Что такое подмена понятий в суде

Обновлено: 24.04.2024

В частности, суд может отклониться от буквального текста условия договора только в случае, если оно действительно неясно (допустимы два и более равнозначных значения либо невозможно в целом выявить содержание). Причем неясность условия должна быть как сама по себе, так и сохраняться в результате сопоставления с другими условиями и смыслом договора (абз. 1 ст. 431 ГК РФ).

Крайне важно при этом видеть «границы» условия, учитывая, что оно может содержаться в нескольких предложениях, пунктах, статьях договора. Понимание, в чем именно заключается потенциально спорное условие, позволяет предотвратить возникновение ложного спора о толковании.

Неясность того самого условия, которое является предметом потенциального спора, должна быть надлежащим образом раскрыта и прокомментирована в мотивировочной части решения суда с учетом позиций, представленных сторонами.

Значимость необходимых и достаточных пояснений состоит в том, что в противном случае возникает риск произвольного перехода в процессе спора к

(а) поиску действительной общей воли сторон, отличной от текста договора, применительно к условию, которого нет, и/или

(б) поиску действительной общей воли сторон, которой, скорее всего, на самом деле и не было.

Обусловлено это тем, что граница между ясностью и неясностью условий договора условна. Однако констатация неясности не может быть сугубо следствием субъективного восприятия условия по принципу: «я думаю, что это условие ограничено данной частью фразы, и мне она неясна». Суду, как представляется, предстоит в случае спора ретроспективно смотреть на спорное условие с позиции того, как именно стороны понимали или могли понимать его в процессе заключения договора, какой смысл вкладывали.

Иными словами, правило абз. 1 ст. 431 ГК РФ о приоритете буквального текста приобретает особый смысл, если смотреть на него в контексте соотношения воли и волеизъявления. Пока не доказано иное, следует считать, что воля сторон (чего на самом деле хотели) и форма выражения этой воли (волеизъявление= текст) совпадают, а следовательно, стороны договорились ровно о том, о чем они договорились. То есть буквальный текст и есть действительная общая воля сторон. Поэтому такой текст необходимо не толковать = интерпретировать, а толковать = читать, не привнося дополнительного содержания и смысла. Образно говоря, быть в состоянии дзен и просто наблюдать. Как бы это ни было сложно, учитывая, что восприятие любого договора - это деятельность интеллектуальная и творческая.

Подход, основный на презумпции того, что буквальный текст содержит волеизъявление, совпадающее с волей, вряд ли идеален. Однако при прочих равных он позволяет

  1. правильно устанавливать «границы» спорного условия, а не подменять/ограничивать его отдельными фразами, выхваченными из контекста, и
  2. взвешенно оценивать договор, учитывая важность баланса между
  • уважением свободы воли сторон и связанности последствиями выбора, что предполагает последовательность, приверженность последствиям того, на что согласились,
  • условностью границ между ясным и неясным, что обусловлено не только особенностями языка, но и многими другими факторами, в том числе знанием и опытом любого, кто воспринимает содержание договора,
  • необходимостью выявления общей действительной воли сторон для раскрытия существа обязательства только тогда, когда действительно есть дефект в выражении воли, и в результате такого дефекта искажается восприятие намерения сторон.

Поэтому, как представляется, т.н. иные соответствующие обстоятельства, о которых говорится в абз. 2 ст. 431 ГК РФ (предшествующие договору переговоры сторон, переписка, практика, установившаяся во взаимных отношениях сторон, последующее поведение, обычаи и т.п.), значимы не только для целей самого восполнительного толкования, то есть интерпретации неясного текста. Они не менее важны для оценки того, действительно ли текст является неясным (абз. 1 ст. 431 ГК РФ).

В таком выводе нет противоречия.

Для целей абз. 1 ст. 431 ГК РФ иные обстоятельства должны оцениваться для ответа на вопрос «в чем состоит спорное условие, и действительно ли его содержание неясно?».

Для целей абз. 2 ст. 431 ГК РФ иные обстоятельства должны оцениваться для ответа на вопрос «какова действительная общая воля сторон в случае ее противоречия/ расхождения с буквальным текстом?».

Отдельно стоит заметить, что перечень обстоятельств, подлежащих учету, открыт, а их восприятие в принципе невозможно без пояснений сторон. Такие пояснения важны для того, чтобы видеть «границы» спорного условия , а не только какую-нибудь его часть, выхваченную из контекста, и видеть в каждом абстрактном обстоятельстве ретроспективно конкретные факты конкретного дела.

На мой взгляд, хорошей иллюстрацией сказанного является дело, приведенное в п. 6 "Обзора судебной практики Верховного Суда Российской Федерации N 3 (2019)", утв. Президиумом Верховного Суда РФ 27.11.2019.

На примере этого дела видно, как в результате игнорирования контекста положений договора и обусловленных этим «содержательных границ» спорного условия можно легко заменить волю сторон своим представлением о договоре и прийти к выводу о совершенно ином содержательном наполнении обязательства, чем то, которое следует из буквального текста и обусловлено намерениями сторон.

  • Между Ф. (покупатель, истец) и Ч.( продавец, ответчик) был заключен договор продажи швейного ателье и оборудования за 2 млн. рублей.
  • Переданное оборудование стоило 73 000 рублей (согласно отчету об оценке, представленному в рамках спора).
  • Ателье находилось в арендованном помещении, в связи с чем по условиям договора требовалось, чтобы покупатель ателье и оборудования оформил на себя аренду помещения.
  • Впоследствии покупатель обратился в суд с иском к продавцу, требуя признать договор недействительным и ссылаясь на недобросовестное поведение продавца, завышенную цену оборудования.

Первая инстанция и апелляция: суды пришли к выводу о том, что

  • «Из буквального толкования условий договора с учетом буквального значения слов и выражений "переходит от продавца к покупателю", "передача прав на ателье", "право собственности на ателье", "ответчик обязуется передать истцу ателье" следует, что предметом договора являлась передача права собственности от продавца Ч. к покупателю Ф. не только на оборудование, но и на помещение, расположенное в торговом центре.
  • Ответчик не мог не знать, что передать в собственность арендуемое помещение невозможно. Это подтверждает наличие в действиях продавца умысла сообщить истцу недостоверную информацию об условиях сделки с целью ее заключения, что соответствует определению обмана применительно к положениям ст. 179 ГК РФ… со стороны ответчика имело место недобросовестное поведение при заключении договора купли-продажи, а потому с учетом установленных судом фактических обстоятельств имелись основания для признания указанного договора недействительным по основаниям, предусмотренным ст. 10 и п. 2 ст. 168 ГК РФ».

Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ признала выводы судебных инстанций ошибочными, в том числе, по следующим основаниям:

  • Процитировав ст. 431 ГК РФ, ВС РФ указал на, что «содержание договора определяется в соответствии с его общепринятой трактовкой и пониманием его условий сторонами. Если положения договора могут иметь несколько значений либо не позволяют достоверно установить значение отдельных положений, суды обязаны выявить действительную и реальную волю сторон. Основным способом ее установления являются показания сторон или их представителей по условиям договора и обстоятельствам дела. Суд обязан учитывать в совокупности все собранные по делу доказательства с целью выявления действительной воли сторон и исключения каких-либо сомнений в ее достоверности.
  • Исходя из буквального содержания договора его предметом является набор оборудования, именуемого также "ателье", на что в своих объяснениях в суде указывала сама истец. В самом тексте договора отсутствует указание о переходе права собственности на нежилое помещение площадью 6 кв. м, расположенное в торговом центре.
  • Напротив, из содержания договора явно следует, что помещение продавцом арендуется до 1 февраля 2017 г., помещение будет находиться у покупателя в субаренде, после чего покупатель самостоятельно заключит договор аренды с собственником помещения.
  • Обо всех обстоятельствах, связанных с правами на помещение и с необходимостью заключить договор аренды, Ф. (покупатель) могла и должна была знать, поскольку это прямо указано в заключенном сторонами договоре.
  • Доводы о завышенной цене сами по себе не являются основанием для вывода о недобросовестности продавца, об обмане или злоупотреблении, поскольку покупатель была надлежаще осведомлена о том, что именно покупает и за какую цену. Кроме того, предметом договора являлись не отдельные предметы оборудования, а их комплект.
  • Выводов о том, что в последующем незаключении договора аренды между Ф. (покупателем) и собственником помещения (обществом) виновна Ч. (продавец) судебные постановления не содержат.
  • Общество (врендодатель) в своих объяснениях указало на то, что договор не был заключен ввиду отсутствия инициативы со стороны Ф. (покупателя).
  • Ценность объекта купли-продажи, по указанию ответчика, заключается именно в продаже уже готового бизнеса - ателье с функциональным оборудованием, накопленной клиентской базой, которая позволяет осуществлять предпринимательскую деятельность по пошиву, ремонту одежды под заказ. При этом оборудование передается в арендованном помещении, деятельность ателье разрекламирована предыдущим собственником оборудования и имела спрос. На таких условиях истец согласилась заключить договор купли-продажи оборудования по указанной в нем цене, а не по цене отдельно взятых предметов.

Из приведенного дела видно, как суды первой и апелляционной инстанций заменили буквальный текст условия (о передаче ателье как предмета купли-продажи) своим представлением о том, о чем стороны договорились («передача ателье означает передачу права собственности на помещение»), а после этого «додуманное» условие истолковали буквально, опираясь на положения абз. 1 ст. 431 ГК РФ. В итоге была допущена логическая подмена, которая лишила смысла ссылку на необходимость буквального восприятия текста и привела к необоснованному вмешательству судов нижестоящих инстанций в существо отношений сторон.

В этом смысле значимость пояснений сторон относительно договора сложно переоценить, поскольку именно пояснения сторон позволяют сконцентрироваться на обстоятельствах конкретного дела и том самом спорном условии, которое предстоит оценить на предмет ясности/неясности буквального текста.

Подмена понятий: суд не должен слепо доверять показаниям одной стороны процесса

Резонансное разбирательство банка «Югра» и ЦБ РФ (дело № А40-145500/17-124-202Б) по поводу банкротства продолжает рассматриваться в апелляционной инстанции. Этот процесс продолжает оставаться весьма интересным, так как суд последовательно поддерживает доводы истца, столь же последовательно уклоняясь от оценки представленных им доказательств. А это вступает в противоречие как с позицией ВАС, так и с ранее наработанной арбитражной практикой.

2 октября АСГМ признал несостоятельным банк «Югра», тем самым удовлетворив требования истца – ЦБ РФ. Решение было основано на доводах последнего и на том, что доказательства учредителей банка не могут их опровергнуть. С одной стороны, арбитраж принял во внимание предоставленную истцом отчётность временной администрации «Югры» на 28 июля прошлого года, зафиксировавшую превышение обязательств над активами на 143 млрд руб. С другой – не учёл предоставленные представителем учредителей банка заключения специалистов, подвергающих сомнению её достоверность.

В отечественной арбитражной системе сложилась единообразная практика, согласно которой отчётность сама по себе не может подтверждать несостоятельность должника. Это, в частности, следует из постановления 1-го ААС от 29 сентября 2016 года по делу № А79-63/2014, говорящего, что отчетность «в отсутствие иных доказательств неплатежеспособности не свидетельствует о невозможности общества исполнять свои обязательства». Это же указано и в постановлении апелляции по делу № А13-5336/2012: «Бухгалтерский баланс не может быть признан достоверным доказательством». То есть получается, что суду было необходимо исследовать все предъявленные бумаги, что он не сделал, решив априори исходить из достоверности документов, представленных одной из сторон процесса.


В ряде дел суды считают, что бухгалтерская отчетность свидетельствует о признаках банкротства должника (и знании кредитора о них), в других – нет. В этой части любой подход правилен и неправилен одновременно в зависимости от того, с какой стороны вы на него смотрите. Какую отчетность выбрать в качестве надлежащего доказательства (из множества предложенных вариаций) суд решает из совокупности фактов, имеющихся в распоряжении. Поэтому при наличии даже 10 отчетностей за один и тот же период суд может принять во внимание только один, посчитав остальные недопустимыми доказательствами.

Сергей Кислов, партнер Ковалев, Тугуши и партнеры Ковалев, Тугуши и партнеры Федеральный рейтинг. группа Банкротство (включая споры) (high market) группа Разрешение споров в судах общей юрисдикции группа Страховое право группа Арбитражное судопроизводство (крупные споры - high market) группа Морское право группа Фармацевтика и здравоохранение группа Частный капитал группа Трудовое и миграционное право (включая споры) группа Уголовное право группа Корпоративное право/Слияния и поглощения (high market) 14 место По выручке на юриста (более 30 юристов) 17 место По количеству юристов 24 место По выручке Профайл компании ×

Но он также проигнорировал и противоречивость представленных в деле доказательств. Так, в деле присутствуют семь версий отчётности «Югры» (две из них датированы одним числом), которые были подписаны временной администрацией банка. Первая (от 8 июля 2017-го) зафиксировала капитал кредитной организации в размере 33 млрд руб. и существенное превышение активов над обязательствами. Те же цифры содержатся во второй версии (от 10 июля). А вот затем цифры существенным образом меняются, а ЦБ не объясняет, каким образом это происходит: сначала капитал проваливается до 7 млрд, а обязательства становятся больше активов на 1,6 млрд. Затем это превышение начинает варьироваться от 142 млрд до 2 млрд и в обратную сторону – до 37 млрд, пока, наконец, не останавливается на отметке 142 млрд.

Представитель учредителей указал на то, что сам факт существования такого количества противоречивой отчётности, к тому же подготовленной за краткий промежуток времени, предполагает необходимость детально подойти к доказательствам истца критически. Но нет. Более того, инстанция не стала учитывать при принятии решения оценку экспертизы активов, проведённую независимыми экспертами, отказала в проведении экспертизы доказательств истца и не стала истребовать у ЦБ ряд документов, которые бы могли подтвердить или опровергнуть его правоту. То есть все произошедшие с капиталом «Югры» изменения – в том числе и произвольно изменённая стоимость активов – были приняты судом практически на веру.


Когда ты приходишь в суд против ЦБ или АСВ, необходимо понимать, что против тебя ещё один участник процесса – суд. Оплошности твоего оппонента будут проигнорированы, а малейшая возможность описать спор против тебя будет использована, пусть даже доказательства носят сомнительный характер.

Павел Хлюстов, адвокат

Но как такое стало возможно? Чтобы уклониться от ознакомления со всеми обстоятельствами банкротства банка, арбитраж сослался на выводы по двум другим делам – № А40-135650/17 и № А40-164459/17, в которых истцом была «Югра», а ответчиком, напротив, ЦБ. Эти выводы, как понятно из фигурировавших в них документах, были сделаны по другим доказательствам и с другим составом участников. А ведь, как уже сложилось в практике, «свойством преюдиции обладают лишь те обстоятельства, которые входили в предмет доказывания по ранее рассмотренному делу» (определение ВАС от 11 декабря 2012 года по делу № А40-13211.11-65-107). Тем не менее суд отказал представителю учредителей в его требованиях, сославшись на «правовую оценку», данную в совершенно ином процессе.


Если есть противоречия в отчетности и заключения в поддержку мнения участников банка, разумно провести судебную экспертизу на оценку показателей финансовой отчетности, чтобы проверить доводы Центробанка.

По сложившейся практике арбитражу всё же нужно было исследовать все обстоятельства по банкротному делу. Конкретный пример: «Факт предоставления временной администрацией заключения о финансовом состоянии должника <. >не означает, что указанное доказательство может быть принято как безусловное подтверждение наличия признаков банкротства» – это зафиксировано в судебном решении по делу № А53-22663/2018, в котором, кстати, заявителем выступал как раз Центробанк РФ. Почему в процессе с «Югрой» всё было сделано с точностью до наоборот – вопрос открытый.

А вот цитата от Конституционного суда, ещё в 1999 году определившего, что арбитражный суд «может и должен самостоятельно оценить потенциальные возможности банка рассчитаться со своими кредиторами и на этом основании вынести решение по существу». Однако в нашем случае столичный арбитраж ограничился констатацией правоты одной из сторон дела. Но будь иначе, кто бы одержал в нём победу?

25.12.2020 Конституционный Суд РФ (далее – КС РФ) принял постановление N 49-П «По делу о проверке конституционности подпункта 3 пункта 5 постановления Губернатора Московской области «О введении в Московской области режима повышенной готовности для органов управления и сил Московской областной системы предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций и некоторых мерах по предотвращению распространения новой коронавирусной инфекции (COVID-2019) на территории Московской области» в связи с запросом Протвинского городского суда Московской области» (далее – Постановление).

Обжалуемым подпунктом устанавливалась обязанность граждан в условиях режима повышенной готовности в целях предотвращения распространения коронавирусной инфекции не покидать места проживания (пребывания), за исключением предусмотренных в данной норме случаев, нарушение которой влекло административную ответственность.

КС РФ признал обжалуемый пункт не противоречащим Конституции РФ, поскольку «установление этого положения по его конституционно значимому предназначению и сути было продиктовано объективной необходимостью оперативного реагирования на экстраординарную (беспрецедентную) опасность распространения коронавирусной инфекции (COVID-2019), вводимые им меры не носили характера абсолютного запрета, допуская возможность перемещения граждан при наличии уважительных обстоятельств, были кратковременными, а возможность их установления получила своевременное подтверждение в федеральном законодательстве (п. 1 резолютивной части Постановления).

Данное Постановление интересно тем, что является ярким примером как подводить конституционную базу под любой произвол. Это делается с использованием трех приемов.

1-ый прием. Бездоказательное нагнетание страха и ощущения опасности

В Постановлении бездоказательно используются такие понятия как «опасных - как для жизни и здоровья граждан, так и по своим социально-экономическим последствиям - эпидемических заболеваний», «уникальным (экстраординарным) характером ситуации» (абз. 5 п. 2 мотивировочной части Постановления), «уровень международной опасности», «чрезвычайная ситуация международного значения (абз. 4 п. 3.2).

При этом ссылки сделаны только на заявления Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) (абз. 4 п. 3.2), которая также действует по той же схеме нагнетания напряженности, а также на обезличенный мировой опыт 90 государств (а всего их в районе 200) с использованием понятия «локдаун» (абз. 5 п. 3.2).

2-ой прием. Подмена понятий и искажение юридических подходов

Здесь примеры наиболее многочисленны.

1. В Постановлении утверждается: «жизнь и здоровье человека - высшее благо, без которого утрачивают свое значение многие другие блага и ценности» (абз. 1 п. 2), «жизнь человека является высшей конституционной ценностью, без которой реализация гражданских, экономических, социальных и иных прав становится во многом бессмысленна» (абз. 3 п. 2), «интересы защиты жизни и здоровья граждан при определенных обстоятельствах могут преобладать над ценностью сохранения обычного правового режима реализации иных прав и свобод» (абз. 9 п. 3.2).

В данном случае:

- во-первых, идет подмена понятий, поскольку в соответствии со ст. 2 Конституции РФ высшей ценностью являются человек, его права и свободы;

- во-вторых, производится противопоставление права на жизнь и здоровье и других конституционных прав. В то же время иерархия конституционных прав и свобод Конституцией РФ не определяется, они обладают одинаковой конституционной ценностью.

В доктрине права есть понятие «выстраивание иерархии интересов» с целью их правовой охраны. Однако это означает дополнительные правовые гарантии, а не умаление одних прав для реализации других. Например, права и свободы, по общему правилу, могут ограничиваться (ч. 3 ст. 55 Конституции РФ), но некоторые не подлежат ограничению даже в период чрезвычайного положения (ч. 3 ст. 56 Конституции РФ), требования кредиторов удовлетворяются в порядке календарной очередности либо пропорционально, но некоторые из них выносятся в первоочередные.

И что в результате этого получается. Подставьте в тексты акта губернатора и Постановления такие меры как обязательная, а то и принудительная вакцинация, помещение определенной категории лиц (заболевших, вакцинированных или невакцинированных и т. д.) в какой–нибудь исправительно-трудовой лагерь или специальное поселение. И все это все равно становится конституционным. Опасность для жизни и здоровья других лиц есть, другие конституционные права уже значения не имеют.

2. В Постановлении сначала речь идет о дискреции законодателя (абз. 2 п. 2), о ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, согласно которой ограничения прав допускается только федеральным законом (абз. 3 п. 3) о праве на свободу передвижения, которая противопоставляется личной свободе (абз. 4 п. 2), об ограничениях прав (абз. 5 п. 2).

В то же время ограничение прав - это не противопоставление одного права другому, а установление либо запретов на реализацию конкретного права в отдельных случаях, либо установление обязанностей, исполнение которых является условием реализации опять же конкретного права

Далее в Постановлении рассказывается о федеративном устройстве и предметах ведения РФ и субъектов РФ (п. 3).

А потом вдруг осуществляется переход к длительному и в большинстве своем не относящемуся к делу описанию полномочий органов власти субъектов РФ, в том числе губернаторов, по принятию дополнительных мер по защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций, осуществлению профилактических и ограничительных мероприятий (карантин), мероприятий, направленных на спасение жизни и сохранение здоровья людей при чрезвычайных ситуациях и т. д. (п.п. 3.1, 3.2).

При этом идет сплошная подмена понятий.

Разве неконкретные полномочия органов власти субъектов РФ означают делегирование федеральным законодателем полномочий на уровень субъектов РФ по ограничению конституционных прав? Разве понятия «принятие мер» и «проведение мероприятий» губернаторами подразумевают ограничение конституционных прав? Разве карантин для конкретных лиц - это то же самое, что ограничение конституционных прав неограниченного круга лиц (всех лиц, находящихся на территории субъекта РФ).

В дополнение к этому понятие «полномочия» органов власти заменены на «ориентиры в федеральном законодательстве (федеральных законах)» (посл. абз. п. 3.2, абз. 1 п. 5.1).

3. Нельзя не отметить и подмену понятий в отношении так называемого «оперативного (опережающего) правового регулирования, впоследствии (спустя незначительный период) легитимированное правовыми актами федерального уровня. В тех постановлениях КС РФ, ссылки на которые содержатся в абз. 6 п. 3.2, речь идет о неурегулированных вопросах по предметам совместного ведения Российской Федерации и субъектов РФ. Ограничения конституционных прав к ним относится не могут, это не совместное ведение.

4. Содержащийся в Постановлении пассаж «не может служить основанием для вывода о признании его в конкретно-исторической ситуации противоправным» (абз. 7 п. 3.2) лучше оставить без комментариев. Все, кто немного знают историю, помнят применительно к конкретно-историческим ситуациям такие понятия как «революционная целесообразность», «признание - царица доказательств», «цель оправдывает средства» и к чему их использование приводит.

3-ий прием. Умолчание про ключевые вопросы

В частности, это касается следующих вопросов.

1. В Постановлении ничего не сказано по вопросу, почему федеральная власть не использовала возможность введения чрезвычайного положения, особенно, когда речь идет о том, что государство в чрезвычайных ситуациях бездействовать не может, а также про «автономное развитие нормативного регулирования» на уровне субъектов РФ (абз. 7 и 9 п. 3.2).

В результате получается:

- во-первых, что губернаторы могут подменять федеральную власть (главное, пострашнее обрисовать опасность жизни и здоровью населения). Вообще-то это нарушает принцип единства власти Российской Федерации;

- во-вторых, при чрезвычайном положении, вводимом федеральной властью на основании Конституции РФ, нельзя ограничивать определенные права (ч. 3 ст. 56 Конституции РФ), а актами губернаторов - можно. Такой вывод следует из логики рассуждения в Постановлении. Про перечень в ч. 3 ст. 56 Конституции РФ КС РФ ничего не сказал, под понятие «ориентир в федеральном законодательстве (федеральных законах)» он не подпадает.

2. Даже если исходить из того, что федеральное законодательство делегирует губернаторам определенные права, то все равно остается открытым вопрос на чем основано право федерального законодателя делегировать губернаторов полномочия по ограничению конституционных прав. Описанием всех неконкретных полномочий губернаторов этот вопрос не снимается.

3. Нет ответа на вопрос, как соотносится Указ Президента РФ от 02.04.2020 N 239 «О мерах по обеспечению санитарно-эпидемиологического благополучия населения на территории Российской Федерации в связи с распространением новой коронавирусной инфекции (COVID-19)», предусматривающий возможность устанавливать особый порядок передвижения и которым КС РФ обосновывает полномочия губернаторов (абз. 4 п. 4.1) с ч. 3 ст. 55 и ч. 3 ст. 90 Конституции РФ.

4. Не объясняется, почему рекомендации ВОЗ по ограничению свободы передвижения (абз. 4 п. 3.2) и «экстраординарная (беспрецедентная)» ситуация в целом означают, что конституционные права российских граждан должны ограничиваться актами губернаторов, а не федеральной властью.

5. Применительно к обезличенному международному опыту 90 государств не раскрывается, в чем конкретно заключался «локдаун», принимались ли по этим вопросам акты глав регионов и появились ли у них в результате какие-либо преимущества по сравнению с остальными государствами (должно быть около 110), где локдаун не вводился.

И последнее. О здравомыслии

Ограничения свободы передвижения по отдельным регионам преподнесли ряд ярких примеров действия этих ограничений. Например, человек на собственной машине едет к собственным престарелым родителям, живущим в соседнем субъекте РФ, чтобы отвезти им деньги и продукты. На границе субъекта машину останавливают и разворачивают под предлогом, что пропуска вашего региона не действуют, у нас свои ограничения, чужих (из других регионов) велено не пускать. А если вашим родителям нечего есть, то пусть вызывают социальную службу.

Естественно, ни о какой социальной и иной дискриминации (абз. 3 п. 4.1) тут и речи не идет (сарказм).

А ведь рассматриваемое Постановление подвело правовую базу и под такие случаи.

Однако ни один конституционный суд, ни одному здравомыслящему человеку, даже если он юрист, не докажет, что подобные ситуации нормальны и правомерны. Это как было, так и останется произволом, только юридизированным (под который искусственно и неправомерно подведена правовая база).


База знаний

В уголовном, административном и гражданском производстве все чаще применяется фальсификация доказательств — противозаконный метод, позволяющий адвокатам или другим участникам процесса выиграть дело. Такие действия противоречат законодательству, искажают суть и принципы судебного процесса. Ниже рассмотрим правовые моменты, связанные с фальсификацией — что это такое, как ее распознать, и какая ответственность предусмотрена законами РФ за преступление.

Что это такое

Фальсификация — термин, характеризующий осознанное изменение фактов, используемых в судебном процессе в качестве основного или дополнительного доказательства. Искаженные и неправдивые данные передаются суду для рассмотрения, что часто сбивает его с правильного пути и подталкивает к вынесению несправедливого решения. Фальсификация имеет место при следующих действиях:

  1. Судебный орган получил в качестве доказательной базы поддельные документы или предметы, не имеющие связи с изучаемым вопросом.
  2. Суду переданы предметы или документы, которые перенесли значительные правки, из-за чего суть доказательств значительно искажена.
  3. Представители Фемиды получили в распоряжение данные о событиях по делу, не соответствующие истине. При этом лицо, передающее эту информацию, осознает их ложность.

Подделка доказательной базы — распространенное явление, которое отражено в уголовном и процессуальном праве РФ. Так, с учетом АПК РФ (статьи 161) при подаче заявления о фальсификации доказательств в судебный орган:

  • проводит разъяснения о последствиях такого обращения
  • убирает неправдивую доказательную базу из дела и не учитывает ее
  • изучает правдивость информации, изложенной в заявлении

Для подтверждения факта фальсификации доказательств требуется экспертная оценка или проведение иных мер.По ГПК РФ вопрос подделки доказательной базы рассматривается менее подробно. Здесь этот термин заменяется «подлогом». Так, в статье 186 документа указано, что при получении заявления о фальсификации доказательств суд вправе запросить экспертизу или предложить участникам процесса предъявитm дополнительную доказательную базу.Иными словами, АПК обязует, а ГПК предусматривает право на проведение такой проверки. Но и это не все. Если в административном праве ложные доказательства исключаются из дела сразу до выяснения обстоятельств, в гражданском кодексе такое требование не оговаривается.

Как выявить подделку, признаки подлога

Чтобы распознать фальсификацию доказательств, не нужно иметь каких-то особых познаний в сфере юриспруденции. Участнику дела достаточно вникнуть в доказательную базу по делу и поговорить с участниками процесса, чтобы выявить подлог. Иногда для определения подделки можно пойти на хитрость. Некоторые адвокаты при изучении материалов дела ставят на особо важных листах отметки, о которых знают только они. Если из дела пропадает какой-то лист, это дает повод для подачи заявления о фальсификации.И если в уголовном праве распознать фальсификацию доказательств проще, в арбитраже или гражданских вопросах сделать это труднее. Лучший метод — втереться в доверие к клиенту и дать разъяснения по делу. Кроме того, существует ряд признаков, по которым можно распознать подлог:

  1. В доказательствах имеются явные противоречия.
  2. У доказательной базы отсутствуют другие подтверждения. К примеру, информация о тех или иных финансовых действия не подтверждена данными бухотчетности.
  3. «Странное» поведение оппонента при передаче доказательств. Информация выдается суду не сразу, а через какое-то время после начала процесса. Сфальсифицированные доказательства часто появляются ниоткуда в ответ на какие-то требования оппонента.
  4. Имеются сомнения в возможностях субъекта вести определенные гражданско-правовые взаимоотношения. К примеру, обычный человек дает кредит компании размером в несколько миллионов долларов.

Вне зависимости от типа фальсификации важно провести проверки. К примеру, подлог подписи трудно определить без привлечения эксперта. Но здесь главное не особенности экспертизы, а сам факт подделки доказательств. Появление подозрений, как правило, позволяет быстро вывести злоумышленников на «чистую воду», исключив «лишние» доказательства из дела.

Как правильно требовать экспертизы

Если появляются подозрения на фальсификацию доказательств, важно сразу заявить об этом в суд первой инстанции. Если не предпринимать никаких действий, суд примет подложную доказательную базу. Подача заявления с просьбой проведения экспертизы принимается судом в том случае, если заявитель подтвердил свои слова доказательствами. В ином случае его обращение могут отклонить.Причина в том, что факт подачи заявление не имеет силы для суда и часто используется для затягивания дела. Кроме того, заявитель должен помнить об уголовной ответственности за попытку обмана суда неправдивым донесением. Вот почему подача ходатайства должна подтверждаться не домыслами, а конкретными фактами. В некоторых случаях проведение экспертизы не нужно. Иногда суд использует внутренние инструменты и ресурсы для проверки.

Тонкости подачи заявления

В ГПК РФ прописан четкий порядок составления и подачи бумаг для рассмотрения судебным органом. Это касается и заявления с указанием факта фальсификации доказательств. Так, по требованиям законодательства такое ходатайство подается письменно (АПК РФ, статья 161). Интересно, что в ГПК РФ специальных требований, касающихся формы документа, не предусмотрено.У заявления, оформленного в письменном виде, имеется большой минус. Такой документ требует затрат времени на рассмотрение, поэтому вовремя определить фальсификацию доказательств и исключить их из дела не всегда получается. Более того, для подачи ходатайства о наличии подлога у составителя должна быть полная доказательная база.Вот почему в разъяснении ВАС РФ рассмотрена возможность подачи заявления о подлоге в устной форме с последующим отражением заявления в протоколе. При этом заявитель уведомляется о необходимости подкрепления своих слов ходатайством. Главное преимущество в том, что информация сразу фиксируется судом и позволяет исключить из дела сфальсифицированные доказательства.

Оформление ходатайства

В законах РФ нет четких требований к заполнению заявления о фальсификации доказательной базы. Такая особенность имеет ряд недостатков. В частности, каждый суд может установить собственные правила к наполнению документа, а при ошибочном заполнении бумага отклоняется.Чаще всего в заявлении указываются следующие данные:

  • наименование суда
  • данные по сторонам процесса
  • ФИО лица, которое заявляет о фальсификации доказательств
  • описание подлога
  • список доказательств, свидетельствующих о подделке

Вместе с заявлением передается документация, которая подтверждает подделку.Право подачи ходатайства предусмотрено любым участником процесса. Это право закреплено в АПК РФ (статье 161). Что касается ГПК, в нем такая возможность предоставляется тем лицам, которые имеют подобные права. В обоих случаях формулировка размыта, что не позволяет определить точный список лиц, имеющих право обратиться к суду с информацией о фальсификации доказательств. В частности, не понятна возможность подачи такого заявления частным лицом, выступающим в роли независимого субъекта.

Действия суда

По АПК РФ после получения заявления суд обязан проверить правдивость заявления по делу. Если это необходимо, он требует дополнительные доказательства и назначает проверку. При определении способа проведения экспертизы судебный орган исходит с позиции наибольшей эффективности. Как правило, суды назначают следующие способы проверки:

  • экспертиза
  • запрос оригиналов подозрительной документации
  • показания свидетелей и т. д.

Как правило, лучшим способом выявления фальсификации является экспертиза доказательств. Судебный орган вправе запросить проверку подписей и печатей на факт подлинности без привлечения специалистов. К примеру, если по словам ответчика в договоре подделана подпись подписанта, суд вправе вызвать этого субъекта и определить принадлежность подписи.

Особенности заявления о подделке

Многие адвокаты идут на хитрость. При наличии подозрений на фальсификацию доказательств они требуют предъявить оригинал. Если вторая сторона не передает необходимый документ, копия теряет свою первоначальную силу. В случае, когда оригинал все-таки передается, его нужно приобщить к делу, чтобы впоследствии можно было привлечь к ответственности за подлог.Если речь идет об уголовном деле, заявление о фальсификации будет актуальным после озвучивания всех доказательств. В этом случае можно подавать заявление и требовать проведения проверки подозрительных документов. Иногда лучше заявить о подлоге еще на предварительном следствии, чтобы избежать отказа суда.Недостаток действующего УПК РФ в том, что в нем указано обязательство следователя информировать участников процесса о назначении экспертизы, но не указаны граничные сроки. В результате субъекты заседания информируются уже после получения результатов, что является недопустимым.Принятие ходатайства судом и назначение экспертизы — лишь 50% успеха. Сложность в том, чтобы поручить дело настоящим экспертам. Суд вправе сам выбирать способы проверки заявления, поэтому задача заявителя убедить его в том, что лучше отдать дело той или иной компании. Для этого нужно «давить» на более низкую стоимость и высокую скорость проведения. Такие эксперты всегда назначаются в первую очередь.

Ответственность

За фальсификацию доказательства субъект, принимающий участие в деле или его представителем, может получить реальное наказание. Так, если речь идет об делах по ГК РФ или КоАП, виновную сторону ожидают:

  • штрафные санкции — 100-300 т. р.
  • обязательный труд — до 480 ч.
  • исправительные работы — до 24 мес
  • арест на срок до 4-х мес.

Если подделка доказательной базы произошла в уголовном деле, злоумышленник получает следующее наказание:

  • ограничение свободы — до 3-х лет
  • принудительный труд — до 3-х лет
  • тюрьма — до 5-ти лет

В последних двух случаях может накладываться дополнительное ограничение на занятие определенных должностей сроком до 36 месяцев.Если подделка доказательной базы имеет место в уголовном деле при расследовании тяжкого или особо тяжкого деяния или в случае, если подлог имел тяжкие последствия, злоумышленника ожидает тюрьма до 7 лет. Кроме того, он не сможет занимать определенные должности в срок до 36 мес.В случае фальсификации данных по оперативно-розыскной работе уполномоченным лицом для привлечения к ответственности субъекта, не имеющего к делу отношения, и в иных случаях, также предусмотрено наказание. Меры воздействия:

  • штраф до 300 000 р.
  • запрет на занятие определенных должностей сроком до 5 лет
  • тюрьма до 4-х лет

Итоги

Судебная практика показывает, что суды, как правило, не игнорируют обращения о фальсификации доказательств и принимают заявления. Но для этого нужно подтвердить свои слова документами. По результатам первичной проверки судебный орган принимает решение о необходимости экспертизы. Для этого привлекаются сторонние эксперты или проверка осуществляется силами суда. При выявлении нарушения злоумышленник привлекается к ответственности по УК РФ. Степень наказания зависит от дела, где фальсифицируются доказательства, и иных обстоятельств.

Данный вопрос системно рассмотрен в статье "Справедливость в российском праве: подмена понятий, субъективизм и неопределенность", которая опубликована в журнале "Вопросы правоведения", 2012, № 3 (сентябрь), c. 44-64. Статья прикреплена на моей личной странице.

Налоговые споры. Защита прав налогоплательщиков

Налоговые споры. Защита прав налогоплательщиков

Правовые аспекты электронной коммерции

Правовые стратегии переговоров

Правовые стратегии переговоров

Похожие материалы

Комментарии (3)

Сергей Громов Санкт-Петербург доцент, Caнкт-Пeтepбуpгcкий гocудapcтвeнный унивepcитeт, кафедра гражданского права

Когда суд, занимающий высокое место в судебной системе, руководствуясь принципом справедливости, разрешает дело с отступлением от норм позитивного права и тем самым создает прецедент, он одновременно создает новую норму. Норму в полноценном смысле слова: участники оборота, прочитав судебное решение, понимают, что - благодаря этому решению - при определенных обстоятельствах (гипотеза) такие-то стороны таких-то отношений имеют определенные права и обязанности или, напротив, не имеют таковых (диспозиция).

Именно с опорой на этот прецедент, а не на старую норму в новой интерпретации (особенно когда никакой старой нормы вообще не было), участники последующих процессов будут обосновывать свои требования или возражения в суде.

Признак "возможность ссылаться в суде" с практической точки зрения дает возможность отграничить источник права от других правовых явлений (также преимущественно текстов), содержащих информацию о правомерном, должном и недопустимом. С этой точки зрения решение высшей судебной инстанции, если он по существу создает новвую норму, является источником права.

И если оно принимается вразрез с существующими нормами позитивного права или ясно сформулированными условиями договора, мотив такого решения лежит за пределами области догматики. В значительном количестве случаев этот мотив следует искать именно в принципе справедливости. Это, видимо, происходит тогда, когда разделяемому большинством судей, принимающих решение, чувству справедливости противоречило бы принятие решения в строгом соответствии с буквальным смыслом правовой нормы или условия договора. (Принцип недопустимости злоупотребления правом вряд ли следует противопоставлять принципу справедливости. Именно принципу справедливости противоречило бы осуществление права, выражающееся в злоупотреблении им.)

Далеко не всегда такое поведение судей заслуживает одобрения. Дело в том, что, с одной стороны, ощущение справедливости во многом иррационально, а с другой - ему можно давать волю при принятии решений только при условии, что верно понята спорная ситуация (существо противоречий), лежащая в основе дела, и верно оценены все или, по меньшей мере, наиболее вероятные возможные последствия принятия решения с опорой на "чувство справедливости".

P.S. Постановление Президиума ВАС РФ от 12.07.2011 № 17389/10 рискует стать хрестоматийным. Оно не только заслуживает множественных упреков, имеющих догматические основания, но и принято на основе очевидного непонимания или осознанного игнорирования большинством членов Президиума хозяйственной сути спорных отношений (в т. ч. характера и направленности имущественных требований участников лизинговой деятельности, возникающих при расторжении договора лизинга и изъятии лизингодателем у лизингополучателя предмета лизинга). В этом смысле решение является вопиюще необоснованным. И именно для придания ему видимости мотивированного судебного акта (а возможно и для укрепления в судьях нижестоящих инстанций боевого духа, совершенно необходимого для применения понаписанной в постановлении чуши) в нем приводится целая серия маловразумительных пассажей. Если бы суд мотивировал действительно разумное и экономически обоснованное решение, у него не возникло бы необходимости использовать такие сомнительные с содржательной точки зрения мантры.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: