Что такое позитивные обязательства государства в части уважения собственности

Обновлено: 28.03.2024

Данная статья регулирует право на повседневную жизнь без надзора и ежедневного контроля со стороны государства.

Позитивная обязанность гос-ва которое должно гарантировать защиту частной жизни от других частных лиц и защищенность от влияния из вне.

Право на уважение частной и семейной жизни

Семейная жизнь – вопрос фактов, которые зависят от наличия близких отношений между людьми. Факты: сколько времени живут вместе, качество отношений, роль взрослого человека в жизни ребенка

Вмешательство государства должно быть основано на законе и соблюдая принцип верховенства права.

Судьи Российской Федерации должны осознавать, что инкорпорация Конвенции в российское внутригосударственное право означает, что при осуществлении правосудия, им придется регулярно встречаться с гражданами, которые будут ссылаться на права, гарантированные Статьями Конвенции. В связи с этим возникают два очевидных вопроса:

какой закон следует применять в качестве верховенствующего,

когда спор подлежит разрешению с применением норм внутреннего права и Конвенции, но между ними усматривается противоречие?

Ответ на этот вопрос очевиден и состоит в том, что права, гарантированные Конвенцией, являются главенствующими по отношению к внутреннему праву. Соответственно, если положения внутреннего права и Конвенции вступают в противоречие, должны применяться положения Конвенции. Однако может возникнуть ситуация, при которой положение внутреннего права, определяемое Конвенцией, не соответствует Конституции. Любой конфликт между положениями Конституции Российской Федерации и Конвенции должен разрешаться в пользу Конституции.

Как надлежит применять статьи Конвенции, на которые ссылались до меня (и на те права, которые гарантируются этими статьями), при очень краткой и сжатой природе этих положений?

Ответ состоит в том, что судьи должны оценивать претензии, предъявляемые на основании Конвенции, путем применения принципов, положенных в основу судебной практики Суда, а при отсутствии там приемлемых принципов, бывшей Европейской Комиссии и Суда по правам человека. (Последние два института были расформированы при вступлении в силу в ноябре 1998 г. 11 Протокола к Конвенции).

1. Каждый человек имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.

2. Не допускается вмешательство со стороны государственных органов в осуществление этого права, за исключением вмешательства, предусмотренного законами и необходимого в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, общественного спокойствия, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц.

Статья 8 разделена на две части. В первой - устанавливаются права, гарантируемые каждому человеку в рамках данной статьи -право на уважение его личной жизни, семейной жизни, его жилища и корреспонденции. Вторая говорит о том, что эти права не являются абсолютными и могут быть ограничены государством, но только на основании закона и в интересах, прямо перечисляемых в ней. Во второй части ст. 8 указываются и те обстоятельства, при которых власти могут обоснованно оспаривать права, содержащиеся в ч. 1 этой же статьи. Часть 2 ст. 8 включает только те причины вмешательства, которые соответствуют закону и необходимы в демократическом обществе при преследовании одной или более законных целей и которые могут рассматриваться государством в качестве приемлемых ограничений прав каждого человека, изложенных в ст. 8.

При определении того, являются ли меры, применяемые государством, соответствующими ст. 8, допускается некоторая степень свободы, известная как “предел усмотрения”. Этот принцип был впервые установлен в деле Хендисайда (Handyside), имевшего отношение к ст. 10, но постановление Суда по этому делу равно имеет значение и в случаях, рассматриваемых в ст. 8. В нем говорится, что

“взгляды на требования, предъявляемые к нравственным устоям в разное время и в разных местах, не являются одинаковыми, особенно в нашу эпоху”, и что “государственные власти благодаря постоянной и непосредственной связи с реальной жизнью своих стран, в принципе, находятся в лучшем положении, чем международные судьи, когда выражают свое мнение по конкретному содержанию требований о “необходимости” “ограничения” или “штрафной санкции”, национальным властям страны следует сделать начальную оценку необходимого реального социального воздействия, подразумеваемого в понятии “необходимость” в данном контексте.

Следовательно, ст. 10 (2) оставляет вопрос о пределах усмотрения до некоторой степени открытым. Эти пределы определяются как внутренним законодательством, так и должностными лицами, в том числе и судьями, к которым обращаются для интерпретации и выяснения возможности применения соответствующих законов.

Однако Суд идет дальше и отмечает, что доктрина не дает странам-участницам неограниченных возможностей толкования и повторяет, что именно он, Суд, является ответственным за обеспечение соблюдения государством обязательств Конвенции. Что касается ст. 8, то в этом случае Суду следует установить окончательные правила, по которым взаимодействие с правом, определяемым Конвенцией, может обосновываться частью 2 данной статьи, и, таким образом, внутренний предел усмотрения идет “рука об руку” с европейским надзором. Такие пределы усмотрения оказываются связанными посредством суда с двумя группами обстоятельств:

• при определении того, является ли допустимым вмешательство в права, обозначенные в ч. 1 ст. 8, с точки зрения общественных интересов, содержащихся в ч. 2 этой же статьи.

• при оценке достаточности действий государства для выполнения любого положительного обязательства в рамках этого положения.

Пределы усмотрения, представленные компетентными национальными органами власти, могут меняться в соответствии с обстоятельствами, предметом обсуждения и его основами. При определении границ свободы усмотрения в отношении к ст. 8 следует принимать во внимание следующие факторы:

Существует ли общая основа для законов стран, ратифицировавших Конвенцию: Там, где очевидно наличие общей практики, там пределы усмотрения будут весьма узкими, и трудно будет обосновать отклонение от них. С другой стороны, там, где общий подход не является распространенным, там свобода действий, предоставляемая Судом странам ответчикам, будет велика.

Диапазон предела усмотрения будет различаться в соответствии с контекстом, и, например, он может оказаться особенно значительным в таких областях, как защита прав детей. В этом случае Суд признал, что между странами, заключившими соглашение, существует различие в подходах к проблемам защиты ребенка и вмешательства государства в дела семьи. Он принял это во внимание при разбирательстве соответствующих случаев в рамках Конвенции, разрешив государствам определять степень свободы действий в данной области. Кроме того, Суд признал, что ввиду своей большей близости к подобным деликатным и сложным проблемам, определяемым на национальном уровне, было бы лучше предоставить местным органам власти возможность проведения оценки обстоятельств в каждом конкретном случае и, в результате, определить наиболее приемлемый способ защиты прав ребенка. Например, в случаях установления опеки и попечительства местным органам власти, имеющим непосредственный контакт с заинтересованными лицами на стадии, когда меры по обеспечению интересов детей только еще вырабатываются или же непосредственно после их применения, виднее какие именно меры наиболее приемлемы в той или иной ситуации. Государство определяет степень свободы в отношении того, как личная и семейная жизнь рассматриваются в ст. 8, и это отражается на том, как оценивается баланс между вмешательством государства в дела семьи и его целью.

Включая практику Европейского Суда по правам человека (далее также - Европейский Суд, Суд).

Перечень упомянутых в Обобщении правовых позиций не носит исчерпывающего характера.

Если иное не следует из контекста излагаемого материала, неофициальные переводы текстов постановлений Европейского Суда, принятых по делам в отношении Российской Федерации, получены Верховным Судом Российской Федерации из аппарата Уполномоченного Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека - заместителя Министра юстиции Российской Федерации. Тексты указанных постановлений размещены в разделе "Ведомственный контур" Государственной автоматизированной системы Российской Федерации "Правосудие" (папка "Международное право").

Переведенные на русский язык тексты решений и иных документов договорных и внедоговорных органов, действующих в рамках Организации Объединенных Наций, включая Совет ООН по правам человека, выдержки из которых приведены в настоящем Обобщении, размещены в соответствующем разделе официального сайта Организации Объединенных Наций:

В текстах в основном сохранены стиль, пунктуация и орфография авторов перевода.

В силу статьи 3 Всеобщей декларации прав человека от 10 декабря 1948 года "[к]аждый человек имеет право на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность".

Далее - Всеобщая декларация прав человека.

В соответствии с пунктом 1 статьи 6 Международного пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 года "[п]раво на жизнь есть неотъемлемое право каждого человека. Это право охраняется законом. Никто не может быть произвольно лишен жизни".

Далее - Международный пакт о гражданских и политических правах, Пакт.

Согласно статье 2 Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года : "1. Право каждого лица на жизнь охраняется законом. Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание.

2. Лишение жизни не рассматривается как нарушение настоящей статьи, когда оно является результатом абсолютно необходимого применения силы:

a) для защиты любого лица от противоправного насилия;

b) для осуществления законного задержания или предотвращения побега лица, заключенного под стражу на законных основаниях;

«Позитивное обязательство» и «негативное обязательство» — термины, используемые Европейским Судом по правам человека при выявлении содержания конвенционных прав.

Любое конвенционное право предполагает ряд правомочий, то есть предоставляемых лицу в соответствии с Конвенцией о защите прав человека и основных свобод и Протоколами к ней в их толковании Европейским Судом по правам человека возможностей:

(1) пользоваться лежащим в основе конвенционного права благом, то есть извлекать из него выгоду, равно как добровольно отказаться от него, если это допустимо;

(2) потребовать от любого иного лица, в том числе от государственных органов (должностных лиц), не чинить препятствий в пользовании данным благом;

(3) обратиться к государству в лице соответствующих органов (должностных лиц), когда пользование благом практически невозможно без их активных действий;

(4) обратиться к государству в лице соответствующих органов (должностных лиц) за защитой, когда

(а) то или иное частное лицо или другой государственный орган (должностное лицо) чинят препятствия в пользовании благом либо

(б) другой государственный орган отказывается совершить активные действия, без которых пользование благом становится невозможным.

Например, в основе субъективного права собственности лежит благо – собственность, из которой можно извлекать соответствующие выгоды. В основе права на личную жизнь лежит другое благо – возможность очертить круг близких людей и делиться самым сокровенным только с ними, либо же вообще не раскрывать никому то, что человек желает сохранить в тайне. И так далее.

Не следует полагать, что гарантированные Конвенцией о защите прав человека и основных свобод и Протоколами к ней блага являются абсолютными. Подавляющее большинство из них предполагают возможность правомерных, то есть предусмотренных самой Конвенцией о защите прав человека и основных свобод и Протоколами к ней, а также выработанных Европейским Судом по правам человека ограничений. Примеры ограничений, прямо сформулированных в Конвенции о защите прав человека и основных свобод, можно найти в пункте 1 статьи 5 или же в пункте 2 статьи 8.

Термин «субъективное право» используется юристами для того, чтобы отграничить принадлежащее лицу право от так называемого «объективного права» — системы правил поведения в обществе в целом.

Каждому из названных в рамках субъективного права правомочий лица соответствуют те или иные обязанности других лиц. Юристы называют их корреспондирующими обязанностями или обязательствами. Правомочия одних практически не могут быть реализованы без возложения обязательств на других.

Однако применительно к конвенционным правам нас должны интересовать в первую очередь обязанности (обязательства) государства, а точнее – его органов (должностных лиц). Это связано с тем, что Конвенция о защите прав человека и основных свобод и Протоколы к ней гарантируют только те правомочия лица, обладающего предусмотренными в них субъективными правами, которым соответствуют (корреспондируют) обязанностям (обязательствам) государственных органов (должностных лиц). Именно по этой причине обратиться с жалобой в Европейский Суд по правам человека можно только на действия (бездействие) государственных органов (должностных лиц). В Страсбургский Суд нельзя обратиться за защитой от нарушений гарантированных Конвенцией о защите прав человека и основных свобод и Протоколами к ней субъективных прав, допущенных частными лицами. Но жертва нарушения может обратиться с жалобой на действия (бездействие) государственных органов (должностных лиц), которые фактически отказываются защитить то или иное принадлежащее ей и гарантированное Конвенцией о защите прав человека и основных свобод и Протоколами к ней субъективное право от посягательств со стороны частных лиц.

Выражения «негативное обязательство» и «позитивное обязательство» используются Европейским Судом по правам человека только применительно к обязательствам государства.

Негативным обязательством называется обязанность государственных органов (должностных лиц) воздержаться от действий, препятствующих пользованию лицом благом, субъективное право на которое гарантировано Конвенцией о защите прав человека и Протоколами к ней. Термин «негативное обязательство» редко используется Европейским Судом по правам человека. Вместо него Страсбургский Суд использует понятие «вмешательство», которое несколько отличается по своему смыслу от выражения «негативное обязательство».

Позитивное обязательство – это, напротив, обязанность соответствующих государственных органов (должностных лиц) совершить определенные активные действия по защите принадлежащего лицу блага от посягательств со стороны частных лиц или иных государственных органов (должностных лиц). Например, статья 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод предполагает необходимость проведения расследования в случае обоснованного заявления лица о применении к нему пыток. Это является позитивным обязательством. Конкретный объем позитивных обязательств государства зависит от субъективного права, о котором идет речь, и определяется Европейским Судом по правам человека в соответствии с Конвенцией о защите прав человека и основных свобод и Протоколами к ней.

Статья 1 Протокола № 1 Конвенции о защите прав человека и основных свобод гарантирует защиту имущественных прав граждан. Однако не любое вмешательство государства в имущественную сферу лиц означает нарушение положения. На какие критерии обращает внимание ЕСПЧ при рассмотрении дел по статье 1 Протокола № 1, рассказывает юрист Александр Зезекало.


Требование первое – законность

Статья 1 Протокола № 1 Конвенции о защите прав человека и основных свобод устанавливает несколько принципов защиты собственности. Первый гарантирует право граждан на уважение их имущества. Вторая норма декларирует, что никто не может быть лишен своей собственности, а третья регламентирует возможность государства контролировать использование собственности.

«Эти три правила не являются изолированными друг от друга, они взаимосвязаны. При этом второе и третье представляют собой частные случаи первого. То есть изъятие и контроль за использованием имущества представляются частными случаями более широкого правила – уважения собственности. Поэтому, когда суд рассматривает жалобу по статье 1 Протокола № 1, он смотрит сначала, не является ли то, на что жалуется заявитель, вмешательством, затем контролем. Если ни тем, ни другим, то жалоба может быть рассмотрена в свете нормы об уважении», – говорит кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права Санкт-Петербургского государственного университета Александр Зезекало.

Важно понимать, отмечает юрист, что статья 1 Протокола № 1 гарантирует неабсолютное право. В отличие от ряда других закрепленных в Конвенции прав, как, например, права на жизнь, на запрет пыток, на недопустимость рабства и принудительного труда, положение об имущественных правах все-таки допускает вмешательство и в общих чертах очерчивает его пределы. Например, лишение собственности допускается в интересах общества и на условиях, предусмотренных законами и общими принципами международного права. Контроль за использованием собственности может осуществляться в соответствии с общими интересами. Как объясняет Александр Зезекало, следить за соблюдением этих правил суду помогает специальный тест. Он включает в себя три условия: если хотя бы одно не было соблюдено, значит, вмешательство нарушило требования Конвенции.

«Первое условие – законность. По общему правилу, чтобы требование законности было соблюдено, необходимо, чтобы вмешательство имело прочную базу в правовой системе данного государства. При этом сам закон, если мы обратимся к принципу верховенства права, должен быть доступным, точным и позволять всякому и каждому предвидеть последствия своих действий», – рассказывает доцент.

В данном случае часто вызывают вопросы толкование судами национальных норм и уже сложившаяся в стране практика. ЕСПЧ признает, что право может развиваться путем токования и сами по себе изменения в интерпретации законов не нарушают Конвенции, отмечает эксперт, но при этом они все равно должны быть понятными и последовательными. Однако если ЕСПЧ сталкивается с непредсказуемыми и неожиданными токованиями, то он может поставить вопрос о противоречии этого толкования Конвенции. В качестве примера Александр Зезекало приводит дело OAO Neftyanaya Kompaniya Yukos v. Russia (no. 14902, 20 September 2011). В нем толкование судами сроков давности по налоговым спорам было признано ЕСПЧ непредсказуемым. Так было и в одном из недавних дел о жилищном споре – Kopytok v. Russia (no. 48812/09, 15 January 2019).

«В соответствии со сложившейся у нас практикой суды признавали право на проживание за теми лицами, которые по тем или иным причинам не приняли участие в приватизации. Поскольку права этих лиц нигде не были зафиксированы и из закона не следует, что эти лица сохраняют свои права, ЕСПЧ пришел к выводу, что в данном случае такое толкование законов является непредсказуемым. Заявитель не мог этого предвидеть», – поясняет Александр Зезекало.

Требование второе – легитимная цель вмешательства

Второе условие теста – соответствие публичному и общественному интересу. Европейский Суд признает, что публичный интерес – широкое понятие, которое охватывает и политические, и экономические, и социальные вопросы.

«Здесь консенсус между всеми государствами, которые подписали конвенцию, найти сложно. Так что суд говорит, что государство пользуется в этом случае широкой свободой рассмотрения. Отдельные исследователи вообще подмечают, что трудно представить ситуацию, при которой суд оспорил бы легитимную цель, на которую ссылаются власти. Такие случаи бывают, но это скорее исключение из общего правила. Стандарт доказывания здесь очень низкий. Даже если государство не сформулировало цель, которой руководствовалось при вмешательстве, суд может ему помочь», – рассказывает эксперт. Например, в деле Ambruosi v. Italy (no. 31227/96, 19 October 2000) комиссия назвала в качестве такой цели защиту публичного кошелька.

Подобную позицию ЕСПЧ объясняет тем, что у государства есть большая осведомленность о нуждах общества, поэтому национальные власти находятся в лучшем положении, нежели сам суд в отношении рассматриваемого вопроса, говорит Александр Зезекало. Поэтому Европейский Суд старается уважать публичный интерес и его определение, представленное национальными властями. Этот подход не распространяется на случаи, когда такое определение явно не имеет под собой никакого основания. Яркий пример – разбирательство Tkachevy v. Russia (no. 35430/05, 14 February 2012).

«Дело было об изъятии недвижимости. Суд не согласился с властями, указал, что в обстоятельствах настоящего дела публичный интерес, которым руководствовались власти при изъятии квартиры, не был ясно и убедительно продемонстрирован», – говорит доцент.

Требование третье – соразмерность

Заключительный и основной элемент теста – соразмерность. Одно из первых упоминаний о нем применительно к статье 1 Протокола № 1 содержится в деле об ограничении прав землевладельцев Sporrong and Lönnroth v. Sweden (Series A no. 52, 23 September 1982).

Соразмерность предполагает соблюдение справедливого равновесия между публичными интересами и требованиями защиты основных прав конкретной личности. Как отмечает эксперт, во многом тест на соразмерность является оценочным. Государствам в рамках статьи 1 Протокола № 1 представлено широкое усмотрение в отношении принимаемых ими мер, но есть определенные критерии, которые суд учитывает при оценке соразмерности, добавляет юрист.

«Один из таких критериев – тяжесть последствий для заявителя. Здесь необходимо сравнивать тот спектр мер, который имелся у государства для достижения его целей. Если таких мер было несколько, то необходимо установить, что государство выбрало наиболее щадящий и эффективный для заявителя путь. Если среди мер государство выбирает меньшее зло, то это скорее будет свидетельствовать в пользу непротиворечия Конвенции. Если никакой альтернативы нет, то остается общий критерий об обременительности. Бремя в любом случае не должно быть чрезмерным», – подчеркивает Александр Зезекало.

Также суд может оценивать длительность вмешательства. Этот критерий, в частности, применялся в упомянутом деле Sporrong and Lönnroth v. Sweden. В нем речь шла о владельцах земельных участков, которым власти выдали предписание о возможности отчуждения их территорий в пользу государства. Действие этих разрешений по времени практически совпадало с запретом на строительство. Заявители около 10 лет находились в подвешенном состоянии. Длительность вмешательства, конечно же, была учтена в этом деле, говорит эксперт.

«Также суд может учесть наличие или отсутствие компенсации. Например, если речь идет об изъятии имущества в отсутствии компенсации, то, как правило, это представляет собой несоразмерное вмешательство, которое не может быть оправдано с точки зрения статьи 1 Протокола № 1. Но это справедливо не во всех случаях, нужно учитывать все обстоятельства дела», – подмечает Александр Зезекало.

Последний критерий, который часто учитывается комиссией, – процессуальные гарантии. Лицу должна быть предоставлена возможность представить свое дело эффективно, объясняет доцент. Это условия также учитывалось в деле Sporrong and Lönnroth v. Sweden. Помимо длительности, суд заметил, что заявители не имели процессуальных гарантий, поскольку не могли законным образом добиться сокращения этих сроков, у них не было практически никаких средств, чтобы воздействовать на ситуацию, рассказывает Александр Зезекало.

Таким образом, не всякое вмешательство в права, гарантированные статьей 1 Протокола № 1, означает нарушение данного положения Конвенции. Если суд установит, что все три критерия соблюдены, то нарушения нет. В качестве примера эксперт приводит дело по жалобе на реновацию в Москве, которая началась в 1999 году, – Sigunovy c. Russie (no. 18836/11, 12.02.2019).

«В этом деле взамен старой квартиры заявителям было предоставлено новое жилье. Оно было эквивалентное, даже большее по площади и более комфортное, расположенное в том же районе, недалеко от прежнего места жительства. Суд в связи с этим счел, что было соблюдено требование законности, не стал отвергать общественную полезность – легитимную цель, и отметил, что вмешательство в права заявителей отвечало требованиям поддержания справедливого баланса между интересами общественными и отдельных лиц», – рассказывает Александр Зезекало.

Больше о самых неожиданных делах ЕСПЧ по статье 1 Протокола № 1 Конвенции, стадиях приемлемости жалобы, позитивных и негативных обязательствах государства – в лекции Александра Зазекало «Защита имущественных прав в Европейском суде по правам человека».

[1] Макканн и другие против Соединенного Королевства (McCann and Others v. the United Kingdom) от 27 сентября 1995 г., жалоба № 18984/91, п. 147.

[3] Авшар против Турции (Avsar v. Turkey), жалоба № 25657/94, п. 282.

[4] Осман против Соединенного Королевства (Osman v. the United Kingdom) от 28 октября 1998 г., п. 116.

[5] Эрги против Турции» (Ergi v. Turkey) от 28 июля 1998 г., п. 79; Макканн и другие против Соединенного Королевства (McCann and Others v. the United Kingdom) от 27 сентября 1995 г., пп. 146-50, п. 194; Андронику и Константину против Кипра (Andronicou and Constantinou v. Cyprus) от 9 октября 1997 г., п. 171, п. 181, п. 186, 192 и п. 193,

[6] Макканн и другие против Соединенного Королевства (McCann and Others v. the United Kingdom) от 27 сентября 1995 г., жалоба № 18984/91, п. 161.

[7] Ассенов и другие против Болгарии (Assenov and Others v. Bulgaria), от 28 октября 1998 г., п. 103 и далее, Салман против Турции (Salman v. Turkey), п. 106; Танрикуду против Турции (Tanrıkulu v. Turkey), жалоба № 23763/94, п. 104 и далее; Гюль против Турции (Gül v. Turkey), жалоба № 22676/93, п. 89, 14 декабря 2000 г.

[8] Лабита против Италии (Labita v. Italy), жалоба № 26772/95, п. 133 и далее; Тимурташ против Турции (Timurtaş v. Turkey), п. 89; Текин против Турции (Tekin v. Turkey) от 9 июня 1998 г., п. 67; Инделикато против Италии (Indelicato v. Italy) от 18 октября 2001 г., жалоба № 31143/96, п. 37.

[9] Огур против Турции (Öğur v. Turkey), жалоба № 21954/93, пп. 91-92; Мехмет Эмин Юксель против Турции (Mehmet Emin Yüksel v. Turkey) от 20 июля 2004 г., жалоба № 40154/98, п. 37; Гюлеч против Турции (Güleç v. Turkey) от 27 июля 1998 г., пп. 80-82.

[10] Огур против Турции (Oğur v. Turkey), жалоба № 21594/93, п. 92; Хаджиалиев и другие против России (Khadzhialiyev and Others v. Russia) от 6 ноября 2008 г., жалоба № 3013/04, п. 106.

[11] Перес против Франции (Perez v. France), жалоба № 47287/99, п. 70.

[12] Во против Франции (Vo v. France) от 08 июля 2004 г., жалоба № 53924/00, п. 90; Кальвелли и Чильо против Италии (Calvelli and Ciglio v. Italy), жалоба № 32967/96, п. 51; Мастроматтео против Италии (Mastromatteo v. Italy), жалоба № 37703/97, п. 90 и пп. 94-95.

[13] Ёнерилдыз против Турции (Oneryildiz v. Turkey), жалоба № 48939/99, п. 93, Будаева и другие против Российской Федерации (Budayeva and Others v. Russia, жалоба № 15339/02, п. 140.

[14] Шиллих против Словении (Šilih v. Slovenia), жалоба № 71463/01.

[15] Ёнерилдыз против Турции (Oneryildiz v. Turkey), жалоба № 48939/99, п. 71 и п. 90.

[16] Коляденко и другие против Российской Федерации (Kolyadenko and Others v. Russia), жалобы №№ 17423/05, 20534/05, 20678/05, 23263/05, 24283/05 и 35673/05, пп. 152-156.

[17] Салман против Турции (Salman v. Turkey), жалоба № 21986/93.

[18] Ангелова против Болгарии (Anguelova v. Bulgaria) от 13 июня 2002 г., жалоба № 38361/97.

[19] Слимани против Франции (Slimani v. France), жалоба № 57671/00, п. 27. Карабулеа против Румынии (Carabulea v. Romania), жалоба № 45661/99.

[20] Тарариева против Россйиской Федерации (Tarariyeva v. Russia), жалоба № 4353/03), от 14 декабря 2006 г.; Карсакова против Россйиской Федерации (Karsakova v. Russia), жалоба № 1157/10.

[21] Контрова против Словакии (Kontrova v. Slovakia), жалоба № 7510/04 от 31 мая 2007 г.; Опуз против Турции (Opuz v. Turkey), жалоба № 33401/02, от 9 июня 2009 г.

[22] Контрова против Словакии (Kontrova v. Slovakia), жалоба № 7510/04 от 31 мая 2007 г.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: