Чем отличалась эксцепция от простого отрицания иска по римскому праву

Обновлено: 23.04.2024

Предъявленный иск ответчик мог признать или оспаривать. В случаях признания ответчиком требований истца решение могло последовать уже первой стадии производства (in iure). Институт признания еще в XII таблицах занимал место в процессе. Там упоминался признанный должником долг aes confessum наряду с судебным решением. Найденные в 1933 г. отрывки Гая, свидетельствуют, что признание ответчиком требований истца, так и отрицание им этих требований в названных формах совершались путем формальной постановки процесса истцом запроса ответчику с вызовом ответить "да" или "нет" - postulo aiesan negas - требую, чтобы ты сказал "да" или "нет". Когда ответчик отрицал свой долг, он отвечал "не должен" - non oportere, - процесс развивалсядальше и передавался in iudicium. Такого продолжения процесс не имел, когда ответчик отвечал утвердительно - признанием своего долга, и за этим следовало подлежащее исполнению присуждение в пользу истца. Наряду с признанием на суде личных требований из обязательств известна другая форма признания права истца на вещи, но связанная с передачей права собственности. Она свершалась не путем формальной сделки, а судебной уступкой - in iure cessio - доведением дела до разбирательства in iure, когда уступающий свое право на вещь на вызов приобретателя заявить свои права, отвечал или отрицанием, или молчанием. Здесь молчание или отрицание ответчика приравнивается к его согласию (молчаливому). Формальные вопросы одной стороны и принятие другой стороной какого-либо из двух положений завершаются процессуальным присуждением вещи истцу претором. Магистрат легализирует сделку сторон. В формулярном процессе институт судебного признания принял определенно выраженный лично-правовой характер. Ответчик, признавая себя обязанным что-либо уплатить, уподоблялся тому, кто при иске на вещь уступал ее в форме признания.

В формулярном процессе выработалась практика помещения в формуле, после интенции (излагавшей притязания истца), - эксцепции. Она представляла ссылку на такое обстоятельство, которое делает неправильным удовлетворение иска, даже если интенция иска основательна.

"Понятие эксцепции определяют два юриста - Ульпиан и Павел:

1) Exceptio dicta est quasi quaedam exclusio, quae opponi actioni cuiusque rei solet adexcludendum id quod in intentionem condemnationemve deductum est (D. 44. 1. 2.Ulpianus). (Эксцепция названа так, будучи как бы некоторым исключением, которое обычно противопоставляется иску по какому-нибудь делу, для исключения того, что требуется в интенции или кондемнации).

2) Exceptio est conditio quae modo eximit reum damnatione sive modo minuitdamnationem (D. 44. 1. 22. pr. Paulus). (Эксцепция есть условие, которое или изъемлет ответчика от присуждения, или только уменьшает присуждение)".

Эксцепции уничтожающие и отлагательные. Некоторые возражения противопоставлялись постоянно и неизменно по требованию истца. Это так называемые перемпторные или уничтожающие эксцепции.

Перемпторные эксцепции - это те, которые постоянно имеют юридическую силу и не могут быть отклонены, например, "где из-за страха", или "по злому умыслу", или что было совершено вопреки закону или сенатусконсульту, или дело доведено до суда, а также по состоявшемуся не взыскании денег.

Другие эксцепции действуют только на время, или же от действия их истец может избавиться путем и средством, указываемым в содержании самой эксцепции. Такие эксцепции назывались отлагательными или дилаторными. Отлагательными являются эксцепции, которые имеют силу до определенного срока, например, из такого соглашения, в течение пяти лет; по истечении же этого срока эксцепция не применяется.

Коллизия прав и конкуренция исков

Осуществление некоторых прав может происходить не иначе как задерживая или препятствуя вполне или отчасти осуществлению других прав. Такие случаи называются коллизией прав.

Разрешается эта коллизия в зависимости от отношений, установленных законом.

В отличие от коллизии исков конкуренция исков имела место в тех случаях, когда одно или несколько лиц располагали несколькими исками против одного или нескольких лиц, причем все эти иски преследовали один и тот же интерес и ту же цель (eadem res).

Удовлетворением одного из этих конкурирующих требований уничтожалось другое требование, так как представлялось недопустимым дважды удовлетворять один и тот же интерес. Если были предъявлены оба иска и по одному из них последовало удовлетворение, то другой аннулировался, как преследующий тот же интерес. Однако, если удовлетворение по одному иску было неполным, допускалось предъявление второго иска в пределах разницы. Возможно, однако, и другое разрешение и в зависимости от характера происхождения этих исков.

Заключение

Для восстановления своего права требовалось сформулировать точную претензию о признании ничтожными или оспоримыми тех или иных действий со стороны ответчика либо о совершении в пользу истца конкретного действия. Иногда для защиты своего права необходимо было несколько отдельных исков.

В процессе работы были рассмотрены основные виды исков в Римском праве. В начале данной контрольной работы были поставлены задачи, которым подведем некоторые итоги.

Во-первых, анализируя определения понятия "иск" в различных изданиях можно выделить следующее:

Иск (actio) - это требование по поводу защиты своего права в определенной и завершенной (по своему содержанию) форме.

Во-вторых, были охарактеризованы основные виды исков (всего существовало около 30 разных типов исковых требований, признававшихся римским правом, в зависимости от направленности, объема, способа исполнения заявленных требований и др.):

• личные и вещные;

• для восстановления имущественных прав (actiones reipersecutoriae);

• штрафные (actiones poenafes) и с целью осуществления и возмещения убытков (actio mixtae);

• иски строгого права (actiones strictiiuris) и иски доброй совести (actbnes bonae fidae);

• иски законные (iudicia legitima) и незаконные;

• отдельный вид: личные иски по поводу получения вещей или совершения действий (condictiones);

• иски, предоставляемые любому гражданину (actiones populares).

В-третьих, было рассмотрено, что против иска можно было защищаться, т.е. предъявленный иск ответчик мог признать или оспаривать.

Далее, в заключительном разделе кратко изложено, что в Римском праве существовали понятия конкуренции и коллизии исков. То есть осуществление некоторых прав могло происходить не иначе как задерживая или препятствуя осуществлению других прав. Такие случаи называются коллизией прав. Конкуренция исков имела место в тех случаях, когда одно или несколько лиц располагали несколькими исками против одного или нескольких лиц, причем все эти иски преследовали один и тот же интерес и ту же цель (eadem res).

В заключении хочется отметить, что Римское право представляет исключительный по своим особенностям и значению предмет юридического изучения. Внимание, которое заслуженно принято уделять римскому праву в рамках юридического образования или общего научного познания права, объясняется не только огромным влиянием римского права в свое историческое время на становление национальных правовых культур всей так называемой романо-германской семьи (к которой принадлежит большинство стран Европы, а также Латинской Америки, Африки, Азии), но особыми непреходящими внутренними качествами собственно римского права, обязанными как многовековой работе над ним ученых-юристов и правоведов-практиков, так и особым культурным условиям его первоначального возникновения.

Эксцепции

В формулярном процессе выработалась практика помещения в формуле, после интенции (излагавшей притязание истца), – эксцепции.

Она представляла ссылку на такое обстоятельство, которое делает неправильным удовлетворение иска, даже если интенция иска основательна.

Понятие эксцепции определяют два юриста – Ульпиан и Павел:

Exceptio dicta est quasi quaedam exclusio, quae opponi actioni cuiusque rei solet ad excludendum id quod in intentionem condemnationemve deductum est. – Эксцепция названа так, будучи как бы некоторым исключением, которое обычно противопоставляется иску по какому-нибудь делу, для исключения того, что требуется в интенции или кондемнации.
Exceptio est conditio quae modo eximit reum damnatione sive modo minuit damnationem. – Эксцепция есть условие, которое или изъемлет ответчика от присуждения, или только уменьшает присуждение.

Из этих двух определений можно уже установить, что по содержанию эксцепции направлены на освобождение ответчика от присуждения или на уменьшение этого присуждения. Ульпиан добавляет, что эксцепция, будучи противопоставлена иску, стремится исключить не только присуждение, но и самое основание иска, выраженное в интенции. При таком широком понимании римскую эксцепцию можно было бы определить как противопоставляемое иску и его проведению юридическое препятствие, важность которого не вытекает сама собой из иска, а потому может быть рассматриваема судьей только в том случае, если на это указывает особая часть формулы.

Таким образом, эксцепции получили значение защиты ответчика, который не может поколебать intentio формулы, но имеет возражение, которое судья примет во внимание, если претор уполномочит его на это. По существу же эксцепция есть, как говорит Павел, условие, отрицательно влияющее на присуждение в его пользу, другими словами, возражение, лишающее существующие права истца возможности производить свой эффект. Если intentio дает судье положительные предпосылки для кондемнации, то в эксцепции содержатся отрицательные предпосылки.

Функцию эксцепции как отрицательного условия для присуждения ответчика можно выяснить на разборе разных форм спора из заемного обязательства.

Если истец утверждает, что ему принадлежит требование из займа, а ответчик заявляет, что он не получал валюты или что он ее выплатил обратно, то тут имеется лишь простое отрицание утверждений истца. Судья в этом случае обязан принять во внимание и проверить защиту ответчика без особого указания претора – ipso iure и отклонить иск, если истец не докажет выплаты валюты или ответчик докажет возвращение займа. Если же ответчик возражает, что истец путем особого pactum de non petendo (уговора о невзыскании) отпустил ему долг, то этим не отрицается основное требование истца по долгу, но подчеркивается наступление отрицательного действия договора. Судья может принять во внимание указание на прощение долга лишь в том случае, если он будет уполномочен на это особой эксцепцией о пакте – si inter eos non conveniet, ne ea pecunia peteretur.

Гай указывает, что в руках преторов эксцепция была могучим средством развития преторского права, преторской помощи и содействия.

Conparatae sunt autem exceptiones defendendorum eorum gratia cum quibus agitur, saepe enim accidit, ut quis iure civili teneatur, sed iniquum sit eum iudicio condemnari.

(Созданы же были эксцепции для защиты тех, кто привлекается к суду. Ведь часто случается, что кто-нибудь обязан по цивильному праву, но было бы несправедливо подвергнуть его присуждению судебным порядком.)

В области цивильного права эксцепция была необходима, когда правоотношению, указанному в интенции, противопоставлялось какое-нибудь второе правоотношение, о котором присяжный судья не мог судить по одной интенции. Например, против иска об истребовании вещи ответчик возражает ссылкой на принадлежащее ему право пользования этой вещью.

Во времена Гая рядом с эксцепцией, как дальнейшее ее развитие, появляется в формуле иска прескрипция, при которой возражение ставится не после интенции, а выдвигается как самостоятельный тезис в начале самой формулы и выражается словами – ea res agatur si. Таким образом, возражение должно быть разрешено как предварительное условие для решения спора по основному вопросу.

Эксцепции уничтожающие и отлагательные

Некоторые возражения противопоставлялись постоянно и неизменно по требованию истца. Это так называемые перемпторные или уничтожающие эксцепции.

Peremptoriae sunt quae perpetuo valent nec evitari possunt, velut quod metus causa aut dolo malo; aut quod contra legem senatusveconsultum factura est aut quod res iudicata est vel in iudicium deducta est, item pacti conventi, quod factum est, ne omnis pecunia peteretur.

(Перемпторные эксцепции – это те, которые постоянно имеют юридическую силу и не могут быть отклонены, например, “где из-за страха”, или “по злому умыслу”, или что было совершено вопреки закону или сенатусконсул ьту, или где последовало решение, или дело доведено до суда, а также по состоявшемуся соглашению о совершенном невзыскании денег.)

Dilatoriae sunt exceptiones quae ad tempus valent, veluti illius pacti conventi, quod factum est verbi gratia, ne intra quinquennium peteretur; finito enim eo tempore non habet locum exceptio.

(Отлагательными являются эксцепции, которые имеют силу до определенного срока, например, из такого соглашения, которое заключено, чтобы взыскание не производилось в течение пяти лет; по истечении же этого срока эксцепция не применяется.)

Именно идеи, нашедшие воплощение уже в первой напечатанной на немецком языке статье об actiones in factum, впоследствии стали основой магистерской дисертации И.А. Покровского. В 1898 г. он опубликовал на русском языке в Киеве одноименную работу[27], а затем в том же году защитил в своей alma mater магистерскую диссертацию "Право и факт в римском праве". Эта публикация послужила основанием для дерзкой выходки приват-доцента Санкт-Петербургского университета Б.В. Никольского, который набросился на увидевшую свет новую работу с критикой грубой и несправедливой[28]. И.А. Покровский не счел возможным промолчать и вступил в полемику со своим недоброжелателем, выдержанную также в весьма резкой форме, поскольку, по его мнению, "г. Никольский и отнесся к моей работе не вполне добросовестно (в литературном смысле), и оказался не в состоянии понять ее"[29]. Развернувшаяся дискуссия прошла не без пользы для дела, поскольку, она не только позволила Иосифу Алексеевичу уличить своего оппонента в некомпетентности и пристрастности, но и дала возможность еще более прояснить русскому читателю свою позицию по тем вопросам новой теории actiones in factum, которые могли остаться не до конца ясными из самого текста монографии. Поскольку именна эта оригинальная теория, а также вытекающая из нее концепция юридической природы дуализма цивильного и преторского права впоследствии нашли отражение в книге "История римского права", аргументация И.А. Покровского в полемике с немецкими и русскими оппонентами заслуживает хотя бы беглого обзора, поскольку в книге постулаты теории излагаются уже догматически, и для читателя, сколько-нибудь знакомого с данной проблематикой, но не читавшего предыдуших работ того же автора, основания некоторых таких теоретических положений, как и причины для отказа от традиционной интерпретации этого вопроса, остаются не вполне ясными, чем и объясняются ссылки И.А. Покровского в подстрочных примечаниях на собственные публикации предшествующего времени.

Основная мысль теории И.А. Покровского состояла в том, что данная римскими юристами классификация исков на actiones in jus conceptae (иски, основанные на праве) и actiones in factum conceptae (иски, основанные на факте) полностью корреспондирует дуализму цивильного и преторского права соответственно. Таким образом, с точки зрения новой теории actio in jus concepta это всегда цивильный иск, а actio in factum concepta это всегда иск преторский. Сама по себе эта мысль не нова. На то, что в принципе actiones in jus conceptae, как правило, являются цивильными, а actiones in factum conceptae - преторскими, указывал еще Ф.К. фон Савиньи[30]. Новизна и "революционность" теории И.А. Покровского состояла именно в абсолютизации этого принципа, в утверждении того, что существование цивильных actiones in factum conceptae и преторских actiones in jus conceptae в классическом римском праве было невозможно. Эта концепция отличалась большей логической стройностью, чем общепринятая, позволяя считать, что jus - это нормы цивильного права, а преторские иски всегда вытекают из определенного фактического состава (factum), которому претор придает юридическое значение, руководствуясь соображениями справедливости (aequitas), и таким образом либо восполняет пробелы в цивильном праве, либо даже действует вопреки последнему, исходя из того, что применение нормы цивильного права в данном конкретном случае было бы несправедливым. Однако восприятию этой логически безупречной концепции мешал тот факт, что в "Дигестах" есть целый ряд фрагментов, которые на первый взгляд ей противоречат. Во-первых, есть три фрагмента, в которых упомянуты основанные на фактических обстоятельствах цивильные иски, так называемые actiones in factum civiles. Во-вторых, в Corpus Juris Civilis мы встречаем многочисленные actiones in factum, которые противополагаются не только различным цивильным искам, но и искам бесспорно преторского происхождения, как обстоит дело, например, в случае с actio doli или actio ad exibendum. В-третьих, традиционно считалось, что в формулах некоторых преторских исков материальное основание искового притязания было все-таки основано на нормах цивильного права, поскольку они содержали в себе ссылки не на чисто фактические обстоятельства, а на нормы позитивного права, а именно, к числу таких хотя и преторских, но в то же время цивильных исков обычно относили иски с фикцией (actiones ficticiae), иски по аналогии (actiones utiles), а также так называемые "иски с перестановкой субъектов" (actiones adjectae qualitatis, actiones alieno nomine). Основанием для отнесения вышеуказанных исков к числу цивильных, помимо прочих соображений, был и тот факт, что римские источники явно противопоставляют их искам, основанным на фактических обстоятельствах (actiones in factum), что, вроде бы, исключает возможность их отнесения к последней категории, несмотря на то что они являлись преторскими исками. Именно вышеперечисленные обстоятельства до появления теории И.А. Покровского мешали последовательному признанию в романистике наличия полной корреляции между цивильными исками и actiones in jus conceptae, с одной стороны, и преторскими исками и actiones in factum conceptae - с другой. Основанием разграничения этих двух категорий исков считалось не их различное материальное основание, а лишь отличия в способе построения исковой формулы.

К созданию собственной оригинальной теории, объясняющей критерии разграничения actiones in jus conceptae и actiones in factum conceptae, И.А. Покровского побудило понимание того, что в рамках господствующего учения "кажется совершенно непонятным, чем руководился римский юрист или римский судья, когда ему приходилось для тех или других практических последствий определять, есть ли данный иск или данная формула in jus или in factum concepta"[31].

Столкнувшись с описанными выше контраргументами, автор новой теории вынужден был заняться их опровержением. Легче всего это оказалось сделать применительно к так называемым actiones in factum civiles. Подлинность немногочисленных фрагментов, содержащих это выражение, подвергалась сомнению еще со времен Куяция, и доказать тот факт, что слово civilis в такого рода выражении является сознательной интерполяцией составителей Corpus Juris Civilis, стремившихся в рамках производимой ими кодификации к унификации институтов цивильного и преторского права, не составляло особого труда. И.А. Покровский собрал все аргументы, подтверждающие факт интерполяции в данном случае, и представил их на суд читателя. В частности, он показал, что буквальное понимание текста "Дигест" в тех фрагментах, где компиляторами вставлено слово civilis после in factum, привело бы к тому, что злоумышленно действовавшее лицо несло бы меньшую ответственность, чем неумышленно причинившее ущерб контрагенту, и, таким образом, для классических юристов употребить выражение actio in factum civilis так же невозможно, "как невозможно сказать, что какой-либо предмет в одно и то же время и черен, и бел"[32]. Это было сделано столь убедительно, что даже придирчивый Г. Эрман в своей рецензии на немецкую публикацию работы молодого русского ученого сразу признал, что рецензируемый автор вполне удовлетворительно доказал тот факт, что название actio in factum civilis внутренне противоречиво и немыслимо в устах классических юристов[33].

И.А. Покровский убедительно показал, что во всех этих случаях ссылки на нормы цивильного права имели чисто технический характер, и использовались для того, чтобы избежать долгого перечисления тех фактов, которые на самом деле служили материальным основанием для подобного иска. Так, говоря об "иске с перестановкой субъектов", в рамках которого присуждение к уплате ответчика ставится в зависимость от наличия по цивильному праву некоего правоотношения между истцом и третьим лицом, И.А. Покровский справедливо указывает, что на самом-то деле в нормах цивильного права нет никаких оснований для такого присуждения и, таким образом, в данном случае лишь воля претора связывает факт существования этого правоотношения истца с третьим лицом с необходимостью присуждения ответчика. Более того, и само название "иск с перестановкой субъектов" носит условный характер, поскольку, "собственно говоря, здесь не субъекты переставляются, а условием condemnatio ставится правоотношение, существующее между третьими лицами. Это последнее правоотношение играет здесь такую же роль, какую играет всякий другой факт во всякой другой formula in factum concepta"[34]. Подобным же образом И.А. Покровский аргументировал и свою позицию в отношении отнесения к числу actiones in factum также "исков с фикцией" (actiones ficticiae).

В ответ на критику Г. Эрмана, усмотревшего самое яркое противоречие новой теории в том, что ее создатель игнорирует противопоставление в источниках actio in factum и иска по аналогии (actio utilis), а также так называемых двойных формул, при которых претор предлагает для одного и того же спора две возможные формулы: одну - in jus, другую - in factum concepta[35], И.А. Покровский на примере actio utilis иска, основанного на нормах закона Аквилия, показал, что применительно к искам по аналогии противоречие в источниках в конечном счете объясняется деятельностью компиляторов и, отчасти, разномыслием римских юридических научных школ. Он писал, что "недостаточность Lex Aquilia восполняют, с одной стороны, иски, так сказать, подогнанные к этому закону, и заимствующие от него свою condem-natio, а с другой стороны, иски, не зависимые от него, подходящие ближе к actio doli и идущие на простое "quanti ea res est""[36]. Что касается "двойных формул", то их существование он рассматривал как аргумент не против, а в пользу своей теории, поскольку "мы сталкиваемся здесь не с двойственностью в форме только, а с двойственностью в самом существе, с двойственностью самых материальных оснований. Один и тот же юридический факт - depositum или commodatum - рассматривается здесь с двух различных точек зрения: для цивильного права - это есть юридическая сделка, договор, рождающий между сторонами цивильное обязательство bonae fidei; для преторского права - это простой факт, рождающий для ответчика обязанность возместить убытки истца"[37].

Еще один важный аспект проблемы actiones in factum И.А. Пок-ровский вынужден был осветить в связи с тем, что в Corpus Juris Civilis упоминаются actiones in factum, которые в той или иной ситуации сосуществуют с другими преторскими исками и понимаются как нечто самостоятельное по отношению к ним. Он объясняет это положение тем обстоятельством, что типичные actiones in factum, формула которых давно была закреплена в преторском эдикте и которые даже имели собственное название, существовали наряду с создаваемыми ad hoc, для какой-то конкретной ситуации, безымянными исками. Последние и назывались actiones in factum, хотя по сути к этой категории относились как те, так и другие преторские иски.

Логическая стройность теории права и факта в римском праве, созданной И.А. Покровским, показывает, что она во всяком случае предлагает более адекватную объяснительную модель, чем иные подходы к разрешению данного вопроса. Впрочем, справедливости ради можно отметить и некоторые спорные моменты этой теории, которые в основном касаются процесса преторского правотворчества и механизмов правообразования в римском праве. В этом смысле весьма характерно, что Б.В. Никольский обвинил И.А. Покровского в том, что тот допускает возможность превращения преторского иска в цивильный, таким образом утверждая, что претор "мог создавать право" (praetor jus facere potuit)[38]. И.А. Покровский, отвечая на этот упрек, посчитал, что рецензент, как и во многих других пунктах своей критики, просто не понял мысли рецензируемого автора, который имел в виду, что при "двойных формулах" один иск - цивильный, а второй - преторский и второй исторически предшествует первому, однако "творцом этого более нового цивильного иска in jus мы считаем отнюдь не претора, а обычное право, тот же самый фактор, который создал цивильные actiones empti-venditi, locati-conducti и т.д: Мы имеем здесь собственно не перенесение, не восприятие норм преторского права в обычное jus civile, а совместную работу и цивильного и преторского права над одними и теми же житейскими отношениями: Являясь "живым голосом народного оборота", претор, естественно, раньше, чем медленно развивавшееся обычное право, приходит на помощь назревающей потребности, и этим обяъясняется тот факт, что во всех подобных случаях преторские actiones in factum появляются раньше, чем соответственные actiones civiles"[39]. Между тем механическое отождествление цивильного и обычного права в подобном контексте вполне могло дать Б.В. Никольскому основание считать, что рецензируемый им автор вел речь о превращении преторского иска в цивильный, отождествляя закрепленные в преторском эдикте типичные исковые формулы с jus civile, тем более что формальное закрепление нормы обычного права опять же находили именно в преторском эдикте, то есть в тех исках, предоставление которых в той или иной ситуации обещал претор, руководствуясь сложившимися в обороте воззрениями (см., например, данное в § 19 главы II "Истории римского права" описание процесса создания режима "бонитарной собственности"). Конечно, И.А. Покровский на самом деле так не думал, поскольку, по его собственным словам, он понимал под цивильным правом "совокупность норм, изданных законодательной властью и абсолютно обязательных"[40], однако представляется, что недоразумения, подобные тому, которое произошло у него по этому поводу с Б.В. Никольским, отчасти были объективно неизбежны из-за некоторых очевидно неудачных формулировок, приведенных им при описании процесса правообразования в римском праве и соотношения цивильного и преторского права.

По возвращении в Россию И.А. Покровский с 11 июня 1894 г. был назначен приват-доцентом римского права Юрьевского (ныне Тартуского) университета[41]. Здесь он общается со многими видными представителями историко-правовой науки того времени - М.А. Дьяконовым, В.Э. Грабарем и др. Преподавая римское право в Юрьеве и общаясь с коллегами, молодой ученый делает первые шаги в построении того курса лекций по римскому праву, который впоследствии, будучи не раз исправлен и дополнен им, наконец получил свое окончательное выражение в его "Истории римского права" - фундаментальном научном труде, увидевшем свет за три года до смерти ученого и имеющем как учебное, так и непреходящее научное значение.

Обретя в Юрьеве опыт преподавательской работы, Иосиф Алексеевич 10 августа 1896 г. был переведен в Киевский университет в том же звании приват-доцента. В 1892 г. по защите магистерской диссертации он назначен "исполняющим должность" экстраординарного профессора того же университета. В октябре 1902 г. киевским профессором была успешно защищена в Петербургском университете докторская диссертация под названием "Право и факт в римском праве. Часть II: Генезис преторского права"[42], после чего, имея степень доктора римского права, он переезжает в столицу Империи и занимает в Петербургском университете кафедру римского права. С 1907 г. он преподает римское право и на Высших женских курсах.

В "петербургский" период жизни И.А. Покровского в сферу его интересов все больше входят вопросы не только собственно истории римского права, но и его роли в развитии европейского права, проблемы рецепции наследия римской юриспруденции в современном мире. Причиной тому стали и явный интерес студенческой среды именно к актуальным вопросам развития цивилистики, и бурные дискуссии по поводу проекта Гражданского уложения Российской империи, и отмечавшееся в 1904 г. столетие принятия французского Кодекса Наполеона, ставшее поводом для обсуждения вопроса о значимости римского права для юриспруденции Новой Европы.

Впрочем, по воспоминаниям знавших его людей, как цивилист Иосиф Алексеевич был в этот период известен только узкому кругу людей, в основном членам ведомого им в университете научного кружка[43]. Для большинства остальных коллег он был прежде всего авторитетным романистом. Однако с 1904 г. он вошел в состав обновленной редакции журнала "Вестник права", учрежденного Санкт-Петербургским юридическим обществом, где вместе с М.М. Винавером стал вести отдел гражданского права[44]. С 1910 по 1912 г. И.А. Покровский является деканом юридического факультета университета.

"Петербургский" период в жизни Иосифа Алексеевича отмечен большими научными свершениями. В 1904 г. выходит из печати его книга "Лекции по истории римского права". Впоследствии она трижды была переиздана (последний раз в 1911 г.), и при каждом переиздании автор дополнял ее все новыми и новыми результатами своей исследовательской работы. В 1909 г. увидел свет его труд "Естественно-правовые течения в истории гражданского права".

[27] См.: Покровский И.А. Право и факт в римском праве. Ч. I: Право и факт как материальное основание исков (Actiones in factum и in factum conceptae). Киев, 1898. Эта работа не была простым воспроизведением русского перевода большой статьи, опубликованной ранее на немецком языке, но была дополнена. По поводу того, насколько серьезные изменения она в результете претерпела, есть разные точки зрения. Так, если В. Нечаев считает эти дополнения весьма существенными, то А.Л. Маковский, наоборот, – незначительными (см.: Маковский А.Л. Выпавшее звено // Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С. 8). Сам И.А. Покровский на с. III предисловия указывает на то, что "издавая в настоящее время мою работу на русском языке, я воспользовался всеми указаниями критики и не оставил ни одного сколько-нибудь существенного сомнения без разъяснений, вследствие чего работа является теперь значительно дополненной". Чисто количественное сравнение немецкого и русского изданий показывает, что последнее более чем на 30% превышает объем немецкого издания.

[28] См.: Никольский Б.В. Рецензия на книгу: Покровский И.А. Право и факт в римском праве // Журнал Министерства народного просвещения. 1898 (декабрь). С. 367–391.

[29] Покровский И.А. Ответ г. Б.В. Никольскому (по поводу рецензии г. Никольского на мое сочинение "Право и факт в римском праве" – ЖМНП. Декабрь 1898 г.) // Журнал Министерства народного просвещения. 1898 (март). C. 190–201.

[30] Savigny F.K. von. System des heutigen römischen Rechts. Bd V. S. 96.

[31] Покровский И.А. Право и факт в римском праве. Ч. I: Право и факт как материальное основание исков. С. 24.

[32] Покровский И.А. Право и факт в римском праве. Ч. I: Право и факт как материальное основание исков. С. 85–91.

[33] Erman H. Pokrowsky I. Die Actiones in factum des classischen Rechts // Centralblatt für Rechtswissenschaft. S. 356.

[34] Покровский И.А. Право и факт в римском праве. Ч. I: Право и факт как материальное основание исков. С. 62.

[35] Erman H. Servus vicarius. P. 505.

[36] Покровский И.А. Право и факт в римском праве. Ч. I: Право и факт как материальное основание исков. С. 113.

[38] Никольский Б.В. Указ. соч. С. 391.

[39] Покровский И.А. Ответ г. Б.В. Никольскому. С. 192.

[40] См. с. 166 наст. изд.

[41] Биографический словарь профессоров и преподавателей императорского Юрьевского, бывшего Дерптского, университета за сто лет его существования (1802–1902). Т. 1. С. 618.

[42] См.: Покровский И.А. Право и факт в римском праве. Ч. II: Генезис преторского права. Киев, 1902.

[43] Лаппа-Старженецкая Е.А. Памяти И.А. Покровского // Дела и дни. 1920. Вып. 1. С. 604.

[44] Нечаев В. Вестник права (январь – февраль 1904 г.) // Журнал Министерства юстиции. 1904. N 3. С. 276 (раздел "Литературное обозрение").

Потапенко С.В., заведующий кафедрой гражданского процесса и международного права ФГБОУ ВПО «Кубанский государственный университет, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист РФ, почетный работник судебной системы

Статья опубликована: Очерки новейшей камералистики. 2015. № 3. С. 14-18.

История возникновения exceptio. Развитие имущественных отношений в Риме требовало новых подходов к их правовому регулированию - более простых, гибких, прагматичных, что в конечном итоге и произошло. Так, например, на смену легисакционному процессу, носящему формально-обрядовый характер, пришёл уже известный по делам с участием перегринов формулярный процесс, который, во-первых, позволял претору отходить от строгостей цивильного права, выстраивая новую правовую систему, учитывающую насущные потребности хозяйственной жизни римлян; во-вторых, что, впрочем, вытекает из первого, был проще процедурно для спорящих; например, истцу было достаточно довести до претора суть его требований, не вникая в юридический тонкости дела, как это было при легисакционном процессе.

Формулярный процесс начинался с оценки претором вопросов права в споре и назначения судьи, затем им составлялась записка, именуемая формулой (отчего и произошло название процесса). В ней претор указывал, что при установлении таких-то фактических обстоятельств, судье надлежит поступить так или иначе, к примеру: «назначение судьи: такой-то назначается судьею; интенция: если окажется, что такая-то вещь принадлежит АА; эксцепция: и если притом она не была АА (собственником ее) продана и передана NN, кондемнация: то ты, судья, осуди NN» [1] .

На первый взгляд новый процесс не привнес ничего такого, что позволило бы назвать его более продвинутым по сравнению с легисакционным. И в том, и в другом разбирательство проводилось в два этапа: на одном устанавливалась сущность спора, на втором спор разрешался по существу. «Формула теперь, как прежде legis actio, представляет изложение юридической сущности спора и составляет те рамки, в которых затем должно двигаться дальнейшее производство in judicio» [2] . Если формула – повторение legis actio, то логично предположить, что все её части воспроизводят нечто существовавшее в легисакционном процессе. Возьмем, например, эксцепцию, появление которой связывают исключительно с формулярным процессом, и увидим, что вносимые в неё указания «на обратное» - на то, что может быть противопоставлено требованию истца или устранить его, имели место в прежнем процессе, в так называемых «ссылках ответчика», поскольку без этого не было бы спора, а следовательно и судебного разбирательства вообще, хоть легисакционного, хоть формулярного.

В связи с отсутствием явной разницы между процессами возникает вопрос: для чего необходимо было изменение судебной процедуры, в том числе введение института эксцепций? По словам И.А. Покровского, ссылающегося на Иеринга: «Если претор избрал для выражения новых мотивов оправдания совершенно новую форму - эксцепцию, то так случилось не потому, что старые формы «были неудовлетворительны, а новая представляла более удобств», но потому, что он не смел пользоваться для целей защиты старыми формами» [3] . Итак, эксцепция возникла как средство защиты ответчика от требований, которые строились на строгом цивильном праве, но представлялись претору несправедливыми.

Эксцепция представляла собой часть формулы, содержащую указание «на обратное» - на то, что может быть противопоставлено требованию истца и устранить, нивелировать его. Устранить требование истца можно было и в старом процессе путем отрицания иска (negation actionis). Оно «принималось судье во внимание без особой пометки в ней в формуле иска» [4] . Exceptio применялось тогда, когда «известное обстоятельство не входило в круг таких, которые по установившейся теории отрицали интенцию известного иска, но тем не менее имело такой характер, что при его наличности осуждение ответчика представлялось претору несправедливым» [5] . Таким образом, новизна эксцепции в том, что она могла содержать условия, при которых устраняются требования, основанные на строгом цивильном праве, но представляющиеся претору несправедливыми.

Эксцепции в системе возражений ответчика. Буквально exceptio переводится как возражение, отрицание, исключение. При этом не любое отрицание или возражение рассматривалось римскими юристами как exceptio. Так, в римском праве возражение против иска осуществлялось путем отрицания фактов, на которых истец основывал свои требования; посредством ссылок на факты, свидетельствующие о том, что право истца не возникло или прекратилось; приведением обстоятельств, препятствующих реализации права истца. Другими словами, в обоснование возражения могло быть положено отрицание факта или права, либо того и другого. На долю exceptio приходилось отрицание факта и права, а также права [6] .

Правовая природа эксцепций. Понимание природы эксцепции неоднозначно: от чисто процессуального действия, лишенного самостоятельного значения до встречного иска, основанного на нормах преторского права. Так, например, Г.Ф. Пухта (который, впрочем, указывал и на материально-правовую эксцепцию тоже) писал: «есть процессуальные действия, не имеющие самостоятельного характера, являющиеся лишь способами защиты … таковы эксцепции (Einredcn) – защита ответчика против иска…» [7] . И.А. Покровский [8] тоже видел в эксцепции процессуальное действие, но не сводил его к простому отрицанию права истца, поскольку для этого в формуле существовала оговорка «si non paret, absolve». По мнению указанного нами ученого место для эксцепции открывалось тогда, когда ответчик признавал, что у истца имеется право, но считал его реализацию несправедливой (аналогично у Н. Боголепова [9] ). М. Бартошек [10] считал, что эксцепция – особая и самостоятельная процессуальная оговорка, делая которую, ответчик берет на себя роль истца. То есть М. Бартошек видел в эксцепции и материально-правовое значение тоже. Наконец, Муромцев С.А. полагал, что эксцепция обладает самостоятельным материально-правовым значением и возводил её до встречного иска: «она представляется иском, противоположным иску истца, и так как каждый иск предполагает за собою самостоятельное право, то дарованием эксцепции ответчику признается за ним существование особого права, так что противоположение иска (интенции) и эксцепции выражает собою противоположение или столкновение двух прав» [11] . Если вспомнить, что эксцепции – порождение действия преторского права, борьбы с цивильным правом, то скорее следует согласиться с Муромцевым С.А. и рассматривать эксцепции именно как встречные требования, основанные на нормах преторского права.

Механизм действия эксцепции и её цели. В зависимости от того, какой правовой смысл вкладывается в эксцепцию, дается и определение механизма её действия. Если, например, Г.Ф. Пухта видел в ней чисто процессуальный акт, то он говорил, что эксцепция – способ защиты, «при котором ответчик фактической основе иска противопоставляет свои факты, не лишая первую её достоверности, отнимают у неё доказательственную силу» [12] . Отсюда и утверждение о том, что в отношении эксцепции не применимы сроки давности. Если же эксцепцию кто-либо рассматривает как встречный иск, то придаёт ей способность противостоять праву истцу, а не просто отрицать факты. Причем, неопределенность есть и здесь: одни считают, что эксцепция может преодолеть само право истца, другие – только устранить последствия его применения. Например, по Барону эксцепция нацелена на «обессиливание», лишение значения отыскиваемого права [13] . Похоже у М. Бартошека [14] , который полагал, что эксцепция направлена на отрицание наличия права истца либо отрицание исполнения своей обязанности в настоящее время. У Г. Дернбурга [15] эксцепция может быть отрицательной, тогда она прекращает действие противопоставляемого права; например, если виндикационному требованию истца противопоставлена ссылка ответчика об удержании вещи ввиду её улучшений; а может быть положительной, но с отрицательным действием, тогда она поглощает право истца; например, если против основного требования выдвинуто встречное о зачете. Напротив, С.А. Муромцев полагал, что эксцепция не способна преодолеть право, на котором основан иск, но может устранить его действие в конкретном случае, поскольку основание защиты при применении эксцепции лежит вне сферы цивильного права (аналогично, кстати, высказывались Д.Д. Гримм [16] и Г. Дернбург [17] ). Одновременно С.А. Муромцев указывал, что фактически новые нормы, на которых и были основаны эксцепции, уничтожили действие старых, тем не менее римские юристы не могли допустить в мысли, что возможен отказ в иске, основанном на нормах строго права, поэтому была выбрана такая конструкция, которая, с одной стороны, сохраняла цивильное право, с другой стороны, давала возможность новому (преторскому) праву преодолевать старое: «нормы, выразившиеся в эксцепции, и учреждения, защищенные ею, все были нечто новое, не сродное изстари сложившемуся юридическому созерцанию, - и такое новое не могло слиться со старым: оно могло лишь, не нарушая старого порядка внутри его (в логической системе), ограничить его проявление извне (в жизни)» [18] . Правда, в конечном итоге, С.А. Муромцев, ссылаясь на Павла, отмечает, что «нет никакой разницы между тем, кто вовсе не имеет иска, и тем, чей иск уничтожается эксцепцией» [19] .

Интересно представление об эксцепции у Г.Ф. Пухты [20] . В одном месте, как указывалось выше, он говорит только о процессуальном её значении; в другом – уже о материально-правовом. Причем, если другие ученые определены в том, на что направлено действие эксцепции: на преодоление права, устранение последствий его реализации и прочее; то Г.Ф. Пухта никаких ограничений не ставит и полагает, что эксцепция направляется против: 1) права истца, его осуществления; 2) иска; 3) предъявления иска в данный момент.

Классификация эксцепций. Все эксцепции делились на dilatoriae и peremptoriae. В качестве критерия деления взята степень воздействия на первоначальное требования. Первоначально, как пишет Барон [21] , exceptio dilatoriae консумировало (устраняло) иск и только в случае заблуждения при предъявлении требования запускался механизм restitutio, открывающий путь к новому иску. Впоследствии эксцепции из разряда dilatoriae имели ограниченную сферу действия и способны были лишь воспрепятствовать удовлетворению требования истца; соответственно эти эксцепции «могли быть избегнуты при более позднем предъявлении иска или при его предъявлении по изменении положения дел» [22] . Напротив, эксцепции из числа peremptoriae могли применяться в любое время и уничтожали иск полностью.

Также выделялись эксцепции процессуальные и материальные. К числу первых относилась litis dividuae, которая защищала ответчика в случае, если истец ранее предъявлял требование, но в меньшем размере, и снова обратился в суд теперь уже за оставшейся частью; rei residuae, которая препятствовала истцу предъявить иск, если ранее он имел возможность предъявить его среди прочих, но такой возможностью не воспользовался; и другие [23] . Ко вторым причисляли эксцепции doli, защищавшие ответчика от требований, если они основывались на сделке, совершенной под влиянием обмана другой стороны; quod metus causa – от требований, основанных на сделке, совершенной под влиянием принуждения; pacti conveuti – от требований, основанных на сделке, которая отменена или изменена и так далее.

Интересно отметить, что деление эксцепций на процессуальные и материальные не всеми воспринималось как дихотомное. Например, Г.Ф. Пухта [24] считал, что все процессуальные эксцепции одновременно были эксцепциям материальными и только некоторые материальные эксцепции не были эксцепциями процессуальными.

Можно встретить деление эксцепция на in ius и in factum. Считается, что первоначально все эксцепции были in factum, то есть применимыми в данном конкретном случае, и это вполне соответствовало их природе, как экстраординарного способа защиты. Затем преторы стали выводить общие правила, при которых действовала та или иная эксцепция. Такие, заранее известные, описанные претором эксцепции стали называться in ius [25] .

Наконец, встречается деление эксцепций на личные и обезличенные. Первые, по утверждению Ж.Е. Гудсмит [26] , могут быть предоставлены только определенным лицам или действовать только против определенных лиц; например, exceptio pacti in personam, а также основанные на beneficium competentiae или cessio bonorum. Вторые, и их большинство, не имеют привязки к личности.

Виды эксцепций. Наиболее известной и самой распространенной следует считать exceptio doli. Её включение в формулу заставляло судью выяснить, был ли обман при заключении сделки, на которой основывает свои требования истец. Причем, как утверждает М. Бартошек, сделки неисполненной [27] . Рассматриваемая эксцепция могла использоваться и для исследования обмана (недобросовестности) при предъявлении иска, например, как писал Р. Зом, если требование по суду идет вразрез с заключенным неформальным соглашением (pactum de non petendo) [28] . Впоследствии exceptio doli получило более широкое применение, распространив свое действие на все случаи несправедливых притязаний. Изменилось и её название путем добавления «generalis» - exceptio doli generalis. При этом, вероятно, римляне не отказались от эксцепции, применяемой исключительно к случаям обмана при вступлении в гражданское правоотношений. Она стала именоваться exceptio doli specialis. В литературе, например у Г. Дернбурга [29] , отмечается, что exceptio doli generalis защищала от предъявления несправедливого иска. Однако это не означает, что exceptio doli generalis относилась исключительно к процессуальным эксцепциям, способным лишь влиять на ход движения дела. На самом деле она открывала для судьи возможность использовать любые специальные эксцепции, если того требовала aequitas [30] .

Другая эксцепция - exceptio quod metus causa защищала ответчика от требований, основанных на сделке, которую он заключил под влиянием страха, насилия, угроз и тому подобного.

Использовалась также exceptio pacti conveuti, если сделка, положенная в основу притязания отменена или изменена; exceptio non numeratae pecuniae, если требование основано на безденежном займе и другие, которые недействительности сделки не касались, а потому нами подробно не описываются.

Современное законодательство тоже предоставляет ответчику целый набор средств защиты от притязаний истца начиная с возражений относительно доводов истца и заканчивая встречным иском. Правда все они, в отличие от эксцепций, предусмотрены правом и не служат против его него. Как и римская эксцепция, современные возражения могут быть направлены на отрицание факта, права или вести к устранению иска. На отрицание факта или права могут быть направлены, например, возражения ответчика относительно ходатайств и доводов истца (ст. 35, 55, ч. 2 ст. 149 ГПК РФ). В частности, против требования о взыскании займа может быть выдвинуто возражение о безденежности договора. К отрицанию права или устранению иска может вести встречный иск. Так, согласно ст. 138 ГПК судья принимает встречный иск в случае, если: 1) встречное требование направлено к зачету первоначального требования; 2) удовлетворение встречного иска исключает полностью или в части удовлетворение первоначального иска. К примеру, если истец требует взыскания денежных средств по договору займа, ответчик может возражать против этого, предъявив встречный иск о взыскании такой же суммы долга, но в силу неосновательного обогащения. Либо при тех же обстоятельствах ответчик может предъявить встречный иск о признании договора займа недействительным вследствие его заключения под влиянием угроз. В первом случае встречный иск, без отрицания прав первоначального истца, будет направлен на устранение первоначального иска путем обоснования встречного обязательства, во втором – на отрицание права истца на иск путем устранения основания иска. То есть в последнем случае встречный иск обладает эффектом обессиливания права, а значит имеет свойство, приписываемой древней эксцепции. Некоторые современные возражения против иска, подобно древним эксцепциям, могут быть только процессуальными. К примеру, возражения против виндикации в виде ссылки на добрую совесть могут последовать лишь по делу об истребовании имущества (ст. 302 ГК РФ). В качестве самостоятельного или встречного иска притязание о добросовестности заявлено быть не может. Напротив, заявление о недействительности сделки, положенной в обоснование первоначального иска, может быть облечено только в форму встречного иска, иначе оно не было подвержено исковой давности, что несправедливо. Определенный интерес с точки зрения изучения современных воплощений эксцепций представляет собой возможность признать сделку недействительной по инициативе суда. В частности, согласно ч. 4 ст. 166 ГК РФ суд вправе применить последствия недействительности ничтожной сделки по своей инициативе, если это необходимо для защиты публичных интересов, и в иных предусмотренных законом случаях. Если вспомнить, что эксцепция возникла как средство защиты ответчика от требований, которые строились на строгом цивильном праве, но представлялись претору несправедливыми, то станет понятным, что право, предоставленное ч. 4 ст. 166 ГК РФ, - отголосок положений древнего римского института - эксцепций. Таким образом, основы права, заложенные древнеримскими юристами, живы и сейчас, а потому не должны оставаться без внимания современной науки.

[1] Муромцев С.А. Гражданское право Древнего Рима. М., 1883. С. 372.

[2] Покровский И.А. История римского права. С.-Пб., 1913. С. 139.

[3] Покровский И.А. История римского права. С.-Пб., 1913. С. 139.

[4] Хвостов В.М. История римского права. Пособие к лекциям. Изд. 3-е. М., 1907. С. 238.

[5] Хвостов В.М. История римского права. Пособие к лекциям. Изд. 3-е. М., 1907. С. 238.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: