Арбитражный суд как заработать
Обновлено: 19.04.2024
В рубрике «Познакомьтесь» мы пишем о людях, которые выбрали не самый очевидный способ зарабатывать или тратить деньги.
В этом выпуске — арбитражная управляющая. Это тот человек, что во время процедуры банкротства по назначению суда управляет деньгами должника, распродает его имущество и следит, чтобы он расплатился с кредиторами. Она рассказала, как проходит этот процесс и сколько можно на нем заработать, какие люди обычно становятся банкротами в России и почему их число растет.
Это история читателя из Сообщества Т—Ж. Редакция задала наводящие вопросы, бережно отредактировала и оформила по стандартам журнала.
Карьера
У меня два высших образования. Первое — юридическое, училась в Саратовской государственной академии права, окончила ее в 2002 году. Потом захотела поменять сферу — поступила в Финансовую академию (сейчас это университет) при правительстве РФ на специальность «бухучет, финансовый анализ, аудит».
Юристом работала с 2002 по 2019 год. Сначала в Саратове, в юридическом отделе строительной компании. Это была работа для начального уровня, я получала 3000 Р в месяц. Через два года прошла собеседование на должность главного юрисконсульта крупной консалтинговой компании в Москве. Через четыре года зарабатывала там 4000 $ и иногда, на усмотрение руководителя, получала премии в конверте. В 2007 году устроилась в юридический отдел очень крупного банка: мне нужен был белый доход, чтобы оформить ипотеку, сбережений на квартиру не хватало. Дослужилась до начальника отдела.
В 2014 году получила дополнительное образование в сфере антикризисного управления — это деятельность арбитражных управляющих, которых назначают в делах о банкротстве.
Такие курсы организовывают большинство крупных вузов, у которых есть соглашение с Росреестром. Обучение длится 780 часов, 6 месяцев. Я дистанционно училась в Высшей школе экономики, заплатила 56 000 Р . В конце сдала сложный квалификационный экзамен. Его принимает Росреестр, он проводится в очной форме — по билетам, в присутствии комиссии. В каждом билете — три вопроса по разным темам законодательства о банкротстве.
Потом было два года стажировки в саморегулируемой организации арбитражных управляющих (СРО). Это обязательный этап для начала работы, но он был лишь формальностью: от меня ничего не требовали, а я заплатила 10 000 Р .
Каждый арбитражный управляющий должен состоять в СРО, организация распределяет между нами работу. Всего в России примерно 50 СРО, в них состоят почти 20 тысяч арбитражных управляющих. Реально из них работают примерно 10 тысяч: остальные, по данным Росреестра, дисквалифицированы за нарушения в работе.
Я начала брать дела по банкротствам в ноябре 2016 года. Сначала совмещала: с 9:00 до 18:00 работала в банке, с 20:00 до полуночи занималась банкротствами. Чувствовала нестабильность своего положения на основной работе — и оказалась права: у банка отобрали лицензию, а всех сотрудников уволили.
Тогда мне повезло: довольно скоро бывший коллега предложил работу в многопрофильном холдинге. До марта 2019 года я руководила там корпоративной службой и получала 275 000 Р плюс годовой бонус в размере шести месячных окладов. По иронии судьбы холдинг обанкротился. После этого я переключилась на работу арбитражным управляющим, хотя всегда рассматривала это занятие как подработку.
Работа с банкротствами
Чтобы начать работать, нужно соответствовать большому количеству критериев: высшее образование, повышение квалификации, двухлетняя стажировка в СРО, двухлетний стаж работы на управленческой должности. Нельзя иметь судимости и числиться в реестре дисквалифицированных лиц налоговой службы — туда попадают люди, которые совершили административные правонарушения. Еще нужно вложить немало денег. На некоторые взносы СРО предоставила мне беспроцентную рассрочку на четыре года.
Расходы арбитражного управляющего
от 40 000 Р . Например, не оспорил сделку с квартирой в Москве — считай, что причинил кредиторам вред в размере стоимости такой квартиры. Без страховки его пришлось бы возмещать
Я специализируюсь на банкротстве физических лиц и индивидуальных предпринимателей, иногда веду дела по юридическим лицам. Банкротство физлица проще и занимает меньше времени.
Во время процедуры банкрот не распоряжается своим имуществом и деньгами. Его банковские счета блокируются — каждый месяц я снимаю деньги и выдаю ему прожиточный минимум. Имущество тоже на время переходит в управление к арбитражному управляющему — в том числе то, что купили во время брака. Новые сделки с имуществом не регистрируются.
Моя задача — организовать продажу имущества банкротов, которое вошло в так называемую конкурсную массу, и рассчитаться с кредиторами.
Процесс
Все банкротства делятся на два типа: когда должник банкротит себя сам и когда его банкротит кредитор либо государство в лице налоговой службы — если есть долг по платежам в бюджет.
В апреле из-за пандемии правительство ввело мораторий на возбуждение дел о банкротстве по заявлению кредиторов, но только для некоторых компаний и предпринимателей. Он действует до 7 января 2021 года и не распространяется на случаи, когда должник сам заявляет о своем банкротстве.
Подать в суд заявление о признании должника банкротом может любой кредитор при просрочке более трех месяцев. Банкротят граждан при крупной задолженности: от полумиллиона рублей в сумме.
Потом клиент — сам или через юриста — обращается в СРО, просит дать для банкрота управляющего и вносит на депозит арбитражного суда вознаграждение за его работу, 25 000 Р . Если должника банкротит государство или компания, платят они.
СРО анализирует, чьи компетенции подойдут в этом деле, и предлагает работу — нам несколько раз в неделю приходят письма со списком вариантов. Я их просматриваю и пишу, на что согласна.
Я сама определяю объем работы и решаю, сколько банкротов в какой месяц мне брать на сопровождение. Спрос на услуги управляющего превышает предложение, поэтому работа есть.
После того как арбитражный суд признает должника банкротом, управляющий начинает свою работу. Суд может ввести две процедуры: реструктуризацию долга или реализацию имущества.
Реализация имущества. Если суд отказывается принять план реструктуризации, вводится процедура реализации имущества. Тут задача финансового управляющего — найти имущество банкрота в реестре и продать, чтобы погасить долг. Еще он проводит финансовый анализ деятельности гражданина за три года, проверяет подозрительные сделки.
Иногда должники перед банкротством пытаются вывести имущество из владения, чтобы сохранить его, — например дарят родственнику. Это плохая идея: информация обо всех сделках должника будет отражена в выписке из ЕГРН, которую обязательно запросит финансовый управляющий. Закон о банкротстве позволяет нам оспорить сделку и вернуть имущество в конкурсную массу. Еще управляющий может сделать вывод о признаках преднамеренного или фиктивного банкротства.
Преднамеренное банкротство — это когда должник умышленно ухудшает свое положение, чтобы его признали банкротом. Например, один гражданин обратился в фирму, которая специализируется на помощи заемщикам в получении кредитов. Они ему помогли подготовить и подать заявки одновременно в большое количество банков. Он прошел проверку как надежный заемщик — семь банков одобрили ему кредит. В течение нескольких дней он обналичил деньги со своих ссудных счетов. Пропал, по кредитам не платил, а через полгода подал в суд на банкротство. Поскольку должник не смог объяснить, куда он потратил кредитные средства и почему сразу после получения кредитов уволился с работы, суд сделал вывод о преднамеренном банкротстве.
Фиктивное банкротство — это когда должник подает на банкротство, желая освободиться от долгов, но при этом у него есть имущество, которого достаточно для удовлетворения требований кредиторов. Арбитражный управляющий обязан сообщить об этом суду, а если есть основания — и в правоохранительные органы. Должнику это грозит административной или уголовной ответственностью.
Для поиска имущества мы пишем запросы в банки и органы, которые регистрируют квартиры, дачи, земельные участки, плавательные средства, самоходную и авиатехнику, патенты. На эти запросы нам должны ответить в течение семи дней. Продавать для погашения долга нельзя единственное жилье, вещи индивидуального пользования вроде одежды и обуви, имущество, которое нужно для профессиональной деятельности, продукты, призы и государственные награды. Но, например, если квартира в ипотеке, то ее могут выставить на продажу.
Бывают сложные случаи: если старая стиральная машинка стоит меньше 10 тысяч рублей, то продавать ее смысла нет, потому что расходы на продажу превысят сумму дохода. А если речь идет о дизайнерской мебели стоимостью выше 10 тысяч рублей, финансовый управляющий обязан ее продать.
Оценку имущества проводит финансовый управляющий, а если оно залоговое, цену и порядок продажи определяет залоговый кредитор. Имущество стоимостью до 100 тысяч рублей можно продавать напрямую: публиковать объявления в едином федеральном реестре сведений о банкротстве или на «Авито» и заключать договор купли-продажи. Все остальное выставляется на торги.
Торги проходят онлайн, на специальных лицензированных торговых площадках. На первом этапе цена растет согласно шагу аукциона. Если покупатель не нашелся, на втором этапе идет первое понижение цены, как правило на 10%. Если и после второго этапа имущество не продано, финансовый управляющий переходит к публичным торгам на специальных электронных площадках — тогда цена последовательно снижается до минимальной. Иногда она падает на 80—90% . Есть предприниматели, которые профессионально занимаются скупкой имущества с торгов и перепродажей.
После продажи имущества и завершения расчетов с кредиторами финансовый управляющий представляет в арбитражный суд подробный отчет. Это важный этап: там содержатся сведения о конкурсной массе, реализации имущества должника, требованиях кредиторов и проценте их удовлетворения. Обычно этот процент невысок. Бывает, что кредиторы получают 70—100% , но редко.
Довольно часто у должника вообще нет имущества, которое можно продать, — тогда кредиторы не получают ничего.
Самое большое требование кредиторов в моей практике — 12 млн рублей. Погашения не было, дело завершилось освобождением должника от кредитных обязательств.
Но есть обязательства, на которые банкротство не распространяется: возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью, выплата зарплаты или выходного пособия, возмещение морального вреда или алименты. Их банкроту все равно придется выплачивать.
Заседания
Я планирую свой график примерно на месяц вперед, отталкиваясь от назначенных судебных заседаний. Хожу в суд только на важные: финальные отчеты, оспаривание сделок. По всем остальным судебным спорам заранее пишу в суд свою позицию и прошу рассмотреть в мое отсутствие. В среднем хожу на 7—10 заседаний в месяц.
В эти дни не планирую других дел: заседания в арбитражных судах задерживаются, приходится долго ждать своей очереди в коридоре. Мой рекорд — пять часов. В среднем на одно дело отводится 3—5 минут. Этого не хватает, но суды перегружены, особенно в Москве и Московской области. В день у судьи может быть более 50 заседаний. Понятно, что по факту судьи рассматривают дела дольше — и график съезжает.
Самая острая проблема — относительная нестабильность законодательства. Есть закон о банкротстве, по которому мы все работаем. Но есть еще и Верховный суд, который дает разъяснения о применении судами норм закона. Порой эти разъяснения в корне меняют трактовку закона. Нужно постоянно быть в тонусе, отслеживать судебную практику и все изменения.
Судебные инвестиции (когда можно финансово поддержать истца и потом получить часть отсуженных им денег) — отрасль в России новая, но набирающая обороты. Объем рынка уже десятки миллиардов рублей в год. О том, почему развитие судебного финансирования должно стать трендом ближайших лет, в колонке для Forbes рассуждает предправления Ассоциации юристов России и участника списка Forbes Владимира Груздева.
Инвестиции в судебные споры для бизнеса — это новая и достаточно интересная сфера деятельности, где открываются хорошие возможности получения прибыли. По оценкам экспертов, рынок только арбитражных дел составляет 90–100 млрд рублей, причем речь идет о делах с суммой взыскания более 10 млн рублей. Для юристов активное внедрение в практику механизмов судебного инвестирования ценно не только само по себе, но и как стимул новых процессов, а значит, новых гонораров. Действительно, у практикующих юристов появляется больше работы за счет дел, ранее не инициировавшихся в силу отсутствия источников финансирования. Но ценность института судебного инвестирования для правового сообщества отнюдь не в этом.
В качестве примера можно привести страховые споры с участием граждан. В 2018 году суды рассмотрели 335 000 таких дел, по 90% из них исковые требования удовлетворены. Общая взысканная сумма достигла 33 млрд рублей. Безусловно, судебным инвесторам здесь есть за что бороться и на что рассчитывать.
В России пионером в развитии института судебного финансирования является сервис Platforma. Его создатели отмечают, что все чаще к поиску внешних источников финансирования судебных процессов прибегают не только граждане, но и представители бизнеса, различные компании. Судебные инвесторы, принимая решение, выделять средства или нет, анализируют перспективы иска и платежеспособность ответчиков. Это вполне понятный подход, так как тот, кто выделяет деньги, должен понимать, какую он может получить отдачу и получит ли ее вообще. Чтобы оценить перспективы иска, в большинстве случаев не надо быть ясновидящим: по типовым спорам практика уже сформировалась, и при грамотной работе юристов результат предсказуем. У истцов в таких делах одна проблема: нужны средства для получения квалифицированной финансовой помощи.
В России уже немало примеров, когда дела, инициированные с помощью механизмов судебного инвестирования, выигрывались в суде. Пожалуй, самый громкий процесс — дело звезды фристайла Марии Комиссаровой. При подготовке к Олимпиаде в Сочи она получила страшную травму и оказалась прикованной к инвалидной коляске. В одной из дорогих частных клиник ей дали надежду на восстановление, процедуры заняли полтора года, стоили 56 млн рублей, но не принесли результата. Мария Комиссарова при поддержке сервиса Platforma и судебных инвесторов подала в суд. В октябре 2019 года Санкт-Петербургский городской суд взыскал с клиники компенсацию морального вреда в размере 2 млн рублей, еще 1 млн рублей клиника должна будет выплатить в качестве штрафа.
В отечественной практике это одна из самых крупных моральных компенсаций в пользу потребителей. Вина медиков в данном случае в том, что они, по сути, лгали пациентке, чтобы привлечь ее в клинику. Врачи были обязаны говорить правду: положительный результат не просто не гарантируется, но крайне маловероятен, если не безнадежен. Медики должны помогать, а не наживаться на людях, давая им пустые надежды.
В целом в суды при поддержке инвесторов подано несколько десятков исков, счет же заявок от истцов идет на сотни. Что мешает шире применять рычаги внешнего финансирования судебных процессов? Есть ряд проблем в судебной практике, которые требуют разрешения. Активное внедрение института судебного финансирования может стать стимулом для положительных изменений.
Одна из проблемных точек — низкие суммы компенсаций морального вреда. Крупные суммы, исчисляющиеся в миллионах рублей, присуждаются достаточно редко и остаются исключениями. По подсчетам экспертов Ассоциации юристов России, основная масса пострадавших людей получает за вред здоровью или потерю близкого от 50 000 до 200 000 рублей. Этого мало.
В целом суды ежегодно рассматривают около 16 000 дел о компенсации вреда жизни и здоровью, удовлетворяя 90% требований на общую сумму свыше 2,5 млрд рублей. Если удастся добиться изменения практики назначения выплат в сторону увеличения, это может стать подспорьем для развития института судебного финансирования. Сегодня целый пласт гражданских споров по делам разных категорий оказывается вне системы судебного инвестирования. Это надо менять. Еще одна проблема: суды нередко занижают без объективных причин суммы компенсаций судебных расходов. В таких условиях инвестор рискует даже при выигранном процессе потерять часть вложенных средств, а прибыль и вовсе остается недостижимой. Решением может стать принятие закона о судебном инвестировании, а также принятие соответствующих поправок в гражданское и процессуальное законодательство. Фиксация в законодательстве такого института, как судебное финансирование, позволит урегулировать вопросы, связанные с взысканием судебных расходов.
В прошлом году был сделан серьезный шаг в развитии института судебного финансирования. С 1 октября вступили в силу поправки в процессуальное законодательство, расширяющие возможности подачи коллективных исков. В частности, такие иски могут подаваться по делам о защите прав потребителей. Теперь участники коллективного иска смогут заключить в нотариальной форме соглашение о распределении судебных расходов. В таком случае суд должен будет учесть соглашение и взыскать расходы с проигравшей стороны в том объеме, в каком это предусмотрено в документе.
Кроме того, 1 марта вступили в силу поправки в закон об адвокатуре, разрешающие адвокатам заключать соглашения на условиях гонорара успеха, то есть получать долю от выигранных сумм. Если процесс был начат с привлечением судебных инвесторов, то, безусловно, адвокат и инвестор могут разделить полученную долю победы. Но сегодня законодателю надо сделать более решительные шаги в сторону правового регулирования механизмов судебного инвестирования, активное внедрение которых принесет пользу и деловому сообществу, и правовой системе.
В России набирает популярность новый финансовый инструмент — инвестирование в судебные разбирательства (litigation finance). Заработать на судебных спорах теперь могут все желающие. Такие вложения могут принести значительный доход, но при этом остаются достаточно рисковыми. Как можно заработать на судебных исках и в чем опасность такого рода инвестиций, разбирались «Деньги».
Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ / купить фото
Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ / купить фото
По западному образцу
Судебное инвестирование — новый инструмент лишь для российского рынка. На Западе такой механизм финансирования расходов на споры развивается еще с 1960-х годов, а в последние годы спрос на эту услугу за рубежом растет на 50% в год. В чем суть litigation finance?
В обычном судебном споре компания, что подает в суд на своего партнера или заемщика, вынуждена нести существенные издержки: расходы на адвокатов, на госпошлины, экспертизу, командировки сотрудников и т. д. «Стоимость судебного представительства в одной инстанции по простому спору начинается от 250 тыс. руб., а в сложных случаях может доходить до десятков миллионов рублей»,— рассказывает управляющий партнер National Legal Finance Group Максим Карпов. Когда дело доходит до суда, у многих компаний может просто не оказаться ресурсов для ведения спора. До последнего времени было два варианта решения проблемы — либо вынимать деньги из оборота, либо брать кредит в банке. С 2017 года есть и третий вариант: привлечь судебных инвесторов.
Судебный инвестор — в этом качестве может выступать любое физическое лицо или компания — берет на себя все обязательства по финансированию судебного разбирательства, находит хороших юристов и передает им дело. Для этого с истцом заключается договор уступки права требования. С этого момента истец (то есть компания без ресурсов) снимает с себя все заботы по суду. Их принимает на себя судебный инвестор. Его юристы отстаивают позицию истца в суде, инвестор оплачивает все расходы и через 12–15 месяцев (таков средний срок рассмотрения коммерческих споров) получает итоговое решение. Если все завершилось удачно и суд постановил заплатить истцу компенсацию, то судебный инвестор берет из этой суммы свою комиссию. «Она составляет от 20% до 40%»,— рассказывает основатель компании Platforma Ирина Цветкова. Оставшиеся деньги достаются истцу.
Как привлечь инвестора
У предпринимателей, которые решили воспользоваться для решения своих проблем чужими деньгами, есть два пути. Можно найти инвестора через интернет, обратившись в компанию, которая, по сути, является посредником между теми, кто хочет заработать на иске, и компаниями, которым нужны деньги на тяжбы. Вот как это работает. «Истец может на сайте оставить заявку на финансирование спора, вкратце описав суть и прикрепив документы, которые подтверждают его позицию»,— рассказывает Ирина Цветкова. Бэк-офис анализирует документы и, если дело отвечает необходимым параметрам, запрашивает дополнительную информацию. После анализа привлекается инвестор и подписываются все необходимые документы. На все процедуры уходит от одного до двух месяцев. «Однако только 2–3% обратившихся за финансированием получают деньги»,— предупреждает госпожа Цветкова. «Критерии очень строгие, ведь нам необходимо получить решение, которое можно будет исполнить, а не вести процесс ради процесса, как это делают юристы, получающие почасовое вознаграждение»,— поясняет эксперт.
По оценкам юристов, шансы на победу должны составлять 60–70%. Во-вторых, необходимо четко понимать сроки рассмотрения иска. У ответчика должны быть активы, за счет которых можно привести судебное решение в исполнение. Наконец, сумма иска должна быть от 10 млн руб., а соотношение суммы инвестиций и суммы иска не должно превышать 1:10. После окончания дела инвестор получает часть от присужденной суммы — от 20% до 40%. «Platforma также берет свою комиссию — до 10%»,— рассказывает Ирина Цветкова.
Новосибирский завод по производству стеклотары «Экран» профинансировал через Platforma несколько судебных процессов как в государственных судах, так и в Международном коммерческом суде. «У предприятия свободных ресурсов на тот момент не было. А расходы на ведение дела в нашем случае были серьезные — необходимо было провести много технических экспертиз, привлечь специалистов»,— приводит пример заместитель председателя правления по правовым вопросам «Экрана» Андрей Курбатов. В итоге через два года заводу удалось отсудить у энергетиков, которые не смогли обеспечить бесперебойную поставку электроэнергии, 45 млн руб. убытков. Часть полученных средств завод отдал судебному инвестору в качестве комиссии. «Мы считаем, что выплата средств инвестору за финансирование судебных разбирательств экономически оправданна, ведь мы не только возместили убытки, но еще и смогли обратить внимание энергетиков на проблему, теперь они по-другому относятся к нашим запросам. Раньше от наших пожеланий просто отмахивались»,— поясняет господин Курбатов.
Второй вариант — обратиться к практикующим юристам, которые собрали в фонд средства для финансирования судебных дел. Среди таких фирм National Legal Finance Group Максима Карпова. Вместе с партнерами он собрал в своем фонде около 1 млрд руб. на финансирование судебных дел в России. Суммарный размер исковых требований по делам, которые профинансировала NLF Group, по его словам, превышает 8 млрд руб.
Схема работы сходная. Сначала команда юристов анализирует дело. В случае если принимается решение о финансировании процесса, с истцом заключается договор. Средняя комиссия здесь в диапазоне от 20% до 40%. «Банкиры стараются финансировать тех, кому деньги не нужны, мы же стараемся брать только дела с хорошими перспективами на победу»,— иронизирует Максим Карпов. Дело может выглядеть сложным и безнадежным для неспециалиста, а для эксперта — иметь хорошие шансы на выигрыш. «Именно такие мы и берем. Сложность и трудоемкость процесса нас не пугают»,— говорит он. Впрочем, и в NLF Group не скрывают, что строгий отбор проходит только 2–3% дел.
Ожидаемая доходность от инвестиций в судебные процессы
Среди таких удачных кейсов — дело «Смарт Девелопмент» против владельца частного газопровода. «Компания построила коттеджный поселок на несколько сотен домов в Подмосковье, владелец газораспределительной сети запросил за подключение к газу более 140 млн руб.,— рассказывает Максим Карпов, чья компания вела это дело,— хотя по антимонопольному законодательству должен был предоставить право на подключение бесплатно». У компании выбор — нанять юристов или действовать своими силами. «От знакомых мы узнали о возможности привлечь судебного инвестора. И выбрали этот вариант»,— рассказывает генеральный директор «Смарт Девелопмент» Сергей Скворцов. Риски, по его словам, были велики — в случае проигрыша компания понесла бы не только репутационные издержки, но и большие финансовые убытки. Суды шли два с половиной года и завершились победой застройщика. «Я не уверен, что с другими юристами, которые не мотивированы на результат и не несут финансовой ответственности, мы одержали бы победу,— говорит Сергей Скворцов.— Ведь нанятым специалистам, по сути, все равно — они получают деньги за сам процесс». Экономический эффект для компании превысил 100 млн руб., гордится Максим Карпов.
Как заработать инвестору
На Западе компании, занимающиеся инвестированием, являются публичными и торгуются на рынке. Среди таких Burford Capital, которая обеспечивает своим инвесторам заработок около 30% годовых в долларах на протяжении уже десяти лет. У нас пока таких биржевых инструментов нет. Но инвесторы могут участвовать в финансировании процессов. К примеру, Platforma, по словам представителей компании, обещает прибыль в рублях от 33% до 500–600%.
Сейчас российские юристы собираются осваивать новый вид споров — это суды в западных юрисдикциях по делам, где ответчиком выступает компания или гражданин из России или стран СНГ. «Часто в коммерческих договорах, особенно в тех, что регулируют отношения между компаниями в странах бывшего СССР, в качестве места разрешения спора указывается Высокий суд Лондона и Лондонский арбитраж (LCIA)»,— рассказывает партнер юридической фирмы «Борениус» Андрей Гусев. Английское право применяется повсеместно, отмечает эксперт. Стоимость разбирательства в Лондоне в среднем составляет около £2 млн (примерно $2,5 млн). «Компании из России и СНГ часто сталкиваются с ситуацией, когда компания, задолжав своим партнерам существенную сумму, банкротится, а ее бенефициар вдруг обнаруживается в Лондоне и ведет вполне обеспеченную жизнь,— рассказывает исполнительный директор CSI Group Александр Хаки.— Совместно с компанией Trendlaw мы исследовали судебную практику и установили, что сейчас кредиторам удается вернуть лишь шесть копеек с рубля. Связано это и со сложностями признания активов за рубежом, и со сложностью взыскания, и с высокой стоимостью судебных процессов».
По словам господина Гусева, судебные инвесторы на Западе при запросе из России или стран СНГ склонны скорее отказать в финансировании, чем одобрить его. «Они считают, что это "сложные страны", из них приходят самые запутанные кейсы, связанные с несколькими юрисдикциями одновременно»,— отмечает эксперт. Максим Карпов со своими партнерами Александром Хаки и Андреем Гусевым создают фонд, ориентированный именно на поиск и взыскание активов за рубежом. «Доходность по инвестициям в таком фонде, мы полагаем, будет не ниже той, что показывают иностранные фонды судебных инвестиций, то есть от 30% годовых в долларах»,— говорит господин Карпов.
В этом же направлении идет и Platforma. «Компания заключает партнерства с несколькими западными фондами, чтобы западные инвесторы участвовали в финансировании споров с участием российских сторон в иностранных юрисдикциях,— рассказывает Ирина Цветкова.— Еще мы думаем над созданием публичного фонда, который сможет торговаться на бирже».
Риски велики
При всех плюсах подобных инвестиций они все же считаются довольно рисковыми, признают все юристы. Возврат вложений не гарантирован, и в случае проигрыша дела остается только смириться с потерями. Часто ли проигрывают такие дела? Из публичной отчетности Burford Capital следует, что в 2014 году из 18 дел компания проиграла 4, в 2015-м из 11 — 2, в 2016-м — только одно из 10, а в 2017 году все дела были выиграны. Иначе говоря, доходность инвестиций от таких вложений на промежутке в год сложно прогнозировать — они могут превысить трехзначную цифру, а могут и показать убыток. Около 10% таких дел проигрываются.
Российский рынок входит в фазу бурного роста, уверены юристы. «Рынок арбитражных дел в РФ с суммой взыскания более 10 млн руб. составляет около 100 млрд руб. в год»,— отмечает Ирина Цветкова. «Учитывая опыт западных стран, где в среднем рынок ежегодно растет более чем на 50% на протяжении последнего десятилетия, уверен, что в ближайшие годы российский рынок ждет отличное будущее и отечественные судебные инвесторы через четыре-пять лет выйдут на уровень ежегодных инвестиций в 5–10 млрд руб.»,— считает Максим Карпов.
Практика финансирования судебных процессов (litigation finance) стала неотъемлемой частью современной системы правосудия на Западе. Доступ к внешнему финансированию уравнивает позиции обеих сторон арбитража, вне зависимости от их материальных возможностей.
На сторону истца привлекается инвестор, покрывающий расходы на ведение дела в обмен на процент от компенсации, которую отсудит истец. Так истцы, у которых недостаточно средств на судебное разбирательство, могут противостоять финансово сильной стороне в долгих судебных процессах, а инвесторы имеют возможность получить прибыль от 10 до 30% от вложенных средств.
В США количество американских юристов, чьи практики привлекли внешнее финансирование за период с 2013 по 2016 год, выросло в 4 раза (28% судебных исков против 7%). В России только появляются первые дела c привлечением инвестирования в судебные процессы. На начальном этапе судебные инвестиции интересны истцам по крупным коммерческим спорам, а также малому и среднему бизнесу и потребителям, которые рискнут судиться с крупными корпорациями.
Все началось с США
В США инвестирование в судебные процессы (litigation finance) к 2017 году стало отраслью, оцениваемой в $3 млрд, где доминируют специализированные банки и хедж-фонды.
Увеличение инвестирования в США связано с высокой стоимостью ведения судебного процесса. Минимальная сумма, необходимая для подачи иска, в среднем составляет $10 000. Люди или компании часто отказываются от исков только по той причине, что не могут оплатить услуги адвоката.
Диапазон финансируемых дел широк, но инвесторы предпочитают вкладывать в коллективные иски, коммерческие споры и дела против корпораций. Например, основанная адвокатами компания Counsel Financial, специализирующаяся на финансовой поддержке истцов, получила прибыль в $11 млн, инвестируя в иск спасателей к властям Нью-Йорка. Компания вложила $35 млн в судебный процесс против властей города Нью-Йорк в защиту прав спасателей, пожарных и волонтёров, которые приобрели различные болезни из-за токсичности обломков здания Всемирного торгового центра при работе после теракта 11 сентября 2001 года без необходимых средств индивидуальной защиты.
Адвокаты истцов доказали прямую связь между приобретенными заболеваниями и вредными парами и пылью здания во время спасательных работ. В результате около 10 тысяч работников получили компенсацию $712,5 млн за причинение вреда здоровью. Рассмотрение дела заняло два года, а индивидуальные выплаты колебались от нескольких тысяч до одного миллиона долларов при наиболее тяжком вреде здоровью.
В другом деле при финансовой поддержке фирмы Bentham был выигран один из самых громких процессов в США о клевете, в котором небольшая строительная компания CPM Construction в лице владельца Джозефа Рэдклиффа (Joseph Radcliff) отсудила $14,5 млн у крупной страховой американской компании.
Страховщик State Farm после сильной грозы, прошедшей в штате в 2006 году, отклонил сотни обращений от пострадавших. При этом фирма Джозефа Рэдклиффа помогла жильцам восстановить крыши, осуществляя кровельные работы. После этого State Farm предъявила обвинения к CPM Construction, утверждая, что фирма намеренно разрушала крыши, чтобы домовладельцы выставили больший счёт страховой компании и получили завышенную компенсацию.
Джозеф Рэдклифф выиграл дело, доказав, что обвинения были необоснованные, но его фирма понесла репутационный ущерб и обанкротилась, а страховая компания продолжила отстаивать свои обвинения в высших инстанциях. В итоге благодаря финансированию фирмы Bentham для продолжения ведения судебного дела, Джозеф Рэдклифф выиграл $14,5 млн в качестве компенсации за нанесенный репутационный ущерб.
Одно из самых ярких дел с привлечением внешнего финансирования – иск маленькой британской компании компании Miller к американской корпорации Caterpillar.
В 2009 году Miller обвинила американского производителя спецтехники в краже промышленных секретов. Вместо того, чтобы платить юристам из собственного кармана, директор Miller привлек финансирование фирмы Arena Consulting. Компании условились, что если Miller проиграет, Arena потеряет деньги. Если же выиграет, получит долю от выигрыша.
В юридическом мире это дело окрестили иском «Давид против Голиафа», настолько не равны были изначально силы компаний. В итоге Miller отсудил у Caterpillar более $74 млн. Гонорар Arena Consulting не разглашается, но считается, что он составил не меньше 20-30% от суммы иска.
Учитывая большое количество подобных дел, где финансовое положение сторон неравно, помимо банков и специализированных фондов, в США запускаются стартапы с фокусом на litigation finance.
К примеру, в 2016 году в США была основана компания Legalist. Цель стартапа — поддержка судебных дел, при которых небольшие компании не могут себе позволить судебные тяжбы с корпорациями и без финансирования были бы вынуждены согласиться на меньшие выплаты, чем могли бы быть им присуждены, или совсем отказаться от таковых. Компания создала базу из 15 млн судебных дел, собранных из разных штатов, и разработала алгоритм оценки успешности возможного инвестирования в дело: кейсы при помощи разработанной технологии анализируются с учётом результатов дел собранной базы, после чего рассчитываются риски и возможный успех предполагаемого финансирования.
В судебной практике США особое место занимают разбирательства по причине врачебных ошибок. К примеру, громкое дело было разрешено в 2015 году, в котором 23-летней студентке из Калифорнии было присуждено $28 млн на будущее лечение, так как суд признал, что девушка лишилась ноги из-за врачебной ошибки в одном из медицинских центров Kaiser Permanente.
Исследования показывают, что в США ежегодно сотни тысяч человек страдают от халатности докторов или неверно поставленных диагнозов, а на национальном уровне врачебные ошибки являются третьей по масштабности причиной смертей. При этом средний срок разбирательства и получения компенсации — 5 лет. Долгие судебные тяжбы могут привести к тяжелому финансовому положению истцов, и решением проблемы часто выступает стороннее инвестирование.
В США есть несколько краудфандинговых площадок (FundedJustice, Lex Shares или FundRazr ), где любой желающий может объявить сбор средств на ведение дела или найти единичного инвестора. Всего на рынке альтернативных инвестиций в судебные процессы в США работает более 100 хедж-фондов и более 1000 частных инвесторов.
Кто в России привлекает инвестиции в судебные процессы
В России только зарождается практика litigation finance. Согласно данным статистики Судебного департамента при Верховном суде РФ, количество поданных исков в России ежегодно растет на 10-20%. Недостаток средств у истцов является серьезной проблемой на пути к правосудию, и внешнее финансирование может стать решением этого вопроса.
Сейчас в России судебные инвестиции перспективны в крупных коммерческих спорах, требующих больших судебных затрат. Инвесторы готовы вкладываться в дела, если можно с большой долей вероятности рассчитать исход дела и вложения будут оправданы суммой судебных возмещений. Например, на сервис Platforma, специализирующийся на судебном финансировании в России, только за начало 2017 года поступило несколько десятков дел на сумму свыше 200 млн рублей. Если инвестор вложил 500 000 рублей в дело о взыскании убытков с крупной компании на сумму более 50 млн рублей. В случае выигрыша он получит не менее 10% от суммы компенсации, а доходность инвестиции может составить сотни процентов.
В другом случае иск теплоснабжающей компании к муниципальному образованию, которое задолжало ей 160 млн рублей, взялся вести адвокат за «гонорар успеха». Эта модель мотивирует адвоката работать на результат, так как оплату он может получить только в случае выигрыша. При благоприятном исходе дела его гонорар составит 1% от суммы взысканной судом. В случае проигрыша – ничего.
Один из трендов — запросы на финансирование крупных коммерческих споров с участием иностранных юрисдикций и арбитражей. Например, если дело рассматривается одновременно в разных юрисдикциях или необходимы дорогостоящие экспертизы и иностранные адвокаты.
Также поступают запросы на финансирование коллективных исков. Подобная модель экономит не только время, но и деньги истцов. К примеру, если есть необходимости проведения экспертизы, то она будет проведена для всей группы пострадавших, а не для каждого в отдельности. Популярны иски против управляющих компаний ЖКХ. Одно из таких находится сейчас на рассмотрении — жильцы ЖК «Аэробус» несколько лет получали счета по тарифам, которые были признаны районным судом недействительным, так как были утверждены собранием в отсутствие кворума.
Что касается индивидуальных дел, то в России, как и на Западе, распространены разбирательства по врачебным ошибкам. Сейчас в производстве находится дело 30-летней москвички, у которой после приема лекарственных препаратов, прописанных врачом частной клиники, начались серьезные проблемы со здоровьем. Пациентка написала претензию директору клиники и обратилась в прокуратуру. Но компенсации от клиники не получила. Более того, директор этого медицинского учреждения закрыл старую клинику и открыл новую, через дорогу. Девушка нашла адвоката, который работает за «гонорар успеха» и планирует отсудить 3 млн рублей на покрытие медицинских расходов и компенсацию морального вреда. В этом случае юрист, инвестируя свое время в судебный процесс, выступает одновременно и инвестором, и адвокатом по делу.
Через сервис также можно найти юриста, который будет работать по модели pro bono (от лат. pro bono publico – ради общественного блага) – на безвозмездной основе. Обычно адвокаты берутся за такие дела, если они имеют социальную и общественную значимость. Получателями такой юридической помощи чаще всего становятся некоммерческие организации или малообеспеченные слои населения. К примеру, Федеральная палата адвокатов России в 2015 году провела день правовой помощи детям. К участию в акции присоединились более 50 адвокатских палат из 50 регионов России. В результате к ним обратились 10 032 человека, которым были даны юридические консультации по вопросам защиты прав детей, опеки, попечительства и детско-родительских отношений.
Перспективы рынка и подводные камни
По данным исследования Litigation Finance Survey (2016), проведенного компанией Bruford Capital, все больше фирм вынуждены привлекать внешнее финансирование для обеспечения работы. Так, если в 2013 году всего 7% требовали дополнительного финансирования, то в 2016 году их количество увеличилось до 28%. За последние семь лет рынок внешнего финансирование судебных процессов вырос на 743%.
Впрочем, реальная картина может быть еще масштабнее, так как не все инвестиционные фонды публикуют свою финансовую отчетность. Но несмотря на развитость рынка, многие компании ещё не знают о всех возможностях судебного финансирования. Опрос Burford Capital организаций, которые имели судебные тяжбы за последние три года, показал, что 67% из них не знали, что могли привлечь инвестиции для ведения дела, 26% знали, но не были уверены, что их дело подходит для финансирования, 5% пытались получить материальную поддержку, но их случаи не были одобрены, и только 2% из опрошенных компаний успешно привлекли инвестиции для ведения судебного дела. Таким образом, казалось бы уже развитый рынок litigation finance в США имеет потенциал для дальнейшего роста. А зарождающаяся практика в России даёт большие надежды как для инвесторов, так и для сторон дела, для которых судебное финансирование — возможность защиты своих прав и интересов.
Приговор по делу о мошенничестве и взятке оказался более чем мягким
Симоновский суд Москвы приговорил к условному наказанию бывшего судью Арбитражного суда Москвы Игоря Корогодова и соучредителя адвокатского бюро «Лекс Инвест» Александра Мосина, который в свое время стал известен благодаря тому, что защищал экс-сенатора от Башкирии Игоря Изместьева. Подсудимые обвинялись в попытке хищения путем мошенничества $70 тыс. у гендиректора ОАО «Судкомгрупп» контр-адмирала в отставке Игоря Донского и посредничестве во взятке: якобы фигуранты обещали потерпевшему обеспечить нужное ему арбитражное решение.
Судья Симоновского райсуда Москвы Валентина Луценко, рассматривавшая уголовное дело бывшего судьи столичного Арбитражного суда Игоря Корогодова и адвоката Александра Мосина, признала бывшего судью виновным в покушении на особо крупное мошенничество, а адвоката — посредником во взятке и приговорила их к трем и двум годам лишения свободы условно. В прениях сторон гособвинитель настаивал на реальных сроках — три года для бывшего судьи и два года для адвоката.
Следует отметить, что это уже третий приговор Симоновского райсуда, который был вынесен господам Корогодову и Мосину.
Первая попытка вынести решение по этому делу была предпринята в декабре 2018 года. Тогда Корогодову и Мосину было назначено наказание в виде лишения свободы сроком на пять с половиной и три года колонии общего режима соответственно. Но при обжаловании приговора Мосгорсуд в июне 2019 года отменил приговор из-за того, что господину Мосину было предъявлено обвинение по ч. 4 ст. 291.1 УК РФ (посредничество во взятке), а рассматривалось оно по ч. 4 ст. 290 УК РФ (получение взятки), что «не соответствовало характеру предъявленного ему обвинения».
В феврале 2020 года Симоновский суд Москвы во второй раз рассмотрел дело, на этот раз оба фигуранта обвинялись в покушении на особо крупное мошенничество (ч. 3 ст. 30 и ч. 4 ст. 159 УК РФ), так как суд переквалифицировал адвокату Мосину обвинение. Судья Наталья Репникова приговорила Корогодова и Мосина к трем с половиной и двум годам колонии общего режима соответственно. Защита подсудимых, однако, обжаловала и этот приговор, и Мосгорсуд вновь вернул дело на новое рассмотрение. Наконец, в третьей редакции обвинения появился новый квалифицирующий признак — «преступление совершено группой лиц по предварительному сговору». Однако такая формулировка требовала от следствия очередного обращения в Высшую квалификационную коллегию судей за разрешением возбудить уголовное дело против судьи.
Напомним, изначально уголовное дело о покушении на мошенничество в особо крупном размере (ч. 3 ст. 30 ч. 4 ст. 159 УК РФ) и посредничестве во взяточничестве в особо крупном размере (ч. 4 ст. 291.1 УК РФ) в отношении судьи Корогодова и адвоката Мосина было лично возбуждено председателем Следственного комитета России Александром Бастрыкиным в конце апреля 2016 года.
Как выяснилось в ходе расследования, в январе 2016 года в Арбитражный суд Москвы обратилась конкурсная управляющая финансовой компании ОАО «Судкомгрупп» Александра Бехтина с иском о привлечении ее бывшего руководителя контр-адмирала в отставке Игоря Донского к субсидиарной ответственности на сумму почти в 230 млн руб. Дело рассматривал судья Вадим Сторублев. По совету знакомых контр-адмирал обратился за консультацией к судье Корогодову, знакомому со Сторублевым со времен совместной учебы на юрфаке Военного Краснознаменного института МО СССР.
Однако, как следует из материалов уголовного дела, судья Корогодов посоветовал господину Донскому поговорить на эту тему с адвокатом Александром Мосиным, который, по его данным, также хорошо знал судью Сторублева и якобы мог поспособствовать вынесению удобного для главы «Судкомгрупп» решения.
Заключив с господином Мосиным соглашение на оказание юридических услуг на $5 тыс., господин Донской рассказал ему, какое именно решение он хочет получить от суда. Тогда-то адвокат Мосин и предложил моряку-предпринимателю заплатить за решение вопроса $70 тыс., которые якобы необходимо передать судье Сторублеву. Однако после того, как защитник назвал такую сумму, контр-адмирал по какой-то причине решил обратиться в ФСБ. Господин Мосин был задержан чекистами с поличным непосредственно в офисе адвоката. А уже 22 апреля 2016 года он под контролем оперативников встретился с судьей Корогодовым на парковке возле Донского монастыря. Там адвокат передал судье $70 тыс., значительная часть которых представляла собой муляж денежных банкнот. На следствии, по версии которого судья сначала хотел обмануть Мосина и присвоить деньги себе, а затем они якобы действовали «в составе организованной группы», свою вину они признали лишь частично.
Автор статьи
Читайте также: