Бондарь н с конституционный суд россии не квазисуд а больше чем суд

Обновлено: 19.04.2024

В статье представлен сравнительный анализ европейской и американской моделей судебного конституционного контроля. Исследуя причины реализации европейской модели конституционного контроля в постсоветских государствах Восточной Европы и СНГ, автор приходит к выводу о том, что введение института конституционного правосудия европейского образца явилось закономерным шагом на пути становления конституционализма в этом регионе. При создании конституционной юстиции в постсоветских государствах учитывался опыт прежде всего государств Западной Европы. Тем не менее речь не идет о слепом копировании государствами Восточной Европы и СНГ западноевропейского опыта, а скорее о его творческой переработке с учетом специфики конкретного государства и его правовой системы.

Пожалуй, наиболее актуальной политико-правовой проблемой, возникшей перед постсоветскими государствами Восточной Европы и СНГ на пути становления современных конституционно-правовых систем, явилось обеспечение реальности их новейших конституций. При этом в современной теории конституционализма реальность конституции государства напрямую связывается с наличием в его правовой системе института судебного конституционного контроля. Именно поэтому уже первые шаги на пути построения современного конституционализма постсоветские государства Восточной Европы и СНГ направили на создание института судебного конституционного контроля. При этом перед ними возник вопрос о том, какую модель судебного конституционного контроля следует реализовать - американскую или европейскую. Абсолютное большинство постсоветских государств предпочли европейскую модель судебного конституционного контроля[1].

Характерными признаками европейской модели судебного конституционного контроля являются:

- наличие специального судебного органа конституционного контроля, как правило Конституционного суда;

- автономное положение Конституционного суда в иерархии судебных органов;

- особая система законодательства, регулирующего организацию и деятельность Конституционного суда;

- рассмотрение и разрешение Конституционным судом дел, содержащих исключительно конституционно-правовые вопросы;

- самостоятельная процессуальная форма отправления конституционного правосудия;

- особая юридическая природа актов конституционного суда[1].

В абсолютном большинстве постсоциалистических государств Восточной Европы и СНГ уже 20 лет существуют и вполне успешно функционируют конституционные суды. Однако в последнее время здесь стали появляться научные публикации, в которых авторы достаточно критично относятся к реализации в государствах указанного региона судебного конституционного контроля европейского типа[2]. Периодически даже обсуждается вопрос о том, что более эффективным, целесообразным было бы введение в постсоциалистических странах американской модели судебного конституционного контроля. С одной стороны, подобные соображения вызваны теми теоретическими проблемами, которые закономерно возникли с введением института конституционного контроля европейского образца в правовую систему постсоветских государств. В частности, это касается определения места и роли конституционного суда в системе разделения властей, порядка его взаимодействия с иными органами государственной власти (прежде всего судебными)[3] и т.д.

С другой стороны, подобные соображения обосновывались практическими трудностями, с которыми встречаются конституционные суды в постсоциалистических странах[4]. По нашему мнению, обсуждаемые в статье доводы апологетов американской модели судебного конституционного контроля не являются убедительными и достаточными для коренного изменения статуса конституционного правосудия, сложившегося в странах Восточной Европы и СНГ. В данной статье автор выступает оппонентом подобной проамериканской позиции и выражает свое мнение по данному вопросу.

Согласно американской модели судебного конституционного контроля, конституционное правосудие не выделяется из общего правосудия и осуществляется судами общей юрисдикции, либо всеми (децентрализованный контроль)[5], либо только высшей судебной инстанцией (централизованный контроль)[6]. Американская модель предусматривает, что конституционный контроль осуществляется судами общей юрисдикции. Поэтому вопрос о конституционности применяемого закона встает, как правило, только на основе заявления сторон по делу и при рассмотрении конкретного уголовного, гражданского или иного дела. Судья принимает решение, которое может быть обжаловано в вышестоящем суде, вплоть до Верховного суда. Верховный суд принимает окончательное решение. Только его решения по конституционным вопросам являются окончательными и обязательными для всех судов. При этом Верховный суд не отменяет закон, он не вправе это делать. Он лишь констатирует, что данный закон является конституционным или неконституционным. Закон, признанный неконституционным, остается в сборниках законов, но ни суды, ни другие органы государства не вправе его применять.

Апологеты американской модели, как правило, отмечают процессуальные преимущества данной системы конституционного контроля:

- возможность постановки вопроса о неконституционности правового акта любой стороной судебного процесса;

- возможность рассмотрения дела о неконституционности в любом суде, а не в одном специализированном органе;

- возможность апелляции, что обеспечивает более широкий и глубокий анализ проблемы.

Кроме того, по их мнению, более последовательное проведение принципа состязательности в судах общей юрисдикции тоже является немаловажным плюсом судебного конституционного контроля по американскому образцу[7]. Есть у данной модели конституционного контроля и крупные процессуальные минусы, которые, впрочем, во многом являются продолжением ее преимуществ, а именно:

- связанность суда при разрешении конституционных вопросов обстоятельствами рассматриваемых уголовных и гражданских дел;

- предоставление права оспаривать конституционность нормативных актов и действий только сторонам в процессе;

- возможность применения только последующего конституционного контроля, когда суд рассматривает конституционность закона или иного правового акта, уже вступившего в законную силу.

Источники и литература

Казаклиу А. Актуальные проблемы конституционной юрисдикции Республики Молдова // Конституционное право: Восточно-европейское обозрение. 2001. N 4 (37).

Бондарь Н.С. Конституционный суд России: не "квазисуд", а больше, чем суд // Журнал конституционного правосудия. 2010. N3.

Стрижак А.А. Роль Конституционного суда Украины в обеспечении принципов демократического, правового государства в Украине // Журнал конституционного правосудия. 2010. N 4.

Здзенницки Б. Эффективность права с точки зрения Конституционного Трибунала Польской Республики // Журнал конституционного правосудия. 2010. N 4.

Ливеровский А.А. Петров М.В. Органы конституционного нормоконтроля как квазисуды // Журнал конституционного правосудия. 2010. N3.

Бондарь Н.С. Конституционный суд между Сциллой и Харибдой: место конституционного правосудия в системе разделения властей // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. 2008. Второй выпуск (N 13).

Шульженко Ю.Л., Чиркин В.Е. Конституционный суд России между прошлым и будущим // Государство и право. 2011. N 12.

Зорькин В.Д. Современный мир, право и Конституция. М.: Норма, 2010.

Margareta Mommsen, Angelika Nubberger. Das System Putin. Gelenkte Demokratie und politische Justiz in Russland. Munchen, 2007.

Денисов С.А. Защита Конституционным судом РФ принципов демократии и республики // Конституционное и муниципальное право. 2009. N12.

Haines Ch. G. The American Doctrine of Judicial Supremacy. Berkeley. 1932.

[1] Европейская модель конституционного контроля основана на идеях выдающегося австрийского юриста Ганса Кельзена, основателя нормативного идеализма (нормативизма) и создателя первого в Мире Конституционного суда Австрии (1920 г.). В настоящее время органы конституционного контроля европейского образца действуют в большинстве государств мира, из них более 30 - на европейском континенте.

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д. Зорькина, судей К.В. Арановского, А.И. Бойцова, Н.С. Бондаря, Г.А. Гаджиева, Ю.М. Данилова, Л.М. Жарковой, С.М. Казанцева, С.Д. Князева, А.Н. Кокотова, Л.О. Красавчиковой, С.П. Маврина, Н.В. Мельникова, Ю.Д. Рудкина, О.С. Хохряковой, В.Г. Ярославцева,

заслушав заключение судьи Л.М. Жарковой, проводившей на основании статьи 41 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" предварительное изучение жалобы ПАО "Мечел",

1. В своей жалобе в Конституционный Суд Российской Федерации публичное акционерное общество "Мечел" оспаривает конституционность следующих положений Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации:

части 5 статьи 3, согласно которой в случае отсутствия нормы процессуального права, регулирующей отношения, возникшие в ходе судопроизводства в арбитражных судах, арбитражные суды применяют норму, регулирующую сходные отношения (аналогия закона), а при отсутствии такой нормы действуют исходя из принципов осуществления правосудия в Российской Федерации (аналогия права);

пункта 3 части 2 статьи 39, предусматривающего, что арбитражный суд передает дело на рассмотрение другого арбитражного суда того же уровня в случае, если при рассмотрении дела в суде выяснилось, что оно было принято к производству с нарушением правил подсудности;

части 1 статьи 46, в соответствии с которой иск может быть предъявлен в арбитражный суд совместно несколькими истцами или к нескольким ответчикам (процессуальное соучастие);

части 4 статьи 46, согласно которой соистцы могут вступить в дело до принятия судебного акта, которым заканчивается рассмотрение дела по существу в арбитражном суде первой инстанции;

части 1 статьи 49, в силу которой истец вправе при рассмотрении дела в арбитражном суде первой инстанции до принятия судебного акта, которым заканчивается рассмотрение дела по существу, изменить основание или предмет иска, увеличить или уменьшить размер исковых требований;

части 3 статьи 130, устанавливающей, что арбитражный суд первой инстанции вправе выделить одно или несколько соединенных требований в отдельное производство, если признает раздельное рассмотрение требований соответствующим целям эффективного правосудия;

пункта 3 части 1 статьи 225.1, в соответствии с которым арбитражные суды рассматривают дела по спорам, связанным с созданием юридического лица, управлением им или участием в юридическом лице, являющемся коммерческой организацией, в том числе споры по искам учредителей, участников, членов юридического лица о возмещении убытков, причиненных юридическому лицу, признании недействительными сделок, совершенных юридическим лицом, и (или) применении последствий недействительности таких сделок;

части 1 статьи 225.8, согласно которой в случаях, предусмотренных федеральным законом, участники юридического лица вправе обратиться в арбитражный суд с иском о возмещении убытков, причиненных этому юридическому лицу; такие участники пользуются процессуальными правами и несут процессуальные обязанности истца, а также обладают правом требовать принудительное исполнение решения арбитражного суда в пользу этого юридического лица.

1.1. Как следует из представленных материалов, частная компания с ограниченной ответственностью Атрикс Б.В. (Нидерланды) обратилась в Арбитражный суд Ростовской области с исковым заявлением к ПАО "Мечел", ООО "Управляющая компания "Мечел-Сталь", ООО "Управляющая компания "Мечел-Майнинг", ООО "НК Инвест" и гражданину Г.К. Сомову о привлечении их к гражданско-правовой ответственности в виде взыскания убытков в форме реального ущерба.

В предварительном судебном заседании представитель истца в порядке статьи 49 АПК Российской Федерации заявил ходатайство об уточнении суммы исковых требований, которые после его удовлетворения судом оказались сформулированы следующим образом: о взыскании с ответчиков солидарно убытков в пользу ООО "Ростовский электрометаллургический заводъ" (участником которого с долей 100 процентов является частная компания с ограниченной ответственностью Атрикс Б.В.). В этом же судебном заседании одним из ответчиков - ООО "НК Инвест" было заявлено ходатайство о передаче дела в другой суд по подсудности на основании части 4.1 статьи 38 и пункта 3 части 1 статьи 225.1 АПК Российской Федерации, поскольку заявленные первоначально требования о взыскании убытков в пользу истца вытекали из гражданско-правовых договоров о предоставлении консультационных услуг и, следовательно, спорные правоотношения не являлись корпоративными и подлежали рассмотрению в арбитражном суде по месту нахождения ответчиков (город Москва).

Определением Арбитражного суда Ростовской области от 1 февраля 2017 года ходатайство истца об уточнении исковых требований было удовлетворено и к делу в качестве соистца по инициативе суда было привлечено ООО "Ростовский электрометаллургический заводъ". В удовлетворении ходатайства ответчика о выделении части требований соистцов в отдельное производство и о передаче дела по подсудности было отказано.

Постановлением Пятнадцатого арбитражного апелляционного суда от 17 февраля 2017 года указанное определение в части отказа в удовлетворении ходатайства представителя ответчика о передаче дела в другой арбитражный суд по подсудности было оставлено без изменения.

В части доводов апелляционных жалоб ответчиков о неправомерности принятия судом первой инстанции уточненных исковых требований арбитражный суд апелляционной инстанции со ссылкой на статьи 49, 159, 188 АПК Российской Федерации и с учетом положений пункта 6.1 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 28 мая 2009 года N 36 "О применении Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при рассмотрении дел в арбитражном суде апелляционной инстанции" указал, что такого рода возражения не могут быть предметом самостоятельного оспаривания в апелляционном порядке и могут быть заявлены при обжаловании судебного акта, которым заканчивается рассмотрение дела по существу, в суде апелляционной инстанции, суде кассационной инстанции или при пересмотре дела в порядке надзора.

Решением Арбитражного суда Ростовской области от 18 июля 2017 года в пользу ООО "Ростовский электрометаллургический заводъ" с ответчиков в солидарном порядке взысканы убытки.

Постановлением от 18 сентября 2017 года Пятнадцатый арбитражный апелляционный суд отказал в удовлетворении апелляционной жалобы ответчиков на решение суда первой инстанции, оставив его без изменения.

1.2. Требования заявителя, обращенные к Конституционному Суду Российской Федерации, заключаются в следующем:

признать пункт 3 части 2 статьи 39 и часть 1 статьи 49 АПК Российской Федерации не соответствующими статье 47 (часть 1) Конституции Российской Федерации, поскольку они позволяют арбитражному суду в случае, если при рассмотрении дела в арбитражном суде первой инстанции выяснилось, что оно было принято к производству с нарушением правил подсудности, не передавать дело на рассмотрение другого арбитражного суда того же уровня, продолжить производство по делу и разрешить истцу изменить основание или предмет иска таким образом, что дело становится подсудным осуществляющему его рассмотрение арбитражному суду;

признать часть 5 статьи 3 и часть 4 статьи 46 АПК Российской Федерации не соответствующими статьям 10, 19 (часть 1), 29 (часть 3) и 34 (часть 1) Конституции Российской Федерации, поскольку они позволяют арбитражному суду по собственной инициативе привлекать коммерческую организацию и других лиц без их ходатайств к участию в деле в качестве истца (соистца);

признать пункт 3 части 1 статьи 225.1 и часть 1 статьи 225.8 АПК Российской Федерации не соответствующими статье 47 (часть 1) Конституции Российской Федерации, поскольку они позволяют арбитражному суду рассматривать по правилам исключительной подсудности корпоративных споров исковое требование участника юридического лица о возмещении этому юридическому лицу убытков, причиненных лицом, не являющимся членом совета директоров (наблюдательного совета) юридического лица, единоличным исполнительным органом юридического лица, управляющим либо иным лицом, указанным в законе, однако которое указано истцом в качестве соответчика наряду с названными лицами, к которым может быть предъявлен косвенный иск в соответствии с законом.

2. Конституционный Суд Российской Федерации, изучив представленные материалы, не находит оснований для принятия данной жалобы к рассмотрению.

Применение аналогии закона (оспариваемая норма части 5 статьи 3 АПК Российской Федерации) обусловлено необходимостью восполнения пробелов в правовом регулировании тех или иных отношений. Закрепление подобного права в процессуальном законе вытекает из принципа самостоятельности судебной власти и является одним из проявлений дискреционных полномочий суда, необходимых для осуществления правосудия, поскольку невозможность применения норм права по аналогии при наличии неурегулированных отношений привела бы к невозможности защиты прав граждан и в конечном итоге к ограничению их конституционных прав. При применении такого рода аналогии суд не подменяет законодателя и не создает новые правовые нормы, действуя в рамках закона (Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 16 марта 2006 года N 76-О). Таким образом, норма части 5 статьи 3 АПК Российской Федерации как сама по себе, так и в системной связи с оспариваемыми положениями о процессуальном соучастии, не подразумевая ее применения вопреки предусмотренным процессуальным законом правилам привлечения соистца, не может рассматриваться как нарушающая конституционные права заявителя в указанном им аспекте.

Предусмотренное частью 1 статьи 49 АПК Российской Федерации право истца при рассмотрении дела в арбитражном суде первой инстанции до принятия судебного акта, которым заканчивается рассмотрение дела по существу, изменить основание или предмет иска, не допуская одновременного изменения и предмета, и основания иска, вытекает из конституционно значимого принципа диспозитивности, который, в частности, означает, что процессуальные отношения в гражданском судопроизводстве возникают, изменяются и прекращаются главным образом по инициативе непосредственных участников спорного материального правоотношения (Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 21 мая 2015 года N 1119-О).

Положения, предоставляющие арбитражному суду первой инстанции право выделить одно или несколько соединенных требований в отдельное производство (часть 3 статьи 130 АПК Российской Федерации), закрепляют за арбитражным судом полномочия, необходимые для эффективного осуществления правосудия, и не регулируют процессуальных правоотношений, связанных с определением арбитражного суда, которому в соответствии с законом подсудно конкретное дело, и передачей дела, рассмотрение которого не относится к компетенции арбитражного суда, в производстве которого оно находится, в другой арбитражный суд.

Оспариваемые в жалобе ПАО "Мечел" законоположения, устанавливающие, что арбитражные суды рассматривают дела по искам учредителей, участников, членов юридического лица о возмещении убытков, причиненных юридическому лицу (пункт 3 части 1 статьи 225.1 АПК Российской Федерации), и предписывающие, что в случаях, предусмотренных федеральным законом, участники юридического лица вправе обратиться в арбитражный суд с иском о возмещении убытков, причиненных этому юридическому лицу, пользуясь при этом процессуальными правами и неся процессуальные обязанности истца, а также обладают правом требовать принудительное исполнение решения арбитражного суда в пользу этого юридического лица (часть 1 статьи 225.8 АПК Российской Федерации), рассматриваемые в системном единстве, в частности, с нормами гражданского законодательства об ответственности лиц, уполномоченных выступать от имени юридического лица, и лиц, определяющих действия юридического лица (статья 53.1 ГК Российской Федерации), направлены на реализацию требования эффективности правосудия и не допускают возможности рассмотрения в этом порядке требований о возмещении убытков, причиненных юридическому лицу, к иным лицам.

Оспариваемый заявителем пункт 3 части 2 статьи 39 АПК Российской Федерации, обязывающий арбитражный суд передать дело на рассмотрение другого арбитражного суда того же уровня в случае, если при рассмотрении дела в суде выяснилось, что оно было принято к производству с нарушением правил подсудности, - с учетом положений процессуального закона, определяющих подсудность спора, - направлен на исправление возможной ошибки, допущенной судом при принятии искового заявления к производству, и на реализацию тем самым права, гарантированного статьей 47 (часть 1) Конституции Российской Федерации.

Таким образом, сами по себе нормы, указанные в обращении ПАО "Мечел", не допускают их произвольного применения арбитражными судами, предполагают во взаимосвязи со статьями 271, 289 и 308.1 АПК Российской Федерации рассмотрение судом соответствующей инстанции всех доводов лиц, заинтересованных в пересмотре судебного акта, и мотивированное их отклонение в случае необоснованности, а потому не могут рассматриваться как нарушающие конституционные права и свободы ПАО "Мечел" в обозначенном им аспекте.

Проверка же законности и обоснованности судебных актов, вынесенных по делу с участием заявителя, установление правильности применения оспариваемых норм в конкретном деле, в частности разрешение вопроса о том, было ли рассмотрено дело с участием заявителя в соответствии с правилами подсудности, предполагает проверку правомерности вывода арбитражного суда о характере взаимоотношений сторон, наличия оснований для процессуального соучастия лиц в деле заявителя (что подразумевает установление и исследование фактических обстоятельств дела) и не относится к компетенции Конституционного Суда Российской Федерации в силу статьи 125 Конституции Российской Федерации и статьи 3 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации".

Исходя из изложенного и руководствуясь пунктом 2 статьи 43 и частью первой статьи 79 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", Конституционный Суд Российской Федерации

1. Отказать в принятии к рассмотрению жалобы публичного акционерного общества "Мечел", поскольку она не отвечает требованиям Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", в соответствии с которыми жалоба в Конституционный Суд Российской Федерации признается допустимой.

2. Определение Конституционного Суда Российской Федерации по данной жалобе окончательно и обжалованию не подлежит.

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д. Зорькина, судей К.В. Арановского, А.И. Бойцова, Н.С. Бондаря, Г.А. Гаджиева, Ю.М. Данилова, Л.М. Жарковой, С.М. Казанцева, С.Д. Князева, А.Н. Кокотова, Л.О. Красавчиковой, С.П. Маврина, Н.В. Мельникова, Ю.Д. Рудкина, В.Г. Ярославцева,

рассмотрев вопрос о возможности принятия жалобы гражданина В.И. Самсонова к рассмотрению в заседании Конституционного Суда Российской Федерации,

1. Гражданин В.И. Самсонов, осужденный за совершение преступлений, утверждает, что статьи 16 "Обеспечение подозреваемому и обвиняемому права на защиту", 47 "Обвиняемый", 51 "Обязательное участие защитника" и 202 "Получение образцов для сравнительного исследования" УПК Российской Федерации противоречат статье 48 (часть 2) Конституции Российской Федерации, поскольку позволяют следователю получить образец слюны обвиняемого без присутствия при этом его защитника.

2. Конституционный Суд Российской Федерации, изучив представленные материалы, не находит оснований для принятия данной жалобы к рассмотрению.

Статья 16 УПК Российской Федерации, закрепляя обеспечение подозреваемому и обвиняемому права на защиту в качестве принципа уголовного процесса, в части первой устанавливает, что подозреваемому и обвиняемому обеспечивается право на защиту, которое они могут осуществлять лично либо с помощью защитника и (или) законного представителя, а в части третьей - что в случаях, предусмотренных данным Кодексом, обязательное участие защитника и (или) законного представителя подозреваемого или обвиняемого обеспечивается должностными лицами, осуществляющими производство по уголовному делу. Право пользоваться помощью защитника, в том числе бесплатно в случаях, предусмотренных данным Кодексом, а также право иметь свидания с защитником наедине и конфиденциально, в том числе до первого допроса обвиняемого, без ограничения их числа и продолжительности гарантированы пунктами 8 и 9 части четвертой статьи 47 УПК Российской Федерации. Статья 51 данного Кодекса определяет случаи обязательного участия защитника и порядок его вступления в дело, а равно обязывает дознавателя, следователя или суд обеспечить участие защитника в уголовном судопроизводстве, если в таких случаях защитник не приглашен самим подозреваемым, обвиняемым, его законным представителем, другими лицами по поручению или с согласия подозреваемого, обвиняемого. При этом согласно пункту 5 части первой статьи 53 УПК Российской Федерации с момента вступления в уголовное дело защитник вправе участвовать в допросе подозреваемого, обвиняемого, в иных следственных действиях, производимых с участием подозреваемого, обвиняемого либо по его ходатайству или ходатайству самого защитника в порядке, установленном данным Кодексом.

По смыслу приведенных норм, обвиняемый вправе воспользоваться помощью защитника и при получении у него следователем в порядке статьи 202 УПК Российской Федерации образцов почерка или иных образцов для сравнительного исследования, а защитник обвиняемого правомочен участвовать в этом процессуальном действии.

Таким образом, оспариваемые заявителем нормы не могут расцениваться как нарушающие его права в указанном им аспекте. Кроме того, вопреки требованию части второй статьи 96 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", заявитель не представил документ, которым подтверждалось бы применение данных норм судом при разрешении его конкретного дела, что является самостоятельным основанием для отказа в принятии жалобы к рассмотрению.

Исходя из изложенного и руководствуясь пунктом 2 статьи 43, частью первой статьи 79, статьями 96 и 97 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", Конституционный Суд Российской Федерации

1. Отказать в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Самсонова Виталия Ивановича, поскольку она не отвечает требованиям Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", в соответствии с которыми жалоба в Конституционный Суд Российской Федерации признается допустимой.

2. Определение Конституционного Суда Российской Федерации по данной жалобе окончательно и обжалованию не подлежит.

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д. Зорькина, судей К.В. Арановского, А.И. Бойцова, Н.С. Бондаря, Г.А. Гаджиева, Ю.М. Данилова, Л.М. Жарковой, С.М. Казанцева, С.Д. Князева, А.Н. Кокотова, Л.О. Красавчиковой, С.П. Маврина, Н.В. Мельникова, Ю.Д. Рудкина, В.Г. Ярославцева,

заслушав заключение судьи Ю.М. Данилова, проводившего на основании статьи 41 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" предварительное изучение жалобы гражданки О.Б. Анисимовой,

1. В соответствии с подпунктом 2 пункта 3 статьи 6 Федерального закона от 31 мая 2002 года N 63-ФЗ "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации" адвокат вправе опрашивать с их согласия лиц, предположительно владеющих информацией, относящейся к делу, по которому адвокат оказывает юридическую помощь.

Пункт 1 части третьей статьи 56 УПК Российской Федерации устанавливает, что не подлежат допросу в качестве свидетелей судья, присяжный заседатель - об обстоятельствах уголовного дела, которые стали им известны в связи с участием в производстве по данному уголовному делу.

Конституционность приведенных законоположений оспаривает гражданка О.Б. Анисимова, которая, являясь адвокатом, участвовала в качестве защитника гражданина Е. в уголовном деле, рассматриваемом судом с участием присяжных заседателей. По результатам судебного разбирательства в суде первой инстанции на основании обвинительного вердикта присяжных 5 апреля 2018 года постановлен обвинительный приговор.

Предполагая, что при вынесении вердикта присяжными заседателями была нарушена тайна совещания, заявительница, действуя в качестве адвоката, в ходе подготовки к апелляционному обжалованию приговора опросила четверых присяжных заседателей с их согласия об обстоятельствах этого совещания и оформила данные ими показания как объяснения. В ходе рассмотрения апелляционной жалобы О.Б. Анисимова заявила ходатайство о приобщении к материалам уголовного дела полученных ею объяснений и об их оглашении, а также о допросе двух присяжных заседателей в качестве свидетелей. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации, принимая решение об оставлении приговора без изменения, а апелляционных жалоб - без удовлетворения, отказала в удовлетворении ходатайства, указав, в частности, что представленные объяснения присяжных заседателей не подлежат проверке, поскольку в силу требований части третьей статьи 56 УПК Российской Федерации участвовавший в деле присяжный заседатель не только не может быть допрошен в качестве свидетеля, но и опрошен адвокатом независимо от его согласия по обстоятельствам его участия в конкретном деле (апелляционное определение от 7 февраля 2019 года).

При этом суд апелляционной инстанции одновременно вынес частное определение, обратив внимание президента Адвокатской палаты Курганской области на недопустимость нарушений требований закона адвокатом О.Б. Анисимовой в ходе производства по названному уголовному делу и обязав сообщить о принятых мерах в Верховный Суд Российской Федерации (частное определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации от 7 февраля 2019 года).

Совет Адвокатской палаты Курганской области по результатам дисциплинарного производства принял решение о наличии в действиях О.Б. Анисимовой нарушений требований статьи 7 Федерального закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации" и статьи 12 Кодекса профессиональной этики адвоката (принят I Всероссийским съездом адвокатов 31 января 2003 года) и о применении меры дисциплинарной ответственности в виде предупреждения (решение от 15 мая 2019 года).

Не согласившись с вынесенным в отношении нее частным определением, О.Б. Анисимова обратилась с надзорной жалобой в Верховный Суд Российской Федерации, однако в передаче данной жалобы для рассмотрения в судебном заседании Президиума Верховного Суда Российской Федерации ввиду отсутствия к тому оснований ей было отказано (постановление судьи Верховного Суда Российской Федерации от 26 декабря 2019 года).

Заявительница просит признать пункт 1 части третьей статьи 56 УПК Российской Федерации и подпункт 2 пункта 3 статьи 6 Федерального закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации" не противоречащими Конституции Российской Федерации, ее статьям 15 (часть 4), 17 (часть 1), 19 (части 1 и 2), 37 (часть 1), 46 (части 1 и 2), 48 (часть 1), 55 (часть 3) и 123 (часть 3), в той мере, в какой по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующего правового регулирования они позволяют адвокату опрашивать присяжных заседателей об обстоятельствах нарушения тайны совещания и ставить вопрос об их допросе в суде при условии, что в ходе адвокатского опроса и судебного допроса не будут раскрыты обстоятельства уголовного дела, которые стали известны присяжным заседателям в связи с их участием в производстве по данному уголовному делу.

2. В Постановлении от 7 июля 2020 года N 33-П, принятом по итогам рассмотрения жалобы гражданина Р.А. Алиева о проверке конституционности пункта 1 части третьей статьи 56 УПК Российской Федерации, Конституционный Суд Российской Федерации признал названную норму не противоречащей Конституции Российской Федерации в той мере, в какой в системе действующего правового регулирования по своему конституционно-правовому смыслу она:

не препятствует суду апелляционной инстанции по обоснованному ходатайству стороны, оспаривающей приговор, постановленный судом с участием присяжных заседателей, пригласить в судебное заседание присяжных для выяснения обстоятельств предполагаемого нарушения тайны их совещания или иных нарушений уголовно-процессуального закона при обсуждении и вынесении вердикта без придания им при этом процессуального статуса свидетеля;

предполагает право лиц, участвовавших в деле в качестве присяжных, дать пояснения суду апелляционной инстанции по поводу указанных обстоятельств, не разглашая при этом сведения о суждениях, имевших место во время совещания, о позициях присяжных при голосовании по поставленным перед ними вопросам.

В силу статьи 6 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" конституционно-правовой смысл пункта 1 части третьей статьи 56 УПК Российской Федерации, выявленный в данном Постановлении, является общеобязательным и исключает любое иное его истолкование в правоприменительной практике.

Одновременно Конституционный Суд Российской Федерации разъяснил, что предметом процедуры, в которой устанавливаются нарушения тайны совещания присяжных, выступают - как следует из статей 298, 333 и 341 УПК Российской Федерации и правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации - не составляющие тайну суждения присяжных сведения, касающиеся существа и обстоятельств разрешения в совещательной комнате поставленных перед ними вопросов, а факты нарушений уголовно-процессуального закона, которые ставят (могут поставить) под сомнение независимость и беспристрастность присяжных.

Так, информация о высказывании присяжными своих мнений по рассматриваемому уголовному делу до обсуждения вопросов при вынесении вердикта, об их общении с лицами, не входящими в состав суда, по поводу обстоятельств этого дела, о собирании данных по делу вне судебного заседания, о стороннем воздействии на них при обсуждении вердикта и при голосовании, о присутствии в совещательной комнате других лиц, помимо присяжных, свидетельствует о нарушении уголовно-процессуального закона либо ином противоправном поведении самих присяжных или других лиц и не может расцениваться в качестве сведений, ставших известными присяжным в связи с участием в производстве по уголовному делу, применительно к пункту 1 части третьей статьи 56 УПК Российской Федерации. Не является она и сведениями, составляющими тайну совещания присяжных, а потому такая информация может стать предметом изучения и оценки суда апелляционной инстанции, в том числе с привлечением к разрешению этого вопроса осведомленных лиц, каковыми могут быть и присяжные заседатели. При этом предпосылкой для изучения судом такой информации, в том числе для заявления ходатайств о приглашении в судебное заседание присяжных с целью выяснения обстоятельств предполагаемого нарушения тайны их совещания или иных нарушений уголовно-процессуального закона при обсуждении и вынесении вердикта, может являться опрос адвокатом с их согласия лиц, предположительно владеющих информацией, относящейся к делу, по которому адвокат оказывает юридическую помощь (подпункт 2 пункта 3 статьи 6 Федерального закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации").

Правовые позиции, сформулированные Конституционным Судом Российской Федерации в указанном Постановлении, сохраняют свою силу.

Поскольку первичная жалоба О.Б. Анисимовой поступила в Конституционный Суд Российской Федерации до принятия к рассмотрению жалобы Р.А. Алиева, правоприменительные решения по ее делу, принятые на основании пункта 1 части третьей статьи 56 УПК Российской Федерации в истолковании, расходящемся с его конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом Российской Федерации в Постановлении от 7 июля 2020 года N 33-П, и примененного во взаимосвязи с ним в таком истолковании подпункта 2 пункта 3 статьи 6 Федерального закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации", в силу части второй статьи 100 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" подлежат пересмотру в установленном порядке при условии, что для этого нет иных препятствий.

Исходя из изложенного и руководствуясь пунктом 3 статьи 43, частью четвертой статьи 71, частью первой статьи 79 и частью второй статьи 100 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", Конституционный Суд Российской Федерации

1. Признать жалобу гражданки Анисимовой Ольги Борисовны не подлежащей дальнейшему рассмотрению в заседании Конституционного Суда Российской Федерации, поскольку для разрешения поставленного заявительницей вопроса не требуется вынесения предусмотренного статьей 71 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" итогового решения в виде постановления.

2. Правоприменительные решения по делу Анисимовой Ольги Борисовны, принятые на основании пункта 1 части третьей статьи 56 УПК Российской Федерации в истолковании, расходящемся с его конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом Российской Федерации в Постановлении от 7 июля 2020 года N 33-П, и примененного во взаимосвязи с ним в таком истолковании подпункта 2 пункта 3 статьи 6 Федерального закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации", в силу части второй статьи 100 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" подлежат пересмотру в установленном порядке при условии, что для этого нет иных препятствий.

3. Определение Конституционного Суда Российской Федерации по данной жалобе окончательно и обжалованию не подлежит.

С вопросом о месте и роли Конституционного Суда РФ в национальной системе разделения властей связаны все актуальные проблемы - фундаментальные, теоретические, практически-прикладные - конституционного контроля, включая вопросы о юридической природе актов конституционного правосудия как итоговой правовой формы конституционно-контрольной деятельности, степени их обязательности для иных судебных органов, а также для органов законодательной и исполнительной власти и т.д. Обратим внимание прежде всего на те вопросы, которые напрямую касаются основной темы данного исследования.

2.2.1. Не "квазисуд", а непосредственный носитель

В юридической науке (не только Российской Федерации) сформировались различные, зачастую полярные взгляды: от признания конституционного суда исключительно в качестве одного из органов судебной власти, осуществляющего решение споров о праве (конституционном) в порядке чисто правоприменительной деятельности, до обоснования особого характера данного института - как носителя самостоятельной контрольной либо даже законодательной власти.

Применительно к Российской Федерации бесспорным является, что Конституционный Суд занял достаточно прочное место в системе органов государственной власти. Подтверждением этого являются конституционно-правовые характеристики данного органа; они носят не декларативно-статусный, а функционально-динамический характер, нуждаются в постоянном подтверждении своей эффективности в процессе деятельности Конституционного Суда и выстраивания его взаимоотношений со всеми другими ветвями власти.

С этим же связаны, пожалуй, одна из основополагающих характеристик статусного положения Конституционного Суда и, соответственно, решение вопроса о том, является этот орган полноценным судебным органом или чем-то иным, не вполне доросшим до суда, "квазисудом".

Конечно, в научно-теоретическом плане возможны различные мнения и оценки на этот счет. Свидетельством научного плюрализма мнений по этим вопросам как раз и является попытка придать Конституционному Суду РФ статус "квазисуда", предпринятая, например, в одной из недавних публикаций (она так и называется - "Органы конституционного нормоконтролякак "квазисуды" ). Статья, безусловно, заслуживает внимания, и не только благодаря своей полемичности, но и определенности, бескомпромиссности, можно сказать, обнаженности авторской позиции о статусе органов конституционного нормоконтроля в Российской Федерации как "квазисудов".

См.: Ливеровский А.А., Петров М.В. Органы конституционного нормоконтролякак "квазисуды" // Журнал конституционного правосудия. 2010. N 3.

Конечно, при анализе данной проблематики трудно избежать оценочных моментов и, соответственно, непросто удержаться от субъективных пристрастий (тем более, имея в виду свои не только научные, но и профессиональные пристрастия и предпочтения). Вместе с тем даже субъективные подходы могут быть подвергнуты оценке с точки зрения неких бесспорных, объективных характеристик, учитывающих, например, действующее законодательство, практику реализации соответствующих норм и институтов и т.п.

Действительно, в научной литературе достаточно широко используется понятие квазисуда, но применительно не к судебным органам конституционного контроля, а к органам конституционногонадзора. В этом плане вполне адекватной природе соответствующего органа является, например, оценка Конституционного совета Франции - в существовавшей до недавнего времени системе правового регулирования - как "квазисуда" . Конституционный совет Франции действительно не являлся полноценным судебным органом, как и ряд аналогичных институтов конституционного надзора в других странах (например, в СНГ это Конституционный совет Республики Казахстан) . Близкие к этому оценки были, кстати, применимы и к Комитету конституционного надзора СССР . Но могут ли они распространяться на Конституционный Суд РФ?

См.: Авакьян С.А. Конституционное право России: В 2 т. 2-е изд. Т. 2. М., 2007. С. 616.

См., например, Остапович И.Ю. Сравнительно-правовое исследование конституционных советов Франции и Казахстана // Правовые проблемы укрепления российской государственности / Под ред. В.Ф. Воловича. Томск, 2004. Ч. 17. С. 152 - 155; Хлобыстова К.А. Конституция и модели конституционного контроля// Конституционное и муниципальное право. 2006. N 2; Хитрин Ю. О практике Конституционного Совета Республики Казахстан по обеспечению верховенства и стабильности Конституции // Конституционное правосудие. Вестник Конференции органов конституционного контроля стран молодой демократии. Ереван, 2004. Вып. 2.

См.: Митюков М.А. Предтеча конституционного правосудия (к истории Комитета конституционного надзора СССР) // Конституционное правосудие. Вестник Конференции органов конституционного контроля стран молодой демократии. Ереван, 2005. Вып. 4. С. 31 - 56.

Какие аргументы возможны для доказательства, что Конституционный Суд РФ всего лишь "квазисуд"? Насколько они убедительны? Насколько полно учитываются при этом реальные законодательные, конституционно-правовые характеристики данного органа, его статусное место и функциональное назначение в системе разделения властей новой российской государственности , равно как и существующие в специальной литературе иные доктринальные подходы по данному вопросу?

При этом - попутно будет отмечено - нельзя пройти мимо попытки авторов сформулировать единые подходы к пониманию юридической природы национального конституционного нормоконтроля безотносительно к тому, идет ли речь о Конституционном Суде РФ или конституционных (уставных) судах субъектов Федерации. Представляется, однако, что подобная методология исследования должна быть подкреплена обоснованием реального правового единства (целевого, функционального, процессуально-процедурного и т.д.) федерального и региональных органов конституционного контроля. Но такое единство как раз отсутствует, на что справедливо обращают внимание сами авторы.

Отличительными особенностями конституционно-судебной нормоконтрольной деятельности как "квазисудебной" - в сопоставлении с ординарным судопроизводством - являются, в частности, такие как: 1) отсутствие спора о праве при рассмотрении отнесенных к компетенции органов конституционного нормоконтроля дел; 2) неприменимость критерия справедливости к осуществлению нормоконтроля; 3) "утрата содержательного наполнения" принципа состязательности и равноправия сторон в нормоконтрольной деятельности; 4) невозможность установления юридических фактов (а значит, недопустимость проверки нормативных правовых актов по порядку принятия и подписания) и некоторые другие.

Нельзя, однако, не отметить, что все эти тезисы могут быть критически оценены не только в доктринальном плане, но и с позиций действующего законодательства, равно как и практики Конституционного Суда РФ . Действительно, конституционное правосудие обладает спецификой, порой существенной, в сопоставлении с иными формами правосудия. Очевиден, однако, тот факт, что особенностями конституционного правосудия не могут "отменяться" конституционные установления о статусе органа, осуществляющего эти функции, как судебного.

Так, например, подчиненность конституционного нормоконтроля требованию справедливости наглядно подтверждается практикой Конституционного Суда РФ, в которой принцип справедливости (самостоятельно или во взаимосвязи с иными конституционными принципами) является одним из основных критериев оценки конституционности нормативных правовых актов. Только в 2009 г. принцип справедливости был задействован Конституционным Судом РФ в 16 из 20 принятых постановлений. И это вполне естественно: Конституционный Суд, обеспечивая защиту основ конституционного строя, основных прав и свобод человека и гражданина, обязан принимать решения, которые отвечают критерию конституционной законности, являются обоснованными, а проверяемые на соответствие Конституциизаконодательные ограничения прав и свобод - соразмерными и справедливыми. Эти требования вытекают из взаимосвязанных нормч. 2 ст. 15,ч. 1 ст. 46,ч. 3 ст. 55,ст. ст. 120,125Конституции РФ и конкретизирующих их положенийст. ст. 3,5,29и75Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации".

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: