администрации, которая связана и ограничена посредством закона (закономерность управления). При этом открытым остается, прежде всего, вопрос, в какой степени для администрации закон является только рамками или же и условием ее действия. Во всяком случае, объем законодательной власти становится границами, так сказать, швов для ограничения свободы народа, как в равной мере и для ограничения свободы действий монархически-бюрократической администрации [34] .

Закон в правовом государстве является “свободной” волей государства, всеобщая воля и самоопределение индивида выступают в нем посредниками; господство этого закона означает “господство принципа гражданской свободы” [35] .

Полный закат либеральных теорий о правовом государстве, основанных на естественном праве, происходит в процессе развития и деятельности Генриха Аренса, одного из учеников Христиана Фридриха Краузе. Речь идет о развитии направления “естественного права, обращенного к божественному устройству жизни”, предложенного Краузе и развитого Аренсом. Ни у какого другого представителя буржуазного учения о правовом государстве того времени (насколько это только позволяет сделать обзор литературы) не выступает уровень упадка идей 1848 года так выпукло, как у Аренса.

Аренс противопоставляет процессу буржуазно-демократической революции свое эволюционное, “органическое” учение о государстве. В 1850 году он обращается против либеральных позиций Роттека и ставит государству задачу “избрать более высокое социальное направление”, “чтобы лишить почвы и жизненного дыхания расхожий социализм” [36] .

Два года спустя Аренс достиг высшей точки своего “развития”. Он резко выступает против “так называемых социальных мероприятий”, которые как отражение требований рабочих нашли место также в мелкобуржуазных социальных теориях. Аренс прямо требует от правительства применения “всех насильственных средств, имеющихся в его распоряжении, чтобы сохранить себя и одновременно сохранить остаток правового нравственного порядка” [37] . Применяемый по его указке способ “лечения” может быть комплексным и при хронической болезни – довольно продолжительным, так как должны быть учтены все рассчитанные на успех не только политические, но также духовные и нравственные аспекты [38] . Как видим, предельно откровенное программное заявление.

Понятие правового государства в духе раннего либерализма определяло политическое мышление немецкой буржуазии, а также конституционную жизнь в период до революции 1848 года и продолжительное время после нее. Об этом свидетельствуют два крупных собрания буржуазно-либеральной лексики о государстве: 16 томов Роттека и Велькера, выдержавших 3 издания, а также 11 томов государственной лексики Блунчли.

Böckenförde E.-W. Staat, Gesellschaft, Freiheit, a. a. o. S. 65. ↑

Thoma Richard. Rechtsstaatsidee und Verwaltungsrechtswissenschaft, in: JÖR 4 (1910), S. 205. ↑

Luden H. Handbuch der Staatsweisheit oder der Politik. Jena, 1811. S. 361. ↑

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: