Что такое светский суд

Обновлено: 24.04.2024

Я понимаю, что сложно вообще говорить о мягкости и справедливости судебных процессов тех времен. Но все же хочу спросить, где было больше шансов у обвиняемого?

Я уже писал в комментариях, но отвечу по существу. Повторяю еще раз, не было в те времена, деления на суды светский и инквизиционный. Было деление на светский суд и суд духовный. Оба были инквизиционными по сути. То есть следственными. Это, как в наше время - объединение следственного комитета и суда в одну инстанцию. Светский суд велся или по заявлению истцов, или если преступник был схвачен на месте преступления, по заявлению потерпевшего и так далее. Судьи расследовали дело и выносили приговор. Во время процесса к подозреваемому без всяких раздумий применялась пытка. При этом светские суды, так же как и духовные разбирали дела о ведьмах, колдовстве и еретичестве. Преимущество духовных судов, над светскими, в деле искоренения колдовства и ереси заключалось в том, что для привлечения подозреваемого к суду, было достаточно одного лишь подозрения. То есть не требовалось факта полета на шабаш, достаточно было того, чтобы у соседа коровы не доились или град прошел. Или, вообще, было достаточно выглядеть странно, хромать, не бояться грома и молнии.

Конечно светские суды были предпочтительнее духовных, но не на много. Светские светила тогдашней юриспруденции, писали пространные трактаты о правилах преследования прислужников Вельзевула. Если тебя осудило общество, если пошла молва, если сосед донес, что от твоего взгляда, он оступился и подвернул ногу, отвертеться было трудно, но в редких случаях можно.

Духовный суд был не то, что - суровее, он был изощреннее. И выходили оттуда живыми единицы. После того, как монахи Я. Шпренгер и Г. Инститорис издали, в 1487г. "Молот ведьм" процессы над ведьмами обрели теологическую и правовую основу, сначала в духовных судах, а затем юридические нормы оттуда целиком перекочевали в светское законодательство. Так, что сами можете судить, о справедливости светских и духовных судов. Так, немного разные оттенки черного. Какие начальные вопросы задавались подозреваемому на процессе колдовстве? Первый: "Почему она отрицает, что она ведьма?" Второй: "Как давно она находится под проклятой властью колдовства?" Третий: "Под каким образом впервые, к ней, явился дьявол и в какое время - утром, днем, вечером или ночью?" Это равносильно тому, что в наше время, человека, на допросе в следственном комитете, спрашивают: "С какой целью вы (Ф.И.О.) изменили российскому обществу, партии и правительству, встав в одиночный пикет у здания мэрии?"

Если священник или монах нарушил не только Божию заповедь, но и человеческий закон, ему придется предстать перед двумя судами сразу. Связаны ли в таком случае церковный и светский суд? Есть ли в церковном суде адвокаты? Какой суд строже? Рассказывает заместитель председателя Епархиального церковного суда Москвы профессор Московской духовной академии протоиерей Владислав ЦЫПИН.

Суд над патриархом Никоном. Худ. Сергей Милорадович. 1885 г.

— Если в нарушении светских законов подозревается священник или монах — человек с неким каноническим статусом в Церкви — каково будет участие церковного и светского судов в его деле? Они взаимодействуют?

— Разумеется, они действуют совершенно независимо в том смысле, что нет давления ни со стороны светского суда на церковный, ни со стороны церковного на светский. При этом церковный суд пользуется результатами проведенного светскими структурами расследования и учитывает вынесенный приговор, однако оценивает все это с особой точки зрения. Ставится вопрос не о преступлении как таковом, а о грехе, о нарушении заповеди, что во многих случаях совпадает, но часто и не совпадает или совпадает не до конца.

— Например, случай с иеромонахом Илией (Семиным): после ДТП и гибели двух человек его запретили в служении, причем прямо сообщалось, что Церковь ожидает окончания работы следственных органов. После вынесения приговора 25 июля светским судом заседание Епархиального суда Москвы состоялось уже на следующий день, и в тот же день Святейший Патриарх утвердил решение о лишении сана. Церковный суд был приурочен к завершению светского: это обычная практика?

— С точки зрения церковного права совершенное им деяние — это невольное, непреднамеренное убийство. Для клирика даже непредумышленное убийство или убийство по неосторожности влечет за собой извержение из сана. Поскольку до приговора суда, хотя ситуация и была достаточно определенной, не следовало торопиться, то и была сначала применена временная мера — запрещение в служении. Потом, когда суд вынес приговор, не было никаких оснований этому приговору не доверять, тем более что сам виновник принципиально не возражал. Хотя он иначе обозначил свои действия, он соглашался, что виновен в происшедшем, и дело было достаточно ясным.

— Есть ли в церковном суде адвокат?

— Нет, это логично, его и не должно там быть.

— Но почему?

— Потому что акцент в церковном суде лежит не на правах, а на исправлении кающихся грешников. Чрезмерная защита личного интереса кажется несовместимой с христианской этикой, ориентированной на покаяние. Есть разные соображения, которые сделали решение об отсутствии адвокатов в церковном суде естественным.

— Хотя бы сам подсудимый может выступать в свою защиту? Особенно, если он считает, что не совершал того, в чем его обвиняют.

— Естественно. Каждый может объяснить ситуацию и помимо адвоката. Ведь в адвокатской практике один из способов выгораживания обвиняемого — поиск лазеек и противоречий в законах, попытки переквалифицировать дело, смягчить вину, снизить ответственность. Однако в церковном суде подсудимый не заинтересован в том, чтобы его вина была смягчена. Ведь речь идет о покаянии. Другое дело, если речь идет об установлении самого факта проступка. Казалось бы, участие адвоката могло бы быть дополнительным средством уяснения факта. Но церковный суд почти не располагает вообще криминалистическими способами выявления факта. Когда речь идет о греховных деяниях, одновременно являющихся преступлениями, приходится опираться на выводы и заключения, сделанные на светском следствии и в гражданском государственном суде.

— Если гражданского следствия нет и довериться некому, ведется ли собственное расследование — со сбором улик и вызовом свидетелей?

— Опрос свидетелей предусматривается. Однако это не делается с той же подробностью и тщательностью, что в гражданском суде. Мы просто не можем создать такую совершенную структуру с многочисленным аппаратом, как в государстве, да и особенной необходимости в этом, как кажется, нет. Полтора столетия назад в ходе реформ 1860-70-х годов такая возможность рассматривалась: реформировать церковный суд на тех же основаниях, что государственный. Однако и тогда эта идея не была осуществлена и осталась только в проекте. Поэтому церковный суд не приобрел таких черт, как гражданский — с состязательностью сторон, с публичностью процесса. В этом смысле церковный суд сегодня отчасти подобен гражданскому суду в дореформенной России.

— Может ли возникнуть ситуация, когда священник осужден на тюремное заключение светским судом, но при этом нет оснований для запрещения его в служении? Например, какие-то случаи непреднамеренной растраты?

— Сложный случай. Вообще воровство, растрата, мошенничество — основания для запрещения в церковном служении. Но есть такие неясности и сложности налоговой системы, возможности «подведения под статью», что может случиться нарушение закона без умысла, так что это не будет подлежать канонической ответственности. Как если человеку дали деньги на строительство моста, а он решил, что их хватит еще и на детский сад, и сначала построил детский сад. Его могут посадить за растрату, хотя злого умысла и корыстных мотивов у него не было. В любом случае, запрещение в служении — это наказание, наказание должно быть сопряжено с виной, оно не может быть наложено просто по целесообразности. Не может быть и такой интерпретации, что униженное и подчиненное состояние заключенного в тюрьме несовместимо с достоинством священного сана. Унижение, как кажется, вообще не должно восприниматься христианином как нечто непереносимое. Есть пример Самого Христа и есть заповедь смирения.

Возвращаясь к вопросу о непреднамеренной растрате со стороны клирика, безответственность — тоже непохвальная вещь, и какое-то прещение может последовать, но вряд ли связанное с лишением сана.

— За многие из преступлений, подсудных уголовному суду, каноны предписывают для клириков извержение из сана, а для мирян — отлучение от Причастия, причем на долгие годы, часто на больший срок, чем тюремное заключение по статье уголовного кодекса. Есть ли сейчас вероятность, что мирянин будет не только осужден светским судом, но и на годы лишен Причастия архиерейской властью или церковным судом?

— Здесь нет зависимости от того, имеет ли место уголовное наказание. Дело в том, что масса грехов, которые по древним канонам влекут за собой отлучение от Причастия на длительные сроки, с точки зрения государства и уголовного кодекса вообще не являются проступками. Например, грехи против седьмой заповеди (за исключением каких-то особых случаев). Совпадение будет по части только воровства и убийства, и то за исключением убийства ребенка во чреве матери. Мне неизвестно, чтобы осужденного государственным судом отлучали от Причастия на длительные сроки. Наоборот, тюремное служение Церкви направлено на то, чтобы эти люди хотя бы в заключении задумались о вере и по возможности подготовились к участию в Таинствах. Ведь их преступления с точки зрения канонов ничем не отличаются от грехов тех, кого государственный суд не осуждает. Было бы не совсем последовательно и правильно проводить такую параллель с гражданским правом, чтобы в одном случае, если есть государственное наказание в виде лишения свободы, увязывать с ним отлучение от Причастия, а в других случаях, когда уголовного преступления нет, не отлучать.

— Последовательно было бы тогда отлучать от Причастия во всех случаях, когда того требуют каноны? Такие решения о мирянах выносил бы церковный суд?

— Сегодня об отлучении мирян от Причастия на длительные сроки речь практически никогда не идет. Мы можем представить только экстремальные случаи, когда дело будет рассматриваться именно архиереем или церковным судом, а не просто будет совет духовника на исповеди о той или иной епитимье.

На самом деле, если речь идет о покаянии в грехе, совершенном ранее, то длительные сроки отлучения от Причастия, вообще говоря, возбраняются. Они не просто вышли из практики. В синодальное время издавались указы, которыми воспрещалось отлучать от Церкви и Причастия кающихся грешников, даже если они совершили деяние, за которое, по канонам, отлучение полагается. Но остается оговорка: кающихся грешников. Если же грешник «кается» только в том смысле, что он, мол, понимает, что это нехорошо, но не выражает намерения изменить образ жизни, его не надо допускать до Причастия ввиду отсутствия настоящего покаяния. Речь в этом случае идет не об епитимье как таковой, а о необходимости дождаться, когда же он, наконец, в самом деле покается и переменит образ жизни.

— Миряне подавать в церковный суд на клириков?

— Миряне могут участвовать в церковном суде и как пострадавшие, и как обвинители, и как свидетели по делу. Только обращения подаются не напрямую в суд, а правящему архиерею. Церковные суды рассматривают дела только по указанию правящего архиерея. Судебная власть принадлежит только епископам: на высшем уровне — Архиерейскому Собору, на следующем уровне — Общецерковному суду, имеющему исключительно архиерейский состав, на епархиальном уровне — правящему архиерею. Так что судебные полномочия епархиальных судов делегированы архиереем, и епархиальные суды не призваны выносить приговоры, судебные постановления. Их задача — установить факт церковного правонарушения, определить виновных лиц, меру виновности и представить каноническую справку по делу и проект приговора, с тем чтобы само судебное решение принимал уже архиерей. Без его подписи проект приговора не имеет никакой силы. Так и в случае с иеромонахом Илией (Семиным) до утверждения правящим архиереем Москвы — Святейшим Патриархом Кириллом — решение суда об извержении из сана не имело никакой силы. Судебная власть архиерея существованием церковного суда никак не ограничена.

При словах «светское государство» в головах большинства наших соотечественников, скорее всего, возникнет формула, похожая на ту, что существовала в «сталинской» и «брежневской» конституциях: «Церковь отделена от государства, а школа – от церкви». Действующая российская Конституция в этом отношении акценты расставляет иначе. В ее ст.14 говорится: «Российская Федерация – светское государство». Что это значит? Рассказывает Михаил Краснов, Доктор юридических наук, заведующий кафедрой конституционного и муниципального права Высшей школы экономики.

В соответствие с 14 ст. нашей Конституции, никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной, кроме того, религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом.

Во-первых, тут более правильная терминология: не «церковь», а «религиозные объединения». Конституция РФ как документ светский сознательно использует и светский язык. Употребление слова «церковь» в советских конституциях было неверным не только потому, что в нехристианских деноминациях применяется иная терминология, но и потому, что «церковь» – сакральный, а не светский термин. Для верующих Церковь – это и Тело Христово («Ныне радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь» – Кол.1:24), и собрание верующих («И великий страх объял всю церковь и всех слышавших это» – Деян. 5:11), и собственно храм. А, во-вторых об «отделении» говорится лишь во второй части статьи. Однако сам принцип «отделения от государства» сохраняется. Вот о нем я и хотел бы немного поразмышлять.

Многих людей, вне зависимости, к каким идейным и политическим лагерям они относятся, коробит (если не сказать, корежит) от всякого публичного упоминания о Церкви, о религиозных праздниках, об иерархах, а, возможно, и о Самом Спасителе. А потому «отделение церкви» для них – это, как минимум, полное молчание о ней и всем том, что с нею связано. Особенно сильно «возбуждаются» такие граждане в случаях, связанных с материально-финансовыми вопросами. Кстати, когда я уже заканчивал эту статью, в новостях мелькнул сюжет о том, что в исконно католической Испании на улицы вышли тысячи людей, протестующих против визита в страну папы Римского, поскольку, по их мнению, это ухудшит и без того сложное финансовое положение Испании. Однако есть основания полагать, что глубинной причиной такого рода атак являются отнюдь не меркантильные вопросы, а раздражение, вызываемое любыми контактами Церкви и государства.
Сколько подобных людей в России, сказать трудно. С одной стороны, на вопрос «Какую религию Вы исповедуете?» (по данным авторитетной социологической организации «Левада-Центр» в 2009 г.) 73 % наших сограждан заявили, что исповедуют православие, причем ответы: «никакую конкретно», «я – атеист» и «затрудняюсь ответить» вместе набрали лишь 18 %. С другой стороны, многие объявляют себя православными, скорее, в силу культурной и этнической самоидентификации. Так, среди состоящих в браке православных 91 % не были венчаны в Церкви; лишь 14 % бывают в храме раз в неделю или раз в месяц и чаще, а вот реже чем раз в год или никогда – 20 %; никогда не принимали причастие 62 % (к ним следует приплюсовать 19 % причащающихся реже, чем раз в год) и т.д. и т.п. Наконец, Церковь и религиозные организации заслуживающими доверия считают только 48 % (!) опрошенных (правда, сюда вошли нехристиане и атеисты).

Так что не приходится удивляться тому, что несмотря на рост официального числа православных (в 1989 г. таковыми, по данным того же «Левада-Центра», объявляли себя лишь 16 %), христианские нормы частного и публичного поведения в нашем обществе отнюдь не становятся более заметными. К сожалению, подтверждается феномен, подмеченный замечательным православным богословом и проповедником протопресвитером Александром Шмеманом (я только что закончил читать его «Собрание статей» и нахожусь под большим впечатлением от этой книги, а потому буду еще ссылаться на нее). Этот феномен состоит в разъединении в душе человека его веры и отношения к миру: «Падший человек, – писал о. Александр, – стал видеть мир как некую вещь, секулярную и обыденную, а религию – как нечто совершенно отдельное от него, частное, далекое и "духовное" (курсив в цитатах мой. – М.К.). Сакраментальное ощущение мира ушло» .
Мне встретилась такая трактовка слов «Научу беззаконныя путем Твоим, и нечестивии к Тебе обратятся» из 50 псалма: «…Если Ты очистишь грехи наши и мы благодатью Твоею станем жить по воле Твоей, – самой жизнью своей мы тогда сможем проповедовать правду Твою и обращать к Тебе сердца людей» . Исповедуем ли мы этот принцип? Да, сегодня никто не стесняется уже носить крестик. Но все ли мы хотим нести Крест? Ведь и сегодня от нас требуется, пусть и небольшой, но подвиг исповедничества. Однако, как с болью говорил тот же о. Александр, «если цивилизованный атеист почти сожалеет о своем неверии, то верующий тоже как бы извиняется за свою веру, и нет у него более страстного желания или стремления, чем сделать ее как можно более безобидной и приемлемой для своего неверующего коллеги. Не будет большим преувеличением сказать, что в нашей цивилизации – и я считаю это крайне примечательным и, может быть, самым примечательным в ней – неверие и вера все менее и менее отличаются друг от друга».

Так что, возможно, есть и наша, православных христиан, вина в процессе секуляризации, который стал характерен для всего «христианского» мира (кавычки я вынужден поставить, поскольку имеются в виду страны, по своему культурному коду относящиеся к христианской цивилизации, но все чаще отвергающие свою родословную).

Нет, конечно же, христиан не преследуют, как в Римской империи или в СССР, но вполне цивилизованно – через суд – все чаще запрещаются всякие публичные проявления религиозности под предлогом того, что вера-де – сугубо частное дело или даже «культурная особенность», которую «нечего выставлять напоказ», вдруг она оскорбит чувства приверженца «другой культуры». Например, британка Надя Эвейда проиграла процесс против компании British Airways, которая в 2006 году запретила ей носить крестик в аэропорту Хитроу, поскольку среди пассажиров есть и нехристиане. Правда, в 2010 г. она подала новый иск в апелляционный суд.

Одним из юридических обоснований ущемления христиан стало приравнивание религиозных организаций к обычным общественным. Так, в 2001 г. Южно-Сахалинский городской суд по жалобе одной прихожанки о том, что ее отлучили от Церкви принял решение о «незаконности отлучения», приравняв это к исключению из общественной организации . Правда, данное решение было отменено вышестоящей судебной инстанцией, но сам факт примечательный. Много примеров «цивилизованного» гонения приводит в своей книге бывший советник Президента США Р.Никсона Чарльз Колсон. В частности, он описал случай, как суд (1984 г.) обязал Коллинсвиллскую «Церковь Христа» выплатить своей прихожанке 390 тыс. долларов в качестве «компенсации за моральный ущерб», нанесенный путем публичного объявления приходу о ее блудном грехе.

Идея отделения Церкви от государства появилась в свое время как институциональная гарантия свободы совести. Теоретически, однако, эту свободу можно обеспечить и в несветском государстве . Например, конституции Норвегии и Греции устанавливают официальную религию (в первой – евангелическо-лютеранскую, во второй – православную) и, тем не менее, представители иных верований, впрочем, как и атеисты, чувствуют себя там вполне комфортно.

И наоборот, в СССР провозглашение отделения Церкви от государства в Конституции 1936 г. (менее отчетливо в Конституции 1977 г.) обставлялось именно как гарантия свободы совести, но как известно, никакой свободой совести даже «не пахло» (достаточно вспомнить, что, начиная с 1989 г., нашей Церковью канонизировано 1774 православных новомученика и исповедника. А еще сколько пострадавших за Христа от большевиков остались в безвестности…). Любопытно, однако, заметить, что коммунисты при этом не сильно нарушали собственную Конституцию. Объясню.

Статья 124 Конституции СССР 1936 г. гласила: «В целях обеспечения за гражданами свободы совести церковь в СССР отделена от государства и школа от церкви. Свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами» (в чуть более мягком варианте такая конструкция была воспроизведена и в ст.50 Конституции СССР 1977 г.). Таким образом, «Основной закон», обещая всем гражданам свободу совести, тут же разделяет их на «родных» и «пасынков», «наших» и «не наших». Я выделил курсивом предложение, являющееся, по сути, юридическим признанием государства, что никакого равноправия граждан вне зависимости от их отношения к религии нет: верующим (клиру и мирянам) остается только «свобода отправления религиозных культов» (сама формулировка, согласитесь, мерзейшая), зато атеистам – свободное распространение своих взглядов. Не случайно именно «религиозная пропаганда» (приходится пользоваться советской терминологией) инкриминировалась тысячам и тысячам граждан, прежде всего, священнослужителям. Зато атеистическая пропаганда всячески поощрялась, обеспечивалась государством и финансово, и организационно (тем более, что фактически вели ее не столько «энтузиасты», сколько подконтрольные партийным органам всевозможные «общественные организации»). Так что не о свободе совести пеклись коммунисты, а об искоренении всякого следа веры в душах людей.

Итак, глубокое заблуждение полагать, будто именно отделение Церкви от государства обеспечивает свободу совести, а «не отделение» препятствует этой свободе. Как совершенно верно писал в начале ХХ века итальянский исследователь Франческо Руффини, свобода совести, т.е. свобода исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, может обеспечиваться государством любой системы; государство может совершенно по-разному строить свои отношения с разными религиозными объединениями при соблюдении главного условия: эти отношения не должны отразиться на равноправии граждан и на праве на религиозную свободу каждого .

Не буду говорить об историческом контексте появления самой идеи «отделения церкви от государства». Скажу лишь, что в немалой степени ее рождению способствовала долгая история борьбы Римского престола за возможность влиять на государственную политику европейских стран, история вмешательства Церкви в публично-властные отношения. Но каковы бы ни были причины принципа «отделения», он слишком упрощенно выражает взаимоотношения Церкви и государства. Поэтому, хотя я не являюсь сторонником концепции «симфонии властей», считаю, что Поместный Собор 1917-1918 гг. правильно сравнил требование об отделении Церкви от государства с пожеланием, чтобы «солнце не светило, а огонь не согревал. Церковь по внутреннему закону своего бытия не может отказаться от призвания просветлять, преображать всю жизнь человечества, пронизывать ее своими лучами» . Ну, действительно, как можно отделить от государства миллионы (если говорить о России) верующих? Ведь Церковь, Русская Православная Церковь, это вовсе не только Патриарх и Московская патриархия. Это – екклезия, собрание нас всех, верующих во Христа-Спасителя и в Пресвятую Троицу. И тогда что такое «отделить», как не замечать, не слышать и не видеть нас? Абсурд.

Самое важное, однако, другое. Церковь, которой не привыкать к жесточайшим гонениям, проживет без государственной помощи, ибо даже «врата ада не одолеют ее» (Мф. 16:18). Заблуждаются те, кто думают, что Церковь «спит и видит», чтобы притулиться к власти (хотя не исключаю, что этого хотят отдельные церковные люди). Вновь сошлюсь на А. Шмемана: «Церковь не ищет в этом мире никакой власти и не имеет никаких "земных" интересов, за которые ей подобало бы бороться. Ей принадлежит весь мир, всякое творение, ибо они принадлежат Христу, Господу всей твари, и составляют, таким образом, объект ее миссии» . А вот государство, с согласия и от имени общества «выставляя за дверь» Церковь, как бы заявляет: мы признаем только материалистическую причинно-следственную связь. Тем самым оно подписывает себе смертный приговор: начинает вырождаться во все менее стабильное сообщество дичающих людей. Процесс этот, конечно, не быстрый, но, судя по всему, в наше время он начал ускоряться.

Я вовсе не выступаю за то, чтобы Церкви вновь было вновь передано совершение юридически значимых действий (например, регистрация актов гражданского состояния, ведение соответствующих архивов, содержание кладбищ и т.п.), или чтобы иерархи и священники непременно присутствовали на всякого рода государственных и муниципальных мероприятиях, освящали их буквально и фигурально. Наоборот, думается, авторитету Церкви и, главное, ее миссии в этом мире крайне вредит ее ассоциирование со светской властью, ибо способствует укреплению подозрений в том, что РПЦ «идеологически» служит ей. В нашей истории уже был печальный опыт такой тесной связи, приведший к концу XIX в., как отмечают исследователи, к религиозному индифферентизму , и во многом способствовавший расширению революционной базы.
Но такое дистанцирование от «права и политики» нельзя называть «отделением от государства». Это лишь организационно-правовая автономия Церкви. Не более того. Действительное же отделение Церкви («религиозных объединений») от государства приводит к тому, что последнее становится уже не столько светским, сколько секулярным.

Эрудированный читатель скажет, что это практически одно и то же. Верно. Раньше эти слова воспринимались как синонимы (хотя «секулярный» являлся, скорее, техническим термином). Но сегодня можно говорить о секуляризме уже как о явлении, далеко не обязательно связанном со светской государственностью. Секуляризм – это мировоззренческое отвержение Небесной причинности и замена ее причинностью материалистической, а потому, якобы, «объективной». Однако совершенно прав А. Шмеман, говоря: «Давно пора понять, что материализм, например, – тоже вера, ибо сказать "Материализм построит идеальное общество" – значит высказать априорное, религиозное суждение. Объекты веры могут быть самыми разными, но вера как движение человеческого сознания – та же самая. Поэтому в мире идет спор не между верой и неверием, а между разными верами. Те же, кто "ни во что не верит", – просто оппортунисты, ловкачи и обыватели, в конечном счете выпадающие из сферы нравственности» .

И вот это самое «выпадение из сферы нравственности» есть тот червь, который подтачивает государственный организм, всю систему права. Сам этот процесс не очень заметен нам, но его результаты видны уже многим. Даже некоторые далекие от веры ученые понимают материалистическую опасность. Так, известный современный философ либерального направления Фрэнсис Фукуяма, автор нашумевшей в конце 1980-х годов концепции «конца истории», предупреждает, что «современный мир обнажает всю нищету материалистических теорий экономического развития», а безрелигиозность порождает «духовную пустоту либеральных потребительских обществ» .

Скорее всего, «окамененное нечувствие», т.е. отрицание трансцендентной причинности, у многих людей сохранится до скончания времен, о чем предупреждает Апостол в Откровении. Тем не менее, для верующих – это не повод для эскапизма, т.е. для самоизоляции, самоухода в духовное, а иногда и физическое, гетто. Больше того, уход будет изменой христианской миссии. Мы обязаны, по мере сил и способностей, предупреждать общество о гибельности материалистического мировоззрения и в то же время не уподобляться самим материалистам, перенимая их методологию «борьбы» (известно, например, что многие мученики в древности не молотками разбивали языческих идолов, а Господь по их молитве Сам сокрушал их. Мы же за веру – всё больше «с молотками» норовим).

Но чем «материалистический червь» подтачивает государственный организм? Тем, что на пьедестал поднимает моральный релятивизм. Общество, теряет иммунитет от духовных заболеваний, слепнет и перестает различать добро и зло, норму и порок. И вот, представьте: духовно, а, значит, и нравственно больное общество (а наше общество, кажется, тоже не очень здорово) выбирает себе власть. Понятно, какими окажутся критерии при выборе и коим будет обобщенное моральное лицо власти (кстати, сужение свободы выбора вовсе не облагородило это лицо). В таком случае – кто подскажет (и своим примером покажет!) людям, «что такое хорошо, и что такое плохо»? Ведь прав будет человек, которого возьмется воспитывать государство, если ответит словами из старого анекдота «И эти люди запрещают мне в носу ковыряться?».

Но дело не только, да и не столько в выборах властей. Проблема гораздо глубже. Дело в том, что любая система права покоится на вполне конкретной этической системе. А та, в свою очередь, основана на определённой религиозной базе. И вот, если мы отказываемся от такой основы, начинает размываться сам фундамент права. Не завтра, а уже сегодня элементарные аксиомы начинают превращаться в предмет споров. В ст.55 Конституции РФ, например, говорится, что права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом в той мере, в какой это необходимо в целях защиты, среди прочего, и нравственности. В таком случае на основе чего законодатель, а затем и суд будут делать выводы, соответствует ли нравственности тот или иной запрета, то или иное дозволение? Где нормы этой внерелигиозной «нравственности»? Они обязательно столкнутся (да уже и сталкиваются) с вопросами, можно или нельзя и, главное, почему: узаконить эвтаназию как способ самоубийства или убийства ? разрешить однополые браки? уничтожать людей с психическими или физическими отклонениями. Я не берусь продолжать дьявольский список «дилемм». Сама секуляризованная жизнь будет его постоянно расширять, и решать эти «дилеммы» в пользу порока – легитимируя его, делая его нормой жизни.

…А ведь всё начиналось с сугубо прагматического вытеснения религии из публичной жизни.

Терехин В.А., заведующий кафедрой правосудия Пензенского государственного университета, доцент, кандидат юридических наук, заслуженный юрист Российской Федерации.

Мещерякова А.Ф., аспирант.

Традиционный подход к проблеме становления и развития отечественного суда заключается в том, что предметом исследования авторов являются в основном вопросы судоустройства и судопроизводства в их неразрывной связи с конституционными свойствами России как демократического правового государства. И к сожалению, до настоящего времени не уделяется достаточного внимания тем принципам организации и функционирования органов судебной власти, которые отражают сущность и задачи светского характера государства (ст. 14 Конституции РФ).

Между тем в юридической практике иногда возникают достаточно сложные правовые коллизии. Они неоднозначно воспринимаются не только общественным, но и профессиональным правосознанием и требуют, несмотря на некую деликатность темы, публичного обсуждения. Нам представляется, что аспект светскости судебной системы, составляющий предмет настоящей публикации, становится в современном мире весьма актуальным.

Вначале заметим, что светскость органов судебной власти является одной из многих составляющих принципа светскости Российского государства. В науке конституционного права отчасти получила теоретическое и нормативное оформление категория светскости государства . А поскольку суд является одним из структурных элементов государственного механизма, то в контексте его светскости он, несомненно, отвечает тем характеристикам, которые присущи в целом государству. И в то же время категория светскости имеет в судах свои отличительные особенности. К основным из них можно отнести следующие.

Организационную самостоятельность суда и отсутствие в государственной судебной системе специализированных религиозных судов. Согласно Конституции РФ органы судебной власти самостоятельны, а Федеральный конституционный закон от 31 декабря 1996 г. "О судебной системе Российской Федерации" содержит исчерпывающий перечень государственных судов, структурно входящих в судебную систему и действующих на территории России. При этом создание чрезвычайных судов и судов, не предусмотренных указанным законом, не допускается. Включение в судебную систему религиозных судов привело бы к слиянию полномочий государства и религиозных объединений, что несовместимо со светским характером Российского государства.
Недопустимость осуществления религиозными объединениями судебно-властных полномочий и вынесения ими правовых актов, обладающих общеобязательной силой.

В Российской Федерации религиозные объединения отделены от государства и не выполняют функций органов государственной власти. Важнейшей задачей судебной власти является осуществление правосудия. Никакие другие органы и лица не вправе принимать на себя полномочия в этой сфере. Поэтому религиозные объединения, их члены не вправе реализовывать компетенцию, принадлежащую исключительно официальному суду. Они не имеют полномочий по принятию судебных актов, обладающих общеобязательной силой. Присвоение властных полномочий суда наказывается в соответствии с уголовным законом.

Независимость суда при осуществлении правосудия от религиозного влияния и канонических установлений. Суть названного признака заключается в том, что суд в процессуальной деятельности независим. Он разрешает юридические споры в соответствии с правосознанием судей и в условиях, исключающих на них какое-либо воздействие. Мотивируя свою позицию по конкретному делу, суд не вправе ссылаться на религиозные догмы и "волю Творца", рассматривать в качестве доказательств религиозные клятвы, культовые обряды и т.д. Судья обязан руководствоваться исключительно светскими источниками права и своим внутренним убеждением. Акты судебных органов выносятся именем Российской Федерации и не подлежат утверждению со стороны представителей религиозных конфессий.
Исключение из юрисдикции органов судебной власти вопросов, относящихся к внутренней деятельности религиозных объединений. Раскрывая содержание данного конституционного принципа, Федеральный закон о свободе совести и о религиозных объединениях установил, что государство не вмешивается в деятельность этих формирований. Они создаются и действуют в соответствии с их собственной иерархической структурой, уставом и внутренними установлениями. Государство уважает внутренние правила религиозных организаций, если они не противоречат законодательству.

В подтверждение сказанному приведем примеры из судебной практики. В 2001 г. Южно-Сахалинский городской суд удовлетворил жалобу Т.Г. Малахович на решение приходского собрания православной религиозной организации Южно-Сахалинской и Курильской епархии об отлучении ее от Церкви. Истица была выведена из церковного общения за сознательное нарушение религиозных догматов. Суд первой инстанции посчитал, что "Малахович Т.Г. созданы препятствия для участия в богослужениях и других религиозных обрядах, нарушено ее право на исповедование веры совместно с другими прихожанами, так как им запрещено общение с отлученными". Решение суда было обжаловано в областной суд и отменено в связи с неправильным толкованием норм материального права. Кассационная инстанция указала, что "отлучение заявительницы от Церкви основано на внутрицерковной деятельности религиозного объединения, в связи с чем заявление Малахович Т.Г. суду общей юрисдикции неподведомственно" .

А. Толкаченко, Т. Малахович против Южно-Сахалинской епархии // Российская юстиция. 2002. N 5. С. 25 - 26.

В 2000 г. Московский городской суд отказал в принятии к рассмотрению заявления В. Лебедевой, которая пыталась оспорить принятое решение Архиерейского собора Русской православной церкви о канонизации Николая II. Верховный Суд РФ отклонил кассационную жалобу заявителя, указав, что "причисление человека к лику святых является сугубо внутрицерковным актом и никак не регулируется светским законодательством" .

Цит. по: Интерфакс. 2003. 16 мая.

С нормами официального законодательства корреспондируют канонические правила и внутренние установления религиозных организаций. Так, Основы социальной концепции Русской православной церкви запрещают выносить внутрицерковные споры на светский суд.

Закономерно возникает вопрос: какие органы уполномочены рассматривать вопросы внутрицерковного значения? Уставом Русской православной церкви предусмотрено создание в этих целях церковных судов. Церковные суды существовали в России еще до революции 1917 г. и занимали важное место в правовой системе монархического государства. В настоящее время они снова приобретают популярность. Их работа организована в Москве, Нижнем Новгороде, Вологде, Смоленске, Калуге .

Церковный суд - это особая деятельность церковных учреждений по рассмотрению и разрешению дел, имеющих связь с религией, в определенном процессуальном порядке, как правило, на основании норм канонического права .

См.: Гаращенко А.Ю. Юрисдикция и устройство церковных судов в допетровский период российской истории: Дис. . канд. юрид. наук. Волгоград, 2006. С. 18.

Предмет церковного судопроизводства составляют отношения, возникающие между членами религиозных организаций в сфере управления, основ вероучения, богослужения, духовной практики и т.д. Эти отношения не могут входить в юрисдикцию светского суда.

Однако на практике существуют вопросы, хотя и относящиеся к внутренней деятельности религиозной организации, но регулируемые светским законодательством и охраняемые государством. Они связаны с деятельностью религиозной организации как юридического лица. Это как раз те случаи, когда, например, возникают трудовые споры. И верующему гражданину при обращении в светский суд не может быть отказано в рассмотрении дел по искам о восстановлении на работе, взыскании заработной платы и т.д.

Предоставление участникам судопроизводства гарантий права на свободу совести и свободу вероисповедания. Светское государство защищает право каждого на свободу совести и свободу вероисповедания, что нашло отражение в нормах не только материального, но и процессуального законодательства.

Равенство перед законом и судом - правовой принцип, обеспечивающий реализацию права на свободу совести при отправлении правосудия. Суды не отдают предпочтения каким-либо органам, лицам, участвующим в процессе, сторонам в зависимости от их отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям. Гражданин имеет право свободно заявлять в судебном заседании о своей религиозной принадлежности, убеждениях и отношении к религии.

К гарантиям религиозных прав участников процесса следует также отнести свидетельский иммунитет священнослужителя. Он не подлежит допросу в качестве свидетеля об обстоятельствах, ставших ему известными из исповеди. Это обосновывается тем, что в процессе этого ритуала между ним и исповедуемым лицом устанавливаются особые доверительные отношения, которые общество обязуется уважать. Кроме того, процедура исповеди является неотъемлемой частью культовой деятельности религиозной организации, в которую светское государство не вмешивается.

Гарантии равенства прав граждан и возможностей их реализации на доступ к службе в судебных органах независимо от убеждений и отношения к религии. Федеральный закон от 27 июля 2004 г. "О государственной гражданской службе Российской Федерации" устанавливает равный доступ к гражданской службе и равные условия ее прохождения независимо от отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям и других обстоятельств, не связанных с профессиональными и деловыми качествами гражданского служащего.

Работники аппарата суда являются государственными служащими, поэтому на них распространяются положения названного правового акта.

Формирование судейского корпуса происходит на конкурсной основе с учетом требований, предъявляемых к кандидатам специальными нормами о статусе судей. Они не могут подвергаться каким-либо религиозным испытаниям и ущемлены в своих правах по признаку религиозной принадлежности.

Особенности прохождения в судах государственной службы. Религиозная нейтральность представителей судебной власти в профессиональной и во внеслужебной деятельности. Поскольку судьи занимают государственные должности Российской Федерации, то осуществление ими своих полномочий связано не только с предоставлением им дополнительных льгот и привилегий, но и с закреплением для них ряда ограничений, вытекающих из принципа светскости. Рассмотрим их более подробно.

Во-первых, судьям запрещено использовать свое служебное положение для формирования того или иного отношения к религии.

Закон требует от служителей Фемиды при исполнении своих полномочий, а также во внеслужебных отношениях избегать всего, что могло бы вызвать сомнение в их объективности, справедливости и беспристрастности. Авторитет судебной власти должен выражаться в проявлении веротерпимости, одинаково уважительном, корректном отношении к участникам процесса вне зависимости от их религиозных взглядов и убеждений. В противном случае судья не может рассматривать дело и подлежит отводу.

Характерным примером этого стало поведение судьи Ноябрьского городского суда Ямало-Ненецкого автономного округа Г. Питкевич, которая состояла в церкви "Живая вера" и осуществляла пропаганду ее идей. По этим основаниям стороны в процессе заявляли ей отводы. Кроме того, Г. Питкевич, злоупотребляя служебным положением, пыталась вовлечь в религиозную организацию сотрудников суда и участников судопроизводства. Она публично молилась в ходе судебных слушаний и обещала сторонам в процессе благоприятный исход дела в случае их вступления в члены церкви.

За совершение указанных действий полномочия судьи Г. Питкевич были прекращены. Европейский Суд по правам человека, куда она обратилась с жалобой на нарушение ее права на религиозные убеждения и выражения своего мнения, признал жалобу необоснованной. При этом Европейский Суд указал, что лишение Г. Питкевич полномочий не было основано на ее принадлежности к церкви. Отстранение ее от должности связано с профессиональной деятельностью, несовместимой с требованиями, предъявляемыми к судье .

См.: Галина Питкевич против Российской Федерации // Журнал российского права. 2001. N 5. С. 99 - 110.

Во-вторых, в судах установлены запреты на сопровождение профессиональной деятельности религиозными обрядами, ритуалами и предметами религиозного культа.

Одним из условий соблюдения принципа светскости судебных учреждений является недопустимость размещения в этих зданиях религиозной символики. Поскольку суды осуществляют властные полномочия от имени государства, то в них могут использоваться только символы государственной власти. Согласно закону на зданиях судов устанавливается Государственный флаг Российской Федерации, а в зале судебных заседаний помещаются Государственный флаг и изображение Государственного герба РФ. На зданиях судов может также устанавливаться флаг субъекта Российской Федерации, а в залах судебных заседаний - флаг и изображение герба субъекта Федерации.

Весьма показательно, что сторона по делу расценила нарушением принципа светскости возведение на территории Московского городского суда православной часовни . Это послужило мотивацией для отвода всего состава суда, рассматривавшего дело о ликвидации Отделения международной общественной организации "Лига Исламского Мира". В заявлении указывалось, что "суд публично выражает свое предпочтительное отношение к одной из религиозных конфессий и демонстративно заявляет о своей клерикальности, что никак не совместимо со светским характером государства, и поэтому дело не может быть объективно и беспристрастно рассмотрено" .

Особенность поведения судьи при реализации права на свободу совести как гражданина состоит в том, что он должен вести себя таким образом, чтобы сохранять независимость и беспристрастность. В связи с этим требует обсуждения вопрос о размещении предметов религиозного культа в служебных кабинетах судей. Законодательство прямо не содержит для них подобных ограничений. Существует мнение, что нахождение на рабочих местах государственных служащих икон, амулетов и других предметов религиозного назначения допускается, если их наличие "не несет прозелитических целей, не направлено на формирование того или иного отношения к религии" . На наш взгляд, явно открытое размещение религиозных атрибутов в интерьере кабинетов судей не совсем вписывается в понятие светскости суда. Как известно, в рабочих кабинетах судей размещаются государственный герб и флаг, что призвано подчеркнуть принадлежность суда к государству. Соседство с символами государственной власти предметов религиозного культа может создать впечатление, что суд связан с определенной религиозной организацией, вызвать сомнения в беспристрастности судьи, подчеркнуть его лояльное отношению к определенной конфессии.

Понкин И.В. Указ. соч. С. 36.

В-третьих, в судейском сообществе закрепляется светскость судейской этики.

Поведение судей должно строго соответствовать их высокому званию, а также способствовать укреплению авторитета судебной власти в общественном сознании. Данная правовая аксиома была сформулирована много веков назад и имеет библейские корни. В Библии сказано: ". усмотри из всего народа людей способных, боящихся Бога, людей правдивых, ненавидящих корысть. Пусть они судят народ во всякое время. И дал Я повеление судьям вашим. судите справедливо. не различайте лиц на суде, как малого, так и великого выслушивайте. " . И в наши дни нетрудно заметить созвучность канонов Библии с формулировками отечественных конституционных норм, закрепляющих предъявляемые к служителям Фемиды требования, а также принципы судопроизводства. Как видно, современные нормы о статусе судей и судебной деятельности сохранили связь с божественными заповедями, но в то же время подверглись рецепции и приобрели ярко выраженный светский характер.

Цит. по: Пензенский областной суд: 65 лет. Пенза, 2005.

При вступлении в должность нынешний судья приносит присягу: "Торжественно клянусь честно и добросовестно исполнять свои обязанности, осуществлять правосудие, подчиняясь только закону, быть беспристрастным и справедливым, как велят мне долг судьи и моя совесть". И если текст присяги XIX в. содержал упоминание о роли высших сил и об использовании религиозных атрибутов в ходе церемонии вступления в должность , то в современном российском варианте сделан акцент на сугубо светских морально-этических критериях, таких как добросовестность, честь, беспристрастность, справедливость, долг, совесть. Хотя из мировой практики известно, что в некоторых государствах, например в ФРГ и Румынии, тексты присяги судей сохранили религиозную формулу: "Да поможет мне Бог" .

См.: Попова А.Д. Формирование правового статуса судей: история и современность // Журнал российского права. 2007. N 9. С. 104.
См.: Витрук Н.В. Конституционное правосудие. Судебно-конституционное право и процесс: Учеб. пособие. М., 2005. С. 183.

Правила поведения судьи закреплены в Кодексе судейской этики. Наибольший интерес для нас представляют ст. ст. 4 и 9, согласно которым судья при исполнении своих обязанностей не должен проявлять предубеждения религиозного характера, т.е. обязан одинаково ровно, уважительно, корректно относиться ко всем гражданам, с которыми ему приходится контактировать, невзирая на их религиозные убеждения.

Подводя итоги, можно предложить один из возможных вариантов определения светскости органов судебной власти.

На наш взгляд, это их правовая характеристика, которая означает организационную самостоятельность суда и его независимость в процессуальной деятельности от религиозного (конфессионального) влияния и канонических установлений, недопустимость осуществления религиозными объединениями судебно-властных полномочий и вынесения ими правовых актов, обладающих общеобязательной силой, исключение из судебной юрисдикции вопросов внутрицерковного значения, предоставление участникам судопроизводства гарантий права на свободу совести и вероисповедания, а также религиозную нейтральность представителей судебной власти в профессиональной и во внеслужебной деятельности.

Таким образом, светскость судебной системы - понятие емкое и многогранное. Оно включает в себя по меньшей мере аспекты судоустройства, судопроизводства, правового статуса судей и служащих аппарата суда, их профессиональной этики.

Отдельные положения названного института уже содержатся в ряде законодательных актах об организации и деятельности суда, о поступлении на государственную службу и ее прохождении. Однако проблемы, возникающие в этой сфере, свидетельствуют о том, что данная юридическая категория мало изучена и не получила законченного оформления в российском законодательстве. Думаем, что дальнейшее развитие рассмотренных нами вопросов будет способствовать укреплению религиозного и в целом правового сознания , начал веротерпимости в российском обществе, гармонизации отношений государства и религиозных объединений, а в итоге - формированию как правового, так и светского государства.

Кстати, появился интересный опыт, когда представители Прокуратуры РФ и церкви в целях формирования правосознания и законопослушания граждан проводят публичные нравственные проповеди. См.: Ямшанов Б. Проповедь от прокурора // Российская газета. 2008. 13 фев.

Мы используем файлы Cookie. Просматривая сайт, Вы принимаете Пользовательское соглашение и Политику конфиденциальности.

Собственные суды имеют многие религиозные конфессии, действующие на территории России, в том числе и Русская православная церковь. Такие суды относятся к категории третейских судов, рассматривающих дела, связанные с внутрицерковной деятельностью и взаимоотношениями, как правило, на основании норм канонического права. Причем, рассматриваются только дела, не относящиеся к юрисдикции уголовного и гражданского судов. Но так было не всегда.

Полномочия церковного суда в Древней Руси были необычайно обширны. По уставам о церковных судах великих князей Владимира и его сына Ярослава, все взаимоотношения в обыденной жизни, которые касались религии, семейных отношений и нравственности, были отданы на рассмотрение церковных судов. Князья установили, что не будут вмешивается в дела, переданные на рассмотрение церкви, введя тем самым разделение церковной и светской судебных систем. По существу, до петровского времени, когда произошло глубокое реформирование всей государственной структуры, судебная власть церкви сохранялась в пределах, определенных еще великим князем Владимиром.

В первую очередь церковь отстаивала свое исключительное право на преследование преступлений против веры, к которым относились:
— совершение языческих обрядов;
— пребывание в ереси и расколе;
— склонение православного к переходу в другую веру;
— осквернение храмов и святынь;
— богохульство, святотатство и поругание православной веры;
— непосещение богослужений, несоблюдение религиозных обрядов и постов;
— занятия волшебством, волхованием, ведовством и др.

Церковь традиционно рассматривала все дела, связанные с браками, супружескими отношениями, взаимоотношениями родителей и детей. Причем она защищала не только права родителей, но и детей. Уже в «Уставе» Ярослава было установлено: «Аще девка не выходит замуж, а отец и мати силою отдадут, а что сотворит над собою, отец и мати епископу в вине, такожде и отрок».

К середине XVII века, когда высшей церковной судебной инстанцией стал Патриарший разряд, в его производстве находились гражданско-правовые дела следующих категорий:
— споры по действительности духовных завещаний;
— тяжбы о разделе наследства, оставленного без завещания;
— тяжбы о неустойках по брачным сговорам;
— споры между женой и мужем о приданом;
— споры о рождении детей от законного брака;
— дела об усыновлениях и о праве наследования усыновленных;
— дела о душеприказчиках, которые женились на вдовах умерших;
— дела по челобитьям господ на беглых холопов, принявших постриг или женившихся на свободных.

Особо рассматривались вопросы, связанные с незаконными браками, разводами и повторными женитьбами. Так, причинами, позволяющими совершить официальный развод, считались: доказанные прелюбодеяния, неспособность к брачному сожитию в дееспособном возрасте, невозможность мужа содержать (прокормить) жену и растрата её приданого. Независимо от воли супругов расторгались незаконные браки, особенно при недозволенных степенях родства и двоеженстве. Вступать в брак позволялось только трижды, при этом, получить разрешения на второй и третий браки было непросто. Регулировалась и половая жизнь супругов, которая категорически запрещалась во время постов. В то же время, обладая деньгами или властью, все эти проблемы можно было легко решить, что и продемонстрировал Иван Грозный.

Естественно, что рассмотрению церковными судами подлежали все внерелигиозные (гражданские) дела, связанные с духовенством. Любопытно, что духовенство чаще стремилось судиться не епископским судом, а светским (княжеским). Митрополиты вынуждены были издавать специальные «запрещающие» грамоты, грозя клирикам отлучением от церкви за обращения с тяжбами в светские суды. Князья и первые цари зачастую поддерживали духовенство своих вотчин и отдельных монастырей, давая «несудимые» грамоты, выводившие их обладателей из-под епископского суда. Конец такой практике положил царь Михаил Романов в 1625 году, дав патриарху Филарету жалованную грамоту, по которой духовенство в тяжбах и между собой, и с мирянами должно было судиться только в Патриаршем разряде. Даже уголовные преступления духовенства, кроме «смертоубийства, разбоя и татьбы с поличным», рассматривались церковными судами.

Петр I существенно урезал юрисдикцию церковных судов, оставив им только дела бракоразводные и о признании браков недействительными. Была значительно сокращена и компетенция церковных судов по гражданским делам духовенства. Преступления против веры, нравственности и в сфере брачных отношений стали подлежать двойственной подсудности. Церковь обычно возбуждала дела по этим преступлениям и определяла церковные наказания за них. А светские структуры проводили расследования, по результатам которых гражданские суды назначали наказания в соответствии с уголовными законами. Для преступивших закон появилась определенная «лазейка». При незначительности преступления можно было отделаться только церковным покаянием, избежав уголовной ответственности.

В 1918 году, после издания декрета об отделении церкви от государства, церковные суды стали рассматривать только преступления, связанные с внутрицерковными отношениями.

В настоящее время деятельность судов в Русской православной церкви регулируется двумя основными документами: «Уставом Русской Православной Церкви», принятом Архиерейским Собором в 2000 г., в нем церковному суду посвящена 7-я глава, и «Временным положением о церковном судопроизводстве для епархиальных судов и епархиальных советов, выполняющих функции епархиальных судов», которое было принято на заседании Священного Синода в 2004 году.

Рассмотрение дел в епархиальных судах является закрытым, допускается присутствие только лиц, участвующих в деле. Теперь суды рассматривают всего 4 категории дел.
По отношению к клирикам (священнослужителям) — дела по обвинению в совершении деяний, влекущих за собой канонические прещения в виде временного или пожизненного запрещения в священнослужении, извержения из сана, отлучения от Церкви.
По отношению к монашествующим, а также послушникам и послушницам — дела по обвинению в совершении деяний, влекущих за собой временное отлучение от церковного общения или отлучение от Церкви.
По отношению к мирянам, относящимся к разряду церковно-должностных лиц, — дела по обвинению в совершении деяний, влекущих за собой временное отлучение от церковного общения или отлучение от Церкви.
Иные дела, которые по усмотрению епархиального архиерея требуют исследования в суде.

Судебная система, хотя и утратила значительную часть своих полномочий, существует в Русской православной церкви уже более тысячи лет. Завидное постоянство.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: