Что сказал сократ на суде

Обновлено: 19.04.2024

Казнь философа, признанного оракулом Дельфийского храма самым мудрым из древних греков, несёт из глубины веков мрак жестокой несправедливости неправедного суда после восстановления демократии в Афинах.

В солнечное весеннее утро 399 года до нашей эры в Афинах готовился к открытию знаменитый процесс Сократа, и всё активное мужское население города спешило к месту судебного разбирательства, предчувствуя острую схватку в полемике семидесятилетнего философа со своими обвинителями.

Только что было свергнуто народным восстанием правление тридцати тиранов во главе с Критием, учеником Сократа, установленное Спартой после поражения афинян в двадцатисемилетней Пелопоннесской войне.

В город вернулись изгнанные демократы и среди них богатый кожевник Анит, ненавидевший философа за то, что был высмеян им во время публичного спора, и за отказ сына после бесед о нравственности наследовать профессию отца.

Трое граждан Афин (поэт-трагик Мелет, богатый и влиятельный демократ Анит, ремесленник и оратор Ликон) обвинили Сократа в отрицании богов и развращении молодёжи придумыванием новых божеств. Первым на процессе выступил Мелет, заявивший, как сообщает античный историк Диоген Лаэртский, что Сократ

«не чтит богов, которых чтит город, а вводит новые божества и повинен в том, что развращает молодёжь, и наказанием должна быть смерть».

Ликон и Анит повторили обвинение начинающего поэта и тоже потребовали смертной казни. В ответ Сократ произнёс речь, опровергавшую надуманные претензии к нему, доказывая, что не он, а философ Анаксагор «объяснял научным образом небесные явления». Но ему не хотели верить — всё было предопределено.

Сократ, признанный большинством голосов присяжных виновным, должен был сам назначить себе наказание. Он мог предложить в качестве кары своё изгнание или штраф, но заявил, что ни в чём не виновен и заслуживает вознаграждения в виде бесплатного пожизненного обеда с олимпийскими чемпионами или символического штрафа в одну мину. Крики негодования, возмущённое топанье ногами присутствующих подействовали на пятьсот одного судью, и они сами голосованием определили меру наказания…

Сократа осудили на смерть, но отсрочили приведение приговора на месяц из-за отплытия накануне корабля на остров Делос с ежегодной религиозной миссией. После оглашения приговора Сократ произнёс:

«Вы идёте отсюда, чтобы жить, а я — умереть. А что из этого лучше, неизвестно никому, кроме бога».

В своей последней речи философ сказал, что смерти не боится, что в памяти людей останется мудрецом, что его обвинители обязательно пострадают. Он оказался пророком в жизнеописаниях Плутарха, согласно которым его обидчики повесились…

Сократ утверждал, будто с самого детства слышал внутренний голос, посредством которого бог склонял его к рассуждениям. Афинский философ родился в 469 году до нашей эры в предместье столицы Аттики в семье ремесленника-камнетёса Софрониска и акушерки Финареты. В молодости он посещал уроки красноречия и беседы женщины-философа из Милета Аспасии и отказался наследовать профессию отца, решив серьёзно заниматься ораторским искусством.

Ему было тридцать семь лет, когда началась Пелопоннесская война и пришлось исполнять воинский долг. Он отважно, по свидетельству историков, сражался в трёх битвах первого одиннадцатилетнего периода до заключения в 421 году до нашей эры Никиева мира. В сражениях второго периода Сократ не участвовал, он был заседателем в совете пятисот и не раз, сталкиваясь с неоправданной жестокостью в судебных процессах, противился несправедливым расправам даже во времена правления тридцати тиранов после поражения Афин.

Всё своё свободное время Сократ проводил в философских спорах, у него было много учеников, ведь он не брал ни с кого денег за обучение. Он не входил ни в одну партию и мог с любым человеком беседовать на темы морали, познания истины и справедливости. Человек рассматривался Сократом как нравственное существо, он считал, что различие между добром и злом не относительно, а абсолютно, утверждал, что мир непознаваем, а познать можно только душу человека и его дела, и в этом заключается задача философии.

Тридцать дней находился Сократ, закованный в цепи, в ожидании казни, пока корабль не вернулся с острова Делос в Афины. Его верный друг Критон подкупил стражу и предложил бежать, но философ отказался, сказав, что закон надо уважать, хотя его и осудили несправедливо. Последний день Сократ провёл со своими учениками, и только Платон не пришёл с ним проститься из-за болезни или…

У него было много времени на размышления, и ученики услышали его последние рассуждения об умирании для жизни земной, об освобождении бессмертной души от её смертной телесной оболочки. Он простился с женой, тремя своими сыновьями и ушёл в комнату для омовения. После купания к нему подошёл палач с чашей яда из цикуты и попросил не проклинать его. Сократ успокоил прислужника, выпил яд и стал ожидать его действия, предупредив своих учеников, что хотел бы умереть в благоговейном молчании, не слыша их рыданий.

Когда у Сократа похолодел живот, он подозвал своего верного ученика Критона и передал странную просьбу: «Критон, нужно принести петуха в жертву Асклепию». Это были последние слова великого философа перед уходом из жизни, тайный смысл которых до сих пор не разгадан. Одни исследователи утверждают, будто Сократ хотел подчеркнуть последними словами, что смерть тела — это выздоровление души; другие, что смерть — выздоровление от болезни, называемой жизнью; третьи называли их просто дерзостью философа. Платон приписал учителю свои взгляды на бессмертие души.

Бог врачевания греческой мифологии Асклепий (у римлян — Эскулап) воскрешал даже мёртвых, но Сократ к своей просьбе ничего не добавил. Петуха обычно приносили в жертву богу медицины за выздоровление. Возможно, великий философ хотел отблагодарить Асклепия за исцеление души от злобного гнева за учинённую с ним несправедливость, от ненависти к своим обидчикам?

Можно расшифровать последние слова Сократа и как послание человечеству: принести в жертву богу врачевания крикливого, задиристого петуха, чтобы он исцелил души людей от сумасшествия самоуничтожения, жестокости «духовной спячки»…

1. Что вы знаете о Сократе? Почему Сократ является излюбленным персонажем диалогов Платона? Что означает название диалога (как оно переводится с древнегреческого языка)? Какова структура диалога?
2. Почему состоялся суд над Сократом? Кем и какие обвинения против него были выдвинуты (по тексту диалога)? Различите внешний повод для суда и его подлинную скрытую причину.
3. Чего ждали судьи, и как повёл себя Сократ? Действительно ли Сократ на суде «защищался»? Что он отстаивал в своих речах?
4. Как Сократ защищался против прежних обвинителей, а как против новых?
5. Какой урок Сократ извлёк из предсказаний Дельфийского оракула? Можно ли с ним согласиться?
6. В каком смысле умнее тот, кто знает, что ничего не знает? Истолкуйте слова Зенона Элейского своим ученикам: «Я не только знаю больше, чем вы, но и больше не знаю».
7. Проанализируйте полемику Сократа с Мелетом. Как в ней проявляется сократический метод ведения беседы?
8. Сократ сказал на суде: «Мелет совершает огромное зло себе, пытаясь осудить человека на смерть». Что он имел в виду?
9. В чём видел Сократ своё призвание? В чём состояло его служение Богу и афинскому народу? Какие образы, в связи с этим, Сократ приводит?
10. Почему Сократ не занимал должностей, а служил афинянам частным порядком (по тексту диалога)?
11. Почему соотечественники всё-таки осудили Сократа на смерть?
12. Как воспринял Сократ решение суда (по тексту диалога)? В чём он нашёл внутреннюю опору перед лицом смерти? Что он противопоставляет страху смерти? Можно ли с ним согласиться?
13. «С человеком хорошим не бывает ничего дурного ни при жизни, ни после смерти …», - как вы понимаете эти слова Сократа? Согласны ли с ними? Почему, по мнению Сократа, не следует избегать смерти всяким способом без разбора? Что опаснее смерти?
14. Была ли смерть Сократа добровольной или вынужденной (по тексту диалога)?
15. Что из себя представлял божественный даймон (демон, гений) Сократа? Сталкивались ли вы в своей жизни с чем-то подобным?
16. Существовало ли для Сократа различие между правильной и неправильной жизнью (подкрепите свой ответ ссылками на текст диалога)? Если, - да, то откуда оно берётся и причём здесь философия?
17. «Познай самого себя» - настаивал Сократ. Что он имел в виду? (ср. с его высказыванием: «Неосмысленная жизнь не стоит того, чтобы быть прожитой»)
18. «Добродетель и истина одно», - утверждал Сократ. Что он имел в виду?
19. «Для добродетельной жизни самым важным условием является ясное мышление», - утверждал Сократ. Что вы понимаете под добродетелью?Чем может быть привлекательна добродетельная жизнь? При чём тут ясное мышление?
20. Почему философию Сократа относят к такому направлению, как этический рационализм?
21. С кем Сократа можно сопоставить, есть ли параллели в истории?
22. Чем отличие Сократа от просто религиозного святого?
23. Истолкуйте слова, приписываемые Сократу Платоном: «Те, кто подлинно предан философии, заняты, по сути вещей, только одним – умиранием и смертью». Объясняет ли это высказывание поведение Сократа на суде или же оно противоречит ему?
24. Почему Сократ и сегодня воспринимается как идеал философа и «живое воплощение философии» В чём же заключается мудрость Сократа?

Мудрость Сократа заключалась в том, что по всем вопросам он допускал существование только двух мнений: свое и неправильное.
И потому на осуждение тех, кто с ним был не согласен ему было наплевать.

Мудрость Сократа заключалась в чистоте его души. Он чувствовал Истину!! !
Осудили его за участие в заговоре против "30-ти тиранов", захвативших власть в Афинах.

Сократ философ в др. Греции. учитель Платона! Сократ этика Платона. имя озночает зашиту в суде Сократа. суд состоялся над Сократом потому-что он безбожник и не признает др. Грецисских богов. подлинная скрытая причина недолюбливание чиновников.

Повод написания. Разговор Сократа с Гермогеном. Утешение друзей. Предсказание. Заключение

Следует, мне кажется, упомянуть также о том, что думал Сократ о защите и о конце жизни, когда его призвали к суду. Об этом писали и другие, и все указывали на высокомерие его речи: из этого видно, что действительно так говорил Сократ. Но так как они не разъяснили, что он тогда уже считал смерть для себя предпочтительнее жизни, то гордость его речи представляется не вполне разумной. Однако Гермоген, 1 сын Гиппоника, его друг, сообщил о нем такие подробности, из которых видно, что этот высокомерный язык был сообразен его

образу мыслей. Гермоген, по его словам, заметив, что Сократ говорит обо всем больше, чем о своем процессе, сказал:

— Не следует ли, однако, Сократ, подумать тебе и о том, что говорить в свою защиту?

Сократ сперва отвечал:

— А разве, по-твоему, вся моя жизнь не была подготовкой к защите?

Гермоген спросил его:

— Я во всю жизнь не сделал ничего несправедливого: это я считаю лучшей подготовкой к защите.

— Разве ты не знаешь афинских судов? — сказал опять Гермоген. — Часто судьи, раздраженные речью, выносят смертный приговор людям ни в чем не виновным; часто, напротив, оправдывают виновных, потому что они своими речами разжалобят их, или потому, что они говорят им приятные веши.

— Нет, клянусь Зевсом, — возразил Сократ, — дважды уже я пробовал обдумывать защиту, но мне противится бог.

— Удивительно! — сказал Гермоген.

— Разве ты находишь удивительным, — сказал Сократ, — что, и по мнению бога, мне уже лучше умереть? Разве ты не знаешь, что до сих пор я никому на свете не уступал права сказать, что он жил лучше меня? У меня было сознание — чувство в высшей степени приятное, — что вся жизнь мною прожита благочестиво и справедливо; таким образом, я и сам был доволен собою, и находил, что

1 Очевидно, через посредство все того же Гения, внутреннего голоса Сократа.

окружающие меня — такого же мнения обо мне. А теперь, если еще продлится мой век, я знаю, мне придется выносить невзгоды старости — буду я хуже видеть, хуже слышать, труднее будет мне учиться новому, скорее буду забывать, чему научился прежде. Если же я буду замечать в себе ухудшение и буду ругать сам себя, какое будет мне удовольствие от жизни? Но, может быть, и бог по милости своей дарует мне возможность окончить жизнь не только в надлежащий момент жизни, но и, возможно, легче. Если приговор будет обвинительный, то, несомненно, мне можно будет умереть такой смертью, которую люди, ведающие это дело, считают самой легкой, которая доставляет меньше всего хлопот друзьям и возбудит больше всего сожаления об умирающем. Когда человек не оставляет в умах окружающих памяти о чем-то недостойном и тягостном, а увядает с телом здоровым и с душой, способной любить, разве возможно, чтобы он не возбуждал сожаления? Правы были боги, которые тогда были против того, чтобы я обдумывал речь, когда мы считали необходимым отыскивать всячески средства к оправданию. Ведь если бы этого я добился, то, несомненно, вместо того, чтобы теперь же оставить жизнь, я приготовил бы себе необходимость умереть или в страданиях от болезней, или от старости, в которую стекаются все невзгоды и которая совершенно безрадостна. Нет, клянусь Зевсом, Гермоген, я к этому даже и стремиться не буду; напротив, если судьям неприятно слушать мои объяснения о том, сколько прекрасных даров, по моему мнению, пало мне на долю и от богов, и от людей и какое мнение я имею сам о себе, то я предпочту умереть, чем, униженно выпрашивая, как нищий, прибавку

к жизни, иметь в барышах гораздо худшую жизнь вместо смерти.

Приняв такое решение, рассказывал Гермоген, Сократ в ответ на обвинение своих противников, будто он не признает богов, признаваемых государством, а вводит другие, новые божества и будто развращает молодежь выступил на суде и сказал:

— А я, афиняне, прежде всего, удивляюсь тому, на каком основании Мелет 1 утверждает, будто я не признаю богов, признаваемых государством: что я приношу жертвы в общие праздники и на народных алтарях, это видели все, бывавшие там в то время, да и сам Мелет мог бы видеть, если бы хотел. Что до введения богов, то как можно обвинять меня в этом, вспоминая мои слова, что мне является голос бога, указывающий, что следует делать? Ведь и те, которые руководятся криком птиц и случайными словами людей, делают выводы, очевидно, на основании голосов. А гром? Неужели будет кто сомневаться, что он есть голос или великое предвещание? 2 Жрица на треножнике в Дельфах 3 разве

1 Формально главный обвинитель Сократа (см. Предисловие).
2 Греки глубоко верили в знамения; существовала целая наука, занимавшаяся распознанием знаков свыше — мантика. Предсказания делались по снам, совпадениям, случайно услышанным словам, по полету птиц, по их крику, в зависимости от мест, где они садятся и т. д. Вещими птицами считались орел, коршун, ворон. Разумеется, гром, молния, солнечные и лунные затмения тоже принимались в расчет при принятии решений и на войне, и в государственных вопросах, и в личных делах.
3 Пифия (см.: Платон. «Апология Сократа», прим. к с. 52).

не голосом тоже возвещает волю бога? Что бог знает наперед будущее и предвещает его, кому хочет, и об этом все говорят и думают так же, как я? Но они именуют тех, кто предвещает будущее, птицами, случайными словами, приметами, предсказателями, а я называю это божественным голосом и думаю, что, называя так, употребляю выражение более близкое к истине и более благочестивое, чем те, которые приписывают птицам силу богов. Что я не клевещу на бога, у меня есть еще такое доказательство: многим друзьям я сообщал советы и ни разу не оказался лжецом.

Услышав это, судьи стали шуметь: одни не верили его рассказу, а другие и завидовали, что он удостоен от богов большей милости, чем они. Тогда Сократ сказал опять:

— Ну, так послушайте дальше, чтобы, у кого есть охота, те еще больше не верили, что боги оказали мне такой почет. Однажды Херефонт 1 вопрошал обо мне бога в Дельфах, и Аполлон в присутствии многих изрек, что нет человека более независимого, справедливого, разумного. Когда судьи, услышав это, конечно, еще больше стали шуметь, Сократ опять сказал:

— Однако, афиняне, еще более высокое мнение бог высказал в своем оракуле о спартанском законодателе Ликурге, чем обо мне. Когда он вошел в храм, говорят, бог обратился к нему с таким приветствием: «Не знаю, как мне назвать тебя — богом или человеком». Но меня он не приравнял к богу, а только признал, что я много выше людей. Но все-таки вы и в

1 Друг Сократа (см. также: Платон. «Апология Сократа», прим. к с. 52).

том не верьте слепо богу, а рассматривайте то, что сказал бог. Знаете ли вы человека, который бы меньше меня был рабом плотских страстей? Или человека более бескорыстного, не берущего ни от кого ни подарков, ни платы? Кого можете вы признать с полным основанием более справедливым, чем того, кто так применился к своему положению, что ни в чем чужом не нуждается? А мудрым не правильно ли будет назвать того, кто с тех пор, как начал понимать, что ему говорят, непрестанно исследовал и учился чему только мог хорошему? Что мой труд не пропал даром, не служит ли доказательство то, что многие граждане, стремящиеся к нравственному совершенству, да и многие иноземцы желают быть в общении со мною более, чем с кем-либо другим? А какая причина того, что хотя все знают, что я не имею возможности отплачивать деньгами, тем не менее, многие желают мне что-нибудь подарить? А того, что от меня никто не требует отплаты за благодеяния, а многие признают, что мне обязаны благодарностью? А того, что во время осады 1 все горевали о своей участи, а я жил, так же ни в чем не нуждаясь, как в дни наивысшего благоденствия нашего отечества? А того, что все покупают себе на рынке дорогие удовольствия, а я ухитряюсь добыть из своей души без расходов удовольствия более приятные, чем те? А если никто не мог бы уличить меня во лжи относительно всего, что я сказал о себе, то разве не справедлива будет похвала мне и от богов, и от людей? И несмотря на это, ты утверждаешь, Мелет, что я, при таком образе действия, раз-

1 404 год, когда Афины капитулировали перед войсками во главе со спартанским военачальником Лисандром.

вращаю молодежь? Нам известно, в чем состоит развращение молодежи; скажи же нам, знаешь ли ты кого-нибудь, кого я сделал из благочестивого нечестивым, из скромного — дерзким, из экономного — расточительным, из умеренно пившего — пьяницей, из трудолюбивого — неженкой или рабом другой низменной страсти?

— Но, клянусь Зевсом, — отвечал Мелет, — я знаю тех, кого ты уговорил слушаться тебя больше, чем родителей.

— Согласен, — сказал Сократ, — в вопросе о воспитании: вопрос этот, как все знают, меня интересует. Однако относительно здоровья люди больше слушаются врачей, чем родителей; в Народном собрании, как известно, все афиняне слушаются больше разумных ораторов, чем родственников. Да ведь и при выборах в стратеги не отдаете ли вы предпочтение пред отцами и братьями и, клянусь Зевсом, даже пред самими собой тем, кого считаете главными знатоками в военном деле?

— Да, — заметил Мелет, — потому что это полезно и является обычаем.

— В таком случае, — продолжал Сократ, — не кажется ли тебе странным еще вот что: во всех действиях лучшие знатоки пользуются не только равенством, но и предпочтением, и вот за то, что меня считают некоторые знающим в таком полезном для людей искусстве, как воспитание, ты желаешь меня казнить?

Конечно, было сказано больше этого самим Сократом и друзьями, говорившими в его пользу, но я не имел в виду передать все происходившее на суде: мне достаточно было показать, что Сократ выше всего ставил оправдаться от обвинения в нечестии по отношению к богам и в несправедливости

по отношению к людям, а молить об освобождении от казни он не находил нужным, а, напротив, полагал, что ему уже пора умереть. Что таково именно было его мнение, стало еще очевиднее, когда было окончено голосование в его деле. Когда ему предложили назначить себе штраф, он ни сам не назначил его, ни друзьям не позволил, а, напротив, даже говорил, что назначать себе штраф — это значит признать себя виновным. Потом, когда друзья хотели его похитить из тюрьмы, он не согласился и, кажется, даже посмеялся над ними, спросив, знают ли они какое место за пределами Аттики, куда не было бы доступа смерти.

По окончании суда Сократ сказал:

— Однако, афиняне, лица, подучившие свидетелей давать ложную присягу и лжесвидетельствовать против меня, и лица, слушавшиеся их, должны сознавать свое нечестие и несправедливость. А мне почему чувствовать себя униженным теперь больше, чем до осуждения, раз не доказана моя виновность ни в одном пункте обвинения? Не было обнаружено, что я приносил жертвы каким-либо новым богам вместо Зевса и Геры и других богов, связанных с ними, или что при клятве я называл других богов. А молодых людей как я могу развращать, когда я приучаю их к перенесению трудов и к экономии? Что же касается преступлений, которые караются смертной казнью,— святотатства, прорытия стен, похищения людей, государственной измены, то даже сами противники не говорят, что я в чем-нибудь из этого виновен. Таким образом, меня поражает, где вы усмотрели с моей стороны преступление, заслуживающее смертной казни. Но даже и несправедливый смертный приговор не заставит меня чувствовать себя униженным:

он позорит не меня, а тех, кто постановил его. Утешает меня еще и Паламед, 1 смерть которого похожа на мою: даже и теперь еще он вдохновляет поэтов на песнопения, гораздо более прекрасные, чем Одиссей, виновник его несправедливой казни. Точно также и мне, я уверен, засвидетельствует грядущее время, как свидетельствует прошедшее, что я никого никогда не обижал, никого не испортил, а, напротив, приносил пользу людям, ведшим со мною беседы, уча их бесплатно какому мог добру.

После этой речи он ушел; веселье выражалось, вполне соответственно тому, что он говорил, в его лице, осанке, походке. Заметив, что его спутники плачут, он сказал:

— Что это? Вы только теперь плачете? Разве не знаете, что с самого рождения я осужден природой на смерть? Да, если бы мне приходилось погибать безвременно, когда течет счастье, то, несомненно, надо бы было горевать мне и расположенным ко мне людям; если же я кончаю жизнь в ту пору, когда ожидаются в будущем разные невзгоды, то я думаю, что всем вам надо радоваться при виде моего счастья.

Присутствовавший при этом горячо преданный Сократу, но простодушный человек, некий Аполлодор, 2 сказал:

— Но мне особенно тяжело, Сократ, что ты приговорен к смертной казни несправедливо.

1 Герой Троянской войны, почитавшийся мудрым: ему приписывалось изобретение алфавита, цифр, мер, весов, а также игр в шашки и кости. Паламеду было воздвигнуто святилище недалеко от острова Лесбос.
2 Один из близких друзей и учеников Сократа.

Сократ, говорят, погладил его по голове и сказал:

— А тебе, дорогой мой Аполлодор, приятнее было бы видеть, что я приговорен справедливо, чем несправедливо? — И при этом он улыбнулся.

Увидав проходившего мимо Анита, 1 Сократ, говорят, сказал:

— Он гордится, как будто совершил какой-то великий, славный подвиг, предав меня смертной казни за то, что я, видя, каких великих почестей удостоили его сограждане, сказал, что не следует ему учить сына кожевенному делу. Как жалок он! Видно, он не понимает, что кто из нас совершил дела более полезные и славные на вечные времена, тот и победитель! Но и Гомер приписывает некоторым людям при конце жизни дар предвидения будущего; хочу и я сделать одно предсказание. Я встретился однажды на короткое время с сыном Анита; мне показалось, что он человек даровитый; поэтому я нахожу, что он не останется при том рабском занятии, 2 к которому его предназначил отец; а за неимением хорошего руководителя, он впадет в какую-нибудь низкую страсть и, конечно, далеко пойдет по пути порока.

Слова эти оправдались: молодой человек полюбил вино, ни днем, ни ночью не переставал пить и, в конце концов, стал ни на что не годным — ни для отечества, ни для друзей, ни для себя самого. Таким образом, Анит, как вследствие скверного вос

1 По существу, главный обвинитель на суде (см. Предисловие).
2 Кожевенное дело, на котором разбогател сам Анит. Не следует, однако, считать, что Сократ с презрением относился ко всем ремеслам; здесь, скорее всего, подразумевается приниженность сына Анита перед отцом.

питания сына, так и по случаю своего собственного неразумия, даже и по смерти имеет дурную славу.

Сократ таким возвеличением себя на суде навлек на себя зависть и этим еще более способствовал своему осуждению. Мне кажется, участь, выпавшая ему на долю, была милостью богов: он покинул наиболее тяжелую часть жизни, а смерть ему досталась самая легкая. Вместе с тем он выказал силу духа: придя к убеждению, что умереть ему лучше, чем продолжать жить, он как вообще не противился добру, так и перед смертью не выказал малодушия; напротив, радостно ожидал ее и свершил.

Итак, размышляя о мудрости и благородстве этого мужа, я не могу не помнить о нем, а помня, не могу не восхвалять. Если кто из людей, стремящихся к нравственному совершенству, пользовался обществом человека еще более полезного, чем Сократ, того я считаю величайшим счастливцем.

Подготовлено по изданию:

Суд над Сократом: Сборник исторических свидетельств / Сост. А. В. Кургатников. - СПб. : Алетейя, 1997. - 263 с.
© Издательство «Алетейя» (г. СПб) —1997 г.
© А. В. Кургатников — составление, предисловие, послесловие, 1997 г.
© М. А. Райцына — перевод Либания, 1997 г.

Платон. Собрание сочинений в 4 т. Т. 1 // Философское наследие, т. 112. РАН, Институт философии. М.: Мысль, 1990. С. 685—690.
Общая редакция А. Ф. Лосева, В. Ф. Асмуса, А. А. Тахо-Годи.

АПОЛОГИЯ СОКРАТА

ЛИЧНОСТЬ СОКРАТА; ЕГО СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИДЕИ

Начи­ная, есте­ствен­но, с наи­бо­лее ран­них про­из­веде­ний Пла­то­на, целе­со­об­раз­но обра­тить вни­ма­ние преж­де все­го на « Апо­ло­гию Сокра­та » и диа­лог « Кри­тон » . Оба этих про­из­веде­ния рису­ют лич­ность Сокра­та, кото­рая ока­за­ла глу­бо­чай­шее вли­я­ние на все фило­соф­ское твор­че­ство Пла­то­на. Не слу­чай­но Сократ явля­ет­ся глав­ным дей­ст­ву­ю­щим лицом всех диа­ло­гов Пла­то­на (за исклю­че­ни­ем « Зако­нов » ) и ряда сочи­не­ний дру­го­го уче­ни­ка Сокра­та — Ксе­но­фон­та. Поэто­му и для иссле­до­ва­те­лей Пла­то­на, и для широ­ко­го кру­га его чита­те­лей инте­рес­но будет узнать, что пред­став­лял собой Сократ и поче­му весь пла­то­низм — это толь­ко даль­ней­шее раз­ви­тие фило­со­фии Сокра­та.

Сократ вме­сте с софи­ста­ми открыл новую эпо­ху исто­рии антич­ной фило­со­фии, обра­тив­шись от кос­мо­ло­гии и натур­фи­ло­со­фии к про­бле­ме с. 686 чело­ве­ка, и в част­но­сти к про­бле­ме разу­ма. В свое вре­мя это, несо­мнен­но, было чем-то вро­де фило­соф­ской рево­лю­ции. А вся­кая рево­лю­ция тре­бу­ет геро­ев и по необ­хо­ди­мо­сти долж­на идти на вели­кие жерт­вы. Таким геро­ем и такой жерт­вой как раз и ока­зал­ся Сократ. Его посто­ян­ное стрем­ле­ние ана­ли­зи­ро­вать тра­ди­ци­он­ные чело­ве­че­ские поня­тия, доби­вать­ся их ясно­сти, ста­рать­ся сохра­нить все луч­шее и сокру­шить все худ­шее в них есте­ствен­но вызы­ва­ло у мно­гих его совре­мен­ни­ков недо­уме­ние или боязнь, а неко­то­рые даже испы­ты­ва­ли ужас и испуг перед тако­го рода еще небы­ва­лым в Гре­ции кри­ти­циз­мом. Сокра­та ста­ли обви­нять в без­бо­жии, в раз­вра­ще­нии моло­де­жи, в под­ры­ве суще­ст­ву­ю­ще­го государ­ст­вен­но­го строя и даже во введе­нии каких-то новых божеств.

Та сила духа, с кото­рой Сократ про­во­дил свои идеи и выяв­лял ложь, при­кры­вае­мую бла­го­при­лич­ным поведе­ни­ем людей и их яко­бы бла­го­на­ме­рен­ны­ми суж­де­ни­я­ми, все­гда вызы­ва­ла у Пла­то­на неиз­мен­ный вос­торг, так что Сократ навсе­гда остал­ся для него живым сим­во­лом самой фило­со­фии. Образ это­го вели­ко­го мыс­ли­те­ля и рису­ет нам Пла­тон в « Апо­ло­гии » и « Кри­тоне » *.

« Апо­ло­гия Сокра­та » — един­ст­вен­ное про­из­веде­ние Пла­то­на, напи­сан­ное не в диа­ло­ги­че­ской фор­ме. Пла­тон вкла­ды­ва­ет в уста Сокра­та боль­шую речь, кото­рая в свою оче­редь состо­ит, как пока­жет ана­лиз, из трех отдель­ных речей. Про­из­ведем этот ана­лиз.

КОМПОЗИЦИЯ РЕЧИ

I. Речь Сокра­та после обви­не­ния, пред­ше­ст­ву­ю­ще­го при­го­во­ру (17a— 35d)

1. Вступ­ле­ние. Про­тив Сокра­та обви­ни­те­ли гово­ри­ли крас­но­ре­чи­во, но оши­боч­но и кле­вет­ни­че­ски; он же будет гово­рить попро­сту и без вся­ких при­крас, но толь­ко одну прав­ду, так, как он ее гово­рил все­гда и рань­ше в сво­их спо­рах с раз­ны­ми про­тив­ни­ка­ми (17a— 18a).

2. Два рода обви­ни­те­лей. Преж­ние обви­ни­те­ли более страш­ны, пото­му что они неиз­вест­ны и обви­не­ния их слиш­ком глу­бо­кие, хотя и кле­вет­ни­че­ские. Тепе­реш­ние же обви­ни­те­ли — Анит, Мелет и Дикон — менее страш­ны и более огра­ни­чен­ны (18a— 18e).

3. Кри­ти­ка преж­них обви­ни­те­лей. Кле­ве­та — утвер­жде­ние, буд­то Сократ зани­мал­ся тем, что ́ нахо­дит­ся под зем­лей, и тем, что ́ на небе, т. е. натур­фи­ло­со­фи­ей или аст­ро­но­ми­ей, хотя в самой нау­ке Сократ не нахо­дит ниче­го пло­хо­го. Кле­ве­та и обви­не­ние в том, буд­то он счи­та­ет себя обла­да­те­лем какой-то осо­бой муд­ро­сти, ибо хотя дель­фий­ский бог и объ­явил Сокра­та муд­рей­шим из людей, но эта его муд­рость, как он сам убедил­ся, рас­спра­ши­вая людей, при­зна­вае­мых муд­ры­ми, заклю­ча­ет­ся толь­ко в том, что он при­зна­ет отсут­ст­вие у себя какой бы то ни было муд­ро­сти. За это и озло­би­лись на него все, кого счи­та­ют муд­рым и кто сам себя счи­та­ет тако­вым (19a— 24a).

4. Кри­ти­ка новых обви­ни­те­лей. а) Невоз­мож­но дока­зать, что Сократ раз­вра­щал юно­ше­ство, ибо ина­че вышло бы, что раз­вра­щал толь­ко он, а, напри­мер, зако­ны, суд, или судьи, а так­же Народ­ное собра­ние или сам обви­ни­тель его, Мелет, нико­го нико­гда не раз­вра­ща­ли. Кро­ме того, если Сократ кого-нибудь и раз­вра­щал, то еще надо дока­зать, что это раз­вра­ще­ние было наме­рен­ным; а неволь­ное раз­вра­ще­ние не под­ле­жит суду и мог­ло бы быть пре­кра­ще­но при помо­щи част­ных уве­ща­ний (24b— 26a). б) Невоз­мож­но дока­зать, что Сократ вво­дил новые боже­ства, ибо Мелет одно­вре­мен­но обви­нял его и в без­бо­жии. Если Сократ вво­дил новые боже­ства, то он во вся­ком слу­чае не без­бож­ник (26b— 28a).

5. Общая харак­те­ри­сти­ка, кото­рую Сократ дает само­му себе. а) Сократ не боит­ся смер­ти, но боит­ся лишь мало­ду­шия и позо­ра. с. 687 б) Отсут­ст­вие бояз­ни смер­ти есть толь­ко резуль­тат убеж­де­ния в том, что Сократ ниче­го не зна­ет, в част­но­сти, об Аиде и сам счи­та­ет себя незнаю­щим. в) Если бы даже его и отпу­сти­ли при усло­вии, что он не станет зани­мать­ся фило­со­фи­ей, то он все рав­но про­дол­жал бы зани­мать­ся ею, пока его не оста­ви­ло бы дыха­ние жиз­ни. г) Убий­ство Сокра­та будет страш­но не для него само­го, но для его убийц, пото­му что после смер­ти Сокра­та они едва ли най­дут тако­го чело­ве­ка, кото­рый бы посто­ян­но застав­лял их стре­мить­ся к истине. д) Ради вос­пи­та­ния сво­их сограж­дан в истине и доб­ро­де­те­ли Сократ забро­сил все свои домаш­ние дела; в то же вре­мя он за это вос­пи­та­ние ни от кого не полу­чал денег, поче­му и оста­вал­ся все­гда бед­ным. е) Внут­рен­ний голос все­гда пре­пят­ст­во­вал Сокра­ту при­ни­мать уча­стие в обще­ст­вен­ных делах, что и сам Сократ счи­та­ет вполне пра­виль­ным, ибо, по его мне­нию, спра­вед­ли­во­му и чест­но­му чело­ве­ку нель­зя ужить­ся с той бес­ко­неч­ной неспра­вед­ли­во­стью, кото­рой пол­ны обще­ст­вен­ные дела. ж) Сократ нико­гда нико­го ниче­му не учил, он лишь не пре­пят­ст­во­вал ни дру­гим в том, чтобы они зада­ва­ли ему вопро­сы, ни себе само­му — в том, чтобы зада­вать такие же вопро­сы дру­гим или отве­чать на них. Это пору­че­но Сокра­ту богом. И нель­зя при­ве­сти ни одно­го свиде­те­ля, кото­рый бы утвер­ждал, что в вопро­сах и отве­тах Сокра­та было что-нибудь дур­ное или раз­вра­щаю­щее, в то вре­мя как свиде­те­лей, даю­щих пока­за­ния про­ти­во­по­лож­но­го рода, мож­но было бы при­ве­сти сколь­ко угод­но. з) Сократ счи­та­ет недо­стой­ным себя и судей, да и вооб­ще без­бож­ным делом ста­рать­ся раз­жа­ло­бить суд, при­во­дя с собою детей или род­ст­вен­ни­ков и при­бе­гая к прось­бам о поми­ло­ва­нии (28b— 35d).

II. Речь Сокра­та после обще­го обви­не­ния (35e— 38b)

1. Сократ гово­рит о себе самом. Сократ удив­лен, что выдви­ну­тое про­тив него обви­не­ние под­дер­жа­но столь незна­чи­тель­ным боль­шин­ст­вом голо­сов.

2. Сам Сократ за то, что он совер­шил, назна­чил бы себе дру­гое, а имен­но бес­плат­ное пита­ние в При­та­нее.

3. С точ­ки зре­ния Сокра­та, его нака­за­ние не может состо­ять ни в тюрем­ном заклю­че­нии (ибо он не хочет быть чьим-либо рабом), ни в изгна­нии (ибо он не хочет быть в жал­ком и гони­мом состо­я­нии), ни в нало­же­нии штра­фа (ибо у него нет ника­ких денег), ни в отда­че его на пору­ки состо­я­тель­ным уче­ни­кам, кото­рые внес­ли бы за него залог (ибо он в силу веле­ния бога и ради чело­ве­че­ской поль­зы все рав­но нико­гда не пре­кра­тит сво­их иссле­до­ва­ний доб­ро­де­те­ли и настав­ле­ния в ней всех людей).

4. Это­го нико­гда не пой­мут его обви­ни­те­ли и судьи, ибо они ни в чем не верят ему.

III. Речь Сокра­та после смерт­но­го при­го­во­ра (38c— 42a)

1. Те, кто голо­со­вал за смерт­ную казнь Сокра­та, при­чи­ни­ли зло не ему, пото­му что он, как ста­рый чело­век, и без того ско­ро дол­жен был бы уме­реть, но себе самим, пото­му что их все будут обви­нять, а Сокра­та будут счи­тать муд­ре­цом.

2. Пусть не дума­ют, что у Сокра­та не хва­ти­ло слов для защи­ты: у него не хва­ти­ло бес­стыд­ства и дер­зо­сти для уни­же­ния перед не с. 688 пони­маю­щи­ми его судья­ми. От смер­ти лег­ко уйти и на войне, и на суде, если толь­ко уни­зить­ся до пол­но­го мораль­но­го паде­ния. Но Сократ себе это­го не поз­во­лит.

3. Осудив­шие Сокра­та очень быст­ро будут отмще­ны теми обли­чи­те­ля­ми, кото­рых он же сам и сдер­жи­вал рань­ше.

4. Обра­ща­ясь к тем из голо­со­вав­ших, кто хотел его оправ­дать, Сократ гово­рит, что внут­рен­ний голос, все­гда оста­нав­ли­ваю­щий его перед совер­ше­ни­ем про­ступ­ков, на этот раз все вре­мя мол­чал и не тре­бо­вал при­ни­мать каких-либо мер для избе­жа­ния смер­ти, кото­рая в дан­ном слу­чае есть бла­го.

5. Дей­ст­ви­тель­но, смерть — не зло, ибо если она есть пол­ное уни­что­же­ние чело­ве­ка, то это было бы для Сокра­та толь­ко при­об­ре­те­ни­ем, а если она есть, как гово­рят, пере­ход в Аид, то и это для него при­об­ре­те­ние, ибо он най­дет там пра­вед­ных судей, а не тех, кото­рые его сей­час осуди­ли; он будет общать­ся с таки­ми же, как он, неспра­вед­ли­во осуж­ден­ны­ми; он будет про­во­дить там жизнь, иссле­дуя доб­ро­де­тель и муд­рость людей. И нако­нец, он будет уже окон­ча­тель­но бес­смер­тен. Поэто­му и его сто­рон­ни­ки тоже пусть не боят­ся смер­ти.

6. Что же каса­ет­ся обви­ни­те­лей, то Сократ про­сит их нака­зы­вать его детей (если они будут иметь слиш­ком высо­кое мне­ние о себе и отли­чать­ся коры­сто­лю­би­ем), при­ни­мая такие же меры, какие сам Сократ при­ни­мал в отно­ше­нии сво­их обви­ни­те­лей, т. е. меры убеж­де­ния.

7. Заклю­че­ние. Сократ идет на смерть, а его обви­ни­те­ли будут жить, но не ясно, что из это­го луч­ше и что хуже.

КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕЧАНИЯ К ДИАЛОГУ

Если мы обра­тим­ся теперь к общей оцен­ке « Апо­ло­гии » , то необ­хо­ди­мо будет ска­зать несколь­ко слов о двух сто­ро­нах это­го про­из­веде­ния — худо­же­ст­вен­ной и логи­че­ской.

В худо­же­ст­вен­ном отно­ше­нии « Апо­ло­гия » , несо­мнен­но, заслу­жи­ва­ет высо­кой оцен­ки. Перед нами пред­ста­ет образ вели­ча­во­го и непре­клон­но­го мыс­ли­те­ля, осуж­ден­но­го на смерть из-за обви­не­ний, кото­рые нель­зя назвать ина­че как жал­ки­ми. Речи обви­ни­те­лей Сокра­та на суде до нас не дошли. Но ясно, что обви­не­ния эти состо­я­ли толь­ко из общих фраз. Если бы два глав­ных обви­не­ния, предъ­яв­лен­ные Сокра­ту, — в раз­вра­ще­нии моло­де­жи и в без­бо­жии — были хотя бы в какой-то мере кон­крет­ны­ми и опи­раю­щи­ми­ся на фак­ты, в речи Сокра­та, несо­мнен­но, была бы сокру­ши­тель­ная кри­ти­ка тако­го рода обви­не­ний. Пози­ция Сокра­та на суде по необ­хо­ди­мо­сти ока­за­лась для него не очень выгод­ной, посколь­ку на общие фра­зы мож­но отве­чать лишь общи­ми же фра­за­ми.

Тут важ­но дру­гое. Важ­но то озлоб­ле­ние, кото­рое вызы­вал в сво­их некри­ти­че­ски мыс­ля­щих сограж­да­нах этот посто­ян­ный кри­тик и раз­об­ла­чи­тель, — озлоб­ле­ние, в силу кото­ро­го тогдаш­ние кон­сер­ва­то­ры пред­по­чли разде­лать­ся с ним физи­че­ски, а не отве­чать на его кри­ти­ку, при­во­дя какие-нибудь разум­ные дово­ды.

Оце­ни­вая « Апо­ло­гию » с худо­же­ст­вен­ной точ­ки зре­ния, может быть, сто­и­ло бы еще отме­тить несколь­ко необыч­ный для тра­ди­ци­он­но­го обра­за Сокра­та гор­дый и само­уве­рен­ный тон его выступ­ле­ния. Если исхо­дить из того, как рису­ют Сокра­та Ксе­но­фонт, сам Пла­тон в дру­гих про­из­веде­ни­ях, да и вооб­ще вся антич­ная тра­ди­ция, — это был мяг­кий и обхо­ди­тель­ный чело­век, иной раз, может быть, несколь­ко юрод­ст­ву­ю­щий, все­гда иро­нич­ный и насмеш­ли­вый, но зато все­гда доб­ро­душ­ней­ший и скром­ней­ший. Совсем дру­гое мы видим в пла­то­нов­ской « Апо­ло­гии » . Хотя Сократ здесь и заяв­ля­ет, что он ниче­го не зна­ет, ведет он себя, одна­ко, как с. 689 чело­век, пре­крас­но знаю­щий, что такое фило­со­фия, как чело­век, уве­рен­ный в неве­же­стве и мораль­ной низ­ко­проб­но­сти сво­их судей, даже как чело­век, доста­точ­но гор­дый и само­уве­рен­ный, кото­рый не прочь несколь­ко бра­ви­ро­вать сво­ей фило­соф­ской сво­бо­дой, сво­им бес­стра­ши­ем перед судом и обще­ст­вом и сво­ей уве­рен­но­стью в нали­чии у него осо­бо­го веще­го голо­са его гения ( δαί­μων ), все­гда отвра­щаю­ще­го его от недо­стой­ных поступ­ков. Учи­ты­вая эту само­уве­рен­ность Сокра­та в пла­то­нов­ской « Апо­ло­гии » , неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли в про­шлом даже сомне­ва­лись в под­лин­но­сти это­го про­из­веде­ния.

Одна­ко в насто­я­щее вре­мя под­лин­ность « Апо­ло­гии » едва ли кем-нибудь серь­ез­но отри­ца­ет­ся. Само­уве­рен­ный же тон Сокра­та в этом сочи­не­нии Пла­то­на вполне объ­яс­ним офи­ци­аль­ной обста­нов­кой суда, где ему при­шлось волей-нево­лей защи­щать­ся. В такой обста­нов­ке Сокра­ту нико­гда не при­хо­ди­лось высту­пать, поче­му для него и ока­за­лось необ­хо­ди­мым сме­нить свое обыч­ное доб­ро­ду­шие и бла­го­же­ла­тель­ность на более твер­дый и само­уве­рен­ный тон.

Что же каса­ет­ся чисто логи­че­ско­го аспек­та « Апо­ло­гии » , то здесь автор ее дале­ко не везде на высо­те. Да это и понят­но. Ужас изо­бра­жае­мой у Пла­то­на ката­стро­фы не давал Сокра­ту воз­мож­но­сти осо­бен­но следить за логи­кой сво­ей аргу­мен­та­ции. Ведь здесь речь шла не про­сто о каких-то ака­де­ми­че­ских деба­тах на абстракт­но-фило­соф­скую тему. Здесь про­ис­хо­ди­ла вели­кая борь­ба исто­ри­че­ских сил раз­ных эпох. А такая жиз­нен­ная борь­ба уже мало счи­та­ет­ся с логи­че­ской аргу­мен­та­ци­ей.

Так, у Сокра­та одним из основ­ных аргу­мен­тов про­тив како­го-либо утвер­жде­ния часто высту­па­ет здесь толь­ко отри­ца­ние это­го послед­не­го. Обви­ни­те­ли Сокра­та утвер­жда­ли, что он зани­ма­ет­ся натур­фи­ло­со­фи­ей. Сократ же гово­рит, что он ею не зани­мал­ся. Это едва ли мож­но счи­тать логи­че­ским аргу­мен­том, посколь­ку про­стое отри­ца­ние фак­та еще не есть дока­за­тель­ство его отсут­ст­вия. Тол­ко­ва­ние сво­ей муд­ро­сти как зна­ния само­го фак­та отсут­ст­вия вся­ко­го зна­ния тоже носит в « Апо­ло­гии » ско­рее кон­ста­ти­ру­ю­щий, чем аргу­мен­ти­ру­ю­щий, харак­тер. В ответ на обви­не­ние в раз­вра­ще­нии моло­де­жи пла­то­нов­ский Сократ доволь­но бес­по­мощ­но гово­рит сво­им обви­ни­те­лям: а сами вы нико­го не раз­вра­ща­ли? Это, конеч­но, тоже не логи­че­ская аргу­мен­та­ция, а ско­рее чисто жиз­нен­ная реак­ция.

Отве­чая на обви­не­ние в без­бо­жии, пла­то­нов­ский Сократ тоже рас­суж­да­ет весь­ма фор­маль­но: если я без­бож­ник, зна­чит, я не вво­дил новые боже­ства; а если я вво­дил новые боже­ства, зна­чит, я не без­бож­ник. Такое умо­за­клю­че­ние пра­виль­но толь­ко фор­маль­но. По суще­ству же древ­ние натур­фи­ло­со­фы, объ­яс­няв­шие миро­зда­ние не мифо­ло­ги­че­ски, но посред­ст­вом мате­ри­аль­ных сти­хий, несо­мнен­но, были без­бож­ни­ка­ми с тра­ди­ци­он­но-мифо­ло­ги­че­ской точ­ки зре­ния, хотя их мате­ри­аль­ные сти­хии наде­ля­лись вся­ки­ми атри­бу­та­ми все­мо­гу­ще­ства, везде­су­щия, веч­но­сти и даже оду­шев­лен­но­сти. Если бы, напри­мер, Сократ дей­ст­ви­тель­но при­зна­вал боже­ства­ми обла­ка (как мы чита­ем в извест­ной комедии Ари­сто­фа­на « Обла­ка » ), то это, конеч­но, с тра­ди­ци­он­но-мифо­ло­ги­че­ской точ­ки зре­ния было бы самым насто­я­щим без­бо­жи­ем. Пла­то­нов­ский Сократ, одна­ко, не вхо­дит в суще­ство вопро­са, а огра­ни­чи­ва­ет­ся ука­за­ни­ем на логи­че­скую несов­ме­сти­мость веры и неве­рия вооб­ще.

Далее Сократ утвер­жда­ет, что он нико­гда не зани­мал­ся обще­ст­вен­ны­ми дела­ми. Но тут же в пол­ном про­ти­во­ре­чии с самим собой он неод­но­крат­но настой­чи­во утвер­жда­ет, что все­гда борол­ся и будет бороть­ся с неспра­вед­ли­во­стью, высту­пая в защи­ту спра­вед­ли­во­сти, а зна­чит, его фило­со­фия ока­зы­ва­ет­ся вовсе не невин­ны­ми вопро­са­ми и отве­та­ми, но, как гово­рит сам Сократ, борь­бой за обще­ст­вен­ное бла­го и за устои государ­ства.

с. 690 Далее, ни фило­со­фия Сокра­та, ни ее ори­ги­наль­ный и ост­рый вопро­соот­вет­ный метод в « Апо­ло­гии » почти никак не пред­став­ле­ны, за исклю­че­ни­ем неко­то­рых мест, где Сократ мыс­лен­но как бы всту­па­ет в раз­го­вор с Меле­том (24d— 27e). Часто употреб­ля­ют­ся обы­ден­ные тер­ми­ны вро­де « бог » , « доб­ро » , « доб­ро­де­тель » , « зло » , « порок » , « муд­рость » и т. д., одна­ко фило­соф­ско­го разъ­яс­не­ния их не дает­ся. Наряду с обыч­ны­ми бога­ми употреб­ля­ет­ся мало­по­нят­ное в устах Сокра­та и моло­до­го Пла­то­на сло­во « бог » в един­ст­вен­ном чис­ле (без вся­ко­го наиме­но­ва­ния это­го бога). Конеч­но, при­пи­сы­вать мыс­ли­те­лям V и IV вв. до н. э. позд­ней­ший моно­те­изм было бы анти­ис­то­ри­че­ской глу­по­стью, но исто­рик фило­со­фии здесь, несо­мнен­но, увидит какое-то отда­лен­ное и туман­ное, пока еще очень абстракт­ное пред­чув­ст­вие позд­ней­ше­го моно­те­из­ма, для кото­ро­го во вре­ме­на Сокра­та и Пла­то­на пока еще не было соци­аль­но-исто­ри­че­ской поч­вы. Нако­нец, выска­зы­ва­ния пла­то­нов­ско­го Сокра­та о загроб­ном мире не лише­ны здесь неко­то­ро­го скеп­ти­циз­ма (см. 40c, 40e), что про­ти­во­ре­чит его твер­дой уве­рен­но­сти в сво­ем бла­го­по­лу­чии за гро­бом. Кро­ме того, если бы Аид и был для пла­то­нов­ско­го Сокра­та абсо­лют­ной дей­ст­ви­тель­но­стью в отли­чие от дур­ной зем­ной дей­ст­ви­тель­но­сти, то в апел­ля­ции к это­му Аиду не было бы ниче­го фило­соф­ско­го, это — чистей­шая мифо­ло­гия.

Все это, рав­но как и про­яв­ля­ю­щи­е­ся в дру­гих слу­ча­ях логи­че­ская непо­сле­до­ва­тель­ность, неяс­ность и недо­го­во­рен­ность, конеч­но, нисколь­ко не сни­жа­ет обра­за вели­ча­во­го и самоот­вер­жен­но­го слу­жи­те­ля исти­ны — Сокра­та, каким он был фак­ти­че­ски и каким хотел обри­со­вать его Пла­тон. Жиз­нен­ная мощь тако­го обра­за лома­ет чисто логи­че­скую аргу­мен­та­цию и полу­ча­ет огром­ное фило­соф­ское и мораль­ное зна­че­ние для вся­ко­го непредубеж­ден­но­го иссле­до­ва­те­ля антич­ной фило­со­фии.

Защита Сократа на суде (греч. Ἀπολογία Σωκράτους ) — произведение древнегреческого писателя, историка, афинского полководца и политического деятеля Ксенофонта. Также встречается название «Апология Сократа» от древнегреческого (греч. Ἀπολογία ) «Апология», что соответствует слову «Защита», «Защитительная речь». Является важным источником жизнеописания Сократа.

Содержание

Содержание

Заглавие «Защита (или „Защитительная речь“) Сократа на суде» (по гречески «Апология») не соответствует содержанию этого сочинения, так как речь Сократа составляет лишь его среднюю часть: перед речью приводится разговор Сократа с Гермогеном, после речи — описание действий и слов Сократа по окончании суда; притом речь не является даже главной частью сочинений, так как автор в самом начале заявляет, что цель его — выяснить причину горделивого тона речи Сократа на суде: таким тоном, по мнению автора, он желал побудить судей вынести ему смертный приговор, так как считал смерть благом для себя. Поэтому речь приводится только как иллюстрация этого горделивого тона.

В произведении «Защита Сократа на суде» очень много общего (иногда почти буквально повторяемого) с последней главой «Воспоминаний о Сократе»

Разговор Сократа с Гермогеном

Произведение начинается с разговора Сократа с Гермогеном. На увещевания Гермогена подготовить свою защиту Сократ отвечает, что

Дважды уже я пробовал обдумывать защиту, но мне противится бог.

В «Воспоминаниях о Сократе» Ксенофонт говорит, что благодаря указаниям голоса Сократ давал советы друзьям, и всегда эти советы оправдывались. Таким образом, по словам Ксенофонта, Сократ признавал за собою дар пророчества. Но свидетельство Платона, гласит совершенно иначе. Он ничего не сообщает ни о каких бы то ни было советах друзьям. «У меня это началось с детства, — говорит Сократ в Платоновой „Апологии“, — является какой-то голос и, когда явится, всегда отвращает меня от того, что я намереваюсь делать, и никогда не побуждает».

Разве ты не находишь удивительным, — сказал Сократ, — что, и по мнению бога, мне уже лучше умереть? Разве ты не знаешь, что до сих пор я никому не уступал права сказать, что он жил лучше меня? У меня было сознание — чувство в высшей степени приятной, что вся жизнь мною прожита благочестиво и справедливо; таким образом, я и сам был доволен собою, и находил, что окружающие меня — такого же мнения обо мне. А теперь, если ещё продлится мой век, я знаю, мне придётся выносить невзгоды старости — буду я хуже видеть, хуже слышать, труднее будет мне учиться новому, скорее буду забывать, чему научился прежде. Если же я буду замечать в себе ухудшение и буду ругать сам себя, какое будет мне удовольствие от жизни? Но, может быть, и бог по милости своей дарует мне возможность окончить жизнь не только в надлежащий момент жизни, но, и возможно легче.

Речь Сократа на суде

На суде Сократ вместо принятого в то время обращения к милосердию судей, говорит о словах дельфийской пифии Херефонту о том, «что нет человека более независимого, справедливого и разумного, чем Сократ». Также он отвергает обвинения в богохульстве и развращении молодёжи.

В афинском судопроизводстве процессы разделялись на «ценимые» и «неценимые». «Неценимыми» были те, в которых наказание было предусмотрено действующими законами, а «ценимыми» — те, в которых наказание назначал суд. В таком случае после первой подачи голосов, когда решался вопрос, виновен ли подсудимый, следовало второе голосование (если вердикт был обвинительный) относительно меры наказания или штрафа. Наказание предлагал как обвинитель, так и подсудимый, причём последнему было невыгодно назначать себе слишком малое наказание, потому что тогда судьи могли склониться на сторону наказания, предложенного обвинителем. Пример этого мы имеем в процессе Сократа:

Когда ему предложили назначить штраф, он ни сам не назначил его, ни друзьям не позволили, а, напротив, даже говорил, что назначать себе штраф — это значит признать себя виновным. Потом, когда друзья хотели его похитить из тюрьмы, он не согласился и, кажется даже посмеялся над ними, спросив, знают ли они такое место за пределами Аттики, куда не было бы доступа смерти.

Согласно Платоновой «Апологии», он гордо говорит, что заслуживает не наказания, а высшей чести древних Афин — обеда в пританее за государственный счёт.

Утешение друзей. Предсказание. Заключение

В этой последней части Сократ утешает друзей.

Присутствовавший при этом горячо преданный Сократу, но простодушный человек, некий Аполлодор сказал: — Но мне особенно тяжело, Сократ, что ты приговорён к смертной казни несправедливо. Сократ, говорят, погладил его по голове и сказал: — А тебе, дорогой мой Аполлодор, приятнее было бы видеть, что я приговорён справедливо, чем несправедливо? — И при этом он улыбнулся.

Также он делает сбывшееся, согласно Ксенофонту, предсказание о сыне одного из своих обвинителей Анита.

В последнем и завершающем абзаце говорится о мудрости и благородстве Сократа.

Читайте также:

  
• Сосульки на балконах кто должен убирать судебная практика
  
• Может ли адвокат быть в сговоре со следователем
  
• Какое государство считается правовым старающееся не менять своих правовых норм
  
• Кризис это суд божий
  
• Допускается ли установка в грузовых помещениях судов перевозящих опасные грузы электрооборудования