Дистанционные способы преодоления судебных ошибок в уголовном процессе

Обновлено: 23.04.2024

Сычёва О.А., кандидат юридических наук, заведующий кафедрой образовательного права (юридический факультет) ФГБОУ ВПО «Ульяновский государственный педагогический университет им. И.Н. Ульянова», судья в отставке

Как гласит латинский афоризм, «Errare humanum est» – человеку свойственно ошибаться. Термин «ошибка» означает неумышленная «неправильность в действиях, мыслях» [1] .

«Судебная ошибка» – это широко оперируемое понятие, в смысл которого вкладывается осуждение невиновного, оправдание виновного, случаи неправильной квалификации деяния, назначение несправедливого наказания.

Понятие «судебная ошибка» официально используется высшими судебными инстанциями, в том числе, Конституционным Судом РФ в процедуре пересмотра судебных актов в контексте устранения таких ошибок.

Термин «судебный» используется в смысле «исходящий от суда как государственного органа».

Вопрос о понятии, признаках и причинах судебной ошибки является дискуссионным. В литературе высказана позиция, что судебная ошибка есть состоявшийся результат, в процессе формирования которого имели место и ошибочные действия, и ошибочная мыслительная деятельность. Она появляется при недостижении правосудием своей цели. О судебной ошибке можно говорить лишь с момента принятия судебного акта, разрешающего дело по существу, а все иные ошибочные действия, совершенные судом во время подготовки и слушания дела, в том числе, ошибочные мысли, статуса судебной ошибки иметь не могут, поскольку отсутствует прямая причинная связь между ошибочным действием и целью правосудия, а у суда еще нет окончательного мнения по делу [2] .

Другое существующее мнение, что судебная ошибка – это ошибка конкретного судебного состава в сборе и оценке доказательств, в применении норм материального и процессуального права [3] .

Н.А. Колоколов выделяет судебные ошибки в широком понимании – как разновидность ошибок, допускаемых органами государственной власти, и в узком понимании - как логические ошибки судебного правоприменения [4] .

На практике судебной ошибкой в уголовном процессе считается несоответствие позиции судьи мнению вышестоящей инстанции, уклонение его от проводимой в регионе уголовной политики [5] .

Одной из важнейших причин судебных ошибок являются упущения в процессе судебного исследования доказательств.

Ошибки судебного следствия – это непреднамеренные существенные нарушения норм закона, научно-методических рекомендаций, а также недостатки и упущения, допущенные при применении или неприменении тактических средств и приемов исследования доказательств в суде компетентным лицом, являющимся носителем процессуальных прав и обязанностей в данной сфере правоприменения (председательствующим судьей, защитником, обвинителем), нарушающие или создающие угрозу нарушения нормального хода центральной части судебного разбирательства, вызванные как поведенческими отклонениями субъекта исследования от строго регламентированных законом процедур либо их искажением, так и деформациями мыслительного процесса соответствующего субъекта, либо одновременным наличием обоих негативных составляющих.

Такие ошибки в могут быть выражены как в неправильных действиях, так и в бездействиях и убеждениях соответствующего субъекта. Именно существенные нарушения порождают ошибку, что отличает ее от недочета в деятельности, промаха своего рода, тактического просчета. В свою очередь непреднамеренность ошибки отграничивает ее от произвола, допускаемого умышленно.

Правильная классификация типичных ошибок судебного следствия способствует систематизации накопленных знаний, уяснению причин допускаемых ошибок, выработке мер по их устранению и профилактике. В литературе предложены различные классификации следственных и судебных ошибок [6] .

Можно выделить следующие нижеуказанные группы ошибок, допускаемых при производстве судебного исследования доказательств.

1) ошибки организационного характера - связанные с подготовкой и своевременностью проведения судебных действий, подготовкой к процессу, изучением материалов уголовного дела. Это ошибки часто являются следствием недостатков планирования своей деятельности компетентным субъектом.

2) тактические ошибки, допускаемых в ходе исследования доказательств, которые подразделяются на:

-гносеологические (связанные с процессом познания),

-поведенческие (не избрание нужного тактического средства либо выбор такового, не подлежащего применению в данной ситуации, не подходящего к ней, ошибки в процессуальном общении),

-процессуальные (выражаются в нарушении норм процессуального права),

-правовые (связаны с неверным применением норм материального права).

Тактические ошибки часто являются следствием неправильной или неполной оценки судебной ситуации.

Под судебной ситуацией судебного следствия понимается совокупность условий, обстановку, в которой в данный момент протекает процесс исследования доказательств. С учетом характера конкретной судебной ситуации должен быть сделан выбор в пользу того или иного подлежащего применению тактического средства.

3) допущенные в процессе фиксации хода и результата исследования доказательств. Они нередко связаны с неверным отражением секретарем хода процесса в протоколе судебного заседания, допущенных в нем искажениях.

Еще Аристотель отмечал, что «самая ясная речь - та, которая состоит из общеупотребительных слов» [7] . В литературе обоснованно рекомендуется избегать многозначности слов (полисемии), что нередко приводит к смешению понятий, а, следовательно, к ошибкам в рассуждениях [8] . Допущенные при протоколировании (и иных видах фиксации) процессуальных действий неточности, упущения, небрежности нередко оборачиваются процессуальными, тактическими ошибками, могут привести к изменению показаний в суде [9] . Для судебного разбирательства характерен особый «протокольный язык» - совокупность определенных юридических терминов и понятий, своеобразных речевых оборотов, особых стилистических правил составления процессуальных документов, соблюдение обязательных реквизитов. В настоящее время в ряде регионов в централизованном порядке организуются курсы лекционных занятий профессиональными педагогами по русскому языку (по специфике речи судопроизводства) для федеральных и мировых судей.

Другая разновидность ошибок в процессе фиксации исследования доказательств – механическое воспроизведение приведенных в обвинительном заключении (акте) доказательств в приговоре суда. Такой судебный акт незаконен ввиду нарушения судом принципа непосредственного исследования доказательств.

Поскольку ошибки судебного исследования доказательств часто бывают связанными между собой, необходимо устанавливать их первопричины. Как верно отмечено в литературе, выявить единую причину ошибок судебного правоприменения практически невозможно, так как их видовому многообразию соответствует причинное многообразие [10] .

Причины таких ошибок могут быть объективными и субъективными, то есть зависящими и не зависящими от субъекта исследования по происхождению.

Так, к объективными причинам может быть отнесено отсутствие разработанной методики либо несовершенство используемой методики исследования доказательств определенного вида, отсутствие сформировавшейся судебной практики по конкретному вопросу.

Субъективные причины чаще всего заключаются в профессиональной некомпетентности (незнании положений закона и разработанных криминалистической наукой рекомендаций), профессиональные упущения (поверхностный подход к исследованию материалов дела, к выполнению процессуальных действий), дефекты органов зрения и чувств познающего субъекта, его неудовлетворительное психологическое состояние, характерологические черты личности субъекта, незаконное вмешательство в правосудие со стороны граждан (попытки воздействия на участников процесса и суд), давление со стороны средств массовых информаций; логические дефекты умозаключений субъекта исследования доказательств.

Согласимся с мнением, что знание основных правил и законов логики в судебной правоприменительной деятельности будет способствовать уменьшению количества допускаемых ошибок [11] .

Вышеуказанные ошибки судебного исследования доказательств могут иметь место в деятельности суда, стороны защиты, стороны обвинения. Большая ответственность возлагается на профессионализм сторон и на проницательность судьи. Судья – это человек со своими достоинствами и недостатками. Еще Л.Е. Владимиров указывал, что «суд человеческий способен совершать ошибки» [12] . Л.М. Карнозова обращает внимание, что «нельзя, однако, забывать, что те требования, которые формулируются по отношению к суду как институту, обращены фактически к человеку, облаченному в судейскую мантию…Мы имеем неустранимый разрыв между требованиями к суду и человеческими возможностями» [13] .

Последствия судебных ошибок являются крайне неблагоприятными не только для авторитета государственной власти, правосудия, но и чреваты финансовыми потерями для государственной казны, о чем свидетельствует практика Европейского суда последних лет. Проблема судебных ошибок регулярно является предметом обсуждения на заседаниях Высшей квалификационной коллегии судей РФ, квалификационных коллегий субъектов, а также на производственных совещаниях судов районного звена. В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 31.05.2007 г. № 27 «О практике рассмотрения судами дел об оспаривании решений квалификационных коллегий судей о привлечении судей судов общей юрисдикции к дисциплинарной ответственности» [14] отмечено, что в работе судов имеют место отдельные факты нарушения судьями требований закона и правил судейской этики. В настоящее время действует ФКЗ РФ «О дисциплинарном судебном присутствии» от 09.11.2009 г. № 4-ФКЗ [15] , закрепивший создание специального судебного органа, рассматривающего дела по жалобам на решения Высшей квалификационной коллегии судей и квалификационных коллегий судей субъектов по членам судейского корпуса о совершении ими дисциплинарных проступков.

Наиважнейшее значение имеет организация и принятие мер по профилактике судебных ошибок. Основное и самое действенное средство от абсолютного большинства судебных ошибок – профессионализм компетентного лица, составляющими которого являются: строгое следование нормативной уголовно-процессуальной процедуре, знание норм материального права, постоянное повышение уровня собственной квалификации, изучение обзоров судебной практики, работа над собственным правосознанием, культивирование в себе уважительного и беспристрастного отношения к людям, а также знание положений психологии личности и общения.

Объективными предпосылками к минимизации судебных ошибок являются существование соответствующего духу времени законодательства, организация периодического повышения квалификации судей и сотрудников аппарата, увеличения штата судей и помощников судей, должный отбор кандидатов на должности, развитие институтов кураторства - оказания помощи вышестоящими коллегами с выездами на места, повсеместное внедрение достижений научно-технического прогресса и повышение уровня технического оснащения судов.

Все ошибки подразделяются на типичные (массовые), малораспространенные (редкие) и единичные. В науке и практике выявляются и подвергаются конкретному анализу чаще всего типичные ошибки, что вполне оправданно. Именно на преодоление и уменьшение распространенных ошибок в первую очередь ориентированы разрабатываемые научно-методические рекомендации. Говорить о полном устранении судебных ошибок, к сожалению, утопично, поскольку, как верно указано в литературе «…природа судебных ошибок в том, что каждое судебное решение содержит элементы субъективности: юридически решение принимается судом, а фактически решают судьи, люди, решения которых субъективны, зависят от их профессиональной квалификации и психологических особенностей. Поэтому судебные ошибки не только возможны, они неизбежны, поскольку природа их принципиально неустранима. Проблема сводится к поиску средств, уменьшающих, насколько возможно, влияние субъективности…» [16] .

Опасность судебной ошибки также состоит в том, что она влечет отступление от истины в уголовном процессе. В действующем уголовно-процессуальном законе не провозглашена задача установления истины. О возможности выделения подобной задачи мнения ученых разделились. Так, А.Ю. Корчагин заметил, что «в тексте закона … фактически подразумевается установление истины» [17] . Н.А. Лукичев считает, что «стремление суда к истине не вызывает сомнений» [18] . Аналогичны позиции у В.П. Божьева, О.В. Волколуп, А.В. Гриненко [19] , а также Т.А. Лотыш, Р.Д. Рахунова, А.Б. Соловьева [20] . Противоположные точки зрения по этому вопросу высказаны С.Л. Кисленко, С.А. Пашиным [21] и др. На основании анализа высказанных в специальной литературе мнений, а также изучения материалов судебной практики мы считаем установление истины по делу задачей судебного следствия, поскольку в противном случае судом не может быть постановлен справедливый приговор. Но в стремлении суда установить истину таковая не может являть собой абсолют. Как известно, абсолютная истина не опровергается последующим развитием науки, а обогащается и постоянно подтверждается жизнью [22] . По нашему мнению, установление объективной и конкретной судебной истины является одной из задач судебного следствия. При этом свойство конкретности судебной истины следует трактовать исходя из его философской подоплеки - как «основанности на знании реальных связей, взаимодействия всех сторон объекта, главных, существенных свойств, тенденций его развития» [23] , что применительно к уголовно-процессуальной деятельности означает неразрывную связь устанавливаемых обстоятельств с личностью конкретного лица, его прошлым поведением и деятельностью.

Надеемся, что учет вышеизложенной информации при наличии у компетентного субъекта чувства нравственной ответственности за свое поведение перед участниками процесса и обществом в процессе судебного исследования доказательств позволит предотвратить либо своевременно выявить и устранить ошибки в этой крайне ответственной области правоприменительной деятельности.

Рязанцев Александр

28 апреля 2022 г. Конституционный Суд РФ вынес Определение № 897-О, касающееся вопроса устранения судебных ошибок после вступления в силу судебных актов по уголовным делам.

Суд отметил, что не каждое его определение является основанием для возобновления производства по уголовному делу, однако если в нем выражены суждения относительно смысла положений нормативных актов, то оно может быть учтено при вынесении судебных решений

Проблема далеко не нова – вопрос о правовых инструментах, а также пределах возможностей для устранения судебной ошибки неоднократно ставился многими заявителями перед высшими судами, включая КС.

Инструментов, способных устранить судебную ошибку, лишь три: кассационное производство (гл. 47.1 УПК РФ), надзорное производство (гл. 48.1 УПК) и возобновление производства по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств (гл. 49 УПК). При этом каждый из институтов имеет формальную регламентацию, включая ограничения по внесению повторных процессуальных обращений.

Так, согласно ст. 401.17 УПК не допускается внесение повторных кассационных жалобы, представления по тем же правовым основаниям, теми же лицами в тот же суд кассационной инстанции, если ранее эти жалоба, представление в отношении того же лица рассматривались данным судом в заседании либо были оставлены без удовлетворения постановлением судьи.

По смыслу указанной нормы отсутствует запрет на внесение повторных кассационных жалоб, если они подаются по новым правовым основаниям, по которым ранее вопрос перед кассационными судами не ставился.

Так, согласно ранее действовавшей редакции ст. 401.17 УПК не допускалось внесение повторных или новых кассационных жалобы, представления не только по тем же правовым основаниям, но и по новым. Новая редакция данной статьи Кодекса (Федеральный закон от 17 апреля 2017 г. № 73-ФЗ) была принята после того, как надежды заявителей, «разбитые» формальными отписками кассационных инстанций о недопустимости внесения повторных жалоб, стали предметом разбирательств, в том числе в Конституционном Суде. Казалось бы, она должна была обеспечить неформальный подход при устранении судебных ошибок.

Пленум ВС принял постановление о применении норм гл. 47.1 УПК в связи с началом деятельности кассационных и апелляционных судов

Дополнительную надежду дало разъяснение в п. 8 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 25 июня 2019 г. № 19 «О применении норм главы 47.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих производство в суде кассационной инстанции», согласно которому положения ст. 401.17 УПК, устанавливающие запрет на внесение повторных кассационных жалобы (представления), не могут рассматриваться в качестве правового основания, препятствующего выявлению и устранению ошибок, свидетельствующих о неправосудности принятого судом решения. То есть если из повторных кассационных жалобы, представления усматриваются основания для отмены или изменения обжалуемого решения, такие жалоба, представление подлежат рассмотрению в установленном законом порядке.

Указанные изменения в правовом регулировании вопросов внесения повторных жалоб, безусловно, вытекали из ранее высказанной Конституционным Судом позиции, согласно которой запрет на подачу кассационной жалобы тем же лицом, в том числе после того, как в рассмотрении предыдущей жалобы было отказано, не препятствует устранению судом кассационной или надзорной инстанции существенных нарушений уголовного и (или) уголовно-процессуального закона, повлиявших на исход дела, которые не предполагают отказ в рассмотрении жалобы в случае обнаружения ранее не выявленной судебной ошибки, подлежащей исправлению.

Таким образом, согласно толкованию указанной нормы, высшими судами рассмотрение повторных жалоб допустимо во всех случаях обнаружения судебной ошибки при применении уголовного или уголовно-процессуального права, причем не только если соответствующее правовое основание ранее не ставилось перед соответствующей инстанцией. Полагаю, это логично, ведь судебные ошибки могут заключаться и в необоснованном непринятии соответствующей судебной инстанцией правового основания, ранее заявленного лицом, участвующим в деле.

Новая конструкция ст. 401.17 УПК дала надежду многочисленным заявителям, которые не преминули ею воспользоваться, но в подавляющем большинстве случаев снова получили отписки о недопустимости внесения повторных жалоб.

Следует признать, что, несмотря на новую редакцию нормы и ее официальное толкование, неопределенность в вопросе допустимости повторных кассационных жалоб осталась, на что обратил внимание Юрий Гомзиков, по жалобе которого вынесено Определение КС № 897-О.

На основании данного определения Юрий Гомзиков вновь обратился в суд кассационной инстанции, но получил ответ о недопустимости обращения с повторными жалобами.

На мой взгляд, исходя из этой позиции КС, при повторном обращении с жалобой кассатор оказывается в неравной ситуации, так как вынужден обосновывать, что правовые основания его обращения являются новыми и (или) направлены на устранение ранее допущенной судебной ошибки. Поскольку жалоба является повторной, – то есть фактически последней, – проверить правильность позиции судьи кассационной инстанции о том, что повторная жалоба не содержит новых правовых оснований, довольно проблематично. Кассатор, получивший немотивированный ответ на доводы жалобы, обращается с «новой повторной жалобой» в надежде, что его «услышат». Практика показывает, что в таком «хоре голосов» дела с действительно допущенными судебными ошибками «тонут» в море отписок кассационных инстанций.

Кроме того, заявитель во второй жалобе в КС просил оценить конституционность норм не только ст. 401.17, но и п. 1 ч. 4 ст. 413 «Основания возобновления производства по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств» Кодекса. Характерно, что, – как следует из Определения № 897-О, – нормы ст. 413 УПК в деле заявителя не применялись – с заявлением о возобновлении производства ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств он к прокурору не обращался. Между тем применение в деле заявителя нормы, конституционность которой он оспаривает, – обязательное условие для инициирования проверки ее конституционности.

Согласно п. 3 ч. 4 ст. 413 УПК РФ перечень «новых обстоятельств» для возобновления производства по уголовному делу не является исчерпывающим – таковыми могут быть любые не известные суду на момент вынесения решения обстоятельства, исключающие преступность и наказуемость деяния. Примечательно, что Конституционный Суд в обсуждаемом определении дал оценку возможности использования своих актов в качестве нового обстоятельства для возобновления производства по делу без привязки к конкретному правовому основанию, определяющему новые обстоятельства для возобновления производства, из указанных в ч. 4 ст. 413 УПК (хотя, напомню, заявитель обжаловал в КС только одно из этих оснований – п. 1 ч. 4 ст. 413 УПК, определяющий в качестве нового обстоятельства признание Конституционным Судом закона, примененного судом в данном уголовном деле, не соответствующим Конституции).

При этом КС привел четкую и недвусмысленную правовую позицию о том, что его решения являются официальным поводом для возобновления производства по делу ввиду новых обстоятельств в отношении лиц, выступавших заявителями в рассматривавшемся деле, в отношении которых в постановлении или определении КС (если заявитель обратился в Суд до вынесения им постановления, но заявление не успели принять или соединить с производством, по которому вынесено постановление КС) указано на необходимость пересмотра дела. Лица, не являющиеся заявителями в конституционном судопроизводстве, могут использовать постановления КС в качестве нового обстоятельства в их деле, если такое постановление соответствует критериям новых обстоятельств (например, устраняет преступность и наказуемость деяния в деле участника уголовного судопроизводства).

В соответствии с позицией КС его определения об отказе в принятии жалобы, – даже если заявителем в конституционном судопроизводстве был сам участник уголовного дела и при иной трактовке уголовного или уголовно-процессуального закона по сравнению с позицией судов, – в качестве нового обстоятельства квалифицироваться не могут.

Такое ограничение применения института возобновления производства по делу ввиду новых обстоятельств – при условии, что правовые возможности устранения судебной ошибки в кассационном порядке вызывают вопросы, – на мой взгляд, небезупречно. Почему-то КС по-разному подходит к оценке способов устранения ошибок правоприменителя – в зависимости от стадии конституционного судопроизводства. Какое значение имеет, на какой стадии конституционного производства и каким актом (определением или постановлением КС) выявлена судебная ошибка, если она влияет на преступность и наказуемость деяния? Не вижу рационального объяснения ограничению применения в подобных случаях института возобновления производства по делу ввиду новых обстоятельств, если установленное любым актом Конституционного Суда неверное толкование уголовного и уголовно-процессуального закона может повлиять на вопрос оценки преступности и наказуемости деяния.

Таким образом, КС четко и недвусмысленно отнес все подобные случаи в кассационную процедуру. Между тем Суд признает, что его определение «может быть учтено (подлежит учету) судами общей юрисдикции при вынесении ими решений», а следовательно, подлежит обязательной оценке при пересмотре решений. Полагаю, если доводы повторной кассационной жалобы, направленной на устранение судебной ошибки, подкреплены определением КС об отказе в принятии жалобы по обращению заявителя, кассационный суд обязан рассмотреть ее по существу.

Смагулов Эрдэм

С развитием цифровых технологий дистанционные способы коммуникации вошли во все сферы жизни, включая судебную систему.

В условиях глобальных бедствий, катаклизмов и иных препятствий, когда личное участие в беседе затруднено либо невозможно, средства удаленного общения становятся особенно актуальными. Сегодня таким препятствием является пандемия COVID-19.

Задача формирования правовых условий судопроизводства в части дистанционного участия в заседании, предусмотренная федеральным проектом «Нормативное регулирование цифровой среды», должна была быть выполнена, согласно плану, к 31 июля 2019 г.

Представленный в августе того же года суперсервис «Правосудие-онлайн» предусматривал обеспечение удаленного участия в процессе с 2022 г., однако пандемия значительно сократила сроки реализации данной задачи.

ВКС в судах до пандемии

В настоящее время возможность применения видео-конференц-связи (далее – ВКС) предусмотрена всеми процессуальными кодексами 1 , однако стоит отметить, что в зависимости от типа судопроизводства ее использование имеет свою специфику.

В цивилистическом процессе применение ВКС разрешено как для лиц, участвующих в деле, так и для иных участников судопроизводства – например, специалистов, переводчиков и экспертов. В свою очередь, КАС РФ допускает использование ВКС лишь для лиц, участвующих в деле. Полагаю, такое ограничение для иных участников административного процесса не является обоснованным и в отдельных случаях может ограничивать доступ к правосудию.

Отдельные особенности использования ВКС содержатся в уголовно-процессуальном законодательстве. По общему правилу, подсудимый обязан лично участвовать в процессе, однако использование ВКС в исключительных случаях допустимо по решению суда (ч. 6.1 ст. 241 УПК РФ).

Примечательно, что допрос потерпевшего или свидетеля с помощью ВКС разрешен (ч. 4 ст. 240 УПК). При этом процессуальные кодексы допускают как применение видео-конференц-связи на любой стадии процесса, так и использование доказательств 2 , полученных с ее помощью.

Действующий механизм применения ВКС в судопроизводстве, на мой взгляд, можно охарактеризовать следующими ключевыми аспектами.

Во-первых, по общему правилу, ее использование допускается по ходатайству лица, участвующего в деле. КАС РФ, ГПК РФ и УПК РФ также предусматривают возможность применения ВКС по инициативе суда.

Во-вторых, доступ лица к системе осуществляется по схеме «суд – суд» либо «суд – учреждение», то есть может быть обеспечен только с помощью другого суда или иного уполномоченного органа (например, учреждения ФСИН), располагающего соответствующими техническими возможностями.

В-третьих, суд или учреждение, осуществляющие трансляцию, идентифицируют участников судебного разбирательства: при личном присутствии удостоверяются личность и полномочия представителей.

В-четвертых, при использовании ВКС возникновение технических неполадок, влекущее, по мнению суда, невозможность разбирательства в текущем судебном заседании, является основанием для отложения разбирательства (ч. 5 ст. 158 АПК РФ, ч. 1 ст. 169 ГПК РФ, п. 2 ч. 2 ст. 152 КАС РФ).

Таким образом, российские суды давно оценили преимущества ВКС, особенно в процессах с участием лиц, проживающих в отдаленных регионах или содержащихся в пенитенциарных учреждениях.

Использование системы веб-ВКС

С началом пандемии COVID-19 российская судебная система в срочном порядке стала принимать меры для сохранения стабильной работы. В марте–апреле 2020 г. были приняты постановления президиумов Верховного Суда РФ и Совета судей с рекомендациями о порядке работы в условиях ограничительных мер.

Обзор затрагивает вопросы применения процессуального, гражданского, уголовного законодательства, законодательства о банкротстве, а также законодательства об административных правонарушениях

21 апреля Президиум ВС РФ утвердил Обзор практики применения законодательства в условиях противодействия инфекции (COVID-19). В тот же день отдельные категории дел впервые были рассмотрены Верховным Судом с использованием системы веб-ВКС. 30 апреля Президиумом ВС был утвержден второй Обзор практики в связи с пандемией.

Веб-ВКС отличается от ВКС возможностью обеспечения доступа лица в процесс из любого места посредством интернет-соединения. Она изменяет порядок взаимодействия между участниками процесса и судом, что предполагает переход от системы «суд – суд» к системе «суд – участник процесса» без промежуточных звеньев.

Здесь возникает вопрос о соотношении использования веб-ВКС с действующим процессуальным законодательством. Так, применять ВКС разрешено лишь при соединении двух и более судов либо суда и иного учреждения. В случае веб-ВКС участник процесса может присутствовать в заседании дистанционно из любого удобного ему места при наличии интернет-соединения, технического и программного обеспечения. Но готовы ли суды к использованию данной системы?

С технологической точки зрения ВС указывает на использование разработок производителя «Винтео». В декабре 2019 г. сообщалось, что Суд планирует создание платформы, обеспечивающей возможность дистанционного участия в заседаниях.

Вполне вероятно, что в недалеком будущем участие граждан в судебных заседаниях посредством веб-ВКС будет обеспечено за счет внедрения технологий биометрической аутентификации, в том числе по голосу и лицу.

Примечательно, что нижестоящие инстанции активно подхватили тренд на использование систем дистанционной коммуникации: так, 28 апреля АС Ямало-Ненецкого округа впервые провел заседание с использованием веб-ВКС. В настоящее время уже 19 арбитражных судов готовы рассматривать дела в онлайн-заседаниях.

Для участия в заседании при помощи веб-ВКС необходимо подтвердить личность учетной записи ЕСИА и подать соответствующее ходатайство.

Зарубежная практика

В условиях глобальной пандемии будет полезным обратить внимание на то, как с аналогичными трудностями справляются судебные системы иностранных государств. Рассмотрим меры, принятые в некоторых юрисдикциях в связи с COVID-19.

В Великобритании, например, технологии используются для проведения как можно большего количества судебных слушаний. При этом некоторые виды процессов – в частности, суды с участием присяжных, – дистанционно проводиться не могут. Практическое руководство о видео- и аудиослушаниях в период пандемии, утвержденное лордом-канцлером, устанавливает, что все судебные процессы в это время должны проводиться в формате аудио- либо видеозаседаний.

В ФРГ принят закон о смягчении последствий пандемии. Защитные меры также затрагивают деятельность судов и прокуратуры: в частности, внесены поправки в отношении уголовного судопроизводства. Цель предлагаемых норм заключается в обеспечении возможности продолжения многих уголовных процессов, прерванных пандемией, что позволит избежать их приостановки или полного пересмотра.

В США рассматриваются только те категории споров, которые суды посчитают существенными: уголовные дела, некоторые семейные и жилищные споры, прецедентные дела в Верховном суде и некоторые иные. В штате Нью-Йорк, в частности, отмечен положительный опыт виртуального правосудия: всего за две недели внедрена виртуальная платформа для обработки данных, что позволило судебной системе продолжать функционирование. Взаимодействие с судом происходит по аудио- или видеосвязи. Административный и судебный персонал оказывает судьям помощь в использовании технологических платформ для проведения онлайн-конференций, а также обеспечивает доступ участников к их записям. Судьи и адвокаты участвуют в процессах удаленно. При этом, как отметили некоторые источники, возникают казусы – такие, например, как ненадлежащая форма одежды адвокатов, участвующих в заседании. Определенное число работников аппарата суда и приставов продолжают нести службу непосредственно на рабочих местах в здании суда для обработки, оформления документов и обеспечения безопасности.

Судебная система Республики Казахстан начала активно применять средства веб-ВКС задолго до пандемии: судебные процессы в рамках пилотного проекта «Виртуальный суд» проходили в октябре 2018 г. Отчасти благодаря этому наблюдается рост количества дел, рассмотренных удаленно: если сразу после введения ограничительных мер суды проводили около 1000 заседаний в день, то к концу апреля – порядка 4500. Отмечается доверие граждан к онлайн-процессам: вполне возможно, нынешняя ситуация приблизит Казахстан к выполнению программы по обеспечению всеобщего доступа к правосудию с использованием информационных технологий.

Также, на мой взгляд, стоит обратить внимание на то, как с условиями пандемии справляется система третейских судов. Как отмечают эксперты, во многих значимых арбитражных учреждениях по всему миру, в том числе и в России (РАЦ), в связи с пандемией COVID-19 активно используются меры по сохранению доступности судопроизводства: обеспечивается подача документов по электронной почте, применяются альтернативные способы проведения слушаний, включая видеоконференции.

Судопроизводство после пандемии: возможный вектор развития

Стоит подчеркнуть, что меры иностранных правопорядков в части преодоления проблем судопроизводства, связанных с пандемией COVID-19, предусматривают в большей степени декларативные нормы, оставляющие место для широкого судебного усмотрения.

Безусловно, здесь возникают некоторые противоречия, поскольку срок, в который необходимо технологически переустроить судебный процесс, значительно меньше того, что в обычных условиях тратится на нормативное закрепление соответствующих правил.

Вместе с тем обстоятельства таковы, что технологические изменения должны быть внедрены как можно скорее. Нормативное закрепление возможности использования веб-ВКС может быть реализовано путем внесения поправок в процессуальные кодексы.

В условиях пандемии на данный момент Министерством юстиции разрабатывается законопроект о судебных онлайн-заседаниях, позволяющих участвовать в судебном заседании по гражданским, арбитражным и административным делам из дома или офиса.

Представляется, что следует не только установить возможность применения веб-ВКС в условиях ЧС, но и предоставить участникам процесса право заявлять ходатайства о ее использовании также при иных обстоятельствах. При этом основной сложностью в связи с этим видится не отсутствие нормативно установленной возможности применения судами преимуществ системы веб-ВКС, а недостаточная техническая оснащенность судов.

В большей степени данная проблема, полагаю, касается судов общей юрисдикции, которые в условиях пандемии рассматривают наиболее социально значимые дела, о чем в соответствующем постановлении указали Верховный Суд и Совет судей.

Еще одна проблема, на мой взгляд, заключается в отсутствии гарантий защищенности каналов связи, посредством которых можно использовать веб-ВКС. Это, в свою очередь, порождает риск утечки персональных данных и сведений, составляющих охраняемую законом тайну.

Тем не менее использование веб-ВКС в условиях пандемии представляется чуть ли не единственным способом безопасно обеспечить явку участников процесса в заседание, пусть и дистанционно. Безусловно, внедрение подобного механизма дистанционного участия в полной мере отвечает основным принципам процессуального законодательства и в большей степени гарантирует право граждан на судебную защиту.

1 Статья 155.1 ГПК РФ, ст. 153.1 АПК РФ, ст. 142 КАС РФ, ст. 29.14 КоАП РФ и ст. 278.1 УПК РФ.

2 Объяснения сторон и третьих лиц, показания свидетелей, допрос свидетеля, подсудимого.

Задачей предварительного следствия и суда является рассмотрение всех возможных версий совершенного преступления с целью установления объективной истины. Так, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 29 апреля1996 года № 1" О судебном приговоре» сказано, что при постановлении приговора «судам надлежит исходить из того, что обвинительный приговор должен быть постановлен на достоверных доказательствах, когда по делу исследованы все версии, а имеющиеся противоречия выяснены и оценены".

ошибки в следствии

Поводом к написанию настоящий статьи явился один из случаев вопиющего непрофессионализма следователя, ошибки которого надлежащим образом не были оценены судом, что, по мнению автора, привело к незаконному и необоснованному осуждению гражданина К.

Поскольку, к сожалению, подобные ситуации в следственной и судебной практике не единичны, позволю себе поделиться результатами своей оценки обстоятельств данного дела.

Фабула дела такова.

Гражданин Т. Тобольским районным судом Тюменской области был осужден за совершение преступления, предусмотренного ч.3 ст.264 УПК РФ («Нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, повлекшее по неосторожности смерть человека»).

Поводом для привлечения Т. к уголовной ответственности явилась дорожная ситуация, связанная с тем, что на автомобильной трассе Тюмень – Сургут потерпевшая П., управляя легковым автомобилем, выехала на полосу встречного движения, и, допустив столкновение своего автомобиля с двумя другими автомобилями, погибла. По мнению стороны обвинения, это произошло в результате того, что другой водитель – обвиняемый Т., также управляя легковым автомобилем, в результате обгона грузового автомобиля, двигавшегося в попутном направлении, выехал на полосу движения П., чем создал помеху движению автомобиля потерпевшей.

Обвиняемый Т. вину свою не признал, т.к. полагал, что инкриминируемого ему деяния на самом деле не совершал.

Однако суд не принял доводы стороны защиты во внимание, и в отношении Т., как отмечалось выше, был вынесен обвинительный приговор.

На чем же строились доводы защиты? Вот об этом я и хотел бы поведать читателю, так как непосредственно участвовал в качестве защитника на всех стадиях уголовного процесса по данному делу. И чтобы не изощряться в теоретических изысканиях, далее приведу извлечения из своей кассационной жалобы в защиту Т. (имена и фамилии участников производства по делу мной не называются). При этом в связи с ограниченностью объема статьи говорить обо всех выводах суда, которые не подтверждены доказательствами, рассмотренными в судебном заседании, мы не будем.

Итак. «Суд в приговоре, как на доказательство вины Т. в совершении преступления, ссылается на флеш-карту, изъятую в ходе выемки у свидетеля Б., протокол ее осмотра следователем, а также осмотр указанной флеш-карты и просмотр зафиксированной на ней видеозаписи в ходе судебного заседания.

Вместе с тем, давая оценку данным доказательствам, суд не учел, что в протоколе осмотра видеозаписи изложены умозаключения следователя, которые не соответствуют зафиксированной на ней дорожной ситуации, а также другим доказательствам по делу.

Так, в протоколе осмотра видеозаписи следует, что в момент разъезда встречного легкового автомобиля с другим легковым автомобилем, зафиксировано, что «водитель грузового транспортного средства съезжает на правую обочину, чтобы предотвратить ДТП».

Однако в ходе просмотра данной видеозаписи в суде установлено, что указанное обстоятельство не соответствует действительности. Кроме того, по делу не установлен и не допрошен водитель «грузового транспортного средства» с целью установить, предпринимал ли он на самом деле попытку съехать на правую обочину, как это утверждает следователь, а если да, то с какой целью.

Кроме того, в протоколе осмотра значится, что «в момент заноса встречного легкового автомобиля установлено, что это автомобиль MITSUBISHI типа «седан». Каким образом следователь установил, что это именно автомобиль MITSUBISHI, а не автомашина другой модели типа «седан», в протоколе не значится. В протоколе нет никаких данных о государственном регистрационном номере этого автомобиля и о том, кто управлял данным автомобилем. Не было этого установлено и при просмотре видеозаписи в ходе судебного разбирательства.

Из протокола также следует, что «водитель автомобиля «Н» CR-V грубо нарушил требования пункта правил 11.1 ПДД РФ и не предпринял никаких попыток для предотвращения дорожно-транспортного происшествия». Однако на исследованной видеозаписи на самом деле нет никаких сведений о механизме дорожно-транспортного происшествия, в результате которого погибла водитель П.. Видеозапись не содержит информации и о том, как маневр обгона попутного транспортного средства водителем Т. связан с дорожно-транспортным происшествием.

Согласно оглашенных в судебном заседании показаниям свидетеля К., явившегося участником ДТП, следует, что о том, как автомобиль под управлением погибшего водителя П. оказался на встречной полосе он не знает. Но от сотрудников полиции ему известно, что кто-то из очевидцев ДТП передал им флеш-карту, на которой запечатлен момент нарушения ПДД водителем внедорожника. Кто из сотрудников полиции сообщил ему об этом, а также кто управлял внедорожником, он суду не сообщил.

Свидетель Н.. допрошенный в суде, занимался расследованием данного уголовного дела. Но очевидцем ДТП он также не являлся. Тот факт, что Т. мог совершить преступление, является лишь его предположением, которое он сделал на основании просмотра видеозаписи, зафиксированной на флеш- карте, изъятой у свидетеля Б.

В соответствии ст. 88 УПК РФ каждое доказательство подлежит оценке с точки зрения относимости, допустимости и достоверности.

Согласно ст. 87 УПК РФ проверка доказательств следователем проводится, в том числе, путем установления их источников.

В данном же случае в ходе предварительного следствия и судебного разбирательства дела источник происхождения флеш-карты не установлен.

Согласно показаниям свидетеля Щ. (сотрудника ГИБДД) во время осмотра места происшествия к нему подошел один из участников ДТП - водитель Б., который передал ему флэш-карту с вышеуказанной записью.

В свою очередь, свидетель Б., допрошенный в ходе предварительного следствия и в суде, пояснил, что на месте ДТП эту флеш-карту ему передал неизвестный мужчина, личность которого органами следствия и судом на момент судебного следствия не установлена.

Таким образом, ни органы следствия, ни суд не установили, кому на самом деле принадлежит переданная свидетелю Б. флеш-карта, когда и при каких обстоятельствах выполнена хранящаяся на ней видеозапись. Не установлен, не изъят, не осмотрен и не признан вещественным доказательством по делу видеорегистратор, посредством которого осуществлялась видеозапись на данную флэш-карту.

Кроме того, как отмечалось выше, свидетель Б. передал флеш-карту свидетелю Щ. (сотруднику ГИБДД) во время осмотра места ДТП 4 января 2013 года. А согласно протоколу выемки флэш-карта была изъята следователем у свидетеля Б. только 17 января 2013 года.

Осужденный Т., который просматривал видеозапись, зафиксированную на флеш-карте в кабинете следователя 4 января 2013 года, просмотрев видеозапись в судебном заседании, заявил, что дорожная ситуация, которую он увидел в суде, не соответствует той, которую он видел, просматривая видеозапись 4 января 2013г.

В связи с этим у стороны защиты возникло предположение, что в период с момента получения информации о наличии флеш-карты у свидетеля Б. (4 января 2013 года) до ее выемки следователем (17 января 2013 года), во время ее нахождения вне материалов уголовного, дела кем-то могло быть внесено изменение в файл с видеозаписью.

Учитывая вышеизложенное, стороной защиты на предварительном следствии и в суде неоднократно заявлялись ходатайства о признании вещественного доказательства – флеш-карты с видеозаписью, а также протокола ее осмотра недопустимыми доказательствами.

Однако в удовлетворении данных ходатайств следователем и судом было отказано. Тогда стороной защиты в суде было заявлено ходатайство о назначении и производстве в отношении указанной видеозаписи видеотехнической судебной экспертизы с целью установления ее подлинности. Однако без всяких к тому законных оснований в удовлетворении данного ходатайства было также отказано.

В данном случае суд существенно нарушил следующие положения уголовно-процессуального законодательства:

  • положение части 2 статьи 50 Конституции РФ, которая предусматривает, что при осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона.
  • положение части 3 статьи 7 УПК РФ, в соответствии с которой нарушением норм настоящего кодекса судом, прокурором, следователем в ходе уголовного судопроизводства влечет за собой признание недопустимыми полученных таким образом доказательств.
  • положение части 1 статьи 75 УПК РФ, согласно которой доказательства, полученные с нарушением требований настоящего Кодекса, являются недопустимыми. Недопустимые доказательства не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания любого из обстоятельств, предусмотренных ст. 73 настоящего Кодекса.

В результате сомнение в достоверности видеозаписи, хранящейся на вышеуказанной флеш-карте, не только в ходе предварительного следствия, но в ходе судебного разбирательства, не устранено.

Кроме того, следует отметить, что задачей предварительного следствия и суда является рассмотрение всех возможных версий совершенного преступления с целью установления объективной истины. Так, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 29 апреля1996 года № 1 «О судебном приговоре» сказано, что при постановлении приговора «судам надлежит исходить из того, что обвинительный приговор должен быть постановлен на достоверных доказательствах, когда по делу исследованы все версии, а имеющиеся противоречия выяснены и оценены» (п.4).

В приговоре суд ссылается на показания свидетеля Н. (следователя, который расследовал уголовное дело) о том, что на видеозаписи видно, как «автомобиль Мицубиси съехал на обочину, когда автомобиль Т. создал аварийную ситуацию, выехав на полосу встречного движения при наличии на ней автомобиля. Это причинно-следственная связь. По данному уголовному делу проверялись и другие версии ДТП, но они не подтвердились».

Этот вывод противоречит обстоятельствам дела хотя бы потому, что на самом деле столкновение автомобиля потерпевшей П. с другими автомобилями произошло не на обочине, куда выехал автомобиль потерпевшей Мицубиси, как отмечено выше, а на противоположной части дорожного полотна, т.е. на полосе встречного движения.

Кроме того, суд не выяснил у свидетеля Н. и не указал в приговоре, какие именно версии для проверки данного умозаключения и каким-образом проверялись по делу.

Вместе с тем, в ходе предварительного следствия и судебного разбирательства сторона защиты неоднократно настаивала на необходимости проверки следующих версий:

  • о нарушении Правил дорожного движения самой потерпевшей или другими участниками дорожного движения;
  • о возможности возникновения столкновения автомобиля, которым управляла потерпевшая, с другими автомобилями в связи с технической неисправностью транспортных средств – участников ДТП;
  • о том, что дорожно-транспортному происшествию могли способствовать внешние условия на участке ДТП, техническое состояние дороги и т.д.;
  • о том, что дорожно-транспортному происшествию могло способствовать неудовлетворительное психофизиологическое состояние водителей транспортных средств – участников дорожно-транспортного происшествия.

С целью проверки этих версий стороной защиты неоднократно заявлялись ходатайства о назначении судебной экспертизы дорожно- транспортного происшествия, судебной автодорожной экспертизы, судебной экспертизы технического состояния транспортных средств – участников ДТП (автотехническую экспертизу), комплексной судебно-медицинской, психофизиологической и инженерной экспертизы психофизиологического состояния потерпевшей и других участников дорожно-транспортного происшествия.

В соответствии со ст. 159 УПК РФ следователь обязан рассмотреть каждое заявленное по делу ходатайство. При этом обвиняемому и его защитнику не может быть отказано в производстве экспертизы, если обстоятельства, об установлении которых они ходатайствуют, имеют значение для данного уголовного дела.

Таким образом, следователь, отказав стороне защиты в назначении судебных экспертиз для установления обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела, существенно нарушил право обвиняемого Т. на защиту. Суд же, проигнорировал данное нарушение. Кроме того, он также отказал в удовлетворении ходатайств о назначении судебных экспертиз.

Указанные нарушения, привели к тому, что в отношении Т. постановлен не законный и не обоснованный приговор. При постановлении данного приговора суд первой инстанции проигнорировал разъяснение Верховного Суда Российской Федерации о том, что «в соответствии со ст.302 УПК РФ обвинительный приговор не может быть основан на предположениях», и что при его постановлении «следует неукоснительно соблюдать принцип презумпции невиновности (ст. 49 Конституции Российской Федерации, ст. 14 УПК РФ), согласно которому все сомнения в виновности обвиняемого, которые не могут быть устранены в порядке, установленном Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации, толкуются в его пользу (п. 4 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 апреля1996 года № 1 «О судебном приговоре»).

Судебная коллегия по уголовным делам Тюменского областного суда не только не проверила указанные доводы, указанные в апелляционной жалобе, но и необоснованно отказала в ходатайстве стороне защиты в повторном исследовании в судебном заседании видеозаписи, зафиксированной на флэш-карте, являющейся вещественным доказательством по делу».[1]

В качестве завершения данного повествования хотелось бы отметить еще один интересный факт, свидетельствующий о профессиональном уровне некоторых следователей.

В суде, допрашивая свидетеля Н. (следователя, расследовавшего дело, о котором шла речь выше), я спросил у него, на каком основании он принял решение об отказе в удовлетворении ходатайства о назначении судебной экспертизы технического состояния транспортных средств – участников ДТП (автотехническую экспертизы). Он, приняв важный вид на «полном серьезе» с «переполнявшей» его гордостью сообщил суду следующее: «Я не посчитал нужным этого сделать, т.к. я лучше других следователей разбираюсь в автомобилях и являюсь специалистом в этом вопросе. В связи с этим «меня и поставили» расследовать дела о дорожно- транспортных происшествиях. Осматривая автомобили, столкнувшиеся в результате ДТП, я видел, что в техническом состоянии все эти автомобили были исправны?» И это при том, что по внешнему виду одного только автомобиля потерпевшей, было видно, что он восстановлению вряд ли полежит.

В связи с этим напрашиваются вопросы: «А может быть действительно, зачем назначать по уголовным делам какие-то там экспертизы, использовать специальные познания в науке, технике искусстве или ремесле, раз сами следователи – специалисты «широкого профиля»? А может нам и суды не нужны, раз легко соглашаются с мнением таких следователей?».

Источник: Архив Тобольского районного суда Тюменской области, уголовное дело № 1-39/2013

Если информация, размещенная на сайте, оказалась вам полезна, не пропускайте новые публикации - подпишитесь на наши страницы:

А если информация, размещенная на нашем сайте оказалась вам полезна, пожалуйста, поделитесь ею в социальных сетях.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: